Аннотация: Макс думал, что старик, внезапно появившеся в его жизни, изменит его мир, но он и не подозревал, что за личиной бродяги скрывается....
- Я знаю, кем была твоя мать, - сказал бомж, наклонившись ко мне.
Воспаленные глаза, вдавленные в опухше-синее лицо смотрели куда-то сквозь меня и автобусную остановку. Просаленные пряди мертво свисали из-под шапки, поблескивая на зимнем солнце. Он облизнул обветренные губы шершавым, желтым от налета языком и повторил:
- Да-да, знаю, кем была эта шлюха, - он скорчил улыбку. - Знаю, знаю.
- Чего?
Я убавил громкость и вытащил один наушник, надеясь, что мне просто показалось. Бомж причмокнул и, оглядев пустую остановку, снова сказал:
- Знаю я, кем была твоя мать-шлюха.
В миг его отбросило к рекламному щиту. Я схватился за ворот грязной рубахи и уже было хотел ударить его. Накатило тягуче-кислой вонью. Он дыхнул на меня перегаром; я отшатнулся назад. Опять эта беззубая улыбка, а следом за ней кулак.
Я лежал на снегу и меня тошнило - голова кружилась, боль отдавалась в черепе. Воздух пропитало гнильем. Все так же отчетливо доносилось до меня:
- Знаю, знаю... да-да, знаю!
Бомж сидел на скамейке и рылся в моей сумке. Он снова и снова запускал в нее руку, доставал что-то, разглядывал и выбрасывал. Тетради, учебники, ручки - все летело в грязный снег. Я старался понять, что происходит. Как? Почему я?
- А.... нашел! - сказал бомж.
Он подошел ко мне и протянул книгу. Зачем ему книга? Костлявые пальцы крепко держали переплет. Обгрызанные грязные ногти впивались в обложку; бомж смотрел то на книгу, то на меня и все также улыбался. Губы еле шевелились. Я не слышал, что его слов, но точно понимал, что он говорил.
- Что тебе надо? - спросил я, стараясь разглядеть лицо.
Бомж открыл книгу где-то на середине и прокашлялся.
- Фарфала поняла, что ей не спастись от нашествия оборотней. Вытащив волшебный колокльчик, она в последний раз окинула взглядом родную землю и произнесла испепеляющее заклинание! - удивительно внятно прочитал он. - Гениально! Ты любишь эти книжки? Хочешь так же?
- Да хватит! - не выдержал я, и голову снова пронзило болью. - Отстатнь! Помогите!
Бомж огляделся. Вечер. Пустая остановка. Пригород. Редкие машины проносились мимо, и водителям было плевать на лежавшего парня и бродягу возле него. Ветер бился о сугробы, свистел и задувал наши фразы. Никто бы меня не услышал или не захотел бы услышать. Особенно в этом портовом районе. Здесь крики дело привычное - я и сам не раз проходил мимо, слыша чей-то матерный вопль, списывая их на всякую пьянь и наркоманов.
- Да не парься ты, - сказал бомж и протянул мне руку. - Хочешь, чтоб как в книжке? Или твоя мамочка Викуся ничего тебе не говорила о силе?
Имя? Откуда он знает ее имя? Да это какое-то нелепое совпадение! Я не принимал его помощь. Медленно отполз и встал. Все это время я следил за его руками, но бомж не двигался, а лишь ехидно смотрел на меня и облизывал обветренные губы. Он сел обратно на скамейку и бросил книгу в снег к тетрадям и учебникам.
- Знал я твою маму - великая была женщина, хоть и шлюха подзаборная.
- Хватит!
- Да молчи лучше, а не то! - бомж потер кулак. - Хочешь знать правду о своей судьбе? Тогда молчи и слушай меня, - он достал из-под куртки окурок и спички. - Мы с ней много боев повидали. Он она слиняла на землю ради твоего папаши - редкой сволочи! А меня.... а меня оставила на растерзание временным потокам!
Бомж соскалился и сильно затянулся. Уголек тут же добежал до фильтра. Густой дым поплыл изо рта. Ветер поймал его и равеял по улице. Я же слышал лишь запах дешевого подгоревшего табака, пару дней пролежавшего в кармане.
- Думаешь, ты особенный? Ах! Да конечно! А как иначе? Никто тебя не понимает. Батя - изверг, я прав? Он и в молодости был скотиной, а сейчас... в старости люди только хуже становятся. Нудят и воняют. В молодости хотя бы только нудят.