Вступление ко 2-му изданию

I
Однажды мне заверить было нужно
Бумажных кип скопившийся запас,
Была пора жары июньской душной,
Провел я в 'Alma mater' целый час,
И ураган воспоминаний дружных
Меня подвигнул написать рассказ.
На эту авантюрную идею
Стремился я потратить лишь неделю.

II
Простым казался труд на первый взгляд,
И рифмы часто в мозге возникали,
Чему я был, поверьте, очень рад,
Как металлург от закаленной стали,
Как повар, приготовивший салат,
И как студенты, кто зачеты сдали.
Но оказалось, что писать стихи
Не просто и совсем не пустяки.

III
Рассказ простой облечь бы мог я в прозу,
На труд пустой не тратя много дней,
О чем сказал мне критик очень грозный.
Согласен с ним! Работа есть важней,
Имеются дела и посерьезней
Для пользы нашей и планеты всей,
Чем занимать себя стихосложеньем
И радоваться в рифме достиженьям.

IV
'Писать поэмы, - критик мне сказал, -  
Великим только гениям под силу'.
Но кто есть 'гений'? Лишь оригинал,
Которого природа одарила,
И у кого страстей кипит накал,
И льется стих, как лава на Курилах?
Наверно так. Нужны, однако, тут
Упорство, воля и тяжелый труд.

V
Известно всем такое выраженье,
Что муж ученый как-то произнес.
Его спросили: 'Что такое 'гений?'
Нисколько не смутил его вопрос.
'Один процент, всего лишь, - вдохновенье, -
Ответил Томас Эдисон всерьез, -
А девяносто девять - капли пота
В процессе утомительной работы'.

VI
А где же совершенству есть предел?
На каверзный вопрос не даст ответа
Ни тот, кто юн, ни тот, кто поседел
И даже мудрецы со всей планеты,
С других планет и звездных всяких тел
Вам не раскроют все свои секреты,
Как сделать идеальный вариант;
Но знаем точно: нужен здесь талант.

VII
Душа поет, а звуки этих песен
Сливаются в созвучный стройный хор.
Мотив октав мне стал вдруг интересен
Совсем недавно с некоторых пор,
И пусть их дивный звук давно известен,
Я в прошлое открою коридор,
Поставив цель перед самим собою:
Занять часы октавною игрою.

VIII
Считаю я, не только для толпы
Стихи слагает творческий мыслитель.
Актеры, - те, напротив, гнут горбы
Лишь для того, чтоб радовался зритель.
Поэты же - не публики рабы,
Для многих ближе - тихая обитель,
Поэтому писатели у нас
Не очень популярный нынче класс.

IX
Вопрос один мне часто задавали:
Зачем, друзья, пишу поэмы я?
Ведь если прочитают их едва ли,
С какою целью изнурять себя,
Как будто находясь в спортивном зале?
Попробую ответить, не тая,
Хотя вопрос и кажется мне странным,
И говорю об этом непрестанно.

X
Поклонником я стал огромных форм
В период детства очень даже рано.
Питал меня всегда духовный корм:
Любил читать я длинные романы,
Звучал в моей душе призывный горн,
И в мир фантазий я стремился рьяно,
И был мой список авторов таков:
Маршак, Чуковский, Носов, Михалков...

XI
Потом читал я много Жюля Верна,
Любимы были Стивенсон и Скотт,
Прочел всего Шекспира я, наверно,
Открытьями был полон каждый год.
Я пировал с героями в тавернах
И с ними шел в отчаянный поход,
Захватывало дух от приключений,
Мне не было милее увлечений.

XII
От путешествий был я без ума,
И чем длинней роман, - тем интересней;
Все кажется, что на тебе сума
И странствовать идешь с веселой песней;
В чудесный мир зовут меня тома,
И говорю тоске моей: 'Исчезни!'
Наверное, не я один таков,
Кто не страшится от длины стихов.

XIII
Меняются к тому же часто вкусы,
И кто сейчас законодатель мод:
Служители классические музы,
Иль рифмы отвергающий народ?
Хочу воспеть хвалу родному вузу,
Увлек меня октав круговорот,
Совсем не думал я писать поэму,
Всему виной - обширнейшая тема.

XIV
Сложить хотел всего октавы три,
Закончить я старался к выпускному,
Но сам не рад. Читатель, посмотри!
Я мемуары дополняю снова,
Даю себе команды: 'Там сотри,
А тут поставь в другое место слово'.
Благодарю я критиков своих
За исправленья, что вносили в стих.

XV
Признаюсь я, что поспешил немного,
Ведь завершить старался точно в срок,
Но мы ученика не судим строго,
Когда спешит ответить он урок,
Не гоним прочь со школьного порога
И не подводим знаниям итог;
Но над ошибками проводится работа
От захожденья солнца до восхода.

XVI
'Пугает всех объем!' Но почему?
В сужденьи этом, думаю, ошибка?
Согласен я, по миру по всему
Читающих не очень много шибко:
Из Байрона не все читали 'Тьму',
Возможно, даже 'Золотую рыбку'
Из Пушкина не многие прочли,
Хотя две сотни лет уж протекли.

XVII
Но если тех и наберется мало,
'Осилит' кто поэму до конца,
То горевать поэту не пристало
И, не теряя своего лица,
В доспех облекшись, опустив забрало
И превратившись в рыцаря-борца,
От критиков он будет защищаться,
А от числа прочтений - не смущаться.

XVIII
Возникнет если даже интерес
У десяти всего из многих сотен,
'Ну что же, - скажет лирик, - в том прогресс!'
(Иль что-нибудь такое в этом роде).
Он в обществе почувствует свой 'вес',
Проговорив: 'Мой стих на что-то годен!'
И если увлечет всего троих,
Подумает: 'Не зря мой создан стих!'

XIX
Наш труд любой не может быть напрасен - 
Об этом все философы твердят.
Признанья не найдя в народной массе,
Хотя бы для того творцы творят,
Чтоб миру доказать, что мир прекрасен
И утвердить на вещи новый взгляд;
Над техникой же мы работать будем
И замечаний здравых не забудем.

