Анна Александровна Ванян : другие произведения.

Где же ты, мой Талисман!

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

( рассказы из конюшни)
  
  
  
   Сезон увольнений
  
  "Будешь много думать, от жеребца пинка получишь", - это была Женькина пословица. Она как-то сама придумалась, и теперь торчала в голове и прыгала перед глазами. Женька не участвовала в сплетнях и ссорах и смотрела на все происходящее со стороны, тихо и незаметно делала свое маленькое дело, никого против себя не настраивая и не раздражая.
  На конюшню Женька пришла по объявлению в газете "Из рук в руки" - требуется конюх с опытом и без опыта работы. Начальник долго расспрашивать не стал. Срочно требовалась рабочая сила. Поэтому уже на следующий день Женька вышла на работу в качестве помощницы.
  Первые дни новенькая работала с Олей, женщиной сорока пяти лет. Оля - украинка. Родилась и жила в Херсоне. По специальности крановщица. В Москву приехала зарабатывать деньги. Разрешения на пребывание в России не было. Поэтому от милиции скрывалась. Ночевала в гостинице при агрокомплексе, а чаще в каморке для конюхов. Ела мало. Суп на обед, вечером чай с хлебом. Говорила, что деньги собирает на дом и дочери на учебу.
  Оля учила Женьку подбивать денники: отличать мочу от опилок и сортировать навоз. Она была замкнутой и молчаливой. Жила сама по себе, считала каждую копейку. Первые дни Женя ходила за ней, как хвостик. Одной было страшно. Вдруг сделает что не так, вдруг овес не так запарит. Оля сперва подсказывала и помогала, а потом поджала губы и замолчала. Женька поняла, что Оля боится. Галка, хозяйка Вифора и Бакса, капала на мозги: "Мол, им не нужны старые и неповоротливые. Лучше взять помоложе и пошустрее".
  Мало ли что говорит Галя. Алексея Ивановича Оля устраивала, и увольнять ее никто не собирался. А новенькую сделали подменным. Женька добросовестно пахала, как заведенная бегала с тачкой с утра до вечера.
  Частницы сидели на корточках возле денников, дымили и сплетничали, удивлено поглядывая на Женьку - никогда не встречали такого сосредоточенного конюха. Да нет, Женька тоже была обыкновенной. Это только первые дни она вкалывала как папа Карло, угождала каждому частнику. А потом тоже научилась огрызаться и качать права. Разве легко работать в такой обстановке, где каждый сам за себя, да за свою лошадку.
  Женьке было тяжело смотреть на все их ссоры. Глаза не закроешь. За Светку, да за Галку не переживала. Эти не пропадут, выкрутятся из любой передряги. Девчонки своего не упустят. У Светки пока Алексей Иванович, а у Галки знакомых по всей Москве.
  А вот Аньке, тренеру, было несладко. Женька однажды зашла на кухню взять ведра для овса, а там Анька сидит в углу на корточках, насупилась как воробей, обедает. В гостиную не пошла. Там Светка с Киселевым. Она их обвиняет во всех своих бедах. До Киселева Анька с Аленкой и Катькой зарабатывали на прокате приличные бабки. А если когда и не зарабатывали, то не жаловались. Потому что был азарт и другие отношения с начальством. А теперь кому ты нужна со своим прокатом? Аленку с Катькой Алексей Иванович уже уволил. Якобы они против него настраивали народ. Ерунда! Просто Киселеву не нужен прокат. Клубных лошадей распродает, а свободные денники заставляет частникам. И кричит при этом, что конюшня себя не окупает и что он, самый бедный человек, вынужден выкладывать из своего кармана. Рыжий скупердяй. Как и все, гребет под себя. А с прокатом возиться слишком хлопотно. Думает, спокойнее будет поставить частников и доить с них денежки.
  Алексей Иванович старый лис, хитростью отобравший конюшню у прежней владелицы. Татьяна Петровна мечтала о конноспортивной секции. Маленьких девчонок за хорошую работу в конюшне учила верховой езде, давала возможность выступать на соревнованиях. Ребята постарше занимались драйвингом. (Новый вид спорта, развивающийся на Западе).
  Но создать конноспортивную секцию без спонсоров в наше время, конечно, невозможно. Деньги нужны немалые на корм лошадям, на зарплату, на проведение соревнований. И тут вдруг появился Алексей Иванович, директор такой-то фирмы. Предложил сотрудничество. А дальше темная история. Что именно произошло между Алексеем Ивановичем и Татьяной Петровной никто из девчонок толком не понимал. Но в один прекрасный день Киселев объявил Татьяну Петровну банкротом и на законном основании, подтвержденном документально, присвоил себе конюшню, как личную собственность. Татьяна Петровна не могла поверить, что ее просто вышвырнули из собственной конюшни. Бегала, скандалила, пыталась что-то кому-то доказать. А новоиспеченный начальник называл ее при всех склочной и вздорной бабой.
  Алексей Иванович еще не представлял, с какими неприятностями ему предстоит столкнуться в будущем. Проблемы решал прямолинейно. Недовольных и неприятных ему людей просто увольнял или же создавал такие условия, что тренеры и конюхи вынуждены были искать себе другую работу. Галина заведовала на конюшне хозяйственной частью. То есть отвечала за доставку отрубей, овса и опилок. Но Алексей Иванович деньги выдавал по минимуму. При таких условиях Галина не могла справляться со своими обязанностями. Ни одна уважающая себя фирма не станет хороший продукт продавать по дешевке даже своим старым знакомым. В итоге в зимние месяцы отруби, овес и опилки в конюшню поступали с перебоями. В конце февраля Алексей Иванович провел собрание и всенародно объявил об увольнении Галины с должности заведующей по причине не выполнения своих профессиональных обязанностей.
  Галина в порыве ярости метала громы и молнии, проклиная Киселева. Рыжего, разумеется, не было. Приказ об увольнении он передал Светлане. Сам же предусмотрительно смотался. Галина была унижена. Еще никогда ее так подло не оскорбляли. С этого дня Рыжего считала своим кровным врагом.
   Галка заказала коневозку. Не мешкала. Собирая в дорогу Вифора и Бакса, по-барски раздавала щедрые указания. Катька с Энергетиком и Наташка с Ноем также были вынуждены уйти. В знак солидарности. Девчонки знали, что с Галкой лучше отношений не портить. Конюшня опустела на четыре лошади и на целую компанию девчонок.
  Киселев не переносил бабьи сплетни, поэтому был рад, что избавился наконец от этой шумной и крикливой компании.
  Анька не была Галкиной подругой. Но отношения у них были нормальные. Между собой Галкины девчонки над Анькой незлобно смеялись. Они называли ее в шутку ворчуньей или нашей ворчливой старушкой. Анька, действительно, любила поворчать, особенно на чайников. С прокатом возилась в любую погоду, В самый мороз напялит кроличью шапку на уши, а куртку поднимет до носа и ходит с утра до ночи по плацу, валенками стучит. В конюшне Анька вела себя по-хозяйски. За клубными лошадьми ухаживала как за детьми. После проката проводила лечебные процедуры. Борьбе мазала больные глаза, у Кулона и Нарцисса выводила мокрецов. Заметке делала эвкалиптовую ингаляцию против кашля и насморка. На Блюза одевала попону, так как у Блюза были простужены почки. Амуницию Анька держала в идеальном порядке.
  Анька и конюх Лешка после Галкиного увольнения остались единственными хранителями старых правил. Но Светке они были ни к чему. Она была ленива. Она считала, к примеру, что лошадей перед работой бинтовать не надо и лечить их не надо. Если же лошадь серьезно болеет, то лучше будет ее поскорее продать. У Руслана, Владимирского тяжеловоза, было посажено сердце. (Анька колола ему каждый вечер какие-то лекарства). Кроме того Руслан съедал в день по два ведра овса, а работал в три раза меньше положенного. Невыгодную лошадь надо продавать. Но покупателей не находилось. Покупатели тоже не дураки. И в принципе Светка была не против сдать Руслана на мясокомбинат. Анька Светку ненавидела.
  Панацея, орловская рысачка, еще стояла на конюшне, но была уже продана. Со дня на день Алексей Иванович ожидал покупателя. В последний день Анька взяла фотоаппарат. Утром пошла к Панацее, почистила, одела уздечку и седло. Улыбалась, трепала кобылу за гриву. С Панацеей она проработала пять лет. Анька вывела лошадь. Женьке отдала фотоаппарат. За девчонками увязался почему-то кот Васька. Бежал рядом с ними и мяукал. Анька села на лошадь, а Ваську взяла на седло. Женька сфотографировала лошадиную морду с котом Васькой между ушей.
  Когда продали Блюза, Анька не выдержала. Она заявила Киселеву, что со следующей недели берет отпуск за свой счет, и пускай они теперь выкручиваются с прокатом как хотят. По конюшне поползли слухи, что Анька собирается увольняться. Лешка испугался. Ему было страшно. Он просил Аньку остаться. Но она уже не могла терпеть. Один только Светкин вид вызывал у нее аллергию и отвращение. Анька ушла, а Лешка изменился. Он бегал по конюшне и кричал, что Анька воровка, что после ее ухода в амуничнике пропала часть амуниции. Светка удержала в феврале часть Лешкиной зарплаты. По ее словам, Анька сдала в январе за прокат половину той суммы, которую обычно сдавала ежемесячно. Светка доказывала, что проката было много, что Анька какую-то часть суммы положила себе в карман.
  Женька не знала, кому верить. Она была похожа на робота, которому внушали противоположные идеи, и который не выдержал и сломался. Его заклинило от перенапряжения. Так и Женьку клинило. Она выходила из конюшни, чтобы отдышаться от сплетен и склок...
  В начале февраля неожиданно взбунтовалась Ольга. Ничего не объясняя, она попросила у Алексея Ивановича расчет, весело махнула всем ручкой, собрала вещички и укатила с какими-то мужиками на Украину, домой, на родину. От Ольги такого поступка никто не ожидал. Светка ходила растерянная и подавленная. Какое-то время ей предстояло заменять недостающего конюха. Ничего не поделаешь. Алексей Иванович тут был бессилен.
  Женька работала на конюшне уже больше месяца. Теперь она чувствовала, что стала уставать. Было тоскливо и скучно. Угнетали полумрак и тишина. Женька думала: "Каждый живет сам для себя. По-другому теперь и не может быть. Ей бы тоже сорваться с места как Аньке с Ольгой. Только зачем? Люди везде одни и те же. Куда не глянь, одна и та же канитель".
  
  
  
  
  
   "Переворот" по Киселеву
  
   Женьке не хотелось курить одной. Но Ленки не было. А кроме Ленки в конюшне никто не курил. Женька убирала денник Дакрона. Латвийский жеребец, умный зараза, из конюхов любил только Лешку. Женька закидывала грязные опилки в тачку, искоса наблюдая за Дакроном. Тот был занят любимым делом: мордой из тачки вышвыривал опилки, фыркал и балдел, втягивая ноздрями запах собственного навоза. "А ну пошел!"- Женька замахнулась лопатой, жеребец оскалился, нехотя отошел. Женька вышла в коридор, толкнула переполненную тачку плечами, по-мужски навалилась, тачка скрипнула, словно фыркнула, нехотя покатилась. Женька почувствовала слабость в ногах. На улице сняла перчатки, достала сигареты, села на лавочку перед навозной горой. У опилок Грин, немецкая овчарка, внимательно следил за ней. Серьезная собака. Молодец, Грин! Почему-то жалко стало Грина. Всю зиму просидел на цепи, бедолага.
   Женька курила не спеша. Собирала силы перед следующим препятствием. Чтобы выбросить навоз, надо было вскарабкаться на самый край горы. Весеннее солнце растапливало снег. Колеса на прокатанной колее скользили. И Женька боялась упасть как Людка под колеса тачки. Но Людка всегда толкала тачку с места, а Женька научилась у Лешки разгоняться перед подъемом. Так легче.
   Женька затушила сигарету, размяла руки, еще раз осмотрела препятствие, сосредоточенно, будто спортсмен перед подходом. Отошла метра на четыре, резко рванула, напрягла мышцы, уперлась ногами в снег, разбежалась. Тачку разогнала, у подножия ловко повернула влево, почти без надрыва закатила на подъем. Пологий подъем преодолеть уже легче. Женька отдышалась.
  - Эй, Геркулес, - из конюшни вышел Лешка.- Надорваться захотела! Трудно было попросить?
  - Как-нибудь без тебя справлюсь,- огрызнулась Женька, медленно переступая, подталкивала тачку. "Молокосос, каждой мартышке задницу лижет. В управляющие лезет. Так тебя Рыжий и сделает управляющим. Сопляк!" Женька затарила тачку свежими опилками, закатила в конюшню, в денник к Дакрону. Жеребец притих, покорно отошел к окну. Женька громыхнула задвижкой, яростно раскидала опилки. Лешка осторожно подошел к деннику, попытался объясниться.
  - Жень, я же не жаловался, я только объяснить хотел.
  - Да пошел ты, куда подальше. Ябеда несчастный.
  - Ах, ты так заговорила,- Лешка раздулся от злобы.- Ты еще поговоришь у меня. Вы еще не так у меня попляшете. Всю конюшню у меня вылизывать будете!
  - Беги, беги, жалуйся своему Киселеву.
  К стоянке подкатил темно-синий джип. Приехал Алексей Иванович со Светой. На добродушное приветствие Женька ответила нехотя. Светка заметила, поджала от злости накрашенные губы. " Дура, конюх ты обыкновенный, а не управляющая". Женька сидела на лавочке, нахохлившись, в отцовской куртке защитного цвета и в маминых осенних сапогах, уже растресканных от холода и мокрого снега.
  Пришла Людка, дневальный конюх. Опоздала на три часа. Сказала, что, якобы, в метро не ходили электрички. Светка не поверила и как всегда разозлилась. "Не верит и не надо. Мне-то какое дело". У Людки после вчерашнего падения болел копчик. Работать ей было тяжело. Понурая тащила кое-как тачку. Женька помогала. Сама тянула за ручку, а Людка толкала сзади.
  Людка хныкала. По конюшне ходила, словно старушка, шаркая кирзовыми сапогами сорок второго размера. Светку раздражала. Та следила за ней высокомерно, наверняка замышляя какую-нибудь гадость. Потом повелела почистить Кулона для проката. Людка спорить не стала, хотя знала, что проката не будет. Взяла щетки, вошла в денник. Смахнула с Кулона пыль, причесала гриву и хвост.
  Людка с Женькой закрылись в комнатушке. Заварили чай, нарезали бутербродов. За дверью слышны были Светкины шаги. Людка жестами показала, что Светка подслушивает. Женька махнула рукой, беззвучно рассмеялась. Девчонки пили чай и молчали.
  Из офиса вышел важный Лешка. По требованию Алексея Ивановича позвал конюхов на собрание.
  Алексей Иванович сделал важное заявление, которое, как он предполагал, должно было изменить уже привычный на конюшне распорядок дел: "Дорогие девушки, по не зависящим от меня причинам я вынужден упразднить на конюшне главную должность, то есть уволить самого себя. Основную организационную и административную работу станет выполнять управляющий - Светлана. Ежемесячно она будет предъявлять мне, как владельцу, финансовый отчет. Я же со своей стороны обязуюсь спонсировать конюшню. Непосредственно за порядок будет отвечать Алексей. Я назначил его главным конюхом. Выполняя работу подменного конюха, он будет следить за работой остальных. Вы же, как подчиненные, Алексей Иванович обратился к Жене и Люде, обязаны слушаться и Алексея, и Светлану. Все понятно? Вопросы есть?"
  У Женьки был один вопрос. Только к чему теперь ее вопросы? Плечами пожала и на Лешку посмотрела ехидно: "Что, Лешка, сделал тебя Киселев управляющим? Конюх ты и есть конюх".
  Собрание прошло. Людка и Женька вернулись к своей тачке. Толкали ее до вечера как бурлаки. Алексей Иванович со Светкой закрылись в офисе. О чем-то шушукали. Потом сели в машину и укатили. Лешка в гостиной бренчал на гитаре. Потом переоделся и ушел, обиженный на весь белый свет: "Проклятая Светка дорогу перешла. На конюшне как дурак торчу за гроши".
  В отсутствии начальства Женька и Людка пошли отдыхать. Людка совсем раскисла. Оказывается, с мужем у нее проблемы. В Узбекистане веселым был, а теперь, как с цепи сорвался. Перебежал к какой-то москвичке. И обвинил во всем Людку. Мол, в сексе стала неизобретательной. "Куда уж мне теперь изобретать",- кряхтела Людка. Переодевалась, обвязывала больную спину.
  Спину надорвала Людка еще в Узбекистане. Последствия автокатастрофы. После родов и после автокатастрофы организм у нее резко сдал, ослаб. Людка рассказывала: "Я же раньше была очень выносливой, могла не спать целые сутки. Засыпала в три часа ночи, а вставала в пять утра. С пяти до семи делала уроки, потом уходила в школу. А после занятий бежала на тренировки в секцию каратэ. Я же была как заведенная".
  Водителя Людка пожалела, наказывать не стала, а могла бы подать на него в суд и потребовать компенсацию за моральный и физический ущерб...
   В свободное от работы время Людка подрабатывала на стройке поварихой. Женька чувствовала, что Людка может надорваться. Совсем разболелась девчонка.
  В свое время Людка выпросила у Киселева повышения зарплаты. Пожаловалась, что денег не хватает на лекарства. Начальник махнул рукой и пошел конюху на ступки. А Светка с тех пор Людку возненавидела и при любой возможности забрасывала ее дополнительной работой.
  Людка собралась домой. Заковыляла потихоньку до автобусной остановки.
  Женька осталась одна, сидела на корточках у ворот и как всегда дымила. Вдруг вспомнила о Грине. Побежала в конюшне за кордой. "Грин! Гринка! Да подожди же ты! Господи!" А Грин чуть с ума не сошел. Вертелся, скулил, прыгал, обнимался! Счастье-то какое! Три месяца, бедолага, на цепи сидел!
  Женьку ожидала двухсотметровая пробежка. От свободы у собаки, кажется, поехала крыша. Грин припустился, ничего не соображая и даже не замечая тявкающих на него дворняжек. Остановить Грина в таком состоянии было невозможно. Женька держалась за край корды, едва успевая перескакивать лужи и камни. Еще бы чуть-чуть и взлетела бы, наверное, как воздушный змей.
  Эх ты, Грин! Классная собака! Взять бы тебя домой. Кому ты здесь нужен?
  Грин опять сидел у опилок. Смотрел на Женьку и улыбался. Женька отдыхала. Она устала от бега. А Грин совсем не устал. Только успокоился и больше не скулил, и больше не разбрасывал эти проклятые, истерзанные опилки.
  
  
  
  
   Элегия
  
  Самоволка у лошадей не практиковалась. По характеру домоседы, они любили спокойную жизнь без приключений и препятствий. Если же лошадь выходила из денника, то виноваты были конюхи, которые забывали запирать денник на щеколду.
  Людка работала серьезно и основательно, но однажды расслабилась. Видимо, задумалась о семейных проблемах. Она закатила тачку в денник к Элегии, автоматически выгребая навоз и мочу. Тракененская кобыла стояла возле кормушки и равнодушно жевала остатки ночного сена. Конюх отколупливала от стены влажные опилки, возмущалась и бубнила. Женьку и Аньку считала лентяйками за то, что те не вычищали денник до конца. Людка стояла к выходу спиной. Увлеклась работой. А кобыла незаметно подошла к тачке. Вытянула морду, обнюхивала воздух. Двери в конюшню были приоткрыты. Пахло весной. Глупая лошадь как будто проснулась от зимней спячки, с удивлением раздувала ноздри и пофыркивала. Нашла лазейку между коридором и корпусом тачки. С ювелирной точностью выскочила из денника по-женски бесшумно и мягко. Но по коридору все-таки застучала. Людка ахнула, выскочила из денника в надежде, что Элегия испугается и не рискнет выходит на улицу самостоятельно. Но лошадь испугалась конюха. Людка взяла зачем-то кнут, и чувствительная кобыла, хлопая глазами, засеменила к выходу. Элегия побежала по навозной горе, по протоптанной конюхами тропинке. На краю горы остановилась, вытянула шею в сторону леса, замерла, зажмурилась, будто изучала ароматы лесного букета: сладкие запахи березовой коры и еловых веток, пропитанных весенним вином - талым снегом и солнечными лучами. Дурочка-мечтательница, непредсказуемая тихоня. Строила из себя забитую клячу, всю зиму сопливилась и болела. И вдруг преобразилась по весне. Вспомнила принцесса о своей родословной, о том, что она дочь знаменитого тракенца Эола. Шею изогнула, как лебедь, ногами цокала изящно, прямо артистка на сцене Большого театра. В движении, особенно на рыси, Элегия преображалась. Но Людке было не до красоты. С кордой в руках караулила кобылу у поворота. Элегия была в экстазе, в порыве творческого вдохновения. Людка попыталась накинуть корду ей на шею, как лассо, но с первого раза промахнулась. Кобыла сбила с ног неумелого конюха, столкнула ее в овраг и со всей лошадиной дури рванулась вперед в сторону ворот. Людка упала на больную спину, но тут же вскочила, не обращая внимания на боль. Вспомнила о том, что ворота были не заперты со вчерашнего дня. Ругала себя за лень, предчувствуя новые скандалы и серьезные неприятности: "Теперь уж точно Светка мне житья не даст. Опять будет жаловаться начальнику, что я ленивая и неповоротливая".
  Элегия, не сбавляя скорости, выбежала на территорию конюшни, на главную дорогу агрокомплекса "Отрадное". Людка провожала кобылу с тоской. Один Бог только знает, где искать ей теперь ненормальную лошадь. На другой стороне дороги, у выхода из агрокомплекса, тарахтели машины. Местные рабочие затеяли по весне проверку и ремонт сельскохозяйственной техники. Элегия вздрогнула, очнулась, будто лунатик ото сна. Разбуженная незнакомыми звуками, выпучила глаза. Впитывая в себя проснувшийся страх, медленно повернула назад. И, как трусливая крольчиха, рванула галопом, запутывая следы. Удирала с позором, напуганная тенями, призраками, несуществующей опасностью.
  Людка не вмешивалась. Предоставила кобыле полную свободу действия. Элегия самостоятельно, без приключений, забежала в денник, успокоилась, встала возле кормушки. Стояла как и всегда, в позе тоскующей клячи.
  Людка сидела в комнате на кушетке, вытирала платком вспотевшие лоб и руки. Благодарила Бога, что из денника выбежала пугливая Элегия, а не Дакрон. Если бы Дакрон, то было бы хуже. Этот жеребец, как дьявол, не боялась ни машины, ни человека.
  
