Вьюга
![[]](/img/a/andrej_korneew/blizzard/blizzard-1.jpg)
Annotation
Умирающий от рака получает второй шанс - призванный магическим ритуалом, он попадает в тело карателя посреди залитой кровью и охваченной войной страны. Посмотрим, сможет ли он ужиться в новом, неуютном мире - да и вообще выжить.
-
- Глава первая, где есть несчастный попаданец, ушастые эльфийки, кровь, снег, магия, нечисть и благородное сражение на мечах.
- Глава вторая, где есть голые вампирши, бег по горам и долам, богатая деревня и дерзкие планы по хищению тулупа.
- Глава третья, где воплощается лозунг «Грабь награбленное», происходит казнь предателя, а еще есть много беготни по горам и долам, появляется волшебный лес и на горизонте маячат жуткие топи.
- Глава четвертая, где случается стычка, происходят первые потери, рассказывается о походной жизни на болотах, а еще а герой получает неожиданные предложения и серьезные поводы поразмыслить.
- Глава пятая, где продолжается путь по топям, появляются новые спутники, а еще, наконец-то, проявляет себя болотная нечисть
- Глава шестая, где герой дает бой нежити, устраивает попойку и завершает вечер совсем не так, как рассчитывал
- Глава седьмая, где много разговоров и откровений, чуть-чуть санной езды по болотам, а так же происходит встреча с гусарами и необычной священницей
- Глава восьмая, где герой покидает Клебницкую засеку куда быстрее, чем рассчитывал, прибывает в славный город Тунав, где ест, пьет и придается размышлениям
- Глава девятая, где герой обустраивает быт, знакомится с нравами и обычаями мест компактного проживания альвов и неожиданно встречает старую знакомую
- Глава десятая, где герой узнает многое о себе, о деятельности святого капитула, а также о дамочках в беде и почему от них надо держаться подальше
- Глава одиннадцатая, где рассказано о транспортировке упившихся магичек, даны разъяснения по работе правоохранительных органов княжества, а также кое-что выясняется и о святом сестринстве
- Глава двенадцатая, где есть бесконечные разговоры, происходит один скандал, а так же проясняется политическая обстановка в великом княжестве и обсуждается теория военных переворотов
- Глава тринадцатая, где героя тыкают носом в собственную глупость, проявляет себя характер канонессы, происходит банальнейшая вербовка, а еще постоянно ведутся разговоры о будущем
- Глава четырнадцатая, где в городе назревает бунт, альва обзаводиться револьвером, а герой понимает, что работать на капитул не только опасно, но и выгодно
- Глава пятнадцатая, где в городе происходит бунт, герой посещает знаменитые Тунавские бани, а также случается битва за трактир, и еще есть кавалерия, которая всех спасает в самом конце
- Глава шестнадцатая, где вновь продолжается бой
- Глава семнадцатая, где герой совершает анабасис по ночному Тунаву, попутно узнавая много нового из того, что не сильно-то и хотел узнать
- Глава восемнадцатая, совсем короткая, где герой знакомится со злой волшебницей и узнает, как выглядит настоящая магия
- Глава девятнадцатая, где происходит путешествие по тайным путям, герой еще больше узнает о магии, а в городе происходит чертовщина
Вьюга
Глава первая, где есть несчастный попаданец, ушастые эльфийки, кровь, снег, магия, нечисть и благородное сражение на мечах.
— Действовать надо быстро, лиуа.
— Как быстро?
— Сейчас. Может, пара молитв еще есть, самое большое - и конец.
Вельможа в сине-серебряном мундире резким жестом расслабил душивший воротник.
— Значит, пара молитв... И шансов немного?
— Но они есть, ваша милость.
— Хорошо, жаман, если у вас все готово. И все же... нет, действуйте. Действуйте, если вам надо только мое разрешение.
— Мы успеем, ваша милость.
Они и вправду почти успели.
Боль в спине была знакомой, и я знал, что это - не спина, а поджелудочная. Это уже не снимается, это обычно, а вот то, что меня куда-то волокут - необычно. Или это только кажется? Куда меня могут тащить, да и зачем? И холодно, так холодно, как могло быть только на улице, но там я не был уже долго, несколько месяцев не был. Почему слово "месяц" мне кажется странным? Кожу покалывает, словно снежинки на лицо садятся. Я бы засмеялся, если бы мог, но глотка пересохла, и голова болит дико. Переборщили с бупренорфином. Это слово тоже показалось... странным? Кажется, я слышу голоса по близости, но лень открывать глаза. Что они говорят? Ругань, похоже. Пробую разобрать, но запутываюсь, запутываюсь и проваливаюсь в сон.
Я очнулся от того, что кто-то жестко тер мне лицо.
— Еще молитва - и отойдет. Может - полторы.
— Не мешай.
— Есть разница - мешать или нет...?
Вам когда-нибудь снился кошмар, где вы попадаете в знакомое место - и в тоже время совсем неправильное? Мне никогда не снился, а вот вживую я его увидел. Я сидел на полу в обшарпанной комнате - полуподвал или первый этаж, снег за окном - узким, не нашим окном, с узорчатым свинцовым переплетом, только стекол нет. Очень холодно. Запах гари, почти выветрившийся, словно тут был пожар, но давно когда-то. Ни мебели, ничего, хотя я откуда-то знал, что тут она должна быть - этакие низкие столики.
— Ты... - я попробовал вздохнуть, и далось это с трудом — ты вообще что на хрен такое?
Девушка, вроде бы похожа на человека, но сразу понимаешь - нет, узкое лицо, зубы мелкие, острые, и глаза без белков. Альва. На голове какая-то рванина, а то бы еще и уши махарские торчали. Альва?! Махарские?! Откуда я могу это знать? Что вообще происходит?! Я попробовал подняться, но ноги слушались плохо, а альва решительно толкнула меня в плечо и невозмутимо продолжила тереть мне лицо холодной тряпкой, дико воняющей какой-то травой.
— Ты поняла, что он там сказал, Милу?
— Ты бы сказала тоже самое, если бы по голове досталось тебе. Прекрати меня отвлекать.
Она продолжала возюкать по мне тряпкой, время от времени смачивая ее из фляги той травяной дрянью, а я сидел и тупо таращился - на нее, на вторую, сидевшую в углу комнаты, за окно, где начинало темнеть и снег покрасило в синий, на странные... Нет, на вполне обычные закопченные фрески по стенам. Обычные, да только не у нас. У нас? А где - у нас? Боль в затылок ударила сильно и неожиданно, так, что я стиснул кулаки и замычал сквозь зубы.
— Надо было его зарезать, Милу. Или хотя бы не тащить за собой, – отреагировала та, в углу.
— Великодушно. Кстати, от картечи он закрыл именно тебя, - та, что сидела рядом обернулась, и из-под рваного капюшона выпала рыжая прядь - тебя, не меня.
— Вот и решение должно быть за мной, - вторая встала - ростом может быть мне по плечо, если не меньше. Прошла по комнате к нам, - а теперь жди, пока зверек придет в ум, изнасилует нас, убьет и отрежет уши.
— Что ты такое несешь, - выдохнул я, и понял - сказал это совсем не по-русски, даже звуки другие, - и достаточно... c этим вот!
Я оттолкнул руку с вонючей тряпкой, снова нацелившейся мне в голову, но рыжая аккуратно отстранила мою ладонь, глянула черными глазами в пол-лица.
— Нет, не достаточно. Что бы ты в этом понимал? Сиди смирно.
Кстати, от ее действий и вправду становилось лучше, хотя бы боль в затылке отступила. Вторая уселась на корточки напротив, ладонь демонстративно положила на кинжал, заткнутый за пояс.
— Интересно, где и кто натаскал тебя в языке, - она наклонила голову каким-то птичьим движением, и вообще, почему-то напомнила мне нахохлившегося воробья. Странно, я ее совсем не боюсь, несмотря на кинжал и злобные выпады в мою сторону. И знаю откуда-то, что должен презирать таких, как она - презирать и ненавидеть альвов.
Считать их кем-то вроде разумных крыс.
— О, твой зверек снова онемел! - та, вторая, посмотрела на меня насмешливо и как-то испуганно, хоть и пыталась бравировать, - что теперь ? Забудет, что ты его тащила полтора зари на спине?
Она бы точно добавила еще что-нибудь язвительное, но тут рыжая вскочила, тряпка полетела в угол.
Снег хрустит! Если бы не был так в свои думки погружен - то тоже бы услышал.
— Звери... - рыжая почти застонала, а вторая наконец-то вытянула кинжал, который все грела в ладони - и плохо вытянула, понял я, хрена с два она им когда-то дралась.
