Желтая стена противно скрипела под зубами, но крошилась. Под лапы осыпалась сахарная стружка, уши перемазаны в шоколаде, один зуб сломан, а стена из тростникового прессованного сахара всё не поддаётся. Шоколадные ставни сломались, но не опали, а повисли грустными сосульками.
Кроль топнул широкой лапой, сплюнул на вафельный пол последний целый зуб, уставился на крохотную дырочку и прошамкал:
- Засадить пасхального кхолика в сладхую тюхму! Ха они смехти моей хотят! Ненавижу шоколад!
Кроль еще раз оглядел стену, дернул шоколадным ухом и поплёлся назад, к леденцовой койке, оставлять на ее сладкой и липкой поверхности свою последнюю шерсть.
Нежно-розовый кроличий зад свесился с края сладкой кровати. Сокамерники сочувственно на него поглядели и продолжили дожевывать его шляпу.
Шляпа была новой, сплетённой из ромашек, потому коровки с радостью принялись ее доедать.
- Слышь, Сгущенка, а чего это наш Кроль расстроился? - Кофейная коровка вопросительно уставилась на розовый зад, еле прикрытый белым куцым хвостиком.
- А он пасхальные яйца побил. Вот сюда и засадили. А Кроли ведь шоколад не любят, - молочная скосила глаз на пиджачок Кроля и только к нему потянулась, как получила мощной лапой по морде.
- А ну, стоять, бояться! Последнее не дам! Прожорливые гады!
Кроль замахнулся осколком от кровати и поскользнулся, упал на пол мордой вниз, дёрнул ухом и затих.
- Кажись, того, - коровки переглянулись.
Через минуту Кроль был уже и без пиджака, и без туфель, и без тросточки.