В сентябре на деревьях иней. Именно так я начинаю рассказ: намекнув на глобальное похолодание и на то, как ловко мы спрятались от него над облаками. Экскурсанты спрашивают: а где это случилось? Отвечаю: в одном из южных городов, на берегу Азовского моря.
И тут всё становится на места. Люди вздыхают, свешиваются за ограждения, смотрят вниз - через облака, через тысячи километров. Кто-то из них говорит:
- Да мы пролетаем над этим местом! Посмотрите!
Они шумят, смотрят вниз, но ничего не видят. Мы слишком высоко над Землёй. Мы оторваны от природы. Мы больше не заботимся ни о ком, кроме себя.
Мы - дети Города-над-Землёй. Мы - дети Илзерона.
Кто-то из экскурсионной группы обращается ко мне с вопросом:
- А насколько там холодно?
Это девушка-блондинка в легкомысленном розовом платье. Она в босоножках на низком каблуке с тонкими ремешками, обшитыми бисером. У неё голубые глаза и маленький вздёрнутый носик. Она из тех, кто не знает, что такое "холодно".
- Там около сорока градусов ниже нуля, - отвечаю.
Когда я говорю, девушка заглядывает мне в рот и одними губами повторяет последние два слова. "Ниже нуля" - этого достаточно, чтобы на её нежной гладкой коже появились мурашки.
- Так холодно.
Она обнимает себя за плечи и тоже смотрит вниз. На облака. Ей кажется, что это и есть иней, за которым даже не видно деревьев.
От смотровой площадки мы идём по проспекту к площади Возрождения. Мимо глянцевых небоскрёбов, мимо витрин бутиков, мимо роскоши и великолепия современного мегополиса. Неторопливо проезжают дорогие автомобили и комфортабельные полупустые автобусы.
В центре площади растёт единственное в Илзероне дерево. Это символ единения человека с природой. Дерево красное с пурпурными листьями. Оно огромное, как двухэтажный дом. Вокруг него кольцом расставлены скамейки, на которых можно отдохнуть и подумать о вечном.
Кто-то из экскурсионной группы спрашивает:
- А сколько лет этому дереву?
Это молодой человек. Брюнет арабского происхождения. Он в рваных джинсах и зелёной футболке. У него карие глаза и белые зубы. Он всё время улыбается.
- Дереву около тысячи лет, - отвечаю.
Когда я говорю, юноша облизывает губы и кивает. Он прикидывает, сколько инкарнаций уместится в тысячу лет и, достигнув некоторого понимания, рассказывает об этом спутникам. То, что я говорю - абсолютная чушь, но все верят.
От площади Возрождения мы движемся к центру города. От усыпальницы, где люди умирают и рождаются заново, к зданию "Комитета по управлению Илзероном". Оттуда - к "Тропе Веры" и к Церкви Единого Бога.
"Тропа Веры" шириной в пять метров - это настоящее шоссе. Оно ведёт к главным воротам храма. Храм похож на огромный свадебный торт с золотыми куполами. Он белый и усыпан мраморными Херувимами. Витражные окна напоминают цветную карамель.
Кто-то из экскурсионной группы спрашивает:
- Когда была основана Церковь Единого Бога?
Это пожилая дама, полная и седая. Она в длинном сером платье, сильно выделяющем все недостатки фигуры. На плечах - широкий цветной платок. У неё мутные глаза и серьёзная пигментация кожи. Но это не важно - она скоро вернётся к молодости.
- Церковь Единого Бога была ещё до появления первых Городов-над-Землёй, - отвечаю. - Она появилась за восемь тысяч лет до Новой Эры.
Когда я говорю, меня никто не слушает - из ворот храма выходит пара молодожёнов. Невеста похожа на отделившуюся от храма статуэтку. Она в пышном белом платье, на шее - увесистый золотой кулон с изумрудом. В причёску вплетены искусственные акриловые ромашки. Гости выкрикивают поздравления и сыплют акриловыми лепестками искусственных роз.
Все счастливы.
А на Земле сентябрь и деревья, покрытые инеем.
Мы завершаем экскурсию в художественном музее. Среди картин нового времени. Здесь нет пейзажей, натюрмортов и портретов. Есть только фантастические красочные полотна с абстрактными фигурами, а иногда и вовсе - с пятнами потёкшей краски. Это современное искусство, такое же оторванное от реальности, как и всё человечество.
Мы живем в мире фантазий. Мы живём в Илзероне.
А я - экскурсовод по иллюзиям.
Я - лжец.
***
В Илзероне ничего не происходит. Мы похожи на аквариумных рыб - плаваем в стеклянной сфере, едим, размножаемся и собираем камушки. Ничего не боимся и не думаем о завтрашнем дне. В нашем аквариуме нет акул, нет ядовитых растений, нет даже бактерий. Всё что есть - кристально чистое. Всё синтетическое.