  
  
  
  
  
  
  
   Весенняя капель
  
  На конюшне не чувствовали беды - люди не умеют разгадывать будущее. Конюхи добросовестно выполняли свою работу. Управляющая планировала в ближайшие месяцы заставить пустующие денники новыми "частниками". Алексей Иванович был реалистом. Галкины проклятия его не пугали. Слава Богу, что избавился наконец-то от склочной и вздорной бабы.
  Начальник приезжал на конюшню бодренький и веселый. Вел себя, как опытный полководец. Переодевался в рабочую одежду и приступал невозмутимо к весенней уборке территории: разгребал сугробы, сбивал опасные сосульки, пробивал ручейки, чтобы талая вода не накапливалась у стен, а стекала на дорогу. Пробивать ручейки было нелегко. Алексей Иванович понял, что один не справляется, и подключил суточных конюхов. Каждый в свою смену после обеда вместо законного отдыха должен был помогать начальнику. Женька, Анька и Людка хныкали: "Пускай Рыжий выплачивает нам премиальные. Мы не обязаны убирать его территорию". "Нет, вы обязаны,- злилась Светка,- Вы не просто конюхи, но в первую очередь, рабочая сила". Ничего не поделаешь. Против начальства не попрешь. Девчонки одевали резиновые сапоги и шлепали по слякоти на помощь Алексею Ивановичу. С яростью долбили ломами по льду, будто каменотесы по камню. Тупая работенка. После двухчасовой долбежки начинаешь чувствовать себя уголовником на исправительных работах. Девчонки с тоской смотрели на частников и на прокат, которым не надо было ничего разгребать и долбить. Они седлали любимых лошадок и рысили с утра до вечера на плацу. Больше всего раздражала Светка. Сперва Алексей Иванович ее тоже подключил к общественным работам. Но тут выяснилось, что Светка из-за пониженного давления страдает частыми головокружениями. Она разгребала сугробы с таким видом, как будто собиралась упасть в обморок. Алексей Иванович, конечно, за нее переживал и от работы освободил. Якобы у Светы и без того много дел. Уставшие конюхи ворчали: "Ходит целыми днями, сонная тетеря, сюсюкается со своей Лептой, специально, чтобы нас подразнить. На плацу-то у нее ничего не кружится".
  "Бог с ней, с этой Светкой. А я все равно поседлаю лошадь. Покататься верхом у меня всегда хватает сил",- Женька седлала Кулона, мерина-флегматика, вскарабкивалась на него, уставшая, как собака. Но лишь натягивала повод и посылала шенкелями, усталости как не бывало. Женька, счастливая, щурилась от яркого солнца, похлопывала черного друга и ласково теребила за гриву. Управлять лошадью Женька немного научилась. С Кулоном она нашла общий язык. Он шевелил ушами в знак одобрения и послушно выполнял несложное требование всадницы - не спеша семенил по кругу. Пустить Кулона рысью было сложнее. Как и любая уважающая себя прокатская лошадь в нужный момент умел экономить силы и за просто так никогда не рысил. Женька знала характер Кулона и специально для этого случая не забывала прихватить самодельный прутик. Кулона она не била. Только слегка щекотала. Этого было достаточно. Не забыл, как в былые времена муштровал его Лешка.
  После Ольгиного ухода, Светка не переставала давать объявления в газету. Народ, приходивший по объявлению, на конюшне долго не задерживался. Одни сбегали сразу, другие через два-три дня. Как только понимали, что из них собираются сделать что-то вроде покорного ишака или верблюда. Последней жертвой эксперимента оказалась девушка Оля. Она была моложе своей тезки Оли-крановщицы в два раза. Но по стечению
   трагических обстоятельств на конюшне проработала всего три дня.
   Оля пришла устраиваться на конюшню в Женькину смену. Управляющая Света смотрела на новую девушку удивленно. Уж очень она была полная для конюха. Но Женька не удивлялась: "Главное в нашем деле - это любовь к лошади, а с весом на такой-то работе справиться совсем не сложно".
  Первый день Оля училась у Лешки. Она очень старалась. Слушала его с таким внимание и почтением, как будто перед ней стоял не конюх, а профессор университета. А Лешке было приятно. Поэтому он и любил возиться с новичками. Женька незаметно улыбалась. Она еще не забыла, что два месяца назад была такой же идеалисткой. Светка относилась к новой девушке благосклонно. Чутье ей подсказывало: Оля порядочный человек, не сплетница и не воровка, не смотря на то, что по профессии было продавцом и даже одно время владела продуктовыми ларьками.
  После обеда Алексей Иванович послал Женю и Олю на весенние работы. Надо было разгрести снег у манежа и спустить накопившиеся в песке лужи. Для Оли исключения не сделал. Конечно, будет тяжело, зато сразу поймет, какая у нас работа.
  Оля старалась не отставать. Но она еще не умела экономить силы. Было забавно за ней наблюдать. Лом и лопата к ее внешности не подходили. Слишком грубые инструменты для продавца. Это не кассовые аппараты. Оля быстро уставала и часто останавливалась передохнуть. По-детски улыбалась. Вытирала рукавом пот со лба, сдувала с глаз кудрявую челку, с восхищением смотрела на плац. Там гуляла бестыжая Заметка. Хвостом вертела, шлепала по грязи. Для Женьки - недокормленная, тощая кляча. Но для Оли - прекрасная и царственная лошадь. "Везучие девчонки! Какая благородная у них работа! Не то, что у меня. Столько лет себе нервы портила в ларьке".
  - Я не испугаюсь трудностей. Пускай будет тяжело. Зато я буду знать, что зарабатываю хоть и маленькие, но честные деньги. Мне не нужны большие.
  Женька улыбалась: "Добрая и симпатичная девчонка. Еще одна мечтательница", почему-то захотела порадовать Олю, попросила у Алексея Ивановича разрешение поседлать для новой девушки Кулона. Тот разрешил. При новых людях показывал себя обычно с лучшей стороны. Женька помогла Оле залезть в седло. Натянула подпруги, поправила стремена. Та не верила своему счастью: "Какой хороший у вас начальник! И внимательный, и работящий!" Смешная девчонка!
  Самостоятельный Кулон поплелся в манеж, не обращая внимания на понукания седока. Алексей Иванович и Женька улыбались. Оля захотела сразу пустить Кулона рысью и делала при этом активные движения ногами, ягодицами, спиной и даже головой. Полное тело девушки колыхалось. Это выглядело сексуально. Женька краснела от смущения. Алексей Иванович, скрывая улыбку, пытался Оле помочь. Но сам был неважным тренером. Кулон стоял в центре манежа, как упрямый ослик: "Никуда не побегу. Я не верблюд. Сами таскайте такие тяжести." Алексей Иванович засмеялся, похлопал мерина по плечу, как будто понял Кулона.
  - Видите, Оля, какой упрямец. Хоть и мерин, а тоже с характером.
  - А я-то думала, что смогу. Я же верхом не в первый раз,- девушка расстроилась, слезла с лошади.
  - Не расстраивайтесь,- Алексей Иванович по-дружески обнял Олю за плечо.- Вот поработаете у нас, и у Вас обязательно все получится.
  Новая девушка в первый же день пришлась по душе и управляющей и частницам. Оля притягивала и располагала к себе своей искренностью. Светлана интуитивно чувствовала, что новая конюх будет надежным и ответственным работником, что в ее смену за конюшню и за лошадей можно будет не переживать.
  Наивная и светлая девушка, Оля боготворила лошадей. Работать рядом с лошадьми - ее заветная мечта. Наконец-то сбывается ее мечта. В этот день Оля чувствовала себя самым счастливым человеком.
  
  
  
  
  
  
   Бруклин-террорист
  
  На третий день Олю искусал Бруклин, частный конь. Лешка, дурак, послал новенькую в его денник. Как будто не знал, что вытворяет в последнее время этот жеребец.
  Когда появился в деннике новый человек, Бруклин не показал раздражения. Даже разрешил прочистить себе левый бок. Но когда Оля перешла на другую сторону, Бруклин тут же прижал девушку к стене и, словно бешенный, вцепился ей в плечо. Жеребец не просто кусал, он рвал и грыз ей руку, будто хотел добраться до середины и переломить кость.
  На Ольгин крик прибежал Лешка. Хлыстом отогнал жеребца. У девушки была истерика. Она держала руку под струей холодной воды и рыдала. От обиды. Судьба разрушила ее мечты. Она чувствовала теперь перед лошадьми панический страх, и знала, что этот страх никогда не сможет преодолеть.
  Алексей Иванович посадил девушку в машину и отвез в больницу. На конюшне все расстроились. Олю жалели, а на Бруклина смотрели с ненавистью. Особенно Лешка - чувствовал свою вину. Подходил к деннику и шипел сквозь решетку: "Попляшешь у меня, террорист проклятый!"
  У Светы появилась новая проблема. Врачи из больницы потребовали от Оли справку о вакцинации животного против бешенства. Но лошадям не делают прививок от бешенства. Свете пришлось ехать в ветлечебницу и просить врача осмотреть животное. Но тот, оказывается, никогда не работал с лошадьми. Он заявил, что является специалистом по собакам и кошкам, а не по сельскохозяйственным животным. Все-таки Свете удалось его уговорить поехать на конюшню. Бруклин в это время гулял в леваде. Света сказала, что это и есть тот самый жеребец. Врач от ужаса выкатил глаза, нацарапал на бланке нужную справку и быстренько сбежал.
  Бруклин стоял в деннике отверженный. Его стали считать мстительным и злобным. Говорили про него: "В тихом омуте черти водятся. Хозяйка виновата, избаловала жеребца".
  Хозяйке Лене было четырнадцать лет. Оказывается, Бруклин ее тоже кусал. Но она об этом никому не говорила. Особенно скрывала от матери.
  Света объясняла поведение Бруклина Лениному отцу: "Бруклин - жеребец. Природа берет свое, тем более весной. Лена приходит на конюшню по субботам и воскресеньям, а в будние дни конь предоставлен самому себе. Бруклин бесится от переизбытка энергии. Ему не хватает положенных нагрузок. Мы не будем чистить вашего коня".
  Женька пыталась понять Бруклина. Сквозь решетку наблюдала за конем. Он был таким же молчаливым, как и раньше, но казался теперь более серьезным и сосредоточенным. Будто смотрел в себя, не обращая внимания на внешний мир. Женька удивлялась. Раньше заходила к нему без страха и спокойно чистила, даже не привязывая к решетке, вспоминала Олю-крановщицу. Та обзывала частных лошадей избалованными засранцами и уважала только Бруклина за аккуратность и тихий нрав.
  Бруклину надо было гулять. Когда Лена не приходила, выводила его Света. Она была опытнее других. Однажды Бруклин не захотел гулять. Напрыгивал, свечил, не давал надеть недоуздок. Управляющая, покрасневшая от злости, стегала жеребца хлыстом.
  -Ты только посмотри на него, а! Представляешь, и меня укусил! Сволочь такая!
   - Не надо, Свет, оставь его,- Женьке стало страшно за Светку, а Бруклина было жалко. Жеребец успокоился, отвернулся, замер у стены.
  На следующий день жеребец отказался от завтрака и от обеда. После трех пришла хозяйка, вывела на развязку, почистила и поседлала. Управляющая подошла к Лене и сказала, что Бруклин, видимо, заболел. Скорее всего у него температура.
  - У него нет температуры,- девушка огрызнулась, как избалованный подросток, но градусник все-таки поставила.
   Температура подскочила до сорока. Лена расстроилась, завела коня в денник, накрыла попонами.
  Бруклин заболел. Он теперь не огрызался и не свечил. Конюхи через каждые два часа мерили ему температуру. Та не спадала. Держалась на сорока-сорока одном градусе. Анька, суточный конюх, в эту ночь не спала. Следила за Бруклином, чтобы тот не ложился. Больным лошадям нельзя ложиться. Колола ему жаропонижающее. На второй день температура держалась. Людка кормила жеребца мочеными отрубями. Овес больным лошадям не дают. Но Людка все-таки дала одну горсточку. В тайне. На третий день хозяйка вызвала ветврача Машу.
   Ветврач предчувствовала недоброе. Она еще не решила, какими средствами лечить жеребца, но температуру надо было срочно сбивать. Сердце могло не выдержать. Врач сняла попоны, вывела Бруклина в коридор. Открыла чемоданчик с инструментами. Ставить капельницу считалось обычной процедурой. Лена и Маша о чем-то тихо переговаривались. Бруклин стоял спокойно, но вдруг его затрясло, как при ударе. Ноги жеребца подкосились, заскользили, Бруклин упал на бок. Его трясло. Лешка и Женька подбежали. Женька обхватила голову коня, держала его изо всех сил, пока Лешка оцеплял развязки. Маша все сразу поняла. Она жалела теперь, что приехала сюда. Ее могли обвинить в смерти коня. Бруклин умирал. Лена поняла, закрыла лицо руками и убежала в истерике. Маша ушла на улицу курить. Женька сидела на корточках возле коня. Она не верила, что он умер. Глаза были живые. Тихонько гладила Бруклина. Никак не могла поверить: "Сегодня и навоз убрала за тобой, и опилки завезла, и попоила тебя. Бедненький мой!"
  Лешка сложил попоны. Он видел, как лошади умирают. На старой конюшне похоронил четверых. Дохнут, бедные, по человеческой дури.
  Тушу тянули за задние ноги. С трудом затащили в денник, накрыли покрывалом. Потом все ушли. Женька осталась одна на целую ночь. Когда пошла спать, взяла с собой в каморку кошку Муську, хромоножку, не хотелось оставаться одной. Она думала: "Бруклина несправедливо обвиняли. Он, оказывается, болел. Ему было плохо. Но никто этого не знал. Откуда узнать? Стоит себе конь целый год, не плачет и не жалуется. Откуда человеку знать, что у лошади болит? Бруклин огрызался, он сердился на то, что люди его не понимают".
  Утром приехала Маша с двумя мужиками. Они отрубили Бруклину голову. В деннике теперь лежала туша без головы. Вечером тело закопали в соседнем лесу.
  На конюшне ходили разные слухи. Лена и Ленины родители обвиняли Свету. Они узнали от маленьких девчонок, что Света однажды выпустила Бруклина в дождливую погоду и три часа продержала в леваде. Конь, конечно, простудился. А еще девчонки шептали Женьке по секрету: " Если бы Галю не уволили, то этого бы не произошло. Галя всегда чувствовала состояние лошади. Она бы сразу заметила, что Бруклин болеет и посоветовала бы Лене не медлить с вызовом врача".
  Зачем отрубили Бруклину голову? Для экспертизы. Надо было поставить правильный диагноз, узнать причину смерти. Экспертиза показала, что смерть наступила от оттека легких. Кроме легких у коня была больная печень.
  На конюшне боялись эпидемии. Целую неделю мерили лошадям температуру. Эпидемии, слава богу, не было. И клубные, и частные лошади чувствовали себя хорошо.
  
  
  
  
  
   Муськин подарок
  
  Васька, пепельно-серый, с белой мордочкой и грудкой, игнорировал Муську. А Муська по весне искала кота. Она ходила и хныкала и путалась под ногами у конюхов. Мурзик, белый с черными пятнышками, был еще котенком. Муська измучилась. Она елозила по полу и крутила задницей, но Васька брезгливо отворачивался. Конюхи сердились. Пинками отгоняли кошку. Муська подставляла хвост под колеса тачки и мешала работать.
  А Васька, наверное, был импотентом. Он урчал и нежился на солнышке, невозмутимо вылизывая шерстку. Кошка утробно мяукала на заборе. Со стороны коровника ее заметили коты. Облезлые бандиты, два рыжих и серый. Самоуверенно заскочили на забор и пялились на кошку. А Васька вежливо удалился. Решил не связываться и драку не затевать. Васька размышлял философски и поступал по отношению к Муське справедливо. Кошка имеет полное право на своей территории гулять с чужими котами.
  Местные коты не отходили от Муськи, удовлетворяли ее по очереди с наглой услужливостью. В поисках съестного пытались прорваться и на конюшню. Но Васька с Мурзиком давали серьезный отпор. Через неделю Муська успокоилась. Злобно шикнула на рыжих, а серого царапнула за нос.
  Она была добрая кошка, ласковая. Смотрела в глаза человеку предано, не по-кошачьи. Будто хотела похвастаться, поделиться, что теперь она не просто кошка, а будущая мать. Лежала на батарее, вылизывала себя, чистюля, от кончика носа до хвоста. Или же бегала за человеком по пятам и мяукала. Девчонки шли на кухню варить кашу собакам, а Муська уже тут, ластилась, вертелась, смотрела на тебя, голодная, будто не ела неделю. Но от каши нос воротила и лапой закапывала демонстративно. Собачья еда была не вкусная, пресная, без единой жиринки. Кавказская овчарка Терри кашу глотала, чтобы хоть как-то набить желудок. А по ночам подвывала, вспоминая прежние раздольные дни и горы сахарных косточек. Конюхи не могли без конца кормить на собственные деньги кошачью и собачью ораву. На Муську ворчали: "Ну, знаешь ли, принцесса. Иди-ка лучше мышей лови. Один Васька за вас, дармоедов, отдувается".
   Васька, воспитанный, не любил попрошайничать. В голодную зиму продержался на мышах. И поэтому, в отличие от Муськи и Мурзика, вел себя независимо. Хотя от угощения не отказывался. Жил по русской пословице "дают - бери, а бьют - беги".
  Муська-хромоножка переваливалась, ковыляла по конюшне. В ее положении мышей ловить нелегко. Но если ты кошка, то должна выкручиваться по-кошачьи. А Муська прижималась к людям. Норовила прошмыгнуть незаметно в гостиную или в каморку для конюхов. Забиралась за шкафы, под батарею, елозила, шебуршала, фыркала. Девчонки сначала подумали, что в раздевалке завелись мыши. Но Муська выдала себя зелеными глазами. Они светились в темноте, как два фосфорных фонарика.
  Светка, управляющая, выставляла кошку за порог. А конюхи Муську жалели и на ночь пускали в гостиную. Муська вела себя неспокойно. Запрыгивала на кровать, урчала, топталась. Правда, девчонки не обращали внимания. Они уставали за день и засыпали как убитые. А кошка пристраивалась рядышком, в ногах или на животе. Муське было хорошо. В каморке у конюхов чувствовала себя в безопасности.
  Любка критически качала головой: " Кошка изменилась. Это не к добру. Она тянется к людям, будто чувствует опасность и ждет от нас помощи". Конюх трогала кошкин живот, прислушивалась. Руки чувствовали слабое шевеление. Анализировала, как опытная кошатница: "Котята живые. Скорее всего трое". А Женька почему-то радовалась. Сидела на корточках и гладила Муську, будто собственную кошку. Света говорила, что Муськиных котят утопит, но Женька ее упросила одного не топить, обещала забрать котенка к себе. Гладила кошку и улыбалась и думала о женской солидарности. Она стала подкармливать Муську. Специально для нее приносила из дома куриные косточки...
  Кошке пора было рожать. Женька наблюдала странную сцену. Муська ложилась перед Мурзиком на спину, а тот забирался на кошку и мял ей лапами живот. Муська кряхтела. Мурзик волочил ее по коридору, мутузил как тряпку.
  Живот у кошки, видимо, болел. Она не могла разродится и мучилась. Если бы Женька знала, то в эту бы ночь кошку к себе не впустила. Но, как и обычно, Муська побежала за конюхом. Всю ночь топталась, бродила по кровати. Женька клала ее в ноги, но кошка упрямо переползала на подушку, ластилась, урчала, щекотала усами по лицу. Женька думала, уставшая: " Кошка распустилась. И это, в конце концов, безобразие". Чувствовала сквозь полусон Муськины и лапы на лице.
  Под утро Муська мяукала у двери, просилась на конюшню. Женька, сонная, села на кровать. Соображала плохо. Сидя, дотянулась до двери и выпустила кошку. Хотела еще немного вздремнуть. Полоска утреннего света наискосок падала на кровать. Женька хотела поправить подушку, но брезгливо отдернула руку. У стены возле подушки заметила серое пятно. От страха вздрогнула. Подумала, что это мертвая мышь. Муськин подарок. Включила свет. Действительно, Муськин подарок. Только не мышь, а мертвый котенок, выкидыш. Невольно поморщилась, вспомнила, что ночью чувствовала возле щеки тепло.
  Женька с грустью разглядывала котенка. Жалкий головастик. И почему-то без одной передней лапки. А другие лапки совсем не кошачьи, крохотные, бледно-розовые пальчики, как у маленького человечка. Сморщенное, измученное тельце. Уродец, инопланетное существо, будто выброшенное по ошибке, будто выброшенное на землю из параллельного мира.
  Котенок был недоразвитый. Он умер в животе у матери за несколько дней до родов. От голода или по иной причине. Скорее всего от того, что у кошки была поражена тазобедренная кость. Муська хромала на заднюю правую лапу.
  Женька завернула котенка в тетрадный лист, подумала с грустью: "Это Муськин подарок. Кошка хотела отблагодарить. Будто чувствовала мое желание спасти ее котенка". Женька вздохнула. Крохотный сверток закопала в навозе, когда подбивала денники.
  В этот же день кошка выкидывала на конюшне оставшихся котят. Маленькие девчонки подбирали за ней мертвые комочки и закапывали в навоз.
  
