Антипов Евгений Валерьевич : другие произведения.

Географ-3, или Царев курган

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Третья часть поэмы-трилогии "Приключения географа"
  18 июня 1391 года на реке Кондурче войска самаркандского эмира Тимура (Тамерлана) разгромили Золотую Орду хана Тохтамыша. По легенде, в память о великой победе был воздвигнут Царев курган в месте впадения реки Сок в Волгу. Праздник продолжался 26 дней, в продолжение которых вершина кургана была покрыта золотой парчой, где в центре располагался шатер самого Тамерлана.
  
  Вступление
  
  Костер этой ночью почти догорал,
  Мерцали огни-угольки;
  Их цвет походил на заморский коралл...
  Не помня, часов со скольки
  Сидели студенты вблизи у костра,
  Географ читал им урок
  О том, почему же крапива остра
  И сколько зимует сурок.
  
  Описывал им приключенья свои:
  Как он Жигули изучал,
  Туристов чрез лес по маршруту водил
  Из дебрей густых на причал
  И снова от волжского берега в лес
  В течение нескольких лет;
  Рассказывал также, в пещеры как лез
  И там натыкался на след
  Исчезнувших в прошлые эры зверей
  И где обнаруживал слой
  Останков животных глубоких морей
  Эпохи суровой и злой,
  Когда наши горы морским были дном,
  В котором кишел аммонит,
  И вместе охотился с ним заодно
  Сородич его белемнит.
  
  И лекцию вел Древолазкин всю ночь,
  Никто до рассвета не спал,
  Усталость пытаясь свою превозмочь;
  Его же не гаснул запал.
  
  А искры пускались в большой хоровод,
  Когда добавляли сушняк;
  Ловила их гладь приповерхностных вод,
  На миг озарялся ивняк.
  
  Студентам тогда становилось теплей,
  Блестели глаза на свету,
  Цветочную сладость лугов и полей
  Ловили они на лету.
  
  Над ними зияла громада небес,
  Безбрежная черная высь:
  Не видно начала, не виден конец,
  Вселенной бескрайней дивись!
  
  И молча студенты внимали ему,
  За каждою фразой следя,
  И что б ни сказал - доверяли всему,
  Как племя советам вождя.
  
  Тогда возникала в них масса идей,
  Что видел Иван по глазам,
  Не мог одолеть их ночами морфей,
  Совсем не пугала гроза.
  
  А утром меж них не смолкаем был спор -
  Рассказ обсуждали не раз,
  Но не был ответ на вопросы их скор.
  "Прошу, не давите на газ,
  Но сами обдумайте вы в тишине,
  Возможно, найдется ответ,
  И станете рады тогда вы вполне", -
  Давал Древолазкин совет.
  
  Однажды студент в лекционную ночь
  Запомнил короткий рассказ.
  Я с рифмой ему обещался помочь,
  В стихах передав без прикрас
  Все то, что географ поведал тогда,
  Лишь фактов добавив чуть-чуть;
  И вам не составит, уверен, труда
  С Иваном отправиться в путь.
  
  Глава 1. "Птичка"
  
  Был солнечный тихий весенний денек,
  Отправился я на прогулку.
  Маршрут, как всегда, намечался далек,
  И взял на закуску я булку.
  
  На улицу зяблик нас песней зовет,
  Зима ведь ушла безвозвратно.
  С утра и весь день он усердно поет,
  И трели его многократны.
  
  Он празднует скорого лета приход,
  От сна пробужденье природы.
  Закружит нас новая жизнь в хоровод,
  Забудем былые невзгоды.
  
  По-прежнему много холодных ночей,
  И снег по лесам не растаял,
  Однако становится все же теплей
  В начале прекрасного мая.
  
  Мы знаем: распустится снова листва,
  Луга запестреют цветами,
  И так неизменен закон естества:
  Всегда убеждаемся сами.
  
  Субботник ударный вот-вот отгремел,
  И рук не хватало для хлама,
  Зимой накопившийся весь "беспредел"
  Теперь погружен в самосвалы.
  
  За месяц очищен пейзаж городской,
  Отмыта от грязи Самара,
  Теперь не глядишь ты на свалки с тоской,
  А с улиц убрали всю тару.
  
  Исчезли места, где из грязи текло
  Зловонье со скоростью бурной,
  Под пластик, бумагу и даже стекло
  Стоят симпатичные урны.
  
  От свежей покраски сверкают дома,
  Везде зеленеют газоны,
  И будто готовит природа сама
  Людей к отпускному сезону.
  
  На миг улетели от нас холода,
  Не стало трескучих морозов,
  Грядет, наконец-то, весна-молода,
  А с нею и майские грозы.
  
  И радостней лица теперь у людей,
  Ведь праздников множество в мае;
  С природой душою ты вновь молодей,
  Ее настроенью внимая.
  
  Быть может, слегка приукрасил здесь я,
  Всему же виной настроенье,
  Которое было тогда у меня,
  И жажда высоких стремлений...
  
  Я вышел на улицу, шел я и шел,
  Природою званный на волю,
  Забросив на время ученый свой стол,
  Сидячую трудную долю.
  
  Иду и вдыхаю листвы аромат,
  На зелень взглянуть мне приятно.
  Природа - бесценный и вечный наш клад,
  Нам всем, очевидно, понятно.
  
  Та свежая зелень мой радует взор -
  Для глаз утомленных отрада:
  Деревья оделись в весенний убор,
  И мы обновлению рады.
  
  Маршрут пролегал чрез озера; они
  Воронежскими прозывались.
  Нередко на травке в горячие дни
  Здесь люди лежат на привале.
  
  Лишь солнышко сгонит в апреле снега,
  Растают метровые льдины,
  И уток на них ожидает нега
  С обилием сладостной тины.
  
  Внезапно ко мне вдруг идея пришла -
  Добраться до "Птичьего рынка",
  Поскольку моя затупилась пила,
  Нуждаясь в скорейшей починке.
  
  И вот, по проспекту родному иду,
  Желая добраться до "Птички",
  Но только забыл, на свою же беду,
  Что денег не взял, по привычке!
  
  Без всяких проблем я до рынка дошел,
  Диковин здесь было не мало:
  "Самару торговую" здесь я нашел,
  На каждом шагу - зазывалы.
  
  Самара всегда, как мы знаем, была
  Торговых путей перекресток.
  Купчишки в Самаре вершили дела,
  Доехать же было непросто:
  Разбойники ждали в окрестных лесах,
  А наши заморские гости,
  Алмазы укрывши в своих волосах,
  Мечтая о денежном росте,
  По матушке-Волге держали свой путь,
  Боясь нападенья злодея
  Желая, до града скорей дотянуть,
  От страха в ночи холодея.
  
  Купцов поджидал в Жигулях наверху
  Барбоша - лихой проходимец,
  Который тогда был у всех на слуху,
  Грабителей общий любимец.
  
  Не только купцов, но и местный народ
  Разбойники те донимали,
  И чтобы ногайцев спасти от невзгод,
  Самарский острог основали.
  
  Он их защищал от лихих казаков,
  Гулящих людишек, холопов
  И тех, кто страшился тюремных оков,
  В Сибирь убегая галопом.
  
  Для всех, кто стремился на русский Восток,
  Влекомый богатством таежным,
  Самара была на распутьи дорог
  Удобным форпостом надежным.
  
  На юг от Самары был путь на Иран,
  На север - до славной Казани.
  Самара встречала от них караван,
  И город копил состоянье.
  
  Четыреста лет пролетело с тех пор,
  Самара же ныне, как прежде:
  На рынках мы слышим отчаянный спор,
  И снова торговцы в надежде
  Стремятся продать подороже товар,
  Купивши его за бесценок,
  А мы же мечтаем, как минимум, в дар
  Его получить без наценок.
  
  На каждом углу супермаркет открыт,
  Мерцая докучной рекламой,
  Масштабом огромным пугает их вид,
  И нас оглушает от гама...
  
  Итак, я по Птичьему рынку иду,
  Чего здесь я только не вижу:
  И все, что для жизни потребно коту,
  И старые детские лыжи.
  Блестит самовар и звучит патефон,
  Старинные марки, монеты,
  От копоти весь почерневший плафон,
  Магнитные ретро-кассеты,
  Утюг и торшер, подле них - унитаз,
  И дедушка Ленин с ним рядом
  С лукавой улыбкой прищурил свой глаз
  И хитро оценивал взглядом...
  
  Из этих товаров собрался б музей
  Счастливой советской эпохи,
  На "Птичке" встречают старинных друзей,
  И здесь на баяне за крохи
  Играет нам вальсы старик-инвалид
  С большими седыми усами,
  А сердце от грусти всегда заболит,
  И рублик мы деду бросаем.
  
  Густая толпа окружала меня,
  Галдела она и гудела,
  И вот, не прошло тут и четверти дня,
  Как вовсе забыл я про дело.
  
  Мои разбегались повсюду глаза,
  Рекламы для этого - море;
  Звучали торговцев везде голоса,
  Сливаясь в неистовом споре.
  
  Хотя мне не надо, но я подойду:
  Такая рекламы всей сущность,
  И любит она предлагать ерунду,
  В ней главное место - не скучность
  И образность действий, и громкий призыв,
  Красиво срифмованный слоган,
  Который бывает, как правило, лжив
  И часто шутливый немного.
  
  И вот я поддался рекламе одной,
  Внезапно попав в приключенье,
  Откуда я еле вернулся домой
  И чудом считал возвращенье.
  
  Бесценный товар я купил за гроши,
  И так мне казалось все странным,
  Что сам бы сказал: "Кузьмича не смеши,
  Реклама ведь служит обманом".
  
  Но в том то и дело, что не было лжи
  В словах продавца молодого...
  Побольше дровишек в костер положи,
  Начну по порядку я слово.
  
  Глава 2. Уникальный прибор
  
  Вдали я услышал отчаянный крик,
  Родившийся, видимо, в споре:
  Ругался с парнишкой какой-то старик,
  И все говорил он о "вздоре",
  Что сказкой прельщает людей продавец,
  Такого и быть-то не может,
  Что разума, видно, лишился, в конец,
  Леченье ему лишь поможет.
  
  Увидел я: в кучку собрался народ,
  Ругают кого-то жестоко:
  "Ты - плут, паренек, а скорей, - идиот,
  Напился дурманного сока!"
  
  А тот, не страшась, отражает напор,
  Но некуда далее скрыться,
  Ведь был за спиною высокий забор
  И "Птичьего рынка" граница.
  
  На вид восемнадцать ему было лет,
  Возможно, что был и постарше,
  В дырявый спортивный костюм был одет,
  Который был сажей раскрашен.
  
  Пестрели слова на груди - "Abibas",
  И дырки повсюду зияли;
  Костюм стариной поразил бы и вас.
  Глаза же у парня сияли.
  
  Идеей какой-то он был поглощен
  (Во взоре его мы читали),
  И делом, наверно, своим увлечен.
  Уверен, что все так считали.
  
  И голос его, как неистовый гром,
  Звучал поразительным басом,
  И всех убеждал он пронзительно в том
  По времени около часа,
  Что хочет продать уникальный товар:
  "На вид он - бинокль обычный!
  Совсем не желаю отдать его в дар,
  Ведь мной сконструирован лично.
  Я вас убеждаю - в бинокле секрет,
  В нем скрыта мечта вековая,
  О чем размышляют три тысячи лет,
  В фантазиях вечно витая.
  Но мне не поверили как я и ждал,
  Шутили друзья надо мною.
  Насмешливый отзыв мне каждый лишь дал,
  Мечту обозвав "ерундою".
  Я создал единственный в мире бинокль,
  В который мы прошлое узрим,
  Я разве в мечтаниях тех одинок ль?
  Один ли мечтаю о шлюзе,
  О быстром туннеле, где можно пройти
  Свободно чрез время-пространство?
  Уже нахожусь я на верном пути,
  С завидным для всех постоянством
  Тружусь я над этим одиннадцать лет,
  Закончил быстрее бы точно,
  Но денег на это практически нет,
  Тружусь я хотя сверхурочно.
  Я - бедный студент, и учебу свою
  Нельзя мне забросить так скоро.
  Оставив учебную нашу скамью,
  Уйти не могу я с позором".
  
  Ему отвечали: "Ты - врун и чудак,
  Купить предлагаешь пустушку.
  Компьютерный мир мы увидим и так,
  Лишь стоит включить нам "игрушку".
  Ты хочешь, наверное, нас провести
  И мир показать виртуальный".
  
  "Лишь нужно на резкость его навести,
  И прошлое станет реальным,
  Но видеть мы можем порой не всегда
  И только с единственной точки:
  Колесико крутится - мчатся года,
  Бинокль работает точно!
  К несчастью, закончились деньги мои,
  Учебу продолжить мне надо.
  За семьдесят тысяч бинокль купи
  И будь обладателем клада!"
  
  Поднялся в народе отчаянный гвалт,
  Угрозы послышались, вопли:
  "Ну, парень, безумный и наглый ты хват!
  Не знаешь ты цен на бинокли.
  Заоблачен ценник, совсем беспредел,
  И двадцать не стоит он даже!" -
  И ряд покупателей вмиг поредел,
  Наивных ведь не было граждан.
  
  Стоял я и думал: "А вдруг повезет,
  И прошлое в нем разгляжу я?
  А если все - правда, то деньги не в счет.
  В то время, опасность не чуя,
  Хотел совершить я рискованный шаг,
  За мною вы не повторяйте;
  Хотя и стремится к удаче душа,
  Но редко случайное счастье..."
  
  Далее следует подробное описание точки Сокольих гор, откуда Ивану Кузьмичу предстояло "заглянуть" в прошлое. Географ пожелал не публиковать данные сведения во избежание массового наплыва туристов на эту территорию.
  
  "...В ночи инфракрасный поможет вам свет
  Смотреть на окрестные дали.., -
  И парень мне дал напоследок совет, -
  Следите, чтоб вы не попали
  В то время, за чем наблюдаете вы,
  "Туннель" ведь открыт до рассвета,
  Но только покажется край синевы -
  Бросайте занятие это,
  Иначе закроется выход в "портал",
  Пробудете в прошлом вы вечность, -
  И парень немного встревоженным стал, -
  Ведь время весьма скоротечно,
  А ждать возвращенья придется вам срок,
  И будете в прошлом вы долго:
  Пока не проснется от спячки сурок
  И станет обедом для волка.
  Вторично откроется в прошлое вход,
  День ночи когда будет равен,
  И в прошлом застрянете точно на год,
  А что приключится там с вами,
  Уже не узнает на время никто...
  Бинокль пока в разработке,
  Его продаю, но недавно зато
  Я путь разработал короткий
  И новую создал прибора модель,
  Намного сложнейшую схему.
  На будущий год, зазвучит лишь капель,
  Его покажу перед всеми".
  
