Русавин Андрей Сергеевич : другие произведения.

Сказ Про Иванушку-Дурачка. Закомуренька тридцать первая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Закомуренька тридцать первая посвящена детективному расследованию, в коем дедушка Ващще Премудрый и Иванушка-дурачек ощущают себя Шерлоком Холмсом и доктором Ватсоном. Здесь же мы знакомимся с фольклорной красавицей – Ариной Заботницей, Защитницей и Работницей, а также с ее многочисленными талантами, главный из которых выбрать трудно, но можно: это – умение останавливать коня на скаку. Кроме того, в закомуреньке тридцать первой подробно обсуждается полезность навоза. Автор Сказа – народ – поучает, когда именно запахивают и когда не запахивают навозу. Однако запахивай не запахивай, а дело должно идти своим чередом, в связи с чем, в заключение оной закомуреньки, мудрость народная, которая несудима, неистощима, безмерна и в гимне воспета, – заявляет, как правильно одолеть начало оного дела.
   СКАЗ ПРО ИВАНУШКУ-ДУРАЧКА
  
   Продолжение (начало – ищи по ссылке «Другие произведения»)
  
   Закомуренька тридцать первая
  
  
   КАК ДЕДУШКЕ И ИВАНУШКЕ ЛАВРЫ ШЕРЛОКА ХОЛМСА
   И ДОКТОРА ВАТСОНА ПОКОЯ НЕ ДАВАЛИ:
   ДЕЛО ОБ ИСЧЕЗНОВЕНИИ КОЛОБКА
  
   Посвящается А. Ухиной
  
   Запокончил на том свою закомуришку Иванушка-дурачек и молчал целых трина́десять минуточек. Засим поглядел вопросительно и очень жалостно с печи, с девятого кирпичи, на дедушку Ващще Премудрого и жалобно-жалобно спросил:
   – Ну так что ж?
   Дедушка, насупившись, задумался в глубоком молчании. А чтобы полегче думалось, дед пересел с табурета в кресло-качалку, имеющее вид атомной бомбы, и принялся качаться.
   Прошло тринадцать минут. Дедушка глянул на Иванушку сурово, перестал качаться, кивнул и сказал через тринадцать минут:
   – Да!
   Иван опечалился и через чертову дюжину минуточек вопросительно поднял бровь, зю́кая*: «Ка... ка...ка...ка...», а дедочка брови насупил.
   Прошла еще чертова дюжина минут. Премудрый с радостью отрицательно замотал головою, а Иванушка сморгнул.
   Пробежало еще каких-то тринадесять минуточек. Ну, тут уж Ивашку такая досада взяла, что дурашка затрясся, как если б его ка... ка... колотила кондрашка:
   – Ка... ка... ка... ка...
   И так он трясся и говорил свое «ка... ка... ка... ка...» целую чертову дюжину минутушек – и вдруг замер. Засим Премудрый кивнул и щелкнул пальцами тринадесять раз, раз, раз, раз.
   Прошло ровно тринадцать минуточек, и в следующую секундочку на дворе раздалось радостное лошадиное ржание. Ивашка спрыгнул с печи, с девятого кирпичи, выглянул на двор в открытое окошко хатки и через чертову дюжину минутушек удивленно спросил:
   – Дедушка, а что это за незнакомая лошадка во дворе хатки ржет?
   – И-го-го! И-го-го!
   – Где же она? Аз не слышу!
   – Айда во двор!
   Старый и малый выбежали во двор.
   Посреди двора стояла и исступленно ржала пежа́нка – пегая кобылка о тридцати девяти пе́жинах* да о четырех дедах назад бородами*. Увидав дедушку с Иванушкой, кобылка повернулась к ним задом и принялась яростно бить копытами. Это сплошь и рядом, что кобылы становятся задом и принимаются яростно бить копытами, дабы выказать себя деловитыми.
   – И-го-го! И-го-го!
   – Где же она? Аз не вижу!
   – Да вот же она, диду!
   Премудрый протер глаза, пригляделся, понимаешь, и ровно через тринадцать минуточек радостно, воображаешь, изрек:
   – А-а-а, так это, Ивашка, твоя собственная, понимаешь, Пегашка! Вот глупый Ивашка: свою собственную Пегашку не узнал, дурашка!
   – Что ты, диду! Нет, нет, это не моя Пегашка!
   – Как не твоя?! Ты что, дурашка! Твоя! Собственной персоной Пегашка!
   – Нет, не моя! Моя ведь не может ржать: она в закомуришке тридцатой язык себе откусила!
   – И-го-го! И-го-го!
   – Да ведь я по твоей просьбе только что вернул ей здоровый язык с помощью своего щелканья!
   – А я тебя, дидушка, об этом не просил, ясно?
   – Неправда, просил! В нашем с тобой мысленном разговоре, ясно?
   – Ясно, хоть и напрасно! Но ты всё же объясни, диду, а то мне всё ясно, но я не понял!
   – Хорошо! Но токмо уговор: для этого надо вспомнить наш с тобой мысленный разговор.
   – Ну так вспомни и изложи, ясно?
   – Ясно, хоть и напрасно! Нет, ну я не понял, что там тебе излагать, дурашка! Да я уж и не помню ни шиша, Ивашка!
   – Ну и напрасно, бедняжка! А ты напрягись да вспомни!
   Дедушка, бедняжка, изо всех сил напрягся да через тринадцать минуточек закричал:
   – Ни шиша не помню! Ни шиша не помню... Ни шиша не помню? Ешь меня вошь! – тут дедушка Ващще Премудрый щелкнул пальцами. – Ой, меня вошь укусила! Ай, вспомнил, вспомнил!
   – Ну вот и хорошо! А теперь изложи мне всё то, что ты вспомнил, дедуся! Ясно?
   – Ясно! Только я вспомнил неточно и могу изложить лишь приблизительную версию нашего с тобой молчаливого разговора, хорошо?
   – Хорошо, изложи хотя бы такую версию. Лишь бы только не эту... как ее?.. ахинексию!
   – Моя версия, Иванушка, совсем ну не эта... как ее?.. ахинексия! Моя версия, Иванушка, следующая. Ты вначале чуть-чуть помолчал, а затем поглядел на меня вопросительно и очень жалостно. Я сразу понял: ты спрашиваешь о Пегашке, мол, ну так что ж, нельзя ль ей, бедняжке, учинить всяческие помогашки. Ведь что самое жалостливое в твой последней истории?
   – Что?
   – И-го-го! И-го-го!
   – Что Пегашка, бедняжка, язык себе откусила из-за твоей фантастической безграмотности! Поэтому я сурово поглядел на тебя, пеняя на твою фантастическую безграмотность, но, изнывая от жалости к ни в чем не повинной бедняжке Пегашке, подумал, подумал и твердо сказал, мол, да, конечно, возможны Пегашке всяческие помогашки! Ты обрадовался страшно, еще страшнее задумался и засим спросил: «Как?» Мол, добить её, что ли, чтобы не мучилась, бедняжка? Я подумал, подумал и с искренней радостью замотал головою, мол, нет! Ты страшно задумался и спросил меня: «Ка... ка?..» – мол, как же тогда, причем спрашивал не переставая. Ну, я подумал, подумал, щелкнул пальцами тыр... тыр... тринадесять раз, раз, раз, раз – и через тыр... тыр... тринадесять минут всё готово: Пегашка – во дворе и ржет, как ни в чем не бывало!
   – Хм! Но я-то имел в виду совершенно другое!
   – Что ты имел другое в виду? Ну-ка, раз... раз... расскажи!
   – Веришь ли, я уж не помню!
   – Не ве...
   – А-а-а, проиграл, проиграл пари!
   – Я хотел сказать: невероятно, но верю!
   – У-у-у! – раз... раз... раз... раз... разочарованно протянул Ивашка и мысленно поклялся больше никогда, ни за что на свете не перебивать старикашку.
   – Но ты всё-таки напрягись и вспомни, дурашка!
   Ивашка изо всех сил напрягся и через чертову дюжину минутишек закричал:
   – Ни шиша не помню! Ни шиша не помню... Ни шиша не помню?
   – Не помнишь, Ивашка?
   – Ага!
   – Ешь тебя вошь! – воскликнул дедушка Ващще Премудрый и щелкнул пальцами.
   – И-и-и-го-го!
   – Ой, дедунь, меня вошь укусила! – Иван так и подскочил на месте. – Ай, вспомнил, вспомнил, вспомнил, вспом...
   – Ну вот и хорошо! А теперь изложи мне то, что ты вспомнил, вспомнил, вспомнил, вспом...
   – Я, диду, – перебил старикашку Ивашка, – запокончил свою закомуришку и, помолчав всего-навсего каких-то тринадцать минуточек, спросил тебя как всегда: мол, ну так что ж, слушаешь меня, дидочка? Ты подумал, подумал и ответил: «Да!» Тогда я страшно задумался, сказал: «Как?» – мол, как же так, а засим спроcил тебя без слов: мол, аль приврал я хоть чуть-чуть? Ты подумал, подумал и молча ответил мне: «Нет!» Тогда я всего-навсего через тринадцать минуточек раздосадовался и попытался сказать тебе: «Ка... ка... как плохо! Опять, стало быть, аз не выполнил условия пари и не видать мне огнива!» Ну, тут ты подумал, подумал тринадцать минуточек и щелкнул тринадесять раз, раз, раз, раз пальчушками! А вызывать Пегашку и возвращать ей язык я тебя не просил!
   – И-и-и-го-го!
   – М-да-а-а, стало быть, ошибочка вышла с Пегашкой, Ивашка!
   – М-да-а-а, дидочка, ошибочка, понимаешь!
   – Что ж нам теперь делать с Пегашкой-то, а, Ивашка?
   – Не знаю, диду!
   Тут дедушка с Иванушкой задумчиво помолчали каких-то тринадесять минуточек, и старичек неожиданно воскликнул:
   – Ну что Иоанн, не придумал?
   – Не придумал!
   – Эх, ты! Думал-думал, а ни фига не придумал! Лопух!
   – Сам такой! Эх, ты! Думал-думал, а ни фига не придумал! Сам лопух!
   – Ну и что, что не придумал! Ерунда! Да! Нет!.. Ну ешь меня вошь! – и дедушка Ващще Премудрый щелкнул пальцами и аж подскочил на месте. – Ой, меня вошь укусила! Ай, ой, придумал, придумал!
   – Шо ты придумал? Какую-нибудь ерунду?
   – И-го-го!
   – Вовсе не ерунду!
   – А шо тогда?
   – Шо, шо! А вот шо! Ивашка!
   – Шо?
   – Шо, шо! Я дарю тебе эвту Пегашку, дурашка!
   – И-го-го! – обрадовалась Пегашка и повернулась мордой к Ивашке.
   – Спасибо, не надось!
   – Да ты посмотри: ох, хороша лошадка!
   – Не хочу лошадку!
   – Не хочешь лошадку? Пусть будет конь! – и дедушка щелкнул пальцами.
   – И-го-го! – заржал Пегасик. – Я теперь не лошадка, а конь! И какой конь – и-о-го-го-го! – огонь! Ну, теперь все кобылки – мои! И-го-го! И-го-го!
   – Хнык, хнык! Не хочу коня, не сойти мне с энтого места! – закапризничал наш дурашка, не сходя с места.
   – Почему, Ивашка? Будет у тебя живой Пегашка!
   – Мне не надо живого Пегашки!
   – Почему, Ивашка?
   – Чем мне его кормить? Пищей духовной? Стишками?
   – А чем ты свою Пегашку-то раньше кормил, дурашка?
   – Ничем не кормил, кроме стишков, старчугашка!
   – И-и-и-го-го-о-о!
   – Ах ты, садист! Зверский мучитель животных! Почему ты ее ничем не кормил, кроме стишков, а, Ивашка?
   – Эх ты, попрекашка! Потому что моя Пегашка в тридцатой закомуришке, понимаешь, была воображаемая!
   – Ну и что, дурашка? Этот Пегашка, что сейчас во дворе ржет, тоже был воображаемый полчаса назад! Эх ты, беспонятный Ивашка!
   – Нет, диду! Твой Пегашка и моя Пегашка – это два... две... двы абсолютно разных Пегашки! Мне чужих Пегашек не надось, брюзгашка!
   – А эвтого Пегашку тогды куды, дурашка? На колбасу, что ль, а, Ивашка?
   – И-и-и-го-го-о-о!
   Ивашка насупился и промолчал, задумавшись. Дедушка, насупившись, задумался в глубоком молчании. Пегашка угрюмо молчал, глубоко задумавшись и сердито насупившись.
   – Ни шиша не придумывается! Не придумывается... Не придумывается? – неожиданно закричал дедушка ровно через тринадцать минут. – Ну ешь меня вошь!
   – Не трожь свою вошь! – закричал Ивашка, подскакивая на месте.
   – И-и-и-го-го-о-о!
   Но дедушка Ващще Премудрый щелкнул пальцами и возопил, подскочив на месте:
   – Ой, не сойти мне с этого места, меня вошь укусила! Ай, ой! А-а-а, а-а-а, придумал, придумал!
   – Что ты придумал, диду? Неужели сходить а-а?
   – Да! Нет! Да! Отправлю Пегасика на Парнасик! Каково, а? Пусть там пасется, несчастное животное, мечтающее про жизть беззаботную!
   – И-и-и-го-го-о-о!
   – А... а... а если Парнасик уже занят? А если там уже, воображаешь, пасется точно такое же совершенно несчастное животное – и тоже мечтающее про жизть беззаботную?
   Дедушка глубоко задумался и произнес:
   – Мда-а-а, такое возможно! А впрочем, у каждого найдутся конкуренты, с коими не ужиться!
   – А что тогдась, понимаешь, делать?
   – Ни шиша не остается делать, кроме как конкурентов обойти!
   – А что нужно, чтобы обойти конкурентов?
   – Быть подлинным знатоком в своем деле!
   – В каком?
   – Ну например, в поэзии!
   – А что еще нужно подлинному знатоку?
   – В своем деле?
   – Да, в своем деле!
   – Иметь крылья!
   – И-и-и-го-го!
   – Зачем?
   – Чтобы летать!
   – И-го-го-о-о!
   – Зачем?
   – Чтоб воспарить над рожденными ползать конкурентами! – воскликнул дедушка и в восторге прибавил, прищелкнув пальцами: – Ах, пусть на Парнасике у Пегасика, являющегося подлинным знатоком поэзии, вырастут крылья и он обретет способность летать!
   – А если и тот, второй Пегасик тоже окажется подлинным знатоком поэзии? У него тоже вырастут крылья и он обретет способность летать?
   – Ну разумеется! Едва только он окажется на Парнасике!
   – И что, дедусь, стало быть, будут два Пегасика на Парнасике?
   – Нет, Ивасик, двум Пегасикам на Парнасике не бывать, не бывать, не бывать, не бывать! – заявил дедушка целых тринадесять разиков.
   – И-и-и-го-го-о-о!
   – А что ж тогдась будет?
   – Они вступят в конкурентную борьбу, и победивший Пегасик займет Парнасик!
   – Кто же из них двоих победит в конкурентной борьбе и займет Парнасик? Какой, понимаешь, Пегасик, а, вещий дедусик?
   – Кто, кто! Какой, какой! Ну ты, Ивасик, ващще! Не знаю, какой! Которому Бог даст Парнасик!
   – А-а-а!
   – Бэ-э-э! Ивасик, пусть оба Пегасика устроят поэтическое состязание на Парнасике! С условием, что победивший Пегасик займет Парнасик!
   – А проигравший Пегасик, дедусик?
   – Проигравший пусть улетает прочь!
   – Хнык, хнык! У-у-ух, жалко!
   – Хнык, хнык! И-о-го-го!
   – Ничего-го! Пусть улетит в далекое прошлое и породит птеродактилей – и он тогда повернет ход мировой истории! – тут дедушка щелкнул пальцами. – Пегасик! А ну, и-го-го-галопом – на Парнасик!
   – И-о-го-го! – заржал Пегас, дернулся в одну сторону, потом в противоположную и встал на задние ноги как вкопанный.
   – Пегасик! – воскуя́ркнул* дедусик.
   – И-го-го! Чего-го?
   – Чего-го встал-то, как вкопанный?
   – И-го-го! И-го-го! А в какую сторону прикажете скакать-то?
   – В ту! – махнул рукой дедушка, и Пегасик развернулся в указанном направлении.
   – В противоположную! – махнул рукою Ивасик, и Пегасик развернулся в противоположном направлении и остановился как вкопанный.
   – Да беги ж ты, наконец! – воскуяркнул дедушка и щелкнул пальцами.
   – И-го-го! – заржал Пегасик, сорвался с места, перепрыгнул через забор из по́хрустов* и галопом поскакал в указанном Ивасиком направлении на Парнасик.
   И поскакал Пегашка прямо в противоположную от Парнашки сторонушку. Но ничего, земля-то круглая, так что рано или поздно Пегашка прибежит в Рим. Известно ведь, все дороги ведут в Рим, а от Рима до Древней Греции, где расположен Парнасик, и рукой подать.
   – Эк стегану́л-то* от нас, понимаешь, Пегасик! – восхитился дедусик.
   – Ну наконец-то утек от нас гадкий Пегашка! – прошептал Ивашка и больше ни шиша не сказал, токмо хмыкнул.
   Засим дедушка Ващще Премудрый и Иванушка-дурачек захотели во дворе хатки посидеть, отдохнуть. Сели они рядышком на два ящика из-под пива, поставленных боком, и закемарили.
   Дедочка покемарил чертову дюжинку минуточек, родил мысль и пнул Ивашку по голяшке:
   – Иван!
   – Шо?
   – Мне мысль в голову пришла!
   – Пусть идет она тудась, откыда пришла!
   – Это очень неожиданная мысль!
   – Какая?
   – А такая, шо мы с тобой – вылитые Шерлок Холмс и доктор Ватсон!
   – Этто еще почему?
   – Мысленный разговор недавно составили, точь-в-точь как Холмс с Ватсоном! В «Собаке Баскервилей», помнишь?
   – Помню! А кто из нас Холмс и кто Ватсон?
   Дедушка задумался, подумал-подумал всего-навсего тринадесять минуточек да и молвил:
   – Ешь меня вошь, тут и думать-то нечего! Надо глянуть на их портреты!
   Дедушка щелкнул пальцами, заорал: «Ой, мама!», и во дворе перед кемарщиками появились два мольберта с портретами Шерлока Холмса и доктора Ватсона кистей известного мастера скверных художеств – профессора Мориарти. Портреты были намалеваны во время сеанса одновременного малевания. Портрет Шерлока Холмса был кисти левой руки, а портрет доктора Ватсона – кисти правой. Головы Холмса и Ватсона были увенчаны здоровеннейшими и многочисленнейшими лавровыми венками, сползшими лауреатам на лбы и еще ниже, так что лиц было нельзя различить. Дедушка с Иванушкой почувствовали острую зависть к изображенным героям. Дедушка сердито щелкнул пальчушками и велел портретам провалиться скрозь землю. Портреты тут же со страшным треском исчезли, подняв облако пыли.
   – Деда, ну кто из нас Холмс и кто Ватсон? – заканючил Иван.
   Дедушка задумался, подумал-подумал всего-навсего тринадесять минуточек под канюченье Иоанна и молвил, пощелкивая пальцами:
   – Ешь меня вошь, тут и думать-то нечего! Ой, мама! Я – Шерлок Холмс, а ты – доктор Ватсон!
   – Эвто еще почему? – обиделся Ивашка. – Почему я Ватсон, а не Холмс?
   – А ты разве хочешь быть Шерлоком Холмсом?
   – Хочу!
   – А зачем тебе быть Шерлоком Холмсом?
   – Ни зачем! Хочу, и всё!
   – Очень хочешь?
   – Очень!
   – Очень, очень?
   – Очень, очень!
   – Очень, очень, очень?
   – Очень, очень, очень!
   – А вот фиг-то тебе! Ты не можешь быть Шерлоком Холмсом!
   – Почему?
   – Подумай сам! Всего-навсего тр... тр... тринадесять разиков!
   – Не хочу думать! Тем более целых тр... тр... тринадесять разиков!
   – Вот поэтому ты и не можешь быть Шерлоком Холмсом!
   – Почему поэтому?
   – Потому что ты не хочешь думать всего-навсего каких-то тр... тр... тринадесять раз... раз... раз... разиков! А ведь Шерлок Холмс постоянно думает!
   – Хм!
   – Зато, Иванушка, ты – вылитый доктор Ватсон!
   – Так уж и вылитый? – застеснялся обрадованный Ивашка.
   – Вылитый, вылитый!
   – Потому, что я изрядный раз... раз... рассказчик?
   – Нет!
   – Потому, что я изрядный кар... кар... кар... лекарь?
   – Нет!
   – Потому, что я изрядный тр... тр... стрелок?
   – Нет!
   – А тогды почему?
   – Потому что ты – изрядный др... др... дурак!
   – У-у-у, хнык, хнык! Этто еще почему-у-у?
   – Почему, почему! Ты что, не понимаешь?
   – Не-а!
   – Иван!
   – А?
   – Почему ты такой дурак?
   – У нас вода такая!
   Замолчали тут дедушка с Иванушкой, задумались о философии Платона и Аристотеля: о воде как стихии. Вот по истечении ровно тринадесяти минуточек дедочка вскакивает с ящика и говорит:
   – Иван!
   – А? – вскакивает со своего ящика Ива.
   – А хорошо б нам с тобою раз, раз и еще раз, раз, раз, раз расследовать какое-нибудь дело какого-нибудь клиента!
   – Ага! – радостно отзвался Иван.
   – Как Шерлоку Холмсу и доктору Ватсону!
   – Ага! – радостно отзвался Иван.
   – Стало быть, решено! Я теперь – вылитый Шерлок Холмс, ты теперь – вылитый доктор Ватсон! Ну ешь к тому ж вошь! – воскликнул дедушка и щелкнул пальцами. – Ой, мама, я вошь съел!.. Что скажешь, Ивашка?
   Ивашка обиженно промолчал и хотел отрицательно покачать головой, но какая-то неумолимая сила заставила его кивнуть и сказать:
   – Ах, да! Да, да, да, да! Ты, дедушка, теперь – вылитый Шерлок Холмс, а я теперь – вылитый доктор Ватсон! Ну ешь к тому ж вошь! Ой, мама!..
   В самом деле, теперь на дедушке с этого самого момента красовались шерлокхолмсовские шапка и плащ-крылатка.
   Шапка была темно-серая, в крупную черную клетку, называлась она шляпой охотника за оленями и имела два козырька: один спереди, другой сзади. Это очень удобно для маскировки: оленям, а также преступникам не удастся подкрасться сзади, потому что им невдомек, где у Шерлока Холмса лицо, а где затылок, если подсматривать издалека.
   Плащ-крылатка, называемый также инвернесским плащом, был пошит из темно-серого шевиота. Широкая пелерина плаща достигала запястий опущенных рук. Эта пелерина для истого детектива была просто незаменима: при спрыгивании с крыши дома она могла послужить парашютом. Ну не носить же всё время за спиной парашют в ранце!
   На Ивашке оказались черный котелок и демисезонное однобортное шерстяное пальто темно-серого цвета, в черную вертикальную полоску, белое кашне и черные кожаные перчатки.
   На дедочке тоже появились черные кожаные перчатки.
   Кроме того, у дедочки с Ивашкой в руках, причем почему-то в левых, очутились длинные тонкие трости из бамбука.
   Дедочка положил трость на землю, принялся шарить в наружных карманах инвернесского плаща и вынул оттеда турецкую туфлю, лупу и револьвер «Веблей-Бульдог». Засим дед расстегнул плащ и достал скрипку со смычком, а из внутреннего кармана – пенковую трубку.
   Лупу дедушка сунул назад в наружный карман, а туфлю, скрипку со смычком, трубку и револьвер по очереди принялся протягивать Ивашке, приговаривая:
   – Вот тебе, Ивашка, от меня игрушки, не погремушки! Я же уже старенький, мне эти игрушки, не погремушки, понимаешь, без надобности.