  
  
  
  
  
   Просто чудо какая сказочная!
  
   Маша, помощница, девочка десяти лет, ходила на конюшню по субботам и воскресеньям. Она жила недалеко, в поселке "Отрадное". Другие девочки Катя и Лена на конюшню теперь не приходили. Они были старше Маши на три года и поэтому по субботам и воскресеньям гуляли с мальчиками.
  Машу на конюшне уважали. Ее считали самой доброй и трудолюбивой. А других девочек критиковали. Катя, например, была ленивая. Ездить бесплатно любила, а работать нет. Конюхам не помогала. Лену, Машину сестру, считали переменчивой. С этого года она стала посещать танцевальный и художественный кружки, а про конюшню забыла.
  Лешка на девчонок злился и дулся как маленький. Раньше ему, конечно, было хорошо. С утречка запрягал Дакрона и гулял по полям и по лесам целый день. Вечером приезжал, а на конюшне порядок и чистота, как в сказке про волшебную палочку: денники подбиты, лошади накормлены, конюшня подметена. Но теперь пропала волшебная палочка. На одну Машу не свалишь всю работу.
  Женька про Лешку думала: "Ну, какой из него конюх. Маленький, худенький, как тростиночка. Разве можно ему тягать такие тяжелые тачки?" Сама Женька была девушкой крупной. На спине и плечах, одни мышцы. Фигура не для фотомодели. Зато на конюшне не уставала и не жаловалась. Маша Женю любила и ей говорила:
  -Ты, Женя - кормилица, а я, Маша - помощница.
  -Почему это я кормилица?
  Маша улыбалась.
  - Ты добрая и большая, Ты любишь кормить и жалеть. А я еще маленькая. Я еще только помощница.
  Про Лешу Маша говорила шепотом:
  - А Лешка злой. Он Аленку с Анькой предал. Он их Киселеву сдал,- Маша, как матрешка, клала ладошки на щечки и качала головой. - Ох, Женечка, нашу Алену все девочки любили. Она такая хорошая была, такая добрая! Она меня всегда сажала на больших лошадей. А другие никогда не сажали, только дразнили, что я еще маленькая.
  - А Света разве не хорошая? Разве не дала она тебе сегодня покататься на Заметке?
  - Света тоже хорошая,- Маша виновато улыбалась. Ей не хотелось никого обижать.- Раньше и Леша был хорошим,- вспоминала она.- Никогда не кричал. И всегда помогал. Тачки вывозил и ведра с водой разносил. И смешил всегда,- Маша вздыхала.- Ох, Женечка, наша-то конюшня тогда просто чудо какой сказочной была.
  Когда Алексей Иванович уволил Аню, Маша решила ухаживать за Заметкой, орловской рысачкой. Заметка, неказистая, недокормленная лошадка, обыкновенная кляча, затюканная прокатом. По характеру хитроватая, хотя и добрая. Опытного всадника слушалась, но в любой момент могла выкрутиться и взбрыкнуть. Анька, тренер, Заметку не любила. Она уважала честных лошадей, охотнее работала с Борьбой и Панацеей.
  Конюхи на Заметку злились. Кобыла боялась щекотки. Не давала чистить живот и бока. Бегала по всему деннику, а на привязи выплясывала и брыкалась.
  Одна только Маша любила Заметку. Заходила к ней в денник, обнимала и говорила ласково: "Заметочка моя хорошая!" А лошадь клала свою голову девочке на плечо и вздыхала, будто все понимала.
  Лешка фыркал, нежностей не признавал:
  - Ты, Маша, девочка хорошая, и Заметка хорошая. Но лошадь не твоя. Света продаст Заметку, а ты плакать будешь.
  Маша от страха прижималась к лошади:
  - Моя Заметка послушная. Ее Света не продаст. Она для проката нужна.
  -Никому твоя Заметка не нужна, а Светке и подавно,- Лешка стучал со злости по Лептиному деннику.- Откормила свою кобылу. Смотреть противно! Живот, как у жеребой?
  Маша от обиды заплакала.
  -Леш, делать нечего? - Женька злилась.- Иди-ка лучше к своему Дакрону. А то продаст его Светка. Ей-то строптивый, и за даром не нужен.
  - Пускай только попробует!- помрачнел конюх.- Не посмеет. Мы еще посмотрим, кто кого.
  Женька пожала плечами, вышла на улицу перекурить, думала, мечтала, с Машиных слов представляла себе прежнюю волшебную конюшню, которая была "просто чудо какой сказочной". На месте Аньки с Аленкой она бы тоже взбунтовалась. Она-то знала, как это здорово, чувствовать вокруг себя сказочный мир.
  Лично ей Алексей Иванович не сделал ничего плохого. Она не имела права его ненавидеть. Киселев золотых гор не обещает, но дело делает. Как мелкий предприниматель изворотливый и хитроватый. То, что Светка стала его любовницей, это не Женькино дело. В принципе, Светка ей тоже ничего плохого не сделала.
  Женька доказывала Лешке, что против Светки бунтовать бессмысленно:
  - Скажи, Лешка, смог бы ты стать любовницей? Нет. Даже если бы и захотел. Ты, Лешка - мужик, а Светка - баба. Аргументы не требующие доказательств. Что же касается Алексея Ивановича, то он, скорее всего, не собирается менять ориентацию. Лешка хихикал и, подыгрывая Женьке, по-женски пищал:
  -Ау-у, Алексей Иванович! Любименький мой!
  - Фу-у, гадость! Пошляк-самоучка.
  Ребята смеялись, придумывали анекдоты. Высмеивали тех, кого презирали... И уже работать легче, и уже не так обидно от того, что ты всего лишь обыкновенный конюх.
  
  
  
  
  
   Клевая тачка!
  
  Анька Комарова с мужем приехали на мотоцикле. Они были байкеры. Аньку на конюшне никто не узнал. Экипировка напоминала спецодежду летчиков в тридцатые годы. Анька произвела впечатление. Она улыбалась, но крутую из себя не строила. Просто было скучно каждый день мотаться на работу в джинсах и в куртке.
  Ее муж, длинноволосый и кучерявый, ходил по-ковбоиски, вразвалочку. Как будто ему мешали штаны. При всех поцеловал жену, застегнул шлем и уехал. Анька пошла в раздевалку.
  - Солидная тачка!- Лешка ценил крутые поступки и вещи.
  Девушка покраснела и усмехнулась. Ее друзья, которые имеют действительно крутые мотоциклы, ласково обзывают Анькиного конька - тарахтелкой.
  На работе Анька переодевалась в черные лосины, черную футболку с изображением лохматого панка. На голову повязывала бандамку черного цвета с белыми паутинками. Когда выходила на улицу, накидывала куртку, такую же крутую, хотя уже потрепанную. Настоящая байкерша. Правда, здесь ей вместо руля мотоцикла приходилось держаться за ручку навозной тачки.
  Когда друзья-фанаты приехали на конюшню к Аньке в гости, то немного растерялись. Агрокомплекс "Отрадное" имел вид по-деревенски заброшенный и совершенно не в стиле крутых мотоциклистов. В полусгнившем коровнике мычали тощие коровы, за колючей проволокой надрывались от лая взбесившие кавказцы. Байкеры струхнули. В этой чертовой дыре от собак на мотоцикле не сбежишь. Здесь тебе не Ленинградский проспект. Дорога на конюшню - это полный комплект препятствий. Весенняя слякоть вперемежку с навозом, растрескавшийся асфальт, кругом, как нарывы, кочки и бугры. Ребята подшучивали и над Анькой, и над собой. С чувством юмора у байкеров все в порядке. Они рассуждают примитивно, но демократично. От скоростей у байкера слетает крыша. Чокнутый байкер - это нормально. У Аньки поехала крыша и это по-байкеровски. Ребята всё понимают. Каждый из них имеет право сходить с ума по-своему.
  Орава мотоциклистов взбудоражила сонных жителей агрокомплекса. Из окон местного общежития выглядывали небритые физиономии строителей и слесарей. А из коровника выкатилась маленькая и полная баба Лиза, доярка-пенсионерка. Она стояла у ворот с видом удивленной буренки.
  Аньке повезло. Ребята нагрянули вовремя. Тогда когда на конюшне не было ни частников, ни начальства. Байкеры вели себя по-наполеоновски - расковано, как завоеватели. Лешка при них сконфузился, прошмыгнул незаметно в офис, сел за компьютер и надулся, как хомяк.
  Анька была счастлива. Она зашла в денник к Кулону, мерину вороной масти с белым носком на задней ноге. Хотела показать любимчика, щеткой стала расчесывать ему челку. Ребята с опаской смотрели из-за решетки.
  - Клевая тачка, покруче железного.
  -Здесь тебе не железо, не на газ нажимать.
  Ребята шутили.
  - Эти-то твари еще и брыкаются. Попробуй газани. Я по телеку видел. Кобыла скинула какого-то чудика и в придачу влепила задней левой под ребра. Не позавидуешь.
  Анька улыбалась:
  - Куля добрый. Не бойтесь, заходите.
  Один зашел. Осторожно похлопал Кулона по плечу. И дипломатично вышел. Решил, что газовать ему пока рановато.
  Байкеры теперь знали, что работать с лошадьми - это клево. Анька - конюх, и это клево. Не каждый из байкеров мог похвастаться своей работой.
  Киселев со Светкой подъезжали к агрокомплексу "Отрадное" в темно-синем джипе, когда мотоциклисты, почувствовав перед собой дорогу гладкую и почти пустую, газанули на полную катушку. По следам от колес, начальник конюшни понял, что мотоциклисты побывали у него в гостях. "Не конюшня, а проходной двор,- проворчал по-стариковски,- черт знает что такое! Ни на секунду оставить нельзя". Но конфликтовать и разбираться не стал. Наверное, вспомнил, что когда-то и сам рассекал на своем "крутом" коньке по подмосковному бездорожью.
  
  
  
  
  
  
  
  
   Стервозная девчонка
  
   Анька работа суточным, а Женька подменяла дневного. Сено раздавала Женька, но сено на конюшню не завозили с осени. Когда приходили маленькие девчонки, они снимали рептуха с решеток и бежали в зеленый ангар воровать сено у коров. Женька думала, что так и надо - воровать у коров. Она забиралась вместе с девчонками на стог и рыскала в полутьме, на запах определяя плесень и гниль. Нюхала, как профессиональный нюхач, проводила классификации, подразделяя сено на свежее, свежее ароматное, свежее подмороженное, сомнительное,, плесневелое, плесневелое без запаха, полугнилое, откровенно гнилое, сгоревшее и т.д.. Лошадям необходимо было давать исключительно хорошее сено. Плохой продукт - это стопроцентные колики.
  В понедельник был выходной день и для проката, и для многих частников. Маленькие девчонки тоже не приходили. Они учились в школе. Женька в понедельник сено не раздавала. Рабочий день у нее оканчивался в шесть вечера. Она не собиралась торчать на конюшне до двенадцати.
  Маринка, хозяйка Ликера, была девчонкой стервозной. Ее Ликер такой же стервозный. Черный жеребец, засранец и юла. В один из понедельников Маринка вдруг пришла к пяти часам. Женька уже собиралась домой. Но не тут-то было. Первый делом Маринка зашла в денник к Ликеру и фыркнула:
  -Опять эта растяпа все забыла. Опилки не смей кидать Ликеру. Сколько раз тебе можно повторять! А ну быстро переделывай!
  Женька промолчала, проглотила обиду. Сдерживая слезы пересыпала опилки в тачку. Вычистила денник под присмотром Маринки. Побежала на улицу за соломой. Солома в сарае за зиму протухла. Женька принесла два тюка, но Маринка фыркнула.
  - Ты что мне принесла! Ликеру - тухлятину! Да как ты посмела!
  Женька помрачнела.
  - Иди, посмотри. Теперь там все такое.
  Маринка вырвала у Женьки тачку. Со злости готова была лопнуть. Правда потом, когда побывала в сарае, немного успокоилась. Выбрала два тюка, не лучше Женькиных. Распотрошила и раскидала по деннику. Теперь ее злоба и ненависть переключилась на Киселева. Маринка ходила по конюшне и бубнила:
   -Тебя бы положить на такую солому. Потерпи мой Ликерчик, потерпи еще немножко. Бедненький мой. Замучили тебя живодеры проклятые!
   Маринка вывела жеребца в коридор, поставила на развязку. Ликер как всегда выпендривался. Этот жеребец ласки не понимал. В любую минуту готов был кусаться и брыкаться.
  -Ах, ты зараза!- Маринка со всей женской злостью ударила жеребца по морде и по животу. - Стоя-ать! Скотина!"
  Женька держала наготове скребницу и щетку. Торопливо и усердно стала вычищать Ликера. Маринка бинтовала задние ноги, приговаривала по-матерински:
  -Бедненький мой мальчик! Затравили тебя совсем. Ну ничего. Скоро уедем с тобой. Увезу тебя из этой проклятой конюшни.
  Женьке стало смешно. Ликер считался самым вредным жеребцом. Его боялись. Чистили только при хозяйке. А когда надо было убрать денник, загоняли шваброй или лопатой в угол и привязывали. Такого как Ликер не затравишь. Скорее это он тебя затравит, чем ты его. Самый настоящий Ликер, а не какая-нибудь вода из-под крана. Удивительно, как этому жеребцу подходила его кличка.
  Маринка собрала Ликера и ушла на плац. Женька подметала конюшню. Было уже восемь часов. Она торопливо заметала мусор в денники, надеялась незаметно улизнуть. Но через пять минут вернулась Маринка из-за того, что испортилась погода. Неожиданно повалил снег. Земля побелела, как будто снова наступила зима. Хозяйка Ликера была, разумеется, в плохом настроении, и, конечно, заметила, что Женька не раздала сено.
  - Куда это ты собралась? А кто будет сено раздавать?
  - Я не буду сено раздавать. Я не собираюсь торчать до двенадцати. Мое время заканчивается в шесть.
  - Меня не интересует, во сколько заканчивается твое время. Меня волнует то, что лошади остались без сена. Если ты тут работаешь, то будь добра выполнять свою работу.
  - Мне всегда помогали маленькие девчонки,- оправдывалась конюх.- Но сегодня их нет. А до дому мне ехать два часа,- Женьке надоело подчиняться. Она бунтовала. А Маринка несколько секунд молчала. Видимо, ее удивило то, что какому-то конюху приходится тратить на дорогу два часа.
  -Тебя никто не заставляет тут работать,- Маринка говорила холодно и резко.- Никто тебя тут не держит. Не можешь конюхом, иди уборщицей. На конюшне пахать - это тебя не пыль в офисе смахивать.
  Женька была подавлена. Она не могла ответить Маринке как равная равной. Маринка - стервозная частница, а Женька - обыкновенный конюх. Не нравиться - проваливай. Тебя тут никто не держит. Женьке было обидно. Она вкалывала на конюшне уже второй месяц, и тут вдруг выясняется, что она здесь никому не нужна и что она может проваливать. Женька думала: "Это неправильно сваливать столько дел на одного человека. Я работаю с девяти до восемнадцати, делая перерыв только на полчаса, и все равно не успеваю. Светка с Киселевым, наверное, подумали, что я бессловесная, и что я буду выполнять все их приказания".
  Маринка поняла, что от Женьки сена сегодня не дождешься. Она схватила рептух и потребовала у конюха ключи от ангара.
  - Марин, там дверь тяжелая. Ты одна не откроешь.
  - Уж я-то открою!- Маринка с яростью выхватила ключи и выскочила на улицу в снежный буран.
  Женька, уставшая, поплелась в раздевалку. В гостиной за столом сидела Анька. Отдыхала, пила чай и читала газету.
  Женька подумала: " Анька такой же конюх как и она, но устает меньше. Лучше работать суточным, чем дневным". Женька села рядом и сказала испуганно, что поцапалась с Маринкой.
  -Не бойся, Маринка стерва. Здесь ее никто не любит. Даже лошади. Ты видела, как она своему под живот? Ненормальная. Вот и все. Таким как она лечится надо.
  Анька улыбнулась. Она вспомнила вчерашнее:
  - Ты бы видела ее реакцию, когда на "Волге" за мной муж приехал. Эта злючка изменилась на глазах. То ходила стерва стервой, то вдруг ласковой стала, приветливой. Она же не знала, что это мой муж. Глазки ему строила. А я мимо тачку везу и не знаю, что делать: прикинуться дурочкой или расхохотаться. Представляешь, как она разозлилась, когда увидела меня в его машине!
  Женька успокоилась. Она пошла в раздевалку собирать вещи. На улице была уже ночью. Шел снег и дул ветер. Женька надела капюшон и сунула руки в карманы. Впереди увидела Маринку. Упрямая девчонка пробежала мимо конюха. Тащила на спине тюк сена для своего Ликерчика.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Голубая кровь
  