  Глава 3. Дружинники
  
  И я через месяц отправился в путь.
  Погода была идеальной,
  Мне радостно было на небо взглянуть,
  Сияли без облачка дали.
  
  Взбирался на гору стремительно я,
  За камни держась и уступы,
  За острые меловые края,
  Шершавые белые "зубы".
  
  В пути опасался сорваться я вниз,
  В глубокую мрачную бездну.
  Тропинка казалась мне, будто карниз;
  Ее опасался я, честно.
  
  Вот так, приблизительно, как описал,
  Я двигался подле обрыва,
  А справа стеною вздымались леса
  Из вишен и брошенной сливы -
  Безмолвных свидетелей бывших здесь дач,
  Деливших с малиной те горы.
  Теперь обитают здесь галка и грач,
  Да псы собираются сворой.
  
  Чистейший скрывался в горе известняк -
  Запасы огромные мела
  Запрятаны были в ее полостях.
  Служила гора нам примером,
  Как быстро растратили люди дары
  Богатой природы самарской,
  Срезая отвесные склоны горы
  И вид создавая "не царский".
  
  Вершину пока покрывают леса,
  Давно не ведется добыча,
  Экологов часто слышны голоса,
  И стал их призыв нам привычен.
  
  Не знает никто, простоят ли века
  Могучих деревьев колоссы?
  На то вероятность пока велика,
  Хотя их судьба под вопросом...
  
  Но вот и последние метры пути
  Я все ж одолел без преграды,
  Мне место теперь предстояло найти
  И ждать за старанья награды.
  
  А в полночь принялся вовсю я глядеть,
  Желая проверить фортуну:
  Рекламе возможно ли верить мне впредь,
  Иль парень игрушку подсунул?
  
  Но видел я только густые леса,
  Впиваясь в окрестности взором,
  Виднелась лишь Волги внизу полоса...
  Неужто пустым разговором
  Слова оказались того молодца
  И наглым рекламным обманом?
  Неужто купился на трюк подлеца?
  Недаром казался он странным!
  
  Но лес Жигулей изучал я давно,
  Все было до боли знакомо,
  Но в прошлое было закрыто окно,
  Не видел чудес я искомых.
  
  Облазил с биноклем углы и места
  Известной самарцам вершины.
  "Во времени странствовать - просто мечта,
  Смешно даже верить в "машину",
  Которая нас наяву отнесет
  В какие угодно эпохи.
  Во времени чтоб совершить нам полет -
  Лишь сказки фантастов немногих.
  Не в силах мы время назад повернуть!
  Что было - прошло невозвратно,
  Не можем понять даже времени суть,
  Хоть бились над тем многократно
  Философы с самых дремучих времен,
  Кого покрывали седины,
  Чей разум к познанию был устремлен...
  Но ясной не дали картины", -
  Я так размышлял, Жигули предо мной
  Вздымались могучей громадой.
  Откуда-то ветер поднялся ночной,
  С реки потянуло прохладой.
  
  Задумав уже возвращаться назад,
  Я вдруг над горою Крестовой
  Увидел, что в небе идет звездопад;
  Вгляделся в бинокль я снова.
  
  Навел на пролет "Жигулевских ворот",
  Где Волга сливается с Соком,
  И там я заметил, как водоворот
  Возник быстротечным потоком.
  
  Поднялся бушующий смерч водяной,
  На метров на сто или двести
  Вздымаясь гремящей бурлящей стеной,
  Кружась две минуты на месте.
  
  Потом, уменьшаясь, он вовсе исчез,
  И стихла природная сила,
  А я за часами своими полез,
  Но стрелка на них не ходила.
  
  Мне время узнать помогла бы луна,
  Но свет заслоняли мне тучи,
  "Айфон" разрядился... Была-не была,
  Надеяться буду на случай.
  Лишь вовремя нужно бинокль убрать
  (Ведь помнил совет продавца я),
  И снова навел я на волжскую гладь.
  Она же, немного мерцая
  При вышедшей снова неполной луне,
  Гораздо спокойнее стала.
  А мне интереснее стало вдвойне:
  "А вдруг разгляжу я "порталы"?"
  
  Но только навел я прибор на курган,
  Что прозван в народе "Царевым",
  Как сразу поднялся опять ураган,
  Наполнив окрестности ревом.
  
  На траву я лег, чтоб меня не снесло,
  А буря же все продолжалась,
  И пылью затмило мне вид, как назло,
  А сердце тревогою сжалось.
  
  Но ветер минут через десять затих,
  Рассеялась пыль за мгновенье.
  В бинокль взглянув, закричал я, как псих,
  Не веря прибору и зренью:
  Исчез на кургане стоящий там крест!
  Пропала и насыпь кургана,
  И я не узнал так знакомых мне мест,
  Как после лихого бурана.
  
  Навел максимально бинокль на даль
  И снова заметил пропажу,
  А руки холодными стали, как сталь:
  Моста не виднелось там даже!
  
  Окинул я взглядом дорогу к нему -
  Исчезли куда-то машины!
  Убрал я прибор - ничего не пойму:
  Светлеют Тип-Тява вершины.
  
  Но небо теперь не такой черноты,
  А значит, восходит светило;
  Туман поднимается, будто бы дым...
  Тревога меня посетила!
  
  Не мог объяснить, но предчувствие мне
  Давно подавало советы -
  Прибор выключать, ведь известно вполне,
  Что ночи недолгие летом.
  
  Про время рассвета совсем я забыл,
  Стремясь отыскать объясненье
  Всему, что я видел; напуган я был.
  А может, все было виденьем?
  
  Но мысли мои прервала вдруг стрела,
  Что мимо меня пролетела,
  И "в пятки" душа на секунду ушла,
  Свинцом наливалось все тело.
  
  Но это лишь только завязка того,
  Что дальше случилось со мною;
  Мне было, поверьте, совсем нелегко
  И даже дрожал я, не скрою.
  
  Забыв про опасность, бинокль свой взяв,
  Я видел, как едут по лугу,
  Ко мне направляясь, к подножью Тип-Тяв,
  Одетые будто в кольчугу,
  Четыре бойца на огромных конях,
  Везущие сзади повозку.
  Такого не встретишь ты в наших краях! -
  Предстала пытливому мозгу
  Такая картина, что был фестиваль
  Народной славянской культуры;
  Домой возвращаться, наверное, жаль,
  И вид потому их понурый.
  
  Возможно, была ролевая игра,
  Что в Старом проходит Буяне,
  И знает самарская вся детвора:
  Тимур с Тохтамышем там рьяно
  Вступают в бои на брегах Кондурчи,
  Тимур же всегда побеждает;
  За битвой следят неустанно грачи:
  Встречают и всех провожают.
  
  Но вот я заметил, как воин один
  Заметил меня на вершине,
  Секунду свой лук на меня наводил,
  И как богатырь на картине
  Был статен и крепок, и очень суров,
  На наших людей не похожий,
  И что-то кричал, проявляя норов.
  Я, страху поддавшись и дрожи,
  На траву упал, ожидая обстрел,
  Опасность серьезно почуя:
  "От этих совсем не игрушечных стрел,
  Погибнуть совсем не хочу я!"
  
  Как будто по-прежнему я на горе,
  И Волга бурлит подо мною,
  Лишайник растет на дубовой коре,
  Нора грызуна под сосною...
  
  Но некогда было раздумывать мне,
  Стремясь обнаружить причину,
  Ведь несколько стрел от меня в стороне
  Пронзили сухую осину,
  Насквозь поразив древесину ее
  И свистом меня оглушая,
  А следом за ними летело копье -
  Для жизни опасность большая.
  
  Лежал я минуту, дивился тому,
  События как повернули,
  Уже приготовился я ко всему
  И ждал, что посыпятся пули.
  
  А в мыслях была к Небесам лишь мольба,
  Чтоб все завершилось скорее,
  И вскоре затихла лихая стрельба,
  И стал я немного бодрее.
  
  Я слышал, что кто-то ко мне подбежал
  И выкрикнул: "Он не убитый!"
  "Твой опыт военный пока еще мал", -
  Ему отвечали сердито.
  
  Расслышал затем я другие шаги,
  На ноги подняться не смея,
  А подле меня копошились жуки,
  Кузнечики рядом шумели...
  
  Глава 4. Продвижение по лесу
  
  "Вставай, чужеземец!" - подняли меня
  И сразу, допрос мне устроив,
  Спросили: "Откуда я? Есть ли семья?"
  Я был отвечать не настроен.
  
  "Ты воин, купец, или странник простой?
  Язык понимаешь славянский?
  И как без доспеха гуляешь, герой,
  В пределах улусов татарских?"
  
  Тогда я собрал свою волю в кулак,
  Забыв про недавние страхи
  И стал раздраженно ругаться я так,
  Что чуть не дошло и до драки.
  
  Махал я руками: "Шутить не люблю,
  И я никому не позволю
  Стрелять в безоружного, словно в бою,
  На бранном присутствуя поле!"
  
  Но воин, на ярость мою посмеясь,
  Промолвил своим сослуживцам:
  "Ведет он себя, как удельный наш князь,
  И надо ж так было напиться!"
  
  "Да знаешь, пред кем ты браниться посмел,
  Холоп и несмысленный бражник?!
  Как смеешь ты нагло чинить беспредел?
  Ты, верно, разведчик, иль стражник!
  Но видом безумным и гневом своим,
  Боярских детей не обманешь,
  Ты ныне по воле моей невредим,
  Евтею ты службу составишь.
  Холопа ведь я потерял своего
  В недавней с ордынцами битве,
  В округе же русских здесь нет никого,
  Ведь сабли монголов, как бритва...
  Я вижу, ты скрытен, но то - не беда,
  Напротив же - польза большая;
  Такой мне и нужен холоп на года,
  Кто мне болтовней не мешает.
  Оружие будешь таскать помогать,
  Пока мы с дружиной в походе,
  Коню подсобишь перейти через гать,
  Когда мы застрянем в болоте.
  По прозвищу как же тебя величать?" -
  Евтей обратился сурово.
  
  "Я княжеску вижу с тобою печать,
  Дружинник, не гневайся скоро", -
  Сказал, поклонясь до земли, я ему,
  Легенду в уме сочиняя,
  Подумав, что, видимо, тут наяву
  Я в прошлом уже пребываю.
  
  Догадка давно осенила меня,
  Но ей не поверил я сразу,
  Что в прошлой эпохе давно уже я
  И следовать нужно приказу.
  
  "Ну что же, - я так про себя рассуждал, -
  Исполнил бинокль желанье;
  Сбылось, наконец-то, чего я и ждал,
  И не были тщетны старанья".
  
  Решил я любым подчиняться словам,
  Что молвил суровый тот воин,
  А вслух отвечал: "Покоряюсь я вам!
  Ивашка - холоп я, бездомен,
  Давно укрываюсь по этим лесам,
  Спасаясь в горах от ногаев,
  Желая попасть к проходящим купцам
  И с ними проехать к Самаре.
  Но воинов доблестных - вас повстречал,
  И путь мне теперь не опасен.
  Могу провести на самарский причал,
  Оружье нести я согласен".
  
  "Дементий, о чем это он говорит? -
  Нахмурил Евтей свои брови, -
  Сдается, Ивашка наш - беглый бандит,
  Который нуждается в крове.
  Дементий - ты самый из нас грамотей,
  Известно ль тебе про Самару?
  Селенья такого не знает Евтей.
  В окрестностях - только булгары,
  Ногаи, чуваши, татары, мордва,
  А русских селений немного:
  Одно или два обнаружишь едва...
  В Самару не знаешь дорогу?"
  
  Дементий ответил Евтею тогда:
  "Назад уж лет тридцать иль боле
  Владыку Алексия звала Орда
  По хан-Джанибековой воле.
  Чуть ниже от этого места идя
  По матушке-Волге широкой,
  На берег он там ненадолго сойдя,
  Предрек, не назвавши нам срока,
  Что будет построен там славнейший град,
  И он не потерпит позора,
  Ни разу владеть не посмеет им враг,
  Не будет подвержен разору.
  Насколько я знаю, там города нет,
  И сбудется ль то предсказанье,
  Спросите волхвов и у сонма планет,
  От них вы получите знанье".
  
  "Спасибо, Дементий Матвеич, мудрец,
  Ты кладезь премудрости книжной,
  Но путь продолжать нужно нам, наконец,
  Итак поотстали мы слишком.
  Василия Дмитрича важный приказ
  Исполним скорее же, други!
  Уважить мы князя должны в этот раз,
  Проверьте: туги ль ваши луки?"
  
  "Наточены сабли и копья остры,
  Готовы, Семеныч, мы к бою!
  Еще нам осталось проверить посты
  И дальше продвинуться к полю", -
  Так лучник чеканил, который стрелял.
  
  "Согласны мы все с Ларионом,
  Освоить окрестные нужно поля!" -
  Вершина наполнилась звоном
  Заточенных сабель, железных кольчуг,
  Бойцы заспешили в дорогу.
  Я с ними пошел, несмотря на испуг,
  Во всем уповая на Бога.
  
  Все так же на липах сидели грачи,
  Галдели по-прежнему галки...
  Решил я бежать, укрываясь в ночи,
  Чтоб мне не попасть в перепалку, -
  Так мысленно вел разговор я с собой,
  Пока что не все понимая,
  Поэтому задал вопрос я такой:
  "Давно ли разбили Мамая?"
  