XX
Известен факт ученым мировым:
Проблемы у биологов со счетом.
Они запомнят, где на карте Крым,
И титул у Потемкина почетный,
Переведут с татарского 'калым',
Журнал вести научатся учетный,
Но как считать их долго не учи,
У них в уме лишь галки, да грачи.

XXI
И у меня такая же проблема:
Мне посчитать число реальных стоп
Сложнее, чем составить план поэмы
И мыслям ход прервать командой 'Стоп!'
Признаюсь вам, труднее нет дилеммы,
Что входит у меня в 'десятку-топ'
Трудов и мук всего стихосложенья,
Мешающих высоким достиженьям.

XXII
Но вот, друзья, поправил я размер.
Он точным стал, как думские указы;
Я массу внес поправок, например,
На шестистопный ямб теперь ни разу
Не уклонится стих - итог всех мер,
Предпринятых, как по команде 'Газы!'
В наикратчайший исправленья срок;
Все более стал к технике я строг.

XXIII
Не пожалеем дни, часы, недели,
И, улучшая технику стихов,
Мы устремимся к благородной цели...
Вы помните, наш лозунг был таков:
'Per aspera ad astra' мы хотели
Всегда лететь, в бескрайности веков
Желая о себе благую память
В истории хоть чем-нибудь оставить...

XXIV
Нам идолов не стоит поминать, -
Я с рецензентом полностью согласен.
Давно мы научились понимать
Все смыслы греческих премудрых басен.
В богах Эллады был характер, стать,
Но их порочный мир для нас ужасен,
Оставим их классическим векам,
Языческий давно разрушен храм. 

XXV
Достаточно воспели их поэты;
Открой любого классика теперь,
Которых труд еще не канул в Лету,
К ним обращались все (ты мне поверь)
В своих стихах, прославленных по свету.
В язычество закроем нынче дверь,
Просвещены мы истинною верой,
Живя в свободе христианской эры.

Пролог

I
Оставлен ненадолго был сюжет,
Вы потеряли время, верно, даром,
И затянул вступление поэт
К своим полузабытым мемуарам.
Простите, не вмещу, увы, в сонет
Тот миг воспоминаний очень старых,
Что молнией вдруг вспыхнул в ту жару
И ностальгии пробудил пору.

II
Стремительно промчались эти годы,
И десять лет остались позади,
За это время поменялись писки моды,
И стал пейзаж другим, ты погляди!
Учили нас премудростям природы,
Но мудрость жизни все же впереди,
Ведь жили мало мы еще на свете,
Не так давно же были словно дети.

III
Имеет Универ солидный вид,
Но в холле не поешь уже 'картошки',
И столик там удобный не стоит,
Возвысившись на стройной длинной ножке.
Душа по той причине загрустит,
И сердце заболит в груди немножко.
Нас, 'Alma mater', снова ты встречай,
Пускай согреет вновь твой крепкий чай.

IV
Прошелся я по старым коридорам,
В которых не был очень много лет.
Сменили где-то двери и запоры,
В другом же изменений крупных нет,
Лишь только жалюзи сменили шторы,
И новый вижу на столе сонет;
Но не найти каракулей там наших,
Другими кем-то стол был разукрашен.

V
Взглянул на стенд, и был я удивлен,
Когда увидел радостные лица
Сокурсников, 'определявших' клен,
Распознающих пение синицы
Хлебавших чай, подкрашенный углем,
Пытаясь ароматом насладиться.
Приятно через много-много лет
Узнать друзей в колонках стенгазет.

VI
И впрямь приятно: наша стенгазета
Заполонила ровно полстены,
Биологов труды в теченье лета
С подробностью туда занесены.
Спасибо добровольцам всем за это,
Работал кто от лета до весны,
Чтоб курс остался в памяти надолго,
Как помнится больной укол иголкой.

VII
Переношусь в счастливые года
Я всякий раз, как вижу эти стены...
Вы помните, мечтали мы: 'Когда 
Обогатятся кислородом вены 
И устремимся мы, как с гор вода,
Дождавшись, наконец-то, перемены.
Дела, казалось нам, идут на лад,
И жизнь была тогда как шоколад.

VIII
Чтоб всколыхнуть в вас рой воспоминаний,
Я применю старинный дух октав.
Попробую, хотя и мало знаю,
Теорию лишь мельком пробежав,
Но приложу я множество стараний,
От сна и лени с бодростью восстав,
Чтоб в рифменной манере сочиненья
Поведать всем о наших днях ученья.

IX
А если вдруг о чем-то я забыл,
Товарищи пускай пришлют об этом
Рассказ-другой, который с ними был,
Когда ученья просвещались светом,
Горел в душе энтузиазма пыл,
Не слушали наставников советы,
Когда почти мы жили без забот,
Лишь утирая на зачете пот.

X
На вашу помощь очень я надеюсь
И предлагаю вместе стих создать;
Начать позволить я себе осмелюсь,
А эстафету позже передать
Друзьям моим, кто в ностальгии греясь,
Приобрести желает благодать
И поделиться радостью со всеми,
Прибавив шутки две к моей поэме.

XI
Планирую дополнить этот стих,
Процесс творенья может длиться вечно.
Пока наш голос внутренний не стих,
Он может на бумаге литься речью,
И в этих фразах, истинно простых,
Запечатляться станут бесконечно
Воспоминанья юности поры,
Когда смелы мы были и бодры.

XII
У вас же если времени немного,
А на октавы точно нет совсем,
То подвергать не буду вас упреку, 
Но подаю такой совет я всем:
Вы можете пойти другой дорогой
И вместо нудных длительных поэм
Прислать сюжет любой удобной формой;
И в прозе анекдот здесь будет нормой.

XIII
С чего же мне начать большой рассказ?
Вот подлинно сложнейшая задача!
Сумбуром утомлять не буду вас,
Выхватывая мысли наудачу,
Но постараюсь в правде, без прикрас
(Хотя и много времени потрачу)
О днях счастливых повести здесь речь,
Стремясь рассказ в логичный план облечь.