  Хронограф, тракененский жеребец, у людей находился на особом счету. Он занимал самый большой денник, слой опилок в котором должен был держаться на уровне тридцати сантиметров. Ирка, хозяйка жеребца, ставила перед конюхами высокие требования. Ленке, дневному конюху не повезло. Денник Хронографа Ленка убирала целый час. Дашка, Иркин коневод, за ней следила и критиковала.
  - Ты должна научиться выгребать каждый катышек навоза, не трогая при этом чистых опилок. Это несложно. Посмотри на меня,- Дашка захватывала вилами спрессованные опилки и бросала их на стену. Опилки рассыпались, а засохшие катышки скатывались по горке вниз. Дашка улыбалась:
  - Видишь, как легко!- они приседала на корточки и ловко закидывала катышки в ведро.
  Ленке предстояла кропотливая работа. Хронограф, неряшливый жеребец, любил валяться в собственном навозе, переворачивая денник вверх дном. Ирка и Дашка обзывала жеребца Хрюшей. Пытались отучить от вредной привычки. В одном из углов денника закапывали навоз кобылы, надеялись приучить жеребца к аккуратности. Но Хронограф на кобыл не смотрел. Вел себя как флегматик. Ссор не затевал. Чувствовал в себе голубую кровь. В деннике делал все, что хотел. Но когда девчонки вели его по коридору, принимал вид степенный и благородный. С поднятой головой и царственной осанкой, Хронограф проходил мимо клубных кобыл. Серые орловские клячи с покорностью провожали до дверей высокопоставленную особу. Они были похожи на восточных наложниц, отверженных султаном за какой-либо изъян и сосланных в нижний гарем до конца жизни.
  Природа требовала свое. Во время охоты кобылы терли себе зад об угол кормушки, или о решетку, или о тюк сена. У Заметки и у Борьбы хвосты у крупа были похожи на мочалку.
  Кроме сексуального влечения лошади страдали глистами. Они жевали собственный навоз от скуки и от голода. Клубных лошадей не докармливали. Им не додавали сена и минеральных солей. Маленькие девчонки бегали тайком на соленой склад. Ломами отбивали черные куски и везли на тачке к лошадям.
  Хронограф считался на конюшне самой дорогой лошадью. Ходили слухи, что Ирка купила его за двадцать тысяч долларов.
  Ирка и Дашка выводили жеребца вдвоем, держали за корду с левой и с правой стороны. Хронограф был очень пугливым. Вздрагивал и фыркал от любого шороха. Мог рвануться в самый неожиданный момент. Ирка успокаивала жеребца как маленького ребенка. Она была жестким тренером, с лошадьми сюсюкаться не любила, но с Хронографом вела себя иначе, терпела, преодолевая себя.
  Лет восемь назад Ирка работала с Полетом, англо-кабардинцем. Готовила его к выездке. Муштровала как солдата, не давала поблажек. Считала, что в спорте дисциплина прежде всего.
  Полет был не из пугливых. Но часто отвлекался на посторонние звуки, расслаблялся и не слушал наездника. Ирка контролировала жеребца, натягивала поводом, не давала вертеть головой. Но однажды жеребец был, действительно, напуган. Недалеко от конюшни за забором тарахтела сломанная машина. Чтобы успокоиться Полету необходимо было узнать, откуда раздаются страшные звуки. Он попытался повернуть голову, но всадница не разрешила, настойчиво посылала шенкелями вперед. Жеребец от ужаса вытаращил глаза и рванулся галопом. Остановить его было невозможно. Ирка не растерялась. Осторожно натягивая левый повод и направляя коня по большому кругу. Но Ирка не знала о препятствии на пути. Когда же увидела деревянный забор высотой под метр восемьдесят, поняла, что и ей, и Полету крышка. Она смотрела на приближающийся забор, как в замедленной съемке. Перепрыгивая, Полет налетел на колья правым боком, перекувырнулся и рухнул на землю. Ирка отлетела на несколько метров. Теряя сознание, смотрела в сторону коня. Кожа коня, как выжитая губка, медленно покрывалась пеной. Ирка знала, что это конец.
  Теперь она старалась не думать о пережитом. Но если вспоминала, улыбалась. Глаза уходили в прошлое. Мелкие морщинки возле глаз - следы от усталости и грусти.
  Муж, удачливый бизнесмен, спонсировал Ирку. Ребенок жил у свекрови и с матерью виделся редко. Работа для нее была важнее семьи. Хронографу отдавала все силы. Чувствуя в жеребце потенциал будущего чемпиона. Не спешила, не торопила события, действовала продумано. Не доверяла никому. Только себе. Своей интуиции и опыту.
  Ирка работала в манеже. Отшагивала Хронографа по полтора часа, давала минимальные нагрузки. Еще не время приступать к серьезным нагрузкам. В первую очередь, тренер думала о здоровье коня.
  Ирка сидела на лошади как литая. Узкая талия, спортивные плечи, стройные, обтянутые лосинами ноги - современная амазонка, покоряющая силой своего характера строптивое животное.
  В движениях Хронографа была особая красота, спокойная, царственная походка. Природа наградила жеребца чувством гармонии, гармонии тела.
  Человеку не доступна власть над природой. Человеку запрещено ее переделывать, но Богом позволено раскрывать ее тайны.
  Опытный берейтор раскрывает в лошади только те качества, которые заложены в ней. Хорошую лошадь не трудно испортить.
  Ирка и Хронограф как одно целое. Духовный союз всадника и лошади на уровне ощущений. Метаморфоза на плацу. Будто два земных существа под воздействием сверхъестественных сил, соединялись, создавая сказочный, мифический образ кентавра.
  Издалека Ирка, действительно, была похожа на кентавра. Особенно в те моменты, когда голову Хронографа скрывала верхняя планка ограды, и тогда казалось, будто на плацу на лошадиных ногах вышагивала сама Ирка, размеренно и степенно помахивая хвостом.
  У Хронографа болели ноги. Ирка прогревала больные места специальным аппаратом. На лечение требовалась ежемесячно кругленькая сумма. Хозяйка Хронографа не скупилась. Удивляло одно: не имея недостатка в деньгах, Ирка почему-то остановила свой выбор на конюшне среднего класса, которая не могла предоставить Хронографу требуемых условий. Покрытие на манеже и на плацу было неудовлетворительным. В песке попадались камни. Покрытие не разравнивалось. И после дождя лужи в песке не высыхали неделями. Ирка намекала об этом Алексею Ивановичу и Светке. Молчаливая Светка кивала. Она понимала, что частница права. Но начальник не хотел выкладывать собственные деньги. Управляющая выкручивалась. Повышала цену за прокат, экономила на клубных лошадях сено и овес. На собранные деньги заказала две машины песка. Остальную работу должны были делать конюхи бесплатно: убирать камни, разравнивать плац и манеж.
  В манеже встречались огромные камни, целые плиты, зарытые в спрессованный песок. Алексей Иванович выкорчевывал их с помощью троса. Привязывая к джипу "Чероки", вытягивал булыжники из манежа. Девчонки удивлялись. На таком покрытии лошади без труда могли повредить себе ноги. Алексею Ивановичу приходилось исправлять ошибки бывшей владелицы конюшни. Это при ней завозили песок с камнями.
  К Хронографу хозяйка подпускала не всех. Лешке, например, Ирка запретила заходить в денник. Она считала его вредителем. Сенатора, англо-кабардинца, Лешка планомерно избивал за вредный характер. Побега, тракененского мерина, нарочно не допаивал за то, что тот был попрошайкой и водохлебом. После Лешкиной смены Сенатор стоял у стены притихший и запуганный, а Побег от жажды раскапывал копытом опилки и кивал головой. Ирка сообщила о своих подозрениях Татьяне и Алевтине, хозяйкам Побега и Сенатора. Те перепугались и предупредили Светку. Управляющая не имела права обвинять Лешку. Но когда после Лешкиной смены в кормушке Побега Ирка вместо овса обнаружила воду и подняла среди частников панику, Светка потребовала от конюха объяснений. Подозреваемый, естественно, отнекивался. "Откуда мне знать, почему вода,- бубнил растерянно.- Все против меня". Садился в комнате на кушетку и дулся на частников: "С цепи сорвались склочные бабы. Нашли козла отпущения".
   Было противно работать на частниц. Лешка не мог смириться с ролью обыкновенного конюха. Мечтал о спортивной карьере, с горечью вспоминал о прежних временах, о потерянном друге. Лешка с Нилычем, два энтузиаста, торчали когда-то на конюшне с утра до ночи, помешанные на лошадях фанатики драйвинга. А теперь? Ходи, выгребай навоз за Хронографом и Сенатором да получай от стервозных владельцев положенную порцию критических замечаний.
  Ирке было неинтересно знать о Лешкиных переживаниях. Она думала о безопасности Хронографа. Но Лешка был даже рад, что ему запретили убирать денник жеребца. Придираться хотя бы не будут. А то всегда все шишки на него. Лешка не миллионер. Если с Хронографом чего-нибудь случится, откуда ему взять двадцать тысяч долларов?
  Хронографа чистила и кормила Дашка. Еще на ипподроме Ирка взяла Дашку под свое покровительство и доверяла теперь только ей. А та гордилась оказанным доверием. Как будто работать коневодом у Ирки было пределом Дашкиным мечтаний. Со страстью вылизывала Хронографа от ушей до копыт, развивая в себе идеальные качества современной прислуги.
  Один раз в месяц Ирка вызывала для Хронографа рентгенолога. С Дашкой выводила Хрюшу в коридор и ставила на развязки перед аппаратом. Было не просто уговорить жеребца стоять спокойно. Незнакомый аппарат неприятно трещал. Хрюша нервничал и топтался на месте. Чтобы заглушить неприятные звуки, хозяйка включала магнитофон и настраивала волну на радио ретро. Хронографу нравилась плавная музыка. Жеребец наклонял голову и шевелил ушами, будто прислушивался к мелодии. По своей природе лошади гармоничные и музыкальные животные.
  К суточным конюхам Ирка относилась нормально. Она и сама когда-то работала в ночную на конюшне. Поэтому к девчонкам сильно не придиралась.
  Но Женька с Анькой старались по возможности не сталкиваться и не общаться с Иркой. Она напоминала им удава. Взгляд исподлобья, гипнотизирующий, не признающий препятствий на пути. Колдунья, шаманка, с распущенными по пояс черными волосами. Застывшие, резкие черты лица и будто каменная улыбка.
  На ночь Ирка бинтовала Хронографу ноги, а Дашка набивала до предела рептух отборным сеном. На полку у денника оставляли банку со специальной подкормкой - ужин Хронографа. Из-за уменьшенных нагрузок кормление овсом было ограниченным: одна треть гарца в обед, а вечером распаренная зеленка.
  
  
  
  
  
  
   Х Р У С Т А Л Ь Н А Я
  
  Стены денника были слишком высокими. Пони Хрустальная не дотягивалась до решеток. Она стояла в деннике, наклонив головку на бок, и прислушивалась к тому, что происходило на конюшне. Шепот, шорохи, шаги - невидимые звуки. А лошадка, молчаливая, слушала внимательно и придумывала сказки.
  Конюхи бегают по коридору. Сапоги у них раздраженно стучат или нехотя шаркают, будто мечтают передохнуть. Колеса тачки поскрипывают. Утром весело и деловито, а к вечеру жалобно и тоскливо. Кобылы, попрошайки, фыркают, всегда чем-то недовольные. А дерзкие жеребцы фыркают им в ответ.
  Соседка Хрустальной - белая коза Маруся. Она живет у стенки в тесном деннике. Коза забитая, и молчаливая, и незаметная для других. Конюхи часто забывают про нее в суматохе. Коза вздыхает, а лошадка жалеет соседку. Ласково пофыркивает, будто упрашивает, чтобы коза не грустила. Так и живут потихоньку.
  В последнее время Хрустальная грустит. Черная пони Наоми (Няма) ее почему-то невзлюбила и при каждом удобном случае щипается и толкается. Лошадок отделяет друг от друга тонкая перегородка. Наоми злится, крысится и шипит. Она завидует. У Хрустальной миска для овса большая, а у нее маленькая. Наоми попривычке кушает торопливо. Она быстро съедает свою порцию, а потом раздраженно слушает, как медленно, будто нарочно, хрумкает соседка.
  Когда конюхи выводят лошадок на прогулку, Няма тормошит Хрустальную за уши или за холку. А конюхи не обращают внимание. Они думают, что лошадки играются. Наоми гоняет лошадку по леваде и не дает ей спокойно погулять. Хрустальная миролюбивая, не любит огрызаться. Если к ней пристают, она отбегает в сторону. А Наоми от этого злится еще больше.
  После прогулки лошадки отдыхают. Хрустальная устала и теперь стоит понурая. А Наоми, довольная, фыркает и валяется в свежих опилках.
  Картонная перегородка, разделяющая денник на две половинки, не прочная. Она подозрительно трещит и поскрипывает и в любой момент может рухнуть на одну из лошадок. Управляющая Светлана дает конюхам указание убрать перегородку. Она переживает за Хрустальную. Лошадка беременная. В ее положении нельзя волноваться.
  От работы лошадку еще не освободили. Она потихоньку рысит по манежу, катает маленьких детишек. Светлана следит, чтобы дети ее не обижали и не посылали в галоп.
  Бока у Хрустальной за зиму округлились. Лошадка теперь смешная, маленькая и кругленькая. Она похожа на воздушный мячик.
  Карликовые лошадки живут вместе уже несколько дней. Хрустальная нервничает. Во время обеда Наоми нарочно опрокидывает копытом ее миску, и Хрустальной приходится подбирать овес, перепачканный в опилках. Лошадка учится огрызаться, не желает отдавать свою порцию. Няма-злючка потянется мордочкой к чужому овсу, а Хрустя цап ее за ноздри. Нямка -обжора пищит от боли и хнычет. А в коридоре девочки, Маша и Катя, наблюдают за лошадками и смеются.
  Маша переживает за Хрустальную: "Моя Хрустя талантливая. А Нямка-дурочка ей и в подметки не годится". Катя на Машу обижается, потому что Наоми ее любимая пони.
  В начале весны Хрустальную освобождают от работы. Для проката седлают одну Наоми. Няма работает за двоих и поэтому сильно устает. Требовательные дети не дают ей отдыхать. Посылают то рысью, то галопом. Наоми трудится с утра до вечера. К ужину семенит понурая и уставшая. Хрустя жалеет Няму. Она кладет мордочку Няме на круп. Лошадки подружились. Ночью они теперь отдыхают рядышком. Стоят валетиком и посапывают.
   . . .
  Начальник конюшни, рассматривает козу через перегородку и недовольно качает головой. Маруся тощая и облезлая. Начальник ругается: почему не следили за козой. Он хотел зарезать Марусю на майские праздники. Но куда теперь такую тощую резать? Одни кожа да кости. Сами виноваты, ворчит на девчонок, оставайтесь теперь без козлятины. А девчонки радуются. Значит, они козу мучили не зря. Для Маруськи будет лучше поголодать, чтобы не оказаться вдруг на праздничном столе. Правда, Алексей Иванович думает иначе. Скоро ожеребится Хрустальная, и ее придется переводить в отдельный денник. Значит, Марусю надо продавать.
  Покупатели, брезгливые, говорят: коза плешивая и, наверное, заразная. Им такая не нужна и задаром. А начальник хватается за голову. Коза не собака, на улицу не выкинешь. Выручает один из друзей. "Ладно, беру твою козу Марусю, так уж и быть". Он человек опытный. С первого взгляда чувствует, что животное хорошее, здоровое. А то, что шкурка облезлая, не беда. Это авитаминоз. Маруся у него к лету обязательно поправится.
  Вытолкнуть козу из денника, оказывается, не так-то просто. Алексей Иванович тянет за рога, девчонки толкают сзади, а коза таращит глаза, орет и упирается. Глупая Маруська! Целую зиму простояла в деннике, застоялась и спятила. Теперь думает, что ее уводят на мясокомбинат. От страха подгибает ноги, ложится на пол и не встает. Покупатель смеется: " Дурная ты животина! Все равно же уведу. Зачем упираешься?" - обвязывает козу ремнями и тащит волоком по коридору. Конюхи грустят. Они знают, новый хозяин хороший, обижать козу не станет. Но расставаться почему-то грустно.
  Лошадки приуныли. Они прощаются с Марусей.
  Весна изменяет природу. Солнце растапливает снежные сугробы. Ручейки бегут вниз по дорожке, звенят и переливаются тысячи мелких колокольчиков. Ручейки растворяются в полях. Земля впитывает воду, будто пористая губка. Миллионы семян выталкивают из-под земли первые вздорные ростки. Поля покрываются полупрозрачной дымкой.
  Маша выводит лошадку на лужок. Хрустальная срывает губами сочную травку, фыркает, щурится от яркого солнца. Она чувствует себя хорошо. Прислушивается, наклонив головку на бок. Чувствует перемены. Малыш брыкается, бьется изнутри копытцами. Мечтает выскочит поскорее, порезвиться наконец на солнечной лужайке.
  Света, управляющая, внимательно следит за Хрустальной. У лошадки уже набухли соски и капает молозиво - признак приближающихся родов. Чтобы вовремя прийти лошадке на помощь, управляющая ночует несколько суток на конюшне. А Хрустальная не торопится, наверное стесняется свидетелей. Упрямая лошадка специально оттягивает роды, сдерживает схватки. Ждет, когда люди разойдутся.
  Девочки уходят. Света, уставшая, садится в гостиной на кушетку и тут же засыпает, будто околдованная сонными чарами невидимой феи. Мерцающая звезда спускается по ниточке с неба на землю. Добрый кудесник взмахом волшебной палочки творит на земле чудеса.
  В тесном закутке, где когда-то ютилась белая коза, лежит на боку Хрустальная. Рыжий крохотный жеребенок дергает переполненную мамину сиську, и чмокает от удовольствия, и чавкает, и фырчит.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   На обреченном корабле
  
  Катька, хозяйка Мамая, задиристого пони, с начальством вела себя дипломатично. Не любила ссор и по возможности избегала конфликтов. Классная девчонка! Свой человек. Не выпендривалась перед конюхами. Ходила по конюшне, как боцман, в матросской тельняшке и черных штанах. Не хватало только трубки в зубах.
  Катька умела быть независимой. Мыслила, как шахматист, просчитывая игру за много ходов вперед. Гребец-одиночка, с ловкостью преодолевающий на бурной реке опасные пороги.
   У Катьки на ипподроме стояли две лошади. Галина после увольнения перебежала на ипподром. Девчонки между собой поддерживали хорошие отношения и, следовательно, Катька была посвящена во все тайные дела и махинации влиятельных лиц. Она намекала о каком-то богатом дяде и о какой-то женщине, которые на самом деле являлись владельцами и тех двух лошадей, и Мамая и которые спонсировали Катьку как тренера-дрессировщика. И такое положение дел ее устраивала по двум причинам. Во-первых, владельцы выплачивали ей ежемесячно нужную сумму на содержание лошадей, а во-вторых, Катькину работу не контролировали. В творческом плане она чувствовала свободу. Психологически и Мамай, и Эльдорадо принадлежали Катьке.
   Тайный агент, пират на обреченном корабле. Имея возможность следить за ходом игры с того самого момента, как Рыжий уволил Галину, Катька внесла свою лепту, приблизив тонущее судно к месту гибели.
  К середине апреля дела на конюшне как будто стали налаживаться. В отсутствии соперниц Светка почувствовала в себе уверенность. Неторопливо проворачивала с согласия Алексея Ивановича мелкие делишки. Наконец-то нашелся покупатель на Руслана, Владимирского тяжеловоза. Толстый дядя почти не глядя выложил за мерина четыреста долларов. Якобы покупал Руслана для детишек. Долго ждали в тот день коневозки, точнее грузовика. Водитель, наверное, все перепутал. Покупатель сидел на кушетке и тоскливо смотрел в окошко, похожий на толстого дядю в телевизоре, который пил пиво и всюду опаздывал. Мужчина нервничал, просил Светку отдать ему мерина без коневозки, уверяя, что живет недалеко и что сможет дойти с Русланом пешком.
  Светка в конце концов раздраженно ответила: "Хотите без коневозки, берите. Только мне претензий не предъявляйте".
  На Руслана надели недоуздок. По-детски хлопая глазами, безобидный добряк, послушный богатырь шагал за новым хозяином. Женька провожала до ворот, на прощание гладила мерина по холке. Ей казалось почему-то, что Руслан улыбался. Бедолага! Не догадывался о своей судьбе. Женька тоже тогда не догадывалась о том, что Руслана вели на мясокомбинат.
  За Русланом стояли Заметка и Борьба. Они были проданы женщине в частную конюшню. Маша и Катя, девочки, которые ухаживали за лошадьми, плакали, и говорили Женьке, что больше сюда ходить не будут.
  Три пустых денника готовили для новых частников. Катька, хозяйка Мамая, подсуетилась, пообещала Светке через неделю перевести с ипподрома своих и Ксюшкиных лошадей. Светка доверяла Катьке и пошла ей навстречу. Она не догадывалась о том, что это игра, что с молчаливого согласия тайного лица Катька сделала ход конем, отобрала у слабого противника пешку, ударила Алексею Ивановичу в тыл.
  Ксюшка с ипподрома привела двух лошадей: Эвереста и Аргона. И Катька двух: Эльдорадо и Полюса. Для четвертой лошади надо было искать свободный денник. Светка остановилась на Дакроне. Решила перевести жеребца в летнюю "конуру", где зимовал когда-то Руслан. Лешка не скандалил, но сделал по-своему. Целый день возил на тачке опилки через конюшню. Устроил Дакрону царское ложе толщиной в пятьдесят сантиметров.
  От Лешки Женька узнала, что благодаря Катьке и Ксюшке конюшня с этого месяца стала себя окупать, хотя прибыли якобы пока еще не приносила. Светка воспряла духом.
  Светке казалось, что жизнь ее постепенно устраивается, что основные проблемы и неприятности позади. Частницы относились к ней положительно, конюхи не бунтовали. Наконец-то и Светка дождалась своего часа. Она чувствовала себя хозяйкой положения и хозяйкой конюшни. Женька видела, что частницы подыгрывают Светке. Разговаривают с ней на равных, но считают выскочкой, и за глаза говорят о ней всякие гадости.
  В конце апреля на территории агрокомплекса происходили странные события. Зам. начальника агрокомплекса Цукеров, злейший враг Алексея Ивановича, дал добро на перестройку коровника неизвестному лицу. Работа закипела без промедлений. В срочном порядке завозили стройматериал, вызвали строителей.
  Светка насторожилась. Она попыталась выяснить планы Цукерова, но ничего толком не узнала. Приближенные Цукерова пустили слух, что неизвестное лицо перестраивает коровник под конюшню, якобы для разведения Владимирских тяжеловозов.
  В Женькину смену Светка попросила девчонок сходить к бабе Мане и узнать подробности у нее. Ленка и Женька собирались проникнуть в коровник. Но у выхода, как назло, стояли два мужика на перекуре - белобрысые хохлы, у которых была развита только одна извилина - сексуальная. В планы Цукерова строителей, разумеется, не посвящали. Их главная задача - как можно скорее закончить работу и перебраться на следующий объект.
  Ребята ухмылялись и пялились на девчонок, как завоеватели уверенно и нагло:
  - Соседи значит? Хм, ну а кастрюля у вас есть?
  - Нет кастрюли!- Женька терпеть не могла наглых.
  - Жалко что ли?
  - Представьте, жалко!
  Девчонки ушли, но ребята не отстали. Через полчаса завалились в конюшню
  Светка разговаривала с ними грубо. Раздраженно отдала кастрюли, лишь бы только избавится. До вечера была не в настроении. Она еще не знала, с какой стороны ожидать неприятностей. Но женским чутьем предчувствовала недоброе.
  Женька не удивилась, когда через несколько дней увидела на лавочке перед коровником всю Галкину компанию. Она будто знала, что этого следовало ожидать, что так и должно было произойти. Женька собралась в магазин за крупой для собак. Когда проходила мимо девчонок, те ухмылялись, провожали насмешливо, будто личного врага.
  Женька стояла на нейтральной зоне. Она играла роль наблюдателя. В этой игре, в отличие от Светки и Лешки, она ничего не теряла. Женька принадлежала к своей команде - команде конюхов. Ленка, Анька и Людка являлись такими же наблюдателями, как и она.
  Когда Женька возвращалась из магазина, то встретила Аньку, бывшего тренера, смешную ворчунью. Она тоже, оказывается, перешла в команду Галины и теперь делала вид, что не замечает Женьку. Вела лошадь под уздцы гордо и независимо.
  В первый же день своего приезда, ближе к вечеру, девчонки с Анькой во главе нагрянули на Светкину конюшню, требовали вернуть те вещи, которые по праву являлись Анькиной собственностью и которые незаконным образом присвоили себе Рыжий со Светкой. В первую очередь, детскую эмалированную ванночку, удобную для запаривания овса. В Анькином присутствии Светка растерялась и молчала, будто под гипнозом. Лешка тоже растерялся, раскис, подавленный воспоминаниями, отворачивался, прятал глаза. Светка бездействовала. По правилам, она должна была выставить непрошеных гостей. Анька не имела никаких оснований качать на чужой конюшни свои права.
  Но Светка допустила оплошность. В отсутствии Алексея Ивановича девчонки ходили по конюшне, высмеивая с издевкой обшарпанные денники, вонючую кухню, протекающий потолок, кричали, что лошади запущены, наиграно сюсюкались с Элегией и Жанкой. Рыскали, как собаки, тявкали на всю живое, будто учуяли запах мертвечины. Больше всего раздражало поведение маленьких девчонок, двойняшек Маши и Даши. Они подражали взрослым, но ненависть их была сильнее.
  Анька отвоевала ванночку. Галкина команда победоносно возвращалась в коровник.
  Все-таки это был еще коровник. Буренки стояли в такой же грязи, мычали тревожно и насторожено.
   Галкины девчонки постепенно перевозили лошадей с ипподрома. Своей левады пока еще не было. Выгуливали и работали лошадей в поле. Дашка и Машка придумали новую шалость. Перекидывали на территорию врага навоз и отходы и с гоготом разбегались. Анька и Ленка от злости грозились отхлестать обнаглевших детишек.
  Алексей Иванович приехал на конюшню бодренький и веселый, а потом засуетился, побежал к соседям налаживать отношения. Интересно, о чем он подумал, когда увидел Галину, когда понял, что теперь ему не избавиться от человека, которого когда-то с легкостью вышвырнул, отмахнулся, будто от назойливой мухи.
  Управляющая сидела в гостиной одна. Женька заварила чай. Предложила Светке, но та отказалась. Она ждала к обеду Ирку и Катьку. Женька видела, как девчонки ушли к соседям со своими продуктами. Но не хотела расстраивать Светку:
  - Ирка и Катька - Галкины знакомые. Они теперь часто уходят в гости.
  Светка молчала, казалась подавленной.
  -Неизвестно, что будет, что еще ожидать.
  Женька пожала плечами. Она жалела Светку.
  У Женьки в тот же вечер был серьезный разговор с Катькой. Они сидели вдвоем на лавочке и курили. По каким-то своим соображениям Катька решила раскрыть перед ней часть Галкиного плана.
  - Рыжий проиграет. У Гальки - крыша. А у Рыжего нет. Скупердяй, трясется над каждой копейкой,- Катька усмехнулась.- Засуетился, прибежал. Надо было раньше думать об отношениях.
  Катька хитро улыбалась.
  - К первому июня Галина построит плац и леваду. Светкины частники перейдут к Галине, и Киселев обанкротится.
  - Но вы же обещали Светке, что не уйдете от нее?
  Катька смотрела на Женьку серьезно, как на человека, который не болтает лишнего там, где ни надо.
  - Сейчас, конечно, нет. Но в любом случае мы здесь не останемся. Хозяин Эльдорадо не позволит мне оставить коня у Рыжего. Как предприниматель Киселев никто, нуль без палочки.
  Сам виноват. Если не умеешь общаться с людьми, не суйся, куда не надо. Рыжий давно заподозрил неладное. Галина знает, что Рыжий собирается продать конюшню. Но у Галины везде свои люди. Она создала ему плохую репутацию. Цукеров прижимает Рыжего. Вот увидишь, он вынужден будет переписать договор и не в свою пользу. Считай, что ваша конюшня уже в Галкиных руках.
  Женьке было не приятно. Галкина команда делила шкуру неубитого медведя.
  Перед Светкой частницы лицемерили. Продолжали вести с ней светские беседы, дружеские разговоры за чашкой чая, усыпляли бдительность. А вечером в обществе Галкиных девчонок, выкладывали все, что думали об управляющей. Правда, Катька все-таки Светку жалела:
  - Бросит ее Киселев и дело с концом и придется ей опять тащится в свое Орехово-Зуево.
  Женьке и Людке Катька предложила переходить на другую конюшню вместе с ними. Но девчонки пока молчали, как матросы на обреченном корабле.
  