  На то Ларион мне ответствовал так:
  "Калика ты что ли былинный?
  Давно ли в степях ты блуждаешь, чудак,
  Дурман обоняя полынный,
  Не ведая коли, что сеча грядет?
  Прогнали давно уж Мамая,
  Но вражья стрела продолжает полет:
  Спешит уж Тимурка, хромая,
  Расширить пытаясь поганый удел
  И путь направляя на Яик.
  Он Джучи-улус подчинить захотел -
  В Итиле пугает он чаек.
  Как только вороги прибудут сюда,
  Здесь будет великая сеча,
  И где Кондурчи протекает вода,
  Противником будет он встречен.
  Там бывший союзник его Тохтамыш
  Уже поджидает с Ордою,
  И скоро густой кондурчинский камыш
  Тимурки войска упокоит.
  А мы Тохтамышу поможем во всем,
  В союзе с ним князь наш Василий;
  Мы против "хромого" сражаться начнем,
  Но чтобы умножиться в силе,
  К себе привлечем черемисов, эрзян,
  Татар из окрестных селений,
  Разведать хотелось бы также изъян
  Тимуровых всех укреплений.
  Ярлык у Тимура лихой Тохтамыш
  Отнять в этой битве захочет,
  Помочь мы ему собираемся лишь,
  Для нас это выгодно очень.
  Возможно, Тимура разведчиков тьма
  Уже наблюдает за нами...
  В лесу ожидает, боюсь, кутерьма,
  Будь бдителен, странник, глазами.
  К реке Кондурче направляемся мы,
  Людей в ополченье сбирая
  С начала суровой поволжской весны.
  Здесь местность довольно сырая,
  И Сок перед нами встает на пути,
  Продвинуться в степи мешая,
  Но бурные воды должны мы пройти,
  Хотя ширина здесь большая..."
  
  "Но как перебраться? Скажи, Ларион,
  И что вы везете в телеге?" -
  Спросил я негромко, понизив свой тон.
  "В ней то, что отняли в набеге
  У нашего брата монголы-враги,
  А мы у них выкрали тайно:
  Грибы там лежат, сухари, пироги,
  На случай голодный, на крайний".
  "Не слишком ли много вопросов, холоп?" -
  Вступил в диалог копьеносец.
  
  "Да ты не серчай на Ивашку, Федот,
  Ведь он - не простой сенокосец.
  Сдается мне, тоже к боярским сынам
  Имеет Иван принадлежность,
  И он, я надеюсь, откроется нам, -
  Федоту ответил небрежно
  Мой новый товарищ, - в повозке горой,
  Дары мы везем для народа,
  Готовим союзников в доблестный строй,
  Тимурку сломить чтобы с ходу!
  Мы скоро лесами чрез горы пройдем
  Тропинкою этой кривою,
  В кустах же рыбацкую лодку найдем
  И двинемся дальше рекою.
  Весною хотя и разлита река
  (Лишь осенью там "по колено"),
  Но лодка, надеяться будем, крепка,
  И Сок нам не станет проблемой.
  Не больше версты там, небось, поперек".
  
  Федот оставался угрюмым:
  "Ты наши бы планы в уме поберег,
  Пока не в дружинном строю мы".
  На ухо шепнул мне тогда Ларион:
  "Федотка частенько не в духе, -
  Родную деревню угнали в полон, -
  Гуляют досужие слухи".
  
  В беседе мы так продвигались вперед,
  В горах Соколовых лесами,
  Но случай внезапно прервал наш поход.
  Мы плохо окрестности знали,
  И было у всех ощущенье не раз:
  За нами как будто бы слежка,
  И хочет разведать невидимый глаз,
  Куда мы отвозим тележку?
  
  За парой людей, замыкавших отряд,
  Послышался треск очень страшный.
  Мы сразу туда обратили наш взгляд,
  Готовясь к борьбе рукопашной.
  Земля обвалилась - увидели мы.
  Наверное, это засада!
  Приличной ловушка была глубины...
  "Нам быть осторожнее надо, -
  Дементий сказал, - это ниши в горе,
  Пустоты под нами сокрыты".
  "Она рукотворна, по форме вполне
  Походит она на корыто, -
  Евтей с недоверием вторил ему, -
  Боюсь, что копали тут яму.
  Но кто же разведал, никак не пойму?
  То недруг мешает упрямый,
  Который не хочет, чтоб вышли к реке,
  Желая чинить нам угрозу,
  Иль хочет, чтоб шли мы теперь налегке,
  Оставив без нашего воза?"
  
  Мы путь продолжали; воды полоса
  Свой вид показала суровый,
  За нами остались густые леса,
  Ждало испытание снова:
  Могучим потоком бурлила река -
  Глубокое Сокское устье,
  Река в ту эпоху была широка.
  Поддался невольно я грусти,
  Не зная, что будет на том берегу,
  Туда не имея стремленья,
  Но я порешил, что в уме сберегу
  Все страхи и все опасенья.
  
  Но вот расступились деревья и нам
  Открылись речные просторы.
  Спускаясь по склону, по всем сторонам
  Свои направляли мы взоры.
  
  Слегка расширялся теченья поток,
  И в Волгу всей массой впадая,
  Он справа налево с поспешностью тек,
  О берег играя волнами.
  
  "Отправимся вверх мы по руслу реки
  Верст, этак, двенадцать, с лихвою,
  Потом Кондурчой мы пройдем напрямки,
  А дальше - дорогой степною.
  Готовится к бою Василия рать,
  Союзники мы Тохтамыша,
  За битвой в засаде должны наблюдать.
  Условный сигнал коль услышим,
  Мы хану обязаны будем помочь, -
  Промолвил Евтей наш отряду, -
  Трусливые мысли гоните вы прочь.
  Мы месяц пробудем там сряду
  И с князем вернемся обратно домой
  В родные лесные уделы.
  Должны обязательно выиграть бой,
  На подвиг идите вы смело!"
  
  "Друзья, посмотрите скорее сюда!" -
  Послышался голос Федота.
  Увидели мы: волновалась вода.
  "На лодке скрывается кто-то!
  Не нашу ли лодку уводит подлец,
  Лишая удобного судна?
  А ну, воротись, иль найдешь там конец,
  Ведешь ты себя безрассудно! -
  Тогда Ларион, натянувши свой лук,
  Принялся обстреливать лодку, -
  Не минешь за кражу ты адовых мук!"
  
  Евтей же сказал ему кротко:
  "Не стоит растрачивать доблестных стрел:
  Такое имею решенье.
  За нос провести нас воришка сумел, -
  Мешают вороги движенью!
  Известно разведчикам стало, врагам,
  О нашем, друзья, пребываньи.
  Умен, стало быть, наш Тимур-Тамерлан,
  О други, нас ждут испытанья!
  Быстрее связать предлагаю я плот,
  Пока нам дорога свободна,
  Мы двигаться к цели должны лишь вперед,
  А дальше - как Богу угодно".
  
  Глава 5. На привале
  
  Мы принялись бревна большие искать
  На Сокских обрывистых кручах,
  И вскоре нашли мы деревьев штук пять,
  Поваленных бурей могучей.
  
  И двадцать иль больше мы взяли сухих
  Ивовых побегов с успехом,
  Скрепили мы бревна, сложили на них
  Оружье свое и доспехи.
  
  Вода ледяная была, но в те дни,
  На счастье нам, солнце светило,
  И не были мы ни минуты в тени,
  Река нам не стала могилой.
  
  Сплотил нас единого духа порыв,
  И мы, за мгновение ока
  Стремительный Сок на плоту переплыв,
  Сошли на лужок одинокий.
  
  Федот на привале нам слово держал:
  "Приблизится скоро уж ночка,
  Ивашка, держи-ка мой острый кинжал,
  И ножик дарю я, заточку,
  Чтоб стали защитой от местных зверей -
  Медведя и ярого волка.
  Держать оборону придется теперь
  До самого стана надолго.
  Сначала тебе не поверил, Иваш,
  Но я утвердился во мненьи,
  Что добрый ты малый, и нас не предашь:
  Теперь не имею сомнений".
  
  "Тебе благодарствую, - молвил ему,
  Подарки с великою честью
  И радостью искренней все я приму,
  И то говорю не из лести".
  
  "Мы завтра отправимся снова в поход
  Чрез бор и широкие степи,
  Следы заметем и разрушим наш плот,
  Чтоб враг ни один не заметил", -
  Дементий сказал, согласились мы с ним.
  
  "Готовить же примемся ужин!
  С утра он в котомке был мною носим,
  Теперь же особенно нужен,
  Ведь были почти мы весь день без еды.
  Закусим подстреленной птицей,
  Запьем медовухой, что слаще воды
  И лучше поможет напиться, -
  Костер из травы Ларион разведя,
  Запечь приготовился утку, -
  Не знаю счастливее службы житья,
  Чем с князем в походах по суткам
  Ходить, защищая границы Руси
  От всяких набегов поганых.
  Мечта служивого - в бою понести
  За наше Отечество раны".
  
  "А мне же милей сторожить на селе,
  Привязан к родному я дому,
  И в мире трудиться хочу на земле,
  В родимых полях мне знакомых", -
  Федот говорил и ушел с головой
  В тоскливую мрачную думу,
  Не рвался в мечтах он в отчаянный бой.
  Колчан свой под голову сунув,
  Он принялся в небо ночное глядеть,
  Потом же заснул богатырски.
  
  И снилось ему, как вошел в его клеть
  Сам хан омерзительный крымский
  И требовать начал: "Открой закрома,
  Не то погублю я селенье!"
  Забрали ордынцы зерно и дрова,
  Скотину и даже соленья,
  А отроков всех захватили в полон,
  Устроив пожар напоследок,
  Своим сыновьям показав эталон,
  Как строить набеги им летом.
  
  Проснулся Федотка - храпели друзья,
  О сне он поведал в испуге.
  Раскрылся ему я тогда, не тая,
  Что будут страшнейшие муки,
  Что иго продлится сто лет на Руси,
  Набеги же крымца с ногаем
  Лет двести еще от весны до грязи
  В степном здесь продолжатся крае.
  
  Границы Россия расширит свои,
  Засечной чертой ограждаясь,
  С соседом степным продолжая бои,
  В народе храня о них память.
  
  Защитою станут везде города,
  Что лет через двести построят;
  Их после уже не снесут никогда,
  А Русь сохранит все устои.
  
  Достигнет она всех пределов Земли
  И станет империей сильной,
  Страшиться России начнут короли,
  И станет землей изобильной.
  
  "Все красочно мне ты поведал, Иван,
  Откуда же знаешь про это?
  Ты сказочник вижу, иль впрямь шарлатан,
  Иль сладкой прельщаешь конфетой,
  Пытаясь уменьшить кручину-тоску,
  Которая ходит за мною.
  Она поселилась давно уж в мозгу,
  Все чувства закрыла корою.
  Тебе - благодарность, но я бы хотел
  Сегодня от мук избавленья:
  Не видеть страданий, порубанных тел,
  Пожарищ и смертного тленья.
  Кому интересно, что будет потом?
  Нам ныне спокойствие нужно,
  Чтоб скоро вернуться в родимый свой дом,
  Чтоб "конно и людно, оружно"
  Уже не сбираться в постылый поход,
  На службу идя полевую,
  От распрей князей ведь страдает народ.
  О мирной земле я тоскую".
  
  Что мог я ответить ему на слова?
  С ним полностью был я согласен.
  Сказал мне Федот: "Заболела глава
  От мифов и сказочных басен.
  Твердят нам князья: "Будет жизнь веселей...",
  Сменяется вновь поколенье,
  От горестей люди становятся злей,
  Когда же придет избавленье?
  Когда; на Руси станет жить хорошо?
  Ответь мне, Ивашка-"провидец"!"
  
  Сказал я: "Не может вопрос быть решен,
  Пока на Руси нечестивец
  Орудует, будто в селеньи родном.
  А длится пока меж князьями
  Раздор и усобица, будет наш дом
  Плохими наполнен вестями.
  Князья быть едиными в мыслях должны,
  Внушает нам Сергий-игумен,
  И всем поколеньям слова те важны,
  Ведь пастырь наш свят и разумен.
  Единая вера, правитель един,
  Сплотимся в едином сознаньи, -
  Тогда лишь России врагов победим
  И к мира придем состоянью".
  
  "Об этом я думал, Ивашка, не раз,
  Ты верные мысли глаголешь.
  Ценю я за честность, что ты без прикрас
  Цитатой и фактами колешь.
  Однако вздремнуть нам придется чуть-чуть,
  Федота смыкаются вежды,
  Денница наступит - и снова нам в путь,
  Лишь только обсохнет одежда", -
  Федот отвернулся, укрывшись плащом,
  А я наблюдал за углями,
  За ивой прибрежной, увитой плющом,
  За Волгой ночной, Жигулями...
  
  Глава 6. Засада
  
  Наутро, как только забрезжил рассвет,
  Пустились мы снова в дорогу,
  Сготовив на скорую руку омлет
  И квас отхлебнувши немного.
  
  По берегу шли мы вдоль Сока наверх,
  Надеясь достигнуть к обеду
  Реки Кондурчи, предвкушая успех -
  Над хитрым эмиром победу.
  
  Однако, попав в приключенье одно,
  Мы все ж не добрались до стана
  (По тем происшествиям снять бы кино,
  Жаль, денег, боюсь, не достану).
  
  И скоро я вам расскажу про него,
  Не клонит ко сну вас, надеюсь?
  Я вам не поведал и трети всего!
  Пусть каждый, у пламени греясь,
  Старается все же не спать в эту ночь,
  Пока не закончу урока,
  Гоните морфея вы мысленно прочь,
  Как хищника гонит сорока.
  
  Не только в уроке подать материал
  Любой из ученых желает,
  Но хочет и чувства повысить накал.
  Известно: наука большая
  Способна рождаться из мелкой искры,
  Зажегшей огонь интереса,
  Что сложно впоследствии будет нам скрыть,
  Грозит нам который прогрессом.
  
  Студент - не сосуд, чтоб заполнить водой,
  Как молвил старинный философ,
  Но факел, который искрой золотой
  Должны мы зажечь, без вопросов,
  Мятущимся в стороны вечным огнем.
  Подайте для спора проблему,
  Пусть мнение все выражают свое
  И делятся мыслями смело.
  
  А чтобы получше их память развить,
  Событий запомнить громаду,
  Плетите из фактов веселую нить,
  И здесь постараться вам надо
  С большим интересом представить им факт,
  Чтоб глубже вошел он в сознанье,
  И с разных углов рассмотреть его так,
  Чтоб вызвать его пониманье.
  
  Но я продолжаю, однако, рассказ,
  Добавьте в костер сухостоя,
  Чтоб стало светлее здесь в несколько раз!
  Примятой тропою простою
  Мы шли через лес, небольшие поля,
  Потом по бескрайнему лугу,
  Где точно еще не знавала земля
  Ни разу ни сошки, ни плуга.
  
  Нередко скрывала степная трава
  Дрофиную дружную стайку.
  Я был удивлен: в наше время дрофа
  В местах Кондурчи - это байка!
  
  Кабан шевелился и хрюкал в кустах,
  И белки мелькали в деревьях;
  Улыбка играла у нас на устах,
  В отличном мы шли настроеньи.
  