   – А погремушек у тебя нет?
   – Нет!
   – Не нужны мне от тебя игрушки, не погремушки! Я же еще маленький, мне эти игрушки, не погремушки, понимаешь, тож без надобности.
   Пришлось дедушке раздать не нужные им с Ивашкой игрушки, не погремушки, понимаешь, похрустам, кои остались сими игрушками, не погремушками, весьма довольны.
   – А что, Ванятка, хороша ль у меня крылатка? – спрашивает тут дедушка у Иванушки.
   Иван глубоко задумался да и вопрошает у своего Внутреннего Голоса:
   – А что, Гошка, хороша ли у дедушки крылатка?
   – Хороша-то она хороша, а летать все равно не летает, хоча и с крыльями! – вдумчиво, понимаешь, нашептывает Внутренний Голос Ивану.
   Иван глубоко задумался, подумал-подумал да и орет дедушке:
   – Хороша-то она хороша, а летать все равно не летает, хоча и с крыльями!
   – Как не летает! Летает, только не высоко! – зашипел дедушка и щелкнул пальцами.
   Крылатка тут же замахала пелериной, как крылышками, и дедушка оторвался от земли на высоту одного метра и завис в воздухе, как мотылек.
   – Ну шо за превосходная крылатка! – восхитился Ивашка. – Эк мотыляет, понимаешь, крылатенькая!
   – Вах, вах, вах! – пропищал дед. – Вах, а как именно, понимаешь, мотыляет, а, Ивашка?
   – Ах, ах, как ба́ско* таково́!
   – Вах, вах, вах, вах! – пропищал старец, рубя воздух тросточкой. – Я могу еще вот так! И еще, и еще!
   – Ну ты, дед, ващще! Куд-куд-кудах, ха-ха-ха-ха! – рассмеялась изба. – Не смеши! Коль не умеешь высоко летать – вообще не летай! Бери пример с меня!
   Дедушка обиделся, но не прекратил мотылять, а, громко матерясь, принялся грыма́ть*:
   – Ивашка!
   – Шо?
   – В чем там еще Шерлок Холмс ходил, кроме инвернесского плаща?
   – Не знаю! Сейчас у своего Внутреннего Голоса спрошу!
   – Хорошо, токмо поживее!
   – Ага! Гоша, а Гоша!
   – Шо?
   – Дедушка не знает, в чем там еще Шерлок Холмс ходил, кроме инвернесского плаща!
   – Так пусть дедушка у кого-нибудь спросит!
   – Вот он и спросил у меня!
   – А ты шо?
   – А я не знаю!
   – Ну так спроси у кого-нибудь!
   – Вот я и спрашиваю у тебя!
   – А-а-а!
   – Бэ-э-э!
   Тут Ваньшин Внутренний Голос, который был гораздо начитанней Ваньши, не раздумывая сообщил:
   – Шерлок Холмс ходил в алом халате! А еще в синем! У себя дома: в гостиной, в передней, у себя в комнате и в чулане – ну всюду!
   – Спасибо, Гоша! Ну ты и вундеркинд!
   – Пожалуйста, Иоанн! Завсялды к твоим услугам!
   – Угу! Деда, а деда!
   – Шо, Иоанн?
   – Шо, шо! Ты рази не знаешь, що ощо́* Шерлок Холмс ходил всюду в халате?!
   – В каком?
   – В синем!
   – Пусть вместо плаща на мне станет синий халат! – крикнул дедушка и щелкнул пальцами.
   В ту же секунду на старчушке, воображаешь, вместо инвернесского плаща появился халат рабочий мужской синий по ГОСТ 12.4.132-83, и дед, понимаешь, прекратил мотылять да и грохнулся об землю: доигрался, значит, летун! С земли поднялся и, громко матерясь, принялся грымать:
   – И-о-а-а-а! Иоанн, а Иоанн!
   – Шо? – спросил Иоанн, улыбаясь во весь рот.
   – Шо, шо! Шо-то не нравится мне, как ты выглядишь!
   – А как?
   – Как-то не так! Совершенно не похож на чуткого доктора!
   – Ну и шо?
   – Шо, шо! И-о-а-а-а! А вот шо! Пусть Иоанн выглядит совершенно как доктор, причем очень-преочень чуткий! – и дедушка щелкнул пальцами.
   И в ту же секунду Иван преобразился: вместо одежды доктора Ватсона на пареньке очутился халат медицинский мужской белый по ГОСТ 25194-82 и шапочка белого цвета с красным крестиком, грамотно именуемая медицинским колпаком по ГОСТ 23134-78. Теперь в левой руке у Ивана красовалась не трость, а огромная красная клизма. Каждый, кто знаком с произведением Корнея Чуковского «Айболит», сказал бы, что наш Иоанн на вид – ну вылитый доктор Айболит с красной клизмой!
   – Ну вот! – удовлетворенно произнес, понимаешь, Ващще Премудрый, глядя на преображенного Ивашку. – Таперь совершенно другое дело: таперь наш Иоанн на вид – ну вылитый доктор Ватсон! – и дедушка щелкнул пальцами. – Что скажешь, Ивашка?
   Ивашка обиженно промолчал и хотел отрицательно покачать головой, но какая-то неумолимая сила заставила его кивнуть и сказать:
   – Ах, да! Да, да, да, да! Ты, дедушка, топе́рчи – вылитый Шерлок Холмс, а я топерчи – вылитый доктор Ватсон!
   – М-да-а-а, то-то и оно! Иоанн!
   – Ась?
   – Хорошо б к нам какой-нибудь клиент заявился!
   – Ага-сь! – радостно отозвался Ивась.
   – Я б оного клиента своей проницательностью удивил, а ты бы диагноз ему раз... раз... поставил после медосмотра, раз, раз.
   – Да у меня, диду, нет с собой стетоскопа!
   – Зачем тебе стетоскоп? Я же говорю про осмотр, а не про... про... прослушивание! Взгляд кинул – и тут же диагноз поставил, один из двух. Невжо́* не сможешь поставить?
   – Ась?
   – Запомни, Ивась, в будущем – востребованный доктор Ватсон: во все времена у врачей есть два главных диагноза для страждущих пациентов: либо измождение от непосильных трудов, по-медицински: астения, либо ожирение от непосильного отдыха, по-медицински: метаболический синдром!
   – А-а-а! Ну, энто я смогу-у-у!
   – В самом деле сможешь? Не ошибешься?
   – Не ошибусь! Смогу, понимаешь, угу!
   – Ну тогды пусть, – в нетерпении закричал дедушка, – немедленно появится клиент! А еще лучше – клиентка! – и щелкнул пальцами.
   И в ту же наносекунду ворота забора из похрустов с грохотом отворились, и во двор швидко вбежала незнакомая нам деушка в хорошо знакомых нам сапогах-скороходах и в форме автоинспектора в обтяжку, а еще в огромадной фуражке – аэродроме. А за собой ди́вца вела на поводу упирающегося изо всех сил коня, пронзительно оравшего:
   – И-го-го! И-го-го! Дедуся! Ивашка! Спасайте, понимаете, своего коняшку! Это я, ваш чудный Пегашка!
   Пригляделись дедуся с Ивашкой к коняшке – а это, оказывается, Пегас! Вот те раз!
   – Пегашка! – пронзительно закричал старикашка. – Ка... ка... ка... ка...
   – Ка... ка... Плюгаш... ка... ка... ка!.. – презрительно прошептал Ивашка и погрозил клизмой коняшке, бедняжке.
   – И-го-го! И-го-го!
   – Ваш конь? – застенчиво улыбнувшись, спросила гостья и сняла с головы фуражку-аэродром.
   Засим дева распустила подбородный ремешок и повесила фуражку на шею за спиной.
   – Наш! Наш коняшка! – пронзительно вскричал старикашка.
   – Не наш коняшка! – презрительно прошептал Ивашка и погрозил клизмой бедняжке.
   – Ваш, ваш! И-го-го!
   – Где ты его поймала, нашенского Пегашку? – пронзительно вскричал старикашка.
   – Зачем ты его поймала, не нашенского Пегашку? – презрительно прошептал Ивашка и погрозил клизмой коняшке.
   – А он мне навстречу попался. Наскочил на меня, чуть не растоптал! Он так резво, так резво бежал, я подумала, что он от хозяев удрал! Я его на скаку остановила и к вам привела, хоть он и упирался изо всех сил! У-у-у, негодный, не захотел уступить мне как деушке дорогу и чуть ДТП не совершил!
   – И-го-го! И-го-го! Это с твоей стороны стоял знак «Уступи дорогу»!
   – Вот я и говорю: был бы воспитан, уступил бы мне как деушке, а не по знаку!
   – И-го-го! И-го-го! Не дождешься!
   – Ну, что я вам говорила! – застенчиво улыбнулась дивца. – Невоспитан! Почему вы его совершенно не воспитали?!
   – И-и-и-го-го!
   – Отпусти его сейчас же! – хором хмуро закричали дедушка с Иванушкой, уклоняясь от прямого ответа. – Эвто Пегас! Ему срочно надо на Парнас!
   Дивца, слегка стесняясь, отпустила коня, и тот тут же забегал кругами по двору хатки, и-го-го-гогоча:
   – И-го-го! И-го-го! Раз, раз, раз, раз! Я, понимаешь, Пегас! Мне срочно надо на Парнас, однозначно! Подскажите, в которую сторону бежать-то!
   – Эк закопоте́л*! Бегчи́ тудась, на восток! – пронзительно закричал дедушка и махнул тростью, указывая на запад.
   – Тьфу, эк закопотел! Бегчи тудась, на запад! – презрительно закричал Ивашка и махнул клизмой, указывая на восток.
   – Вот это да, эк закопотел! Бегчи тудась, на юг! – застенчиво улыбнувшись, сказала дивца и махнула автоинспекторским жезлом, указывая на север.
   – И-го-го! И-го-го! Вас понял! На север, так на север! – пронзительно заи-го-готал конь, раз, раз, раз, раз развернулся в сторону юга и – ух! – перемахнул через забор из похрустов.
   Тольки конька и видели! Ну ух, как закопотел! Иван погрозил вслед коню клизмой, а затем сунул ее в карман докторского халата.
   Тут дедушка с Иванушкой принялись пристально приглядываться к гостье, которая вдруг застеснялась, и у всех троих обильно заслезились глаза. Облегающая форма автоинспектора подчеркивала точеную фигуру деушки. При эстетическом созерцании данной фигуры дедушка щелкнул пальчушками, и в руках у Иванушки оказалась, понимаешь, рулетушка, и ею парнишка не преминул воспользоваться, ей-ей, при самом энергичном ассистировании старичишки, разумеется. Ей-ей! Оказалось, у деушки рост сто семьдесят два сантиметра: дедочка абсолютно точно увидел это в лупу. Скажу больше: очертания девичьей фигуры, от коих не так-то просто оторвать взор, были таковы, что по сравнению с ними казались грубоватыми очертания виолончели, нежно прижимаемой к телу музыкантом во время исполнения симфонии-концерта для виолончели с оркестром. Для интересующихся даже могу уточнить: номер опуса – сто двадцать пять, ей-ей.
   – Тебя як зовут, деушка? – проворковал дед, вытирая сиреневым платочком сперва лупу, а засим подслеповатые очи.
   – Да это же Арина, дедушка! – пронзительно закричал Ивашка, вытерев кулаками востренькие глазашки. – Арина Заботница! Точно! Арина, скажи!
   – Точно! – застенчиво улыбнулась деушка, вытерев очи розовым платочком. – Меня зовут Арина Заботница, Защитница и Работница!
   – Ну очень хороша! – пролепетал дедушка, щурясь подслеповато. – А откуда ты, Арина Заботница, Защитница и Работница?
   – Да из нашей деревни! Шарабара́шары*! – пронзительно закричал Ивашка.
   – Стоп! Не лезь поперек дедки в пекло! – пронзительно заорал дедушка на Ивашку и щелкнул пальчушками, в результате чего рулетка из рук Ивашки, понимаешь, упорхнула, как букашка, и канула в эту – ну как ее? – Летку. – Я сам сейчас сделаю гениальное умозаключение! По методу Шерлока Холмса!
   – Это как, дедушка? – изумился Ивашка.
   – А вот как! – дедушка наморщил лоб, обошел с лупой Арину вокруг, пронзительными очами оглядывая деушку, и неожиданно провозгласил: – Ты, деушка, не городская!
   Иванушка-дурачек недоверчиво раз... раз... рассмеялся и сра... сра... кар... кар... саркастически вопросил:
   – Как ты это определил?
   – Но ведь это правильно! – застенчиво улыбнувшись, воскликнула совершенно потрясенная деушка. – Как ты определил?
   – У тебя сапоги сзади испачканы навозом!
   – Да, я из нашей с Иванушкой деревни – Шарабарашары! – ответствовала потрясенная деушка, и на лице ее вспыхнула застенчивая улыбка.
   – А почто на тебе мои сапоги, Арина Заботница, Защитница и Работница? – воскликнул дедушка, глядя в лупу на деушку в сапогах.
   – Да-да, а почто на тебе дедушкины сапоги? – прошептал Ивашка. – Бетон, что ли, замешивать? Аль тараканов давить?
   – Мы – сапоги-скороходы, а не бетономесы! Мы – сапоги-скоробеги, а не тараканодавы! – обиделись сапоги.
   – Ты что, диду, забыл, как ты сам нам велел в двадцать девятой закомуринке поскорее возвращаться из этой – как ее? – Шарабарашары?! – возмущенно заявил правый сапог.
   – Да еще велел одним, без наипрекраснейшей русской костки, не возвращаться! – возмущенно добавил левый сапог.
   – Вот мы и возвратились! – громко и радостно гаркнули оба́два*. – Да еще и с наипрекраснейшей русской косткой! Арина, скажи!
   – Совершенно верно! – застенчиво улыбаясь, поведала дивца. – Дело было так: к нам в Шарабарашару вернулась Катя Огняночка и сразу же принялась играть деревенскую свадьбу с экс-царем Горохом. Был устроен большой бал-маскарад, на мне был костюм автоинспектора и хрустальные туфельки на высоком каблуке, а Катя щеголяла в прекраснейшем белом пеньюаре и в этих вот чудных, моднючих сапожках. Они мгновенно стали строить мне глазки и так жутко понравились, что я тут же попросила их у Кати померить! А Катеньке захотелось померить мои хрустальные туфельки! И мы сразу же обменялись обувью! И – о чудо: энти чудные, моднючие сапожки пришлись мне ну совершенно впору!
   – Ведь когда Аринушка надумала нас примерить, – наперебой закричали сапоги, – она так жутко нам сразу понравилась, что мы решили без нее не возвращаться! Так что при надевании мы тут же чуть-чуть увеличились, чтобы прийтись ей ну совершенно впору!
   – Правда? – потрясенно воскуяркнул дедушка.
   – Правда! – воскликнул правый сапог.
   – Правда? – гораздо более потрясенно воскуяркнул дедушка и с сомнением поглядел на сапоги в лупу.
   – Нет, не правда, а левда! – воскликнул левый сапог.
   – Но в чем тогды эвта правда и левда?
   – По правде и левде сказать, мы решили вообще не возвращаться, потому что в деревне в самом разгаре была гулянка по случаю свадебки Кати Огняночки. Ох и погуляли! Плясали три дни без перерыва!
   – Почему же тогды вернулись?
   – Не знаю, – сказал правый сапог, с изумлением поглядев на левого брата.
   – Не знаю, – сказал левый сапог, с гораздо большим изумлением поглядев на правого брателку.
   – Наверное, с перепою! – глубокомысленно предположили обадва и, подумав, добавили: – А также и с пережору!
   Тут у дедушки, понимаешь, слегка разыгрался аппетит. Премудрый укусил трость, поморщился и тогда еще раз самым внимательнейшим образом принялся приглядываться к деушке. Ведь в отношении деушек дедушка отличался чрезвычайной дотошностью, в деушках дедушку интересовало решительно всё. Дедушка встал прямо перед Ариной и посмотрел ей в лицо через лупу: это было лицо писаной красавицы, причём истинно русской. И вот что отметил про себя дед, глотая слюнки. Лицо овальное, естественного цвета. Волосы средне-русые, на прямой пробор, сзади собраны в небольшой хвост. Глаза серые. Линия глаз прямая. Уши – идеальные. Губы классические.
   Дедушка отбежал в сторонку, подбежал, опять отбежал и подбежал, затем встал и посмотрел через лупу на Арину сбоку. Он с восхищением углядел прекрасный античный профиль с прямым носом классической длины. Этот профиль достоин быть выбитым на монете, метко подметил поразительно наблюдательный дед.
  Глубоко задумавшись об увиденном, дедушка вернулся на прежнее место. Он так и сел на ящик из-под пива и посмотрел через лупу прямо в лицо стоящей Арины, то есть под углом снизу вверх. Тогда в лице девы, в плавных линиях щёк, подбородка и в четких очертаниях носа и глаз проглянула какая-то восточная красота: теперь это было лицо Шехерезады или райской гурии.
   Русская красавица! Античная царица! Райская гурия! Да, подумал Ващще Премудрый, с этой деушкой невозможно соскучиться, ведь на неё можно смотреть с разных точек зрения!
   Ну, словом, пригляделся дедушка к деушке – и убедился, что перед ним действительно наипрекраснейшая русская костка: такой фантастически красивой русской деушки дедушка в жизти еще не встречал! Дедушка понял, что мало еще что видел в этой жизти, что он вообще еще юн и что он влюбился в эту деушку с первого взгляда, а потом еще больше полюбил со второго! У дедушки изо рта потекли слюнки: так ему захотелось жениться на этой деушке, ну и так далее. Дедушка куснул несколько раз трость и криво поморщился.
   – Глубокоуважаемая Аринушка! – сказал дедушка и лизнул трость.
   – Шо?
   – Седай рядышком, на ящичек из-под пива!
   Арина присела.
   – Глубокоуважаемая Аринушка! – сказал дедушка и вдругорядь лизнул трость. – Дозволь обратиться к тебе с энтим... как его?.. ах, забыл! Ну очень интригующим! Не пожалеешь!
   – Вах! – Иван так и раскрыл рот.
   – Дозволяю! – соизволила ответить Арина, милостиво снисходя к дедушкиным словам, и лицо ее осветила чудеснейшая застенчивая улыбка.
   – Такой фантастически красивой русской девушки я в жизти еще не встречал!
   – Ну и?
   – Вах! – Иван так и сунул в рот палец, а вошла вся кисть.
   – В связи с энтим дозволь сделать тебе незамедлительное искреннее предложение!
   – Дозволяю! – застенчиво улыбнулась дивца.
   – Тьфу! – Иван так и выплюнул кисть изо рта да и плюхнулся тут на свой ящичек из-под пива.
   – Я тебе предлагаю... Тебе предлагаю... Немедленно... Немедленно... – начал было дедушка, имея в виду предложить оч-чаровательнейшей деушке выйти сию же секундочку за него замуж, как вдруг какая-то неумолимая сила заставила его брякнуть: – Стать нашей клиенткой!
   – То ись? – потрясенно произнесла Арина, застенчиво улыбнувшись.
   – Мы с Иванушкой-дурачком теперь – детективы. Я – Шерлок Холмс с лупой, он – доктор Ватсон с клизмой! Иван!
   – Я! – вскочил со своего ящика Иван. – Ну чего?
   – Того, энтого, всего! Изволь показать свою клизму!
   – Яволь! – и Иван поспешил выполнить дедушкину волю. – Во!
   – Иван!
   – Я! Ну чего?
   – Того, энтого, всего! Изволь убрать клизму!
   – Яволь! – и Иван поспешил выполнить дедушкину волю. – Во!
   – Иван!
   – Я! Ну чего?
   – Того, энтого, всего! Не маячь, изволь сесть!
   – Яволь! – и Иван поспешил выполнить дедушкину волю. – Во!
   – Арина!
   – Я! Ну чего?
   – Того, энтого... всея! Будь нашей клиенткой и срочно сообщи о каком-нибудь известном тебе преступлении, которое необходимо раз... раз... раскрыть! Мы за это дело возьмемся! – воскликнул дедушка и щелкнул пальцами. – Что ты об энтом думаешь? А также что ты об энтом скажешь?
   – Сейчас я скажу всё, что об энтом думаю! Немедленно... Немедленно... – возмущенно воскликнула деушка и хотела было по пунктам раз... раз... разнести дедушкино предложение да еще раз... раз... раз... разъяснить, что она об всём энтом думает, как вдруг какая-то неумолимая сила заставила ее раз... раз... раз... раз... раз... ляпнуть: – Конечно же, я согласна стать вашей клиенткой! А что для энтого надо?
   – Ура! А что для энтого надо? – воскликнул Иванушка, обращаясь к дедушке.
   – Ура! А что для энтого надо? – воскликнул дедушка, обращаясь к сапогам-скороходам.
   – Ура! А что для энтого надо? – воскликнули сапоги-скороходы, обращаясь к Аринушке.
   – Ура! А что для энтого надо? – воскликнула Аринушка, обращаясь в свою очередь к Иванушке.
   При этом она застенчиво улыбнулась.
   – Г-хм! Так что для энтого надо? – воскликнул Иванушка, обращаясь к дедушке.
   – Не знаю, надо подумать и вспомнить, ешь меня вошь! – воскликнул дедушка и щелкнул пальцами. – Ой, меня вошь укусила! Я же убью ее, где моя лупа?.. А-а-а, вспомнил, вспомнил!
   – Шо? Шо? Шо? – с большущей застенчивостью воскуяркнула Арина. – Так где она, эта лупа?
   – Фиг с ней, с лупой! Аз вспомнил, вспомнил! – и дед вскочил со своего ящика.
   – Шо именно?
   – Сначала ты, Аринушка, должна попросить Иванушку как доктора осмотреть тебя и поставить диагноз!
   – А где у него стетоскоп, чтобы меня прослушать? – застенчиво спросила Арина и встала со своего ящика.
   – Зачем ему стетоскоп? Я же говорю об осмотре, а не о прослушивании! Всё просто: взгляд кинуть – и тут же диагноз поставить, один из двух. Неужто так трудно? Иван у нас замечательный доктор! Сейчас он тебя осмотрит и поставит тебе диагноз! Без всякого стетоскопа! Иван!
   – Я! – Иван вскочил со своего ящика и достал клизму. – Ну чего?
   – Того, энтого, всего! Даю тебе на осмотр секунду! Нет, сантисекунду! Нет, миллисекунду! Нет, наносекунду! Нет...
   – Я уже осмотрел!
   – И шо? Какой диагноз из двух? Астения? Метаболический синдром?
   – У пациентки... тьфу, у клиентки нет ни абсентии, ни металлоболического синброма! Арина совершенно здорова!
   Иванушка с гордостью и восхищением посмотрел на дедушку, дедушка с гордостью и восхищением посмотрел на Арину, Арина с гордостью и восхищением посмотрела на Иванушку. Засим все дружно, понимаешь, расселись на своих ящиках, уставились на Аринины сапоги и как в рот воды набрали.
   – Иван! – вскричал дедушка после тринадцатиминутного молчания.
   – Я! – вскочил Иван, крепко сжимая в руке клизму. – Ну чего?
   – Того, энтого, всего! Изволь убрать клизму!
   – Яволь! – и Иван поспешил выполнить дедушкину волю. – Во!
   – Иван!
   – Я! Ну чего?
   – Того, энтого, всего! Не маячь, изволь сесть!
   – Яволь! – и Иван поспешил выполнить дедушкину волю. – Во!
   Засим все опять уставились на Аринины сапоги и как в рот воды набрали.
   – А теперь, Аринушка, скажи: не произошло ли в твоей деревне похищение чего-нибудь очень важного? – спросил дедушка после тринадцатиминутного молчания и развернул свою шляпу на голове задним козырьком вперед, а передним назад.
   – Чего это?
   – Того, энтого, всего! Ну там теленка или ягненка?
   – Нет, не произошло.
   – Чего-нибудь просто важного?
   – Чего это?