  
  
  
   Отшельник Дакрон
  
  Первый весенний дождь обрушился на землю с яростью. Водой заливало плац, и леваду, и летние денники. Дакрон прижимался к стене, перетаптывался от усталости. Он простоял всю ночь на полоске сухих опилок. Остальная часть денника был затоплена. Дакрон прислушивался и вздрагивал. Грозы не боялся, но чувствовал одиночество. Всматривался в темноту, будто пытался поймать мгновенные вспышки молнии. Выжидал, не показывая страха и смущения.
  За кирпичной стеной волновался Багульник, фыркал и кружился по деннику. Лошади не спали. Приглушенные раскаты грома разбивались о стены конюшни.
  Под утро гроза утихла. Утренний серый свет проникал полосками к Дакрону в денник. Жеребец проходил испытание на стойкость, постепенно привыкая к роли отшельника.
  На конюшне проснулся конюх Лешка, сонный и недовольный. Тамбур за ночь залило водой по щиколотку. Овес в хранилище снизу подмочило. Конюх громыхал тачкой, боролся с наводнением, засыпая тамбур опилками. Дакрон прислушивался к шорохам, мысленно представлял себе Лешкину работу, конюх, очевидно, отбивает денники. Потом зашумела вода, падала с грохотом из огромного крана в жестяные ведра. Заржали Гаргон и Побег. В ожидании завтрака лошади засуетились.
  Дакрон стоял без движений. Не хотелось мочить копыта. Терпеливо молчал и ждал, когда Лешка принесет ему завтрак. Наконец-то скрипнула дверь, с радостью услышал знакомые шаги, фыркал и кивал головой в знак благодарности.
  Солнечный свет ослеплял. Дашка жмурился. Шлепал по воде к выходу степенно и плавно, с грацией упрямого жеребца. Ведра с водой и с овсом Лешка поставил в леваде у забора, проклиная весенний дождь. Денник Дакрона придется выгребать подчистую. Мокрые опилки тяжелее в сто раз. Конюх был похож на сгорбленного муравьишку, которому приходилось тащить неподъемный для него груз.
  Лешка знал, что на конюшне его никто не держит, что Светка будет рада, если он уберется отсюда со своими вещичками. Дакрон его тоже не держит. Не единственный конь. Лешка не станет портить себе жизнь из-за какого-то жеребца. В каждой конюшне найдется такой Дакрон.
  Выгребать мокрые опилки - это сизифов труд. Завтра опять пойдет дождь и опять затопит денник.
  Дакрон гулял по леваде, дружелюбно фыркал, наблюдая за Лешкой. В последнее время только ему позволял ухаживать за собой: чистить и седлать. На других крысился и шипел, даже на маленьких девочек. Маша и Лена уже не решались заходить к Дакрону. А раньше чистили без привязи и даже ездили вдвоем на жеребце до булочной. Катя однажды попыталась помочь Люде справиться с конем. ( Когда-то и у нее получалось находить общий язык с жеребцом). Дашка не хотел заходить в денник. Катя заманивала его свежей травкой. Дакрон был не прочь отведать весенней травы, вытягивал морду, жадно вдыхал ароматный запах, но как только почувствовал детскую руку на недоуздке, зашипел, затопал копытами, гневно сверкнул глазами, предупреждая девочку об опасности. Катя почувствовала страх, торопливо перелезла через ограду. Расстроенная. Характер жеребца изменился. Девочка с горечью поняла, что Дакрон ее больше не узнает.
  В отличие от Кулона и Нарцисса Дакрон умел анализировать. Он понимал, что на конюшне происходят перемены. И реагировал на перемены по-своему. Женька не верила в мистику. Но когда смотрела Дакрону в глаза, думала о том, что перед ней стоит человек в образе коня. Коня укротить не пыталась, загоняла в денник легким способом - с помощью охапки сена.
  Зимой Дакрона брали под прокат. Анька-тренер побаивалась коня, но все-таки преодолевала страх. Несколько раз Дакрон ее кусал. Оставлял на коже приличные синяки. Анька не любила жаловаться.
  Под седло жеребец вел себя спокойно. Покорно подчинялся всаднику. Но мог накинуться на человека, если тот стоял рядом или собирался забраться в седло. Особенно раздражали Дакрона новички. Когда чувствовал в человеке неуверенность и страх, бесился и зверел.
  К Алексею Ивановичу жеребец относился с пренебрежением. Смотрел на него исподлобья, будто просвечивая насквозь, как рентгеновский аппарат, обдумывая план мести. Не понимая человеческих слов, Дакрон способен был почувствовать и понять характер человека. Ему не нужны были слова. Он раскрывал конфликт по интонации и по движениям. Девчонки критиковали начальника, и Дакрон тоже критиковал, так как был на стороне девчонок. Алексей Иванович при чужих людях строил из себя знатока, рассказывая о конюшне гладко, с верблюжьей важностью, устраивая экскурсии по денникам. На самом деле в лошадях ни черта не смыслил. Чайник-начальник, хитростью отобравший конюшню у напарницы
  Дакрон все-таки нашел способ отомстить за девчонок. На глазах у частников и проката легонько отодвинул Рыжего задним копытом, да так, что начальник конюшни отлетел на два метра в сугроб. Алексей Иванович отделался легким испугом. На Дакрона обижаться не стал. Чувствовал, что сам виноват. Забыл основное правило безопасности: сзади обходить лошадь запрещено. Девчонки помогали начальнику подняться, скрывая улыбку. Анька незаметно похлопывала коня по плечу в знак одобрения.
  Когда Анька-тренер уволилась, Дакрон под прокатом ходить перестал. Лешка не собирался помогать управляющей, а Светке одной было страшновато укрощать строптивого коня.
   Дакрон по весне жеребцовал, взглядом пожирая кобыл. Прирожденный маньяк-насильник. Тут еще и Лешка подбрасывал масла в огонь. Видимо, проснулась мужская солидарность. Жалко стало смотреть на мучения любимчика. В голове мелькали преступные мысли: отпустить к Дакрону Светкину Лепту. Но для крупного поступка Лешка был все-таки мелковат. Трезво оценивая ситуацию, боялся последствий. Поступал иначе. Возбуждал жеребца подручными средствами. Проще говоря занимался дрочиловкой. Анька-конюх, случайный свидетель Лешкиных экспериментов, была поражена, и, конечно, лишилась дара речи на целые сутки. При одном воспоминании об увиденном краснела от стыда. Невменяемость Дакрона объясняла теперь Лешкиными экспериментами. Когда жеребец гулял по леваде, девчонки выводили кобыл с опаской. Дакрон еще не пытался перескочить ограду, но при желании мог это сделать с легкостью.
  В мае, когда земля немного подсохла, Лешка вспомнил о драйвинге. Планировал продолжить тренировки. Киселев когда-то обещал ему помогать в спортивной карьере. Лешка мечтал получить судейскую категорию. В Туле должны были проходить международные соревнования по драйвингу. Лешка планировал подготовить Дакрона. Для драйвинга жеребец был все-таки тяжеловат. Пара Нарцисс - Кулон выступали лучше. Но теперь о паре мечтать не приходилось. Нарцисс и Кулон пахали под прокатом, да и Киселев вряд ли бы согласился теперь оплачивать расходы на двух лошадей.
  Конюх подготавливал экипаж, приводил в божеский вид после зимней спячки. Светка из окна офиса, как рыба, наблюдала молча и равнодушно. Она не забыла сказать свое слово Киселеву. Когда Лешка пришел к начальнику выбивать обещанные деньги, Рыжий промямлил, что денег у него пока нет. Лешка все-таки не терял надежды. Запрягая Дакрона в экипаж, выезжал с ним в поле. Заново устанавливал препятствия, постепенно вводил жеребца в работу.
  Но бороться в одиночку сложно. Лешка быстро остыл. Рядом не было Нилыча. А Светка для него - злой рок. Вместе начинали восемь лет назад в Орехово-Зуево на конюшне. И тогда Светка поступала с ним точно так же, как и теперь. Действовала по одной схеме. Любовница начальника выживала тех, кто был ей не удобен.
  У Лешки была жена. Она его пилила за то, что тот много работает и мало получает. Жена работала в зоопарке на конюшне. Занималась драйвингом. Лешка стал качать права. Заявил, что работать с Дакроном не собирается. Ему за это ни копейки не платят. А драйвингом заниматься при желании он может и в зоопарке.
  Дакрон стоял без дела в летнем деннике. Гулял по леваде с утра до вечера. Попрошайничал у конюхов и проката свежую травку.
  Частники выводили своих лошадей пастись на лужайку. Дакрон завистливо фыркал. Ему тоже хотелось погулять по свежей травке. Но Лешка почему-то не приходил. А другие конюхи его боялись.
  Майская погода капризная. Выносливый конь переносил перемены погоды со стойкостью. Частники удивлялись и невольно уважали Дакрона. Своих лошадей постоянно лечили от каких-либо болячек, тряслись над каждой соломинкой, продумывали до мелочей питание и систему нагрузок. А тут по соседству, как будто назло, бродил заброшенный, забытый конь, и в жару и в холод, с невозмутимым спокойствием.
  Алексей Иванович планировал Дакрона продать. Лешка махнул рукой. Втихаря от Рыжего искал себе другую работу.
  Жеребец понимал, что происходят перемены. В Лешкиных глазах чувствовал растерянность и страх. Дакрон размышлял. Лешку пока терпел, но уже осмеливался оценивать и критиковать. Однажды припугнул. Когда конюх вошел в денник, резко повернулся и вцепился в руку. Не больно, слегка прихватил, якобы по ошибке. Видимо, проверял Лешкину реакцию. А тот опешил и, действительно, испугался. Для профилактики врезал Дакрону кулаком по морде. Девчонкам объяснил: жеребец прихватил его по ошибке. Но сам чувствовал, что Дакрон его проверяет.
  Характер жеребца портился от безделья. Пару раз Лешка запрягал его в телегу: перевозил мешки с опилками с местной лесопилки. Дакрон - обозник, латвийская упряжная. Поэтому телегу тянул с удовольствием. Наверное, в деревне в руках серьезного человека стал бы хорошим помощником. А здесь на конюшне бесился, показывал характер.
   Когда рабочие в целях профилактики перекрыли основную трубу и в поселке и в агрокомплексе, Лешка возил на жеребце воду с центральной башни. Благодаря Дакрону лошади в этот день были напоены и в обед и в ужин. Лешка и Дакрон изрядно устали. Ездили к башне двенадцать раз. Из-за того что вода из ведер выплескивалась по дороге на две трети.
  Жеребец привыкал к одиночеству. Лешку слушался, но прежней дружбы не чувствовал. Бродил по леваде, заглядывая в окна к лошадям. Иногда замирал на месте и стоял так часами, о чем-то раздумывая. Прислушивался, выжидал, предчувствуя перемены.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Толя, Талисман
  
  Лиза, девушка-подросток, ходила на конюшню помогать. За это ей разрешали как и другим девочкам кататься бесплатно на Кулоне и Нарциссе. Но Лиза мечтала о собственной лошади. Она просила родителей сделать ей такой подарок на день рождение. Папа у нее был генеральным директором какой-то крупной и солидной фирмы. Алексей Иванович предполагал, что родители выберут для девочки Элегию. Но продавал кобылу дорого, за две тысячи долларов. В конце апреля Лиза привела на конюшню Талисмана, рысака американской породы. Говорили, что Лиза купила его за четыреста долларов на ипподроме.
  Коневозка приехала вечером к восьми часам. Конюхов предупредили заранее. Денник для нового жильца был уже готов. Талисмана вела по коридору хозяйка. Жеребец нервничал, пытался свечить. Искрился, как факел, переполненный новыми впечатлениями. Волнами струились пряди черной гривы, переливались в искусственном свете, как языки пламени. Строгая хозяйка дергала коня за недоуздок, осаждала жеребца по-детски властно и упрямо.
  Конюхи с восхищением смотрели на нового жеребца. В эти секунды Талисман был похож на дикую, своенравную лошадь, на мустанга, не признающего рабства, но, будто по волшебству сказочной феи, укрощенного детской рукой.
  От природы длинная грива, за девять лет ни разу не стриженная, масть темно-гнедая с огненными переливами создавали вокруг Талисмана образ таинственный и сказочный. На ипподроме рысаки бегают по кругу в качалках как заведенные, наращивая огромные скорости, с каждым годом улучшая спортивные результаты. А длинная грива, символ резвости, развевается по ветру.
  Талисман проработал на ипподроме девять лет. Считался отличным бегуном. Был призером и чемпионом международных соревнований. Но по мировым стандартам рысаки имеют право участвовать в бегах до девяти лет. Талисмана списали по возрасту и продали первому встречному чайнику, частнику-новичку.
  Лиза, как частница, с конюхами разговаривала теперь в приказном тоне. Важничала и задирала нос. Строила из себя крутую лошадницу, будущую чемпионку по выездке и конкуру. Ей не терпелось оседлать Талисмана, испробовать поскорее новую амуницию. Но по совету специалиста несколько дней должна была дать жеребцу отдохнуть, ухаживать за ним, лечить больные, стертые плечи - профессиональная травма рысаков.
  К маленьким девочкам Лиза тоже стала относиться свысока. Катя, Маша и Лена, которые раньше считались ее подружками, были понижены в должности. Теперь они работали на Талисмана как слуги. За это Лиза обещала им давать ездить на жеребце бесплатно.
  Талисман под седлом никогда не ходил. Его спина никогда не чувствовала на себе ездока. Несмотря на чемпионские титулы, на бегах, Талисман, как верховая лошадь, оставался диким и невыезженным. Лизу ожидало разочарование. Жеребец свечил, брыкался, сбрасывал наездницу всеми способами. Не хотел мириться с новой ролью и с новыми обязанностями. Все попытки вскарабкаться на седло заканчивались падением. Лиза слетала со спины коня, даже не успевая упереться ногами в стремена.
  Маша и Катя, глядя на Лизу, тоже разочаровались. А Лена обещала укротить Талисмана, но только не сейчас, а как-нибудь в другой раз.
  Лиза расстроилась, завела Талисмана в денник и не приходила к нему целую неделю. А когда пришла, то со злости состригла ему прекрасную гриву, оболванила под горшок. Благородный, непокорный бегун превратился в Иванушку-дурочка. Лиза нарочно отомстила Талисману, чтобы тот не выпендривался. И снова не приходила неделю, в три раза уменьшив кормление овсом. Решила покорить жеребца голодом. Талисман похудел и осунулся. Скулы сильно выпячивались, уродуя коня. За две недели он превратился в клячу. Былая красота исчезла, сорвалась по осени, как лепестки цветка. Ослабленную лошадь покорить не стоило труда. Лена, более опытная наездница из девочек, укротила жеребца. Лиза взяла Лену к себе берейтором, хотела сделать из Талисмана конкурную лошадь. Но девятилетнего жеребца переделать невозможно. Это и ребенку не трудно понять. Как спортивная лошадь Талисман отжил свой век. На ипподроме из таких выжимают все соки, а потом выбрасывают на улицу, будто под ноги прохожим.
  Талисман был не бездарен. Когда Лена пускала его на рысь, то чувствовала в беге лошади внутреннюю красоту и гармонию. Но перед берейтором стояла другая задача: заставить рысака бежать галопом.
  Отданный во власть неопытной девочке, Талисман сильно страдал. Он был похож на куклу, которую доламывали любопытные дети.
  Лене удалось выполнить задачу наполовину. Галоп у Талисмана получался гибридным: передние ноги скакали, а задние рысили - распространенный недостаток у бывших бегунов.
  Лиза по-своему любила Талисмана, ласково называла его Толей. Но одной любви для нее было мало. Она разочаровалась в жеребце. Честолюбивая девушка мечтала о спортивной, а не о прогулочной лошади.
  В середине мая, когда подмосковные луга покрылись мягкой, ароматной травой, Лиза выезжала на Талисмане в поле. Возле леса с девочками устраивала по выходным пикники, а Толю привязывала к дереву так, чтобы жеребец мог дотянуться до травы. Лиза разрешала подругам кататься на Талисмане. Ей было приятно чувствовать себя владелицей лошади. К вечеру девочки возвращались на конюшню сытые и довольные.
  Мама у Лизы работала косметологом. Она умела делать кремы и мази из натуральных трав. Когда зацвели на лугу одуванчики, она попросила дочку набрать ей пакет желтых головок. Лиза решила не седлать жеребца, одела на него недоуздок и повела за собой на веревочке, как будто не лошадь, а комнатную собачку.
  На другом конце поля девушка-наездница из соседней конюшни совершала утреннюю прогулку. Не отрывая взгляда, Талисман следил за черной точкой, переполненный губительными чувствами. В эти секунды он был похож на монаха, на затворника, которого выпустили вдруг на волю в открытый мир, где бушуют страсти и страдания. Талисман вырвался из плена. Размашистой, прекрасной рысью летел через поле на крыльях любви к избраннице своего сердца. Черная лошадь оказалась мерином, а не кобылой. Но для влюбленной души отсутствие пола, наверное, не является препятствием. Хозяйка Черныша испугалась Талисмана, спрыгнула на землю, и две лошади, охваченные весенним безумием, исчезли в лесу.
  Лиза нашла жеребца в завалинах бурелома. Две лошади тихо стояли возле упавшего дерева и с нежностью чесали друг другу холки. Лиза думала о наказании. Талисман ослушался хозяйку и за свое преступление должен был понести наказание.
  Правая передняя нога у жеребца подозрительно отвисла, чуть выше запястья, из глубокой раны струилась кровь. Девушке пришлось раскаиваться. Теперь она понимала, что виновата во всем сама. Лиза с трудом дотащила Талисмана до конюшни.
  На следующий день вызвали рентгенолога. Рентген показал, что у Талисмана сложный двойной перелом и раздробленная кость. Жеребец был обречен. Но врач обманула Лизу, успокаивала девушку, утверждала, что у Талисмана есть еще один шанс. Якобы кости иногда сами встают на место и со временем срастаются. За эту мысль Лиза ухватилась как за соломинку. Ногу жеребцу загипсовали и привязали к решетке. До своей смерти Талисман обречен был страдать еще целый месяц.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Любовные делишки
  