— Вы обе - зло и хрипло прошептал я с пола, - быстро в подвал!
Отрывисто махнул рукой – вниз, мол, давайте, словно знаю - есть тут подвал, не может не быть.
— И нож давай сюда, воин!
Рыжая крутнулась на месте, уперла в меня свои глазищи, а вторая стащила капюшон, дернула коротко обрезанной белой шевелюрой и почти прошипела — Ты что задумал, зверек?!
— Еще шестая молитвы - и тебе будет уже все равно, что, - я постарался не заорать, - давай нож и в подвал, ну!
Она колебалась - не долго, но все же - потом швырнула в меня кинжалом и буквально потащила подругу за собой, в соседнюю комнату. Снег уже не скрипел, потому что звери были в коридоре, длинном, через все здание, и шли тихо. Двое, вряд ли больше, обычный пикет, но и этого хватит. Бой с двумя зверьми - та еще лотерея, а уж сейчас - без вариантов, я в этом, почему-то, уверен. Без вариантов, кроме одного. Белобрысая альва не просто так звала меня зверьком - я им и был, и, судя по сине-серебряному на рукаве - офицером, алмазалимом.
Когда двое осторожно вошли в комнатку я застонал вполне натурально - приехали, ребята, станция Петушки. Звери, только вот не той породы оказались - галуны сорваны, кокард на шапках нет, выдраны с мясом. Дезертиры. Один сразу наставил на меня острие рапиры, второй аккуратно обошел комнатку, приглядываясь к следам, застыл у двери в соседнюю.
— Режь его и идем - он покосился на приятеля, зашептал со злобой, - там дети или бабы.
Тот помедлил, протянул хрипло — Бааабы, эт хорошо бы…
Видно, не привык еще кончать безоружных, да еще своих. Я прорычал что-то неразборчиво, так, что понять можно только "золото" и "собаки".
Даже интересно стало - любит ли меня кто-то там, наверху? Любит. Или нерешительность того, второго, сыграла. В последний момент дезертир все-таки отставил рапиру, наклонился — Что ты там...?
Когда я первый раз ткнул его кинжалом он еще успел заорать в голос, но я вцепился в шею, повис, не давая вырваться, и ударил еще, и еще, и он почти сразу умолк. Это хорошо, это я по месту попал. Зато второй с матерным воем попытался достать меня рапирой из-за спины товарища. И попал, скотина, раз, другой - обожгло бок и бедро. Если бы не альвы, он бы справился, точно. Рыжая ударилась в него всем телом, сбив руку, а потом повисла на спине и впилась зубами в горло, вызвав такой силы вопль, что у меня заложило уши. Белая бросилась в ноги, заставляя орущего мужика рухнуть на пол, и сразу вцепилась в запястье, урча на десяток голосов и разбрызгивая кровь. Думаю, он бы сбросил их, если бы не укусы - всякого ждешь, но точно не того, что тебя будут жрать заживо. Он успел все же очухаться и пару раз приложить белую кулаком с бесполезной сейчас рапирой, пока до него не добрался я, чтобы закончить дело кинжалом.
— Трупы надо прибрать, - рыжая, двужильная она, что ли? - успела выбраться из-под парящего кровью тела, вытащить свою фляжку и теперь склонилась над шипящей от боли блондинкой. Обернулась ко мне, — Тебя как, сильно зацепили? Встать можешь?
Адреналин крепко вставил в ноги, сделав их ватными. Я помотал головой, пробуя избавиться от мутной пелены в глазах, — Пожалуй. Отдышусь только. И на кой их убирать? Тут крови ведро, слепой по запаху и то найдет.
— На кой ?! - подала голос блондинка - Да она боится, что сожрет их, а не сожрет - так они встанут. Ты откуда такой свалился на наши головы?
— Сиди смирно! - знакомо шикнула рыжая, после зыркнула на меня провалами глаз, — Киру права. Сейчас займусь тобой, а потом нам поможешь.
— Убрать трупы, что бы ты их не сожрала? - она кивнула, деловито подсаживаясь ко мне и осматривая порез на ноге, — или они не встали?!
— Все так, - рыжая, залитая багровым так, словно ее рвало кровью - аккуратно надорвала штанину там, где меня задел давешний дезертир.
— Постой-ка, - я удостоился еще одного нетерпеливого взгляда, — ты ему горло порвала - это у вас что, обычное дело?
— Если тебе так уж интересно - со мной такое в первый раз, - она недовольно дернула головой, — а теперь замолчи и не мешай, если не хочешь стать вторым разом, щэни деа!
Потом она плеснула из фляги на порез и на какое-то время мне стало не до вопросов.
Оказалось, что просто выбросить трупы на улицу мало. Их надо было обязательно стащить ниже земли, в подвал, отпилить головы и набить рты тряпками, на которых рыжая что-то писала странными рубленными знаками. Я старался действовать, не сильно задумываясь о происходящем. Тащил, когда просили тащить, резал, когда просили резать, все это время серьезно опасаясь окончательно двинуться головой. В конце концов мы закончили. Альвы оказались крепче, чем можно предположить на вид, а меня стошнило всего дважды и то, второй раз уже на пол, а не на себя, о чем с гадкой улыбочкой отметила блондинка. Когда ночь спустилась окончательно, я был полностью разбит, каждая часть тела невыносима болела, а от одежды несло потом, кровью и рвотой. Обе мои спутницы в тусклом свете луны из окна вообще напоминали старозаветных упырей - бледные, с черными дырами глаз и потеками засохшей крови везде, где только можно видеть.
На ночлег мы устроились в соседней комнате, сбившись в кучу и накрывшись тряпьем - рыжая только фыркнула, когда я попробовал заявить о том, что буду спать отдельно. И правильно сделала, стоит сказать - альвы оказались горячими, как грелка, хоть и воняли просто чудовищно - чисто свинобойня в июльский полдень. Сам я был, правда, ничуть не лучше.
— А теперь я хочу, чтобы ты рассказал, кто ты, собственно, такой, - Милу прижалась лицом к моей щеке, ловко устроив ушастую голову на моем плече, — зверь, который режет других зверей.
— Дезертиров, - буркнул я апатично, — они бы меня тоже убили без разговоров.
Блондинка фыркнула мне в затылок, а рыжая подняла голову, уставившись мне в глаза, — По голове тебя приложило крепче, чем мне казалось, да? Ты, если что, и сам дезертир - иначе что ты тут вообще делаешь? Давай на чистоту, и учти, я сумею узнать вранье.
— Так что если врешь - то сделай историю поинтереснее, - блондинка жарко зашептала мне в ухо, обдавая запахом тухлятины так, что меня снова едва не стошнило. Ее слипшиеся от крови волосы укололи в шею.
— Хорошо, - откровенно говоря, мне было все равно, — слушайте.
Я рассказал им все, что помнил и как смог. Донести смысл слова хоспис удалось, а вот что такое рак - нет. Впрочем, я почему-то и сам не сильно понимал, что же со мной было, хотя еще днем помнил это если и не отчетливо, то точно лучше.
Сейчас же я и сам не был уверен, какой мир мой, а какой нет, о чем тоже сказал - раз просили честно, то будет вам честно. Уложился в молитву без четверти, если не короче.
Обе альвы молчали, долго - рыжая задумчиво, а блондинка - пофыркивая, словно сдерживая смех. Поверили или нет? Я бы в такую историю точно не поверил. А потом их прорвало, и я наконец-то узнал, где мы и что вокруг происходит.
Страна вокруг называлась Чеккая - именно, что называлась, потому что оказаться тут меня угораздило тогда, когда в нее врубились войска дорогого соседа - империи Амма. Вторжение хоть и началось не бог весть как удачно - в приграничном сражении, по слухам, наследника императора сбил с коня какой-то лихой чек, - но вот продолжилось вполне успешно, и сейчас, к исходу осени, амманы захватили большую часть соседских земель.
Вроде бы на севере, в горах, чеки еще бьются - но этого альвы точно не знали и сказать не могли. У них хватало своих проблем. Вообще, как я понял, проблем у альвов хватало последние лет двести, они с людьми уживались не бог весть как, но тут было особое дело. Едва успев зарыть трупы и придавить местных, амманы принялись отлавливать альв, сгонять куда придется - хоть в оцепленные городские кварталы, хоть в чистое поле, огороженное дрекольем, а там тихо примаривать голодом обычных и с фантазией казнить тех, кто выделялся - лекарей, купцов, знать и просто имеющих почет и уважение.
Потому что бог амманов не больно гуманно относился к иноверцам в принципе, а всех нелюдей призывал прямо убивать, что бы на том свете зачлось. Особенно религиозным рвением, кстати, отличались солдаты корпуса Фидла, за что среди своих и чужих носили заслуженное прозвище зверей.
