Наскальная живопись сгорает в огне...
И камень плавится под слоем бумаги.
Летают слоны... и другие... извне...
Сбежать от других - не надо отваги.
Сбежать от других - не значит понять,
Не значит простить, улетев в одночасье.
Ведь знаешь, и пепел умеет сгорать...
А свет фонаря не бывает несчастным...
Наверное, только здесь - в этом Городе - можно увидеть свое отражение в асфальте. Безжизненно живом асфальте.
Шаг... второй... нет, не сейчас.
Уже который раз Он пытался уйти от этого дома, этого подъезда - и не мог. Тянула ли его серость стены, или это была странная игра капель на луже? Нет, наверное, это все же был яркий, но уютный свет - свет фонаря.
Морось... словно Небесные Плакальщицы проливают последние слезы по ушедшему в небытие Герою. Или нет. Это огромный Титан бежит по облакам. И там, где его ноги касаются белесого тумана, на землю падает дождь. Титан бежит от полчища коварных врагов, а те настигают, семеня своими крошечными ножками. И облака истончаются все сильнее... И морось становится все мельче... Догонят ли? Убежит ли?
Сколько может прямоугольник мокрого света держать человека в своей власти? Наверное, мало. Меньше, чем усталая улыбка женщины или снисходительная ухмылка мужчины. Но прямоугольник держал, и Он не отходил от подъезда уже больше часа.
По началу разрывался мобильный - нахально, самозабвенно, эгоистично. Потом, наверное, умаялся... и стало совсем тихо...
Люди... Здесь нет никого. Никто не входит, никто не выходит. Мертво здесь как-то. Или не мертво. В общем, по-другому...
Я где-то, наверное, нужен. Или кому-то нужен. Зачем? Нет. Буду здесь. Ведь там, где есть люди, всегда присутствует одиночество. Во всех. Это словно бы в каждом из нас похрапывает зверек. У кого поменьше, у кого побольше. Иногда это... существо просыпается, лениво потягивается, резво прыгает и взлетает... Хотя нет, наверное все же падает. А ты вместе с ним - плавно так, не торопясь, но обреченно... А по пути держишься за Свое Одиночество - ведь больше не за что - и смотришь в его глаза - цвета кратеров на обратной стороне Луны.
Интересно, а на что похоже мое одиночество? На слона? Такого большого зеленого игрушечного слона... летающего вниз... или все же на что-то помельче?
Он опять попытался отряхнуться. Дождь, как и свет, проникал везде - под одежду, под душу, под мысли.
Возвращающийся к фонарю взгляд поймал клочок бумаги на стене. Объявление. Мокрое, нелепое, сиротливое. Написанное синей ручкой корявым почерком. Он попробовал разобрать почти смывшиеся буквы и удивленно поднял брови. Объявление кричало:
"Вам нужна помощь???
Мне нужна работа!!! Могу многое. 13 лет
Звоните и узнавайте, что вам нужно."
Тринадцать лет... что я мог в этом возрасте? О, так же многое! По крайней мере, я так думал...победить всех? Пожалуйста! Помочь в беде? Еще проще. Добежать до Солнца и принести огонек для родного человека? Только попроси!
А что я могу теперь?
Сбежать... спрятаться под фонарем, закрыться ото всех! Ведь что другие? Главное, что мне уютно так - не слышать, не видеть, не чувст... Кого я обманываю?! Но что могу сделать? Да и для кого?
Есть та, кто роднее всех. Была роднее пять лет назад... или три? или семь? Почему сейчас все не так?
Взгляд все же вернулся к фонарю. Вновь и вновь Он смотрел на свет, не позволяя себе щуриться, и почти не моргая. От рези в глазах, по Его щекам катились крупные жаркие слезы. Но даже так фонарь не отпускал. Наконец зажмурившись, Он облизал губы. Так и есть - соленые.
Капли дождя, бегущие в никуда, смывают всё, кроме слез с глаз.
А Его глаза были закрыты. По плечам и рукам медленно растекалась усталость, конечности цепенели, а сознание уходило гулять по толстой кромке зеркала. Туда, где с одной стороны лабиринт жизни, а с другой - мягкая, неумолимая спираль сна.