Когда я родился, мне подарили сертификат на обучение в единственном городском университете. В студенческие годы я присматривал себе квартиру, а когда выбрал - получил её бесплатно. Устроившись на работу, ни разу не сомневался в честности клиентов и начальника.
Илзерон безупречен, как часовой механизм. Мы живём ради сохранения жизни, и беспокоимся только о себе.
- Как тебе это платье?
Девушка, что вертится у большого зеркала в примерочной бутика - моя невеста. У неё рыжие волосы, спускающиеся до поясницы, у неё белая кожа, у неё светло-серые глаза и обворожительная улыбка. Она выбирает себе платье на вечер.
- Оно не слишком яркое?
Платье на бретельках. Светлая ткань с крупным цветочным принтом.
- Нет, тебе очень идёт, - я подхожу, обнимаю её со спины, прижимаюсь губами к щеке.
Мы вдвоём отражаемся в огромном зеркале.
- В этом костюме ты похож на принца, - улыбается она, - даже глаза стали янтарными.
- Рядом с тобой всё расцветает.
Девушку в ярком платье зовут Соней. Сегодня мы собираемся объявить о помолвке в одном из самых шикарных ресторанов города. Мы собрали дюжину близких друзей и родственников под предлогом окончания Соней университета. Мы всех обманываем.
Звонит телефон. На дисплее отображается фотография начальника. Подпись под фотографией: Александр Николаевич. Отвечаю на звонок:
- Слушаю.
- Ты собираешься сегодня появиться в офисе?
- Ближе к вечеру. Я только что закончил экскурсию по городу.
- Поторопись. Для тебя есть работа.
- Хорошо.
Мы строим планы на несколько жизней вперёд, и следуем выбранному курсу. Но иногда эти планы не совпадают с планами тех, кто управляет нашими жизнями. Тогда приходится идти наперекор, или лавировать и прогибаться. Я предпочитаю лавировать.
- Начальство вызывает, - говорю.
Соня хмурится, но её расстройство напускное. У нас впереди ещё много лет совместной жизни, и мы не будем жалеть о потерянных минутах. В Илзероне время ничего не стоит.
Она целует меня, прощается и поворачивается к зеркалу. Ей предстоит примерить ещё десяток платьев.
Я работаю в бюро развлечений. Нас всего три десятка на целый город. Мы отвечаем за всё: от кинематографа, до прогулок по парку. У нас большой офис в центре, на верхнем этаже небоскрёба. Мы видим всех, а "все" видят только наш труд.
В офисе постоянная суматоха, звонят телефоны, шумит оргтехника.
Начальник командует всеми из кабинета. Голос разлетается по офису через систему динамиков. Он повсюду: он нас видит, он нас слышит.
Начальник - это сорокалетний лысеющий боров в синем костюме. Верхняя пуговица на рубашке всегда расстегнута, любимый малиновый галстук всегда в кармане. На бейджике написано: Александр Николаевич.
У меня на столе - бардак. На экране монитора расписание на неделю: две экскурсии по городу и шесть новых выставок. Аннотации и биографии художников, скульпторов и дизайнеров лежат поверх кипы других ненужных бумаг. В чашке с надписью "будь собой" - остывший кофе.
Голос из динамиков обращается ко мне:
- Здравствуйте, Максим Сергеевич! Как экскурсия? - язвительно тянет он.
Коллеги оборачиваются на меня, бросают сочувственные взгляды.
- Замечательно, Александр Николаевич! Все довольны!
Я говорю громко, чтобы слышал не только он, но и весь офис.
- Раз уж вы делаете такие успехи, займитесь представлением на шестой улице.
- Это же Юг! - возмущаюсь я. - Там работает Оля.
- Оля занята, а ты свободен... - голос на мгновение стих. - Своё шоу представит гастролёр.
- Что ещё за гастролёр?
- Напросился к нам из соседнего города. Прилетел рано утром. Вечером уже улетает. Все билеты на шоу проданы. Так что собирайся и вали туда.
- Есть, сэр.
Лавирую, даже если стоит пойти наперекор.
***
Я с новой группой на выставке "гастролёра". Место не самое подходящее - это склад или ангар без окон. Здесь высокие потолки и мощное люминесцентное освещение. Потолок поддерживают массивные квадратные колонны. По колоннам лозой спускаются нити гирлянд. Гирлянды мерцают всеми цветами радуги. Звучит тихая мягкая музыка.
В центре ангара установлен металлический подиум с двумя торчащими вверх шестами, высотой они чуть больше человеческого роста. К шестам цепями прикреплены кандалы. На кандалах бурые пятна и ржавчина. Интуиция подсказывает, а я говорю, обернувшись лицом к группе:
- Сегодня мы с вами станем свидетелями незабываемого представления!