Песнь первая. О наших педагогах

I
Начну, друзья, свое повествованье
С комиссии приемной в Универ:
Надежды и на чудо упованья
Являла нам она собой пример, 
Туда ведь поступить - предел мечтаний
И безусловно, цель всех наших мер,
Хотя в другие вузы мы ходили,
И многие давно в них поступили.

II
Но был мечтою Университет,
Его мы полюбили с полувзгляда,
Когда, желая творческих побед,
Мы приходили на Олимпиаду.
Не для кого, наверно, не секрет,
И разъяснять, я думаю, не надо,
Как можно поступить, заняв места,	
Избегнув тем экзамена креста.

III
Еще тогда нас поразил нестрогий,
Приветливо настроенный декан;
Привлек к себе он очень-очень многих,
Вмещал он анекдотов океан.
Для нас открыты были все дороги,
Не обозначен жизненный был план...
Декан помог нам выбрать направленье,
В другие вузы погасив стремленье.

IV
В душе и сердце полыхал огонь,
В комиссии приемной было жарко,
Счастливчики в местах имели бронь,
Но солнце всем тогда светило ярко;
Не ведал даже и Троянский конь,
Какой подарок уготовит Парка;
Фортуну каждый в мыслях призывал
И чувствовал вокруг страстей накал.

V
Но вот уже заветный стенд и списки
Перед собою видишь на стене,
Осознаешь возможные все риски,
Хоть баллы и послал по всей стране,
А дома приготовлен ром и виски.
Спиртное же пока нельзя тебе, 
Но за успех ты выпить будешь должен, 
И опрокинешь с горя рюмку тоже.

VI
Твой мрачный взгляд на список устремлен,
А нервы накалились до предела;
Ты в трудностях не очень закален,
И дрожь с главы до ног пронзает тело,
Как ветер треплет несозревший лен,
Иль совесть обличает злое дело.
Ты до конца практически дошел...
И в списке, наконец, себя нашел!

VII
Переполняет душу ликованье,
Сбылись твои заветные мечты,
Закончились на время испытанья,
И сделать остановку можешь ты.
Наградою пусть будет за старанья
Кратчайший отдых твой от суеты;
Расслабиться ж дано совсем недолго:
Примерно, сколько льдом покрыта Волга.

VIII
Продлится до экзаменов поры
Период ликованья и веселья;
С азартом беззаботной детворы
Мы праздновать все будем новоселье;
Полны друзьями шумные дворы,
И настает всеобщее безделье;
Мозги, как говорится, набекрень,
А дни коварно заполняет лень.

IX
Когда настигла вдруг пора учебы
Со скоростью стремительной волны,
Вкусили вы общаги дух трущобный,
Но все в ней делать были вы вольны.
Я про общагу рад сказать еще бы,
Но знания мои тут не полны,
Ведь про нее я знаю лишь снаружи,
А для рассказа очевидец нужен.

X
Классическим был Университет
И по определенью, и по сути.
Учили там практически сто лет
Не как в обычном мелком институте;
И всесторонний просвещенья свет 
Помог очистить мозг от всякой мути,
И мы напрасно думали порой,
Что 'грузят' нас ненужной ерундой.

XI
И вот, мы были на другой планете,
Как пелось в песне тех былых времен;
Учились все мы в Университете,
И каждый осознаньем был польщен,
Что мы уже студенты, а не дети;
Был каждый этой мыслью поглощен!
Гордились классикой образованья,
А кто-то грезил и ученым званьем.

XII
Примером были нам профессора,
Состав которых был особо сильным.
В нем со времен советских доктора 
Со скоростью вполне себе стабильной,
Как дрожжи в чашке Петри, 'на ура',
Произрастали густо и обильно,
Когда в Союзе был расцвет наук
И всем хватало и голов, и рук.

XIII
Готовил факультет мужей ученых
И вырастил научный высший свет
Биологов, познаньем поглощенных,
Кто стали составлять потом скелет
Самарской высшей школы просвещенной.
Практически всего за сотню лет
Сотворена ученая элита
И мудростью, как вакуоль, налита.

XIV
В халате наш декан носил свисток,
Его мы понимали с полусвиста.
Лишь становился гулом шепоток,
То сразу реагировал он быстро,
И проходил чрез уши будто ток,
А корпус оглашался трелью чистой,
И тут же воцарялась тишина - 
Так муж молчит, когда кричит жена.

XV
Но гул опять возобновлялся вскоре,
Тогда декан о стену бил доской,
Как мужа в старину жена при ссоре
Нередко колотила кочергой.
Как мужу, так и стенке было горе,
Зато мы не скучали, и с тоской
На лекциях декана не сидели,
Ему внимая каждую неделю.

XVI
Почти на каждой из учебных пар
Декан твердил о заповедях часто;
Имел он убеждать особый дар;
Не проходили лекции напрасно,
От слов его горел в душе пожар,
Он обучал методике прекрасной:
Науку как внедрить в сознанье масс,
Удерживая в страхе школьный класс.

XVII
А заповедь одна звучала просто:
Здоровый образ жизни нужен нам!
Произносил он за здоровье тосты,
И анекдот вставлял и тут и там,
К спортивному велел стремиться росту,
Преследовать рекорды по пятам;
Куряк же осуждал он беспощадно
И на зачете спрашивал нещадно.

XVIII
Второй закон: 'Мужчин всегда беречь!'
За это он стоял особо рьяно
И часто заводил об этом речь.
Наверно, нет мужчины без изъяна,
Но их Старуха может подстеречь
(И чаще тех, кто курит в виде пьяном)
Гораздо раньше, чем прекрасных дам,
Поэтому будь в форме, как ван Дамм.

XIX
Лишь только 'в положеньи интересном'
Оберегать жену декан велел,
В другое ж время (людям всем известно)
Самим бы нам спастись от колких стрел
Совсем недавно скромненькой невесты,
Случился вдруг с которой беспредел.
У всех животных век самцов не долог:
У пауков, к примеру, и у пчелок.