  Нас пение птиц наполняло такой
  Великою радостью мирной,
  Что мы забывали про скорый наш бой,
  Любуясь природной картиной.
  
  В лесу мы вдыхали сосны аромат,
  В степи наслаждались полынью,
  И каждый был как-то по-своему рад,
  А чувства с тех пор не остыли.
  
  Когда я смотрел на цветов полотно
  С июньским обилием красок,
  Желание теплилось только одно:
  Чтоб труд не пропал понапрасну.
  
  Не мог я застрять здесь на стыке веков,
  Но должен вернуться обратно,
  Избегнув ордынских тяжелых оков.
  Не жаждал я подвигов ратных
  И в век двадцать первый стремился скорей,
  Хотя не придумал я способ,
  Бинокль оставил ведь я на горе,
  Боясь поврежденья угрозы.
  
  Пускай он в сохранности лучше лежит
  Под липой в траве на вершине,
  Ведь были пустынны тогда рубежи,
  В то время там люди не жили.
  
  Идти продолжали мы, пять молодцов
  В эпохе суровой старинной.
  Дружинников князя - отважных бойцов,
  Я видел широкие спины.
  
  Меня называли "холоп боевой", -
  Для чести не очень-то много,
  Не больно я жаждал вливаться к ним в строй
  И биться с монголом-ворогом.
  
  Не мог управляться тогда я с мечом,
  Надеясь на помощь лишь Бога,
  Но верил: направит всегда Он плечо,
  Дружине подаст Он подмогу.
  
  Мы в лес заступили, а солнце в зенит
  Входило стремительно маршем,
  Почувствовал я, что "дремучесть" хранит
  Опасность для вольности нашей.
  
  Вдруг шорох послышался нам из кустов...
  "Кабан копошится, наверно, -
  Дементий сказал, - был обед бы готов!
  Прицелюсь, пожалуй, я первым".
  
  Бесшумно нацелил Дементий свой лук,
  Но вдруг, во мгновение ока,
  Летящего камня послышался звук:
  Булыжник метнули в нас ловко.
  
  И тот Лариону меж глаз угодил,
  И лучник упал без сознанья.
  Метнувший бежал изо всех своих сил
  Скрываясь в высоком бурьяне.
  
  За ним поспешили: "Держите врага!" -
  И бросились наши в погоню.
  Быстрее оленя злодей убегал,
  Как мчатся от хищника кони.
  
  "Его бы поймали в открытой степи,
  В лесу укрываться же проще.
  Вставай, Ларионка, да ты не скрепи,
  Засада, мне кажется, в роще, -
  Дементий Матвеевич другу помог
  Подняться скорее на ноги, -
  Монгола прошел здесь поганый сапог,
  Свернувший с центральной дороги.
  Я чую, они караулят в кустах,
  Нам нужно идти побыстрее,
  Пока не спалили нас в пепел и прах", -
  Дементий сказал, сын Матвеев.
  
  Мы с ним согласились; мудрейшим из нас
  Был этот прославленный воин.
  Он ценный совет подавал нам не раз
  И был, как и прежде, спокоен.
  
  Вошла ко мне мысль: "Попаду я в беду,
  Мишенью для лучников стану,
  А вдруг в этом времени я пропаду,
  И жизнь оборвется так странно?"
  
  Предчувствие не обмануло меня:
  Над ухом стрела просвистела,
  Посыпались градом другие, звеня,
  Со свистом впиваясь нам в тело.
  
  Одна поразила Федота-стрельца,
  Застряв чуть повыше колена;
  Румянец сошел с молодого лица,
  Повален он был, как полено.
  
  Другая пронзила Дементия в кисть,
  И болью лицо исказило;
  В мучениях принялся траву он грызть,
  Теряя последние силы.
  
  Пониже ключицы в Евтея вонзясь
  И руку его обездвижив,
  Стрела повалила дружинника в грязь.
  Щитами мы сделали "крышу".
  
  Пытаясь ужасную боль превозмочь,
  Кричал нам Семеныч: "Не бойтесь!
  Все страхи взашеи гоните вы прочь,
  Щитами пока же закройтесь!
  Друг к другу спиной соберемся мы в круг,
  Примитесь держать оборону.
  Пусть каждый в чащобу нацелит свой лук,
  Щиты же пусть будут заслоном!"
  
  Затихла стрельба, из лесной полосы
  Сбежались лихие монголы.
  Из них только двое имели усы,
  А головы всех были голы.
  
  Они окружили свирепой толпой,
  Сражаться нам не было смысла,
  Смешно было думать начать с ними бой,
  Такой даже не было мысли.
  
  Не буду я вам говорить, что у нас
  В душе в ту минуту творилось.
  Понятно нам было без всяких прикрас:
  Не ждет от монголов нас милость.
  
  Славянской наружности шествовал дед,
  С ним вместе - монгольский глашатай;
  В одежду не нашу дедок был одет
  И был с бородою косматой.
  
  В отряде он роль выполнял толмача,
  Уверились очень мы скоро,
  Когда он принялся весьма сгоряча
  Держать за посланником слово.
  
  И так перевел обращение дед,
  Внимательно слушая фразы:
  "Славянским народам Тимура привет!
  Внимайте же, русы, приказу:
  Владыке поведайте подлинно все,
  Что знаете о Тохтамыше.
  И сколько ваш ратник припасов везет,
  Желает эмир наш услышать.
  Мы знаем, сейчас вы в союзниках с ним,
  Раскройте стратегию войска.
  Пока ваши жалкие жизни храним,
  Его расскажите устройство.
  Припомните, сколько примерно людей
  В друзьях с Тохтамыша Ордою?
  Даем на раздумья вам несколько дней,
  Иначе своей головою
  Заплатите вы за свою немоту.
  Тимур чрез неделю прибудет;
  За Яиком он, но, на вашу беду,
  Он вас и оттуда добудет,
  Когда вы решитесь пуститься в бега,
  Спасаясь от гнева эмира.
  Вы с жизнью расстанетесь в муках тогда,
  Склоняя главу под секиру.
  Тимур учинит вам подробный допрос
  С особым восточным пристрастьем.
  Мы знаем, что мудрым является росс,
  Эмир же не хочет несчастья".
  
  Окончил послание старый толмач,
  А нас повязали пенькою,
  Накинув мешок, и на лошади вскачь
  Куда-то везли уже вскоре.
  
  Глава 7. В монгольском плену
  
  Мы ехали долго чрез поле и лес,
  Запахло степною травою.
  Казался мне вечностью весь переезд,
  Я чувствовал, скоро "завою"
  От этой гнетущей и мрачной тоски,
  Исхода мы ждали плохого,
  Что скоро эмир Тамерлан на куски
  Легко нас порубит сурово.
  
  Но вовсе не думали мы раскрывать
  Пред ним Тохтамышевы планы,
  Чтоб гибла союзника нашего рать
  И войско клевали чтоб враны.
  
  О ранах своих позабыли мы все,
  Почувствовав жизни угрозу,
  Но ратников смерть поджидает везде,
  И лить не пристало им слезы.
  
  Почуял внезапно я запах воды,
  Услышал и шум камышиный:
  Мы скоро Тимура увидим посты
  С монгольской свирепой дружиной.
  
  Догадка затем подтвердилась моя,
  Уверился вскоре я в этом.
  Идея в мозгу пронеслась у меня,
  Что наша тут "песенка спета".
  
  Повсюду я слышал восточный базар,
  Иль центр заморского града.
  Нам воин монгольский глаза развязал,
  И были мы этому рады.
  
  Но если б я гостем был в этом краю,
  Тогда бы я счастлив был видеть
  Монголов с бесчисленным множеством юрт,
  Ведь средних веков я любитель.
  
  Но мы содержались в военном плену,
  От этого радости мало,
  И каждый серьезно осмыслил беду:
  Нам рабство бы судьбы сломало.
  
  И жизнь показалась ценнее вдвойне,
  Мечтали мы все о побеге,
  О мирной заветной родной стороне,
  Уютном домашнем ночлеге.
  
  Послали нас каждого в юрту свою
  Под строгим надзором конвоя,
  И каждый из нас очутился в строю
  Бесстрашных Тимуровых воев.
  
  Я в юрте весь день просидел напролет,
  Где стража на входе стояла,
  И думал: "А вдруг все же мне повезет,
  И сон все, ни много ни мало,
  С момента того, как я стал на горе
  В бинокль смотреть на вершины".
  Хотел я проснуться скорей на заре,
  Моя чтоб исчезла кручина.
  
  Приблизился вечер, мне есть принесли
  Молочной, на донышке, каши,
  Кусочек сушеной лепешки в пыли,
  Но я не притронулся даже.
  
  Надолго пропал у меня аппетит,
  В неважном я был состояньи:
  "От запаха даже мне пища претит,
  Не нужно мне их подаянье".
  
  Забылся я скоро в ночном полусне,
  Привиделось мне сновиденье,
  Как будто галопом скачу на коне,
  За мною же гонятся тени.
  
  Несусь по степи, и тяжел мой доспех,
  Меня обдувает ветрами,
  А конь ускоряет стремительный бег,
  И призраки тучей - за нами.
  
  Тогда отрываемся мы от земли,
  Я чувствую полную волю,
  Внизу же раскинулись вширь Жигули:
  Ушли, наконец, от погони...
  
  Глава 8. Неожиданное освобождение
  
  И я пробудился: повсюду темно,
  Кошмар испытал я серьезный.
  Боится так часто ребенок в кино,
  По телу же стало морозно.
  
  И вспомнил я радостный сказочный сон,
  Который мне только что снился,
  В ушах продолжался неведомый звон,
  От радости взгляд прояснился.
  
  Полоска от света расти начала,
  Мгновенно широкою стала,
  И в юрту внезапно фигура вошла,
  Глядел я спросонья устало.
  
  За юртой расслышал я ржанье коня,
  А в мыслях блеснула надежда,
  Монгол же, кого-то тихонько браня,
  Мне теплую кинул одежду.
  
  Потом развязал и на воздух тащил.
  Давно пробудились там птицы:
  Шумели вороны, ходили грачи.
  "На север мы будем стремиться, -
  Сказал мне монгол, а на деле - толмач (!),
  Во вражью броню облеченный, -
  Быстрее стрелы понесемся мы вскачь,
  На благо, доспех - облегченный.
  Вопросы потом", - он добавил, вскочив
  На лошадь с готовой подпругой.
  Монголы все спали, и только грачи
  Кричали то важно, то грубо.
  
  И мы понеслись, а на поле на всем
  Свободного не было места:
  "Монгол на монголе" с мечом и копьем
  Дремали, с конем по соседству.
  
  "Наверно, пирушка какая была,
  И надо ж так было упиться,
  Что спят беспробудно, забросив дела,
  С довольною миной на лицах,
  И выбрал мой друг это время не зря", -
  Я думал, скача мимо стана,
  А в небе уже заалела заря,
  Стремительно очень светало.
  
  Ни разу, увы, не бывал я в седле,
  И было мне все непривычно.
  Я чаще ходил "на своих" по земле,
  Использовал транспорт свой личный,
  Идя по реке, рассекая волну
  На мелкой резиновой лодке.
  Теперь же имел я мечту лишь одну:
  Умчаться дорогой короткой.
  
  Напротив, отличным наездником дед
  Предстал, к моему удивленью.
  Скакал он, наверно, с младенческих лет,
  Прошло же с тех пор поколенье.
  
  И мчась по дороге, я думал о том,
  Чтоб к нашим быстрее добраться;
  Мечтал я скорее вернуться в свой дом,
  Бежав от Тимурова рабства.
  
  В пути я старался понять, почему
  Легко мы бежали из стана?
  Все больше и больше тот дед наяву
  Казался довольно мне странным:
  Когда раздобыл он лихого коня,
  С чего вдруг монголы уснули?..
  Но тайно догадки и мысли храня,
  Со скоростью быстрой косули
  Скакал я за ним. Начиналась гроза,
  Убийственным громом пугая.
  За мной дождевая неслась полоса,
  Закрывшая небо до края.
  
  Усилился больше порывистый шквал,
  Мы видели молнии вспышки,
  Нас мрачною тучею смерч настигал,
  Не делали мы передышки.
  
  Мой спутник потом рассказал: Тамерлан
  Нагрянул внезапно в то место,
  И встречен войсками был радостно там.
  Одним из логических следствий
  Явились гулянья всю ночь напролет
  (Я спал, потому и не слышал),
  Потом же веселый монгольский народ
  Нам стал не опаснее мыши.
  
  Поэтому стража дремала моя,
  И люди валялись повсюду.
  Спасенье свое, вам скажу, не тая,
  Отнес, как обычно, я к чуду.
  
  Казалось, лечу я, как будто в кино,
  И тела не чувствовал даже,
  И было тогда для меня все равно,
  Куда нам дорога укажет.
  
  Лишь только бы прочь удалиться долой,
  Вернуться домой поскорее,
  И в век двадцать первый со всей головой
  Нырнуть бы в родное мне время.
  
  Я страх постарался в душе превозмочь
  И мчался стремительней пули;
  От вражьего стана скакали мы прочь,
  Следы заметала нам буря.
  
  Глава 9. Старый знакомый
  
  К обеду закончился дождь проливной,
  Утихнул порывистый ветер;
  Я был на свободе, казалось порой,
  Что мы здесь одни на планете.
  
  Свинцовые тучи неслись в небесах,
  Ворон же пугливая стая,
  От грома впадая в неистовый страх,
  О тихой погоде мечтая,
  Свершала куда-то дневной перелет;
  Кидало их влево и вправо...
  "Куда их нелегкая только несет?
  Они поступают не здраво", -
  Толмач произнес, грубый голос дедка
  Мне вновь показался знакомым,
  Но нас разделяли в пространстве века!
  Догадкам не верил я снова.
  
  Устали мы очень, и кони пошли
  Неровным и медленным шагом,
  А головы каждый склонил до земли:
  "Неплохо поесть нам овса бы", -
  Так думал, наверное, каждый из них.
  Мы тоже желали привала,
  И также мой спутник главою поник.
  
  "Еды прихватил я немало, -
  Промолвил толмач, - вот за этим бугром
  Не видно нас будет с дороги.
  Закончился дождь, не пугает и гром,
  Не гонятся, вроде, вороги.
  Отсюда, примерно, четыре версты
  По лесу нам ехать и полю,
  Один не дотащишь провизию ты,
  А кони все в поте и соли.
  Коней же нам нужно особо беречь,
  Без них не управимся сами,
  Везут ведь доспехи и копья, и меч,
  И тоже, наверно, устали".
  
