Однажды мы всей семьей - я, жена и наш пятилетний отпрыск - отдыхали на Черном море. База отдыха находилась на территории пионерского лагеря. Пионерским он был летом, а каждый год в сентябре руководство нашего НИИ устраивало здесь для своих сотрудников с детьми так называемый семейный заезд.
Лагерь располагался в окрестностях Анапы, и когда мы прибыли на место, то после изнурительной поездки в душном, жарком вагоне нам показалось, что мы попали в рай: море - в минуте ходьбы, песчаные пляжи, великолепная солнечная погода, - все располагало к тому, чтобы забыть о работе, бытовых проблемах, городской сутолоке и слиться в экстазе со всеми прелестями южной природы.
Но, зная беспокойный характер наших домашних, прежде чем слиться, мы решили сначала позвонить им и сообщить, что благополучно добрались до места и устроились хорошо. Мобильных телефонов тогда не было, поэтому, оставив вещи в камере хранения, мы отправились на переговорный пункт, а, отзвонившись, поспешили в лагерь, чтобы теперь уже с чистой совестью и с сознанием исполненного долга вплотную заняться следующим по важности делом - получением ордера на жилье.
И тут выяснилось, что наша расстановка приоритетов в решении жизненно важных вопросов была не до конца продуманной, а наше сообщение родителям - что мы благополучно добрались и хорошо устроились - можно было считать соответствующим действительности только в первом пункте, да и то - с большой натяжкой.
Дело в том, что пока мы шли на переговорный пункт, пока ждали соединения с Москвой, пока шли обратно, прошло около часа. За это время все более или менее приспособленные для проживания помещения были уже разобраны, и на нашу долю остались только апартаменты пятого отряда: спальная комната и комната вожатых. В администрации нам великодушно предложили выбирать любое из этих двух помещений и вручили ключ, почему-то только один. Почему один, мы выяснять не стали. Мало ли что, может быть, он универсальный, подходит к обоим замкам. Такое иногда случается.
Получив ключ, мы отправились по указанным адресам.
* * *
Дверь вожатской украшала табличка с текстом следующего содержания:
'Кодекс чести пионера.
1. Вожатый всегда прав.
2. Если вожатый не прав, смотри пункт 1.'
Похоже, этот кодекс пионерами не раз подвергался сомнению, потому что в том месте, где у дверей обычно бывает замок, зияла дыра, красноречиво прояснявшая ситуацию с ключом: в нее легко могла пролезть голова пионера не только пятого отряда, но даже директора лагеря.
Сама вожатская представляла собой помещение размером не больше ванной комнаты в малогабаритной квартире, в котором с трудом разместились кровать, маленькая тумбочка и колченогий стул. Роль вешалки выполняли несколько забитых в стену гвоздей, на одном из которых висели джинсы с большой дырой на филейной части. Повсюду валялись пустые бутылки из-под воды и упаковочные пакеты из-под нехитрых продуктов питания, которые обычно употребляют не чтобы утолить голод, а просто, чтобы во рту скучно не было.
Вид вожатской произвел на нас гнетущее впечатление и напомнил мне историю с одним нашим сотрудником, отдыхавшим как-то в Сочи. Вернувшись из отпуска, еще не остывший от жаркого южного солнца он увлеченно рассказывал, как славно отдохнул. Когда спрашивали, как устроился с жильем, говорил, что у него было отдельное помещение, правда, небольшое, умещались в нем только раскладушка и его чемодан, который служил ему и столом, и стулом, и шкафом. Но зато помещение было персональное и запиралось на ключ, в то время как других одиноких отдыхающих хозяева расселяли по два, три а то и по четыре человек в комнате.
Все говорили, что ему повезло, что редко кому удается так удачно устроиться. Но шила ведь в мешке не утаишь, и однажды он проговорился, что эти его эксклюзивные апартаменты на самом деле представляли собой маленький сарайчик. В сарайчике том зимой жила коза, которую с наступлением отпускного сезона выселяли, а на ночь, чтобы не беспокоила нового квартиросъемщика своими претензиями на исконно принадлежащую ей жилплощадь, привязывали к забору в дальнем углу двора.
Но козий сарайчик был, по крайней мере, с замком, а тут... В общем, мы без сожаления покинули вожатскую и отправились по следующему адресу.