XX
Нам составляли нравственный закон
Два пункта у декана в арсенале,
Что повторял всегда на парах он
В начале обученья и в финале,
Поскольку был в порядок он влюблен,
О чем на первой лекции узнали.
С невежеством декан - всегда боец,
Для факультета - любящий отец.

XXI
И в мыслях даже спорить мы не смели,
В умах закон тот мудрый утвердив,
Ведь повторялся каждую неделю
'Категорический императив'
В устах декана с частотой капели.
'Ловили' мы при этом позитив,
И утверждался в разуме порядок,
Такой же, как среди красивых грядок.

XXII
Итак, два пункта эти таковы:
'Декан всегда был прав: пункт номер первый!'
А если он не прав, решите вы,
Свои поберегите лучше нервы,
Избавьтесь вы от боли головы,
Спокойней будьте, как тунец в консервах,
Ведь 'пункт второй: на первый посмотри',
А если не запомнил - повтори...

XXIII
Ботанику читал любимый всеми
Фундаментальных знаний эрудит,
И знаний им посеянное семя
В нас плод добра пока еще растит,
А память по сегодняшнее время
Микроустройство семени хранит;
И повезло, скажу, нам очень крупно, 
Поскольку объяснял он сверхдоступно.

XXIV
Исполнить в тихий вечер у огня
Любил профессор песни под гитару;
А дома трубок множество храня,
Он мог отдать друзьям любую даром,
Хотя и были все ценой с коня.
Он собирал кубинские сигары, 
И поделиться рад был теплотой,
Был щедрым он и полным добротой.

XXV
А говорил профессор бесподобно,
Чудесным эхом разливалась речь
Без всяких оборотов неудобных,
И с полуслова всех могла завлечь.
В ней не было камней глубоководных,
И потому могла свободно течь,
Ведь род его принадлежал к дворянам:
По их примеру рек он без изъянов.

XXVI
Зоолог наш с циклопов на Восток
Переключая наше все вниманье,
Внезапно мыслей изменял поток
С усердием и всем своим стараньем.
И встряска эта шла всегда нам впрок,
Когда меняя направленье знанья,
Про Сектор Газа начинал рассказ,
Ведь ото сна она будила нас.

XXVII
Рассказывал профессор, как арабы
На иудеев снова шли войной,
Потом же возвращался к теме 'Крабы',
Иль 'Дафнии', а может быть иной...
Задумавшись, произносил он: 'Кабы
Жилось нам, если б был Советский строй?'
И речь его была полна ироний,
А кругозор имел многосторонний.

XXVIII
В политике зоолог был мудрец,
'Буржуев' обличал всегда достойно;
И лекций всех незаурядный чтец
Ни на секунду не был беспокойным.
По дафниям крупнейший в мире 'спец'
Читал невозмутимо и спокойно;
Советский строй счастливый вспоминал,
И редко в нем бурлил страстей накал.

XXIX
Матметоды показывал ученый,
Кто мудростью тогда достиг седин - 
Биолог-математик просвещенный,
Он двух наук профессор был один.
'Принципиальной схемой' увлеченный,
Он рисовал ее быстрей картин.
И понимать сейчас мы только стали,
Зачем внутри приборов знать детали.

XXX
Всегда читал философ наизусть,
Он с детских лет, наверно, был марксистом,
Религии его ввергали в грусть
И выносить не мог идеалистов.
Мы не согласны были, ну и пусть...
Один марксизм считал он светом чистым:
'Идеи Маркса вечны и верны 
Для всякого режима и страны!'

XXXI
Он Поппера любил, Мамардашвили,
Студентам взгляд на мир не насаждал,
Не говорил, чтоб Маркса мы любили,
Не заводил ни диспут, ни скандал,
Уверен был в марксистской доброй силе,
В которой видел строя идеал,
И убеждений он держался стойко
(Не повлияла даже 'Перестройка').

XXXII
Историк нас экзаменом пугал,
Держать пытаясь постоянно в страхе.
'Боялись' мы его, как римлян - галл,
И как трясутся от циклопов раки.
Он обещал нам самый низкий балл
И часто говорил о нашем крахе,
Но сдали все, страдать нам не пришлось;
Мы рады были, как от сена - лось.

XXXIII
По высшей математике учили,
Как вычесть, а потом сложить предел...
Не правда ли, она острее чили,
Над чем биолог больше всех потел?
А математики, скажи, не палачи ли,
Что нас пытали массой странных дел:
Прибавить, вычитая бесконечность,
Заставив мысли устремиться в вечность?

XXXIV
На физике студентов ждал кошмар:
Дамокловым мечом доцент грозила,
Высасывая соки, как комар,
Сжимая нас в объятиях Годзиллы;
И мы хотели превратиться в пар,
Чтоб избежать давления и силы,
Еженедельно нас вводящих в стресс
И к физике убивших интерес.

XXXV
Чтоб нам 'лабораторки' подписала,
По десять раз ходили к ней за час,
Но начинали снова все сначала,
На место возвращаясь всякий раз.
Она же головой всегда качала,
По-доброму прищуривая глаз.
На отдых мы желали ей ухода,
Нас мучила она всего два года.

XXXVI
Как сложно было получить зачет,
Студенты после нас уже не знали,
Как вновь и вновь сдавать один отчет,
В восторг впадать, когда в ее журнале 
Мы видели кружочков полный счет, 
И чувствовать себя на трибунале...
Но только через десять с лишним лет
Мы пользу осознали тех бесед.

XXXVII
По памяти нам физик выводила
Все формулы, размерами с доску,
И моментально каждого вводила
В депрессию и стойкую тоску,
А мозг взрывался, словно груз тротила,
Процесс распада ядер был в мозгу;
Протоны, в нем столкнувшись, как бизоны,
Формировали стойкие бозоны.