  Я, спешившись, взор обратил на коней
  И деда того боевого,
  А он сухарей доставал поскорей
  И пил медовуху из рога.
  
  В еде подражая товарищу, я
  Все думал о нашем побеге,
  Глотая лепешки, почти не жуя,
  Сухие грызя чебуреки.
  
  Огонь развести я пытался, но дед
  Меня удержал от поступка:
  "Желаешь, враги чтоб напали на след?
  О том и помыслить-то жутко.
  А чтоб обеспечить для тела согрев,
  Хлебнуть медовухи нам нужно,
  На солнце ее лишь немного согрев,
  Ведь лето же нынче, не стужа".
  
  Поевши немного, одежду сменив,
  Сидели мы так за холмами
  В тени невысоких раскидистых слив,
  А кони паслись, отдыхая.
  
  И ветер настойчиво все завывал.
  Теперь я историкам верю,
  Что холод все лето с теплом воевал
  В то древнее мрачное время.
  
  О печке мечтал я, горячей еде,
  Одежда была чтоб сухая,
  И знал, что враги поджидают везде
  В смертельно опаснейшем крае.
  
  Но вскоре открылось такое, друзья,
  Что стал мне не страшен и холод,
  И сразу улучшилась участь моя:
  Мой "дед" оказался ведь молод!
  
  Про голод я тоже совсем позабыл
  В минутное это мгновенье,
  В крови загорелся вдруг юноши пыл,
  И славу я слал Провиденью.
  
  От радости кругом пошла голова:
  Мое возвращение скоро!
  И это совсем не пустые слова,
  Не лживые то разговоры.
  
  А было все так: подозвал он меня,
  Когда мы собрались в дорогу,
  И я забирался уже на коня
  И в стремя просовывал ногу.
  
  Сказал он: "Вы помните майский денек,
  Когда за огромную сумму
  Продал вам бинокль чудак-паренек.
  Поверили вы неразумно,
  Что в прошлое время откроет окно
  Тот хитрый приборчик чудесный,
  И вы, несмотря на обман, все равно
  Решили исследовать место,
  Где будто бы в прошлое будет портал
  Открытым всю ночь до рассвета.
  А помните, мост во мгновенье пропал?"
  
  "Откуда известно вам это?!" -
  Безумных идей захватил меня шквал,
  Смотрел я на деда сурово,
  В ответ же на это, он грим свой сорвал,
  Представ в своем облике новом.
  
  Остались в руке борода и усы,
  Морщины исчезли все сразу,
  Макушка лишилась могучей косы,
  И парень мне сделал гримасу.
  
  Студент-продавец предстоял предо мной,
  Хитрец и непризнанный гений,
  По воле которого чуть головой
  Я не был наказан за рвенье
  Свершить безрассудный отчаянный шаг -
  Проникнуть в эпоху другую.
  Теперь же дарил мне свободу смельчак,
  Всей жизнью своею рискуя.
  
  "Но как!?.." - удивленно я крикнул ему,
  Смотря на него напряженно,
  Как будто бы я находился в бреду,
  Напившись бродильного сока.
  
  Представился он: "Алебардов Максим,
  Учусь я пока в институте.
  Недолго, надеюсь, мы здесь погостим,
  Пока не дошел я до сути,
  Как мне поскорее наладить прибор,
  Который сработал случайно", -
  В глазах у Максима читал я задор,
  Он не был ни капли печальным.
  
  "Вы, стало быть, взяли наш ценный предмет? -
  Спросил у него с опасеньем, -
  Ведь больше надежды вернуться нам нет,
  И здесь не поможет везенье".
  
  "Завернут прибор в полотняный мешок,
  Поскачем к вершине Тип-Тява.
  Прошел, я надеюсь, ваш маленький шок?
  Какие здесь пышные травы!" -
  Ответил Максим, обещался он мне
  Всю правду сказать по дороге.
  Я спорить не стал, словно был на войне,
  Приказы ж военные строги.
  
  Когда мы поехали, то второпях
  Рассказывать начал ученый:
  "Открыл я портал временной в Жигулях, -
  Он мне говорил увлеченно. -
  Проникнуть возможно чрез этот портал
  На летнее солнцестоянье.
  Работать затем над биноклем я стал,
  Спустив на него состоянье.
  Трудился тогда я в мерцаньи свечей,
  Решив экономить на свете,
  И массу бессонных провел я ночей,
  Работы часов не заметив.
  Голодным неделями я пребывал
  И сразу забросил учебу,
  Идей каждодневно сносил меня шквал,
  О чем я нигде не прочел бы.
  Считаю, что "сверху" нам знанье дано,
  А в мозге - "приемник" сигналов;
  Менять парадигмы не всем суждено,
  В истории гениев мало.
  Внести чтоб в науку существенный вклад,
  Не хватит лишь мысли логичной,
  Но нужен особенно дерзкий талант,
  Процесс озарения личный.
  Всему свое время, не сразу прогресс
  Привел к техногенной эпохе.
  К науке пока интерес не исчез,
  Мы копим познания крохи,
  И будем стремиться мы к знанью всегда:
  Такая судьба Человека.
  Бегут поколенья, как в речке вода,
  И век заменяется веком...
  Но вдруг появляется гений один,
  (А может, и несколько сразу) -
  Великой идеи своей господин,
  И чувствует, как "по приказу",
  Она поселилась в его голове.
  Он может идею забросить,
  Она же "всплывет" на "чужой стороне".
  Когда же награду попросит,
  То скажут: "Не первый ты это открыл",
  Закроются двери пред носом,
  И гаснет нередко в ученом весь пыл,
  И слышит в свой адрес угрозы...
  Однажды вдруг денег не стало совсем,
  Бинокль же не был закончен,
  Хотя я на рынке доказывал всем,
  Что он заработает точно,
  Лишь стоит на резкость его навести
  И выбрать колесиком дату.
  Прошу, покупатель, меня ты прости,
  Похож я на алчного хвата".
  
  "Постойте! - рассказчика я перебил, -
  Вы, значит, продали мне "липу"?!"
  "Доделать финансовых не было сил,
  Поэтому сделал я хитро:
  Бинокль не действовал, но за скалой
  Решил проследить я за вами.
  Одно любопытство лишь движило мной,
  Не жаждал тогда я признанья.
  Но вдруг оказалось - работает он!
  Не ведал я большего счастья,
  И был несказанно в ту ночь удивлен,
  Однако все эти напасти,
  Которых причиной я стал и виной,
  Снижают мое ликованье.
  Я дал себе слово: чрез бурю и зной,
  На Бога взложив упованье,
  Во время родное вернуть вас опять,
  Чего бы не стоило дело,
  Стараясь от всяких врагов охранять
  И действовать хитро и смело.
  Так вот, не надеясь нисколько на то,
  Что будет бинокль рабочим,
  Сначала за камнем, потом за кустом
  Я спрятался. Помню не точно:
  Стояли, смотрели в бинокль вы там,
  Внезапно Пространство в округе
  (За истину слов я два зуба отдам)
  Предстало как будто бы в круге
  И стало себя искажать изнутри,
  Но вдаль вы смотрели на ели.
  Я видел: исчезли внизу фонари,
  Что вдоль автострады горели.
  Подумал я: "Что-то, наверно, не то
  С биноклем моим происходит,
  Но что-то работает точно зато"...
  А ночка была на исходе.
  Пропало село и все дачи, и бор,
  Небесная кромка алела,
  Машины исчезли! Работал прибор!
  Какое чудесное дело!
  Туманная дымка мгновенье была,
  Но быстро рассеялась вскоре,
  И вмиг закружилась моя голова
  От счастья, а может, от горя.
  Вперед я смотрел и не видел моста,
  И как это стало возможным?
  Была же разгадка предельно проста:
  В тот миг оказались мы в прошлом!
  Но только хотел я раскрыться, стрела,
  Как помните, вдруг просвистела.
  Подумал я только: "Плохие дела!
  Готовься, Максим, к беспределу".
  Пошел я за вашим отрядом потом,
  Преследуя вас неотступно,
  В пещеру свалился в лесу я при том,
  В тот день мне "везло" очень крупно".
  
  "Я помню, - товарища я оборвал, -
  Мы слышали ваше паденье,
  Но думали, просто случился обвал..."
  "За вами я следовал тенью, -
  Максим отвечал, - по пещере я полз,
  И сквозь корневища растений
  На берег я выбрался прямо в рогоз,
  И мне улыбнулось везенье:
  Бурлил предо мною разливистый Сок,
  Качалась, на счастье, там лодка.
  Ступив на рассыпчатый чистый песок,
  Запрыгнул довольно я ловко..."
  
  "Так вот, кто похитил челнок наш тогда?
  Теперь прояснилась картина!
  Запомнилась мне ледяная вода
  И мерзкая скользкая тина.
  Вскрывалась в то время попозже река,
  Как знаем из древних мы хроник,
  И солнце в июне лишь грело слегка.
  Стучал я зубами, как кролик,
  Когда пред собою толкали мы плот
  Со всею военной поклажей.
  А ночью в горячке прошиб меня пот,
  И мне занедужилось даже.
  Погода менялась во все времена -
  То засухи были эпохи,
  А то холодами стращала зима
  Всех пращуров наших далеких.
  Надеюсь, Максим, это были не вы,
  Когда в нас метали каменья
  И воину чуть не снесло головы,
  Но, к счастью, спасло Провиденье?" -
  Спросил у Максима, а он мне в ответ:
  "Готовилась в чаще засада,
  За теми монголами шел я вослед,
  А мне вас отвлечь было надо.
  Но жаль, что сигнал вы не поняли мой
  И дальше продвинулись к лесу,
  Где втянуты были в свирепейший бой,
  А я же покинул то место
  И начал скрываться в окрестных лесах
  В обличии старого деда,
  Закрыв бородой половину лица;
  Теперь вам известно все это.
  С монголами жил я с младенческих лет
  И знаю язык их пустынный,
  Поскольку служили отец мой и дед
  В той местности дикой полынной.
  Смотрите, уже показалась гора!
  Бинокль, надеюсь, не сломан,
  И скоро вдвоем с вами крикнем: "Ура!"
  И будем сегодня же дома...
  Но где же бинокль? - Максим побледнел.
  С коня соскочив за секунду;
  В мешке он стал рыться, лицо же - как мел
  Товарищ имел в ту минуту, -
  Бинокль я, кажется, взять позабыл,
  Во вражеском стане оставив,
  Когда занимался я дойкой кобыл
  (Что делать? - охранник заставил!)
  Прощенья мне нет, ведь лишил я сейчас
  Возможности в дом возвращенья..."
  
  Максимов задор на мгновенье погас,
  Свое предложил я решенье:
  "Неделя пройдет, и монголы сюда
  Поверьте, всем войском приедут
  И будут здесь праздновать долго тогда
  Эмира большую победу.
  Потом же построят огромный курган.
  Поищем бинокль в их стане,
  Такой вот и будет нехитрый наш план!"
  
  "Но как мы, скажите, узнаем, -
  Спросил у меня Алебардов Максим, -
  В какой он лежит из кибиток?"
  Сказал я: "Ответ может быть лишь один:
  Дороже, чем золота слиток,
  Прибор наш оценят; уверен я в том,
  Что он под надежной охраной,
  Как будто бы книжный какой-либо том -
  В сокровищах он Тамерлана".
  
  "Вы правы, но слышу я будто коней,
  Погоня, наверное, рядом.
  Скакать до деревни нам надо скорей", -
  Максим с обезумевшим взглядом
  Садиться скомандовал сразу верхом,
  И вскоре неслись мы галопом.
  Мой друг же кричал: "Здесь повсюду кругом
  Крестьяне селились, холопы
  И всякие беглые люди, когда
  Прогнали остатки ордынцев.
  В семнадцатом веке исчезла Орда,
  Остались ногаи и крымцы.
  До русских тут жили потомки булгар:
  Башкиры, татары, чуваши;
  Они, может быть, и названье "Самар"
  Присвоили родине нашей?"
  
  Я вторил ему, по дороге скача:
  "Надеюсь, они нам помогут!
  Монголам такого дадут "стрекоча",
  Что те позабудут дорогу!"
  
  Отряд же монгольский уже настигал,
  Расслышали вскоре мы крики -
  Свирепый, отчаянный, яростный гвалт
  И ржанье коней полудиких.
  
  Свой меч доставая, Максим на ходу
  Уже приготовился к бою.
  Подкинул он щит, я поймал на лету:
  "Ловите! От стрел он укроет!"
  
  Изогнутым острым монгольским мечом
  Хотел он держать оборону,
  Щитом защищаясь и мощным плечом,
  Избегнуть надеясь полона.
  
  Собрался Максим подавать им отпор,
  Предчувствуя жаркую встречу,
  А я же поднял над главою топор.
  "Хоть чем-то ворога я встречу", -
  Подумал я так, но внезапно коня
  Сразила стрела подо мною,
  А вскоре вторая вонзилась в меня;
  Залило глаза пеленою.
  
  Я помню лишь только траву пред собой
  И чувство, что я холодею,
  А в уши гудело не сладко трубой,
  Внутри становилось больнее.
  
  Потом закружилась моя голова,
  Почувствовал слабость я в теле,
  А после что было, я вспомню едва,
  Очнулся уже я в постели.
  
  Глава 10. В деревне
  
  Я в доме проснулся, на печке, в тепле,
  Проспал же, не знаю и сколько,
  Но только расслышал в полуночной мгле:
  "Смотри, он очухался, Колька!"
  
  Попробовал я приподняться, но боль
  Пронзила мне левую руку.
  "Теперь потерпеть, чужеземец, изволь,
  Доверься Перунову внуку", -
  По-русски сказали и свечку зажгли
  Какие-то длинные тени.
  Максима увидел затем я вдали
  И вспомнил о вражеском плене.
  О том, как бежали на воздух степной
  Из мрачных и душных кибиток,
  И как избежали мы участи злой -
  Монгольских мучительных пыток.
  
  "Опасности нет, - мне Максим отвечал, -
  Проспали вы около суток.
  Лишиться не можем сейчас Кузьмича,
  Без вас потеряю рассудок.
  Как следует нужно еще вам поспать,
  Дождитесь хотя бы рассвета".
  И снова прилег я на печку-кровать,
  Его доверяя совету.
  
  Наутро проснувшись, увидел себя
  Лежащим на печке в избушке,
  А рядом сидела, платок теребя,
  Татарского вида старушка.
  
