Осенним вечером мы сидели перед большим костром, ели тут же приготовленную пищу, сушили сапоги и одежду. В ту пору, когда все поддались обаянию огня, радующего душу, и чувству приятно наполненных животов, привычная молчаливая угрюмость растаяла, и на лицах, озаренных языками пламени, взошли Разговорчивость и Весёлость. Вспомнив и обсудив события прошедшего дня, обдумав события дня грядущего, как обычно вокруг начали зарождаться известные солдатские шуточки.
Уже не помню, как звали одного из тех, кто, кажется, черпает отвагу в своей испорченности, но помню, как он пошутил над нашим снайпером:
- Серёга, помнишь, как ходили с тобой по бабам? - спросил весельчак.
Снайпер молча глядел в костёр, и так пристально, словно что-то искал в нём. Многие из нашёй компании разразились смехом: у одних каша вылетала в дыры когда-то потерянных зубов, у других в груди, казалось, ударяют молнии, таким раскатистым был их смех.
Видимо не желая в очередной раз слушать старую историю весельчака, кто-то обратился к Сергею:
- Действительно, орлиный глаз, почему ты чураешься даров Венеры?
Снайпер вздохнул, расправляя свои широкие плечи, словно крылья, оторвал взгляд от костра и оглядел наши лица:
- Правда, хотите знать мою историю? - спросил он, улыбаясь, видимо и сам, желая её вспомнить.
Все кругом стали воодушевленно подбадривали его начать повествование, кто-то бросил грубое словцо в адрес весельчака протестовавшего, было, против своего свержения с трона общего интереса. Сергей начал рассказ:
- "Однажды наш отряд выбирался из вражеского тыла и застрял в старом полуразрушенном высотном доме, я завёл группу в здание, желая осмотреть окрестности с высоты, к тому же на земле барахлила рация. Мы поднялись примерно на десятый этаж и заняли одну просторную квартиру, проверили её на растяжки и ложные стены, заняли позиции. Я полез осмотреться к балконному проему, окон и дверей не было, балконного барьера тоже. Быстро темнело, я насчитал несколько снайперов, расположенных как раз вдоль нашего маршрута, кто-то готовил нам "тёпленький приём", - ухмыльнулся рассказчик, а многие слушатели понимающе покачали головами. - Решили вызвать подкрепление, сведения, которые мы раздобыли и наш пленный, по мнению штаба, были важны для исхода кампании. Забаррикадировали двери, вызвали подмогу и стали ждать. Продолжаю слежку за врагом, лежа в комнате, расположившись за стеной перед балконом, вдруг вижу, как кто-то медленно поднимается по пожарной лестнице на мой балкон с нижнего этажа, да ещё с фонарём! Я замер, не дышу: и назад не отползти - услышит, и на месте оставаться опасно: попаду под фонарь, пиши - пропал, кругом снайперы. Как только голова незваного гостя показывается в полу балкона, я дуло своей винтовки ему в шею, - "отверни фонарь", - говорю я, он отвернул, - "кто такой?", - спрашиваю, а сам вижу это старик и не наш. Гость с акцентом рассказал, что, мол, местный, живет здесь, - "ага", - думаю, - "на девятом этаже нежилого дома". - Подумал я тогда на свою голову, что нехорошо старика убивать, но отпустить - выдаст, поэтому решил взять его в заложники, хотя так же потеряют, искать пойдут, но хоть время выгадаем. - "Лезь сюда", - говорю ему, - "нет", - говорит, - "не полезу", - боится, что убьем его. И к нам боится, и восвояси убраться не может, делать нечего, решил оглушить его, ведь старик уже треть минуты стоял на одном месте, привлекая внимание к нашему балкону. Нащупал я палку свою телескопическую титановую, помощницу мою в обнаружении растяжек, я её как слепой использовал, она легкая проволоки не потянет, чуть упрется в ловушку, я и чувствую заготовленную врагом смерть на нитке. Палка моя тут же лежала по левую руку, схватил я её, быстро перекинул в правую, и ударил со всего маху по седой голове разведчика. Палка моя от удара разлетелась на куски, а старик выронил фонарь, упал с лестницы, и остался недвижим, так и не понял я, жив или нет. Но со стороны, как мне показалось, всё должно было выглядеть так, как будто он задумался, и его застрелили наши же снайперы из другого укрытия. Полежал я немного на позиции, силясь понять, поднялся ли из-за старика переполох. Взошла луна, да такая красивая, что и не видывал я такой прежде. Услышав шум, ко мне приполз друг и сказал, что подкрепление вот-вот придёт. Порешили, что позицию менять не стоит, дольше баррикаду будем разбирать.