XXXVIII
Генетик презирала всех мужчин,
'Они нужны лишь в качестве прислуги', - 
Считая мужиков за нижний чин,
Нам факты говорила, а не слухи;
Был пул ее острот неистощим - 
Как волосков у дрозофилы-мухи;
В ее словах всегда звучал укол, 
Что женский - это самый сильный пол.

XXXIX
И подтверждала это фактом верным:
Геном поменьше ведь у мужиков.
Мы также знаем, что старух, примерно, 
Побольше на Земле, чем стариков,
И женщины ведут себя примерней,
А в мире меньше дур, чем дураков.
Самцы же все - ничтожные созданья,
Их гены лишь исправит воспитанье.

XL
Гамет мужских значенье только в том,
Чтоб очень быстро и прицельно метко
В них заключенный собственный геном
Доставить поскорее в яйцеклетку.
Самцы еще нужны, чтоб строить дом
И радовать красавицу-кокетку:
Примерно так старалась объяснять,
За час мужчин ругая раз по пять.

XLI
Решать же по генетике задачи
Учил невозмутимый господин;
Тотально не везло ему с удачей,
И долго в ассистентах он ходил.
Своей неординарностью в придачу
И внешностью он часто походил
То на героя старого романа,
То на казачьего лихого атамана.

XLII
Он имидж изменял три раза в год:
То волосы растит, браду же бреет,
То бороду растит, власы стрижет,
И на ветру она, как парус, реет.
Еще с ней был один круговорот:
То станет черной, то потом русеет...
Такой происходил метаморфоз,
Который был во всем - ароморфоз.

XLIII
Над жабами мы были палачами
И резали крысиные хвосты,
Нас этикой в то время не смущали,
Ведь методы биологов просты,
Как были на заре наук, в начале.
'А как теперь?' - задашь вопрос мне ты.
Отвечу я, что сохраняют в силе
Пока еще традиции в России.

XLIV
Не сразу выставлялись напоказ
Бациллы, бактероиды и кокки,
Хотя и получали мы приказ
В кратчайшие, в пределах пары, сроки
Зарисовать в тетрадь их без прикрас,
Найдя в густом агар-агарном соке.
Вначале совершали мы соскоб
И два часа смотрели в мелкоскоп.

XLV
Микробиолог наш была - почетный
И признанный большой специалист.
Когда же подходили к ней с отчетом,
Мы походили на дрожащий лист.
Она по дням нечетным и по четным
Была один и тот же реалист;
Ее принципиальность отличала,
А леность нашу часто обличала.

XLVI
Профессор биохимии другой
Вела у нас еще на старшем курсе.
Всегда имея факты под рукой,
Она была всех достижений в курсе.
Сносило нас научною рекой.
Какой же плод познания мы вкусим,
И что нас ожидает в этот раз?
В нас интерес на лекциях не гас.

XLVII
Нас поражала всех ее активность,
Была она всегда и тут и там;
Энергию, заряд ее и живость
В словах, увы, я вам не передам;
Она не проявляла агрессивность,
Была дипломатичнее всех дам,
По пунктам всем - профессор идеальный,
Авторитет для нас феноменальный.

XLVIII
Преподавал у нас ветеринар,
В кругах научных доктор всем известный,
Который не казался очень стар,
И получал он много мнений лестных.
Профессор начинал свой семинар 
С событий своей юности чудесной, 
Когда он в Тоцком взрывы наблюдал,
Ни в бункер не скрываясь, ни в подвал.

XLIX
Нас химиям учили всяким разным,
Вдыхали мы веществ токсичный дух
И предавались опытам опасным,
К которым интерес в душе не тух;
Красители казались нам прекрасны,
А звуки взрывов радовали слух;
Мы рады были после всех реакций
Сильнее, чем банкир от роста акций.

L
Нас поглощало море дисциплин,
Давили фактов тяжкие громады,
Довольно часто мучил даже сплин,
И лихорадка била пред докладом,
Но в бой мы шли, как витязь из былин,
Ведь знали мы, что все нам это надо,
Запомнили хотя процентов пять,
Специалистам если доверять.

Песнь вторая. О полевой практике

I
Но вот прошли экзамены, и летом
Ждала на поле практика всех нас,
Забыли там на время про котлеты,
Ведь макарон имели мы запас,
Но походить не стали на скелеты,
А тонус ни на каплю не угас,
Поскольку мы активность повышали
Сгущенкой и каким-то мутным чаем.

II
В условиях комфортных находясь,
Мы пребывали в помещеньи школьном,
И каждый день на 'ПАЗе' быстро мчась,
Всей грудью мы вдыхали ветер вольный,
Не зная, что такое пыль и грязь;
И были мы в то время всем довольны,
Хотя и ливень часто лил назло,
Но в целом, нам с погодою везло.

III
Была одна на практике работа:
Побольше трав в гербарии собрать.
Не чувствовав ни голода, ни пота,
В поход мы шли, как воинская рать,
И после каждодневного похода
Для нас был спальник - мягкая кровать,
А ночью мы латынь учить старались
(Я помню лишь Cannabis ruderalis).

IV
Нас поражала степь своей красой,
Чаруя нас полынным ароматом;
Никто не проходил по ней с косой,
Из трав ее не делали салатов;
Лишь изредка там пробегал косой,
Да кузнецы с цикадами раскатом
Все заводили трели по ночам,
Под спальниками где-то стрекоча.

V
Ботаник нас нисколько не щадила:
Водила по степи в жару и зной
И взглядом грозным будто говорила:
'Биологом назвался, так не ной'.
Ее приказы были, как удила,
Когда кричала всем: 'Вперед, за мной!'
В заброшенном полупустынном поле,
Своей железной подчиняя воле.

VI
С похода возвращаясь в душный класс,
Садились мы за трав определитель,
И колос (что когда-то звался 'клас')
Досуга становился нам губитель.
Тоску лишь разгонял холодный квас
И местный очень вкусный сельский сбитень.
Определяя виды колосков,
Весь день число считали волосков.