   – Того, энтого, всего! Ну там куренка или утенка?
   – Нет, не произошло.
   – Чего-нибудь неважного?
   – Чего это?
   – Того, энтого, всего! Ну там морковки какой-нибудь или свеклы?
   – Нет, не произошло.
   – Чего-нибудь совсем неважного?
   – Чего это?
   – Того, энтого, всего! Да чего угодно! Хоть полной ерунды!
   Арина задумалась, застенчиво улыбнулась и радостно сообщила:
   – Да, есть такая ерунда! У моих соседей похищен колобок!
   – Колобок?
   – Ага, колобок! – Арина улыбнулась еще застенчивее.
   – Ну что ж, принимаю решение: будем раз... раз... расследовать его похищение! А что такое колобок?
   – Ну, колобок – он такой... такой... круглый такой и...
   – Дай я! Дай я объясню! – перебил деушку Иванушка. – Колобок – он такой... такой... круглый такой и... и...
   – И его едят, понятно?! – закричали оба.
   – Понятно, понятно! – воскликнул дедушка. – Однако не ясно: если он именно такой, круглый, то как же его есть? Он ведь не поместится в рот!
   – А ты его кусай! – улыбнулась дивца. – Так, так и этак!
   – Дай я! Дай я объясню! – перебил деушку Иванушка. – А ты его кусай! Так, так и этак!
   – Ну что, понятно?! – закричали оба.
   – Конечно, понятно! – уверенно сказал дедушка, у коего не было большинства зубов, нахмурился и сразу же изрек: – Но мне не ясно!
   – Что тебе не ясно?! – закричали деушка с Иванушкой.
   – Что такое колобок!
   – Давайте я испеку колобок! Для наглядности! – предложила Арина, застенчиво улыбаясь.
   – Не надо! Нам совершенно некогды! Кажная минута промедления может повредить раз... раз... расследованию!
   – Что делать? Что делать? – нечаянно закричал Иванушка.
   – Что делать? Что делать? – стеснительно простонала деушка.
   – Что делать? Что делать? – отчаянно забурчал дедушка и развернул свою шляпу на голове передним козырьком назад, а задним козырьком вперед.
   – Что делать? Что делать? – со страшным скрипом закричали сапоги.
   – Что, что! – внезапно подал голос Иванушкин Внутренний Голос. – Пусть скатерть-самобранка выдаст дедушке колбас... колба... колобок!
   – Что, что! – поучительно закричал Иванушка голосом своего Внутреннего Голоса и замахал руками. – Пусть скатерть-самобранка выдаст тебе, дедушка, ка... ка... ка... ка... колобок!
   – И верно! Отлично придумано! Немедля бежим в хатку! – решительно забурчал дедушка и вскочил с ящика. – За мной!
   Арина с Ивашкой вскочили со своих ящиков, и все трое ринулись в хатку и обступили там, понимаешь, скатерть-самобранку, постеленную на стол. Дедушка тут же произнес положенное заклинание:
   – Дай ты мне, ска́терга*, попить-поесть! Попить молока, а поесть колобка!
   Самобранка тут же и сообщает басцом:
   – Закрыто на переучет!
   – Да цыц-ка ты! Ни гамани́!* На портянки пущу, понимаешь!
   – Чего изволите? – мгновенно у всех на глазах превратилась самобранка из льняной в шелковую.
   – Ой, хочу онучи, дедунечка! – заканючил Иван. – Однозначно! Така у меня чудна мечта!
   – Не канючь онучи! Онучи потом, понимаешь! А сперва – гастрономическое желание!
   – Чего именно желаете?
   – Желаем, чтобы ты явила нам колобок!
   – С молоком?
   – Так и быть, молока, понимаешь, не треба!
   – Хорошо! Толькя учтите: я сама ни фига не готовлю, а толькя телепортирую!
   – Чего, чего?
   – Того, энтого, всего! Проще говоря, гдей-то чегой-то убудет, а у нас тогой-то прибудет.
   – Чего, чего?
   – Того, энтого, всего! Если у нас чегой-то прибыло, то это лишь потому, что у когой-то чегой-то убыло. Научный закон.
   – Когой-то чегой-то тогой-то?! Чтой-то чегой-то ващще не тогой-то!
   – А шо?
   – Чтой-то я в энтом законе сумлеваюсь!
   – Не сумлевайся: дура лэкс, сэд лэкс, хоча и дура!
   – Шо?
   – Энто по латыни. В переводе означает: закон суров, но энто закон, хоча и суров!
   – Какой такой закон? Я с ним не знаком!
   – Закон Ломоносова.
   – Михайлы?
   – Ну да!
   – А-а-а, знаю, знаю! Лично знаком!
   – Откуда? – закричали, разинув рты, все присутствующие: Ивашка, Арина, сапоги, скатерть, кресло-качалка, табуретки и прочие обитатели хатки.
   – Я его, зеленого прохвессора, помнится, в академики рекомендовал! Причем черный шар ему бросил при единогласном голосовании за!
   – А зачем черный шар? – возмущенно возопили все.
   – А чтобы новоизбранный академик не зазнавался!
   – А-а-а! – облегченно выдохнули все.
   А скатерга сказала:
   – Поставьте на меня серебряное блюдечко!
   – А зачем серебряное блюдечко? – возмущенно возопили все.
   – А чтобы мне, понимаешь, не замараться!
   – А-а-а! – облегченно выдохнули все.
   – Делайте, что говорю!
   – Хорошо!
   Дедушка сбегал к серванту в стиле бидермайер, достал оттудова серебряное блюдечко и поставил его на скатергу:
   – Вот тебе блюдечко!
   – А вот тебе колобок!
   На серебряном блюдечке появился колобок: румяный, аппетитный и так вкусно пахнущий свежим хлебом!
   – Так вот ты какой, колобок! – потрясенно вымолвил дедушка.
   – Здравствуйте! – сказал колобок. – Аз – колобок! Вот я какой!
   – Ну, что еще ты нам скажешь? – благосклонно промолвил дедушка, разглядывая колобка в лупу и облизываясь.
   Колобок с подозрительностью поглядел на дедушку, поморщился и твердо изрек:
   – Вам я ни фига не скажу!
   – Нет, скажешь!
   – Нет, не скажу!
   – Нет, всё-таки скажешь!
   – Нет, всё-таки не скажу!
   – А я говорю, скажешь! – и Премудрый преловко щелкнул пальцами. – Говори!
   – Так и быть, скажу! Я у дедушки ушел!
   – Вот это да! – потрясенно сказали все хором.
   – Я у бабушки ушел!
   – Вот это да!
   – Я у волка ушел! Я у медведя ушел! Я у лисы ушел!
   – Вот это да! Вот это да! Вот это да, да, да, да!
   – А у тебя, старичек, ващще сразу уйду!
   – Вот это о-го-го! – потрясенно сказали все хором, а дедушка восхищенно добавил: – Ну здорово сказал! Бис!
   Колобок зарделся от удовольствия и поклонился, как артист, чем вызвал бурные, продолжительные аплодисменты всех присутствующих, и засим сказал на бис:
   – Кхе-кхе! Да-с, у тебя, старичек, ващще сразу уйду! У тебя, старичка, не хитро уйти! Ващще!
   – Да-с, вот это здорово сказал! Ващще! – воскликнул дедушка, и у него потекли слюнки. – Ну-с, надоть подкрепиться на дорожку!
   Дедушка широко раз... раз... раскрыл пасть – и щелкнул пальцами. Колобок прыгнул в сторону, намереваясь швидко удрать, срикошетил от стены – и попал прямиком в большущую дедушкину пасть. И дедушка слопал колобка!
   – Ну-с, – воскликнул дедушка, облизываясь, – вкусно, ващще! Жаль, жубов маловато, а то б я его, вкуснягу, жевал и жевал! Ну-с, а тенчас* надоть спешно отправляться в деревню, дабы на месте провести наше детективное раз... раз... расследование!
   – Ура! Отправляемся в родную деревню! В Шарабарашару! – возопили Иванушка да Аринушка.
   – И шо? Нам опять бежать сломя голову? – спросили сапоги. – Аринушкину голову, разумеется!
   – А нам шо? – шепнул Внутренний Голос Иванушке. – Вдвоем на твоих двоих?
   – А нам шо? – возмущенно закричал Иван. – Вдвоем на моих двоих?
   – Кому это – вам? Царь Горох, что ли, чтобы называть себя – мы? Ну ващще! – заявил Ващще и погрозил Иоанну тростью.
   – Царь Горох, что ли, чтобы называть себя – мы? – яростно пригрозил Иван своему Внутреннему Голосу клизмой. – Ну ващще! Кому это – нам?
   – Нам! Мне, твоему Внутреннему Голосу, и тебе! – возмущенно шепнул Внутренний Голос Иванушке. – Нам с тобою, ващще!
   – Нам! Мне и моему Внутреннему Голосу! – яростно закричал Иван дедушке, размахивая клизмой. – Нам с ним, понимаешь, ващще!
   – Не треба! Поскачем на избушкиных двоих! То бишь на курьих ножках! Избушка!
   – Шо?
   – Бегом – марш!
   – Шо, вот прямо-таки сейчас? Куд-куда!
   – Прямо сейчас! Туд-туда! И похрустов прихвати!
   – Я не знаю дороги, куд-куд-куда!
   – Арина покажет! Туд-туд-туда! Арина, покажешь?
   – Покажу, дедушка, да! – сказала Арина, надела на голову фуражку-аэродром и застенчиво улыбнулась.
   – Тогда пусть Арина бежит впереди меня и показывает дорогу, куд-куд-куда! – сварливо прокудахтала изба.
   – Хорошо! – сказала Арина и застенчиво улыбнулась. – Нам надо бежать вон туда!
   – Вот и хорошо, куд-куда!
   – И перестань постоянно спрашивать: куд-куда? – прошипел дедушка и пригрозил избеночке тростью. – Куд-куда, куд-куда! Туд-туда!
   – Да поняла я, поняла! Это я так кудахтаю!
   – А-а-а! А это я так тудахтаю!
   – А-а-а!
   – Бэ-э-э!
   Ту́товона* Арина выскочила из избы во двор и радостно закричала:
   – Избушка!
   – Шо?
   – За мной! Бегом – марш! – и Арина застенчиво улыбнулась.
   – Ага! Куд-куда!
   И изба сорвалась с места и принялась гоняться за красавицей по всему двору. Дедушке с Ивашкой, шобы спастись от страшенной тряски, пришлось плюхнуться на табуретки и крепко вцепиться руками в подоконник. Впрочем, от этого тряска стала только сильнее.
   Арина, застенчиво улыбаясь, выбежала за ограду из похрустов через ворота и, демонстрируя бег на месте, радостно закричала:
   – За мной! За мной!
   Изба выбежала за ограду и, демонстрируя бег на месте, сварливо заорала:
   – Похрусты!
   – Шо?
   – За мной! За мной! Куд-куда!
   – Ага! А куд-куд-куда?
   – Куд-куда, куд-куда! Туд-туда!
   – А-а-ага-а-а, так вот куд-куда! – и похрусты дружно изобразили бег на месте.
   – Эк, как мы ковыляем! – восхитился дедушка. – Эдакая ковылькада, понимаешь!
   – Бегом – марш! – застенчиво улыбнувшись, звонко закричала Арина и сорвалась с места.
   – Бегом – марш! – нахмурившись, заорала изба и побежала со всех своих курьих ножек, возмущенно лопоча: – Куд-куда, куд-куда! Туд-туда, туд-туда! Туд-туд-туда, куд-куд-куда, да, да, да!
   И вся ка... ка... ка... ковылькада швыдко-швыдко побежала по лесной стезе: впереди – Арина в сапогах-скороходах, за ней – избушка на курьих ножках, на собачьих пятках, а за ней – группа по... по... по... похрустов, каждый – на своих двоих. И-эх, похрусты копотят себе по чащобушке, припрыгивают да насвистывают; и неказисты парни, а то́ежь* и девки, да бежь* хороша: бе́жма побежали, побежали, да всё, понимаешь, бегут себе босопля́сами*!
   Так они все мчались уже целых тринадцать минут, как вдруг впереди показался всадник на вороном коне, стремительно мчащемся навстречу. А лесная стезя-то однополосная, не разминуться! А несущиеся навстречу конь со всадником – оба огромадного, прямо-таки богатырского роста! Бо́ско* несутся навстречу ка... ка... ковылькаде, не остановить! И никто никому не уступает стезю! Дедушка с Иванушкой зе́хнули* в окошко, впали в оцепенение и зажмурили глаза, ожидая неминучего ДТП.
   Однако ДТП не произошло: Арина коня на скаку остановила! Туша богатырского коня по брюхо ушла в землю, ступни всадника воткнулись туда же. Поднялось колоссальное облако пыли.
   Как же красавица Арина коня на скаку остановила? А как все, понимаешь, русские красавицы – совершенно по-своему!
   А красавица Арина коня на скаку остановила вот как: вынула из кожаного чехла, висевшего на ремне с левой стороны, черно-белый жезл автоинспектора – и подняла его вверх! Жезл для пущей заметности имел длину один метр.
   Дедушкина ковылькада тут же тоже остановилась, подняв свое колоссальное облако пыли. Потрясающе: все существа мужеского пола, коих немало было среди похрустов, громко заматерились, но дисциплинированно остановились. И все существа женского пола – тоже. А когда пыль начала раз... раз... рассеиваться и появилась какая-то видимость, дедонька встал с табурета, высунулся из окошка избы и закричал богатырю:
   – Эй, ты, богатырь, сам с волдырь! Прочь с дороги!
   Богатырь попытался было выпростаться вместе с конем из земли, потерпел неудачу и заорал в сердцах:
   – Эй, ты, старикан, сам с чурбан! Сам прочь с дороги!
   – А ты кто таков, чтобы мне указывать?
   – А ты кто таков, чтобы тут командовать?
   – Нет, кто ты таков?
   – Нет, это ты кто таков?
   – Нет, скажи, кто ты таков? – и дедушка щелкнул пальцами, сгорая от нетерпения.
   – Я – Илья Муромец! Вот я каков! Слыхал про меня, старикашка?
   – Не слыхал, букашка!
   – Г-хм! Да кто ты таков, что про меня, Илью Муромца, не слыхал? Ты что, ващще?
   – Да, я – ващще... ващще... А-а-а, вспомнил, вспомнил! А я – Ващще Премудрый! Я, понимаешь, – бессмертный, двождызначно! Слыхал про меня, трождызначно?
   – Не слыхал, однозначно!
   – Г-хм! Да куды это ты так спешишь, невежда Илья Муромец?
   – Гонюсь за Соловьем-разбойником! Треба срочно его поймать! А ты куды это так спешишь, невежда Ващще Премудрый?
   – Спешу на поиски колобка! Треба срочно его отыскать! Ну-ка, уступи мне дорогу, невежа! Мне шибко срочно!
   – Нет, это ты уступи мне дорогу, невежа! Мне еще шибче, еще срочнее!
   Тут Внутренний Голос прошепетал Иванушке:
   – Г-хм! Что за шум, а драки нет?
   – Эй! – громко завопил Иванушка. – Что за шум, а драки нет?
   – Будет драка! – зычно завопил богатырь, матерясь, и – чпок, чпок! – выпростал-таки ступни из земли. – Сейчас вот как слезу с коня! Да как засучу рукава!
   Однако с коня почему-то не слез.
   – Ох, и лютая будет драка! – страшно заорал дедушка, матерясь. – Сейчас вот как вылезу в окошко из избишки! Да как засучу рукава!
   Однако в окошко из избишки почему-то не вылез, только тросточкой погрозил.
   Илья Муромец выхватил из заплечных ножен меч и – раз, раз! – размахивая им над головой, закричал:
   – А вот я сейчас с курьих ножек надстройку-то на фиг срублю!
   Однако ж с коня так и не слез.
   Дедушка отскочил от окошка, тросточку отбросил, выхватил из кармана штанов предмет, напоминающий фонарик, нажал на кнопочку, и из фонарика вырвался лазерный луч раз... раз... размером с лезвие меча. Дед подкрутил барашек на рукоятке меча и отрегулировал длину лезвия так, чтобы она была в полтора раз... раз... раз... раза больше, чем у меча Ильи. Засим дедка вновь высунулся из окошка и заорал, беспрестанно тыкая сим лазерным лезвием в воздух:
   – А вот я сейчас твоего коня копыт-то лишу!
   Однако ж из избы так и не вышел.
   Словесная ярость обоих спорщиков стала подобна коню, скачущему со всех ног.
   – Стойте, стойте! Немедленно прекратите! – крикнула Арина, решив, что пора остановить ярость на скаку.
   Деушка смело подняла черно-белый жезл автоинспектора вверх. В эту секунду Арина смотрелась необыкновенно прекрасно! И особенно хороша была игравшая на ея лице застенчивая улыбка, не говоря уже о фуражке-аэродроме!
   Илья Муромец с дедушкой глянули на красавицу в клёвой фуражке – и, понимаешь, лишились дара речи: тут же прекратили материться, а дедочка так и сел на свой табурет возле окна.
   Ровно через тринадцать минуточек к молчунам неожиданно вернулся дар речи, и богатырь потрясенно воскликнул:
   – Деушка, а деушка!
   – Шо?
   – Как ты эвто делаешь?
   – Шо именно?
   – Коней на скаку останавливаешь?
   – Да очень просто! Тут самое главное – не бояться, что тебя растопчут: конь еще больше боится тебя растоптать!
   – А ежели всё же растопчет?
   – Не-е-е, побоится: не то представляете, что с ним потом сделает сообщество автоинспекторов?!
   – А-а-а! Так вот оно что! – воскликнули все и хлопнули каждый себя по лбу.
   – Глубокоуважаемый Илья! – сказала Арина, застенчиво улыбаясь.
   – Шо? – во все глаза уставился обалдевший Илья на красавицу и убрал меч в заплечные ножны.
   – Ежели вы поедете прямо, куда ехали, то упретесь в тупик, в пункт постоянного пребывания избы дедушки Ващще Премудрого. А вашего Соловья-раз... раз... разбойника там нетути – мы только что оттудова. Вы на последней раз... раз... развилке свернули не туда, куда вам надо, а под «кирпич». Вы что, «кирпича» не раз... раз... рассмотрели?
   – Раз... раз... рассмотрел!
   – Вы что, не знали, что под «кирпич» ехать нельзя? – застенчиво улыбнулась дивца.
   – Отлично знал! Но мой внутренний голос шепнул мне: «Как нельзя?» – и я поехал!
   – А-а-а! Тогды всё понятно! – Арина застенчиво улыбнулась. – Я вам советую раз... раз... развернуть коня, доскакать до первой раз... раз... развилки и там свернуть.
   – А куда сворачивать-то, направо или налево?
   – Там перед развилкою – камень, на нем всё раз... раз... расталдыкано!
   – Отлично! Я так и поступлю! Спасибо за ценный совет, деушка!
   И Илья Муромец послал деушке воздушный поцелуй и стегнул богатырского коня богатырской плетью – и конь, богатырски крехтя под своим седоком, вдруг – чпок! – да и выпростался из земли! Муромец развернул коня и поскакал в обратном направлении. А дедушкина ковылькада, осторожно обойдя циклопический котлован, как ни в чем ни бывало поскакала за богатырем.
   Достигнув ближайшей развилки, Муромец остановил богатырского коня и прочел надпись на камне: «Налево пойдешь – в логово Соловья-разбойника попадешь и там, естественно, от свисту его пропадешь; направо пойдешь – в Шарабарашару попадешь и там, естественно, на гулянках совсем пропадешь!» Илья Муромец, не будь дурак, выбрал, естественно, тот вариант, где пропадешь, но не совсем, и повернул коня налево, а ковылькада побежала за красавицей Ариной направо.
   И вот, наконец, ковылькада, понимаешь, наша достигла, воображаешь, Шарабарашары – окруженной дремучим лесом древней деревянной деревеньки в тринадесять добротных дворов.
   – Ну и где двор твоих соседей, Арина, у которых пропал колобок? Там? Или там? – нетерпеливо крикнул в окошко дедушка Шерлок Холмс и ткнул пару раз тростью в воздух.
   – Их двор – номер двенадцать, рядом с моим двором под номером восемь! – Арина застенчиво улыбнулась.
   – А твой двор где?
   – На краю деревни! – застенчиво улыбнулась дивца.
   – На ближайшем к нам?
   – Нет, на противоположном! – Арина застенчиво заулыбалась.
   – Айда туда! – и дедушка энергично ткнул тростью в воздух.
   И вся ковылькада поспешно устремилась через всю деревню к вожделенной цели.
   Деревня, казалось, была зажиточная: в каждом дворе – «Нива» или мотоцикл с коляской. Избы добротные, пятистенные, не черные, а белые. Повсюду из открытых окон лилась магнитофонная услада: из некоторых – «Битлз», но из большинства – Высоцкий и Пугачёва.
   Редкие прохожие при виде ковылькады сигали в кусты чертополоха. Зато вслед бежали собаки с громким лаем и мальчишки со свистом и улюлюканьем.
   А когда ковылькада пробегала в самом центре деревни мимо одного двора, на заборе которого висела бирка с номером тринадцать, написанным римскими цифрами, Премудрый с Иванушкой заметили: там перед пугалом огородным сидел экс-царь Горох на своем раскладном троне и, аккомпанируя себе на баяне, пел усевшимся на пугало воронам: «Молодым у нас – доска почета, молодым всегда – достойный путь!» И осоловевшие вороны совершенно согласно кивали клювами и подпевали: «Молодым, кар-кар, – доска почета, молодым, кар-кар, – достойный путь!» Экс-царь был обряжен в пончо, джинсы, сомбреро и тапочки, всё упомянутое – горохового цвета, самых разных оттенков, и всё – рваное.
  Увидев бошки Иванушки и Премудрого, торчащие из окошка избушки, бегущей на курьих ножках, Горох тут же вскочил и сложил раскладной трон, а баян сунул в чехол. Засим экс-царь со всем этим экс-царским, понимаешь, скарбом бросился со всех ног за ковылькадой.
  Из избы-пятистенки незамедлительно выскочила, воображаешь, Катя Огняночка в хрустальных туфельках на высоких каблуках, в красном фартуке поверх белого пеньюара и, понимаешь, с грандиозной поварешкой в руке. Запахло прекрасным гороховым супом, заправленным отменной сметаной. Огняночка бросилась за Горохом с криком:
   – Горошек! Ты это куда-а-ась? А кто будет смотреть за автомобилем «Нива» в гараже, за огородом, за хлевом, за коровником, за курятником, за анбарами с закромами, а также за погребами?
  По пути Екатерина хряснула кого-то из местных жителей поварешкой и завладела его граблями, чтобы защищать дедушку Ващще Премудрого: ведь шарабарашарцы всегда ховают нажитое и хватаются за грабли, цепы и косы и прочие веские причины мучительной кручины всякого, понимаешь, заезжего чина.
   Наконец ковылькада прибыла во двор Арининой хаты. Во дворе, понимаешь, стоял гаишный мотоцикл с коляской, а еще там было много кустов малины, колючих-преколючих. Дедушка вышел из избы, таща за руку упирающегося Иванушку, встал, огляделся и принял решение расположиться здесь лагерем. Избушка встала на указанное Ариной свободное место, а похрусты окружили новый лагерь забором в два ряда.
   Но тутовона к прибывшим сразу принялся отважно пробиваться через двойной забор похрустов экс-царь Горох. Похрусты старались его схватить и не пропустить, но они не могли до него дотянуться: Горох был низенький, кругленький, а главное – в сомбреро невообразимого размера.
   Экс-царь подбежал как можно ближе к прибывшим, насколько это позволяло сомбреро, и радостно завопил:
   – Дедушка! Ивашка!
   – Горошек! – дружно гаркнули дедушка с Ивашкой, почувствовав запах свежего горошка.
   – Мабудь, обнимемся першим делом? – восторженно предложил экс-царь, но сомбреро почему-то не снял.