Именно такие и охраняли "нелюдское поселение", куда определили Милу и Киру, и откуда три ночи тому они и дернули, держа на запад, к границе с великим княжеством Ворцалским. На свою беду альвы решили пройти через городишко Йльзень, услышав в "поселении", что тот дотла сожжен и амманские патрули туда не заходят.
Все оказалось так - и сожжен, и патрулей тут нет, вот только сторожки развешаны на случай, если туда забредет какой-то отставший от своих чек, а военные маги амманов долбят огненной картечью из окрестных лагерей на любой засвет от такого сторожка. Свист картечи они услышали прямо посреди бывшей рыночной площади, где и укрытий нет, и до домов не добежишь. Зацепило их краем, но хватило бы, не возникни откуда-то амманский алмазалим в разодранной форме, по которому картечь и прошлась. Хоть и был он условно свой, и действовать на него та должна была в сотую часть силы, а ударило знатно. И тут Милу совершила, по мнению спутницы, чудовищную глупость - она подхватила блюющего кровью зверя и потащила за собой, к ближайшему дому. Когда же Киру вежливо указала, что разумнее зверя оставить там, где ему справедливо воздалось от своих - посмотрела как на умалишенную, и только. Остальное я знал и так.
— Знаешь, - наконец-то сказал я, промолчав с молитву, пробуя переварить услышанное, — а ты вправду странная. Даже для альвы.
Блондинка фыркнула мне в ухо, а Милу безразлично качнула головой.
— Многие так говорят. Я по совести поступаю.
— По совести, алмазалима зверей надо было прирезать, - буркнул я, отворачиваясь.
Глава вторая, где есть голые вампирши, бег по горам и долам, богатая деревня и дерзкие планы по хищению тулупа.
Имя шахиншаха открывало любые двери, позволяло брать любых лошадей. Они не задерживались нигде дольше, чем на десяток молитв, спали в седлах, ели в седлах и даже нужду справляли с лошади, пуская ту шагом. Из полусотни осталось три десятка муладжинов, потом - когда на старой границе в Ятлицких горах их застал снегопад - два десятка. Задача с самого начала была невыполнимой, но они сделали невозможное. Они почти успели.
Проснулся я от боли в затекшем теле, холода и собственной вони. Голову со вчерашнего вроде бы попустило, да и многочисленные раны болели не так сильно, как можно было ожидать. Встал, как старик, кряхтя и матерясь, пошарил взглядом - альв нет, но за окном, откуда уже брезжит слабое зимнее солнце, раздаются какие-то... повизгивания?
Точно, и еще хруст снега. Обе были там, на улице. Совершенно голые, напоминающие угловатостью подростков, альвы оттирали тающим на телах снегом спекшуюся кровь. Киру, словно почувствовав мой взгляд, подняла голову, потом толкнула Милу, заставляя ее нырнуть в сугроб, и помахала мне рукой.
— Давай к нам, зверь! Ты воняешь, как пес!
Я отрицательно помотал головой, отступая от окна. Твою мать, тоже мне, детство голожопое, словно тут других дезертиров и быть не может, а вокруг не лежит разрушенная войной страна с армией фанатиков сверху. Будь моя воля - немедленно бы загнал их внутрь, и высказал все, что думаю - только вот, кажется, хрена с два получится. Рыжая просто глянет как на идиота, а блондинка еще что-нибудь такое завернет, насчет любителей поглазеть на голых нелюдей. Не силой же их гнать, в самом деле.
Пока альвы на свой манер приводили себя в порядок, я кое-как оттер лицо и руки снегом, что намело за ночь у окна и принялся разбирать вещи давешних дезертиров, поеживаясь от холода и то и дело дуя на ладони. Так, понятно, что мешки свои они где-то оставили, и сейчас уже не найдешь - снега-то насыпало за ночь. Не обшаривать же каждый дом? Займусь тем, что они на себе принесли.
Сразу отбросил ссохшуюся в ком одежду, присмотрелся к сапогам - на меня маловаты будут, отложил с сожалением. Хорошая обувь - дело важное, и по снегу долго не служит. А вот кошельки забрал, пересыпал монеты в один, повесил себе на ремень. Пусть и не много накопили, а все прок - да и наберется, пожалуй, с два динара, если еще и медяки посчитать. А это, как ни крути, в местном захолустье уже деньги.
Кремень с огнивом еще, без огня хреново, а сколько меня будут греть альвы - тот еще вопрос. Какая-то мелочевка - пара пуговиц, игла с ниткой, странный музыкальный инструмент, вроде губной гармошки - все выбросил к одежде. Ножей два взял - один повесил на пояс, второй сунул за голенище, и только тут понял - карманов на моей куртке нет. А должны быть? Вроде как должны, так рука и тянется туда что-то сложить.
Рапиры. Одна плохонькая, с казенным клеймом - и не продашь, и рубиться такой только с коня, а вот вторая, похоже, фамильная. Взвесил в руке - лежит, и лежит-то хорошо. Почему-то мне привычно держать в руках рапиру, точно знаю. Взмахнул, пробуя баланс - неплохо, не лучшее, но неплохо. Ну-ка, а если вот так? Я шагнул в сторону, словно обходя вкруг, и - сбив, атака, проходящий отбив и шаг с заступом вразрез, теперь укол!
Тело постепенно разогревалось, движения становились плавнее. Сталь послушно свистела, рассекая воздух точно там, где и нужно.
— В богадельне научился?
Я успел сдержать удар в последний момент, самый последний. Киру стояла в дверях, кривила губы в усмешке, — Когда помирал от своей чумы?
В руках скомканная одежда, вся мокрых розовых пятнах.
— Самому бы узнать, язвительная ты нечисть, - я бросил рапиру в ножны, вытер выступивший пот, отвел глаза, — прикройся. Или у вас принято с голым задом расхаживать?
Та фыркнула, но быстро натянула потрепанные вещи, от которых тут же начал подниматься пар. Хорошо быть таким морозоустойчивым, а то я вот уже и рук не чувствую, куда там еще снегом обтираться. Пара таких ночевок - и никакой чумы не нужно, слягу к чертовой матери.
На завтрак рыжая раздала нам по лепешке - черствой, чуть сладкой, размером с ладонь. Заедать пришлось снегом, что аппетита не убавило, но и сытости особо не дало. Черт, тут не до смерти от простуды - с голоду дойду раньше. Ситуацию менять надо, и побыстрее, пока силы еще есть.
Когда закончили с лепешками - управились за пол молитвы, добрав даже крошки с ладоней, - спросил у альв, есть ли поблизости село, да что бы с жителями, а не такое, как наш Йльзень. Оказалось, что такое есть. Луковец - не село, хутор домов на пятнадцать.
— Только зачем нам туда? - Киру взгромоздилась на узкий подоконник и болтала ногами, не дотягиваясь до пола, — крестьяне жадные. И глазастые - ничего не стянешь, а сейчас... Если село не сожгли, то уверена, руку Аммы они приняли с радостью.
Рыжая молча кивнула, но смотрела с интересом, — Раньше бы просто побили, за нелюдской вид и из развлечения, а теперь, скорее всего, повесят. Или сдадут на руки амманам, что не лучше.
— Вижу, мы на самом деле стали друзьями, - я поднялся с пола, прошелся по комнатке, пытаясь скрыть ухмылку, — раз вы не видите, что я все еще алмазалим корпуса Фидла.
Прошло ощутимо времени, прежде чем Киру понимающе ухмыльнулась, демонстрируя полный набор клыков, а рыжая задумчиво протянула, что сработать такое может.
Вышли мы почти сразу, собираться было особо и не нужно, благо, имуществом не обросли, а вот идти - не то, что б далеко, но долго.
В разоренном Йльзеньском посаде пришлось пролежать за разваленной избой с десяток молитв, ожидая, пока проедет уланский разъезд - если бы не альвы, то там бы я и остался, примерзнув к засыпанной снежком земле. Зимой с такими живыми печками жить, конечно, можно, но сказать честно - я бы предпочел тулуп. Больно надоели подначки Киру о моей извращенной тяге к нелюдским расам вообще и белобрысым альвам - в частности.
Потом, перебежав окольный тракт прыжками по непокрытым снегом булыжникам, вломились в кусты, разбивая слежавшийся наст - и вот дальше уже пришлось туго. С одной стороны, если бы не те овраги, то нас бы точно заметили и затравили на пригородном редколесье, а с другой - попробуйте по таким оврагам побегать, когда все завалено снегом по колено, да еще побегать с выдумкой, что бы разъезд с тракта следов в том снегу не увидел.