  Люда запутывала Светку. То угрожала, что собирается уходить, то убеждала, что уходить не собирается. И даже планировала на несколько недель переселиться на конюшню. Но Люда сбежала так же, как и Оля-крановщица,- после выдачи зарплаты.
  Люду заменила Люба. Света и Киселев нарушали закон. Они не имели права брать на полный рабочий день несовершеннолетнего подростка. Любе было шестнадцать лет.
  Новая девушка принесла на конюшню новые неприятности и сплетни. Дашка возмущенно сжимала губы и крутила пальцем возле виска.
  - Я ее спросила: "Как тебя зовут", а та мне в ответ: "Ба-а!" И при этом состроила рожу, как у крокодила. Думаю, ну все, девушка ненормальная. "Ты спятила что ли?"
  - Сама спятила, дура,- Люба не собиралась объяснять свое поведение.
  - Ишь какая! Погоди, договоришься!- коневод побежала жаловаться. А дерзкая девушка зыркнула с презрительной усмешкой. Если Дашка не поняла, это ее проблемы. Надоело объяснять каждому встречному, что зовут ее не Людой, а Любой.
  Любка умела все, только не так, как надо. На каждой конюшне свои порядки. Автоматически заметала мусор в денники, сено из тюков не перебирала, Мамаю и клубным пони давала кашу с отрубями вместо голого овса. Анька и Женька талдычили: "Отруби Мамаю запрещены. У него может опухнуть голова. " Любка кивала, но делала по-своему. "Ты что, дура совсем! С луны свалилась?" - кричала обалдевшая Анька. А Женька размышляла: " Светку и частников многое в тебе не устраивает, но им нужны конюхи и скорее всего они тебя возьмут." Любка фыркала: " Это меня они должны устраивать. А я еще подумаю, работать у вас или нет". Женька улыбалась: "Да, девушки самоуверенности не занимать".
  Управляющая не решалась оставлять нового конюха на ночь одну. Любка могла напортачить, а потом отвечай за нее или за испорченных лошадей. Самой Светке было неохота торчать на конюшне по ночам. Идеальный выход нашелся без проблем. Лешке как подменному конюху повелела следить за Любкой. А тот принял "суровое" задание с покорностью, хотя предварительно не забыл обговорить с начальством денежный вопрос.
  Разумеется, на этот счет поползли разнообразные слухи. Правда, частникам было не до слухов. Они решали свои проблемы, Светка и Киселев тоже. Лешка и Любка, предоставленные самим себе, обделывали в ночные часы любовные делишки.
  Любка добиралась до работы три часа. Чтобы не просыпаться рано утром, приезжала на конюшню вечером. Женька была не довольна. Она любила одиночество. Перед сном читала книги или слушала музыку. А теперь приходилось терпеть неугомонную девчонку. До двух часов ночи Любка обычно не спала. Сидела на корточках в деннике в гостях у какой-нибудь лошади: у Жанки, например, или у Кулона. Заходила к Мамаю. Но с ним просто так не посидишь. Звереныш, кусачка, тянул воинственную мордочку, крысился и лязгал зубами. У Жанки Любка чувствовала себя более раскованно. Тормошила за гриву или ласково теребила за ноздри. Но Любкины выходки той порядком надоедали. Кобыла готовилась ко сну. Подгибала уставшие ног, закрывала глаза. А тут вдруг какая-то девчонка начинала ее теребить и щекотать. Любка совсем обнаглела. Садилась на сонную кобылу, как на стул, да еще при этом хихикала и подскакивала. Жанка в конце концов не выдержала. Вскочила, разгневанная, затопала копытами и замотала головой. Выгнала непрошеную гостью из денника. Женька критически заметила, что Любка отделалась легко и что по справедливости кобыла могла бы ее и покалечить.
  Тракенка Элегия тоже не терпела в деннике нового конюха. Когда Любка к ней заходила, отскакивала в ужасе, как от привидения.
  Зато юная укротительница нашла общий язык с Дакроном. Приучала его к себе плеткой и лакомыми кусочками: черными горбушками с солью. Осмелилась сперва почистить и раскрючковать, а потом прицепила корду и пустила по кругу. Дакрон подчинялся нехотя, бежал рысцой небрежно, будто удивлялся, что какая-то малявка осмелилась его укрощать. Женька стояла за забором и не верила своим глазам, в любую минуту ожидая от жеребца неожиданной выходки.
  Ночевать вдвоем на конюшне было неудобно. Кровать в каморке давно прогнила и развалилась. Девчонки спали в гостиной. Сдвигали два офисных дивана, а сверху накидывали матрасы - царское ложе для конюхов. Женьке в тесноте не спалось. Она долго ворочалась. Зато Любка дрыхла за двоих, как сурок. Женька прислушивалась. За окном на цепи копошилась Терри, кавказская овчарка. Если Терри молчит, значит на улице спокойно. И волноваться не стоит.
  Лучше не думать о том, что калитка в заборе запирается чисто символически и что со всех сторон темный лес, а кроме кавказской овчарки другой охраны на конюшне нет. Женька поеживалась, закрывала глаза, будто хотела себя насильно усыпить.
  Неожиданно заворчала Терри, зарычала, залаяла, запрыгала, громыхая цепью. Любке хоть бы хны, сопела в обе дырочки. А Женьке переживай за двоих. Оперлась на подоконник, с тревогой смотрела в темноту. Видимо, от страха показалось, как будто две тени просочились беззвучно сквозь калитку. Напрягая глаза, смотрела в окно. Внутри у Женьки екнуло. Две тени ползли беззвучно, как будто в мистическом сериале. "Любка, вставай! Идет кто-то!" Женька распахнула окно, гаркнула по-мужски, в духе неспящего караула: " А ну, стой, кто идет! А ну, проваливайте отсюда!"
  Как выяснилось это Любкины хахали из поселка "Отрадное" пришли на вечерний чаек. "Какой еще чаек в два часа ночи!"- ворчала Женька, напоминая мать-надзирательницу, хранительницу детской непорочности. Одного из ребят она видела раньше. Это был Андрей, Лешкин знакомый, бабник до мозга костей. Андрей на ощупь пробирался к окну.
  - Включите свет, не видно же ничего!
  Любка включила свет и глупо захихикала.
  - О-о!- Андрей сразу обратил внимание на разобранную кровать и расплылся в широкой улыбке. Любка по-бабьи оперлась на подоконник. Глазки блестели. Андрей по-змеиному вытягивал голову, видимо обдумывая план проникновения. Наглости хватило требовать у девчонок впустить его через дверь. " А ну, проваливайте, откуда пришли!" Женька с грохотом закрыла окно. "Шляются тут всякие. Попробуй такого впустить, потом не вытуришь до утра. " Терри прыгала на цепи, лаяла, надрывалась, провожала гостеприимно непрошеных гостей.
  Любке не спалось. Она ворочалась и хныкала. Вспомнила собаку Люську, которая погибла два месяца назад, вспомнила Дона, черного жеребца, который жил у нее в сарае два года. Витька - сволочь. Украл у нее Дона. Витька - конокрад. Любка вдруг заплакала. Люську жалко, классная была собака. Смотрела на тебя, как человек, все понимала, только сказать не могла. Любка уехала к родственникам, а собаку оставила деду, а старый дед не досмотрел. Любка плакала, кричала на Витьку матом. Если бы не Витька, она бы теперь не бегала по конюшням и не надрывалась бы за копейки.
  Женька растерялась, пыталась Любку успокоить. А та стала кричать, чтобы не приставала и не вмешивалась не в свои дела, и что все на этой конюшне толстокожие. Женька отвернулась: "Девичьи капризы. Наверное, обиделась на меня за то, что я не впустила к ней хахаля".
  Лешка женился в феврале. Выбрал в жены бесцветную даму тридцати двух лет, злую и ворчливую. Через четыре месяца не выдержал и обзавелся шестнадцатилетней любовницей. Начинался роман с Любкой по классическому сюжету. Пылкие объяснения при луне вперемежку со вздохами и поцелуями. Влюбленная пара ворковала по ночам, как неразлучные попугайчики. Жену Лешка обзывал старой крысой. Говорил, что стало ему скучно, поэтому и женился, но теперь жалеет. Любка замышляла отбить Лешку. Хотела позвонить к нему домой и высказать все напрямую. "Старая крыса, карга, Лешка ее не любит. " Женька пожимала плечами: "Откуда тебе знать, кого он любит?" "Я-то знаю. Ты бы видела, как он смотрит на меня. Пылинки сдувает". Старая история!
  При Светке и частниках Лешка вел себя с Любкой отстраненно и холодно. А Любка не хотела притворяться и вести двойную игру. Рано или поздно она должна будет объясниться и с Лешкой, и с его женой. Что у них потом произошло, Женька догадывалась. Любка бегала за Лешкой, а тот называл ее дурой и ненормальной. Девчонка все-таки позвонила. А жена разгневалась и выставила мужа за порог. Теперь ему приходилось бомжевать. Временно остановился у Андрея, пережидая семейную бурю и проклиная строптивую девчонку.
  Женька раньше не подозревала, что Лешка бабник. Удивилась, когда узнала от Светки некоторые подробности. Единственный мужчина на конюшне, Лешка притягивал к себе девчонок, как липкая лента притягивает мух. Переспал, наверное, со всеми. А Любка, наивная и глупая, не понимает, что Лешка женился из-за московской прописки.
  Но Любка влюбилась, как дурочка, и не могла забыть Лешку. То плакала, то ругалась, то бегала в поселок и караулила из-за гаражей. Но Лешка не высовывался. И по ночам ее теперь не сторожил. Любке была предоставлена полная свобода. Она закрывала конюшню, седлала Дакрона и уезжала в поле.
  Частницы, конечно, доложили обо всем. Светке пришлось прекратить безобразие. Лешке было сделано серьезное предупреждение. Свободные ночи у Любки кончились. За поведением девушки следила теперь управляющая.
  
  
  
  
  
  
   Ментовка и ментавры
  
  Лена, дневной конюх, мечтала стать милиционером. Но по состоянию здоровья к милицейской службе была не допущена. Не прошла медкомиссию. Забраковал дерматолог. Ленка тогда не смогла дать врачу взятку. И теперь ей приходилось терпеть на конюшне выходки Алевтины. Никто не знал, по какой причине хозяйка Сенатора невзлюбила дневного конюха. Она проверяла за Ленкой каждую соломинку, требовала, чтобы денник у Сенатора был засыпан отборными опилками, а не той пыльной смесью, которую по обыкновению привозит на грузовике дядя Коля.
  Алевтина - полная, заплывшая дама двадцати восьми лет. Закончила какой-то институт, выскочила за муж за богатого дядю и теперь на конюшне занималась благотворительностью - на общественных началах строила из себя надзирателя. Светке было удобно. Частница докладывала ей обо всем, что происходило на конюшне. Ленка мечтала устроить ей темную: " Ментавры в Битцах не терпят доносчиков. Они мои лучшие друзья. В любой момент я могу рассчитывать на их помощь. Они найдут способ отомстить Алефтине".
  Ментавры - это конная милиция. Ленка дружит с ними давно. Живет она между Чертаново и Калужской, недалеко от конноспортивного комплекса Битца. Ходит на конюшне по выходным: к ребятам и к своей любимой лошади - мерину Булату. Но в Битцы на работу не устроилась. Не хотелось среди друзей быть конюхом, на виду у ребят вычищать денники.
  Ленка по комплекции маленькая и худая. Кожа да кости. Наверное, поэтому Алевтина ее не терпела. Хозяйка Сенатора росла с каждым днем как на дрожжах. Хотя сидела на разных диетах. Ленка мечтала потолстеть, ела все подряд, но, как назло, худела. Особенно стала худеть на конюшне. За месяц сбросила пять килограмм. И теперь шутила, что скоро от нее останется, наверное, одна тень.
  После работы Ленка отвязывала Терри, кавказскую овчарку, и уходила с ней в лес. Корду перекидывала через плечи. Терри рвалась вперед, сипела, как задушенная. Если не было срочной работы, Женька уходила в лес вместе с Ленкой. Девчонки бродили по весенней земле, шлепали по лужам в резиновых сапогах. Чара, восточно-европейская овчарка, скулила на привязи. Она тоже хотела гулять, но конюхи ее не брали. Они попытались однажды выгуливать сразу двух собак, но Терри вырвалась и вцепилась Чаре в спину. С Терри лучше не шутить.
  В лесу девчонки искали сухие ветки, чтобы развести костер. Ленкина затея. Терри постоянно запутывалась в деревьях. И девчонки кружились на одном пятачке, распутывая корду. Женька удивлялась, почему Ленка не спешила после работы домой. Уже седьмой час, а завтра ей опять на конюшню. Ленка отвечала, что на самом деле на работе она отдыхает. А дома ей приходится постоянно ссориться с сестрой. Оксанка младше ее на два года, но строит из себя старшую, командует и кричит.
  - Сегодня опять раскричится, обвинит опять, что я в доме не убираюсь. Ее не волнует, где и как я работаю. Она всегда думала о себе.
  Ментавры знали Оксанку. Ленке было противно, когда сестра выпендривалась перед ребятами. Милиция - это Ленкина тема. Она зациклена на ней, также как Людка была зациклена на теме хозяйства.
  Женька думала о новой девчонке - Любке.
  -Любка слишком самостоятельная... Она сказала, что ненавидит отца, что отказалась от отца, когда тот ее избил.
  Ленка усмехнулась. Она думала о своем.
  - Глупая самостоятельность. Любка еще пожалеет, что отказалась от отца.
  Костер развести не удавалось. Девчонки сидели на корточках и молчали. Влажные прошлогодние листья не горели, а только давали дым. Женька нервничала. Ей пора было возвращаться на конюшню. Терри поняла, что девчонки возвращаются назад. Бежала неспеша. Ленке не хотелось домой. Она просила Женьку поседлать ей Кулона. Когда не было Светки, девчонки седлали прокатский лошадей самостоятельно.
  Отец у Ленки работал в милиции. Расследовал и раскрывал тяжкие преступления. По какой-то причине подал вдруг в отставку и запил. А через год убийство. Якобы несчастный случай. Но Ленка теперь знает, что отца убили. Она общается с парнями из ментовки. Они не раз намекали ей о том, что это был не несчастный случай.
  Женька к Российской милиции относилась пренебрежительно. Ее отец говорил: в ментовку идут одни сволочи и с ней лучше не связываться.
  - А моего отца менты почти всегда обворовывали. Принимали за пьяного и по несколько часов держали в отделении вместе с бомжами. А когда устанавливали личность и возвращали бумажник с документами, денег в бумажнике не оказывалось. Мой отец ненавидит ментовку.
  Женькины слова Ленку не удивляли.
  - Ребята просто вынуждены брать взятки, иначе не выживешь. Ментаврам платят в месяц всего полторы тысячи рублей. Конный патруль в Битцевской парке за нарушение порядка берет взятки. За разведение костров - пятьсот рублей, за неположенную парковку автомобиля - восемьсот.
   Ленкины друзья работают в милиции. Ленка от них многое знает. И все равно остается идеалисткой. Себе не возьмет и лишней копейки. Отцовская честность передалась по наследству. Женька это чувствовала. Если Ленку пропустят в ментовку, ей там будет нелегко. Одно дело - смотреть на других, другое дело - работать с ними в одной команде".
  Девчонки поседлали лошадей. Ленка шагала на Кулоне, а Женька на Нарциссе. Когда Женька пустила мерина в галоп, на плац прибежала разъяренная Алевтина: "Бездельницы! А кто овес будет запаривать? А кто сено раздавать?" Девчонки хмурились и делали вид, что Алевтину не слышат. Они свое дело сделали. У Ленки рабочий день закончился, а у Женьки до вечерней раздачи сена был свободным еще целый час. Хозяйка Сенатора им завидовала и поэтому бесилась. В отличие от конюхов она имела возможность ездить верхом сколько угодно. Но Алевтина уже давно не получала наслаждения от верховой езды. Сенатора так ни разу и не седлала. Кормила мерина на убой. А тот жирел и бесился. Сенатора работала Ирка за 150 долларов в месяц. На корде пускала рысью три по десять в обе стороны. Для мерина такая тренировка была как мертвому припарка.
  Алевтина делала вид, что жалеет клубных лошадей. Грозилась пожаловаться Светке. Якобы в ее отсутствии на конюшне беспредел. Если бы не Ирка у Женьки с Ленкой были бы неприятности. По отношению к девчонкам Ирка вела себя демократично.
   Претензии частницы Ленка выслушивала молча и независимо. В ее молчании была ирония и протест. Алевтина бесилась. Но Ленка знала, что на конюшне работает временно.
  По субботам и воскресеньям Ленка не работала. Она сказала Женьке, что выходные дни проводит с сыном. Ему три года и зовут его Димка. Женька лишних вопросов не задавала. Ленки девятнадцать лет. Значит, ребенка она родила в шестнадцать. Женька не удивлялась: " В жизни бывает всякое". Ленка показала фотографию Димкиного отца. Светловолосый парень. На снимке сосредоточенный и напряженный.
  - Сережка мой друг. Его убили год назад. Сережка предчувствовал смерть. Он пришел ко мне и сказал: " Если со мной что-нибудь случится, ты Димку не оставляй. " Матери у Димки нет. Живет он теперь у дедушки. А Ленку называет своей мамой, потому что настоящей мамы не помнит. Ленка знает убийцу. Сережка влип. Его стукнули за долги. А ей посоветовали держать язык за зубами.
  Ленка перелистывает альбом. На следующей странице лошади. Рыжий мерин Булат с красными от вспышки глазами. Добряк. Ментавры разрешали девчонкам ездить верхом. Ленка седлала всегда Булата. Она думала, что любит лошадей. Поэтому пошла работать на конюшню. Но здесь на конюшне много злых и вредных. Ленка не терпела Гаргона и Сенатора. А любимой лошадью стал для нее Кулон. Женьке говорила: "Спина у Булата широкая. На нем сидишь, будто в кресле, и не боишься упасть. А Кулон по сравнению с ним очень худой. Ногами проводишь по ребрам, как по стиральной доске".
  Ленкин парень Андрей живет в другом городе. Они встретились с ним на юге, а потом разъехались. Андрей не мог переехать в Москву, а Ленка не могла уехать к нему в Ростов. Но они друг друга очень любят.
  - Наверное, он тебе часто звонит?- поинтересовалась Женька.
  - Нет, позвонил только один раз. Сказал, что денег нет на междугородние переговоры.
  - Тогда, наверное, вы переписываетесь?
  - Нет. Он сказал по телефону, что писать не умеет.
  "Странные отношения. Но Ленке лучше знать, любят они друг друга или нет,- думала Женька.- Ленка владела тем, что ей не принадлежало. Булата считала своей лошадью, Димку - своим сыном, Андрея - своим парнем. Наверное, так и должно происходить. Если ты кого-то любишь, то, значит, владеешь".
  Ленка ушла домой. Она не отбила денник у Форда. Когда пришла хозяйка, то накричала на Женку. Женька попыталась объяснить, но та не хотела ее слушать. Пришлось доделывать за Ленкой работу. Было не приятно, хотя Женька понимала, что дневным конюхом работать намного тяжелее. Хозяйка сенатора подошла к Женьке и стала настраивать ее против Ленки. Та думала: "Алевтина дура. С ней лучше не связываться. А с Ленкой я поговорю сама".
  Конюхи обижались друг на друга по мелочам. Контролировали работу предыдущей смены. Ворчали, если отработавший конюх забывал напоследок вынести мусор или поставить собакам кашу. Но это все-таки были мелочи. Конюхи предпочитали разбираться между собой самостоятельно, без участия посторонних.
  
  
  
  
  