   – Не царское эвто дело – обниматься в сомбреро! – дружно гаркнули дедушка с Ивашкой.
   – Да я теперь не царь!
   – А кто? – дружно гаркнули дедушка с Ивашкой.
   – Экс-царь! Так шо обнимемся першим делом! – восторженно предложил экс-царь, однако сомбреро так и не снял.
   Тут дед посуровел и задумчиво изрек:
   – Да ни! Першим делом? Першим делом – преступленья!
   – Ну а музыка? Приличная, энергичная игра на баяне?!
   Дедушка на микросекунду расплылся в блаженной улыбке, одначе посуровел и мрачно изрек:
   – А музыка потом!
   – У-у-у!
   Но вот в то же самое окомгновение к двойному забору из похрустов подбежала экс-царица Катя Огняночка и принялась энергично орудовать граблями. Через два ряда похрустов Катя прошла, как нож скрозь масло. Экс-царица подскочила как можно ближе к прибывшим, насколько это позволяли ей мельтешащие грабли, и радостно завопила:
   – Дедушка! Ивашка!
   – Катенька! – дружно гаркнули дедушка с Ивашкой.
   – Мальчики! Мабудь, обнимемся першим делом? – восторженно предложила экс-царица, но орудовать граблями почему-то не прекратила.
   – Не царицыно энто дело – обниматься средь беспредела! – дружно гаркнули дедушка с Ивашкой.
   – Да я теперь не царица!
   – А кто? – дружно гаркнули дедушка с Ивашкой.
   – Экс-царица! Так шо обнимемся першим делом! – восторженно предложила экс-царица, но орудовать граблями так и не прекратила.
   Тут дед посуровел и задумчиво изрек:
   – Да ни! Першим делом? Першим делом – преступленья!
   – Ну а деушки? Я, понимаешь? Засим, понимаешь, Татьяна Учтивица?
   Дедушка на наносекунду расплылся в блаженной улыбке, одначе посуровел и мрачно изрек:
   – А деушки потом!
   – У-у-у!
   Все с недоумением поглядели на дедушку, а похрусты – так те даже покрутили пальцами у висков.
   – Итак, – задумчиво произнес детектив, постукивая тростью по своей шляпе охотника за оленями, – сейчас нам предстоит принять мучительно трудное решение: шо же нам следует учинить першим делом, с учетом того, шо в нашем расследовании кажная минута на счету?
   – Как шо? – воскликнул Иван. – Першим делом бежать к хозяевам колобка! Ведь ты сам сказал: в нашем расследовании кажная минута на счету!
   – Нет, Ива! Да, Ива!
   – Что – нет? Что – да?
   – Нет, мы не побежим к хозяевам колобка! Да, в нашем расследовании кажная минута на счету! И посему...
   – И посему?..
   – Мы попросим избушку...
   – Попросим избушку?..
   – Снести нам яичко...
   – Снести нам яичко?..
   – И пусть из яичка вылупится...
   – Что, что из яичка вылупится?
   – И на наших глазах вырастет...
   – Что, что вырастет?
   – Сортир на цыплячьих лапках! – невероятно гордо провозгласил дедушка и щелкнул пальцами.
   И тут же избушка снесла яичко, из которого тут же вылупилось существо на цыплячьих лапках. Существо тут же принялось клевать травку и тут же выросло, превратившись в дощатый сортирчик на цыплячьих лапках. Сортирчик тут же вызывал у всех окружающих чувство умиления: он радовал очи и носы цветом и запахом чуть недосохшей олифы. На узкой дощатой дверочке с выпиленным ромбиком было написано красным мелком: «Евродверь из Лавра», причем першая буква «а» в слове «Лавра» была зачеркнута, а над чертой была приписана буква «у».
   Тут Внутренний Голос флегматично прошептал Ивану:
   – Иван!
   – Шо?
   – Почему в лесу у нас не было сортира, а в деревне он вдруг срочно понадобился?
   Иван энергично закричал дедушке:
   – Деда, а деда!
   – Шо?
   – Почему это в лесу у нас не было сортира, а в деревне он вдруг срочно понадобился?
   – В лесу под каждым кустом – сортир!
   – А-а-а! – энергично хлопнул себя по лбу Иван. – Гоша, а Гоша!
   – Шо? – флегматично прошептал Иванушкин Внутренний Голос.
   – В лесу под каждым кустом – сортир!
   – А-а-а! – флегматично хлопнул себя по лбу Иванушкин Внутренний Голос. – Я так и думал! Ну а в деревне?
   – А-а-а! – энергично хлопнул себя по лбу Иван и крикнул: – Деда, а деда!
   – Шо?
   – Ну а в деревне?
   – А в деревне под каждым кустом могут оказаться местные жители!
   – А-а-а! – энергично хлопнул себя по лбу Иван. – И верно! Гоша, а Гоша!
   – Шо?
   – А в деревне под каждым кустом могут оказаться местные жители!
   – А-а-а! – флегматично хлопнул себя по лбу Иванушкин Внутренний Голос. – Я так и думал!
   И все флегматично замолчали и энергично задумались. Хотелось бы думать, что о том, как полезно задумываться, до чего-то додумываться и, самое главное, заранее всё обдумывать.
   Иванушкин Внутренний Голос подумал, подумал да и прошептал:
   – И что ж нам таперича следует совершить першим делом, Иванушка? Занять очередь в сортир? Пусть наша очередь будет першей!
   Иванушка услышал голос своего разума, подумал, подумал да и закричал:
   – И что ж нам таперича следует сделать в першую голову, дедушка? Занять очередь в сортир? И пусть наша очередь будет першей?!
   – Вай, не выдумывай, Ива! А вот таперь-то нам следует в першую очередь бежать к хозяевам колобка: в нашем расследовании каждая минута на счету!
   – А-а-а! – с облегчением хлопнули себя по лбу все окружающие. – Мы так и думали! Першим делом, в першую голову и в першую очередь именно о том, шо нечего тут выдумывать!
   – Вот именно! Эй, похрусты! – крикнул дедушка, размахивая тростью, как саблей.
   – Шо?
   – Двоих оставить караулить наш лагерь! Остальные – за мной!
   – Хорошо-о-о!
   – Ивашка!
   – Ась?
   – Аринушка!
   – Ась? – застенчиво улыбнулась дивца.
   – Избушка!
   – Ась?
   – Сортирчик!
   – Ась?
   – Все за мною, помощники детектива!
   – Ага-а-а-сь! – рявкнули все сразу.
   Ворота ограды из похрустов с грохотом открылись, и детектив с помощниками ринулся на встречу с потерпевшими в соседний двор. Во дворе, понимаешь, стоял мотоцикл с коляской, с которых были сняты колеса, включая запасное. Там избушка с сортирчиком встали на удобное свободное место, дедушка, Арина и Ивашка встали подле сортира, а похрусты окружили новый лагерь забором в два ряда.
   Тут Внутренний Голос прошептал Ивану:
   – Ваня, а Ваня!
   – Ну чего тебе?
   – А кто будет дедушкиным переводчиком с местного литературного диалекта на родной фольклорный язык?
   – Деда, а деда! – заорал Иван.
   – Ну чего тебе?
   – А кто будет твоим переводчиком с местного литературного диалекта на любезный сердцу фольклорный язык?
   – А кто может быть моим переводчиком с местного литературного диалекта на общепонятный фольклорный язык? – спросил дедушка, глядя на Ивана скрозь лупу.
   – А кто может быть дедушкиным переводчиком с местного литературного диалекта на общепонятный фольклорный язык? – спросил Иванушка у своего Внутреннего Голоса.
   – А кто может быть дедушкиным переводчиком с местного литературного диалекта на общепонятный фольклорный язык? – спросил в свою очередь Иванушкин Внутренний Голос у своего Внутреннего Голоса.
   – Кто-нибудь из местных, знающих оба языка! – рявкнули все сразу.
   – Иван, ты? – спросил дедушка, вылитый Шерлок Холмс, глянув на Ивана скрозь лупу.
   – Аз не могу! Аз доктор Ватсон! Аз не могу быть одновременно доктором Ватсоном и толмачом Переводсоном, понимаешь!
   – Я, понимаешь, могу! – предложила Арина и застенчиво улыбнулась.
   – О... о... о... очень хорошо! – воскликнул Холмс, глянув на Арину скрозь лупу. – Итак, приступаем к о... о... опросу потерпевших. Где же они?
   – Мы здесь! – воскликнули какие-то ветхие старичек и старушка, энергично проталкивающиеся через плотную толпу похрустов, расшвыривая оных направо и налево.
   Шерлок Холмс глянул скрозь лупу на отчаянно пробивающихся к нему потерпевших. На старичках были преотличнейшие, жемчужного цвета этнографические одеяния из крапивы с собственного огорода и не менее экологически чистая обувь из лыка – любо-дорого посмотреть!
   И вот что сообщили потерпевшие детективу и его помощникам, егда́* протолкнулись, расшвыряв похрустов направо и налево.
   – Жили-были мы: старик да старуха, – сообщила старуха. – Только и было у нас именья, что вот эта хатка.
   – Живали-бывали они: дзед да баба, – перевела Арина и улыбнулась застенчиво. – Было у них отличное имение: сей, понимаешь, большущий вигвам. И токмо!
   – Стало быть, наши клиенты – весьма именитые люди! – глубокомысленно заметил Шерлок Холмс.
   – Попросил меня старик: «Испеки, старуха, колобок». И ткнул меня пальцем в бок!
   – Попрохал бабу дзед, ткнув ея пальцем в бок: «Испекчи, баба, колобок», – перевела Арина, застенчиво улыбаясь.
   – Стало быть, ткнул ея в бок, голубок! А что такое колобок? – спрохал проницательнейший детектив, вечно забывающий всё, что нужно помнить назубок.
   – Круглый хлебец! – улыбнулась застенчиво Арина.
   – Ну так вот. А я старику и говорю: «Молчи, не бухти! Из чего печь-то? Муки нету».
   – Баба дзеду гута́рит всу́тыч*: «Не бухчи, молчи! Из чего пекчи? Мучки нетути!» – застенчиво улыбаясь, перевела Арина.
   – А я старухе и говорю: «Э-эх, старуха, голова два уха! По коробу поскреби, по сусеку помети; авось муки и наберется».
   – А дзед бабе тожде всутыч гутарит: «У-у-у, старуха, шебала́, два уха! По коробу поскреби...»
   – Стало быть, у старухи на шебале два уха! А що такое короб? – спрохал проницательнейший детектив.
   – По Далю или по Афанасьеву? – застенчиво улыбнулась дивца.
   – По Далю! Нет, по Афанасьеву!
   – Ящик с замком для поклажи! Значит, дзед бабе всутыч гутарит: «У-у-у, старуха, шебала, два уха! По коробу поскреби, по сусеку помети...»
   – Ах, – перебил дедушка Аринушку, – раз есть у стариков ящик с замком для поклажи, стало быть, старики-то покладистые! Ах, так, стало быть, есть еще у покладистых стариков несметное имущество в коробах! А что такое сусек?
   – Засек, закром! – дивца застенчиво улыбнулась.
   – А-а-а! Стало быть, у именитых, покладистых дзеда с бабой богатое имение: с закромами! – сделал вывод проницательнейший детектив.
   – «...Авось мучки трошки и наберется», – закончила фразу Арина и застенчиво улыбнулась.
   – Взяла я тогда крылышко, – продолжала старуха, – по коробу поскребла, по сусеку помела, и набралось муки пригорошни с две. Замесила на сметане, изжарила в масле и положила на окошечко постудить.
   – А нельзя ли короче? – воскликнул в нетерпении наш Шерлок Холмс, глянув на старуху скрозь лупу.
   – Тогды баба испекчила колобок и залюбовалась творением, – перевела Арина, улыбаясь застенчиво.
   – И что было дальше? Только во всех подробностях!
   – Колобок полежал-полежал, да вдруг и покатился – с окна на лавку, с лавки на́ пол, по́ полу да к дверям, перепрыгнул через порог в сени, из сеней на крыльцо, с крыльца на двор, со двора за ворота, дальше и дальше.
   – Колобок шасть – и покатился! – перевела Арина и улыбнулась застенчиво.
   – А если поподробнее? – воскликнул в нетерпении детектив, вглядываясь в Арину скрозь лупу.
   – Покатился, покатился, покатился, покатился, покатился, покатился...
   – А если короче?
   – Покатил, покатил, покатил, покатил, покатил!
   – Тэ-э-кс, понятно! – воскликнул Шерлок Холмс.
   – Что понятно?
   – Понятно, що непонятно!
   – Что ж тут непонятного? – удивленно произнесла Арина и застенчиво улыбнулась.
   – Непонятно, що же теперь требуется для следствия? Не в теории, а в эксперименте!
   – А-а-а! – облегченно произнесла Арина и застенчиво улыбнулась. – Требуется следственный эксперимент, чтобы узнать, куда колобок покатился, покатился, покатился, покатился, а засим покатил!
   – А що для энтого треба? – произнес Шерлок Холмс и радостно улыбнулся.
   – Испечь колобок! И проследить, куда он покатится!
   – А-а-а! – облегченно произнес Шерлок Холмс и радостно улыбнулся. – Арина!
   – Шо?
   – Я только що сообразил, що требуется следственный эксперимент, щобы узнать, куда колобок покатился, покатился, покатился, покатился, а засим покатил! – изрек Шерлок Холмс.
   – А що для энтого треба? – произнесла Арина и застенчиво улыбнулась.
   – Испечь колобок! И проследить, куда он покатится! Старик!
   – Что?
   – Арина, переведи!
   – Шо? – произнесла Арина, застенчиво улыбаясь.
   – Вели своей старухе испечь колобок!
   – Ни за что! – сказала старуха.
   – Арина, переведи!
   – Ни за що! – произнесла Арина и застенчиво улыбнулась.
   – Но почему?
   – Муки нет, сметану доели, масло кончилось!
   – Мука, масло и сметана будут, это не проблема!
   – Всё равно не испеку!
   – Что-о-о?
   – Что, что! – сказала старуха.
   – Арина, переведи!
   – Що, що! – произнесла Арина и улыбнулась застенчиво.
   – Но почему ты, старуха, не хочешь испекчи колобок?
   – Да ведь он же опять убежит! Мы со стариком опять будем в скорби!
   – Хорошо, я испеку колобок! – сказала Арина, застенчиво улыбаясь. – У себя в хате!
   – А ты умеешь? – спросил Холмс.
   – А то! – застенчиво улыбнулась дивца.
   – Хорошо! Тогды испекчи сто колобков!
   – Зачем сто?
   – Для стотистики! Стотистика завсялды́* велит выбирать количество сто! Оттого она так и называется: сто-тистика!
   – Хорошо! Давай муку, масло и сметану!
   – Сейчас скатерть-самобранку тебе вынесу! С нее стребуй!
   Ващще Премудрый сбегал в избушку на курьих ножках и вынес оттеда скатерть-самобранку в бере́стовой коробке и передал Арине:
   – Даю с возвратом! Да смотри уж, построже с ней! Ежели что – сразу же грозись нарезать ея на портянки!
   – Хорошо! – сказала Арина и застенчиво улыбнулась.
   – Ой, хочу портянки, диду! – захныкал Ивашка.
   – Потерпи, какие твои годы! Ну, Ариша, ступай, мы тебя терпеливо ждем!
   Ващще Премудрый щелкнул пальцами, и перед ним с Ивашкой оказались на траве два раскладных брезентовых стула и такой же стол, на котором стояла шахматная доска с расставленными на ней шашками.
   – Ну-с, Иванушка, давай играть в Чапаева!
   – Хорошо, диду! – неожиданно без малейшего каприза согласился Иванушка, в котором проснулось бесконечное терпение.
   – А нам шашки? Мы тоже хотим играть в Чапаева! – завистливо закричали похрусты.
   Ващще Премудрый щелкнул пальцами, и точно такие же стулья и столы с шашками возникли перед похрустами. Похрусты – раз, раз! – расселись попарно и с азартом принялись резаться в Чапаева.
   Старик со старухой, хозяева сбежавшего колобка, посовещались между собой и закричали хором:
   – Холмсушка! Шерлокушка! Не забудь и про нас! Уж мы бы хотели сыграть в лото! А не то без лото нам чего-то не то!
   – Будет вам лото еще то! – произнес Ващще Премудрый и щелкнул пальцами.
   В ту же секунду старик со старухой оказались сидящими на раскладных стульях за раскладным столом, на котором лежали две толстые пачки билетов Спортлото.
   – Это не то лото! – возмущенно закричали старики.
   – То, то! – заверил их Ващще Премудрый. – Самое что ни на есть натуральное лото! Ну-с, заполняйте живей лотерейные билеты, а не то!.. И ежели что-нибудь выиграете, вы мне потом всю жизнь благодарны будете!
   Ващще Премудрый щелкнул пальцами, и в руках у старичка и старушки появились дешевенькие шариковые ручки.
   Ну-с, тут и Премудрый с Ивашкой сели играть в Чапаева, и время у них полетело совершенно незаметно.
   Часа через два, два с половиной вплыла Арина с подносом в руках. Была Арина в неизменных сапогах, но переодетая по-домашнему в облегающее фиолетовое трико и поварской белоснежный колпак с навершием в сто складочек. Ди́вца застенчиво улыбалась. На подносе красовалась гора вкусно пахнущих поджаристых колобков.
   – Ставь поднос вот сюда, мне под нос! – смахнул со своего стола доску с шашками Ващще Премудрый. – Сто штук?
   – Ровно сто штук, как заказывали! – застенчиво улыбнулась дивца. – Согласно стотистике!
   – Я пересчитаю! – и дедушка достал из кармана халата лупу.
   – Ваша Премудрость, эвто ваше право! – Арина застенчиво улыбнулась.
   – Какие аппетитные! Можно попробовать?
   – Конечно! – улыбнулась застенчиво Арина. – Милости прошу!
   Ващще Премудрый дрожащей рукой схватил один колобок, заглотил его и простонал:
   – М-м-м! Как вкусно!
   – М-да, я вкусный! – послышался хвастливый голос из дедушкиной утробы.
   Рука едока потянулась ко второму колобку, Ващще Премудрый проглотил второй колобок и простонал:
   – М-м-м! Как вкусно! М-м-м! Как вкусно!
   – М-да, я вкусный! М-да, я вкусный! – послышался хвастливый голос из дедушкиной утробы.
   Ту́тытька* рука едока потянулась к третьему колобку, Ващще Премудрый заглотил третий колобок и простонал:
   – М-м-м! Как вкусно! М-м-м! Как вкусно! М-м-м! Как вкусно!
   – М-да, я вкусный! М-да, я вкусный! М-да, я вкусный! – послышался хвастливый голос из дедушкиной утробы.
   И так Ващще Премудрый сожрал и четвертый, и десятый, и пятидесятый, и девяносто шестой, и девяносто седьмой, и девяносто девятый, и сотый колобок. На подносе остался лежать последний колобок.
   – М-м-м! Вкусно! – произнес Премудрый сто раз, выслушал хвастливый голос из своей утробы: «М-да, я вкусный! М-да, я вкусный! М-да, я вкусный!» – и так сто раз, а потом Шерлок Холмс завопил, взирая скрозь лупу: – Аринушка!
   – Шо? – застенчиво улыбнулась дивца.
   – Колобков-то не сто, а сто, однозначно, один!
   Арина застенчиво улыбнулась:
   – Вот и хорошо, что сто один: после твоих подсчетов остался все-таки один! Для следственного эксперимента! Ведь нам нужно провести следственный эксперимент!
   – А что для энтого надо сделать? – спрохал дедушка, переводя взгляд с застенчиво улыбающейся деушки на подпрыгивающего на брезентовом стуле Иванушку. – Кошмарно, Ватсон!
   – А что нужно сделать для проведения следственного эксперимента? – спрохал Ватсон у своего Внутреннего Голоса. – Кошмарно, Внутрятсон!
   – Не знаю! Кошмарно, Ватсон! – не задумываясь, ответил Ватсону его Внутрятсон и, задумавшись, спрохал у Арины: – А что нужно сделать для проведения следственного эксперимента?
   – Элементарно, Внутрятсон! – с застенчивой улыбкой ответила Арина. – Нужно положить колобок на окошко в хатке стариков!
   – А-а-а, понял, понял! Большое спасибо! – хлопнул себя по лбу Гоша Внутрятсон. – Ватсон, а Ватсон!
   – Шо, Гоша?
   – Нужно положить колобок на окошко в хатке стариков! Элементарно, Ватсон!
   – А-а-а, понял, понял! Большое спасибо, Внутрятсон! – хлопнул себя по лбу Иван Ватсон. – Дедунь!
   – Шо, Иван?
   – Нужно положить колобок на окошко в хатке стариков! Элементарно, Холмс!
   – А-а-а, понял, понял! Большое спасибо! – хлопнул себя по лбу Премудрый, но попал кулаком по козырьку. – Ой, больно! Ай, Ватсон, а Ватсон!
   – Шо?
   – Действительно, элементарно, Ватсон! – и дедушка развернул свою шляпу на голове смятым передним козырьком назад, а задним, не смятым, – вперед.
   Засим Премудрый последовал элементарному, но мудрому совету, вскочил с раскладного стула и положил колобок на окошко в хатке стариков. Колобок полежал-полежал, да вдруг и покатился – с окна на лавку, с лавки на пол, по полу да к дверям, перепрыгнул через порог в сени, из сеней на крыльцо, с крыльца на двор, со двора за ворота, дальше и дальше.
   – Не уследили! – заорал Ващще Премудрый на остальных присутствующих, размахивая тростью. – Потрясающие раз... раз... растяпы!
   – Не уследили! – заорал Иванушка-дурачек на остальных присутствующих, вскочив с раскладного стула и размахивая клизмой. – Потрясающие за... раз... растяпы!
   – Не уследили, – заорали все остальные друг на друга, размахивая кулаками. – Потрясающие тяп... тяп... растяпы!
   Все присутствующие, включая похрустов и стариков, один за другим, со двора – прыг на окно, с окна на лавку, с лавки на пол, по полу да к дверям, перепрыгнули через порог в сени, из сеней на крыльцо, с крыльца на двор, со двора за ворота. А дальше что делать?
   Хорошо, толпа деревенских ребятишек подбежала, из толпы закричали:
   – Колобок по дороге побежал вон туда, где пыль столбом, метрах в ста тридцати отсюда!
   Все побежали туда, где пыль столбом. А побежали ковылькадой: впереди Арина в сапогах и поварском колпаке, за нею избушка с сортирчиком, в избушке – Шерлок Холмс с доктором Ватсоном, позади – похрусты с примкнувшими к ним праздными шарабарашарцами. Прибежали туда, куда бежали, глядь: столб пыли есть, а колобка нет! Зато две собаки дерутся за кость, отчаянно лая! Хорошо, метрах в ста тридцати увидели еще один столб пыли и рванули туда.
  А в это время метрах в ста тридцати от ковылькады переходили дорогу с такой чрезвычайной опаской, что даже подняли здоровенный столб пыли, поп Абросим и черт Кинстинктин. Причем совершали они сей переход в месте, не обозначенном знаком «Пешеходный переход» или разметкой зебра.
  Приметив по гигантскому столбу пыли несущуюся им навстречу ковылькаду, составляющую серьезную угрозу для жизни представителей рая и ада, поп Абросим и черт Кинстинктин остановились на дороге, притом как раз на полосе движения ковылькады, не подумав, что этого делать не надо.
  Поп Абросим внимательно пригляделся к угрозе и с возмущением пробасил:
   – Не сойти мне с энтого места, это ж грешники! Эк встелеля́хивають*, грехотворцы! По усем усюдам свига́ють* да гайда́ють*, однозначно! Побойтесь Бога, многогрешные!
   Черт Кинстинктин внимательно пригляделся к угрозе и с возмущением проверещал:
   – Не сойти мне с эвтого места, это ж праведники! Эк встелеляхивають, безгрешные! По усем усюдам свигають да гайдають, понимаешь! Побойтесь черта, безгрешники!