* * *
Спальная комната пятого отряда встретила нас большим амбарным замком на двери. Почему амбарным? - спросите вы. Да потому что в том месте, где у дверей обычно бывает замок...и т. д. и т. п. - дальше вы уже знаете. Кто забыл, см. выше.
Внутри спальня сплошь была заставлена двухъярусными койками. Повсюду видны были следы недавнего присутствия пионеров: перемазанные после прощальной ночи в зубной пасте подушки, матрацы и стены, покалеченная мебель, раскиданные по углам забытые и просто брошенные личные вещи, печенье, сушки, сухари и прочая нехитрая снедь, которую в прощальную ночь обычно используют в качестве метательных снарядов, - все говорило о том, что детям будет что вспомнить и рассказать по возвращению домой.
Посовещавшись, мы решили, что такое количество двухъярусных коек нам ни к чему, и вернулись в администрацию.
Не буду утомлять вас описанием дальнейших наших квартирных страданий. Да и не об этом я хотел вам рассказать. А хотел я рассказать об одном драматическом случае, который чуть не стал трагическим. Что же касается квартирного вопроса, скажу только, что, в конце концов, нам все же удалось его решить, да еще и так, что многие отдыхающие потом нам завидовали и сокрушались, что поспешили, потому что нам выделили отличное помещение из брони, которую администрация держала в резерве на случай приезда большого начальства.
* * *
Так вот - о драматическом случае. В пионерском лагере работал физруком и по совместительству супервайзером отставной офицер - пышущий здоровьем крепыш, не растративший в баталиях холодной войны своего физического и духовного потенциала. В нашем семейном заезде в его обязанности входило выдавать отдыхающим во временное пользование мячи, ракетки для бадминтона и настольного тенниса и другой спортивный инвентарь. Что касается пробелов в реализации своего физического и духовного потенциала, то восполнял он их популярным в России способом.
В тот драматический день, который чуть не стал трагическим, наш физрук после очередного восполнения пробелов был в приподнятом настроении. В такие минуты человеку часто хочется сделать что-нибудь приятное окружающим. Вот и наш герой, чтобы не пропал втуне его душевный порыв, решил устроить для детей морскую прогулку.
У лагерного причала стояла старая спасательная шлюпка с какого-то корабля, с которым в достопамятные времена они бороздили просторы морей и океанов, пройдя, наверное, не одну сотню тысяч морских миль, и, кто знает, может быть, заходили в Кейптаун, Рио-де-Жанейро, а, может быть, даже и в Акапулько. Но корабль тот, видно, давно списали, а шлюпка с тех пор покоилась на вечной стоянке у причала пионерского лагеря. Краска с нее давно облупилась, так что невозможно было уже прочесть название корабля, к которому она была приписана. Но на вид она была еще достаточно крепкая, без течей и существенных повреждений.
Погода в тот день стояла прекрасная: было ясно, дул легкий приятный ветерок, неторопливые волны время от времени лениво накатывали на прибрежный песок, нагоняя дрему на природу и лежащих на пляже людей. И ничто не предвещало беды. Если бы не одна деталь: ветерок, который отдыхающим на пляже казался приятным легким бризом, дул в сторону моря. В Крыму его называют 'береговик'. При таком ветре у кромки воды всегда тишь да гладь, но стоит отплыть от берега на несколько десятков метров, как лодку подхватывает и неудержимо несет прямо навстречу бушующим волнам, пенистые гребешки которых издали кажутся всего лишь светлой полоской на поверхности воды.
Но наш отставник, похоже, был человеком сугубо сухопутным, о нравах водной стихии представление имел смутное, поэтому, насажав полную шлюпку детей, он бодрым голосом скомандовал: 'полный вперед', сел за весла и взял курс в открытое море.
Посмотрев, как он неумело орудует веслами, я решил, что прогулка с таким 'морским волком' может обернуться большой неприятностью, и в последний момент запрыгнул в лодку. Но физрук начал меня выпроваживать, сказал, что морская прогулка - для детей, взрослых он не берет, что шлюпка и так переполнена, а когда я попросил зачислить меня в команду помощником капитана, сказал, что ему помощники не нужны, что он и один справится. Прошлось пустить в ход более веские доводы, сказать, что мое чадо, которое тоже находится в шлюпке, не умеет плавать, как, наверное, и многие из детей, а на борту нет никаких спасательных средств. Это подействовало: капитан скрепя сердце согласился, и мы продолжили движение.