VII
Гербарий утюгами мы сушили
И клеили затем его на скотч,
А возгоранья мы всегда тушили,
Но подпалить бы каждый был не прочь:
Такие мысли нас порой душили,
Когда на лагерь надвигалась ночь.
Ночами же 'качался' кто-то в зале,
'На массе' чтоб сидеть, а не 'на сале'.

VIII
Под пение известных рок-хитов
Вели бои мы ежедневно в шашки.
Биолог к битве был всегда готов, 
Найдя в спортзале что-то вроде на шашки
И пару-тройку стареньких щитов.
А вечером, наевшись вдоволь кашки,
Просились мы на местные пруды - 
Награда всем за тяжкие труды.

IX
Нам было, чем тоску дневную скрасить,
Ведь в сельской школе мы нашли приют.
Не заставляли там заборы красить,
Всем были рады, ждал везде уют,
Могли в спортзале по снарядам лазить,
А ночью раздавалось, как поют
Под 'Арию' прекрасные сопрано,
Кто вместо птичек нас будили рано.

X
Условий чище было не сыскать:
На практике на этой жили в школе;
Мы не могли о лучшем и мечтать,
Нам не была нужна другая доля, 
Рюкзак не приходилось нам таскать,
В столовой мы питались, а не в поле,
Но скоро стало чуть потяжелей,
А вместе с тем намного веселей...

XI
Неделя очень быстро пролетела,
И вот уже мы едем в Жигули,
По серпантину мы летели смело,
Туда, где горы высились вдали,
С реликтами чтоб встретиться и с мелом,
Что горы для потомков сберегли.
Мы будем изучать экосистемы,
А сбор букашек станет нашей темой.

XII
Как сотни трав собрали мы в степях
И с легкостью зачеты там же сдали,
Прогладив весь гербарий второпях
И духом закалившись крепче стали, - 
Так мы жучков изловим в Жигулях,
Чтоб смелыми и храбрыми все стали.
Поймать не устрашимся мы гадюк,
Засунем быстро их в походный тюк.

XIII
Убавила нам практика комфорта:
Теперь мы жили в доме без дверей.
Казался он каким-то древним фортом,
Который защищал от дикарей
И не был санаторием-курортом;
Но домика не знали мы милей:
Хотя полы давно прогрызли мыши,
Но все ж была над головою крыша.

XIV
Убежищем был 'форт' от диких псов,
И представлял он слабую преграду
(Но сомневаюсь, был ли там засов?
Припомнить вам, друзья, об этом надо).
Мы не боялись хищников лесов,
Наоборот, мы были очень рады
И волка, и лисицу повстречать,
И рыси отыскать хоть шерсти прядь.

XV
Но их ни разу мы не повстречали,
Надеясь все же в глубине души
Увидеть их; и были мы в печали,
Когда, костер под утро потушив
Остатками невыпитого чая,
Не замечая желтых глаз в глуши,
Мы отправлялись в дом, в волков не веря,
Не чуя за спиной лихого зверя.

XVI
Нам говорили часто про волков,
Припоминая слухи, байки, мифы:
Их стаи не страшились и полков
Здесь кочевавших в пятом веке скифов.
Но страх наш был немного бестолков:
Бояться понапрасну - труд Сизифов.
Не помню я, чтоб слышали мы вой,
Лишь оглашался лес в ночи совой.

XVII
Мы распевали песни под гитару,
Всю ночь мешая жителям поспать;
Мы распивали чай, и много тары
Формировало сверхбольшую кладь;
Но молоды мы были, а не стары,
Поэтому, часов, наверно, в пять
Мы засыпали все под звуки пташек,
Жужжанье мух и ползанье букашек.

XVIII
Всех заповедник сразу поразил
Прозрачной, как слеза, речной водою,
Когда, уставши от напора сил,
Мы в Волгу окунулись с головою.
И каждый друг у друга вопросил,
Захлестываясь ледяной волною:
'Ты видел чище где-то Волгу-мать?'
'Нигде, и не боюсь тебе солгать!'

XIX
Пугал нас постоянно громкий скрежет,
Пронзавший лязгом тишину ночи:
Ножом о нож как будто кто-то режет,
Иль точат гильотину палачи.
Пытали друг у друга все мы: 'Где же
Причина звука? Лучше не ищи...'
За Волгою песок, наверно, мыли
От ила или известковой пыли.

XX
С вишневой крышей красный теремок
Стоял наш домик на опушке леса.
Пред ним - дубовый стол, где каждый мог,
От зноя скрывшись под большим навесом,
Следя, чтоб не застрял еды комок
И не пугаясь прибаленья веса, -
Сгущенки был способен съесть вагон;
Две банки в день - для каждого закон.

XXI
Но чаще мы на бревнышках сидели,
От комаров спасаясь у огня;
В лесах и на лугах прошла неделя
Со скоростью летящего коня.
И также быстро как-то мы летели,
Под ливнем на своих двоих гоня,
Не ощущая вовсе утомленья
И финиша достигнув за мгновенье.

XXII
Питались мы обычно каждый раз
Чуть подгоревшей гречневою кашей.
Я говорю без всяческих прикрас:
Была она деликатесом даже,
И две и больше порции зараз
Съедали мы любимой пищи нашей,
А самым вкусным был глубокий слой,
Пронизанный чудесною золой.

XXIII
Insecta мы искали на полянах
И на опушках девственных лесов,
Но кое-кто из них, особо рьяных,
Искали нас самих, как лисы - сов.
От крови их летало много 'пьяных',
От писка было утром не до снов,
И мучили нещадно нас Diptera,
Ведь наша кровь была для них 'мадерой'.

XXIV
Жуков мы собирали по лесам
И сотнями травили хлороформом.
Из нас был должен каждый в поле сам
Сначала описать их тела форму,
Потом же по головке и усам
Определить их вид весьма проворно,
И, насадив на тонкую иглу,
Профессора услышать похвалу.