  Но грешники, сиречь неправедники, а вкупе с ними и праведники, сиречь безгрешники, не убоялись ни Бога, ни черта и продолжали неуклонно приближаться.
  Тогда поп Абросим рванул с места, перебежал дорогу, бросился в кусты чертополоха и там затаился, изо всех сил стараясь не подавать басу. А черт Кинстинктин обомомлел и замер на месте. Гигантский столб пыли накрыл черта, и все члены ковылькады: Арина в поварском колпаке и сапогах, избушка на курьих ножках, сортирчик на цыплячьих лапках и похрусты на своих костистых двоих, а также примкнувшие праздные шарабарашарцы в обувке разнообразной, но единообразно измазанной навозом, – все пробежались по чертову хвосту и так основательно оттоптали оный, что он превратился в коврик некондиционный.
  Арина с избушкой и шарабарашарцами, не останавливаясь, помчались дальше, а вот не в меру любопытный сортирчик и исключительно хватские похрусты остановились и взяли черта в плотное кольцо. Похрусты выдвинули из своей среды одного, и тот, не́вкий* куи́мый* костомы́га в турецкой туфле на левой ноге, подскочил к черту вплотную и заявил веско:
   – Черт тебя побери! Ты чьто – черт?
   – Да, я черт, черт меня побери! И шо?
   – А почему на тебе красная рубашка и красные трусы?
   – Красная рубашка на мне для красы!
   – А красные трусы?
   – Красные трусы на мне тожде для красы!
   – А-а-а! Черт тебя побери! Черт, а черт!
   – Шо?
   – Как звать-то тебя, черт тебя побери?!
   – Черт меня побери, звать меня Кинстинктинкт!
   – Ах вот оно шо! Кистинтинт, а Кистинтинт!
   – Ну шо ишшо?
   – Шо, шо! Кошелек или жизть, черт тебя побери!
   – А не то шо?
   – Шо, шо! А не то не сойти тебе с энтого места!
   – Вас понял! Но, черт меня побери, у меня нет кошелька!
   – Черт тебя побери! Точно нет кошелька?
   – Точно, точно! Не сойти мне с энтого места!
   – Но наши замечательные грины есть?
   – Какие такие грины?
   – Ты шо, наших слов не понимаешь?
   – Понимаю! Но мне не ясно!
   – Я тебе намекну: наши зеленоватые!
   – Какие такие зеленоватые?
   – Я тебе подскажу: наши зелененькие!
   – Какие такие зелененькие?
   – Я тебе прямо скажу: наши зеленые!
   – Какие такие зеленые?
   – Наши баксы!
   – Наши баксы?
   – Да!
   – Нет!
   – Шо – нет?
   – Нету!
   – Точно нету?
   – Точно, точно! Не сойти мне с энтого места!
   – Врешь!
   – Не вру! Ой, мама! Кулак из спины вышел! – стукнул себя в грудь кулаком черт, но так переусердствовал, что ему, бесстыжему, естественно, никто не поверил, что он не врет.
   – Где ты их спрятал?
   – Нигде!
   – Врешь!
   – Не вру! Ой, мама! Опять кулак из спины вышел! – стукнул себя в грудь кулаком черт, причем с прежним эффектом.
   – Не верю! Ребя, а ну, обшмонайте его!
   – Чичас! – и к черту потянулись многочисленные кости рук.
   – Побойтесь Бога, грабежники! – прошептал черт и был услышан.
   – Ни за що! – возмущенно заорали похрусты. – Побойся Бога, жадоба! Поделись с ближними!
   – Ни за що, черт бы вас побрал!
   Тутовона выскочил прямо перед носом черта некакой* немтой* основ*. Энтот немтой основ вытащил из-под тазовых костей висевший на цепочке стволом вниз шерлокхолмсовский револьвер, замахал им перед самым носом черта да и говорит пова́дно*:
   – Отдавай живо баксы, аль пальну из «Веблей-Бульдога»!
   – А какими пулями?
   – А шо?
   – В меня нужно палить только серебряными!
   – А свинцовыми?
   – Бесполезно: свинцовые меня не берут!
   – А вот сейчас проверим! – поноро́вно* воскликнул некакой немтой основ и выпустил в черта все пять пуль.
   Пули – чпок, чпок, чпок, чпок, чпок! – отскочили от чертеняки, как резиновые, не причинив ему ни малейшего вреда.
   – Я же говорил: в меня нужно палить только серебряными!
   – Ишь ты, какой! Я тоже не прочь, чтоб в меня, понимаешь, палили серебряными пулями: сколько бы серебра собрал на обеспечение старости!
   И тутовона некакой немтой основ повесил шерлокхолмсовский револьвер на цепочку, пропущенную через спусковую скобу, так что «Веблей-Бульдог» повис стволом вниз пониже тазовых костей.
   – Дай я! Дай я! – стремительно заорал некоторый глохлый* хруст*, хватаясь рукою за то, что у него висело спереди и, понимаешь, качалось пониже тазовых костей.
   А у этого хруста пониже тазовых костей на шнурочке, понимаешь, болтался спереди кожаный футляр с каким-то загадочным предметом. Сам футляр выглядел точь-в-точь как футляр для очков, только в полтора раза длиннее, да по форме был несколько изогнут.
   – Шо – ты? Шо – ты? – с любопытством воскликнули некакой немтой основ и черт Кинстинктин.
   – А вот шо: я его попробую уговорить отдать баксы по-хорошему!
   – Попробуй! – заинтересованно воскликнули черт Кинстинктин и некакой немтой основ.
   Некоторый глохлый хруст сказал черту:
   – Черт, а черт!
   – Шо?
   – Шо, шо! Черт тебя побери! Отдавай баксы по-хорошему!
   – А не то?
   – А не то я тебя обкурю дымом!
   – Каким?
   – Табака!
   – Какого?
   – Самого дешевого!
   – Эвто не поможет!
   – Почему?
   – Я у себя в аду еще и не такого дыму нанюхался!
   – А вот сейчас проверим! – язвительно заорал некоторый глохлый хруст, хватаясь рукою за тот самый футляр, что висел и, понимаешь, качался пониже тазовых костей.
   Все окружающие с замиранием сердца ожидали, шо тенчас произойдет.
   А дальше произошло нечто совершенно неожиданное! Некоторый глохлый хруст вытащил из болтающегося кожаного футляра курительную пенковую трубку, сунул в нее палец и с глубоким огорчением произнес:
   – Эх, черт побери! А табачка-то и нетути!
   – Эх, черт побери! – огорченно вскричали все остальные похрусты.
   – Эх, черт побери! – больше всех огорчился, само собою, черт Кинстинктин.
   – Эх, черт побери! – веско воскликнул тут невкий куимый костомыга. – Ну, раз такое дело, есть у меня табачок! Угощайтесь, не жалко!
   И он снял с левой ноги турецкую туфлю и протянул ее некоторому глохлому хрусту. Туфля оказалась наполовину заполнена табачком: в ней, оказывается, Шерлок Холмс хранил свои запасы табака, правда, половину успел выкурить, этакий курилка!
   – У-у-ур-р-ра-а-а! – заорали все.
   Некоторый глохлый хруст набил пенковую трубку дешевейшим, дряннейшим табачищем, раскурил ее и принялся пускать густейший, вонючейший дымище прямо в лицо чертищу. Черт жмурился, повизгивал и, понимаешь, блаженно улыбался. Время от времени он постанывал:
   – Еще! Еще! И еще!
   И некоторый глохлый хруст набивал пенковую трубку еще, и еще, и еще, пока весь табак не был выкурен.
   А когда весь табак из турецкой туфли, понимаешь, был выкурен, все присутствующие разочарованно заохали и простонали:
   – У-у-у-у-у!
   И громче всех разочарованно охал и стонал черт Кинстинктин:
   – У-у-у-у-у! У-у-у-у-у! У-у-у-у-у!
   Тут к черту Кинстинктину протиснулся зело лестный жено́цкий* скелетец, крича и стеная визгливее всех:
   – У-у-у-у-у! У-у-у-у-у! Клёвенький Кинстинктинт!
   Скелетец, точно ребенка, держал в руках скрипку и отчаянно строил глазки Кинстинктину. Кинстинктинт с вожделением оглядел симпомпулю: разумеется, не скрипку, а покойницу. А мы с ней познакомились еще в кулемеске девятой. Ох, и хороша была покойница: будто кровь с молоком; хоть костли́ва, да красива! Такая красава, что в окно глянет – конь прянет; на двор выйдет – три дня собаки лают. Грудь лебедина, походка павлина, очи сокольи, брови собольи, а сама-то кругла, бела, как мытая репка. Из милости ступает, травы не мнет; ненароком взглянет, что рублем подарит.
   – Пташки поют, мне моло́деньке назо́лушку* дают, – кокетливо проворковала красава Кинстинктину.
   – Ах она, ягодка! – повадно простонал немтой основ. – Вишь, энтой ягодке триста лет и три года! Пожила млада́, всего отведала.
   – Подружки замуж идут, мне молодой назолушку дают, – с намеком Кинстинктину протарантила ягодка.
   – Черны брови наводны́е, русы кудри накладные. Девушки наши страх принарядчивы, – уважительно пробасил глохлый хруст. – Хороша, пригожа, на лиху болесть похожа.
   – Ах, с назо́лу сердце надрывается! – жеманно прощебетала хороша, пригожа Кинстинктину прямо в рожу.
   – Много красы – одни скулы да усы; да, эвта дева хоть кудысь! – веско высказал куимый костомыга. – Ах она, младе́шенька!
   – Не спится, не лежится, всё про чертушку грустится! – томно изъяснила младешенька Кинстинктину. – Ах, черти́ще Костяшка в красной рубашке, грудь нараспашку, язык на плечо! Горе с тобою, беда без тебя! За тебя, за милого, и на себя поступлюсь!
   – Эхма, мила́ ягодка! Охма, мила не бела, да я и сам не красен! – вдумчиво процедил сквозь зубы чертище Костяшка, чешась под рубашкой. – Охти-мнешеньки! Хороша рубашка, да парня не скрасит! Обнять деушку, что ли? Уж шибко она хороша!
   – Эгегей, Костяшка! Не будь ротозей – девок не робей, винцо чарками пей, ни черта не бойся! Житье как в раю! Тьфу, пардон, как в аду! – повадно сгундел немтой основ.
   Тутытька внезапно высунулся вперед о́вый* о́мрачный* похруст со скрипичным смычком, болтающимся пониже тазовых костей, и пронзительно, душераздирающе закричал:
   – Милая! Оты́ди от него, чертяки, до греха! Погляда́й, любава, на меня! Я ли, не я ли! Я ли не молодец, мои ль детки не воры? Да не ты ль всех моих деток перемилова́ла?
   – Ах, всех воров не перемилу́ешь, да и не переми́луешь!
   – Эх! Примилу́й меня одно́ва! Это ж я, я – твой безотменно милый!
   – Ах, был милый, стал постылый! Мне таперь Костяша – милый!
   – Эх! Мое сердце в тебе, а твое в камени! Мы ль с тобой не милова́лись долго?
   – Ах, миловались долго, да расстались скоро! Я таперь с Костяшей миловаться буду! До-о-олго, до-о-олго!
   – Эх! Да не мы ль с тобою еще и еще, два голубчика, целовалися, миловалися?!
   – Ах, намиловались вдоволь: та́ко домиловались, что худая слава пала!
   – Эх! Поутру не я ли был хорош?
   – Ах, поутру был хорош, а к вечеру стал непригож! Мне таперича Костяшечка хорош!
   – Эх! Али ты меня не любишь боле?
   – Ах, люблю, как клопа в углу: где увижу, тут и задавлю! Ах, таперь Костяша – мне по гроб милаша!
   – Эх! Старая любовь долго помнится!
   – Ах, нет! Лакома овца к соли, коза к воле, а девушка к новой любови! Я таперь Костянчика люблю!
   – Ух! Красное ты мое солнышко! Я ль не твой голубчик?
   – Ах, голубчик – паровой огурчик; цветет, цветет, да и завянет! Ах, таперь Костянчик мне расцвел, тюльпанчик!
   – Эх! Я ль тебе не старый друг? Старый друг лучше новых двух!
   – Ах, нет! Новый друг лучше старых двух! Мне таперь Костянчик – мил дружок, тюльпанчик!
   – Эх так! Ну, тады отдай мой золот перстень, возьми свой носовой шелков платок!
   – Каков золот перстень? Любил, а ничем не подарил! Ин отдай мой шелков платок!
   – Каков шелков платок? Любила, а ничем не подарила! Ин отдай мой золот перстень!
   – Не отдам!
   Тутытька овый омрачный похруст набросился на любаву и отобрал у нее скрипку. Все окружающие онемели. Скрипач отцепил от своих тазовых костей смычок и заиграл на скрипке.
   – Не-е-ет, только не эвто! – истерически закричала любава.
   – Не-е-ет, только не этто! – нервически закричали прочие похрусты.
   – Не-е-ет, только не энто! – трагически закричал черт Кинстинктин.
   Тутовона Кинстинктин выхватил из-за пазухи красную вязаную лыжную шапочку – невидимку и нахлобучил себе на голову. В ту же самомалейшую наносекундочку черт стал невидимым. Впрочем, он стал невидимым только для живых, у коих глаза на лице налицо. Но похрусты не живые, а мертвые, у них, понимаешь, нема глаз, поэтому на мертвяков чертова невидимость не подействовала. Похрусты тут же сорвали с головы черта красную шапочку, и оттудова, как из рога изобилия, посыпались наши баксы. И их, наших баксов, по объёму, понимаешь, было раз эдак в тыщу больше объёма шапочки. Или в миллиён.
   – Черт тебя побери! Так вот где ты прятал наши баксы! В красной вязаной шапочке изобилия!
   – Это мое! Не трожьте, черт меня побери! Баксы для меня всё! В баксах Зевс!
   – Где Зевс?
   – Вот мой Зевс! – завизжал черт, тыкая кривым пальцем в портрет на баксе, поднятом с земли.
   – Неправда, черт тебя побери! – возмутился тут невкий куимый костомыга и веско прибавил: – Не в баксах Зевс, а в правде!
   Похрусты живо подобрали баксы и припрятали их в сортирчике, забив оный до предела, а засим принялись с наслаждением испинывать черта Кинстинктина, непрестанно крича: «И запомни, козел: не в баксах Зевс, а в правде!» Похрустов было много, а черт один, поэтому он был не в состоянии их перекричать, а только шептал: «В баксах Зевс!»
   Похрусты сбили черту оба рога, оборвали подковы с копыт и оттоптали чертищу хвостище, так что хвостище превратился в коврище, лежащий в пылище. Наконец мертвяки оставили свою жертву валяться в дорожной пылище, а сами вместе с подпрыгивающим от нетерпения сортирчиком бросились догонять избушку на курьих ножках и Арину с шарабарашарцами. Естественно, побежали тудась, где пыль столбом, метрах в ста тридцати. Прибежали, видят: шарабарашарцы стоят, Арина стоит, избушка на курьих ножках стоит, пыль столбом стоит, сдутая ветром с дороги на обочину, а посреди дороги на одном месте крутится-вертится серенький такой зайчишка с застежкой-молнией на вздутом брюшишке, жутко глазенками косит и истошно вопит каким-то очень знакомым голоском:
   – Колобок, колобок, где ты? Ведь только что был здесь, однозначно!
   Дедушка наш Шерлок Холмс из окошка избушки высунулся и заинтригованно спрашивает, созерцая косого в лупу:
   – Шо случилось, серенький?
   Тутовона заяц и отвечает голосом Клары Румяновой – той самой, которая озвучила роль зайца в мультфильме «Ну, погоди!»:
   – Да понимаешь, дядя, бегу я по дороге, а навстречу мне катится колобок!
   – И шо?
   – Я ему, раз... раз... раз... разумеется, говорю: «Колобок, колобок! Я тебя съем!»
   – Ну а он?
   – А он отвечает, понимаешь: «Не ешь меня, косой зайчик! Я тебе песенку спою!»
   – И спел?
   – И спел, понимаешь, рапсод:
   Я по коробу скребен,
   По сусеку метен,
   На сметане мешон
   Да в масле пряжон*,
   На окошке стужон;
   Я у дедушки ушел,
   Я у бабушки ушел,
   У тебя, зайца, не хитро уйти!
   – Заяц, а заяц, а шо такое пряжон? Невжо в карету запряжон?
   – Не-е-е, однозначно!
   – А шо, в таратайку?
   – Не-е-е, двождызначно!
   – Шо, невжо в «Ниву»? У нея шо, бензин кончился?
   – Да не-е-е, трождызначно! Пряжон – тут всё дело в масле!
   – А-а-а, так стало быть, у той «Нивы» всё масло из картера двигателя вытекло?
   – Да не-е-е! Пряжон – значит жарен в масле!
   – Ах во-о-от оно шо-о-о! Оказывается, в эвтой деревне жарят мучное на машинном масле! И шо было дальше с тем колобком?
   – Шо, шо! И покатился он себе дальше, толькя я его и видел!..
   – Да? А в котору сторону он покатился?
   – Вон в ту!
   – Ну а перший колобок?
   – Какой перший?
   – Тот, который до энтого тебе встретился сегодня!
   Заяц трусливо затрясся, глаза скосил, заячью губу закусил и промолчал. И больше не проронил ни слова, как к нему, понимаешь, ни приставали с топорами, граблями, косами и прочими неприятными раз... раз... расспросами.
   – Ка-а-ак подозрительно! – решил Шерлок Холмс, постукивая тростью по своей шляпе охотника за оленями. – Я его, кажется, начинаю подозревать! Арестовать энтого преподозрительного подозреваемого!
   Косой трусливо метнулся было в кусты чертополоха, да похрусты перехватили трусливого подозреваемого, посадили на цепь и потащили за собой.
   И вся толпа ринулась на поиски колобка в указанном зайцем направлении и метрах в ста тридцати увидала пыль столбом. Все шасть тудась. Прибежали тудась, глядь: на дороге на одном месте крутится-вертится серый такой, понимаешь, лысоватый волчище с застежкой-молнией на огромном брюшище и хрипло вопит каким-то очень знакомым голосищем:
   – Колобок, колобок, где ты? Ведь только что был здесь, двождызначно!
   Дедушка наш Шерлок Холмс из окошка избушки высунулся и заинтригованно спрашивает, созерцая брюхача в лупу:
   – Шо случилось, серый?
   Тутовона серый и отвечает голосом Папанова:
   – Да понимаешь, дядя, бегу я по дороге, а навстречу мне катится колобок!
   – И шо?
   – Я ему, раз... раз... раз... разумеется, говорю: «Колобок, колобок! Я тебя съем!»
   – Ну а он?
   – А он отвечает, понимаешь: «Не ешь меня, серый волк! Я тебе песенку спою!»
   – И спел?
   – И спел, понимаешь, огромный самородок:
   Я по коробу скребен,
   По сусеку метен,
   На сметане мешон
   Да в масле пряжон,
   На окошке стужон;
   Я у дедушки ушел,
   Я у бабушки ушел,
   Я у зайца ушел,
   У тебя, волка, не хитро уйти!
   – И шо было дальше?
   – Шо, шо! И покатился он себе дальше, токмо я его и видел!..
   – В котору сторону он покатился?
   – Вон в ту!
   – Ну а перший колобок?
   – Какой перший?
   – Тот, который до эвтого тебе встретился сегодня!
   Волк закусил волчью губу и промолчал; ах, он, сей зверь беспризорный, волчара позорный, больше не проронил ни слова, как к нему, понимаешь, ни приставали с топорами, граблями, косами и прочими некорректными раз... раз... расспросами.
   – Ка-а-ак подозрительно! – решил Шерлок Холмс, постукивая тростью по своей шляпе охотника за оленями. – Я его, кажется, начинаю подозревать! Арестовать эвтого преподозрительного подозреваемого!
   Волчара позорно метнулся было в кусты чертополоха, да похрусты перехватили позорного подозреваемого, посадили на две цепи и потащили за собой.
   И вся толпа ринулась на поиски колобка в указанном волком направлении и метрах в ста тридцати увидала пыль столбом. Все побежали тудась. Прибежали тудась, глядь: на дороге на одном месте крутится-вертится бурый такой, неуклюжий такой, косолапый такой, понимаешь, медведь с застежкой-молнией на гигантском брюхе и давай каким-то очень знакомым голосом реветь:
   – Колобок, колобок, где ты? Ведь только что был здесь, трождызначно!
   Дедушка наш Шерлок Холмс из окошка избушки высунулся и заинтригованно спрашивает, созерцая неуклюжего в лупу:
   – Шо случилось, косолапый?
   Тутовона косолапый и отвечает голосом Евгения Леонова, озвучившего роль Винни-Пуха в одноименном советском мультфильме:
   – Да понимаешь, дядя, бреду я по дороге, а навстречу мне катится колобок!
   – И шо?
   – Я ему, раз... раз... раз... разумеется, говорю: «Колобок, колобок! Я тебя съем!»
   – Ну а он?
   – А он отвечает, понимаешь: «Где тебе, косолапому, съесть меня! Вот послушай, я тебе песенку спою, однозначно!»
   – И спел?
   – И спел, менестрель, понимаешь:
   Я по коробу скребен,
   По сусеку метен,
   На сметане мешон
   Да в масле пряжон,
   На окошке стужон;
   Я у дедушки ушел,
   Я у бабушки ушел,
   Я у зайца ушел,
   Я у волка ушел,
   У тебя, медведь, не хитро уйти!
   – И шо было дальше?
   – Шо, шо! И покатился себе дальше; только я его и видел!..
   – В котору сторону он покатился?
   – Вон в ту!
   – Ну а перший колобок?
   – Какой перший?
   – Тот, который до энтого тебе встретился сегодня!
   Медведь закусил медвежью губу и промолчал, лишь только, вот зверь неуклюжий, присел и сделал под собой большущую лужу. И так больше и не проронил ни слова, как к нему, понимаешь, ни приставали с топорами, граблями, косами и прочими придирчивыми раз... раз... расспросами.
   – Ка-а-ак подозрительно! – решил Шерлок Холмс, постукивая тростью по своей шляпе охотника за оленями. – Я его, кажется, начинаю подозревать! Арестовать энтого преподозрительного подозреваемого!
   Медведь косолапо метнулся было в кусты чертополоха, да похрусты перехватили неуклюжего подозреваемого, посадили на три цепи и потащили за собой.
   И вся толпа ринулась на поиски колобка в указанном медведем направлении и метрах в ста тридцати увидала пыль столбом. Все побежали тудась. Прибежали тудась, глядь: на дороге на одном месте крутится, вертится рыжая такая, понимаешь, лисица с застежкой-молнией на округлом брюхе и с колобком на носу. Отличный бы вышел из энтой лисицы воротничочек на шубейку! И эвтот воротничочек, понимаешь, воркует каким-то очень знакомым голосочком:
   – Колобок, колобок, сядь-ка на мой язычок!
   Дедушка наш Шерлок Холмс из окошка избушки высунулся и заинтригованно спрашивает, созерцая вертлявую красавицу в лупу:
   – Шо случилось, рыжая? Шо юлишь?
   Тутовона эвта рыжая и воркует, понимаешь, голосом Елены Санаевой, сыгравшей роль лисы Алисы в двухсерийном фильме «Приключения Буратино»:
   – Да понимаешь, дядя, бегу я по дороге, а навстречу мне катится колобок!
   – И шо?
   – Я ему, раз... раз... раз... разумеется, говорю: «Здравствуй, колобок! Какой ты хорошенький!»
   – Ну а шо колобок?
   – А я ей отвечаю, понимаешь, – отвечает, понимаешь, колобок, – понимаешь, я ей заявляю со всей ответственностью: «Да, я такой! А еще я певец! Бард! Хошь, я тебе песенку спою?»
   – И спел?
   – И спел ей громко-прегромко, понимаешь, ибо я превосходнейший бард:
   Я по коробу скребен,
   По сусеку метен,
   На сметане мешон
   Да в масле пряжон,
   На окошке стужон;
   Я у дедушки ушел,
   Я у бабушки ушел,
   Я у зайца ушел,
   Я у волка ушел,
   У медведя ушел,
   У тебя, лиса, и подавно уйду!