  Она ожидала, очнусь я пока,
  Потом предложила отвары,
  Какие из рук приняла старика, -
  То были целебные травы.
  
  Она разложила их все на полу
  И стала готовить мне пойло,
  Кидая в отвар понемногу золу.
  В окне же увидел я стойла
  Могучих красавцев - лихих рысаков
  С густою и длинною гривой.
  
  "Мы чудом сбежали от мрачных оков!
  Глаза пусть врагов будут кривы, -
  В избушку вошел мой приятель Максим,
  И все рассказал по порядку,
  Как раненый конь повалился под ним;
  Врагов же там было с десяток, -
  На счастье, с деревни увидели нас
  Отважные смелые вои,
  А бой продолжался, наверное, час;
  Спасли нас крестьяне-герои.
  Хоть стоила битва большого труда
  И раны оставила в теле,
  Но все ж добрались до деревни, куда
  Давно мы проникнуть хотели.
  Неделя пройдет, и нарушат покой
  Войска Тамерлана лихого,
  Одержит победу Тимур над Ордой,
  Сюда он продвинется скоро
  И праздник устроит, наверное, здесь,
  На волжском крутом побережье
  Раскинув свой лагерь, где поле и лес
  Такого не видели прежде.
  Тогда нам придется немного рискнуть
  И в стан пробираться украдкой,
  Иначе заказан обратный нам путь,
  И там нам придется несладко".
  
  Итак, мы решили, забросив дела,
  Пожить в деревеньке неделю,
  И мне обстановка здоровье дала,
  Ведь сытную пищу мы ели.
  
  На Волге частенько мы ставили сеть,
  Ловили стерлядку, белугу,
  На промысел белок ходили глазеть,
  Траву собирали мы с луга.
  
  Там жили татары и много башкир,
  А русичей было немного.
  Была между ними и дружба, и мир,
  Судили преступника строго...
  
  Не буду вдаваться в подробный рассказ,
  Ведь спать вам, наверно, охота,
  И снова почти наш костерчик погас,
  От этого клонит в дремоту.
  
  Надеюсь, что повесть моя не скучна,
  Ни гномов там нет, ни драконов,
  Что были, наверное, в те времена,
  А нам лишь по сказкам знакомы.
  
  Ни разу не встретился нам ни один,
  Хотя я надеялся очень.
  Лишь мудрый гусляр, не имевший седин,
  Был в песнях особенно точен:
  Дракона описывал с разных сторон -
  Повадки, полет и движенья,
  Как будто недавно встречался с ним он
  И в красочных пел выраженьях.
  
  Легенды и были певца-гусляра
  Решил передать я стихами,
  Что он перед нами слагал до утра,
  На гуслях играя пред нами.
  
  Бумаги в то время там не было, жаль,
  Углем на березовых досках
  Со слов я писал, не вдаваясь в печаль,
  Потом натирая все воском.
  
  Провел я в деревне неделю всего,
  Но сотни сказаний услышал.
  Запас не кончался легенд у него:
  Гусляр воспевал Тохтамыша,
  И прошлых правителей в дерзких стихах
  Описывал очень подробно,
  А также нам пел о седых Жигулях
  Своим голоском бесподобным.
  
  Июня настал восемнадцатый день,
  Которого ждали мы долго,
  Когда Тамерланова мрачная тень
  Достигнуть должна была Волги.
  
  В тот день проиграет лихой Тохтамыш
  И битву покинет с позором,
  Спасаясь, как жалкая мокрая мышь,
  Тимур же подвергнет разору
  И нашу деревню и села вокруг.
  
  "Готовьте же скот на закланье,
  Иначе получите тысячи мук
  И скоро обложат вас данью!" -
  Такие слова прокричал нам гонец
  Однажды ночною порою.
  
  На сходе решили: "Деревне - конец,
  Скотину в пещерах укроем.
  Ее не оставим нежданным "гостям",
  А сами уйдем в коридоры,
  Что нам сотворила родная Тип-Тяв.
  Бежим же скорее на гору!"
  
  "Пусть каждый пожитки свои соберет, -
  Вещал нам старейшина мудрый, -
  Не то ожидает нас горе и гнет,
  Отправимся завтра же утром!"
  
  Как только он слово народу сказал,
  Ни сколько не мысля сомненья,
  Затих у народа эмоций накал,
  Послышался крик одобренья.
  
  Когда по домам разошелся народ,
  Максим прошептал мне на ухо:
  "Настал "операции" нашей черед,
  Должны укрепиться мы духом
  И выкрасть бинокль, укрывшись в леске,
  Прогнав малодушные страхи.
  Врага подождем же, зарывшись в песке,
  В окрестном глубоком овраге".
  
  С собою лепешек запас прихватив
  И мяса сухого немного,
  Еще до рассвета мы были в пути
  И вскоре добрались до лога.
  
  Под мощной сосной схоронились в кусты,
  Набросили множество хвои.
  Леса, нам на счастье, там были густы,
  И были в душе мы спокойны.
  
  Глава 11. У подножия кургана
  
  Весь день напролет просидели мы там,
  А ночь провели на хвоинках,
  И здесь говорю без обмана я вам:
  Я мягче не знаю подстилки.
  
  Древесная хвоя спасает всегда
  Попавшего в лес человека:
  Согреет в любые она холода,
  Когда ты ночуешь на снеге.
  
  Денек пролетел, а за ним и второй,
  Не стало провизии скоро,
  Но было все тихо. На друга, порой,
  Частенько смотрел я с укором.
  
  Мы пляски уже представляли в ночи,
  Монгольского войска веселье,
  Но слышали только, как филин кричит;
  Кончались еда и терпенье.
  
  "Я больше сидеть не желаю в кустах, -
  Максиму сказал я однажды, -
  В разведку пойду, не взирая на страх,
  Узнать обстановку нам важно".
  
  Со мной согласившись, ответил Максим:
  "Все это мне кажется странным,
  Мы больше двух суток почти что сидим,
  Но нет от монголов нам данных".
  
  Придет ли монгол в заливные луга,
  Сберется ли хищная стая?
  Пока укрывалась луна в облаках,
  Созрела идея простая.
  
  И вот осторожно по лесу идя,
  Направились мы к побережью,
  За деревом каждым во мраке следя,
  В большой пребывая надежде
  Найти поскорее чудесный прибор,
  Который назад нас отправит,
  И я посмотрел на Максима в упор:
  "Смотрите, мы вышли на гравий".
  
  И вот на опушке уже мы стоим,
  Смотря на прибрежные дали.
  Сказал мне затем пораженный Максим:
  "Такого мы точно не ждали!
  Взгляните направо, Иван, поскорей:
  Там тысяч с десяток народа
  Возводят курган из окрестных камней.
  На каторге легче работа!"
  
  И вправду, монголы в шеломах несли
  Кто щебень, кто влажную глину,
  И нам муравьями казались они,
  Шеренгой идущею длинной.
  
  Другие же клали наверх валуны
  И землю меж ними кидали.
  Тимур отдыхал от недавней войны,
  Забыв обо всякой печали.
  
  Всем ратникам строго велел Тамерлан,
  Как только сюда он приехал:
  "Победу прославить - воздвигнуть курган,
  На вечную память успеха!"
  
  Размером, окружностью, обликом всем
  С пейзажем он слился красиво,
  Легенде поверил я тут же затем.
  "Тимур сотворил это диво, -
  Сказал я студенту, добавив при том, -
  Удача нам, кажется, светит:
  Пока все на стройке, прибор мы возьмем,
  В ночи нас никто не заметит".
  
  Максим же придумал отчаянный план
  Как быстро достать нам пропажу:
  "Вольемся в монгольский людской караван,
  А нам про бинокль расскажет
  Под пыткой вон тот сухощавый монгол,
  Что к нам направляется спешно,
  Язык же развяжет кинжала укол..."
  Я с ним согласился, конечно.
  
  Максима отец обучал, офицер,
  Практически с раннего детства
  Азам боевых стратегических мер
  И разным разведочным средствам.
  
  К тому же еще он монгольским владел...
  А к нам приближалась фигура:
  Какой-то монгол отстранился от дел
  И в лес направлялся понуро.
  
  Причина была до смешного проста:
  Спешил он по "нужному" делу,
  И вскоре "язык" перед нами предстал
  И с дрожью и тряскою в теле
  Рассказывал нам, где приборчик лежал.
  Его же страшили мы пыткой,
  Чему поспособствовал острый кинжал.
  Монгол указал на кибитку.
  
  Мы голову скрыли полою плаща,
  Лицо же измазали пылью
  И шли до кибитки, два камня таща,
  Как будто мы пленники были.
  
  Но вот появилась у нас на пути,
  Суровая злобная стража
  И дальше мешала нам в юрту пройти,
  Безумной препятствуя краже.
  
  Уверен я был, что студент молодой
  Решит непростую задачу,
  И вот мы стояли пред юртою той...
  Решительный миг был назначен.
  
  Максим на монгольском два слова сказал,
  Следил я за смелым героем
  И ждал, что поднимется скоро скандал,
  И планы все наши раскроют.
  
  В кибитку Максим на минуту вошел,
  И вскоре спешил он обратно.
  Рискованным шагом я был поражен
  И друга хвалил многократно.
  
  Потом же с камнями вернулись мы в строй,
  В полезном участвуя деле,
  И скинули ношу свою под горой
  И в лес припуститься хотели.
  
  Мы в прошлом итак трое суток гостим,
  Вернуться же стало возможным,
  Поскольку бинокль теперь уж Максим
  Запрятал в кольчуге надежно.
  
  И вот мы собрались бежать и уйти
  На гору Тип-Тяв до рассвета,
  Но клетку увидели вдруг на пути,
  И чуть я не вскрикнул при этом!
  
  Друзей разглядел я в ночной темноте,
  Их лица луна осветила:
  К решетке склонился понурый Евтей,
  Терявший последние силы.
  
  Дементий был там, Ларион и Федот.
  Отобраны были их латы
  И кляпом заложен у каждого рот,
  И каждый был связан канатом.
  
  Там несколько воинов было еще,
  Чей вид был особенно грозным.
  Они меж другими имели почет,
  Судил я по взглядам и позам.
  
  Желали они убежать поскорей
  Из тесной суровой темницы,
  О чем говорили мне дуги бровей
  И думой горящие лица.
  
  Я видел могучих фигур силуэт,
  Их головы были понуры.
  Мы знаем: в течение тысячи лет
  Для русской отважной натуры
  Страшнее полон, чем погибель в бою,
  И нет им печальнее доли,
  Чем в сече ворогу оставить броню
  И сгинуть в позорной неволе.
  
  "Но нет! Не бывать славянину в плену,
  Не гнуть им широкие спины!
  Пока на свободных друзей не взгляну,
  Эпоху вовек не покину.
  Пока на свободу не выйдут они,
  Домой мы вернуться не вправе,
  Еще не погасли ночные огни,
  Спасем их и скроем в дубраве!"
  
  "Проснитесь! - товарищам я прошептал,
  Прижавшись к решетке вплотную,
  Достав из-за пазухи острый кинжал, -
  Все путы с вас быстро стяну я".
  
  Я вытащил кляп и острейшим ножом
  Стал резать канаты Евтея.
  Представьте же, как был мой друг поражен
  И горд хитроумной затеей:
  "Привет, иноземец, как рад я тебе!
  Не спали мы суток уж трое
  И все о лихой горевали судьбе,
  Мечтая вернуться на волю".
  
  Я отдал кинжал, и в минуту они
  Все принялись тут же за дело.
  Мечи мы с Максимом достали свои,
  Работа быстрей закипела.
  
  Мы стали копать под решеткою лаз,
  Стараясь успеть до восхода,
  Пока не заметил нас вражеский глаз.
  На благо, везло нам с погодой.
  
  Молочный туман опустился густой,
  Накрыв пеленою всю местность.
  Работа на вид лишь казалась простой,
  Но что впереди? Неизвестность.
  
  На счастье нам ливень обильный полил,
  И в лужах мы чуть не тонули,
  Однако облегчил он множество сил;
  "Спасибо" сказали мы буре.
  
  Размякла земля, облегчая наш труд,
  И глину размыло водою,
  Внизу был потоньше решетчатый прут,
  Его разогнули бы двое!..
  
  И вот наконец-то чрез узкий подкоп
  Дружинники лезли наружу.
  Тем временем начался целый потоп,
  И резко повеяло стужей.
  
  Казалось, на время монголы про нас
  Забыли за тяжкой работой,
  А воины лезли уже через лаз,
  Как пчелы сквозь узкие соты.
  
  Внезапно послышались крики вдали,
  Врагов мы увидели дюжих,
  Бегущих навстречу в грязи и пыли
  По липким суглинистым лужам.
  
  Максим закричал, наш отважный герой:
  "Что будет со мною - неважно,
  Но вы убегайте в тоннель под горой! -
  Он к битве готовился страшной, -
  Берите бинокль, я вас догоню,
  Спасайте товарищей верных!
  За них я погибну в жестоком бою
  И буду их детям примером".
  
  Прикрыть я не мог оборонный наш тыл,
  Мечами владеть не умея,
  В Максиме же пыл боевой не остыл,
  И все поддержали идею.
  
  Не думая, мы устремились в леса,
  Укрывшись в знакомом овраге.
  Свирепые вслед нам неслись голоса,
  Максим же готовился к драке.
  
  А мы, настелив на "окопы" ветвей,
  Весь день и всю ночь просидели.
  "За сутки за эти, - сказал мне Евтей, -
  Власы у тебя поседели".
  
  "Конечно, - ответил я тотчас ему, -
  Ведь столько случилось несчастий.
  За что; Провиденье, никак не пойму,
  Нам всем посылает напасти?"
  
  Дементий сказал: "Испытанья важны,
  Чтоб страсти в горниле оплавить.
  За это с удвоенной силой должны
  Мы в горестях Бога прославить".
  
  Глава 12. Великий князь
  
  Мы двигались вновь по широкой степи,
  Вдали от дороги, по полю.
  Сказал Ларион мне: "Ты сердце скрепи,
  Не плачь по Максиму ты боле.
  Он душу свою положил за друзей,
  Его ожидает награда,
  В раю вознесется он выше князей,
  Гордиться нам подвигом надо!"
  
  Но мало меня утешали слова,
  В душе пребывал я унылым
  И сонным от стресса ходил, как сова,
  А сердце по-прежнему ныло.
  