  
   Дезертиры
  
  Миша и Пират не поделили территорию. Катька выпустила их в одну леваду и пропадала в гостях у соседей. Тарпан и пони в отсутствии хозяйки повздорили. Мамай укусил Пирата за шею, а тот передним копытом заехал противнику в глаз. Драчунов усмирил весенний ливень. Ксюшка и Женька, промокшие до нитки, заводили в денники упрямых жеребцов. Ксюшка благодарила Женьку за помощь и звала, как и другие частники, переходить вместе с ними в другую конюшню. Женька отмалчивалась. Она не обязана была работать на Светку. Но предварительно хотела выяснить у Галины условия.
  Двойняшки Дашка и Машка встретили ее в коридоре враждебно и повели через пустые денники под конвоем. Коровник преобразился. Не узнать. Строительство денников подходило к концу. Воздух в помещении был переполнен ароматом свежеспиленного дерева. Знакомые девчонки из Галкиной команды, в газетных колпаках и рабочей одежде, красили денники, перепачканные с ног до головы голубыми кляксами.
  В другом помещении - старая картина. Баба Глаша со шваброй, едкий запах от навозной слякоти и тощие буренки в углу с выпученными глазами.
  Маша и Даша завели Женьку в раздевалку, будто в логово к управляющей. А в логове кавардак: одежда и амуниция вперемежку с пищевыми отходами. На подоконнике в вдоль стены внушительные батареи пивных и водочных бутылок. Девчонки отрывались по полной программе. Будто на Лысой горе прекрасные и коварные ведьмы. Женька увидела за столом и Светкиных частников. Они улыбались ей как старой знакомой, кивали, приглашали за стол, по традиции требовали выпить за здоровье управляющей и за процветание новой конюшни. Галина относилась к Женьке доброжелательно. Улыбалась расковано и открыто. Катька тоже улыбалась. Прирожденная атаманша. Катька хотела перетащить Женьку за собой, расхваливая перед Галиной как редкий по работоспособности материал. Когда тебя расхваливают, конечно, приятно. Но от Галины Женька узнала малоутешительные новости. Работа ежедневная с девяти до восемнадцати. Один выходной. Зарплата три тысячи рублей за пятнадцать денников. Условия Женьку не устраивали. У Светки они работала сутки через двое за две с половиной, а убирала всего десять денников. Разница существенная. Женька не собиралась менять шило на мыло. Тем более у Светки они имела возможность кататься в свободные часы на клубных лошадях. А у Галины стояли одни частники.
  Приближалось первое июня. Светка ни о чем не догадывалась. Она разговаривала с частниками также мило и приветливо, строила планы на будущее, собиралась улучшать покрытие на плацу и в манеже. Ирка и Катька требовали улучшений по привычке. Когда они высказывали управляющей претензии и замечания, Женке становилось неловко.
  Частники на перекуре болтали между собой как ни в чем не бывало. Ирка дымила и размышляла: " Силосная яма Киселеву ни к чему. По хорошему счету ее следовало бы разровнять и построить приличный манеж. Если бы Киселев за это взялся и довел дело до конца, конюшне не было бы цены".
  Раскрыть карты перед управляющей, частницы собирались за день до ухода. Женька заранее представляла себе Светкино состояние.
  Оксанка и Ленка, хозяйки Забавы, рыжей кобылы буденовской породы, о чем-то шушукались. Они не входили в Иркину команду. Галина их официально не приглашала, но через Катьку намекнула, пригрозила, что если вы от Светки не уйдете, ждите больших неприятностей. Юлька, хозяйка Гаргона, и Настя, хозяйка Форда, тоже испытывали психологическую атаку соседей. Но девчонки не терпели Галину. А у Светки им было хорошо.
  Оксанка и Ленка беспокоились не напрасно. Из личных источников узнали, что Киселев ищет и уже якобы нашел покупателей на конюшню. Оксанка панически боялась перемен. Не приведи господь попасть под мясорубку нового начальства. Девчонки шушукались в гостиной, озирались и вздрагивали на скрип и шорохи. Ленка вдруг вспомнила, что Киселев по профессии бывший КГБшник. Цыкала и шипела на Оксанку, если та в порыве возбуждения повышала голос, боялась невидимых ушей. Девчонки сделали следующий выбор: до поры до времени оставаться у Светки, но Киселева вывести на чистую воду. Они пытались выяснить некоторые сведения, осторожно расспрашивали Светку. Но управляющая была в таком же положении. Алексей Иванович действовал в одиночку. Светка дулась как обидчивая любовница.
  Первого июня работала суточным Анька. Она была единственной свидетельницей исторической сцены. Светка не пришла. Управляющая переживала шоковые дни. Лошади дезертировали гуськом. Покорно переходили на территорию врага. Конюшня опустела. Как и тогда в зимние дни стало тихо и темно. Непривычная для конюшни тишина. Форд, Гаргон и Забава перешептывались и переглядывались. Да замученный Талисман пылился в деннике уже третью неделю, с трудом передвигая загипсованную ногу. Лиза приходила к нему по привычке. Основное время проводила на конюшне у Галины. Ездила верхом на Баксе за триста рублей в час.
   . . .
   Светка немного оклемалась. Ходила по конюшне такая же молчаливая. Алексей Иванович за ней не приезжал. Возвращалась теперь домой своим ходом.
  В мае на лугах скашивали первую траву, сушили, закатывали в рулоны или спрессовывали в тюки. Свежее сено разгружать намного приятнее. Тюки легкие и ароматные.
  Женька со Светкой разгружали вдвоем четыре тонны. Ребята грузчики скидывали тюки с машины, а девчонки затаскивали в сенник. Начальник бригады, рыжий хохол, мужчина средних лет, в меру упитанный, и водитель грузовика, жилистый и худощавый, сидели на завалинках и оценивающе наблюдали за девчонками. Не без удовольствия и личных интересов. Особенно крепыш откровенно пялился на Светку.
  От физического напряжения девчонки раскраснелись, растрепанные волосы прилипали к телу. Работали без передышек, выстраивая пирамиды из тюков. Крепыш посочувствовал. Женька зыркнула на него, как на кровного врага.
  От злости прибавляется сила. В темпе уложили тюки, а потом сидели на лавочке у входа, взмыленные как лошади. Крепыш подошел к Светке и в полголоса сказал, что есть для нее предложение. Светка зазвенела ключами от офиса, скрылась в конюшне.
  Пришла Настя, хозяйка Форда, увидела Женьку, красную как помидор, и перепачканную с ног до головы.
  - Что еще тут опять произошло?
  - Ничего. Просто сено разгружала. Раньше помогала целая компания, а теперь вдвоем, - Женька пошла за частницей в гостиную, села на диван и нахохлилась.
  Настя переодевалась. Женька улыбнулась:
  - А мы думали, что вы тоже перебежите, и что все перебегут.
  - А какая нам выгода? У Галки ни манежа, ни левады. И стены сырые. А здесь теперь простор. Пожалуйста, работай. Никто не мешает,- Настя натянула длинные сапоги, притопнула каблуком, заторопилась к Форду.
  Из офиса вышли крепыш, дал водителю отмашку. Светка у окна провожала грузовик. Она не обязана была объясняться, но, видимо, захотела пошутить:
  - А мне предложили работу. Управляющей конюшни за двести долларов,- усмехнулась.- А мне нечего терять? От Киселева теперь какой толк?- чтобы не расплакаться, закусила губу, смотрела с грустью на плац, на огромную песочную гору.
  - Специально для них заказала. Думала, как лучше сделать. Вот что, скажите, им тут не понравилось? Все же для них старалась!
  Женька молчала. Она не хотела ничего объяснять.
  
  
  
  
  
  
   Б А Л Б Е С и Ж А Н К А
  
   Шивон, англичанка, купила РАПТОР - ловушку для мух. Женька чистила Нарцисса, когда Шивон подошла к деннику и стала ей что-то говорить. Английского конюх не понимала, а из русских слов поняла только одно "мука" или "мука". Видимо, она о чем-то просила. Может быть, она хотела покормить своего Багульника, а в мешках с отрубями иногда попадалась мука. Шивон позвала Женьку на кухню. "Мука, мука, много мука",- над раковиной висела спиралью липкая лента, усыпанная мухами. Конюх кивнула: "Да, да, конечно, много мук." "Здесь много, здесь ноу, не много. Хорошо". Шивон кивала, и улыбалась, и смотрела на мертвых мук. "Да, да, очень хорошо."- Шивон опять залопотала по-английски и пошла к Пеги, рыжему мерину - Багульнику - буденовской породы.( Трутень, так называет его Дашка-коневод).
  Когда пустых денников стало много, Шивон заняла один под корма и разные принадлежности: бинты, мази, щетки, ведро, веники и совки. Устроилась в конюшне по-английски основательно. "Это хорошо,- думала Женька.- Хотя бы в ближайшее время от нас не уйдет".
  Шивон прибегала, а точнее приезжала на велосипеде три раза в день. Суетилась вокруг Багульника, которому было совершенно все равно. Настоящий Ванька-дурак. Стоит себе в деннике рыжая громадина и пялится в окошко. Спит и жрет целыми днями английские гранулы. Везет же дуракам. "Лучше бы Шивон купила нашу Жанку,- думала Женька.- Жанушка! Бедняга. Такая классная кобыла. А Киселев (Кисель) - старый бабник. На кой черт ему эта конюшня!?"
   Конюх посмотрела на часы. Было около 12. Взяла ведра, пошла за овсом. Пора было запаривать овес. Приехала Юлька, хозяйка Гаргона.
  - Привет, Жень. Как у вас тут?
  - Да, вроде нормально.
  - Когда Светка-то приедет?
  - А кто ее знает?
  
  - Ну и дела! Жень, Гаргона почисти и Жанку. Хорошо? А то, бедная, застоялась.
  - Юль, а можно я потом Жанку отшагаю?
   - Можно, можно.
   Женька, счастливая, побежала с ведрами на кухню, высыпала в ванну овес, залила кипятком, накрыла мешками. И скорее в денник.
  "Жанка, Жаннушка! Красавица моя". "Хорошо что сегодня Светки нет. Терпеть ее не могу. Достала всех, дура. И Людку травила. За то, что та Жанку седлала на ее седло. А я тоже буду седлать, назло".
  - Жанка, ну хватить вертеться. Красавица моя. Стой! А ну стой!- спину и бока кобылы Женька вычищает скребницей. Перхоти море. Четыре дня не чистили кобылу!- Раскрючковывает копыта. На передней правой разошлась стрелка. Надо Юльку попросить, чтобы достала медный купорос, деготь не помогает. Причесывает Жанку. Перебирает от опилок хвост.
  А в коридоре Дашка собирает Багульника для Шивон. Прицепляет ему какие-то висюльки на уши. Багульник, дурак, обязательно насрет в коридоре, да еще задницу почешет о решетку.
  -Ах, скотина тупая!- пока Шивон не видит, Дашка этому трутню тумаков по заднице. Шивон засеменила по коридору. Дашка выводит балбеса Багульника. Все-таки неказистый он какой-то. Висюльки на ушах болтаются как у Петрушки.
  Дашка бежит за табуреткой, пристраивает ее под стременем. Шивон кое-как вскарабкивается в седло:"Стэнд! Стэнд!" Балбес Багульник, как юла, кружился на месте. "А ну стой, кому говорю!"- Дашка дернула за уздечку. Шивон наконец-то устроилась в седле, натянула повод, послала шенкелями. "Ух, наконец-то!"- Дашка пробежала мимо в соседнюю конюшню.
  Конюх собрала Жанку, вывела кобылу из денника. Жанка - гнедая ганноверка, мощная конкурная лошадь. В прошлом году ее напрыгивала Галина, мастер спорта по конкуру. Моталась из-за Жанки в другой конец Москвы. Пока не поссорилась с Киселем. В марте Жанка простояла в деннике месяц. А в апреле Юлькин врач сказал, что у кобылы посажено сердце. Поэтому на шее у Жанки жировики.
  Юлька на плацу разминает кобылу. Посылает ее на корде шагом и рысью. А Женька в конюшне раздает сено и поглядывает на улицу, как там Жанка. Сено раздала и бегом на плац. Багульника тут еще не хватало. Чучело гороховое. Вышагивает самодовольно.
  А Жанка старается. Умница девочка. Юлька отрысила кобылу три раза по пять минут. Не много. А у лошади вся спина мокрая. Да и Юлька на спину жалуется. Говорит, что поясница болит с непривычки, давно не ездила верхом. Передает повод Женьке. Говорит, отшагай десять минут и заводи. Только ноги ей полей холодной водой. Не забудь. Ноги у Жанки отекают. Бедняга.
  Конюх отшагивает кобылу. Старается держать ее в сборе. Пока не очень-то получается. Жанка фырчит, машет головой. Юлька говорит, у Жанки короткая шея. Ей тяжело ходить в сборе. Женька хлопает кобылу по плечу: "Жаннушка, потерпи". А Жанка не очень-то слушается. Чувствует, что новичок. Скажи ей рысью, разнесет тебя по плацу. Хитрая, любит проверять. Лешка говорить, что в ней силы немерено. Жанка копытами стучит, гривой машет, надоело ей ходить. Слепни закусали. Конюх спрыгивает с лошади, заправляет стремена. А Жанка тянется к траве. "А ну, стой, кому говорю!"- конюх ослабляет подпруги, замывает копыта и ведет в конюшню. Жанка шею подняла, уши навострила, смотрит по сторонам, черноглазая, фыркает.
  - Женья, сори!- Шивон зовет с улицы, жестами просит, чтобы подержала Багульника.
   Сейчас начнется! Конюх закрывает Жанкин денник, бежит к Шивон. А Багульник, ушлый коняга, глаза наглые, совсем разошелся. Стегать таких надо. Шивон бегает вокруг него со шлангом, а тот ногавки не дает снять, к стене прижимает. "Бездельник! А ну прими, зараза такая!"- слава Богу, Дашка пришла, стеганула удилами по морде, даже на Шивон не посмотрела, быстро приструнила. Багульник морду опустил, стоит кляча клячей. Приуныл. Худющий! Кожа да кости. Его же нашим овсом не кормят. А Дашка устала уговаривать Шивон, что коням овес жизненно необходим. На одних подкормках долго не протянешь. Не хочет, не надо. Бог с ней. Странные эти иностранцы.
  Женька побежала с ведрами на кухню. Лошадей попоила. Кашу раздала, стоят лошадки в денниках, хрумкают. Подошла к Нарциссу. Опять не проел. К овсу даже не притронулся. Нарцисс, ну что с тобой? Температуру померила. Нормальная. 37,6.
  - Юль, Нарцисс опять кашу не проел. Посмотри.
  Та зашла в денник, раскрыла Нарциссу пасть, пощупала верхнее небо.
  -У него насосы. Это ничего, пройдет. Ты ему сена сегодня дай, а на ужин только мокрых отрубей.
   Англичанка наконец-то завела Багульника в денник. Сама накормила, сама еще раз перекопала опилки. (Вредная Шивон. Конюхов проверяет.) А потом на велик вскарабкалась и ручкой помахала: "Женья, гут бай!" " Гут бай, Шивон."
  Юлька тоже собирается домой. Гаргону и Жанке накосила свежей травы, стоит и курит, ждет мужа.
  - Жень, ты-то как, увольняться не думаешь?
  - Не знаю. Лето отработаю, а там посмотрю. Зимой тяжело. И Светка еще надоела.
  - Светка молодец. Конюшня разваливается на глазах, а она в отпуск ушла.
  - Да ну ее, эту Светку.
  Приехал Юлькин муж.
  - Жень, пока... не забывай Гаргона поить теплой водой. А то у него от холодной ноги отекают.
  - Не забуду.
  Женька идет в конюшню. Тишина. Никто тебя не дергает. А дел полно. Опять сено раздавать, овес запаривать, денники подбивать. Работает не спеша. Лошади молчат. Только Гаргон фыркает и крутится. Задира. Багульник пялится в окошко. А Жанка легла, отдыхает на свежих опилках. Ну вот, кажется и все. До ужина два часа. Конюх идет в комнату, ставит чайник. Отдыхает в гостиной, пока никого нет.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Игра воспаленного воображения
  
  
  Это была галлюцинация, игра воспаленного воображения. Женька почувствовала на секунду притяжение перевернутого мира. Она представила себе, что небо - это земля, а то, что когда-то было землей, напоминало ей теперь мыльный пузырь, который должен через мгновение лопнуть, взорваться, исчезнуть с лица вселенной, как мир, созданный Богом, как единица, отмеченная на звездной карте человеческим разумом.
  Над конюшней повисло огромное солнце, жарило землю, высушивало траву и деревья. Песок на плацу деревенел, рассыхался и трескался. Слепни прилипали к лошадиному животу, присасывались к потному телу, как пиявки. Жертва теряла самообладание. Свечила, брыкалась, хлестала себя хвостом. Скакала до изнеможения, кивала в сторону конюшни, звала на помощь девчонок.
  На мысли человека влияет природа, чувствуешь отвращение ко всему, что окружает, и превращаешься в пессимиста. Против природы бунтовать бесполезно.
  Жара, как в пустыне. Столбик термометра в тени подскакивал до тридцати пяти. Женька замирала, упиралась глазами в точку. Времени теперь было много. Солнечная стрелка висела над землей, не двигаясь. Критиковать кого-либо бесполезно. Человек живет и поступает по законам природы. Перевернутый мир - это естественное состояние, каждый из нас подвешен за ноги, как эмбрион, в утробе земли, и питается от земли, и требует, и брыкается, но запутывается в пуповине, задыхается и кричит, не уставая мечтать о свободе.
  С девяти утра до семи вечера на конюшне затишье. Лошади и люди пережидали жару. Женька бродила, как привидение, шаркая резиновыми сапогами. За целый день ни одной человеческой души. Тишина сдавливала, гнала из помещения на улицу, в жару. Женька выходила из ворот на дорогу, смотрела в сторону соседней конюшни. Но и там тишина. (Ирка и Дашка отрабатывали лошадей или поздно вечером, или рано утром). Женька поворачивала назад, плелась, еле передвигая ногами, уставшая от безделья.
  Светка оказалась умнее других, взяла отпуск за свой счет, а Лешку оставила за главного. Перед отъездом не забыла навести порядок в амуничнике. Свое седло спрятала, а седла под прокат закрыла в офисе от конюхов и подозрительных личностей. Женька еще об этом не знала. Но к шести часам вечера пришел мужчина и упрашивал поседлать Кулона. Конюх объясняла, что вести прокат не имеет права. Мужчина по мобильнику связался с Алексеем Ивановичем. Говорил расковано, как со старым знакомым, потом передал телефон Женьке. Начальник попросил Кулона поседлать. Это его друг. Завтра он уезжает в Англию, а сегодня хотел покататься верхом. Женька достала ключи от амуничника, открыла дверь. Остановилась растерянная перед пустыми полками. Седла и уздечки исчезли, будто испарились от жары. Опять галлюцинация. А Лешка шляется черте где. На конюшне дурдом.
  Настя привела из манежа взмыленного и покусанного Форда. Женька побежала к Насте выпрашивать для проката седло и уздечку. Злилась на Светку: "Уехала втихаря, а мы почему-то обязаны выкручиваться".
  К девяти часам приехала хозяйка Забавы: "Женька, привет! Кобылу пошукай". Классическая Оксанкина фраза. Конюх воевала с лошадью, бегала за ней по деннику со скребницей и щеткой. Забава не давала чистить морду. Оксанка после работы перекусила второпях и к лошади в денник.
  - Ты что, ненормальная, Женька? В резиновых сапогах по жаре! Смотреть не могу.
  - Не можешь, не смотри. А что ты мне предлагаешь? По навозу в босоножках?
  Забава не выносила слепней. Оксанка вывела ее на плац, но та взбрыкнула и убежала домой. Бока и живот у лошади были покрыты волдырями. Кобыла чувствительная. Оксанке пришлось торчать на конюшне до темноты. Слепни к одиннадцати часам успокаивались. Но после одиннадцати смена караула. Вслед за слепнями полчища комаров.
  Самое оптимальное в такую погоду работать лошадей с четырех до семи утра. Женьке в жару не спалось. Вставала в четыре утра и выводила Жанку на корде. Кобыла фыркала от удовольствия, дышала глубоко, впитывая свежий, утренний воздух.
  Лошади от перегрева могли заболеть, и даже получить солнечный удар. Бывали случаи, когда лошади от перегрева умирали. А у людей от солнечных лучей, по-видимому, слетала крыша. Непредсказуемые действия Цукерова и девчонок из соседней конюшни Женьку не удивляли. В периоды массового помешательства обвинять кого-либо бессмысленно.
  Галина пронюхала, что Рыжий со Светкой в отпуске, и решила атаковать. Подговорила Цукерова отобрать у Киселева манеж. Огромный зеленый ангар, хранилище для сена или зерна, принадлежал агрокомплексу, но половину территории арендовала конюшня под манеж. Срок аренды заканчивался в конце декабря. Цукеров торопился, видимо хотелось поскорее разделаться с Киселевым. Рабочим приказал убрать внутреннюю перегородку, сгрести песок к стене и доверху набить ангар сеном. Работа кипела на глазах у растерянных конюхов. Цукеров заявился к Лешке и самодовольно потребовал предоставить ему ключи от манежа. Лешка, разумеется, отказался. За эти ключи ему отвечать перед Киселевым.
  Лешка сник. Для него это была последняя капля. В конце месяца выдал конюхам зарплату и написал заявление об увольнении. Девчонки разочаровано смотрели на резко похудевшую пачку сторублевок. Зарплату Светка урезала в два раза. Состояние было подавленное. Приходили в голову мысли плюнуть на все и сбежать.
  Ленка укладывала вещи, выгребала из ящика барахло, накопившееся за полгода. Клетка с хомяком стояла на полу. Это Ленкин хомяк. Женька подумала, что Ленка просто увозит ненужные вещи. Но та похлопала по животу, счастливая, что наконец-то отмучилась.
  - А я теперь беременная. Позавчера ходила к врачу, а он сказал, что я беременная.
  - Ленка, но ты же не замужем!
  - Ерунда! Сережка обещал, что не бросит. А если обманет, все равно ерунда.
  - Везет же тебе!
  Женька провожала до ворот. Они не чувствовали друг к другу привязанности, но было грустно от того, что расставались.
  Лешка приехал на велосипеде. Невозмутимый и жизнерадостный. Разодетый с иголочки. Объяснил, что просто приехал проведать. Работает он теперь охранником в больнице. Зарплата приличная, а работа халявная. Сиди за столом и проверяй документы.
  - Я не совсем что-то понимаю. Ты еще работаешь на конюшне или нет?
  - Конечно, нет!- Лешка фыркнул.
  - А разве можно уволится просто так без ведома начальства?
  - И где оно шляется, наше начальство? Мне было приказано следить за порядком, но я не обязан вкалывать за четверых. А уволиться по собственному желанию имею полное право. Светка же мечтала, чтобы я уволился. Вот пускай и получает.
  Велосипед стоял у стенки, а Лешка болтался по конюшне. Сюсюкался с Дакроном. Женьке сказал, что седла и уздечки положил обратно в амуничник. "Пожалуйста, катайтесь, если хотите". (Хотя бы один благородный поступок с его стороны.) И даже намекнул ей по поводу проката и по поводу левых денег. А Женька осторожно заметила, что вести прокат за бесплатно не собирается. Напоследок Лешка сообщил неприятную новость. Вчера ему позвонила Анька. Она решила уйти в отпуск на месяц. Работать придется вдвоем. Любке и тебе.
  "Спятили от жары! То увольняться никто не хотел, а то разбежались. Молодцы!"- Женька не на шутку перепугалась. Если завтра выяснится, что и Любка сбежала, то ей придется на конюшне торчать как минимум две недели. Еще и неизвестно, заплатит ей Светка за эту работу или нет.
  По поводу проката Женька решила, желающим не отказывать, но по абонементу отсылать. Когда приехали бородатый папа с сыном, поседлала Кулона и Нарцисса, а деньги положила в карман. Купюры в кармане шуршали тревожно и неприятно. Женька пыталась внушить себе, что с ее стороны это не воровство, а безобидная халтура.
  Любка, слава Богу, уходить не собиралась. В отсутствии начальства развернула активную деятельность. Повысила ставки в два раза и все деньги от проката оставляла себе, убежденная в том, что зарабатывает честным трудом.
  На конюшне полная анархия. Любка и Женька чувствовали себя отлично и, уже никого не стесняясь, делили "заработанные" деньги. Девчонки были бы не против пошабашить еще месячишко. Но Юлька, хозяйка Гаргона, в конце концов не выдержала и позвонила Киселеву. Алексей Иванович со Светкой примчались без промедления. В офисе была обнаружена Лешкина записка с разгромным посланием в адрес управляющей и начальника.
  В записке сообщалось напрямую, что Светлана, такая-сякая, все это время перекрывала ему, бедному конюху, кислород, ставила палки в колеса. И он больше не намерен терпеть оскорбления. И считает ниже своего достоинства работать на человека, которому безразлична судьба конюшни. До сведения Киселева доводит: Светлана не имеет права быть управляющей. Это преступление, ставить на место управляющего необразованную выскочку, руководствуясь исключительно личными интересами.
  В конце послания дополнительно сообщалось: Алексей Кусов, временно исполняющий обязанности начальника, увольняет самого себя с поста главного конюха.
  PS. Деньги за проведенный прокат прилагаются с вычетом следующих расходов:
  1. Опилки - 1000 руб.
  2. сено - 2500 -
  3. Отпускные А. Кусова - 4000 -
  Как временно занимающий кресло Киселева, Лешка принял справедливое решение -выплатить себе самому отпускные.
  