Оставил я друга на своей позиции, подумав изучить местность из окна с другой стороны дома. Проходя большие комнаты занятой нами квартиры, я, вдруг, различил в темноте на кровати силуэт девушки, - "видение", - подумал я, но достал пистолет и начал приближаться к призраку. Луна далеко забрасывала свой свет в окна дома, словно умелый рыбак блесну, отчего глаза девушки завораживающе сверкали и удивительно переливались по мере моего приближения. Покрываясь холодным потом, держа её на прицеле, я спросил, - "кто такая?".
- Сергей, ты что, не узнал меня? - спросила она, протягивая мне навстречу тонкие руки, и больше по её знакомому голосу, чем по силуэту, я понял, что она улыбается. Это была моя любимая.
- Как ты здесь оказалась? - радуясь и одновременно злясь, спросил я, пряча пистолет, - мы же завалили дверь.
- Кошке не нужна дверь, - кокетливо засмеялась она. Я всё ещё силился понять, как она смогла нас выследить, каких невероятных сил ей стоило очутиться здесь словно по волшебству. - Ты не рад мне? - спросила она испуганно и закрыла руками своё прекрасное лицо, тут же наполнившееся горячими слезами.
- Что ты? Что ты? - начал я её успокаивать, бросаясь к её ногам, - конечно, я рад тебе, но...
- "Но"? - продолжала она, ещё больше разрыдавшись, - ты больше не любишь меня, Сергей.
- Я люблю тебя больше всего на свете! - заглядывал я в её искрящиеся глаза, отнимая мокрые от слез ладони, - плевать на всё! плевать на задание! - лобызал я её маленькие ручки. - Пусть меня теперь убивают, главное, что ты рядом! - забывался я.
- Тебя не убьют сегодня, любимый! - радостно заявила она.
- Откуда ты знаешь? - засмеялся я, нежно обнимая её, играя с ней.
- Знаю, - ответила она, божественно улыбаясь мне. А через время, серьёзно добавила, - потому что я - ведьма.
- Никогда не встречал таких милых ведьм! - целовал я её, не выпуская из объятий"
Последние лица солдат, слушающих Сергея, отринули от рассказчика, когда в его истории появилась девушка, кто-то смотрел в свою миску, большинство же на полыхающий костер, каждый слушал его и думал о своём. Открытость снайпера, которая вообще-то не принята в мужских рядах, тронула и самых суровых, в солдатах проснулся человек. Семейные или мужчины в парах вспомнили своих голубок, молодые и зелёные задумались о том, как найдут свою любовь. Рассказчик, немного помолчав, и сам, было, замечтавшись, продолжил:
- "На улице послышались выстрелы, наши действительно приближались. Прибежал связист и доложил, в каком направлении нам приказано выдвигаться. Увидев девушку, он ухмыльнулся и спросил: "новая пленница?", я рассмеялся и скомандовал выдвигаться, про себя подумав, - "скорее я её пленник".