Но не прошли мы и пятидесяти метров, как начали сбываться самые худшие мои опасения: ветер окреп, и под его напором наше суденышко с нарастающей скоростью устремилось в открытое море. Скоро на воде появилась крупная зыбь - предвестник близкого шторма, шлюпку стало бросать из стороны в сторону, и управлять ею с каждой минутой становилось все трудней и трудней.
Но наш капитан не замечал надвигающейся опасности и продолжал упорно грести вперед.
* * *
Ситуация становилась угрожающей. Еще минута-другая - и мы окажемся в зоне шторма, и тогда может случиться непоправимое. Нужно было срочно что-то предпринимать. Я попробовал предложить физруку сменить его на веслах, но получил решительный отказ. Тогда я указал ему вперед, туда, где теперь уже отчетливо видны были штормовые волны.
Не знаю, вид разгулявшейся стихии привел его в чувство, или пошел на убыль его эмоциональный запал, только он повернул шлюпку назад и какое-то время пытался грести, с трудом преодолевая напор встречного ветра. Но по тому, как он едва ворочает веслами, видно было, что силы его - на исходе. В результате с каждым взмахом весел мы, вместо того чтобы приближаться к берегу, стали все больше удаляться от него.
Медлить больше нельзя было ни минуты, пора было брать управление шлюпкой на себя.
Я сел рядом с капитаном, а чтобы на корню пресечь всякие с его стороны возражения, решительно потеснил его к краю банки 1. И тут он, похоже, окончательно осознал, что наша регата может обернуться крупной неприятностью. Он безропотно уступил мне свое место, а сам перебрался на носовую банку.
Я взялся за весла и что есть силы принялся грести, но когда через некоторое время сверился с выбранными предварительно на местности ориентирами, понял, что нам не удалось продвинуться вперед ни на метр. Я чаще заработал веслами, но сильный встречный ветер продолжал сводить все мои усилия на нет.
В стороне от нашего пляжа, примерно в полукилометре от него, была небольшая поросшая густым лесом возвышенность. Я развернул шлюпку в ту сторону в надежде под прикрытием этого леса найти защиту от ветра и снова подналег на весла.
* * *
Мы шли теперь почти параллельно берегу, все больше удаляясь от нашего пляжа. Силы мои были на исходе, но я уже почти в бессознательном состоянии, на одном усилии воли продолжал работать веслами, пока на траверзе 2 нашей шлюпки не оказался спасительный лес. И тогда, сдерживаемый этой естественной преградой, ветер постепенно начал терять свою силу, и мы с каждым взмахом весел пусть понемногу, пусть по чуть-чуть, но начали выбираться из опасной зоны.
Скоро ветер стих настолько, что появилась, наконец, возможность немного расслабиться и сбавить темп гонки.
К берегу мы пристали метрах в пятистах от того места, с которого началось наше путешествие. Грести я больше не мог, потому что ладони мои были все в кровавых мозолях. Я вылез из шлюпки и остаток пути толкал ее за транец 3 по мелководью.
На подходе к пляжу наш капитан приободрился, стал помогать мне веслами. Но лучше бы он этого не делал: теперь мне нужно было тратить дополнительные усилия на то, чтобы нейтрализовать его попытки сбить шлюпку с курса, увести ее то в одну, то в другую сторону.
...А на пляже неторопливые волны по-прежнему лениво лизали прибрежный песок, дул легкий приятный ветерок, и ничто не говорило о том, что совсем недалеко, в каких-то нескольких сотнях метров отсюда бушуют штормовые волны, пенистые гребешки которых с берега казались всего лишь светлой полоской на поверхности воды.
К нам подошли родители, стали спрашивать, почему мы так долго плавали, почему так далеко уплыли. Но в их вопросах не было озабоченности или тревоги. Еще бы! Ведь они доверили своих детей такому надежному и физически сильному человеку, каким им представлялся супервайзер.
Я предоставил отвечать на вопросы капитану, а сам отправился в медпункт залечивать свои ладони.
Примечания:
1 - сиденье для гребцов на мелких беспалубных судах.