  Чрез Сок переплыв, мы направили путь
  К пещере, где скрылись крестьяне.
  "Отсюда, Ивашка, нам надо свернуть,
  Пойдем мы к Самарской поляне.
  До стана скорее добраться сейчас
  Быстрее кометы нам надо.
  Надеемся мы, что догонишь ты нас,
  А там наградим тебя златом.
  Дружинников князя ведь нынче ты спас,
  Теперь же иди к поселянам
  И им сообщи: "Иссякает запас
  Травы для коней Тамерлана".
  Он скоро уйдет кочевать по лугам,
  Крестьяне вернуться же смогут,
  А в честь избавленья постройте вы храм,
  Прославив Спасителя-Бога", -
  Дементий Матвеевич обнял меня
  Со всей богатырскою силой.
  
  "Подарим тебе боевого коня
  И впредь заживешь ты счастливо, -
  И воин какой-то мне руку пожал,
  Чуть-чуть не сломав мои кости, -
  Пока же дарю я свой личный кинжал,
  Желанным ты будешь мне гостем.
  Не бойся Василия Дмитрича ты,
  Домой не уйдешь без награды.
  Какие, Ивашка, имеешь мечты?
  Владельцем ли хочешь быть клада,
  Иль, может, дружинником стать порешил?
  Устроим твое мы избранье,
  Тебя воеводою малых дружин
  Мы сделаем к осени ранней.
  Сегодня, Ивашка, ты просто холоп,
  А завтра - ты сын уж боярский,
  Шишак ты надвинешь на мудрый свой лоб,
  Чтоб с ханом бороться татарским.
  Тебя мы с лихвой наградим серебром,
  Пожалуем много угодий,
  Жену мы тебе, наконец, подберем,
  Чтоб не был последним ты в роде.
  Дадим же все это, поскольку ты спас
  Великого русского князя.
  Еще тебе более Бог наш воздаст
  За то, что буквально из грязи
  С дружиною нас на свободу извлек,
  Избавив от мрачной неволи.
  Твой день триумфальный, Иван, не далек,
  С отрядом пойдешь нашим коли.
  Дорогу мы держим теперь на восток,
  Чрез Яик обход совершая,
  Потом же - в Москву, там раз точно во сто
  Ты в большей окажешься славе!"
  
  Дар речи на миг потерял я совсем,
  Что князю ответить не зная,
  Когда мне дарил полководческий шлем.
  Такая вот сцена смешная!
  
  Однако, как вы понимаете, я
  Не принял его предложенья:
  "Да здравствует князь, я молюсь за тебя,
  Но я уже принял решенье!
  Вернуться на Родину мне предстоит,
  Остаться мне с вами не можно.
  Лишь дома родного мне радостен вид,
  Речей не скажу тебе ложных.
  И дома счастливым я стать лишь смогу,
  Душою к нему я привязан.
  Не может быть князь предо мною в долгу,
  И он мне ничем не обязан.
  Я русского брата спасал из беды,
  Свой долг исполняя при этом,
  На многая лета здоровым будь ты,
  Отчизну наполни ты светом!
  А что же касается до серебра,
  Для нас оно важно, не спорю.
  Однако от этого, княже, добра
  Бывает нам горько, порою.
  Появятся страхи, что могут украсть
  Разбойники все капиталы,
  А могут соседи прибрать себе часть, -
  Завистников ходит немало.
  Но я не хочу опасаться ни дня,
  Рискуя отчаянно жизнью,
  И рад я безмерно, скажу не тая,
  Служить безвозмездно Отчизне.
  Я власти большой никогда не хотел,
  Мне много не нужно богатства,
  Доволен я тем, что имею от дел,
  Не склонен я к алчному рабству.
  Без титулов счастлив бываю вполне,
  О большем ничуть не мечтая,
  А мысли светлы, как при полной луне,
  Белы, как меха горностая.
  А что до того, чтоб нашел мне жену,
  Была чтоб помощницей дома,
  То я откажусь, ведь один я живу,
  Душою к науке влекомый.
  Хочу размышлять я всегда в тишине,
  И нервы не так мои крепки,
  Чтоб мне угождать "кровопийце"-жене"...
  
  "Подметил, Ивашка, ты метко!
  Согласен, что можно прожить одному,
  Занятьям предавшись ученым, -
  Сказал мне Дементий, - дай, руку пожму...
  Так значит, к мужам просвещенным
  Относишься ты? Я давно уж прознал!
  России нужны грамотеи,
  Иначе на Родине будет развал,
  Рождаться не станут идеи:
  К примеру, как можно спасаться от стрел
  И как разграничить уделы?
  Без мудрых твориться начнет беспредел,
  Неправое лютое дело".
  
  Дружинникам всем я затем отвечал:
  "Премного я вам благодарен,
  Но все же на Родине ждут Кузьмича,
  В селеньи на речке Самаре.
  Я рад был знакомству, Дементий, Евтей,
  Федот, Ларион и Василий!
  Желаю поменьше незваных гостей,
  Поболее быть вам счастливей.
  На многая лета здоровья всем вам,
  Обнимемся ж мы напоследок,
  Хочу поражения нашим врагам,
  А Родине нашей - победы!"
  
  "Тебя мы не станем, Ивашка, держать
  Во княжеской нашей неволе,
  Но все же в подарок прими ты печать,
  Защитой чтоб стала на Поле", -
  Василий сказал. Попрощавшись со мной,
  Они устремились в дорогу,
  А я же в мечтах направлялся домой,
  Прося беспрестанно у Бога,
  Чтоб друг мой Максим возвратился ко мне,
  И в наше вернулись мы время.
  
  Но только подумал - вдали на коне
  С ногою, продернутой в стремя,
  Увидел наездника, быстрой стрелой
  Летящим по берегу Сока:
  Максим это был, мой товарищ-герой.
  Несчастный был раненым в ногу!
  
  Казалось, спасается он от врагов,
  Заметил за ним я погоню:
  Пятнадцать монголов, чей вид был суров,
  Его настигали стеною.
  
  Спиною дыхание огненных стрел
  Максим ощущал за собою,
  А конь, как и всадник, был грозен и смел,
  Готовый к смертельному бою.
  
  Лишь только увидев такой поворот
  Стремительных этих событий,
  Стремглав побежал я в укрытие-грот -
  Подмогу позвать для прикрытья.
  
  "Скорей выручайте Максима, друзья! -
  Вбежал я в пещеру к крестьянам, -
  Оставить его без подмоги нельзя,
  Спасайте от недругов рьяных!"
  
  Мужчины достали все луки свои
  И быстро надели доспехи,
  В каких ежегодно терпели бои,
  В которых зияли прорехи.
  
  Вся в шрамах была у Максима щека,
  Но он был сдаваться не склонен.
  Монголы настигли уже смельчака,
  И к смерти готовился воин.
  
  Но вовремя мы подоспели к нему,
  И стрелы посыпали в реку,
  Угрозу для них показав наяву,
  Собравшись у самого брега.
  
  Пустились обратно монголы все вскачь,
  Поддавшись, наверно, испугу,
  А самый огромный в отряде силач
  Поднял свою правую руку,
  Давая понять, что уходят они,
  А нам оставляют Максима,
  Ведь их не спасут сантиметры брони,
  Хотя мы стреляли и мимо,
  Поскольку боялись в Максима попасть,
  Убив ненароком героя.
  На миг ощутил я и силу и власть,
  И гордость за наших, не скрою.
  
  Максим переправился вмиг на коне
  Туда, где мы все ожидали.
  Изранен он был, как боец на войне
  И был бы достоин медали.
  
  Мы раны промыли и дали отвар,
  Его уложили в пещере,
  А он говорил: "Вы отбили "товар",
  Что дорого очень измерен.
  Потом расскажу, как бежать удалось..."
  И сразу уснул молодецки.
  Всем телом дрожал он, как загнанный лось,
  Ведь страх испытал не по-детски.
  
  А мы, обеспечив герою покой,
  Взялись приготавливать ужин.
  Меня же спросили: "Да кто ж он такой?
  Вовек мы не видели мужа,
  Кто был так отчаянно храбр и смел,
  К свободе стремился бы дерзко,
  Возможностей сил покоряя предел,
  С ворогом сражаяся мерзким?"
  
  На то я ответил, что русский солдат
  Всегда на геройство способен,
  И полное даже отсутствие лат
  Его не смутит перед боем.
  
  В условиях может он выжить любых,
  Его не пугают угрозы,
  К погоде суровой наш воин привык -
  Жаре и трескучим морозам.
  
  В боях он смекалист и очень хитер,
  Отважен по самой природе,
  Из плена уносится, как метеор,
  Стремясь непрестанно к свободе.
  
  Глава 13. Последнее испытание
  
  Поведав сельчанам про русскую рать,
  Поев за обедом окрошки,
  Задумал я возле огня подремать,
  Чтоб нервы расслабить немножко.
  
  И я за минуту, наверно, заснул,
  Забыв про Василья заданье,
  И вижу я будто монгольский аул,
  Где жертву вели на закланье.
  
  Она с Тохтамышевым будто лицом,
  Похожа была на барана,
  А шею обвила веревка кольцом,
  В рогах же - подобье тюрбана.
  
  И жертвенник медный стоял на горе,
  А там Тамерлан, восседая,
  Какой-то предался веселой игре;
  С ним рядом - жена молодая.
  
  Увидел я русских, попавшихся в плен,
  Вдали же лежали поленья,
  А возле барана монголы с колен
  Подняли красавца-оленя.
  
  Потом же огонь возле них разожгли,
  Жесток приговор был Темиров,
  Смиренно смотрели на казнь Жигули,
  Был суд непреклонен эмиров.
  
  Глава же оленя - наш вылитый князь -
  Василий Димитревич вольный,
  Который на недругов шел, не боясь.
  И стало за князя мне больно.
  
  Спасал я недавно его из беды,
  И вот, полоненный он снова,
  Опять на ногах у него кандалы,
  А рядом - дружина в оковах.
  
  Сначала барана к огню подвели,
  И сгинул он в жертвенном чреве,
  И пламенный столб осиял все вдали,
  Осыпавшись пеплом на древе.
  
  Настал и оленя жестокий черед,
  Свершилось, однако, знаменье,
  Что часто спасало наш русский народ, -
  Не может быть в этом сомненья.
  
  Разверзлись внезапно для всех небеса,
  И Дева пришла на защиту:
  "Не троньте оленя, он - леса краса,
  Я русичей слышу молитвы.
  Ты слишком забрел, Тамерлан, далеко,
  Тебе возвращаться пора бы.
  Полмира итак покорил ты легко:
  Под властью твоею арабы,
  Индусов и турок недавно разбил
  И в русские вторгся пределы,
  Но должен угаснуть военный твой пыл,
  Моих не воюй ты уделов!"
  
  Знаменье исчезло, дрожащий эмир
  Опрашивать начал визирей:
  "Неужто теперь Небесам я не мил,
  И Кто возвещал мне о мире?"
  
  И мудрый вельможа сказал: "Мариам
  Вещала нам волю святую,
  Возжечь мы должны перед ней фимиам,
  О власти ее памятуя.
  Мы воле перечить не можем Ее,
  Она - величайшая в женах,
  На русских теперь не поднимем копье
  И сел не оставим сожженных"...
  
  Прервался мой сон, и в горячем поту
  Проснулся я темною ночью.
  Вскочил я, как будто заснул на посту,
  Хотя подремать был не прочь я.
  
  Максим тормошил: "Побежим же скорей,
  Пока не закрылись порталы.
  Я чувствую, стал я намного старей,
  Ведь бед мы терпели немало,
  Но шанс возвратиться, я думаю, есть,
  За мною идемте на место".
  
  "Сейчас для меня это лучшая весть", -
  И мы в настроеньи прелестном
  Карабкались вскоре к вершине Тип-Тяв
  И грязь под ногами мешали.
  Песчаные склоны снесло от дождя,
  Нам лужи взбираться мешали.
  
  С вершины смотрел я на новый курган,
  Куда вереницей народа
  Тянулся с огнями большой караван,
  Коням не давая прохода.
  
  В бинокль я видел: среди кутерьмы
  Все в радостном были кураже,
  Сверкало все золотом, не было тьмы,
  Курган был парчою украшен.
  
  Гуляния ждали над Волгой-рекой
  В честь славных побед Тамерлана.
  Когда же махнул он своею рукой,
  То праздник начался по плану.
  
  "Хотелось бы ночь на горе провести,
  Пока есть возможность такая
  И нам продолжает пока что везти.
  Уверен я точно и знаю,
  Что праздник какой-то начался большой
  Совсем, вероятно, недавно.
  Монголы желают развлечься душой,
  Отметив победу преславно.
  Согласны, Максим? - я студента спросил,
  В бинокль смотря непрестанно, -
  И хватит на ночку немного вам сил,
  Следить чтоб за праздничным станом?
  Как смотрите вы, чтоб "отъезд" наш домой
  Отсрочить на сутки иль двое?
  Я взял сухарей, а вода - под горой,
  Зато мы насмотримся вволю", -
  Спросил я, ответа же друг не давал
  На эти простые вопросы...
  
  "Наверно, событий стремительный вал
  Повергли товарища в грезы? -
  Подумал я так, оторвавшись на миг
  От этого чудного вида, -
  А может он в штольню какую проник?
  А вдруг он стрелою убитый?"
  
  Максим, лишь недавно стоявший за мной,
  Куда-то исчез безвозвратно,
  И лес только был за моею спиной,
  Страша тишиною внезапной.
  
  Обратно пошел я тогда по пути,
  Где только что шли мы по лесу,
  В бинокль колесико долго крутил.
  Наверное, не было места,
  Где я бы на резкость его не навел,
  Но друга не видел я следа.
  От поисков я утомился, как вол,
  Кто пашет весною и летом.
  
  А в горле стоял у меня будто ком,
  И кости ломило мне даже.
  Считал я последним себя дураком,
  Виновным в случайной пропаже.
  
  Ушла вдруг земля у меня из-под ног,
  И я испугался, конечно,
  Ведь я очутился, совсем одинок,
  В пещере, во мраке кромешном.
  
  Наверх посмотрев, я увидел дыру,
  Откуда упал в подземелье,
  А способ, которым попал я в "нору",
  Во мне разбудили веселье,
  Ведь нервы мои расшатались вконец.
  Но скоро я взял себя в руки,
  Сказав "про себя": "Я - большой молодец,
  А в прошлом, не сгинешь со скуки!"
  
  Тогда я заметил - тоннель уходил
  Проходом довольно широким:
  "Но как, удивляюсь, в него угодил?
  Еще не хватало мороки!"
  