Одно хорошо - согрелся, даже пар валить начал, как от альвов. К концу забега, когда уже запахло дымком от жилья, и мы перешли с бега на шаг, я мало что соображал, пытаясь только не свалится в снег и не начать жрать его горстями.
Обе альвы держались если и не вполне бодро, то уж точно лучше меня - даже дыхание не сбилось. Стыдно, батенька, уделали тебя две девчонки, а Киру еще принялась разглагольствовать злым и веселым голоском, что, мол, для умирающего так бегать не позорно, и они, мол, все понимают и шутить на эту тему не собираются. Рыжая, правда, ее сразу одернула, заявив, что я держался молодцом и лично она думала, что свалюсь я еще молитв двадцать назад, судя по моему блеклому виду.
Прекрасно, когда спутники тебя так высоко оценивают, подумал я - и уложил альвов в снег. И сам рядом лег, потому что углядел между редкими тут деревьями дома. Ну вот и Луковец, судя по всему. Отсюда и дымом несло. Стараясь держаться пониже, подползли, насколько оно было можно, чтобы и увидеть что-то, и себя не показывать до времени. Хреново, что просматривается такой вот реденький лесок прекрасно, если небо еще светлое, и особо близко не подберешься. Теперь главное, что бы какого селянина сюда вдруг не потянуло - но вероятность была небольшая. Что мужику в лесу ночью делать, да еще зимой?
Лежали мы довольно долго. Только раз, уже после заката, перебрались на поле, к домам поближе, и укрылись за каким-то сарайчиком - то ли сторож там летом сидел, то ли крестьяне какое барахло держали. За это время стало понятно, что амманских солдат тут нет, и вообще с виду Луковец война не тронула, даже дети на единственной улочке крутились, пока окончательно не стемнело. И село богатое - дома сплошь под черепицей, скотина мычит по дворам, мужички обутые бегают.
И еще стало понятно, что альвы греют только с боков, а потому отморозить кое-что, мужчине важное, можно запросто. Ввиду этой опасности приходилось крутиться то на один бок, то на другой, каждый раз вызывая определенного рода шуточки от белобрысой. И как ей только не надоедает? Тем не менее, вылеживать тут больше было нечего, да и стемнело уже окончательно. Огни, где и были - погасли, в деревнях вообще ложатся засветло.
— Вставайте, товарищи, с богом, ура, - исковеркано проговорил-пропел я, сам подавая пример и поднимаясь на ноги, — последний парад наступает…
— Что ты несешь, зверек? - с нервным азартом зашептала Киру, поднимаясь, — Снова головой повредился, только на этот раз - от похоти к юным альвам?
Пусть шутит, так с нервами проще справиться.
— Ты не по-нашему сказал что-то, - тут же пояснила Милу в ответ на мой взгляд, улыбнулась - я увидел блеснувшие клыки. Тоже волнуется, и переносит это хуже - на вид напряжена как струна, тронь и зазвенит.
— Кстати, - мы шагали во весь рост к крайнему дому, не самому бедному, стоит сказать, — знаешь, как меня звать?
— Ты не говорил, - протянула рыжая с интересом, — как?
— А и сам не помню. Когда пробую вспомнить - или голова разламывается, или явная ерунда лезет, - ухмыльнулся я в темноте, что бы голос был пободрее.
— Тогда звать тебя будем Аль Арлазаром, - прошептала белобрысая, — говорят, был такой шахиншах у амманов, известный…
— Дай угадаю, - перебил я ее в пол голоса, — гаремом из нелюдских наложниц?
Она фыркнула, едва заметно кивнула, — Точно, в основном из альвов!
Черт, в животе заурчало — это от страха, или от того, что за день только лепешку и сожрал? Чувствовал я себя на удивление нормально, кстати, словно бы не в первой мне куда-то ночью с оружием идти. Да и какой тут враг? Сельский мужик? Справимся.
Забор крепкий, доска к доске, зажиточный селянин попался. Мы прошагали чуть ли не строем - альвы впереди, с убитым видом, я сзади, с рапирой в руке. Бухнул сапогом в дверь, залаяла где-то собака, отозвалась вторая.
Все, конец конспирации. От людей на деревне не спрятаться, как говорится, нет секретов в деревне у нас. Почти сразу во дворе заскрипели снегом - оно и понятно, время военное, люди если и спят - то вполглаза.
— Кто там шалит, а? - голос не старый еще вроде, — я тут беем поставлен, ты не балуй!
Так ты, выходит, староста местный? Ну да, как же в оккупированной деревеньке - да без оккупантского прихвостня. Так даже лучше, проще будет. Удачно мы зашли, как не посмотри.
— Открывай, собака! - проорал я, чуть не закашлявшись, хлебнув морозного воздуха, — я алмазалим Фидла, именем шахиншаха!
За забором засуетились, стукнуло незаметное до того оконце в воротах, мелькнул фонарь. Я чуть повернулся, давая рассмотреть серебряные галуны, и тут уж приоткрылись и ворота. Мужичка я сразу аккуратно от ворот оттер, почти ткнув его острием рапиры, — В избу веди, пес, не видишь - ранен я, и двое пленных со мной.
— Так я, конечно, пан алмазамим, - запутался в словах мужичок, глядя, в основном, не на нас, а на рапиру в пальце от впалой груди, — я-то завсегда, со всем нашим, значит, панэ..
И засеменил, поднимаясь на крыльцо, ну а мы что - мы за ним, да побыстрее. Нам на улице светиться резону никакого.
— Один живешь? - а он уже зашарил по мне глазами, заметил что-то не то.
— Один, вашество, как не один, когда один, - протянул мужик, поднимая фонарь.
— Вот и хорошо, - я шагнул в перед и от души врезал боковым в челюсть, — хорошо, что один.
Глава третья, где воплощается лозунг «Грабь награбленное», происходит казнь предателя, а еще есть много беготни по горам и долам, появляется волшебный лес и на горизонте маячат жуткие топи.
Остатки полусотни - слезы, не остатки - ворвались в лагерь Тлескавице на закате, точно по вечерней страже. Пронеслись галопом, заставляя зажиревших тыловиков прыскать в стороны, как кур, сползли, свалились с седел у штабного шатра. Старший, в заляпанном плаще раиган-бея, сыпал приказами, поднимая патрули, приставляя к каждой пятерке улан по одному измотанному насмерть муладжину. Быстро, быстро, быстро. И ведь почти успели, почти.
А и правда, удачно зашли, что душой кривить. Я только крепко засоленного мяса утрамбовал фунтов восемь в здесь же реквизированный заплечный мешок. Туда же ушла завитая домашняя колбаса, заботливо насушенные сухари, найденная в сундуке фигурная бутылка с чем-то явно алкогольным и здоровенный отрез фланели под портянки. Тут же нашелся короткий топорик, который, немного покумекав, я сумел приладить к суме сбоку, соорудив этакую петлю из шнурка. Финалом грабежа стал роскошный медвежий тулуп, обшитый поверх какой-то белой тканью, шапка того же фасона и рукавицы, которые я нашел заткнутыми за притолоку. Вот с обувью только беда - и тут мне хозяйские сапоги оказались не в размер. Ну и ладно, мои еще, вроде, не разваливаются - просто запас карман не тянет. Особенно, когда кармана-то нет. Так, а тут что? Нет, я, конечно, понимал - что, просто глазам не поверил.
— Милу, посмотришь? - я сунул находку альве, что нехотя рылась в соседнем ларе.
— Пистоль, - отмахнулась она, скривившись, — Амманский, видишь - там по барабану вязь идет?
— Прочитать не могу, - я пригляделся, а руки машинально отжали рычаг вперед и вниз, вытащили длинный барабан - полный. А вот припасу рядом в ларе не было - или где-то еще хранит, или вообще не держит.
— Это не надпись, узор такой, - она дернула уголком рта.
— А в богадельне твоей и по револьверам учат? - Киру внезапно возникла из-за спины, чавкая и распространяя аромат чесночной колбасы. Сунулась к револьверу, провела по матовой стали тонким пальцем, — А чему еще учили? Ходить под парусом? Или выездке?
— Всему понемногу, - я мягко отстранил ее руку, прижал барабан, сунул револьвер в кобуру, а ее, в свою очередь, за пояс.
Что еще брать? А вот хрен его знает, у меня как-то с одиночными походами по лесам не сложилось, если и ходил когда – то о припасах точно не сам думал, как мне кажется. Хотя насчет воспоминаний я альвам не соврал – действительно, только пробую что-то именно, что вспомнить – сразу затылок дергает и блевать тянет. Вот если само всплывает – то нормально, а специально – уже даже пробовать перестал. Может так и к лучшему – вдруг там, в прошлом, жуть какая-нибудь? Не даром же в этом мундире до сих пор хожу, а ведь ребята в таких вот синих куртках тут сильно нехорошим отметились.