  
  
  
  
  
  
   Лохматая лапа, звериный оскал
  
  Алексей Иванович был не мстительным. Но работа есть работа. Своего упускать не собирался. Хорошо разбирался в российском законодательстве. (Не зря проучился в свое время на юридическом факультете МГУ). Обратился непосредственно к начальнику агрокомплекса Рыбникову, пригрозил написать кому следует письмо и разгромить к чертовой матери всю его мафиозную компанию. Тот, видимо, испугался и пообещал Киселеву вернуть манеж. Да не половину, а весь целиком, да не пустой, а забитый доверху отборным сеном. Правда, сено оказалось полугнилым. Хранить его до зимы было бессмысленно. Недосушенная осока, закатанная в рулоны, уже теперь распространяла болотный запах.
  В этой партии Киселев Цукерова обыграл. Зам. начальника взбесился и, как мелкая шавка, решил напакостить исподтишка. Приказал рабочим заварить со стороны конюшни двери манежа под предлогом, что, мол, конюхи по ночам воруют сено у коров. Киселева в этот день на рабочем месте не было. Водитель трактора со сварочным агрегатом беспрепятственно проник на территорию конюшни. Светка и Женька удивленно смотрели из окна гостиной.
  - Странно! - пробормотала Светка и пошла разбираться.
  Верзила, полупьяный, выкатился из кабины и затопал на девушку. Та ежилась, но не отступала. Самоотверженно защищала своим телом двери манежа. Верзила, как туча, повис над Светкиной головой, поливая противника отборными словечками. Управляющая, видимо, не оставалась в долгу. Перебранка усиливалась. Женька побежала на подмогу, вовремя оттащила Светку от манежа. Полупьяный рабочий зарычал по-звериному, надвинул на глаза защитное стекло и ухватился огромной лапой за ручку сварочного аппарата.
  Девчонки отступили, наблюдая издалека, как замуровывают манеж. Управляющая ничего не понимала. Вчера Алексей Иванович говорил, что манеж им вернули, а сегодня получается, что опять отбирают. Светка опустила голову и ушла на конюшню. Она чувствовала вокруг себя враждебных людей. Светка жила в столице второй год. Но по городу гулять не любила. Угнетали безликие толпы людей, бесконечные ряды автомобилей. С грустью вспоминала Орехово-Зуево, маленький добродушный городок, открытых, бесхитростных жителей. Выцветшие, обшарпанные пятиэтажки. Доверчивую бабушку, которая по старой привычке, проветривая помещение, открывала вместо форточки входную дверь. Светка приехала в город во время отпуска. Вошла в квартиру без ключа - дверь-то открыта, а бабушка, сама невинность, плескается в ванной. Внучка ругается: "Бандиты заберутся и напугают, и не посмотрят на то, что ты старая, и что в квартире нищета". А бабушка удивляется. Она до сих пор уверена, что в их городе бандитов нет. Со старым человеком спорить бесполезно. Светка планировала сделать в квартире ремонт, вместо обыкновенной двери вставить железную, прочную. Не для себя, для бабушки, чтобы в Москве за нее не переживать. Но бабушка была против. Иначе она станет бояться бандитов и не сможет как раньше проветривать комнату. Напрасно внучка объясняла ей, что все нормальные люди, когда хотят проветрить помещение, открывают окна, а не двери...
  Манеж был заварен за несколько минут. Верзила упаковал инструменты, хмыкнул в сторону девчонок нечто нечленораздельное, вскарабкался в кабину и с грохотом укатил.
  Светка в Орехово-Зуево жить не вернется. Провинциальные Российские города - это черные дыры, которые засасывают людей. Единственное предприятие в городе - ткацкая фабрика. Светка с четырнадцати лет работала на фабрике ткачихой. Женщины относились к ней хорошо. Всегда помогали и подсказывали. И Светка была другой, доверчивой и наивной. Но когда перешла на конюшню, изменилась. Среди лошадей человек человеку - враг. Светка говорит, что она тоже испортилась. И все, кого она знала, на конюшне портились. Хотя лошади - благородные животные.
   Управляющая ушла на улицу выгуливать Умбу. Миттельшнауцер семенила за хозяйкой. Светка нашла ее в лесу недалеко от речки Умба. Собаку скорее всего бросили. Она скулила и виновато поджимала обрубок хвостика. Светка улыбнулась и позвала: "Умба, Умба, ко мне!" Собака с радостью отозвалась на новую кличку.
  Светка сидела на лавочке в купальнике. Загорала и читала дешевый детектив. Умба лежала рядом. От хозяйки старалась не отходить, чтобы снова не потеряться.
  Мурзик и Васька, два закадычных друга, загорали поблизости, удивленно и подозрительно поглядывая на нового жильца. Беременная Муська, щурилась, мурлыкала, гуляла по траве, выбирала сочные и мягкие травинки. То и дело подбегала к Мурзику, ласкалась, вылизывая шерстку любимому котику. Мурзик - это отец будущих котят. Сельская идиллия.
  Женька убралась на конюшне и тоже вышла на улицу. Так же как и Муська щурилась от яркого солнца. Неприятную стычку с рабочим старалась не вспоминать. Отдыхала, наблюдала за животными. Светка отложила в сторону книгу, гладила заботливо по голове собаку.
  -Не знаю прямо, что с ней делать? Целыми днями ничего не ест. Даже к мясу не притронулась.
  А Женька почему-то подумала: " Умба рифмуется с Тумбой. Умба-Тумба! Странная кличка... Светка кормит собаку мясом, но та отказывается. А беременная Муська не отказалась бы. Но Светка кормить ее мясом не станет, даже тем, которое не доедает Умба",- Женька за кошку переживала. И с грустью думала, что будет лучше, если Муська снова выкинет мертвых котят. Все равно управляющая держать котят на конюшне не станет...
  Оказывается, Умба тоже беременная. Светка на днях возила ее к парикмахеру. Когда подстригла, обнаружила живот и набухшие соски. Умбе повезло. Одного щенка хозяйка ей обязательно оставит, иначе собака от молока может заболеть.
  А Муську жалко. Женька за лошадей не боится, а за кошку почему-то боится. Цукеров и Киселев грызутся, как собаки. Конюшня в конце концов развалится. Лошадей распродадут или перевезут. Васька и Мурзик не пропадут. Они бывалые коты. А кошка слишком доверчивая и слишком сильно привязана к людям.
  В нашем обществе обязаны выкручиваться даже кошки.
  Глупые эти кошки! Развалятся в деннике в гостях у какой-нибудь лошади, мурлычут в свое удовольствие, а ты за них переживай. Вот и Мурзик туда же. Развалился в деннике у Дакрона, пока хозяин выгуливается в леваде. Раздавит тебя Дакрон и мокрого места не оставит. "А ну пошел отсюда! А ну брысь, брысь, кому говорю!" Мурзика шатало, как пьяницу. Он хлопал сонными глазами и нехотя вышел из денника. "Переживай тут за всех!" - ворчала Женька. Ненормальное состояние - за всех переживать!
   Алексей Иванович не удивился, когда узнал, что манеж заварили. Среди частниц ходили слухи: манеж Киселеву вернут только в том случае, если он предоставит реального покупателя на конюшню. Девчонки опять ничего не понимали. А Светка на Алексея Ивановича продолжала дуться.
  Рыбников оказался таким же прохвостом. Вместе с Цукеровым выживал Киселева из агрокомплекса.
  
  
  
  
  
   Лови момент удачи!
  
  Если бы Женька не любила лошадей, то сразу бы ушла, как и всегда уходила, когда чувствовала лихорадку. В тропических странах бывает тропическая лихорадка. Но это другая зараза - душевная. Навалится на тебя, застигнет в начале пути, распотрошит, будто Джек-потрошитель. Беги теперь опустошенный на все четыре стороны.
  Ты никому не нужен, и никто тебя не ждет, и сам ты не жди манны небесной с неба. В твоей власти только одно - подавлять в себе желание бежать с другими наперегонки до призового места. Ты стремишься урвать положенный тебе кусок. Ты не согласен с тем, что имеешь и желаешь большего.
  На конюшне Женька чувствовала себя затворницей, отказавшейся от мирских благ. Ты должен смириться с тем, что останешься конюхом до конца своей жизни. Женька внушала себя: "Я люблю лошадей. Мне достаточно того, что я имею. Я не требую большего". Она заходила в денник к Желанной, гладила кобылу, чистила, причесывала, успокаивала себя, подавляла в себе внутренний протест: "Я не виновата в том, что желаю большего. Это естественная потребность человека совершенствовать себя. Я не смогу всю жизнь работать конюхом. Лешка тоже не мог. И Анька-тренер не могла. Но Киселев прижимал их, как будто клопов, как будто они перед ним в чем-то провинились. Не оставлял ни малейшего шанса реализовать себя".
  Люди пробиваются разными способами. Каждый действует по-своему. В наше время ценится только один талант: умение вертеться, выкручиваться, налаживать связи и подставлять друг другу подножки. Если ты лишен этого, ты обречен быть конюхом. И обречен страдать от сознания собственной неполноценности, чувствуя противоречие между желаниями и возможностями, которыми обладаешь.
  Когда Женька устраивалась на конюшню, она хорошо понимала, что должна будет подавлять в себе честолюбие и амбиции. В первые недели чувствовала себя рабом. Тягала на гору тачки с навозом, как древнеегипетский раб на строительстве пирамиды.
  Год назад Женька окончила экономический ВУЗ. По образованию экономист работала теперь на конюшне. Было тяжело думать о том, что ты чернорабочий. Женька старалась не думать, работала автоматически. Свою дорогу выбрала сама. Никто ее на конюшню не тянул.
  Лошади - это детская мечта. Когда увидела в газете объявление, что требуются конюхи, вскочила со стула и кричала от радости, как будто выиграла в лотерею.
  Лошади умеют лечить. В мире лошадей гармония. В мире лошадей не существует насилия. Женька вспомнила произведение Свифта "Гулливер в стране Гуигнгнгнмов". Жители этой страны - лошади не знали человеческих пороков: ненависти, злобы, зависти. Женька фантазировала, представляла себя Гулливером. В мире лошадей забывала о людях, о проблемах, отдыхала душой.
  Но теперь она думала иначе. И слишком хорошо осознавала, что думает иначе. Она чувствовала усталость. И лошади ей теперь не могут помочь, даже любимая Жанка не может помочь. Женька работала через силу. Она собиралась увольняться в конце лета.
  Девчонки разбегались. Они думали так же, как и Женька. Они тоже устали. Одна только Анька-конюх твердила, что на этой конюшне ее все устраивает и что после отпуска она обязательно вернется.
  Анька по профессии художница. Она расписывала шкатулки под хохлому. В девяностых годах такие поделки пользовались популярностью у иностранных туристов. Но через несколько лет мода изменилась. И Анька сидела без работы. Тогда она вспомнила, что в молодости работала конюхом на ипподроме. И дала объявление в газету: "Художник. Расписываю шкатулки. Бывший конюх. Опыт работы с лошадьми два года". На объявление клюнула Светка.
  Анька умела находить компромисс. В свободные часы седлала Кулона и посылала мерина галопом. Ей было достаточно того, что она имеет возможность кататься на лошадях. Девчонка не тщеславная. Между мотоциклом и лошадью находила общее - скорость. Это похоже на наркотик. Ты окунаешься в мир ускорения, в никуда. Это нирвана. Нирвана в движении. Тебе безразлично, кто ты есть и кем ты являешься. Ты частица ускорения. Одна из миллиарда. Рассекаешь пространство и приводишь в движение неподвижную материю.
  Женька ждала, когда Анька придет из отпуска. Было неловко говорить об увольнении. На конюшне теперь некому работать. Светка заменяла недостающего конюха. Если Женька уйдет, то управляющей придется вкалывать конюхом двое суток подряд.
  Любка хныкала от скуки: "У вас не конюшня, а похоронное бюро. А Светка-надзирательница - сушеная вобла". Женька с ней была согласна, но все-таки просила не увольняться хотя бы до конца лета. Глупая интеллигентность, не нужная никому. И Светке тем более.
  Управляющая продолжала следить за Любкой. По ночам оставалась вместе с ней на конюшне. А Любка - девчонка своенравная. Терпеть не могла, когда за ней следили, связывали по рукам и ногам. Если Светка ей не доверяет, то какого черта, скажите, она вкалывает у нее на конюшне.
  В конце июля Женька позвонила Аньке и спросила, когда она собирается выходить на работу. Анька почему-то смутилась. Она бы рада, но, к сожалению не сможет. Очень плохо себя чувствует. Есть подозрения на беременность. Через три дня у нее УЗИ. Анька оправдывалась, как-будто в чем-то провинилась: "Я же сама не ожидала. Я же не хотела ребенка. Приехала с мужем из Алушты и слегла с температурой. Думала, что из-за смены климата... Ну, а потом пошла к врачу и попросила сделать аборт. А он говорит, что аборт мне противопоказан и что если я не хочу иметь осложнений, то должна буду рожать".
  Женька шутила: "На конюшне эпидемия - повальная беременность. Начиная от кошек и собак и кончая людьми". Правда, Светке было не до шуток. Ей предстояло в будущем отрабатывать за четверых. Что же касается Киселева, то начальник не терял чувства юмора и в шутку обвинял во всем Алексея. Мол, напортачил и со страху сбежал, чтобы не платить алименты.
  Слишком подозрительно. Сразу две девушки и в одно и то же время. А Светка девчонкам не верила. Беременность для них - это предлог, чтобы уволиться и оправдаться перед ней.
  Анька не врала. Действительно, была беременна. Лежала две недели в больнице на сохранении. А Ленкина беременность оказалась ложной. Она позвонила Женьке домой и спрашивала, как на конюшне дела. Голос по телефону был грустный. УЗИ показало отрицательный результат. В отличие от Аньки Ленка мечтала о ребенке. Женька ее успокаивала: "У тебя еще все впереди. Не расстраивайся". Ленка вздыхала: "Я-то знаю, что впереди. Мама мне говорит: иди учится или найди хорошую работу. На конюшню теперь не отпускает. Считает, как и сестра, что я все это время валяла дурака и портила здоровье".
  Ленка снова мечтает о милиции. И снова проходит медицинскую комиссию. Говорит, что осталось пройти еще трех врачей. А там будет видно: "Никуда они от меня не денутся. Все равно достану. Я же чувствую, что должна работать именно там. Понимаешь. Это из-за отца".
  Женька понимала. Она желала Ленке удачи. В наше время человеку надо желать удачи. Это новая мода. Это мода, перерастающая в традицию. Человеку нужно немногое. Немного везения для того, чтобы чувствовать себя удовлетворенным. Удачу мы просим у Бога.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Эпилог
  
  
  31 августа Женька собирала вещи. Это был ее последний рабочий день. С 1 сентября конюшня переходила во владение к новой хозяйке. Светка и Алексей Иванович тоже собирали вещи, выносили из офиса компьютер и документацию.
  Говорят, что новая хозяйка работала в "Лукойл" и никакого отношения не имела к Галкиной команде. Алексей Иванович все-таки нашел нужного ему покупателя.
  Женька прощалась с лошадьми. Она заходила в денник к Желанной и Кулону, угощала кусочками сахара. Единственный из конюхов, кто остался до победного конца. Она могла бы работать на новую хозяйку. Ее никто не прогонял. Но Женька боялась перемен.
  Конюхи разбежались кто куда. Они потеряли друг с другом связь. У каждого теперь была другая жизнь, совсем не похожая на ту, которая связывала их когда-то. Женька еще какое-то время перезванивалась с Ленкой. Даже ходила вместе с ней в Лужники на конноспортивные соревнования. Но прошлая жизнь и прошлые связи стираются быстро, будто смываются дождем. А люди под дождем бегут и бегут, как дети шлепают по лужам, обрызгивая друг друга грязью.
  
  Что происходило в это время на конюшне под начальством новой хозяйки, Женька узнала месяц спустя. Все-таки не выдержала, решила съездить в гости к Кулону и Жанке. В местном ларьке купила рафинад.
  Из окна офиса, где раньше когда-то хозяйничала Светка, выглядывала квадратная физиономия охранника. Новая владелица панически боялась непрошенных гостей. Женьку с ее рафинадом вытурили без лишних слов и без лишних объяснений. И даже знакомые частницы смотрели на Женьку со страхом и недоверием. Мол, зачем пришла, и чего тебе здесь надо? Чтобы не раздражать своим присутствием, Женька поспешила побыстрее уйти с территории.
  Новое начальство - новые правила. Оксанка, хозяйка Забавы, когда-то верно сказала: "Не приведи Господь попасть под мясорубку нового начальства". Оксанка будто в воду глядела. Забава, чуткая и нервная кобыла, не выдержала перенапряжения. В отсутствии Оксаны шуганулась нового конюха, выскочила из денника, зацепилась копытом за какую-то решетку и серьезно повредила сустав.
  Досталось от нового начальства и Светкиной кобыле Лепте. Хозяйка конюшни по каким-то своим соображениям приказала конюхам кобылу не кормить. Светка вынуждена была искать для Лепты другую конюшню.
  Клубных лошадей новая хозяйка в конце концов распродала, а денники заставила новыми частниками.
  
  
   СЛОВАРЬ ТЕРМИНОВ
  
  Денник - полностью закрытое помещение в конюшне для индивидуального содержания лошади без привязи. Стены и двери денника делают сплошными на высоту 2-3метра, а выше решетчатыми для циркуляции воздуха.
  Колики - приступы долей в области живота с характерными внешними проявлениями. Лошадь беспокоится, оглядывается на живот, бросается на землю, переворачивается через спину. С развитием коликов наблюдается увеличение и изменение форм живота, ослабление или полное прекращение перистальтики кишечника, задержание отделения кала и кишечных газов, иногда отсутствие мочеиспускания, тяжелое и учащенное дыхание, потливость.
  Корда - прочная тесьма длиной 8-10метров и шириной 15-20мм, предназначенная для прогонки лошадей по кругу. Иногда для работы в руках используют короткую корду длиной 4-5метров. На одном конце корды делают петлю для удержания в руке, а другом конце - карабин, который пристегивают к оголовью.
  Манеж - открытая или закрытая площадь для верховой езды, обычно имеет форму прямоугольника размером 20 на 40метров или 20 на 60. Для открытого манежа выбирают участки с легкой песчаной почвой, вокруг устраивая ограждение в виде невысокого земляного вала или низкой изгороди.
  Мокрец - название воспаления кожи (дерматита) на задней и боковой поверхности пута лошади. Вызывается механическим раздражением или повреждением кожи с последующим загрязнением, действием едких химических веществ, кожными паразитами. Мокрец возникает и при некоторых общих инфекционных заболеваниях, нарушении обмена веществ. Чаще всего появляется, когда лошадь содержат на грязной, сырой подстилке и недостаточно чистят нижние части ног.
  Недоуздок - узда без удил, предмет конюшенного обихода, предназначенный для содержания лошади на привязи и вывода его из конюшни. Изготавливают недоуздок из сыромятной кожи, иногда из специальной плотной и прочной тесьмы.
  Отруби - отходы мукомольного производства, состоящие из истертых оболочек зерна, зародышей и остатков неотсортированной муки. По сравнению с целым зерном содержат больше протеина, жира, клетчатки, минеральных солей, поэтому являются ценным кормом для лошади. Пшеничные отруби дают лошади в идее влажной мешанки, заменяя ими да 20% суточной нормы овса.
  Подпруга - часть конского снаряжения, широкий прочный ремень из кожи или другого материала. Охватывает корпус лошади снизу и с обоих боков и удерживает на ней седло. Некоторые виды седел имеют по две-три подпруги.
  Половая охота - внешнее проявление овуляции и готовности к оплодотворению. Кобыла при этом крайне беспокойна, плохо ест корм, часто ржет, принимает позу для мочеиспускания, поднимает хвост, открывает и закрывает петлю, из которой выделяется жидкая слизь или мутная моча. Она сама подходит к жеребцу и не противится садке.
  Рептух - в кавалерии веревочная сетка для перевозки сена в походных условиях.
  Сбор - уравновешивание лошади под всадником для придания ей положения, из которого лошадь легко выполняет движения в любую сторону. Сбор состоит в том, что лошадь подводит задние ноги под туловище и сдает голову в затылке при слегка приподнятой шее.
  Свеча - дыбы, подъем лошади в вертикальное положение на задних ногах. При недостаточной работе это происходит от переизбытка энергии лошади. В цирке свеча - один из эффектных номеров дрессировки на свободе и джигитовки.
  Скребница - один из предметов ухода за лошадью. Пластина с рукояткой, имеющая на одной стороне несколько рядов вертикальных зубчатых полосок. Скребница используется для очистки конской щетки от набившейся в нее перхоти и пыли.
  Стремя - часть седла, приспособление для упора ноги всадника при посадки на лошадь и езды верхом.
  Холка - анатомическое образование в передней части спины лошади, основу которой составляют 3-10й грудные позвонки, сочленяющиеся с ними концы ребер, а также мощные связки и мышцы, идущие к шее, передним конечностям и ребрам. Благодаря наличию холки спина лошади обладает особой прочностью.
  Шенкель - одно из средств управления верховой лошадью, внутренняя поверхность ноги всадника от колена до ступни, приложенная к телу лошади за подпругой.
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"