   – И шо было дальше?
   – Шо, шо! – отвечает лиса. – Тут я ему и говорю: «Какая славная песенка! Но ведь я, колобок, стара стала, плохо слышу; сядь-ка на мою мордочку да пропой еще разочек погромче».
   – А ты, колобок, на эвто – шо?
   – Шо, шо! Тут я вскочил лисе на мордочку и запел ту же песню! Громко-прегромко!
   – А ты, лиса, на энто – шо?
   – Шо, шо! Замучилась я с этим колобком, аж язык высунула! Словом, выслушала я его песенку да и говорю: «Спасибо, колобок! Славная песенка, еще бы послушала! Сядь-ка на мой язычок да пропой в последний разок!» Тут я и высунула язык!
   – А ты, колобок, на эвто – шо?
   – Шо, шо! Сейчас отдышусь, понимаешь, соберусь с силами – и прыгну ей на язык!
   – Молодец! – восхищенно воскликнул Шерлок Холмс и залюбовался, понимаешь, классным бардом скрозь лупу.
   Но тут – какой ужас! – в воздухе появилось привидение! Оно мерцало и – опа! – опалесцировало неплохо! Похрусты со страху попадали наземь, а деревенские массово сиганули в кусты чертополоха! Это было – страшно сказать! – привидение колобка! Даже Холмсушка, Ватсонушка и Аринушка слегка поежились, и лиса со своим колобком тоже. Стал лисий колобок – вылитый ежик, да и сама лиса – тоже!
   – Колобок, колобок! – заорало перламутровое привидение, источая запах озона. – Не садись лисе на язык: она собирается тебя съесть!
   – А ты откуда знаешь? – скептически спрохал колобок.
   – По собственному опыту! – трагически изъяснило привидение.
   – Замолчи, фантом! – нервически закричала лиса. – Я на тебя в суд подам за клевету!
   – Колобок, колобок! – повторно проорало привидение. – Не садись лисе на язык: пропадешь!
   – Милица! Полица! – еще пуще прежнего раз... раз... раз... разъярилась лисица. – Пусть проведут расследование, арестуют и посадят мерзкое привидение!
   – Да, да! Я как раз провожу детективное расследование и во всём раз... раз... раз... разберусь с помощью дедукции! А ты, фантом, замолкни и исчезни, порешим на том! Не тень отца Гамлета, понимаешь! – возмутился наш Шерлок Холмс и щелкнул пальцами.
   Призрак колобка исчез. Из кустов чертополоха повылазили деревенские, а из кучи костей встали похрусты, страстно похрустывая костями.
   – Колобок, колобок! – воскликнула лиса. – Сядь же на мой язычок да пропой в последний разок!
   – Да, да, мы все ждем! – воскликнул Шерлок Холмс и в нетерпении постучал тросточкой по косточкам какого-то похруста.
   Тут старик со старухой, хозяева першего колобка, энергично протолкнулись через плотную толпу похрустов, расшвыряв оных вправо и влево, и закричали:
   – Колобок, колобок, родной! Не слушай лису, иди к нам!
   – Колобок, колобок! – воскликнула лиса. – Родненький мой, простонародненький! Не слушай этих неудачников, они уже одного колобка профукали! Сядь же на мой язычок да пропой в последний разок, разумненький колобок!
   – Ни за что! – воскликнул колобок и прыгнул на руки старику, потом старухе, потом снова старику, потом снова старухе.
   Старики в умилении закричали, все в слезах:
   – Колобок, колобок, родной! Мы для тебя всё сделаем! Сковородочку разогреем, маслице в ней растопим! Как сыр в масле там будешь кататься!
   Возмущенная лисица заорала:
   – Милица! Полица! Караул! Обокрали! Я хочу подать заявление о краже! Я жажду...
   – Лиса, а лиса! – перебил ее Шерлок Холмс и в нетерпении заколотил тросточкой по косточкам какого-то похруста.
   – Шо?
   – Сейчас мы расследуем не кражу, а исчезновение першего сегодняшнего колобка! Что ты можешь нам об энтом поведать?
   Лиса закусила лисью губу и промолчала, рыжая, вся из себя бесстыжая. И так больше и не проронила ни слова, как к ней, понимаешь, ни приставали с топорами, граблями, косами и прочими коварными раз... раз... расспросами.
   – Ка-а-ак подозрительно! – решил Шерлок Холмс, постукивая тростью по своей шляпе охотника за оленями. – Я ее, кажется, начинаю подозревать! Арестовать сию преподозрительную подозреваемую!
   Бесстыжая метнулась было в кусты чертополоха, да похрусты перехватили рыжую подозреваемую, посадили на четыре цепи и потащили за собой.
   И вся толпа ринулась за дедушкой к его лагерю на окраине Шарабарашары, во двор хаты Арины, где и должно было воспоследовать дознание. Избушка встала посреди двора, к ней притулился сортирчик, похрусты стали забором в два ряда, местные присели на корточки.
   Тут дедушка Шерлок Холмс щелкнул пальцами, и, откуда ни возьмись, откуда-то взялся раскладной стол, тот самый, на котором прежде дедушка с Иванушкой играли в Чапаева, а также возникли три раскладных стула. На столе стояли графин с самогоном и три граненых стакана. Дедушка, Иванушка и Аринушка уселись на стулья за столом, образовав необходимую тройку. Дедушка разлил самогон по граммулечке, на самые донышки стаканов; члены тройки чокнулись, понимаешь, понюхали мощные испарения налитого и аж глаза закатили и закашлялись.
   Першим на допрос к Шерлоку Холмсу хрусты подвели зайца.
   – Личные вещи есть? Сбережения при себе есть? – сочувственно спросил Холмс у зело подозреваемого и развернул свою шляпу на голове задним козырьком вперед, а передним назад.
   – Были, но у... у... украдены!
   – Паспорт есть? – строго спросил дальше Шерлок, понимаешь, Холмс.
   – Был, но у... у... украден!
   – Свидетельство о регистрации есть? – более строго спросил Шерлок Холмс.
   – Было, но у... у... украдено!
   – Совесть есть? – еще более строго спросил Шерлок, воображаешь, Холмс и вытащил из кармана халата лупу.
   – Была, но у... у... украдена! У-у-у! У-у-у!
   – Больше вопросов не имею! Фамилия, имя, отчество? – строго, но сочувственно спросил детектив, все подозрения которого улеглись, и тут же убрал лупу.
   – Ка... Ка... Косой Заика Заикович.
   – Чем эвто можешь подтвердить?
   – Ма... ма... моим честным, бла... бла... благородным словом, бла-бла!
   – Энтого да... да... достаточно! Сейчас я подвергну тебя да... да... допросу насчет пропажи першего ка... ка... колобка! Вопрос моего да... да... допроса весьма прост: скажи, энто ты съел предмет преступления? Ну, что ма... ма... молчишь?
   – Ты себе, понимаешь, да... да... допрашивай, а я буду ма... ма... молчать!
   – Энто тебе не па... па... поможет, Заика Заикович: я буду тебя да... да... допрашивать по методу Юнга, га-га!
   – Тоже мне, Шерлок Холмс! Да... да... допрашивай хоть по методу, хоть без метода, а я всё равно буду ма... ма... молчать! Ой, мама!
   – Вот и да... да... договорились! Итак, я буду произносить слова, ну а ты реагируй!
   – Произноси! А я всё равно буду ма... ма... молчать! Ой, мама!
   – Так ты точно будешь ма... ма... молчать?
   Заяц подумал-подумал секундочку и уверенно заявил:
   – Так точ... точ... точ... точно! Ой, мамочка!
   – Совершенно точно будешь молчать? – и допытчик достал из кармана халата лупу.
   Заяц открыл было пасть, но передума... ма... мал отвечать.
   Шерлок Холмс удовлетворенно хмыкнул и произнес, созерцая зайчишку скрозь лупу:
   – Мы, он, они, она, оне, вы, ты, я...
   На «я» заяц затрясся от страха, одначе смолчал.
   – Тэк-с, хорошо! Идем дальше. Сбегать. Сбагрить. Скомкать. Смазать. Съесть.
   На «съесть» заяц затрясся от страха, одначе смолчал.
   – Отлично! Идем дальше. Ку... ку... кувшин. Ку... ку... курок. Ку... ку... кукареку́. Ка... ка... камин. Ка... ка... колобок.
   На «ка... ка... колобок» заяц затрясся от страха, одначе смолчал.
   Шерлок Холмс торжественно произнес, уверенно водворяя лупу в карман:
   – Заяц затрясся от страха при словах: «я», «съесть», «ка... ка... колобок». Эвто означает: я съел ка... ка... колобка. Вина зайца доказана: он сам пр... пр... признался!
   – Ничуть не да... да... доказана! Да... да... да... да, я хотел съесть ка... ка... колобка, но не съел! Где настоящие, вещественные да... да... доказательства? Где продукты переваривания пропавшего ка... ка... колобка? Предъявите мне свежий заячий э... э... экскремент!
   – А-а-а, так ты, значит, всё еще перевариваешь пропавшего! Взрезать косому бр... бр... брюк... брюхо!
   – Ой, боюсь, боюсь, боюсь! Не надо, тольки не э... э... э... эвто! – заверещал заяц, словно его режут. – Я са... са... са... сам! Ой, ма... ма... ма... мамочка!
   И заяц сам молниеносно – раз, раз! – расстегнул молнию на брюшке. Оттуда, из – раз, раз! – раскрытого брюшка, вывалилась большущая красная морковка.
   – Ах ты, ворюга! Так вот кто ворует морковки с моего огорода! – закричала, воображаешь, Катя Огняночка и замахнулась на зайца – мыр-р-р, мыр-р-р! – граблями.
   – Ка... ка... караул! Мыр-р-р, мыр-р-р, мыр-р-р, мыр-р-р! Помогите! – в испуге закричал заяц. – Мне угрожают ви... ви... вивисекцией! Ах, я напишу заявление в полицу! Пожалуюсь в о... о... – ну эту, как ее? – ОБХСЕ, Ё, Ж, З... – ОБХСС! О... о... о... ой, мамочка!
   Но тут – о-о-о, о ужас! – в воздухе появилось привидение! Оно заорало, мерцая и – опа! – опалесцируя, млин:
   – Эй вы, все! Что за шарабарашей вы тут занимаетесь?
   Похрусты со страху попадали наземь, а деревенские массово сиганули в кусты малины. Это было – страшно сказать! – привидение колобка! Даже Холмсушка, Ватсонушка и Аринушка слегка поежились, и косой тоже. Стал косой заяц – ну вылитый нет, не еж, а дикобраз, только весьма косой!
   И эвтот весьма косой дикобраз воспользовался всеобщим переполохом, сорвался с цепи – да и был таков!
   – Косой не виноват! – заорало перламутровое привидение, источая запах озона. – Сейчас я скажу, ху из тот, кто меня проглотил не разжевывая, обормот!
   – Молчи, козел! Я лично тут провожу детективное расследование и сам во всём – раз, раз, раз! – разберусь с помощью дедукции! Так что, фантом, замолкни и исчезни, порешим на том! Не тень отца Гамлета, понимаешь! – решительно прогундел Шерлок Холмс и щелкнул пальцами.
   Призрак колобка исчез. Раздались стоны облегчения, и из кустов малины повылазили деревенские, а из кучи костей встали похрусты, страстно похрустывая костями.
   Дедушка Шерлок Холмс на радостях разлил из графина самогон по граммулечке, на самые донышки трех граненых стаканов. Члены тройки чокнулись, понимаешь, понюхали мощные испарения налитого и аж глаза закатили и закашлялись.
   Вторшим на допрос к Шерлоку Холмсу хрусты подвели волка.
   – Личные вещи есть? Сбережения при себе есть? – сочувственно спросил Холмс у крепко подозреваемого и развернул свою шляпу на голове передним козырьком назад, а задним вперед.
   – Р-р-р! Были, но ур-р-р... ур-р-р... укр-р-радены!
   – Паспор-р-рт есть? – строго спросил дальше Шерлок, понимаешь, Холмс.
   – Р-р-р! Был, но он ур-р-р... ур-р-р... укр-р-раден!
   – Свидетельство о р-р-регистрации есть? – более строго спросил Шерлок Холмс.
   – Р-р-р! Было, но ур-р-р... ур-р-р... укр-р-радено!
   – Совесть есть? – еще более строго спросил Шерлок, воображаешь, Холмс и вытащил из кармана халата лупу.
   – Р-р-р! Была, но укр-р-радена!
   – Больше вопр-р-росов не имею! Фамилия, имя, отчество? – строго, но сочувственно спросил детектив, все подозрения которого улеглись, и он тут же убрал лупу.
   – Р-р-р! Волчаров Волчара Волчарыч. Р-р-р! Р-р-р!
   – Чем энто можешь подтвердить?
   – Моим честным, благор-р-родным словом! Р-р-р! Р-р-р!
   – Эвтого достаточно! Сейчас я подвергну тебя допросу насчет пропажи першего колобка! Вопрос моего допроса весьма прост: скажи, эвто ты съел предмет преступления, р-р-р? Ну, что молчишь?
   – Ты себе, понимаешь, допрашивай, р-р-р, р-р-р, а я буду молчать!
   – Эвто тебе не поможет, Волчара Волчарыч: я буду тебя допрашивать по методу Юнга, р-р-р, р-р-р!
   – Тоже мне, Шерлок Холмс! Допрашивай хоть по методу, хоть без метода, а я всё равно буду молчать! Р-р-р! Р-р-р!
   – Вот и договорились! Итак, я буду произносить слова, ну а ты р-р-реагируй!
   – Р-р-р! Р-р-р! Пр-р-роизноси! А я всё равно буду молчать! Р-р-р-р-р!
   – Так ты точно будешь молчать?
   Волк подумал-подумал секундочку и уверенно заявил:
   – Р-р-р! Р-р-р! Так точно!
   – Совершенно точно будешь молчать? – и допытчик достал из кармана халата лупу.
   Волк открыл было пасть, но передумал, р-р-р, р-р-р, отвечать.
   Шерлок Холмс удовлетворенно хмыкнул и произнес, созерцая волчищу скрозь лупу:
   – Мы, он, они, она, оне, вы, ты, я...
   На «я» волк щелкнул зубами от ярости, однако смолчал.
   – Так, хорошо! Идем дальше. Сбегать. Сбагрить. Скомкать. Смазать. Съесть.
   На «съесть» волк щелкнул зубами от ярости, однако смолчал.
   – Отлично! Идем дальше. Кувшин. Курок. Кукареку. Камин. Колобок.
   На «колобок» волк щелкнул зубами от ярости, однако смолчал.
   Шерлок Холмс торжественно произнес, уверенно водворяя лупу в карман:
   – Волк щелкнул зубами от ярости при словах: «я», «съесть», «колобок». Энто означает: я съел колобка. Вина волка доказана: он сам во всем пр-р-р... пр-р-р... пр-р-ризнался!
   – Ничуть не доказана! Да, я хотел съесть колобка, но не съел! Где настоящие, вещественные доказательства? Р-р-р! Где продукты переваривания пропавшего колобка? Р-р-р! Предъявите мне свежий волчий экскремент! Р-р-р! Р-р-р!
   – А-а-а, так ты, значит, всё еще перевариваешь пропавшего! Взрезать волчаре брюхо!
   – Ой, боюсь, боюсь, боюсь! Не надо, только не эвто! – заверещал волк, словно его режут. – Р-р-р! Р-р-р! Я сам!
   И волк сам молниеносно – раз, раз! – расстегнул молнию на брюхе. Оттуда, из – раз, раз! – раскрытого брюха, выскочил ягненочек и радостно заверещал:
   – Бя-я-я! – присел и сделал бя-я-я: навалил кучку!
   – Ах ты, ворюга! Так вот кто ворует ягнят из моего хлева! – закричала, воображаешь, Катя Огняночка и – р-р-р, р-р-р! – замахнулась на волка гр-р-раблями.
   – Р-р-р, р-р-р! Кар-р-раул! Помогите! – в испуге закричал волчара. – Мне угрожают вивисекцией! Ах, я напишу заявление в полицу! Пожалуюсь в о... о... – ну эту, как ее? – ОБХСЕ, Ё, Ж, З... – ОБХСС! Р-р-р! Р-р-р!
   Но тут – о-о-о, о ужас! – в воздухе появилось привидение! Оно заорало, мерцая и – опа! – опалесцируя, млин:
   – Эй вы, все! Что за шарабарашей вы тут занимаетесь?
   Похрусты со страху попадали наземь, а деревенские массово сиганули в кусты малины. Это было – страшно сказать! – привидение колобка! Даже Холмсушка, Ватсонушка и Аринушка слегка поежились, и волчара тоже. Стал волчара позорный и облезлый – ну вылитый нет, не еж, а дикобраз, только весьма позорный и облезлый!
   Эвтот позорный и облезлый дикобраз воспользовался всеобщим переполохом, сорвался с двух цепей – да и был таков!
   – Волк не виноват! – заорало перламутровое привидение, источая запах озона. – Сейчас я скажу, ху из тот, кто меня проглотил не разжевывая, обормот!
   – Молчи, козел! Я лично тут провожу детективное расследование и сам во всём – раз, раз, раз! – разберусь с помощью дедукции! Так что, фантом, замолкни и исчезни, порешим на том! Не тень отца Гамлета, понимаешь! – решительно прогундел Шерлок Холмс и щелкнул пальцами.
   Призрак колобка исчез. Раздались стоны облегчения, и из кустов малины повылазили деревенские, а из кучи костей встали похрусты, страстно похрустывая костями.
   Дедушка Шерлок Холмс на радостях разлил из графина самогон по граммулечке, на самые донышки трех граненых стаканов. Члены тройки чокнулись, понимаешь, понюхали мощные испарения налитого и аж глаза закатили и закашлялись.
   Третьшим на допрос к Шерлоку Холмсу хрусты подвели медведя.
   – Личные вещи есть? Сбережения при себе есть? – сочувственно спросил Холмс у крепко подозреваемого и развернул свою шляпу на голове задним козырьком вперед, а передним назад.
   – Фыр-р-р! Были, но украдены!
   – Паспорт есть? – строго спросил дальше Шерлок, понимаешь, Холмс.
   – Фыр-р-р! Был, но украден!
   – Свидетельство о регистрации есть? – более строго спросил Шерлок Холмс.
   – Фыр-р-р! Было, но украдено!
   – Совесть есть? – еще более строго спросил Шерлок, воображаешь, Холмс и вытащил из кармана халата лупу.
   – Ы-ы-ы! Была, но украдена!
   – Больше вопросов не имею! Фамилия, имя, отчество? – строго, но сочувственно спросил детектив, все подозрения которого улеглись, и он тут же убрал лупу.
   – Фыр-р-р! Топтыгин Михайла Михайлыч.
   – Чем эвто можешь подтвердить?
   – Ы-ы-ы! Моим честным, благородным словом!
   – Энтого достаточно! Сейчас я подвергну тебя допросу насчет пропажи першего колобка! Вопрос моего допроса весьма прост: скажи, энто ты съел предмет преступления, фыр-р-р? Ну, что молчишь?
   – Фыр-р-р! Ты себе, понимаешь, допрашивай, фыр-р-р, а я буду молчать!
   – Энто тебе не поможет, Михайла Михайлыч: я буду тебя допрашивать по методу Юнга, фыр-р-р, фыр-р-р!
   – Фыр-р-р, фыр-р-р! Тоже мне, Шерлок Холмс, понимаешь! Допрашивай хоть по методу, хоть без метода, а я всё равно буду молчать! Ы-ы-ы!
   – Вот и договорились! Итак, я буду произносить слова, ну а ты реагируй!
   – Произноси! А я всё равно буду молчать! Ы-ы-ы!
   – Так ты точно будешь молчать?
   Медведь подумал-подумал секундочку и уверенно заявил:
   – Так точно! Фыр-р-р!
   – Совершенно точно будешь молчать? – и допытчик достал из кармана халата лупу.
   Медведь открыл было пасть, но передумал, фыр-р-р, фыр-р-р, отвечать.
   Шерлок Холмс удовлетворенно хмыкнул и произнес, созерцая ведмедя скрозь лупу:
   – Мы, он, они, она, оне, вы, ты, я...
   На «я» медведь в гневе оскалил пасть, однако смолчал.
   – Так, хорошо! Идем дальше. Сбегать. Сбагрить. Скомкать. Смазать. Съесть.
   На «съесть» медведь в гневе оскалил пасть, однако смолчал.
   – Отлично! Идем дальше. Кувшин. Курок. Кукареку. Камин. Колобок.
   На «колобок» медведь в гневе оскалил пасть, однако смолчал.
   Шерлок Холмс торжественно произнес, уверенно водворяя лупу в карман:
   – Ведмедь в гневе оскалил пасть при словах: «я», «съесть», «колобок». Эвто означает: я съел колобка. Вина ведмедя доказана: он сам во всем признался!
   – Ничуть не доказана! Да, я хотел съесть колобка, но не съел! Где настоящие, вещественные доказательства? Где продукты переваривания пропавшего колобка? Предъявите мне свежий медвежий экскремент, фыр-р-р!
   – А-а-а, так ты, значит, всё еще перевариваешь пропавшего! Взрезать ведмедю брюшище!
   – Ой, боюсь, боюсь, боюсь! Не надо, только не эвто! – заверещал медведь, словно его режут. – Я сам! Фыр-р-р! Фыр-р-р!
   И медведь сам молниеносно – раз, раз! – расстегнул молнию на своем брюшище. Оттуда, из – раз, раз! – раскрытого брюшища, выскочил теленочек и в телячьем восторге замычал:
   – Ме-е-е! – присел и навалил премогучую кучку телячьего экскреме-е-ента!
   – Ах ты, ворюга! Так вот кто ворует телят из моего коровника! – закричала, воображаешь, Катя Огняночка и – фыр-р-р, фыр-р-р! – замахнулась на медведя граблями.
   – Караул! Помогите!  Фыр-р-р, фыр-р-р! – в испуге закричал медведь. – Мне угрожают вивисекцией! Ах, я напишу заявление в полицу! Пожалуюсь в о... о... – ну эту, как ее? – ОБХСЕ, Ё, Ж, З... – ОБХСС! Фыр-р-р! Фыр-р-р!
   Но тут – о-о-о, о ужас! – в воздухе появилось привидение! Оно заорало, мерцая и – опа! – опалесцируя, млин:
   – Эй вы, все! Что за шарабарашей вы тут занимаетесь?
   Похрусты со страху попадали наземь, а деревенские массово сиганули в кусты малины. Это было – страшно сказать! – привидение колобка! Даже Холмсушка, Ватсонушка и Аринушка слегка поежились, и Топтыгин тоже. Стал мишка бурый, неуклюжий и косолапый  – ну вылитый нет, не еж, а дикобраз, только весьма бурый, неуклюжий и косолапый!
   Эвтот бурый, неуклюжий и косолапый дикобраз воспользовался всеобщим переполохом, сорвался с трех цепей – да и был таков!
   – Медведь не виноват! – заорало перламутровое привидение, источая запах озона. – Сейчас я скажу, ху из тот, кто меня проглотил не разжевывая, обормот!
   – Молчи, козел! Я лично тут провожу детективное расследование и сам во всём – раз, раз, раз! – разберусь с помощью дедукции! Так что, фантом, замолкни и исчезни, порешим на том! Не тень отца Гамлета, понимаешь! – решительно прогундел Шерлок Холмс и щелкнул пальцами.
   Призрак колобка исчез. Раздались стоны облегчения, и из кустов малины повылазили деревенские, а из кучи костей встали похрусты, страстно похрустывая костями.
   Дедушка Шерлок Холмс на радостях разлил из графина самогон по граммулечке, на самые донышки трех граненых стаканов. Члены тройки чокнулись, понимаешь, понюхали мощные испарения налитого и аж глаза закатили и закашлялись.