XXV
Мы дружно защищались от Acari, 
Ведь знают все, опасны чем клещи;
Они же были, как всегда 'в ударе',
Стремясь под наши заползти плащи.
Нам снятся до сих пор они в кошмаре,
Попробуй их в одежде отыщи!
Вдруг обнаружив у себя Ixodes,
Мы извивались, как танцоры 'Тодес'.

XXVI
Преподаватель, усмехаясь в ус,
По древней вел асфальтовой дороге,
Укутавшись, не донимал чтоб гнус.
За ним не поспевали наши ноги,
Когда входил он в поиске во вкус.
Он, кажется, не чувствовал тревоги,
Когда, ногой наткнувшись на гадюк,
Рептилий тех насаживал на крюк.

XXVII
Мы жизнями частенько рисковали,
Но, не боясь паденья с высоты,
Бесстрашия девиз в сердцах ковали,
Чтоб насладиться видом красоты
С вершины Жигулевских гор на дали;
И перейдя все 'Чертовы мосты',
Мы ежедневно покоряли горы,
К обеду возвращаясь очень скоро.

XXVIII
Профессор заводил в такую глушь
И сеть дорог, повсюду непролазных,
Где после ливня было много луж
И было проходить небезопасно,
Но был профессор наш особо дюж,
И нам подал он опыт скалолазный
В таких местах, где запрещен проход
(Хотя, мы знаем, там живет народ).

XXIX
Не сладко приходилось, я не скрою,
Но дух открытий был неугасим...
Во сне мне представляется порою,
Что в Жигули я вдруг переносим,
Любуюсь там Бахиловой горою
И говорю: 'Откройся же, сим-сим...'
Гора же раскрывает мне загадки,
О чем в стихах рассказ пишу я краткий.

XXX
Там школа, дом..., и вот уже без крыш
Встречала третья практика сурово,
Шуршала по ночам тихонько мышь,
И в лагерь заходила к нам корова...
(Но эта шутка здесь для рифмы лишь);
Одна палатка стала нам покровом,
Зато огромный опыт был у нас,
И взяли мы туда не только квас.

XXXI
Биологов лесничество встречало
Большою тучей наглых комаров.
На место прибыв, мы пошли сначала
На поиски таинственных бобров,
Но замечали только лишь причалы
Из сложенных бобрами мелких дров.
Тонули в тине мы, идя по следу,
А между тем, заканчивалось лето.

XXXII
Лишь двое их увидеть все ж смогли,
Но дорогой досталось им ценою:
Они бобров до ночи стерегли,
Загородившись камыша стеною;
Потом на фото сняли их вдали,
Когда зверьки проплыли стороною,
Потом на берег вышли на бугру
И меж собой затеяли игру.

XXXIII
Мы воду из колодца набирали
И лучшей не мечтали отыскать
В условиях суровых тех реалий.
Особенная в этом благодать - 
Источники искать в горелых далях.
Недалеко была Самарки гладь,
Но до колодца было все же ближе,
И наливали мы для чая жижу.

XXXIV
Вода не отличалась чистотой
И содержала очень много грязи.
Собрав со дна субстанцию-отстой,
Провизор мог бы сделать много мази.
Случалось с постоянной частотой,
Что в этой неприятной липкой массе
Старинный находили мы предмет
И ежедневно множество монет.

XXXV
Однажды как-то в лагерь прикатила
Компания подвыпивших ребят:
С гитарами, гармонью, все - кутилы,
Сдружиться с нами очень норовят;
И карусель нас песен закрутила,
И в пляс пошел наш маленький отряд.
В два раза были все, примерно, старше,
Но дамам был тот факт не очень важен.

XXXVI
Как издревле сложилось на Руси,
Они давали пир лихой три ночи,
И плохо не могли себя вести,
С зоологом дружны ведь были очень,
И друга тут решили навестить.
От выпитого кваса был неточен 
Той ночью темной их гитарный бой,
Но пели чудно все, гудя трубой.

XXXVII
От них впервые в жизни я услышал
'Ой, да не вечер', песню казаков.
Один брал ниже, гнул другой повыше,
И со студенткой был ансамбль таков,
Что громогласней он, наверно, вышел
И хора сладкозвучных мастаков.
С тех пор я полюбил казачьи песни
И знаю их теперь почти что двести.

XXXVIII
Мы наслаждались утром пеньем птах,
Помехой бы не стала даже муха,
Ведь каждый шорох, каждый крыльев мах
Улавливали мы тончайшим слухом;
На звуковых качались мы волнах
И вид пернатых различали ухом,
Но жалко, что скрывалась их краса:
Играл магнитофон лишь голоса.

XXXIX
Задания все выполнив к обеду,
Был каждый занят, помню, чем хотел:
Кто, не забыв о том, что длится лето,
Старался отрешенным быть от дел;
Другой же, сам с собой ведя беседу,
Познанию людей искал предел;
Ходили также часто на Самарку,
Ведь в наше время летом было жарко.

XL
Сносило нас гремящею волной,
И охлаждались мы потоком смело,
Легко перенося палящий зной
И закаляя ежедневно тело.
Нас обошли недуги стороной,
И вид приобрели мы загорелый.
Лугам и лесу гимн я пропою,
Пусть каждый вспомнит Практику свою.

Песнь третья. О вере в светлое будущее

I
Рассказывали часто нам про время,
Когда почетным был научный труд,
Студенты знали, что науки семя
Не просто чрез кишечник пронесут,
А знания не будут им, как бремя,
Но, может быть, от голода спасут.
Мы шлем поклон ученым нашим предкам,
И книги изучаем их нередко.

II
Верны науке были без измен
Всех наших педагогов поколенье,
Но мы живем в эпоху перемен,
По наглому закону невезенья.
Мечтанья превращались в прах и тлен,
И таяли все наши устремленья:
Со школы кто ученым стать мечтал,
Все поменяли жизни идеал.

III
Мы испытали разочарованье,
Как будто отрезвляющий укол.
Наверно, лишь на Бога упованье
Уменьшить бы смогло весь произвол, 
Что наблюдали мы в образованьи,
Когда в него вбивали острый кол.
Увы, мы это поняли не сразу,
А медленно, как при броженьи газы.