  Идти продолжал я во чрево горы,
  Проход же казался все шире,
  Здесь были сокрыты другие миры.
  Я точно присутствовал в мире,
  В котором, я чувствовал, время навек
  Как будто бы издревле встало.
  Но тут впереди загорелся вдруг свет,
  Меня поразивший немало:
  Погас на секунду и вспыхнул вдали.
  Я видел - "фонарь" приближался.
  К тоннельной стене в известковой пыли,
  На всякий я случай прижался.
  
  Прибор я навел, чтобы свет фонаря
  Суметь разглядеть досконально,
  А он же, все ярче и ярче горя,
  Глаза ослепляя реально,
  Стремительно мчался ко мне напрямик.
  Я резкость навел до упора,
  И все разузнал я буквально чрез миг,
  О чем вы узнаете скоро.
  
  Глава 14. Родное время
  
  Взошло уже солнце, и утренний сон
  Вас в дрему давно погружает,
  Но скоро разбудит гудок и клаксон,
  Заснуть вам теперь помешая.
  
  Но нет! Не подумайте вы, что рассказ
  Окончится слишком банально,
  Избавлю от этого вас я как раз,
  Концовкой сражая финальной.
  
  Однако теперь ошибаетесь вы,
  Подумав: "Наверно, будильник
  Все сны удалил из его головы".
  И вас я расстрою тут сильно:
  Такая концовка древнее, чем мир,
  Не будет она интересна.
  Нам жизнь преподносит такой "сувенир",
  Какого не выдумать в пьесе.
  
  Реальность такие сюжеты тебе
  Готовит нередко при этом,
  Что повесть напишешь одну или две,
  Писателем став и поэтом.
  
  Не сотовый вовсе меня разбудил,
  Прогнав полусонные грезы,
  Но с грохотом, будто взорвался тротил,
  Раздался гудок паровоза!
  
  Поверьте, намного реальность была
  Чудеснее всех сновидений,
  И кругом пошла у меня голова,
  В секунду развеяв сомненья!
  
  Минуту назад веселился эмир,
  На нашем Царевом кургане
  И праздновал краткий меж войнами мир;
  Все пели, плясали, играли.
  
  На грани нервозного срыва я был
  От вида того паровоза,
  А он же гудел и сиреною выл,
  Неся мне для жизни угрозу.
  
  Вчера я спасался от "хищных волков",
  Друзей из беды выручая
  И чудом избегнул тюремных оков
  И чуть не зарублен мечами.
  
  Я только что видел большой карнавал,
  Где пили отвар самогонный,
  И вот уже поезд в горе наблюдал -
  Товарный и многовагонный.
  
  А может, помог мне случайно прибор,
  И снова я был в Настоящем?
  Я думал, смотря с удивленьем в упор,
  Что это бы было блестяще!
  
  Подъехал ко мне паровоз не спеша,
  Стоял я, как в ступоре, глупо,
  И "в пятках" моя пребывала душа,
  Но грубо мне крикнули в рупор.
  
  В огромном запасе ругательных слов
  Мелькали отдельные мысли,
  Откуда извлек я бесценный "улов"
  И понял: в каком-то я смысле,
  Наверное, снова во времени был,
  Родном для меня и Максима,
  Где я не увижу монгольских кобыл
  И битвы кровавой картину,
  Где больше не буду спасаться от стрел,
  К науке вернусь я полезной.
  И вот, я на брань машиниста смотрел,
  Казалась она мне прелестной.
  
  Сомненья пропали: тогда поезда
  В то время еще не ходили.
  Каким же я чудом вернулся сюда?
  Случайность возможная, или
  Опять охранительный Промысел тут
  Помог мне добраться до дома,
  И спас он меня от эмировых пут?
  
  Пока в настроении грома
  Еще продолжал говорить машинист,
  Увидел я друга-Максима.
  Дрожал он, как будто осиновый лист,
  Что было вдали ощутимо.
  
  Пожали мы руки: "Бинокль теперь
  Исправен, мы в точности знаем!
  И в прошлое время откроет он дверь,
  Теперь мы уверены с вами!
  Шестьсот лет назад ведь еще поезда
  Сюда не возили запасы,
  И лишь на конях повсеместно езда
  В горах пролагала здесь "трассы".
  В советское время устроен был склад
  И спрятан во чреве Тип-Тява;
  Об этом не знали ни стар и ни млад,
  Стояли в округе заставы.
  Все эти припасы - на случай войны,
  Они доказательством служат,
  Что вновь в Настоящем находимся мы,
  Максимко, о славный мой друже!"
  
  А он отвечал: "Вы обоих спасли,
  Прибор наведя в этом месте!
  Поедем же мы на поверхность земли
  На поезде трое, все вместе.
  Там ждет настоящий наш благостный век,
  В котором бывает и трудно,
  Но все же продолжим научный забег,
  Не быстрый и часто занудный.
  Мы двигаться будем с надеждой вперед,
  Лишаясь покоя нередко,
  Исследуя славный российский народ,
  Своих изучая прапредков,
  Кто дал нам возможность в Отечестве жить,
  Пускай, не во всем идеальном.
  Они создавали духовную нить,
  Связали нас ею ментально,
  Нам дали культуру и русский язык,
  Народы сплотив воедино.
  И всякий из малых народов привык,
  Что мы к инородцу терпимы,
  Ко всем, пожелает кто с нами дружить,
  Кто добрый сосед по квартире,
  И дружбой кто будет всегда дорожить,
  С Россией желая быть в мире.
  Но к тем же, кто волю диктует свою,
  Народный наш дух в неприязни,
  И пусть нас боятся в открытом бою,
  И ждут все захватчики казни.
  Любому врагу мы наносим отпор,
  Нам в помощь - Небесные силы!
  Так будет, так есть с незапамятных пор,
  Всегда так в истории было!"
  
  Максим по дороге поведал про то,
  Как выкрал прибор хитроумно,
  Сражался с монголом на Сокском плато
  В той битве свирепой и шумной,
  Как следом за мною идя по пятам,
  В пещеру упал он беззвучно,
  Как поезд увидел, не веря мечтам...
  
  Рассказ был довольно не скучным,
  Но больше не буду я вас утомлять,
  Пора расходиться в палатки.
  Часов, приблизительно, стукнуло пять,
  И нужен вам сон уже сладкий.
  
  "Два слова" лишь только поведаю вам,
  Как встретил однажды Максима,
  А после вам отдых от лекции дам.
  Все было в прошедшую зиму...
  
  Глава 15. Будущее
  
  По "городу старому" шел я тогда.
  Внезапно какой-то прохожий,
  Окликнув, меня почему-то догнал,
  И был то Максимка пригожий:
  "Я в будущем веке успешно живу,
  Бинокль создав совершенней,
  И жизнь моя там, наконец, наяву
  Наполнилась массой свершений
  Задуманных планов, мечтаний, идей.
  У нас процветает наука,
  Мы ждем ежедневно счастливых вестей,
  И нет уж порочного круга:
  Из кризиса вышла наука давно,
  Ученые снова в почете,
  В достатке живут, как в советском кино,
  И золото копят на счете.
  России доступен стал Северный путь,
  Ведь лед в Заполярье растаял.
  Вдвойне, россиянин, ты радостен будь!
  Хотя сократились там стаи
  Туда кочевавших арктических птиц,
  И стало поменьше медведей,
  Зато у прибрежных российских границ
  Суда мы встречаем соседей.
  Успешно торговлю мы с ними ведем,
  К примеру, с могучим Китаем,
  Куда по полярному морю дойдем;
  До Индии путь коротаем.
  Владыкой мы стали полярных морей,
  И с нами желают все дружбы,
  Торговый контракт заключить чтоб скорей,
  И нам, и товарищам нужный.
  А нефти на шельфе - огромный запас,
  Которого хватит на годы,
  Качают в огромном количестве газ
  И тонны вывозят породы,
  Что станет залогом богатства страны,
  Улучшив ее состоянье.
  Земля же, пригодная для бороны,
  Культурам дает прорастанье.
  Стал в будущем климат гораздо теплей,
  Сплошные для Родины плюсы:
  Такой урожайности наших полей
  Не знали и древние русы.
  Арбузы и дыни везем с Соловков,
  И персик в Якутии зреет,
  От экспортных мы не зависим оков,
  Стяг Славы над Родиной реет!
  Правители мудрые правят у нас
  (Не часто такое бывало),
  В них дух Созиданья пока не угас
  И мыслей полезных немало.
  Россия воспряла и мчится вперед,
  Я вам говорю, не скрывая,
  И каждый народ с нас примеры берет,
  Наверх лишь стремится "кривая".
  По всем показателям мы впереди,
  И каждый послушен приказу:
  От вышестоящего каждый в чести,
  Простор обретает он сразу
  Для творческих планов, проектов, идей,
  Всегда воплощаемых смело
  В течение лет или нескольких дней
  (Зависит от тяжести дела).
  И знает ученый: идеи его
  Поддержит во всем государство,
  Что меньше и меньше бывает того,
  Что кто-то проявит коварство
  И тут же все планы убьет на корню.
  Настала эпоха свершений,
  Итак натерпелись мы в нашем краю
  Неправды и всяких лишений.
  Поедем же вместе! Отправимся мы
  В эпоху России расцвета,
  Где нет и в помине бедняцкой сумы,
  О чем и не снилось поэтам", -
  Максим говорил, и горели глаза
  Стремленьем к научным победам,
  Но все же товарищу я отказал,
  Не слушая мудрых советов.
  
  Сказал я, что счастлив во времени том,
  В котором на свет я родился,
  Где мой пребывает отеческий дом,
  Где я, так сказать, пригодился.
  
  Максим же в то время был все еще юн
  И склонен к большим переменам,
  А я же в два раза был старше, угрюм,
  "Тяжел на подъем", как полено,
  Судьбу кардинально менять не готов,
  Доволен был временем этим,
  Сжигать не хотел за собою мостов.
  Товарищу так я заметил:
  "Езжайте, я помнить вас буду всегда,
  О вас напишу я поэму,
  Когда пролетят незаметно года.
  Я в ней обозначу дилемму:
  Способны ли выбрать мы жизненный путь,
  Свернув, если нужно, с дороги?
  Вопрос философский наводит на грусть,
  Один он из очень немногих,
  Какие совсем невозможно решить
  В течение малого срока,
  Когда на земле предстоит нам прожить
  Во власти всесильного рока.
  А может, не рок управляет тобой,
  А просто свободная воля?
  Судьбу мы тогда вызываем на бой,
  Где сахара много и соли,
  Где черное с белым, и холод и жар
  Сменяют нередко друг друга,
  Земля из-под ног вдруг уходит, как шар,
  И вертит нас в жизни по кругу".
  
  Максим отвечал: "Я, возможно, вернусь,
  Прощаться я с вами не буду.
  Хочу, расцвела чтобы матушка-Русь,
  Но ждать не хочу ни минуты.
  Возможностей в будущем больше вдвойне,
  Чтоб новые делать приборы,
  Сегодня же я не доволен вполне:
  Россия не даст мне опоры".
  
  Счастливый удачный свершить перелет,
  Желал я Максиму-студенту,
  Науку российскую двигать вперед,
  Чтоб не было в ней инцидентов.
  
  Максим же свой новый бинокль достал,
  Что был помощнее в три раза
  Прибора того, что с обрывистых скал
  Отправил нас в прошлое сразу.
  
  Смотрел он в бинокль, нацелив на даль,
  И скоро в полночном тумане
  Портал небольшой, засиявший, как сталь,
  Открылся внезапно пред нами.
  
  Максим напоследок махнул мне рукой,
  Портала захлопнулись двери,
  И улица вновь погрузилась в покой.
  Стоял и глазам я не верил!
  
  Эпилог
  
  Окончил географ рассказик ночной,
  К себе удалился в палатку
  (Пока не начался полуденный зной),
  И вмиг захрапел он пресладко.
  
  Однако студенты в июльский тот день
  Не спали совсем ни минуты,
  Забыв про усталость и летнюю лень,
  Но каждый с усердьем зануды
  Вопрос обсуждал две недели потом
  О месте великой той сечи.
  И долго студенты судили о том,
  На самом ли деле был встречен
  Географом русский великий наш князь,
  И был ли на том он сраженьи?
  О том не расскажет арабская вязь:
  Эмира лишь в ней достиженья.
  
  О битве Тимура в том месте с Ордой
  В источниках сказано много,
  Но часто загадки зияют дырой,
  К легендам же этим не строго
  Относятся люди, увидев лишь миф
  В старинных сказаньях и былях,
  И ставят на них только сказочный гриф;
  Про истину в сказке забыли.
  
  Географ же в лекции той показал,
  Чтоб мифам они доверяли,
  Что жизнь - увлекательней, чем кинозал,
  И ярче, чем шут карнавальный.
  Легендам поверить мы можем вполне,
  В них факты отыскивать стоит.
  
  "При свете дневном и в ночи при луне
  Когда-нибудь вас удостоит
  Открытия важного радостный миг
  И истины яркая вспышка.
  Желаю, задор чтобы в вас не поник,
  Когда заберетесь на вышку
  По лестнице радостных творческих мук.
  Упав же, вы слезы не лейте,
  Цепляйтесь за факты, как липнет паук,
  Плетя паутинные сети, -
  Сказал так Иван и кисель пригубил
  Из древней расписанной кружки, -
  Я знаю людей, кто мечту погубил,
  За факты представив игрушки.
  Бегите от наглой подогнанной лжи,
  Науку "не делают" в спешке.
  В трудах кропотливых норов покажи,
  Иначе получишь насмешки.
  Беги от лукавства и фальши в делах,
  От мыслей унылых и лени
  С такой быстротой, как уходят в лесах
  От хищного зверя олени.
  Трудитесь на благо Отчизны своей,
  Была чтобы чистою совесть".
  
  Давно нам заканчивать нужно скорей
  О славном географе повесть,
  И мы пожелаем в конце Кузьмичу
  В науке дальнейших успехов,
  Чтоб он на карьерную влез каланчу,
  Встречая все промахи смехом.
  
  Хранит наша Волга, хранят Жигули
  Всю правду о крае Самарском,
  Чтоб наши потомки забыть не смогли
  О времени княжеском, царском,
  Усобице братской, коварной вражде,
  О вражеских частых набегах,
  О вечной суровой народной нужде
  И наших российских победах.
  
  Пусть каждый писатель, певец и поэт
  Свою воспевает Отчизну,
  Всегда в продолжение творческих лет
  Свершая свой труд бескорыстно.
  
   Конец
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"