   Четвертшей на допрос к Шерлоку Холмсу хрусты подвели лису.
   – Личные вещи есть? Сбережения при себе есть? – сочувственно спросил Холмс у шибко подозреваемой и развернул свою шляпу на голове передним козырьком назад, а задним вперед.
   – Были, но украдены! Хи-хи!
   – Паспорт есть? – строго спросил дальше Шерлок, понимаешь, Холмс.
   – Был, но украден! Хи-хи!
   – Свидетельство о регистрации есть? – более строго спросил Шерлок Холмс.
   – Было, но украдено! Хи-хи!
   – Совесть есть? – еще более строго спросил Шерлок, воображаешь, Холмс и вытащил из кармана халата лупу.
   – Была, но украдена! Хи-хи!
   – Больше вопросов не имею! Фамилия, имя, отчество? – строго, но сочувственно спросил детектив, все подозрения которого улеглись, и он тут же убрал лупу.
   – Хи-хи! Мадам, понимаешь, Лисицына Лиса Патрикеевна.
   – Чем энто можешь подтвердить?
   – Хи-хи! Моим честным, благородным словом! Хи-хи!
   – Эвтого достаточно, Лиса Патрикеевна! Сейчас я подвергну тебя допросу насчет пропажи першего колобка! Вопрос моего допроса весьма прост: скажи, эвто ты съела предмет преступления, хи-хи? Ну, что молчишь?
   – Хи-хи! Ты себе, понимаешь, допрашивай, а я буду молчать, однозначно! Хи-хи!
   – Эвто тебе не поможет, Лиса Патрикеевна: я буду тебя допрашивать по методу Юнга, хи-хи!
   – Хи-хи! Тоже мне, Шерлок Холмс, хи-хи! Допрашивай хоть по методу, хоть без метода, а я всё равно буду молчать! Хи-хи!
   – Вот и договорились! Итак, я буду произносить слова, ну а ты реагируй!
   – Хи-хи! Произноси! А я всё равно буду молчать! Хи-хи!
   – Так ты точно будешь молчать?
   Лиса подумала-подумала секундочку и уверенно заявила:
   – Нет-нет, клянусь! Хи-хи!
   – Совершенно точно нет-нет? – и допытчик достал из кармана халата лупу.
   Лиса открыла было пасть, но передумала, хи-хи, отвечать, а только хихикнула.
   Шерлок Холмс удовлетворенно хмыкнул и произнес, созерцая лисицу скрозь лупу:
   – Мы, он, они, она, оне, вы, ты, я...
   На «я» лиса радостно махнула хвостом и хихикнула, а потом подумала-подумала секундочку и пропищала:
   – Нет-нет, клянусь! Хи-хи!
   – Так, хорошо! Идем дальше. Сбегать. Сбагрить. Скомкать. Смазать. Съесть.
   На «съесть» лиса радостно махнула хвостом и хихикнула, а потом подумала-подумала секундочку и пропищала:
   – Нет-нет, клянусь! Хи-хи!
   – Отлично! Идем дальше. Кувшин. Курок. Кукареку. Камин. Колобок.
   На «колобок» лиса радостно махнула хвостом и хихикнула, а потом подумала-подумала секундочку и пропищала:
   – Нет-нет, клянусь! Хи-хи!
   Шерлок Холмс торжественно произнес, уверенно водворяя лупу в карман:
   – Великолепно! Лиса радостно махнула хвостом при словах: «я», «съесть», «колобок». Энто означает: я съела колобка. Вина лисицы доказана: лиса сама призналась!
   – Хо-хо! Ничуть не доказана! Напротив, доказана моя невиновность!
   – Хе-хе! Как так?
   – Всякий раз я говорила: «Нет-нет». Это означает: нет-нет, не я – нет-нет, не съела – нет-нет, не колобка. Моя невиновность доказана! Хо-хо!
   – Ни в коем случае, хе-хе! Это ты лжешь, изворачиваешься, говоришь всё наоборот! Следовательно, если твою речь опять вывернуть, то есть вычеркнуть из предложения все эти «нет-нет», получится истинная фраза: я – съела – колобка. Вина лисицы доказана!
   – Ничуть не доказана! Хо-хо! Да, я хо... хо... хотела съесть колобка, но не съела!
   – Почему?
   – Хо-хо! Он успел телепортироваться прямо с моего языка!
   – Телепортироваться?
   – Вот именно, телепортироваться! Прямо с моего языка! Хо-хо!
   – И кого ты подозреваешь?
   – Хо-хо! Инопланетян!
   – Хе-хе! Но почему, почему в какой-то там элементарной телепортации непременно нужно подозревать именно инопланетян?
   – Хо-хо! На Земле нет таких технологий. Следовательно, это технология внеземного происхождения, поэтому нужно подозревать инопланетян! Хо-хо!
   – Мда-а-а! Вероятность твоей версии не нулевая, но я тебе все равно не верю! Твоя версия только подтверждает твою изворотливость и стремление переложить вину на других! Следовательно, вина лисицы доказана, хе-хе!
   – Ничуть не доказана! Хо-хо! Да, я хотела съесть колобка, но не съела! Где настоящие, вещественные доказательства? Где продукты переваривания пропавшего колобка? Хо-хо! Предъявите мне свежий лисий экскремент!
   – А-а-а, так ты, значит, всё еще перевариваешь пропавшего! Взрезать плутовке брюхо, хе-хе!
   – Ой, боюсь, боюсь, боюсь! Не надо, только не энто! – заверещала лиса, словно ее режут. – Хи-хи! Я сама!
   И лиса са... сама ма... ма... молниеносно – раз, раз, раз, раз! – расстегнула молнию на брюхе. А оттуда, из – раз, раз, раз, раз, раз! – раскрытого брюха, выскочил куренок и радостно запищал:
   – Пи-пи! – присел и тут же сделал пи-пи!
   – Ах ты, ворюга! Так вот кто ворует курят из моего курятника! – закричала, воображаешь, Катя Огняночка и замахнулась – бр-р, бр-р! – граблями на мадам Лису Патрикеевну.
   – Караул! Помогите! Бр-р, бр-р! – в испуге закричала лисица. – Мне угрожают вивисекцией! Хо-хо! Ах, я напишу заявление в полицу, милицу и челобитную в столицу! Пожалуюсь в о... о... – ну эту, как ее? – ОБХСЕ, Ё, Ж, З... – ОБХСС! Хи-хи!
   Но тут – о-о-о, о ужас! – в воздухе появилось привидение! Оно заорало, мерцая и – опа! – опалесцируя, млин:
   – Эй вы, все! Что за шарабарашей вы тут занимаетесь?
   Похрусты со страху попадали наземь, а деревенские массово сиганули в кусты малины. Это было – страшно сказать! – привидение колобка! Даже Холмсушка, Ватсонушка и Аринушка слегка поежились, и Патрикеевна тоже. Стала рыжая и, понимаешь, бесстыжая лисица – ну вылитая нет, не ежиха, а дикобразиха, только весьма рыжая и, понимаешь, бесстыжая!
   Эвта рыжая и, понимаешь, бесстыжая дикобразиха воспользовалась всеобщим переполохом, сорвалась с четырех цепей – да и была такова!
   – Лиса не виновата! – заорало перламутровое привидение, источая запах озона. – Сейчас я скажу, ху из тот, кто меня проглотил не разжевывая, обормот!
   – Молчи, козел! Я лично тут провожу детективное расследование с помощью дедукции и сам во всём – раз, раз, раз! – разберусь! Так что, фантом, замолкни и исчезни, порешим на том! Не тень отца Гамлета, понимаешь! – решительно прогундел Шерлок Холмс и щелкнул пальцами.
   Призрак колобка исчез. Раздались стоны облегчения, и из кустов малины повылазили деревенские, а из кучи костей встали похрусты, страстно похрустывая костями.
   Дедушка Шерлок Холмс на радостях разлил из графина самогон по граммулечке, на самые донышки трех граненых стаканов. Члены тройки чокнулись, понимаешь, понюхали мощные испарения налитого и аж глаза закатили и закашлялись.
   Тут Внутренний Голос скептически зашептал на ухо Ивану:
   – Иван! Раз... раз... расследование показало, что пропавшего колобка не нашли!
   Иван сей же секунд громогласно провозгласил с возмущением:
   – Ваша Ващще Премудрость, вылитый Шерлок Холмс! Раз... раз... расследование показало, что пропавшего колобка не нашли!
   – Ничего, я его всё равно найду!
   Тут Внутренний Голос скептически зашептал на ухо Ивану:
   – Иван, все подозреваемые пропали!
   Иван сей же миллисекунд громогласно провозгласил с возмущением:
   – Ваша Ващще Премудрость, вылитый Шерлок Холмс! Все подозреваемые пропали!
   – Ничего, я их всё равно верну в нужный момент!
   Тут Внутренний Голос скептически зашептал на ухо Ивану:
   – Иван, колобок, наверно, успел перевариться!
   Иван сей же наносекунд громогласно провозгласил с возмущением:
   – Ваша Ващще Премудрость, вылитый Шерлок Холмс! Колобок, наверно, успел перевариться!
   – Ничего, сейчас я узнаю, кто съел колобка! – заорал Холмс, в ярости размахивая тросточкой. – Сейчас я узнаю, кто из подозреваемых это сделал! А я подозреваю всех присутствующих и отсутствующих, не исключая похрустов и в особенности тебя с твоим Внутренним Голосом! Пусть у того, у кого в желудке не успел перевариться пропавший колобок, да-да, именно у того, кто сожрал и не удосужился до сих пор переварить ка... ка... ка... колобка, случится – раз, раз! – расстройство желудка! И пусть эвтот обжора воспользуется сортиром на цыплячьих лапках! И как токмо преступник покинет экстазные апартаменты, я тотчас же узнаю, кто он таков!
   И Ващще Премудрый, вылитый Шерлок Холмс, трожды щелкнул пальцами. И в ту же наносекунду какая-то неумолимая сила увлекла Премудрого с тросточкой из-за стола в сортир на цыплячьих лапках, на двери которого было написано мелком: «Евродверь из Лавра», причем в слове «Лавра» першая буква «а» была зачеркнута, а над чертой была приписана буква «у».
   – Ну надо же! Эк стеганул-то от нас, понимаешь, Ващще Шерлок Холмс! – с восхищением зашептались все кругом. – Ну ващще! Во все, понимаешь, лопатки залупил!
   Премудрый в спешке – раз, раз! – распахнул дверь сортирчика тросточкой, и оттуда посыпались наши баксы. Но та же неумолимая сила подействовала и на баксы, и зеленые моментально полетели назад в сортир, только спрессовались там сильнее, чем прежде, так что Премудрый с тростью смог протиснуться в кабинку.
   Ровно через тринадцать минуточек Ващще Премудрый вышел оттуда, блаженно улыбаясь, уселся за стол и добродушно похвастал Ивану, фатовски поигрывая тросточкой:
   – Так вот что значит евросортир! Лепота-а-а! А главное, представляешь, Иван, туалетная бумага изображает наши баксы и уже нарезана для употребления по назначению! Вот энто культура! Лепота-а-а! Иван, хочешь в евросортир?
   – Н-е-е, не хочу! – ответил Иван, поигрывая клизмой.
   – А ты через не хочу! Сходи, не пожалеешь! – доброжелательно проворковал Ващще Премудрый и щелкнул пальцами.
   И в ту же наносекунду Ивану страсть как захотелось как раз туда, куда только что не хотелось, и какая-то неумолимая сила увлекла Ивана из-за стола в сортир на цыплячьих лапках.
   – Ну надо же! Эк стеганул-то от нас, понимаешь, Ивашка – наш доктор Ватсон! – с восхищением зашептались все кругом. – Ну ващще! Во все, понимаешь, лопатки залупил!
   Ивашка в спешке – раз, раз! – распахнул дверь сортирчика клизмой, и оттуда посыпались наши баксы. Но та же неумолимая сила подействовала и на баксы, и зеленые моментально полетели назад в сортир, только спрессовались там сильнее, чем прежде, так что наш Ватсон с клизмою смог протиснуться в кабинку.
   Ровно через тринадцать минуточек Иван вышел оттудова с клизмой, блаженно улыбаясь, засим уселся за стол и принялся фатовски поигрывать клизмой. Ващще Премудрый добродушно спросил Ивана:
   – Ну что, каков евросортирчик?
   – Евросортирчик – высший класс! Лепота-а-а! А главное, представляешь, дедушка, туалетная бумага изображает наши баксы и уже нарезана для употребления по назначению! Вот энто культура! Лепота-а-а! Дедушка, хочу опять туда, в сортир!
   – Ну, нет, насладился сам – дай насладиться и другим! Пусть все присутствующие испытают на себе достижение высокой европейской культуры! – доброжелательно проворковал Ващще Премудрый и щелкнул пальцами.
   И какая-то неумолимая сила принялась увлекать в сортир на цыплячьих лапках всех присутствующих, одного за другим, включая и похрустов.
   Ровно через каждые тринадцать минуточек кто-то оттуда выходил, блаженно улыбаясь, и уступал апартаменты следующему, а Ващще Премудрый добродушно спрашивал вышедшего:
   – Ну что, каков евросортирчик?
   – Евросортирчик – высший класс! Лепота-а-а! А главное, представляешь, Шерлок Холмс, туалетная бумага изображает наши баксы и уже нарезана для употребления по назначению! Лепота-а-а!
   – И-эх, вот что значит испытать на себе достижение высокой европейской культуры! – изрекал резюме Премудрый.
  Но вот из сортира вывалился только что облегчившийся черт Кинстинктин, загородил вход в храм облегчения и с возмущением заорал:
   – Я только что воспользовался эвтой вашей хваленой туалетной бумагой! Ею же нельзя подтираться!
   – Молчи, козел! – зашикали на черта все те, кто с нетерпением дожидался своей очереди. – Почему энто ею нельзя подтираться?
   – Энто не туалетная бумага! Энто самые настоящие наши баксы!
   – Молчи, козел! А ты-то откуда знаешь?
   – Я сам их когда-то вырезал из газет маникюрными ножницами! Убедитесь сами: там маленькие кривые надрезы!
   – Молчи, козел! Хорошо, мы непременно убедимся!
   И Кинстинктина оттолкнул следующий посетитель и спешно влетел в сортирчик.
   – Ну надо же! Эк стеганул-то от нас, понимаешь, гражданин! – с восхищением зашептались все кругом. – Ну ващще! Во все, понимаешь, лопатки залупил! Гляди, гляди, Кистинтин!
   Но тут сортирчик отошел на полметра в сторонку, поскольку наваленная под ним ароматная куча стала чрезмерно большой. В кучу бросился черт Кинстинктин, дабы извлечь из нее свои баксы. Но одновременно с Кинстинктином на кучу набросились многочисленные собаки и принялись жадно поглощать аппетитное лакомство. Черт пихался, кусался и дрался с собаками. Найденные баксы он складывал в красную вязаную шапочку – невидимку, и баксы тут же становились невидимыми для всех, кроме похрустов, разумеется.
   Наконец, куча была съедена, а наши баксы собраны.
   Теперь черт Кинстинктин в вязаной красной шапочке на голове кидался к каждому выскакивающему из сортира:
   – Гражданин!
   – Шо?
   – Предлагаю исключительно тебе исключительно выгодный контракт!
   – Какой?
   – Продай христианскую душу!
   – Ни за що!
   – А за наши баксы?
   – А за сколь?
   – За миллиён!
   – Покажь!
   – Да вот!
   – А почему они так пахнут, энти твои баксы?
   – Баксы как баксы! Свежайшие! Пахнут свежей типографской краской!
   – Сдается мне, шо ты хочешь всучить мне туалетную бумагу, к тому же использованную! Изыди, сатана! – вежливо отказывал гражданин и сильно отпихивал от себя черта.
   Тут Ващще Премудрый добродушно выспрашивал у вышедшего гражданина:
   – Ну что, каков евросортирчик?
   – Евросортирчик – высший класс! Лепота-а-а! А главное, представляешь, Шерлок Холмс, туалетная бумага изображает наши баксы и уже нарезана для употребления по назначению! Лепота-а-а!
   – И-эх, вот что значит испытать на себе достижение высокой европейской культуры! Ну ващще! – изрекал резюме Премудрый.
   В какой-то момент времени у Ващще Премудрого скулы свело и на щеках и губах появились мозоли от бесконечных улыбок. Премудрый нахмурился и застонал.
   – Дедунь, что с тобой? – озабоченно спросил Иоанн.
   – Вах, а ведь того, кто съел колобка, я так и не определил! Преступление не раз... раз... раскрыто! Какой же я после энтого Шерлок Холмс?
   – Зато дедушка – раз, раз! – раскрыл четыре преступления, совершённые зверьем: зайцем, волком, медведем и лисой! Дедушка – четырежды Шерлок Холмс! – тихо-тихо, чтобы никто не слышал, прошептал Иванушке его Внутренний Голос.
   – Зато ты, дедушка, – раз, раз! – раскрыл целых четыре преступления, совершённых зверьем: зайцем, волком, медведем и лисой! Да ты, дедушка, – четырежды Шерлок Холмс! – заявил Иванушка громовым голосом, чтобы все слышали.
   – Да! Да! – закричали вокруг деревенские. – И когда в следущий раз мы поймаем эвтих опасных преступников, мы предъявим им и энти обвинения в числе прочих! И пусть тогда жалуются в о... о... – ну эту, как ее? – ОБХСЕ, Ё, Ж, З... – ОБХСС!
   – Ах, что бы дедушка делал без своего помощника! Ну так давайте устроим пир в честь Шерлока Холмса и, самое главное, доктора Ватсона! – прошептал Внутренний Голос Ивану на ухо.
   – Ну так давайте устроим пир в честь Шерлока Холмса и, самое главное, доктора Ватсона! – заорал Иван Ватсон во всю ивановскую, то бишь ватсоновскую, вскочив со стула.
   – Какой пир? – вскричал Шерлок Холмс и вскочил со стула.
   – Какой пир? – вскричала Арина и, улыбаясь, вскочила со стула.
   – Гоша, какой именно пир?
   – На весь мир! – прошептал Внутренний Голос Ивану на ухо.
   – На весь мир! – заорал Иван Ватсон во всю ватсоновскую.
   – Где? Во всем мире?
   – Гоша, а где? Неужли́ во всем мире?
   – Нет, прямо здесь, во дворе хаты Арины! – прошептал Внутренний Голос Ивану на ухо.
   – Нет, прямо здесь, во дворе хаты Арины! – заорал Иван Ватсон во всю ватсоновскую.
   – Ур-р-р-а-а-а! – заорали все, не исключая и похрустов.
   – Выноси стол из избы во двор! – закричал кто-то.
   – Ага! Чичас!
   – Выносим!
   – Вынесли!
   – Стол маловат для такого двора!
   – Ничего, чичас раздвинем! – Ващще Премудрый щелкнул пальцами, и стол – раз, раз, раз, раз! – раздвинулся во весь двор, а вокруг стола появились многочисленные раскладные стулья из брезентовой ткани, натянутой на алюминиевый каркас. – Арина, я давал тебе скатерть-самобранку!
   – Ага! Вот она, прямо на столе!
   – Как?! Вот эвта салфетка?
   – Ага!
   – Маловата для такого стола!
   – Ага!
   – Ничего, чичас увеличим! – Ващще Премудрый щелкнул пальцами, и скатерть-самобранка увеличилась и накрыла весь стол.
   Дедушка Шерлок Холмс тем временем приказал самобранке накрыть стол, но уже не самой собой, а, само собой, всем прочим, чем положено. А в это время в Кремлёвском дворце съездов шел грандиозный банкет по поводу закрытия XXVII съезда. И вот в то же самое окомгновение всё содержимое банкетных столов перекочевало на стол для всего мира.
   – Ур-р-р-а-а-а! – закричали все присутствующие, не исключая и похрустов, и расселись на стулья. – Колбаска! Икра, понимаешь! Сосиска!
   А Премудрый добавил в восторге:
   – Арина! Пекчи колобки на закуску – вкуснее нема, понимаешь, изыска!
   Дивца, застенчиво улыбаясь, ушла в хату пекчи колобки на закуску, вкуснее которых нема, понимаешь, изыска – даже в сравнении с колбаской, икрой, понимаешь, сосиской!
   И пошел пир горой!
   Похрусты на пиру так, понимаешь, назюзились и раздухарились, что принялись брататься и обниматься с шарабарашарцами.
   А экс-царь Горох играл на баяне и пел всё ту же изрядно поднадоевшую всем песню: «Молодым у нас – доска почета, молодым всегда – достойный путь!», но певца совершенно никто не слушал: не Высоцкий, понимаешь.
   Во главе общего стола оказались почему-то не Шерлок Холмс с доктором Ватсоном, а поп Абросим с чертом Кинстинктином, и все пировальщики стремились с ними чокнуться.
   Вот черт Кинстинктин хвать со стола мельхиоровую ложку – и в шапочку ее, в невидимку, понимаешь.
   А поп Абросим спрашивает черта Кинстинктина:
   – Давно я хотел у тебя спросить, чертушка: откуда берутся наши баксы?
   – Как откуда, попушка? Я их изготавливаю вот этими самыми руками!
   Засим черт Кинстинктин хвать со стола мельхиоровую вилку – и в шапочку, понимаешь, невидимку!
   – Да ну?
   – Да! Я вырезаю баксы из старых газет! Вот энтими самыми маникюрными ножницами! Раз, раз, раз, раз!
   И черт Кинстинктин выхватил из-за пазухи крохотные ножницы, чик-чик-чик-чик ими в воздухе, а затем той же лапой хвать со стола мельхиоровую вилку – и в шапочку, понимаешь, невидимку: и вилку, понимаешь, и ножницы!
   – Вот это да! А газеты откуда берешь?
   – В сортирах много газет!
   И черт Кинстинктин хвать со стола хрустальную стопку – и в шапочку ее!
   – Да иди ты!
   – Тенчас! – тут же воскликнул черт, схватил со стола хрустальную рюмку и хрустальный фужер – и в шапочку их, понимаешь, невидимку! – а шапочку – на голову! – и, выскочив из-за стола, пошел по бочкам с пивом, коих вокруг общего стола, понимаешь, покоилось огромное количество.
   Поп Абросим, естественно, ринулся за чертом в пого́н*: во все, понимаешь, лопатки залупил!
   У Ващще Премудрого постепенно, понимаешь, стало портиться настроение. Он принялся нетерпеливо бить себя тростью по шляпе охотника за оленями и непрерывно шептать под розовый нос, задавая вопрос:
   – Кто же съел колобка? Заяц, волк, медведь или лиса? Скорее всего, лиса: заяц – трус, волк – туп, медведь – неуклюж, а лиса – о-о-ох, хитрю-ю-юга! Вот почему не удалось ее уличить!
   Арина принесла на стол новую порцию умопомрачительно пахнущих колобков. Засим Иванушка с деушкой уселись на двых бочоночках рядышком, переглянулись и принялись перешептываться.
   – Да ведь это Ващще Премудрый слопал пропавшего колобка, Иванушка! – шепнула, застенчиво улыбаясь, дивца.
   – Знаю, Аринушка! Только терплю и молчу, хочь и крикнуть хочу! Так хочу, так хочу, что совсем невмоготу! И ты молчи об этом!
   – Почему? Ах, и мне невмоготу, Иванушка! – застенчиво улыбнулась дивца. – Може, все-таки взять и крикнуть?
   – Нет, молчи: так будет лучше для всех!
   – Но почему, если мне невмоготу? – Арина застенчиво улыбнулась.
   – Не могу сказать, хочь и самому невмоготу!
   – А мне любопытно – невмоготу! – сказала Арина, застенчиво улыбаясь.
   – И не любопытствуй, терпи, хочь и невмоготу!
   – Ах, Иванушка! А мне всё равно невмоготу! – застенчиво улыбаясь, пожаловалась дивца.
   – Ам!.. Ам!.. Ой, мама!.. Ш-ш-ш-ш-ш!.. Ш-ш-шо вы там ш-ш-шепчетесь? – преподозрительнейше спрохал Ващще Премудрый и поглядел на Арину с Иваном скрозь лупу.