IV
Но молоды мы были, как-никак,
В нас теплилось чуть-чуть энтузиазма;
Еще не утвердился в мыслях мрак,
И пессимизма не росли миазмы;
Не мучили еще в то время так
Меланхолии черной злые спазмы,
И сеть не плел уныния паук,
Когда мы начинали курс наук.

V
В дальнейшем широко раскрылись вежды,
И мир открылся нам совсем другой,
На рост науки не было надежды,
Ведь на Руси ученый был - изгой,
А процветали полные невежды,
Порядок всех устраивал такой.
Хоть где-нибудь найти бы нам работу, - 
У большинства была одна забота.

VI
Капитализм ругали мы, как строй,
Но предавались мы недолго горю.
И у меня унылый был настрой
(От вас, друзья, секрета я не скрою),
Любая кочка виделась горой,
И мучило отчаянье порою;
Но кочки одолели на пути,
И горы все остались позади.

VII
Должны мы свято верить, что когда-то,
В России, наконец, ученый труд
Престижней станет резанья салатов,
И неужели ждать, когда протрут
Ученые до дыр свои халаты,
Науки видев превращенье в труп?
Пора уже подумать депутатам,
Умам России как поднять зарплаты.

VIII
Мы видим, к сожаленью, лишь слова,
И беспросветность нас пугает снова,
А в обещания мы верим все едва,
И будущее кажется суровым.
Ученый - мозг страны и голова
И стран любых первейшая основа.
Мы верим в то, что будущая власть
Не даст ученым нашим духом пасть. 

IX
Но десять лет прошло уже, и что же?
Пришел прогресс в наш Университет?
Отвечу на вопрос я вам: 'Негоже
Шутить над этим вам. Такого нет!'
Мне возразят, наверно: 'Но его же
Хотели исцелить от многих бед?'
А получилось то, что наблюдаем:
Про СамГУ лишь в хрониках читаем.

X
Какой-то непонятный организм
Теперь возник, и стал во всем единым.
Принес ли толк слиянья механизм,
И был ли симбиоз необходимым?
На кухне проявляя героизм,
Так возмущаясь, с гневом все твердим мы;
Но вредный симбионт есть паразит:
Вас этот факт немало поразит.

XI
История потом рассудит, кто же
Из двух гигантов больше пострадал,
Но видим с вами мы, однако, все же,
Что СамГУ той бедной жертвой стал.
В суждениях становимся мы строже:
'Какой злодей идею ту подал
Скрутить его вконец, как рыбу - спруты,
Соединяя с бывшим институтом.

XII
Покажет время, выживет ли он?
Куда идет российская наука,
Кто жал на Просвещение лимон,
И на него поднять решился руку?
Всех версий может быть под миллион,
Но мы сейчас не будем верить слухам,
И я надеюсь, через сорок лет
Мы в стих добавим истины куплет.

XIII
Однако не хочу я здесь поэму
На столь унылой ноте завершать.
Давайте лучше мы, как страус эму
Вперед активно весело бежать
И течь быстрее сока чрез флоэму,
И завести для подвигов тетрадь,
Трудиться, как термиты над валами,
От критиков питаясь 'похвалами'.

XIV
О всех проблемах вечных позабыть
Стихи помогут точно всем немного,
И творчество придаст большую прыть.
Благодаря рифмованному слогу
Мы против всех течений сможем плыть
И отгонять излишнюю тревогу.
Стараться будем из последних сил,
Чтоб труд наш радость людям приносил. 

XV
А так работать нам помогут шутки,
Пусть юмор будет с вами каждый день: 
Как на пруду необходимы утки,
Так нужен смех, чтоб гнать унынья тень;
Сравненья пусть не кажутся вам жутки:
Игра словами прогоняет лень,
А рифмы избавляют от рутины
И жизненной безрадостной картины.
   
Эпилог

I
Мы педагогам низкий шлем поклон
И пишем благодарственные оды 
Всем тем, кто в гору шел, не под уклон,
На наше обученье тратя годы,
И, несмотря на кризисный урон, 
На ураганы, бури и невзгоды,
Вливал нам в душу Просвещенья свет
И часто мудрый подавал совет.

II
Учили нас они не славы ради,
Не ради слов хвалы и орденов,
Не думая нисколько о награде,
Не добиваясь славы и чинов.
Они, нас приютив в наукограде,
Взрастили в нас основу всех основ:
Как выжить нам в условиях различных - 
Теперь про это знаем 'на отлично'.

III
Для неживых, мы знаем, всех систем
Совсем приспособление - не свойство,
Но людям помогает выжить всем,
При этом вызвав стресс и беспокойство.
Мы рисовали много разных схем,
Понять чтоб адаптации устройство.
Отличен этим в сущности живой:
Он держит с обстоятельствами бой. 

IV
Научены теперь любому делу,
А если принесет фортуна рок,
Не покоримся больше мы уделу,
Усвоив быстро жизненный урок;
Когда в лавине будем беспредела,
Спокойствие проявим, как сурок;
В потоке лжи, корысти и безумства
Обороняться станем мы с искусством. 

V
Я не встречал, поверьте, злых людей
На протяженьи курса обученья.
Нам педагоги вредных всех идей
Показывали дело обличенья,
Открыв пред нами множество путей,
Которые приводят к Просвещенью.
Мы эстафету все перенимаем,
Их методы в работе применяем.

VI
Нам каждый педагог собой подал
Манерами и всей своей особой
Не абсолютный, может, идеал, 
Но дал пример характера особый,
И каждый был большой оригинал;
А если были эпизоды злобы,
Забудем их, оставим позитив,
На памяти добро лишь сохранив.

VII
Подходит время подводить итоги,
К концу подходит мемуарный стих:
Нам дороги все наши педагоги,
С любовью вспоминать мы будем их.
Они нередко к нам бывали строги,
Но добивались целей лишь благих;
Учили нас они науке жизни,
Чтоб с честью послужили мы Отчизне.