Вспомнишь что-нибудь этакое – и в петлю полезешь.
— Соль поищи, - вывела меня из задумчивости рыжая, — И вообще, приправ каких-нибудь, он тут старостой от амманов – точно найдем, богато живет. А ты…
Тут она обернулась, упирая палец в грудь Киру, которая уже закинула в рот остатки колбасы и с удовольствием облизывала пальцы.
— А ты найди, во что воды можно набрать, и еще бы котелок какой, - глянула так, что белобрысая моментально развернулась и принялась ожесточенно рыться в раскрытых ларях.
Нашли и соли, и приправ, и даже какой-никакой бурдюк под воду, еще окончательно не рассохшийся. А вот припаса оружейного не было, видимо и вправду не держал его пан староста.
— Ну, фуражирская команда, готовы, наконец? – преувеличенно бодро заявил я, когда даже у рыжей мыслей по мародерству не осталось, — Давайте-ка тогда во двор.
— А ты как? – Милу глянула недоуменно.
— А за вами – нужду только в угол справлю, не могу по холоду, - ухмыльнулся я, слегка подталкиваю ее в спину, — Давай уже, дуй, сил нет терпеть!
Проводив альв взглядом, я мрачно развернулся к мужику, которого мы аккуратно повязали его же поясом, да так и оставили посреди светелки. Шагнул, потащил из ножен рапиру - я тут вроде как старший, значит мне и... И того, в общем.
А мужик еще очнулся некстати, но понял-то все сразу, взвизгнул, заскулил тихо и начал бочком от меня отползать. Ничего, скотина, сумел с амманами задружиться – сумеешь и ответить.
— Не вздумай! - Милу, будь она неладна, замком повисла у меня на руке, только дверь стукнула, распахнувшись, — Что ты творишь?
— Он тут беем поставлен, теперь время ответ держать... - я попробовал было вытащить руку - да куда там.
— Мне все равно! - зарычала она - и вот тут стала похожа на нечисть, здорово похожа, как в тот раз, еще в городке.
Глазищи черные словно еще чернее стали и клыки из-за губ вытянулись.
— Тронешь его - я тут сяду и лично! Понял, лично! Буду ждать амманов! Плевать!
— Интересно, - отстранено подумал я, — это действительно зубы меняются или как-то губа так отдергивается...?
— Ваше милейшейство, панэ мазаламим, да за что же! - мужик вжался в угол, закатывая глаза, и, похоже, тронулся от ужаса, — Мы ж альвов наших сами поудавили, сами! За то вон, беем мне пистоль подарен, вашество милое! Вы ж посмотрите! Животу пощадите, мы ж ваши, пан заламалим!
Он выл, а я тащил рапиру вместе с повисшей на руке Милу. И чем тот дольше рассказывал, как ловко взяли не успевших бежать альвов (всем семейством, пан), да как споро соорудили шибеницу, как не хотела помирать альвская бабка, так, что пришлось ее за ноги тянуть, что б шею сломать - тем больше я понимал, что обязательно его кончу, а рыжую, если надо, волоком потащу. Пинками погоню, раз иначе нельзя.
И не угадал. Потому что между нами скользнула белобрысая и шваркнула мужичку по горлу своим кинжалом - хреново вышло, словно в первый раз. А оно и было в первый, пожалуй. И ей пришлось ударить еще раза три, пока тот не прекратил булькать кровью и сучить ногами.
— Ну вот, — Киру повернулась, окатила нас пустым взглядом, — Ну вот, а то ждать вас еще... больно надо... слушать это.
Она бросила нож на пол и вытерла забрызганную ладонь о бедро каким-то брезгливым движением.
— Все ! — рявкнул я, не давая им опомниться и затеять свару, — дело сделано! Быстро, на двор, и мешки хватайте, нелюдское племя, ети вашу мать!
И в самом деле, я смог почти моментально вытащить обоих альв из избы, но вот тут меня ждал облом. Я-то, дурак, планировал реквизировать лошадок у пособника оккупантов, да продолжить путь конным и в силах тяжких. Думаете, лошадок не было? Лошадки были.
Кто бы мне еще сказал до этого, что ни одна лошадь альва не понесет, да что там понесет - даже близко не подпустит? А никто не сказал, оно же и так всем ясно. Кроме меня, конечно.
В общем, уходить нам пришлось пешком. Точнее сказать - бегом, в тулупе, по снегу и оврагам, с мешками на спине. Снова надо бы поблагодарить неизвестных богов за альв - то есть, за их способные видеть в темноте глазищи и чувство направления. Сам я тут или заплутал бы, или банально переломал ноги - места мы выбирали такие, что если лошадь и пройдет - то шагом и с опаской. Хорошо хоть за таким бегом сил спорить уже не остается, а там, вроде как, уже и не надо становится – сплошная польза от бега получается.
— Не переживай, зверек, - заявила Киру, глядя, как я с пыхтением взбираюсь на очередной взгорок, — уже близко.
— Что - близко - то? - прорычал я, пробуя как-то совладать с дыханием, которое свистело, как паровозный котел.
— Старая пуща, - глаза альвы мягко светили пурпуром, едва облака скрывали луну и становилось совсем темно. Странно, до того не замечал вроде. Этак жутковато выглядит, стоит сказать.
— Так селяне, поди, там каждый пень по имени знают, - я наконец-то унял пыхтение, замер, оглядываясь. Даже мешок с плеч в снег сбросил.
И правда, впереди, строго на юге, что-то такое темнело - с пол фарсанха будет, может чуть ближе.
— Они не ходят в старый лес, - Милу тоже остановилась рядом, вглядываясь в горизонт.
" Слава те, господи, а то с самого села ни слова от нее не было, - обрадовался я и продолжил уже в слух, абы не молчать.
— Это почему не ходят?
— Много причин, - она тряхнула головой, высыпав рыжих прядей из-под капюшона, — Для них там добра нет, вот и не ходят.
— Пропадают они там, - добавила вторая и начала легко спускаться с пригорка, словно тут не едва закрытые снегом камни, а мостовая, — Если в двух словах.
— А мы, значит, не пропадем? - я, мысленно застонав, снова взвалил на плечо сброшенный мешок и тихонько двинул следом.
— Может и нет, - блондинка, замерев, снисходительно смотрела, как я неловко сползаю по склону.
Да уж, гарантии те еще, но чую - селяне уже дом старосты подломили, и теперь или сами за нами рвут, или отправили кого в амманский лагерь. А значит - до пущи мы еще успеваем, а вот в обход - уже нет, если нет желания с комитетом по встрече схлестнуться. Раньше думать надо было. Ничего, прорвемся. Что я, леса, что ли, не видел?
Не видел, как стало понятно. Такого - точно не видел. Уж на что я был вымотан, когда мы, наконец, дошли до опушки, а и то проняло. Особенно когда над головой сомкнулись ветки, наглухо закрыв небо. Удивительное дело, но прямо вот темно тут не было - то ли мох отсвечивал, то ли еще что - так что был этакий синеватый полумрак. Темно не было, а вот страшно - было, и признаться в этом совсем не стыдно.
Если мир вне леса был мне смутно, но все же знаком - то тут полное ощущение инаковости, как будто на другую планету попал. И еще лесу я не нравился - он меня терпел, и то с трудом. Мрачное, в общем, место - на прогулку с барышнями сюда точно не пойдешь, да и по дрова - тут я селян понимаю.
Даже альвы тут притихли - хоть до того и успели рассказать, что старая пуща — это, вроде как, кусочек их, альвского, мирка. Только альвы мои были насквозь городские, от корней давно оторвавшиеся и про старые альвские леса в лучшем случае читавшие в книжках - хоть ни одна из них напрямую в том и не призналась.
— Ну, нечисть лесная, что делать-то будем? - браво начал я, но к концу фразы сбился на шепот, словно даванула окружающая тишина. Ощущение, что стоишь в клетке со спящим медведем - и не дай бог тот проснется, аж мурашки по коже пошли. Альвы синхронно глянули на меня своими жуткими, отдающими в пурпур, глазищами.
— Не болтать, - наконец обронила рыжая, — И попробуем найти место, где можно заночевать. Водой пахнет, кажется?
Мы нашли полянку - быстро нашли, почти не блуждая, и ручей тут был, точнее - небольшой такой ключик. Это им "пахло", наверное - я лично ничего, кроме мокрой земли и незнакомых трав, в этом лесу не чуял. О костре даже заикаться не стал, само собой разумеется, что тут для него не место. Разлили пахнущую торфом воду по чашкам, что рыжая из своего мешка достала, отломили по куску подмерзшей колбасы, уселись кругом. Вот кстати, чашки - я о них и не подумал ни хрена, а вполне себе городская альва - озаботилась, молодец.