Разобрали дверной проём и стали продвигаться в группе. Наш маршрут пролегал по другому пути, а поэтому двигались медленно, стараясь проверять дорогу на растяжки. В другом крыле здания послышались выстрелы - нас вычислили и теперь преследовали. Кто-то забросил пленного на плечо, и мы бросились бежать, отстреливаясь и бросая гранаты. Соображать рядом с любимой было нелегко, поэтому я на время как бы забыл про неё и думал лишь о задании, о том, как вывести отряд без потерь, но всё же краем глаза приглядывал за ней, бегущей рядом. Сложно было на неё не смотреть, она так и притягивала наши взгляды, отгоняла мысли об опасности, её скромное платье волновалось на бегу, словно цветущая крона дерева, играющая с ветром. В полуночных сумерках она казалась неживым призраком, видением, когда мы пробегали тень, и в то же время казалась самой жизнью, когда лунный свет, брошенный в окно, озарял её румяную от бега кожу, смуглую в ночи. Сами движения её были завораживающе легки, она не то плыла, не то парила на ангельских крыльях, так прекрасен был её бег. Разъярённая погоня притесняла нас, теперь чуть ли не дыша в наши затылки, но впереди уже брезжил последний проём двери, в который виднелся спасительный лес. Связной, перебирая ногами, кричал в рацию, что мы на подходе, до выхода оставалось метров пятьдесят. Как вдруг моя любимая на бегу порывисто схватила и сжала мою руку, я заглянул в её лицо, и испугался чего-то необъяснимого, глаза её за одно мгновение повторили, - "тебя не убьют сегодня, любимый", и она, разжимая руку, бросилась вперёд. Я кричал ей вслед громовым голосом, - куда ты!? Стой же!? - но она мчалась со скоростью гепарда, словно бес в неё вселился", - Сергей замолчал на мгновение, нервно вскинул голову, и нечто сродни безумию заблестело в его глазах, он продолжил, - "нет, то была любовь! Любовь, которую не знал ещё мир... куда нам было поспеть за ней? Она оторвалась от нас на добрых метров двадцать и вылетела в дверной проём. Пристально смотревший ей вслед, я увидел, как блеснула в свете луны тонкая проволока растяжки, лениво сворачиваясь и закручиваясь как упрямый локон - так замедлилось для меня время - вместо того чтобы крикнуть отряду "ложись!", я заорал: "нет!"
Рассказчик нырнул головой в свои широкие ладони, и, сжавшись, упал грудью на колени, пересиливая боль, терзавшую его. Молчание теперь нарушало лишь мерное потрескивание костра, вечно-голодные побросали миски, которые до сих пор доскребали, может быть, принимая свою посуду за лампу Алладина, которую нужно хорошенько потереть. Многие пары солдатских глаз заблестели под действием рассказа, некоторые, рассматривающие свои досыхающие сапоги, теперь устремили взгляд в небо, казалось, наши души возжаждали чего-то возвышенного, отстраняли от себя всё приземлённое. Через время Сергей, успокоившись, поднялся и закончил рассказ:
- "Отряд продолжал бежать", - задумчиво начал он, - "разорвавшаяся граната никого из нас не зацепила, но моей любимой осколок перебил позвоночник, и она сраженная лежала на серой траве. Весь мир показался мне тогда ужасно серым. Бойцы моего отряда, не сговариваясь, заслонили меня, сидевшего на коленях у возлюбленной, они стали яростно обороняться. Я тихонько перевернул её, легкая, невесомая, такая красивая! Мне ужасно захотелось, чтобы она открыла свои прекрасные глазки, взглянула на меня, встала и побежала бы со мной дальше, но она спокойно лежала, словно мирно заснув. Я осторожно поднял возлюбленную на руки, слезы брызнули из глаз моих, когда её темная прекрасная головка безжизненно повисла на плечах. Я прижался к любимому лицу, оно всё ещё улыбалось мне, почти так же, как несколько мгновений назад. Мне тотчас захотелось умереть, приказать товарищам бросить нас, но мысль блеснула во мне, словно посылаемая ею: "скверно оставлять её врагу", и я с любимой на руках ринулся в лес, увлекая за собой отряд..."
Лица солдат понуро смотрели в пламя костра, ища в нём ответы, разделяя боль рассказчика и, словно, сжигая её вместе со своей. Весельчак давно незаметно покинул нас, история снайпера интересовала его меньше всего. Через несколько минут, мы стали постепенно приходить в себя, но многие по-прежнему не решались смотреть на рассказчика, кто-то задумчиво пробурчал:
- Вот ведь, действительно... Ведьма от слова "ведать".