Спираль... наверное, вечность. А похожа вечность на дождь? На потоки? Я помню потоки водопада. Когда же это было? Весной? Весна... я помню рассветы. Да, в мае. Мы тогда гуляли... с ней. Нет, вечность, потоки? Где она сейчас? Тоже стоит так? У фонаря. В рассвете. Думает о спирали. Или нашей вечности...
Наваждение прошло. Пришло пробуждение, а вместе с ним голод, жажда и тоска. Он достал из кармана пальто портсигар. Темный металл неприятно холодил руки, но содержимое обещало хоть и маленькое, зато тепло.
Он вынул одну сигарету, задумчиво перекатил ее в пальцах и, прикрыв ладонью, прикурил.
У фонаря появился маленький жаркий конкурент. Этот крошечный огонек стал своеобразной отдушиной, и Он все смотрел и смотрел на конец сигареты, с наслаждением вдыхая сладковатый дым.
Еще одна искорка света. Всего пара-тройка квадратных миллиметров, а сколько ощущений.
Пока горит сигарета, ты уже не один, и ты уже не одинок.
Пока горит сигарета, все глубже уходишь в свои мысли.
Пока горит сигарета, успеваешь родиться, влюбиться, жениться и умереть. Можно вперемешку.
Потом нужно будет помыть руки. Курить, как гладить бродячего пса - сперва приятно, запах разный, а помыть нужно.
Хотя, зачем мыть? Дождь.
Заунывно бурчал живот, нескладно подпевая дождю.
Н-да... И я постоял немножко. А потом еще немножко. И еще... пока, наконец, не забрезжил рассвет, и свет фонаря потускнел, отпуская меня. Какая же пафосная глупость лезет в голову! Неужели так и будет?!
Открылась входная дверь. Из прохода вышла девушка, посмотрела на Него и облегченно вздохнула. Краем глаза Он видел, как Она встала рядом и подняла голову к свету. Вот так они и стояли - Ее взгляд был прикован к фонарю, а Его к Ней. Ничего особенного - темный длинный хвост волос, уставшее лицо, заплаканные глаза. Тактично, да и логично, было уйти. Но Он опять не мог.
- Страшно здесь, у фонаря, да?
Голос был под стать виду - обычная хрипотца утомленного человека, с истеричными нотками где-то на грани слуха.
- Да, то есть, нет. Нормально, - и это мой голос?
- А мне страшно. Словно бы ничего уже нет кроме этого света, и никогда не будет...
- Почему? - Он спросил. Она пожала плечами. Снова стало тихо.
Наверное, нужно сказать что-то. Ведь Она ждет, чтоб я сказал что-то. Спросил, почему Она плакала, все ли у нее хорошо... Как глупо. Мы говорим банальное, чтобы познакомиться. Мы врем, чтобы удержать тоненькую связь - дружбу. Мы жестоко говорим правду, чтобы эту дружбу убить. А потом мы снова врем, но уже себе. Пытаемся утешить свое Одиночество, сочиняя сказки о великой силе правды, о том, что ни делается - то к лучшему... А это снова банальность. Замкнутый круг... можно ли из него вырваться?
А возможно ли сделать наоборот?
- Больше и правда ничего не будет. Но можно поискать... - Он вдруг понял, что может уйти из этого странного места.
Фонарь больше не тянул. Он нашел себе новую жертву. Или нет.
Почему? Почему я стоял здесь, как завороженный, битый час, а Она вот так просто смотрит на него и, наверное, ничего не чувствует?! Значит ли это, что Она сильнее? Что Женщина сама по себе сильнее? Или же Она просто другая? Странная, как этот вечер, как этот фонарь... странный фонарь...
- Странный фонарь... - слова, кажется, вырвались сами собой.
- Он вроде обычный, - Она явно думала о чем-то своем.
- Нет, этот нет.
- Я видела когда-то странный фонарь. Он был совсем маленьким - не больше полуметра. Такой смешной... - Она улыбнулась своим мыслям и воспоминаниям. - Этот фонарь ездил на четырех разных колесах и почти полностью состоял из всяких металлических деталей и штуковин. Этакая странная усеченная пирамида со светом внутри и небольшой тарелкой сверху. Ну, знаете, какие бывают у барабанщиков.
- Креш...
Она отвела взгляд от фонаря и впервые посмотрела на Его лицо.
- Может быть...