Ели молча, на разговоры как-то не тянуло - то ли от усталости, то ли просто обстановка не располагала.
— Что ты на меня так поглядываешь, зверь? - наконец, дожевав, подала голос Киру, — Похоть обуяла? Не переживай, сейчас доем - и сможешь меня облапать.
— У меня как-то альв, жрущий чесночную колбасу, оторопь вызывает, - вполне честно ответил я, прикидывая, как бы завернуться в тулуп так, чтобы и ноги не торчали, и голову на землю не класть. Тулуп, он вам не шинель, он намного хуже в плане поспать.
— Да? И что же альв должен есть? Цветочный нектар? Или, может, кровь пить? - она встала, легко потянулась, как кошка, сверкнула в синих отсветах черными глазищами, — Давай, сооружай нам гнездышко, любвеобильный зверек.
Выглядели эти потягивания даже эротично, если, конечно, кому нравится до предела тощая зубастая нелюдь. Я к таким любителям не относился никаким боком.
— Так вроде тут не так и холодно, можешь наособицу лечь, не держу, - протянул я, наконец победив тулуп и принявшись за револьвер. Надо было выколотить заряд из каморы напротив курка - а то не дай бог отстрелю себе что ценное, а оно и больно, и позора не оберешься.
А в лесу этом и правда не так, чтобы холодно - и снега, к слову, нет, словно зима – она вокруг, а тут максимум середина осени. И что-то мне подсказывает, оно тут всегда так – неужели все же доводилось бывать?
— Дело не в холоде, - Милу, закончив складывать чашки обратно в мешок, моментально улеглась на расстеленный тулуп, словно так и надо, — Ты разве не чувствуешь, что он… смотрит?
Шутить на тему любителей подглядывать как-то не хотелось.
— Лес? - я опустился рядом, привычно отдавая плечо в распоряжение альвы.
— Лес, - это уже блондинка улеглась сбоку, закинув на меня ногу, как на подушку, — Пока ты с нами - ты ему почти свой. Поэтому держись поближе, зверь, пропадешь без нас.
— Куда уж ближе, - думал я, проваливаясь в сон, — Куда уж ближе.
Я так и не понял, сколько удалось проспать - день? Может и день, может и больше - время тут как-то иначе ощущалось, но спал плохо, больно место нехорошее. Все время казалось, что у ручья кто-то маячит, а глянешь - вроде и пусто. Потом словно тень какая-то нависает над тобой, полное ощущение, что стоит кто-то рядом - а хрен там. В общем, поспал - и спасибо, больше не хочется. Альв же пришлось расталкивать - им, судя по всему, кошмары не мерещились. Собрали постель - точнее сказать, я надел постель на себя. Торопливо позавтракали, употребив по назначению сухари и солонину, до боли в затылке напились из ключика, а рыжая еще и набрала воды в бурдюк. Ну, и наконец зашагали. По словам альвов, по лесу идти осталось недолго - по сути, этот осколок старых пущ в ширину-то фарсанха четыре, край пять.
— А дальше? - резонно спросил я.
— А дальше - Порубежные топи, - Киру ловко скакала с корня на корень, словно играла в салочки - вот уж правда, дите-дитем, и мешок за спиной не больно ей мешает, — Их должны за пару ночей пройти, а потом уже и великое княжество свет-Ворцалское.
— И реки там текут молоком и медом, - хмыкнул я, отирая пот - в тулупе тут было даже жарко, но не бросать же его. Только расстегнул, да рукавицы с шапкой за пояс сунул.
— Да? - рыжая взглянула на меня с интересом, — Не знаю, мы там не были никогда. Но вряд ли.
— Это присказка такая, - протянул я.
А вот название "Порубежные топи" мне, почему-то, не сильно понравилось. Думаю, там точно обошлось без молока. И меда тоже. Как оказалось - так и есть, нехорошее место.
Тоже вроде такой реликтовый остаток, как и Старая пуща, даже, может, еще старше. Альвы об этом мало знали - только то, что это болота, и тянутся они на много фарсанхов, почти до Ятлицких гор на юге. Люди, вроде как, пробовали там селиться - напрямую топи враждебны человеку не были, - да вот не приживались, хоть ты тресни. Места богатые на всякую рыбу и ягоду, но то чума какая начнется, то просто стоит деревенька - а приходит кто следующим летом и нет ее. И даже следов не осталось, разве что утварь какая ржавая по кочкам разбросана, поди разберись. А иногда из топей и нечисть лезет, словно прорывает там что-то. Тут-то вот Старая пуща стоит, через нее хода такому нет, а к северу отсюда, да и в княжестве местные засеки городят и патрули пускают, чтобы следить, не прет ли кто из болот.
— Пройти мы через них сможем? - я остановился, жестом попросил бросить мне бурдюк, отхлебнул воды.
Рыжая задумалась.
— Там много чего живет, все больше – плохого. И еще - до конца топи не промерзают, даже в самый холод, - она спрятала бурдюк обратно, завязала мешок, — Нормального пути там просто нет, а если и есть - то я его не знаю.
— Пойдем ненормальным? - хмыкнул я, снова берясь за лямки.
Альвы кивнули почти одновременно.
Глава четвертая, где случается стычка, происходят первые потери, рассказывается о походной жизни на болотах, а еще а герой получает неожиданные предложения и серьезные поводы поразмыслить.
Борзые стелились, как вьюга, едва взяв след на окружном тракте, так, что уланы быстро отстали, и только муладжины, сросшиеся с лошадьми, удержались за ними. Они пронеслись через вонючую деревню как ветер. Тупица из местных выбежал навстречу - на что он рассчитывал? Кто-то походя развалил его пополам, свесившись с седла. Там, к югу, еще южнее! У леса лошади встали, и даже особые слова не заставили их войти под мрачные своды. Но это было уже не важно, уланские разъезды можно растянуть вокруг, оцепить каждую тропу. Главное - они успели.
— Ну сколько можно-то? - белобрысая, ей-богу, прянула ушами как лошадь. Смешно, кстати, вышло.
— Не болтай, - я чуть повернулся, что бы плечи поменьше затекали, — Сколько нужно, столько и можно.
— Милу на тебя плохо влияет, звереныш, - разочарованно протянула альва, хорошо хоть тихонько. Ничего страшного, от скуки еще никто не умер, а обморозить себе что чувствительное тут не грозит - полежим еще, не сломаемся. Больно мне прогалина эта не нравится. Топи за ней, в тумане, камыше да чахлых деревцах и то посимпатичнее будут.
— Точно ничего не чуешь? - я обернулся к рыжей, и та помотала головой - тоже нетерпеливо этак, разве что ушами шевелить не стала.
Мы тут c десяток молитв лежим, и еще пролежим столько, сколько надо, хотя я уже и сам не сильно уверен - показалось мне, что лошадь всхрапнула, или слышал на самом деле?
Ничего, совсем уж бесшумных засад не бывает, чем-то да выдадут себя. Другое интересно — это нас скрадывают или кого еще? Положим, нас есть за что, но ни в жизнь не поверю, что местные тыловики так быстро по коням прыгнули из-за какого-то там сельского старосты, пусть и своего. Да они бы только по инстанциям такую облаву утрясали дней десять.
Ага, вот там, по левую руку - кажется, оно, хоть и сумерки уже, тут другие глаза нужны. Я тронул рыжую за плечо, — Так, смотри, слева, за - не пойму, камыш вроде? - да, и чуть-чуть пониже - видишь?
Обе альвы переползли поудобнее, вглядываясь.
— Может, камень так лежит? - предположила Киру, недоуменно приподняв брови.
— Может и камень, а может - и уланская шапка в зимнем чехле, - я наконец-то убедился, что нет, не почудилось мне - есть засада. Точнее – и тут есть, потому что на первый пикет мы наткнулись в трех зиру к северу - пятерку улан, лениво сгрудившихся под накидками и изображавших сугроб. Хорошо, что шли уже осторожно, всякого от топей ожидая, а то бы прямо так им в руки и вывалились.
Второй пикет с математической точностью располагался в трех зиру к югу – тоже пятерка, плюс какой-то невысокий смуглый воин, сидевший наособицу. Тот, кстати, тут же почти в нашу сторону башку повернул и приглядываться начал – сразу мне не понравился. Чем угодно могу ручаться, ни видеть, ни слышать нас не мог – почуял, что ли?
А теперь и здесь – отсюда не разглядишь, но прозакладываю дирхам против ржавого гвоздя – тоже сидят, голубчики, впятером, скучают на морозце. Просто среди этих нашелся кто-то понимающий, который смог позицию получше выбрать, оттого сразу в глаза и не бросаются.