Они слушают, затаив дыхание, и даже не моргают.
- На наших глазах будет совершено убийство, - держу паузу, - гастролёр убьёт одного из вас.
Вся группа дружно хихикает. Смерть - это очень смешно.
- Для кого-то это отличный шанс начать новую жизнь, - смотрю на пожилого мужчину. - Для вас, например.
Он улыбается. У него белые зубы. Белые густые усы. Смуглая морщинистая кожа и голубые глаза. Узловатые пальцы крепко сжимают загнутую крюком рукоять трости. Он внимательно смотрит на эшафот, потом на меня, вздыхает и говорит:
- Если будет нужно, - кивает, - но у меня были планы на вечер.
Тем временем музыка стихает, на подиуме появляется человек.
Это мужчина средних лет в широкополой шляпе, в чёрном костюме с чёрным галстуком. Он среднего роста и среднего телосложения. Похож на каждого из присутствующих на выставке. Он подходит к самому краю подиума, смотрит в толпу и молчит.
Мы ждём минуту, две, три. Колонны мерцают всеми цветами радуги, отвлекают внимание. Люди начинают уставать, переговариваются между собой, но ждут. Времени много - хватит на всех.
Гаснет свет. Мы остаёмся в полной темноте.
Толпа людей, которые ничего не видят и не знают, где выход. Мы улавливаем какое-то движение, но ни о чём не думаем. Это часть представления, которое вот-вот должно начаться. Мы слышим звон цепей.
Первыми зажигаются колонны. Мы становимся красными, синими, зелёными. Мерцаем вместе с гирляндами. Потом загорается верхний свет, и мы видим, что к шестам на эшафоте прикована девушка. Это Соня. Она в лёгком платье на бретельках. Ткань с ярким цветочным принтом. Рыжие волосы собраны в хвост, скреплены заколкой в виде бабочки. Соня улыбается.
Гастролёр стоит рядом, в руке у него пистолет. Чёрный и блестящий. Он говорит:
- Жизнь скоротечна.
Его голос - хриплый и низкий. От которого всё внутри сжимается. От которого вибрирует воздух, и даже бетонные стены.
Люди в толпе смеются. Смеётся даже Соня.
Смерть - это очень смешно.
- Моё представление должно научить вас ценить каждое мгновение, - продолжает гастролёр. - Ведь невозможно угадать заранее, когда порвётся нить, что удерживает вас в пределах этого мира.
Люди в толпе переглядываются.
- Выбор, - гастролёр смотрит на мою невесту, - не случайный. Как вас зовут, красавица?
- Соня, - отвечает она.
- Соня - самая молодая из вас! Самая жизнерадостная!
Он поднимает пистолет и прижимает дулом к виску девушки. Она искоса поглядывает на будущего убийцу, и не перестаёт улыбаться. Толпа замирает в ожидании. Гастролёр спрашивает:
- Есть среди вас кто-то, кто хотел бы спасти её? Занять её место?
Все молчат. Я молчу тоже. Смерть - это смешно, но у меня очень много планов на вечер.
- Видишь, Соня, - вздыхает гастролёр, - всем на тебя плевать.
В следующее мгновение нас оглушает выстрел. Звук разлетается по ангару, отражается от стен и повторяется снова и снова. Соня виснет на кандалах. Правая часть её прекрасного лица стекает на пол. Кровь течёт по шее, огибает ключицу, спускается к платью. Цветочный принт темнеет. Платье становится мокрым и липким. Оно прилегает к её молочно-белой коже.
Соня мертва. Её губы сомкнуты, дыхание прекратилось. Мы стоим и ждём, когда тело обратится в золотую пыль. Но ничего не происходит.
- Жизнь скоротечна, - повторяет гастролёр и улыбается.
Из толпы выбегают солдаты комитета. Смерть - это смешно, но убийство - это преступление. Они заламывают руки гастролёру, отбирают пистолет и прижимают мужчину к полу.
Я поднимаюсь на подиум, поворачиваюсь лицом к толпе и говорю:
- Представление окончено.
Смотрю на Соню, на окровавленное лицо. На гастролёра, прижатого к холодному бетону. Говорю:
- То, что вы видели - иллюзия. В Илзероне никто не умирает надолго, но мы не должны забывать о тех временах, когда люди не могли жить вечно. Девушка, расставшаяся с жизнью - кукла. А этот мужчина, - указываю на гастролёра, - фокусник.
- За что тогда его арестовали? - кричат из толпы.
- Он не платил налоги, - отшучиваюсь. - А теперь мы должны освободить помещение!
Мы уходим. В ангаре остаются только солдаты Комитета, гастролёр и Соня. Колонны мерцают всеми цветами радуги. Кто-то включает музыку. Тело юной девушки висит, прикованное к двум шестам. Под ней растеклась широкая лужа крови.
Смерть - это шоу.