Почему мы всегда разговариваем о всяких нелепостях, когда нам плохо? И нам абсолютно неважно, о чем рассказывать - о тухлых помидорах или пытках средневековья, о полете птиц или странных усеченных фонарях. Зачем? Мы же все равно не верим, что окружающие поймут наши душевные метафоры.
Шаг... второй... Да, сейчас.
После пятого шага Он перестал считать. Фонарь отпустил, щекоча спину прощальным светом.
Вот все говорят: почувствовал спиной, ощутил сзади... так и я чую между лопаток что-то странное. Будто бы фонарь расстался с нами, но ему грустно и печально оттого, что мы уходим. Почему спина? Может именно там находится это таинственное седьмое чувство?
Он задумчиво ступал по мокрому асфальту. Она шла рядом, разглядывая темные окна. Прошло минут десять их медленной прогулки, а Они все молчали. Им было проще идти так - без слов, разговоров и звуков, без глупых вопросов и нелепых улыбок, когда не знаешь, что ответить. Им было проще ощущать друг друга рядом - без любви, ненависти, обещаний и предательства.
С ними пытались играть другие фонари - круглые рыжие и прямоугольные голубые - они строили немыслимые тени, боролись с соседями за право увлечь к себе, обещали спокойствие. Но Они проходили мимо, не замечая призывного света.
Она вдруг оступилась, ругнулась и чуть приподняла ногу, грустно смотря на стекающую с обуви воду.
- Лужи... - словно извиняясь, пробурчала Она и пошла быстрее.
Лужи. В темноте они совсем другие. Оказывается, это не только остатки слез неба, а еще и кровавые раны земли. Одни выглядят, как неумелые попытки порезать вены, другие схожи с пропастями человеческой тоски.
Он, заметив что-то, решительно нагнал Ее.
- Подожди, не двигайся, - девушка замерла и заинтригованно посмотрела на Него.
- Что?
- Ничего. Просто волосы похожи на небо. Не знаю, как объяснить...
Что я могу Ей сказать? Что Она сейчас похожа на... ту? Когда мы были молоды. Когда видели только друг друга. Когда плыли в темноте, и ее локоны были продолжением меня и неба. Неба и меня. Объяснить...
- И не надо. Правда похожи? - Она посмотрела на небо и тихо улыбнулась.
Думает, что комплимент. Пускай. Лишь бы ничего не спрашивала.
- Правда.
Все еще смотря наверх, девушка сделала пару шагов и обернулась.
- Ты не замечал - когда смотришь на небо, кажется, что по земле ты проходишь гораздо меньше, чем по облакам?
Он усмехнулся и пожал плечами. А потом поднял голову. И двинулся вперед.
Она. Права? Странно. И страшно. Почему я раньше не видел, какие они разные - облака? Словно пепел от всех сгоревших бед поднялся наверх и облепил их. А потом облака прожег свет от фонарей. Тысяч, миллионов... он жжет пепел почти каждый вечер - в этом Городе, скрытом облаками.
Сквозь дыры в сером небе начали выглядывать любопытные звезды. Паутина из веток сбрасывала предпоследние капельки-жертвы. В доме через дорогу мигало окно, веря перепадам напряжения. Асфальт перестал течь, становясь полностью живым и немного теплым.
Он опустил голову, поднял с земли улыбку и впервые за этот долгий вечер посмотрел вокруг.
Впереди сиял фонарь, Их фонарь.
- Мы пришли, - это сказал Он? Или Она?
Он посмотрел на свет и попытался вспомнить свои ощущения час или вечность назад. Как это было - стоять здесь и ненавидеть себя? Он помнил, Он хотел вернуться в то время, и чтобы не было этой девушки, и их прогулки, и догорающего неба. Так было бы проще.
- Спасибо... за всё.
Мерзко запиликал домофон. Тихо хлопнула дверь.
Он огляделся и познал, что такое страх. Никого.
Но...
Совсем рядом - на первом этаже - зажглось окно. Единственное во всем подъезде.
Ничего уже не изменится. Все, что могло - уже изменилось.
Посмотрев на синюю жестяную вывеску около двери, Он набрал номер первой квартиры и быстро нажал вызов.
Дверь открылась. Фонарь усмехнулся.
И только потом, поймав свою улыбку в просыпающемся стекле, Он понял, что не знает Ее имени.
Да и зачем?