— Ну что, поход по болотам откладывается, возвращаемся в лес и сидим пару дней. А лучше даже и все пять. Не могут же тут полк улан до весны держать, - я повернулся, устав пялить глаза по такому свету. Все уже плыть начинает, взгляд замыливается.
И вот тут мне очень не понравилось выражение, с которым альвы переглянулись, просто очень.
— Я не знаю чего-то, да? - и как-то холодом продрало, когда Милу кивнула, немного замешкавшись.
— Ты еще день тут не выдержишь, - она казалась виноватой, — Точнее... скорее не выдержишь, а вот два – уже точно.
— Это почему, хотелось бы знать? - я начал заводиться, — Нет, место то еще, но…
Альва мотнула головой, — Мы его едва уговорили. Он, лес, вроде как живой, знаешь? Живой, и.… как бы сказать?
— Живой и голодный, - шепнула Киру, смотря в сторону, — Местные сюда давно дорогу забыли, а жрать он хочет каждый день. Мы его не удержим, звереныш, мы просто не умеем, понимаешь? Да, наверное, сейчас уже никто не умеет.
Твою же мать, а.
О том, что в топи я пойду один, альвы просто отказались слушать. Даже заверения, что точно дождусь их, крутясь поблизости, не помогли, вот ведь, нечисть упрямая.
Впрочем, если подумать, то шансы были - сумерки уже сгустились достаточно, а те, в засаде, вряд ли глаз от прогалины не отрывают - все мы люди, и языками потрепать с товарищем хочется, и выпить чего согревающего и совсем даже неуставного. Они, все же, не ветераны с переднего края, обычные тыловики, что больше по вину и бабам, чем по засадам да атакам. Если попробуем проползти, держась тенями, хотя бы до середины, где уже снег начинается, а потом рвануть напрямую к болоту - то потом поди нас найди в этих зарослях. Болото - оно только со стороны ровное, как доска, а вот ловить там кого-то – устанешь ноги бить. И не видно ни хрена, и камыш шелестит постоянно - на звук тоже не сориентируешься. Белыми нитками шито, но есть шансы, есть, вот только почему так не хочется рвать на ту сторону?
Ладно, бог не выдаст – свинья не съест, пошли мы. Точнее – поползли, хоронясь и замирая на любое лишнее движение. Хреново, когда вот так головы не поднять – сам себя накручиваешь, что, мол, отлично тебя видно, и вражины посмеиваются, глядя как ты тут в грязи рожу пачкаешь. Попутно цели разбирая, конечно.
Доползли за пяток молитв, хотя казалось, что прошел весь десяток. Дальше все, амба – тут уже заметят точно, без вариантов, точка невозврата. Застыл, глянул на девчонок своих – вроде собраны, и не мандражуют особо, хотя черт его знает, по виду не всегда скажешь. Белобрысая странно губами шевелит – молится, что ли? Не вяжется это с ней как-то. Тут еще и луна вышла, яркая – жуть просто. Под такой с барышней по городу гулять хорошо, а не под вражескими ружьями бегать. В таком свете да на снегу – только еще красных тряпок на спину примотать осталось, что бы даже слепой не промазал. Поняв, что уже начинаю себя уговаривать, приподнялся на локтях, к альвам обернулся.
— На счет «три», - зашептал, удивляясь, как пересохла глотка, — Раз, два…
И мы рванули, шаг, другой, третий, сумасшедшими прыжками, не обращая внимания на азартный ор, поднявшийся слева – точно, тыловики, раскудахтались, мать их. Еще прыжок, абы не поскользнуться, не запнуться о какую невидимую под снегом корягу… Почему не стреляют, черти?! Еще чуть и нас закроет взгорок, а им его оббегать надо, давай же, м-мать, вот ведь оно уже! И вот тогда бахнул нестройный залп, так близко, что донесло пороховую гарь, а следом судорожно захлопали револьверные выстрелы.
И вместе с этим рыжая, несшаяся чуть впереди меня, молча кувыркнулась в снег.
Кажется, я заорал что-то бессвязное, подхватывая ее за пояс, и буквально втаскивая в близкий уже камыш. Там поднял альву на руки, перехватил удобнее и припустил, треща сухим камышом – быстро, быстро, им сюда бежать максимум с треть молитвы. Грохнул еще один залп, но даже не зажужжало вокруг, явно просто «в ту степь» стреляли, а потом кто-то злобно заорал в отдалении этаким командным голосом и все, затихла стрельба. Я плюхнулся в грязь, пристроил слабо стонущую Милу головой себе на колени, отмахнулся от Киру, лезущей под руку. Вытянул нож из-за голенища, аккуратно взрезал куртку, следом откинул мокрую от крови рубашку, блестящую в лунном свете. Ах ты ж, твою мать!
На берегу, уже довольно далеко от нас, все продолжали орать, но внимания на это я не обращал.
Так, чуть ниже правой груди прошло. Калибр мелкий и сквозное, уже хорошо, из револьвера, похоже. Прилети так винтовочная пуля – и все, абзац, а тут – тут еще поборемся.
— Пояс свой дай, быстро! – рявкнул белобрысой, испуганно шарахнувшейся в сторону, — И тряпок, каких почище.
— Уже за пазуху лезешь? - губы посинели, а все балагурит, черт бы ее драл, нечисть лопоухую. Но говорит чисто – это вообще хорошо, значит легкое целое. Хотя хрен его знает, может у них там анатомия другая?
— Так я ж с серьезными намерениями! Вот дай только из болот этих вылезти – так сразу и заженимся, - бурчал я какую-то ерунду, машинально формируя подушку из брошенных Киру тряпок, — Я вообще по альвам – ого-го, вон, белобрысая не даст соврать. А теперь потерпи чуть…
Приподнял, сунул вторую подушку, пережал ремнем обе – что еще тут сделать? Ни аптечки, ни хрена. Если серьезного чего не задели – надежда есть.
И Киру еще не угомонится.
— Ты же умеешь такое, зверечек? Сделал все уже? Как она, зверечек?
Тьфу ты.
— Отлично, - хмыкнул, косясь на рыжую, — Еще на нашей свадьбе погуляешь!
Вот тогда-то он к нам и вышел – тот самый смуглый мужик, что на втором пикете с уланами был. Именно, что вышел, не выломился, не зашумел камышом, a просто шагнул на прогалину, легко ступая по подтопленной грязи сафьяновыми сапогами.
Эффектно, ничего не скажешь, внушает уважение.
— Положи, - кивнул на альву, этак брезгливо сморщившись, а сам даже руки на груди сложил – мол, хозяин положения, мать его.
— Хорошо, - я мотнул головой Киру, — Смотри за ней.
Аккуратно переложил рыжую головой на руки подруги, поднялся, — Теперь что?
Хорошо, хоть девчонки ведут себя разумно – не кажется мне, что тут от них помощь будет.
— Теперь – со мной пойдешь, - говорил он на амманском очень правильно, но с каким-то свистящим акцентом, словно тот ему не родной.
— А с ними как? – я кивнул на двух альв, — могут они уйти?
Руки при этом я демонстративно сунул под тулуп, от рапиры подальше.
— Эти... – он на девчонок даже не глянул, — эти тут останутся.
Что, ситуация в целом понятная.
— Так не пойдет, - улыбнулся я, буквально силой растягивая губы.
— Хорошо, - он потянул из ножен шашку, совершенно не меняясь в лице, но явно рисуясь. Не опасны мы ему, точно знает, скотина – а то бы башку мне снес моментально, без этих вот картинных жестов. Я ему на саблях не соперник даже, так, досадная помеха – не первым ударом достанет, так вторым.
Поэтому я и выстрелил прямо через тулуп, влепив куда-то в середину тела – бам! Распахнул тлеющую полу, вытягивая руку, взвел левой ладонью курок и еще раз, уже когда он ткнулся лицом в болото – бам! Наклонился, упер сизый от копоти ствол в выбритый затылок – бам! Грохал шестизарядный полудюймовик просто оглушительно на самом деле, аж в ушах сплошной звон стоит.
Сунул револьвер обратно в кобуру, перевернул тело ногой – все, сюрпризов не будет. Похоже, там и в первый раз хватило – вон как на животе бригантину разодрало, смотреть страшно.
Расстегнул на нем пояс, вытащил, перевесил на себя вместе со всеми многочисленными кошелями да мешочками. Только потом удосужился плеснуть на дымящий тулуп болотной водицы. А руки-то подрагивают, кстати.