   – Что, что! – захихикали кругом похрусты и шарабарашарцы. – Известно, что! Их дело молодое, секретное! Такое, что им обоим невмоготу!
   Тут у Ващще Премудрого вовсе испортилось настроение, и он вдруг трахнул себя в сердцах тростью по шляпе и возопил:
   – Ай, мама! Иван, а Иван!
   – Шо?
   – Иди сюда! Присядь рядом со мной!
   – Зачем? Мне и тут хорошо!
   Дедушка вдругорядь трахнул себя в сердцах тростью по шляпе и возопил чуть громче:
   – Ай, мама! Иван, а Иван!
   – Шо?
   – Иди сюда! У меня к тебе разговор!
   – Не-е-е, не пойду, мне и тут хорошо! А ты разговаривай громче!
   Дедушка трахнул себя в сердцах тростью по шляпе во третей раз и возопил гораздо громче:
   – Ай, мама! Иван, а Иван!
   – Шо?
   – Иди, говорю, сюда! У меня к тебе секретный разговор!
   – Это другое дело! – и Иван мгновенно покинул бочку подле Арины и присел на свободный стул рядом с дедушкой, приложив ладони к ушам.
   – Я слушаю, Шерлок Холмс!
   – Иван, Иван, раз, раз, раз, раз! Ну шо, слышно?
   – Слышно, слышно! Давай, дедушка, скорее секретный разговор!
   – Иван, нам срочно нужно уйти с пира по-английски!
   – Г-хм! А зачем?
   – У меня секретное дело!
   – Ур-р-р-а-а-а! А какое?
   – Не спрашивай!
   – У-у-у! Но почему-у-у, деда?
   – Потом-у-у!
   – Почему-у-у потом-у-у?
   – Не имею права объяснять!
   – У-у-у! Но мне невмоготу-у-у! Объясни-и-и, дедушка!
   – Нет, не спрашивай: так будет лучше для всех!
   – Но почему-у-у, если мне невмоготу-у-у?
   – Не могу сказать, хоть и самому невмоготу!
   – А мне любопытно – невмоготу, диду!
   – И не любопытствуй, терпи, хоть и невмоготу, Иванушка!
   – Ах, дидушка! А мне всё равно невмоготу! Скажи, какое у тебя секретное дело?!
   – Не спрашивай, какое! Но нам нужно срочно вернуться на прежнее место, в лес!
   – Для чего?
   – Совершенно необходимо заглянуть в погреб и убедиться, что там всё в порядке!
   – А что там такое, в погребе?
   – Не могу тебе открыть: энто тайна таинственного погреба!
   – Подумаешь, погреб! Погреб можно вырыть в любом месте, куда перебежала изба на курьих ножках!
   – Ты, Иван, ни шиша не понимаешь! В том погребе – вход в глубокое подземелье! А там... А там...
   – Что там? Что там?
   – Больше я тебе ни шиша не скажу! Ну что, ты со мной, или здесь остаешься – с деушкой шуры-муры вести?
   – А что, Аринушку разве с собой не возьмем?
   – Не возьмем!
   – Почему?
   – Пусть здесь остается, печет колобки на закуску всему миру! На весь мир знаешь, сколько надо напечь? Ну что, ты со мной или нет?
   – Аз, дедушка, ка... ка... конечно, с тобой!
   – Иван, за мной! Похрусты, за мной! Изба, за мной! Сортир, за мной! – и дедушка шасть со стула, тросточку простер вперед – и поскакал, поскакал, поскакал, ножками заплетаясь.
   – Яволь! – гаркнули все позванные, с неохотой, однако дисциплинированно встали из-за пиршественного стола и – раз, раз, раз! – разом побежали за Премудрым, выполняя его волю.
   – Иван! Вскакивай в избу на ходу! – крикнул Премудрый и вскочил в бегущую на курьих ножках избу на ходу.
   – Яволь! – гаркнул Иван и вскочил в бегущую избу на ходу.
   – Иван! Седай на тубарет! – крикнул Премудрый и воссел на табурет.
   – Яволь! – гаркнул Иван и воссел на свободный табурет.
   И тутовона ковылькада пробежала через всю деревню на противоположную оконечность оной, а затем принялась бегать кругами вокруг Шарабарашары.
   Похрусты, понимаешь, бегут да бегут себе босоплясами, избушка на курьих ножках скачет, на собачьих пятках поворачивается: к лесу, понимаешь, – передом, а к Шарабарашаре – крепу́чим*, понимаешь, задом, однозначно! Одним словом, скачет избушка и задом, и передом, а дело идет своим чередом.
   – Дедушка! – нервно вскричал Иоанн.
   – Шо?
   – А ты дорогу назад помнишь?
   – Не помню! Аз понадеялся на тебя!
   – А-а-а!
   – Иван!
   – Шо?
   – А ты дорогу назад помнишь?
   – Не помню! Аз понадеялся на тебя!
   – А-а-а!
   Помолчали немножко, каких-то тринадцать минуточек. Засим Иоаннушка и говорит:
   – Деда, а деда!
   – Шо?
   – Как же мы на прежнее место, в лес попадем?
   – Не знаю!
   – Може, за Аринушкой всё ж вернемся?
   – Нет! Пусть печет колобки на весь мир! На весь мир знаешь, сколько нужно колобков?
   – Знаю, знаю! Не сосчитать, сколько! Но как мы тогда на прежнее место, в лес попадем?
   – Я же сказал: не знаю! Много знать – скоро состариться!
   – А ты, диду, придумай что-нибудь!
   – Сейчас попробую! – пообещал дед и принялся колотить себя тростью по шляпе.
   И ровно через тринадцать секундочек, ни тринадцатью наносекундочками больше, дедушка закричал:
   – Ни шиша не придумывается, ешь меня вошь! – и дедушка Ващще Премудрый щелкнул пальцами. – Ой, ай, меня вошь укусила! Ай, ой, аз придумал, придумал!
   – Шо ты придумал?
   – А вот шо! Я вспомнил, шо у меня есть бортовой навигатор!
   И дедулька вскочил с табуретки и с гордостью вытащил из глубокого кармана своих широких штанов яйце.
   – Гляди, Иванушка! Це – яйце!
   – Ну и шо, шо яйце? А где ж в нем у... у... указатель направления нашего движения?
   – Хе-хе! А вот он, указатель! – дедок покатал яйце в ладонях, и из острого конца яйца высунулся на пару сантиметров кончик иглы.
   Дедулька сбегал к серванту, достал оттуль серебряное, понимаешь, блюдечко, поставил его, понимаешь, на стол, положил на блюдечко яичко, чуть крутанул оное устройство навигационное и закричал, плюхаясь на табуретку:
   – Яйце!
   – Шо?
   – Указывай иглою направление домой!
   – Хорошо!
   – Изба!
   – Шо?
   – Яйце видишь?
   – Не вижу!
   – И чем только ты смотришь?
   – Мысленным взором!
   – Взгляни еще раз, раз, раз!
   – Взглянула!
   – Теперь видишь?
   – Вижу!
   – Молодчина! Иглу видишь?
   – Вижу!
   – Бегчи в том направлении!
   – Хорошо, куд-куда!
   – Куд-куда, куд-куда! Туд-туда!
   – Хорошо, куд-куда!
   – Туд-туда!
   – Да поняла я, поняла! Это я так кудахтаю!
   – А-а-а! А это я так тудахтаю!
   – А-а-а!
   – Бэ-э-э!
   Избушка побежала, побежала, сортирчик за ней побежал, побежал, похрусты за ними побежали, побежали – все, все, все, все в нужном направлении. Эк, так и копотят себе по чащобушке, припрыгивают да насвистывают. И то, кто бежь не хвалит, а бежь хороша: бежать, так не стоять, надо скорее бежать домой, бежью живее достигнешь; вот и бегчат все они, аки нерехотские бегуны*! Ан сколь ни бежать, а не миновать отдыхать: глядь – в скором времени вся ковылькада очутилась на прежнем месте дислоцирования в дремучем лесу.
   Избушка встала на привычное место, на крохотной полянке, сортирчик притулился рядышком с мамашей, похрусты встали забором вокруг.
   Дедушка с Иванушкой вышли, пошатываясь, из избушки. А в это же самое время над полянкой, над самыми кронами деревьев, кругами летал птеродактиль. Приметив дедушку с Иванушкой, он пронзительно завопил:
   – И-го-го-о-о! – и начал пикировать на полянку.
   Дедушка с Иванушкой спешно выскочили за забор, в лес, в кусты. Там они, понимаешь, справили нужду, большую и малую, каждый под своим кустом. Засим обадва осторожно вернулись на поляну и увидели, как высоко в небе пролетает клин беспокойно курлыкающих журавлей, а самым последним в клине летит птеродактиль и широко разевает пасть, жутко крича: «И-го-го-о-о!» Дедушка с Иванушкой, блаженно улыбающиеся, вернулись в избу.
   Иван плюхнулся на табурет, как корнет на фальконет.
   Дедушка схватил с блюдца яйце, покатал его в ладонях, в результате чего игла втянулась в яйце, и Премудрый небрежно сунул бортовой навигатор в глубокий карман своих широких штанов. Дедушка щелкнул пальцами, и вся шерлокхолмсовская и докторватсонская одежда пропала, а дед и Иван оказались в арестантских полосатых штанах и куртках, принимаемых дедом за шикарные домашние пижамы. Засим дед, крехтя, собрался лезть в погреб.
   – Деда, давай я слажу!
   – Тебе нельзя! Оставайся здесь, на табурете, как корнет на фальконете!
   – Хнык-хнык!
   Когды дедушка исчез в погребе, за окнами стемнело. Иван вскочил с табурета, как корнет с фальконета, и достал из-за пазухи граненый стакан, огарочек свечечки и спичечную коробочку с двумя оставшимися спичечками. Иван зажег огарочек свечечки и поставил стакан кверху дном на полочку возле красного угла. На дно стакана Иван капнул воск и приклеил огарочек свечечки. И стало в избе чуть-чуть светлее. Засим Ванечка достал из серванта яблочко и хотел было оное скушать, одначе передумал, уселся на табурет, как корнет на фальконет, и пустил фрукт по блюдечку, при этом сказав:
   – Катись-катись, яблочко, по серебряному блюдечку, показывай мне и гор высоту и небес красоту, и поля, и леса, и моря, и полки́ на полях, и кикимор в лесах, и корабли на морях, и, самое главное, последние известия из родной Шарабарашары!
   Покатилося яблочко по блюдечку, наливное по серебряному, а на блюдечке солнышко за солнышком катится, звезды в хоровод собираются – так всё красиво, на диво – что ни в сказке сказать, ни пером описать: видны и гор высота и небес красота, корабли на морях и полки на полях, а кикиморы, понимаешь, в лесах; там опять и опять солнышко за солнышком катится, звезды в хоровод собираются, одним словом – лепота, чистота, доброта и щедрота!
   Смотрел, смотрел Иван в блюдечко и увидел свою родную Шарабарашару, а там, а там!.. А там, понимаешь, у пировальщиков – пир горой! Арина в своем поварском колпаке пировальщикам колобки печет, по пустым бочкам вокруг стола поп Абросим за чертом Кинстинктинтом скачет, а старик и старуха, те самые, у которых колобок пропал, еще тринадесять бочек пива выставили на всеобщее пированьице! А сами, понимаешь, подпрыгивают и громко радуются:
   – Выиграли, выиграли!
   – Шо вы вы... выиграли? – спрохал, понимаешь, Иванушка.
   – Выиграли в Спортлото автомобиль «Ниву»!
   Иван аж подпрыгнул на своем табурете и радостно засмеялся.
   Через тринадцать минуточек из погреба вылез дедочка, вытер со лба пот и сказал:
   – Уф!
   И засим уютно устроился в любимом кресле-качалке, выполненном в виде атомной бомбы.
   – Ну шо, дедушка? Усё в погребе в порядке?
   – Да, Иванушка! Усё в в погребе в полном порядке!
   – А шо именно там в полном порядке?
   – Да усё!
   – А если конкретно?
   – А если конкретно, то всё, всё, всё, всё и еще раз всё!
   – А если абстрактно?
   – А вот если абстрактно, то это тайна!
   – Скажи, милый дедушка, мне эту тайну!
   – Не скажу!
   – У-у-у, хнык, хнык!
   – Ну а ты мне шо скажешь, Ивашка?
   – Ни шиша не скажу!
   – Говори, не то я тебя съем!
   – У-у-у, хнык, хнык!
   – Считаю до тринадцати! Раз, раз, раз, два...
   – Вот чудо! Вот диковинка!
   – А шо такое?
   – Старик и старуха выиграли!
   – Какие еще старик и старуха?
   – Те самые, у которых колобок пропал!
   – Да, кстати, а здорово я, Иванушка, провел – раз, раз, раз, раз! – расследование дела о пропаже колобка!
   – Да, дедушка!
   – Хоть пожирателя колобка не нашел, зато целых четыре кражи – раз, раз, раз, раз! – раскрыл!
   – Да, дедушка! Ты, дедушка, аж пятижды Шерлок Холмс!
   – Ну, положим, тут ты чрезмерно преувеличил: не аж пятижды, а аж четырежды!
   – Ты шо, мне не веришь?
   – Верю, верю! Пусть будет аж пятижды!
   – Ты, дедушка, аж пятижды должен быть увенчан лавровым венком!
   – Ну, положим, тут ты чрезмерно преувеличил: не аж пятижды, а аж четырежды!
   – Ты шо, мне не веришь?
   – Верю, верю! Пусть будет аж пятижды! Да и ты – раз, раз, раз, раз! – аж трожды!
   И дедушка щелкнул пальцами, и в то же окомгновение на головах дедушки и Иванушки появились лавровые венки: на дедушкиной башке – аж пяток, на Иванушкиной башке – аж тройка венков. Венки оказались чрезмерно большие, они тут же сползли на лбы награжденных и даже еще ниже, так что лица лауреатов стало невозможно разглядеть под лавровой листвой.
   – Так шо они выиграли? – спрохал с острой завистью дедочка ровно через тринадцать минуточек наслаждения заслуженными лаврами.
   – Кто – они?
   – Старик и старуха!
   – Какие старик и старуха?
   – Те самые, у которых колобок пропал!
   – А-а-а, те самые!
   – Да-а-а, те самые!
   – Они выиграли в Спортлото автомобиль!
   – Какой?
   – «Ниву»!
   – Не ве...
   – А-а-а, проиграл, проиграл наше пари! Сказал: «Не верю!» Подавай мне теперь огниво!
   – Неправда! Я хотел сказать: «Не ве... не ве... невероятно, но факт!», а ты меня перебил!
   – У-у-у, хнык, хнык! – занюнил Иванушка и мысленно поклялся больше никогда, ни за что на свете не перебивать дедушку.
   – А с чего бы это старик и старуха выиграли автомобиль, а, Иванушка?
   – Как с чего? Заполнили кучу билетов Спортлото, вот и выиграли!
   – Большую кучу?
   – Ну о-о-очень большую!
   – У них что, много денег, что они такую кучу билетов купили?
   – Нет, дедушка! У них вообще нет денег!
   – Откуда ж они тогда взяли столько билетов?
   – Билеты им были подарены!
   – Не ве!..
   – Да это ж ты сам подарил старикам билеты! – перебил дедушку Иванушка.
   – Кто, я?
   – Да, ты!
   – Не ве...
   – Ты, ты, ты, ты! – перебил дедушку Иванушка.
   – Все равно не ве...
   – Ты что, мне не веришь?
   – Что ты, верю, верю, Иванушка! Я только хотел сказать: «Не ве... не ве... невероятно, но факт!», а ты мне не дал договорить!
   – У-у-у, хнык, хнык!
   Задумался тут Иванушка-дурачек, через тринадцать минуточек кончил хныкать да спрашивает:
   – Что ж, слушаешь меня, дедочка?
   – Слушаю, деточка!
   – Отличную сказочку я тебе наносекундочку назад рассказал!
   – Какую такую сказочку?
   – Преотличнейшую!
   – Преотличнейшую? Ах, да, преотличнейшую! Верно, верно! Миллисекундочку тому назад!
   – Наносекундочку, дедуль!
   – Хм-хм!
   – Али вру я, дедулечка?
   – Нет, не врешь, крохотулечка!
   – Я тебе, разлюбезный дедулечка, сказал бы еще сказку, да дома забыл!
   – Так, так! Вести эти правдивы да истинны, Иванушка! А ты всё же поднатужься да вспомни, болезный мой!
   Пригорюнился тут Иванушка-дурачек, призадумался. А сам-то и молвит:
   – То, дедушка, не чудо, не диковинка, еще вот тебе чудо чуднее того! Я видал: уж как жу́чка бычка родила, поросеночек яичко снес! Так ли, дедушка?
   – Так-то оно так, да вот думаешь-то так, а выйдет вот так! Что ты там насчет жучки-то бормо́лишь?
   – Я далдоню тебе, дедулечка, мол, попалася жучка в боярские ручки!
   – Ах, они, дрянные ручки! Ручки прочь от жучки! Да не видал ли ты, Иванушка, что там подле той жучки-то деется?
   – Подле пчелки медок, а подле жучки навоз, разлюбезный дедулечка!
   – Вот это верно, Иванушка! Навоз – всему делу голова!
   – Истинно так, дедулечка!
   – Истинно так, Иванушка! Добудь дедовского навозу, снопы валиться будут с возу. Клади навоз густо, в амбаре не будет пусто. Где лишняя навоза колы́шка*, там лишняя хлеба коврижка.
   – Истинно так, дедулечка! Окромя упомянутого, навозу не запахивают в новолуние, а в последнюю четверть, родименький!
   – Истинно так, Иванушка! А что, Иванушка, насчет того бычка: дает ли бычок молочка?
   – Нет, не дает, разлюбезный дедулечка, бычок молочка!
   – А-а-а, ну, талды́* бей бычка, что не дает молочка!
   – Всенепременно прибью, дедулечка, бычка, что не дает молочка!
   – Прибей, прибей его, Иванушка! Меня позови, если помощь какая понадобится. А что, Иванушка, хитер ли бычок?
   – Хитер, дедулечка, ох, хитер бычок: язычком под ре́пицу* достает!
   – Ну, хитрее бычка не будешь: язычком, куда он, не достанешь!
   – Истинно так, дедулечка!
   – Истинно так, Иванушка! А что, Иванушка, порося – куда рылом?
   – Свинья рылом в землю, и порося не в небо!
   – А что, Иванушка, моют ли того поросеночка?
   – Поросенка хоть мой не мой, а он всё в грязь лезет.
   – А что же, Иванушка, с тем поросенком сталось? Цел ли сей поросу́к?
   – Баба нехотя целого поросенка съела.
   – И что теперь, Иванушка, та баба делает?
   – Скачет баба задом и передом.
   – Вот это точно, Иванушка! Скачет баба задом и передом, а дело идет своим чередом. Так, так! Вести эти правдивы да истинны, болезный мой!
   – Ну, то-то же! Я, разлюбезный дедулечка, на правду нагл – с нагольной правдой в люди кажусь!
   – Ах, Иванушка! С нагольной правдой в люди не кажись! На правду да на смерть, что на солнце: во все глаза не взглянешь.
   – Ах, дедулечка, погляди-ка! Ярко свеча горела, да где она? Догорела свечечка до полочки. Горела свеча жарко, свет был в избе яркий; свечи не стало, и всё пропало!
   – А возьми-ка ты вот, Иванчик, лучиночку да и зажги ее с верою! Лучина с верою – чем не свеча? – дедочка щелкнул пальчушками, и в руках у него – ей-ей, не вру! – появилась тонюсенькая лучиночка.
   – Сейчас зажгу. Ах, не видал ты меня, дедулечка, в красный день в белой рубашке да при лучине!
   – А запомни, Иванушка: никого не бей лучиной – сухота нападет!
   – Ага!
   Иван вскочил с табурета, как корнет с фальконета, взял из рук деда лучиночку и хотел было дедочку ударить ею. Одначе почувствовал, как начинает подступать сухость во рту, преисполнился беспокойства, подумал, подумал – и передумал! Вставил Иванечка ту лучиночку в воск, оставшийся от огарочка свечечки, и последнею спичечкою зажег, понимаешь, на полочке возле красного угла лучиночку с верою. Стало в избе чуть-чуть светлее. Зело возрадовался сему Иванечка да и залез на печурочку, на девятую кирпичурочку, дабы полюбоваться на лучиночку на приличествующем расстоянии. И оттудова, с печечки, с девятого, понимаешь, кирпичичка, умиротворенно изговорил:
   – Раз так, разлюбезный дедулечка, я тебе еще одну сказочку – раз, раз, раз, раз! – расскажу! Аз только сейчас ее вспомнил: небылица в лицах, найдена в старых светлицах, оберчена в черных тряпицах! Вот тебе сказка, а мне бубликов вязка. Чур, мою сказку не перебивать; а кто ее перебьет, тому змея в горло заползет! Ну, слушай дальше, дедка! Ну, сказывать дальше, счастливец?
   – Ин слушаю дальше, детка! Ин сказывай дальше, правдивец!
   – Итак, приступаю, дедулечка! Как бы вот только начало-то одолеть? Начало, дедулечка, трудно, а конец мудрен.
   – Не важно, что трудно, важно, чтобы не плохо!
   – Ага!
   – Плохое начало – и дело стало, Иванушка!
   – Ага!
   – А что, стало быть, у тебя в самом деле дело стало?
   – Ага!
   – Начинай, начинай, ёшкин кот! Ходяй непорочен и делаяй правду, Иванушка!
   – Ага!
   – А не то я тебя съем!
   – Ага!
   – А где моя большая вилка и столовый нож?
   И Иванушка начал:
   – Ага!
  
   Высокоумные примечания
  
  * Зю́кать – говорить.
  * Пе́жина – белое или светлое, крупное пятно по темной шерсти.
  * Четыре деда назад бородами – конские копыта со щетками.
  * Воскуя́ркнуть – воскликнуть.
  * По́хруст – скелет.
  * Стегану́ть – улизнуть, убежать.
  * Ба́ско – хорошо.
  * Грыма́ть – гневно говорить.
  * Ощо́ – еще.
  * Невжо́ – неужели.
  * Копоте́ть – прытко бежать.
  * Шарабара́шара – от слова шара́бара (всякая всячина).
  * Оба́два – оба.
  * Ска́терга – скатерть.
  * Ни гамани́! – Не кричи!
  * Тенчас – сейчас.
  * Ту́товона – тут.
  * То́ежь – также.
  * Бежь – бег.
  * Босопляс – босой и летом, и зимой.
  * Бо́ско – бойко.
  * Зе́хать – глядеть.
  * Егда́ – когда.
  * Гута́рить всу́тыч – говорить наперекор.
  * Завсялды́ – завсегда.
  * Ту́тытька – тут.
  * Встелеля́хивать – бежать впритруску.
  * Свига́ть – спешить и бежать
  * Гайда́ть – шататься, бегать.
  * Не́вкий – некий.
  * Куи́мый – глухонемой.
  * Не́какой – некоторый, некий.
  * Немто́й – немой.
  * Осно́в – осто́в, костяк, скелет.
  * Пова́дно – весело, приятно; льстиво.
  * Поноро́вно – с поблажкой.
  * Глохлый – глухой.
  * Хруст – похруст.
  * Жено́цкий – женский.
  * Назо́ла, назо́л – грусть, тоска; досада, огорченье.
  * О́вый – иной, некий.
  * О́мрачный – слепой.
  * Пря́жить – жарить в масле (о мучном).
  * Пого́н – погоня.
  * Крепу́чий – крепкий.
  * Нерехотские бегуны – прозвище (нерехотцы ходят с безменом по селам, закупая пряжу).
  * Колы́шка, колы́жка, колы́га – ком или куча навозу.
  * Талды́ – тогда.
  * Ре́пица – хвост позвоночного животного, кроме шерсти и волосу.
   Продолжение следует.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"