Запросто ведь могло не сработать. Если бы муладжин хоть какую угрозу от нас почуял – сразу бы ударил, без театральных появлений и разговоров. Муладжин? Ну да, он самый – понял я, уже кивая белобрысой – сдавай, мол, вахту. Рабы шахиншаха, избранная тысяча. Кстати, непревзойденные воины – могу собой гордиться, да только что-то не хочется. А хочется знать только, что они тут забыли, если честно.
Ну, теперь руки в ноги и ходу, пока вражины не очухались.
Подхватил вскрикнувшую альву на руки, благо там если сто фунтов есть – уже хорошо, да и тронулись подальше от берега без лишних разговоров.
Вода сразу перелила за голенища, зачавкало болото, а я все пер вперед, выдирая из грязи сапоги и обливаясь потом, заботясь только о том, чтобы не споткнуться и не полететь в жижу под ногами. Да еще что бы Милу не так сильно трясти. Белобрысая вроде не отставала, но, сказать по правде, я об этом мало думал. Оттянуть от берега нужно, хотя бы на фарсанх. Хватит меня на фарсанх? Должно хватить, иначе все, ложись и помирай. И девчонок тоже положат всех, к гадалке не ходи, вон – покойный муладжин это вполне подтвердил.
— Все! Все, стой! - Киру тяжело дышала, упершись руками в колени,— Не могу больше…
Очень вовремя – я как раз выбирал место посуше, чтобы упасть да и помереть, двигая ногами уже из чистого упрямства. Выбрались на островок небольшой, с четверть зиру длиной, но даже какое-то кривое деревце на нем умудрилось вырасти. Это хорошо, это значит, что риска проснуться в воде нет – на совсем уж мокром и не растет ни хрена.
Сколько от берега уже отмахали? По моим прикидкам – фарсанха два мы прошли, может быть и больше. Должно быть достаточно, а нет – так и хрен бы с ним, пусть уж меня лучше пристрелят. Пристроил Милу под то самое деревце, глянул – вроде бы спит, дыхание ровное. Только бледная – чисто смерть, хорошо хоть губы перестали в синеву отдавать. Альвы, они вообще крепкие, не смотри, что такие доходяги. Ну, хочется верить, по крайней мере.
Едва сел, как белобрысая шлепнулась рядом, вытягивая ноги.
— Так, - вздохнул протяжно, — Не спать, воин. Вон там – деревья вроде какие-то? Глянь, а то в темноте разобрать уже не могу.
— Угу, - она кивнула, приваливаясь к моему плечу, — Деревья, точно.
Где-то с молитву я на все лады уговаривал себя встать. А что, ног не чувствую, да еще и альва – чисто печка, греет с правого бока – как тут заставить себя куда-то там идти? Насилу уговорил, в общем, поднялся-таки, вытянул из петли топорик, — По дрова тогда схожу.
Повезло – тучи чуть разошлись, луна снова вышла, и я умудрился и до ельничка дойти не потонув, и елки повалить, и комли обтесать до смолистой белизны. Заодно и слеги вырубил – то, что мы сюда добрели, воды не нахлебавшись и не утопнув к чертовой матери – чистая удача, рассчитывать на такое не стоит. Как рассветет – надо будет еще болотоступы соорудить, кстати, а то сапоги последние тут точно оставлю. По-хорошему и волокуша не помешает – раненый у нас, и груза тоже порядком.
Пока туда-сюда таскался, елки валил да кору тесал – белобрысая успела нарезать камыша, перетащить на него Милу и теперь занималась перевязкой, раз только отвлеклась – спросить, не найдут ли нас по костру. Успокоил, сказав, что сверху мы навес соорудим – и видно будет только в близи, и дым рассеивает неплохо. А если с берега кто и углядит – так поди тут привяжись к ориентирам, чтобы к нам выйти.
В общем, пока с лагерем возились – уже светать стало, так что новый день встретили еще на ногах. Зато впервые горячего поели, соорудив похлебку из солонины и крупы, бухнув туда воды из бурдюка и изрядную долю имеющихся приправ.
Едва улеглись, как Киру меня здорово удивила. Вообще, она и до того как-то нервно держалась, словно обдумывала что-то, а тут заползла на тулуп, приткнулась сзади, и этак непринужденно поинтересовалась, не хочу ли я ее трахнуть.
— Конечно, хочу! – я даже развернулся, изрядно с такого предложения охренев, — С вечера еще мечтаю, аж кушал с трудом. Давай, становись на четвереньки и штаны снимай, чего ждешь? Вот, на тулуп встань, чтобы коленки не стереть.
— Я серьезно, зверь, — прошептала зло так, а у самой губы прыгают и глаза на мокром месте, — Вдруг тебе хочется?
— Мне хочется знать, как это в твою бестолковую башку пришло, — я машинально притянул к себе альву, — Тебе лет-то сколько?
— Тебе какое дело? – голос-то как задрожал, она что – рыдать тут собралась? Вот только этого и не хватало. Уткнулась мне в грудь, как к родной мамке прижалась, зашмыгала носом.
— Да вот думаю – поздно тебя уже пороть, или еще есть надежда? – я вздохнул, погладил ее по слипшимся от грязи волосам. И вправду ревет, бестолочь, вот еще вчера бы не поверил в такое. Хотя что я вообще о них знаю? Может, это как раз у альвов в обычае – с вечера глотки резать, а утром покаянный плач устраивать.
— Зачем мы тебе нужны, сам подумай, - она все всхлипывала, уже чуть успокоившись — Ребенок и калека? Ты ж бросишь нас, зверь…
Эвона откуда такое заманчивое предложение выросло, оказывается. Ну да, ну да, что еще предложить?
— Куда мне без вас, я ж пропаду сразу, только вашими молитвами и держусь, - я еще бормотал что-то такое, глупое и успокаивающее, пока она не перестала вздыхать и не засопела. А потом еще долго лежал, пялясь в тлеющий костерок – сон не шел, хоть вроде и устал в край. Все крутил в голове события сегодняшние, думая, что нам дальше делать и чем я так амманам интересен. Заснул, так ничего и не надумав толкового.
Глава пятая, где продолжается путь по топям, появляются новые спутники, а еще, наконец-то, проявляет себя болотная нечисть
— Он нас не узнал, Мараслам-паша, — у муладжина были глаза смертельно уставшего человека, — убил Илгыза и ушел. Уланы…
— Уланы пройдут топи, но принесут нам трупы, Калим, — человек в плаще
раиган-бея протер глаза, — а потом и мы станем трупами - ты в Бааль-абис, а я - на площади Паниди.
— Тогда нужны еще муладжины, раиган-бей. Много, лучше сотня.
— Знаешь, Калим, иногда там, где не пройдет сотня - успеха добьется один человек.
Проснулся я где-то к обеду ближе, аккуратно белобрысую отодвинул, выбрался из шалашика – а погода-то все хуже, вон как облаками затянуло. Это сейчас даже и хорошо – потеплело, а вот к ночи и мороз врежет, и снег повалит по серьезному, без дураков. Если на открытом месте застанет – дело труба.
А откуда я это знаю? Да точно, ходил я когда-то по болотам, и зимой в том числе. Если не этим – то похожим, больно знакома картина, вплоть до запахов. И есть ощущение, что не только ходил, а еще и летал над такими, и много.
Летал? Ну да, на оранжевой «Аннушке».
Мысль показалась непривычной. Покатал ее в голове так и сяк, потрогал осторожненько, пока в костер поленьев подбрасывал, да котелок льдом набивал. Голову, слава богу, не дернуло, и блевать тоже не потянуло – но и деталей никаких не всплыло, так, ощущения больше. Ну и оставим это пока, уяснил уже, что специально ничего не вспомнить – так может хоть так, по чуть-чуть чего и вырисуется.
Тихонько, абы не разбудить, осмотрел рыжую - вроде без изменений особых, дыхание чистое, ни хрипов, ничего. Горячая только – но может оно и нормально? Ни хрена я в этом не понимаю, если что и знал – то точно не про нелюдей, тут врач нужен. Где бы его взять только?
Подождал за мыслями этими невеселыми пока от котелка паром повалит да забулькает, бухнул в кипяток пару жменей чайного листа, зачерпнул кружку да у мешков наших присел, поеживаясь. Оно хоть и потеплело – но куцая офицерская куртка - это вам не тулуп, это куда хуже. Ну что, посмотрим пока, чего с бою взяли - а то сколько уже на себе тащу, время и ревизию устроить.
Шашку сразу в сторону отложил - совсем не мое, разве что обменяться с кем. Кинжал в ножнах положил рядом с револьвером – позже займусь, надо бы сперва сумки осмотреть. Нашлось там много чего – правда, в основном, ерунда. Хоть и на вид дорогая – письменный прибор, вилка с ложкой, кремень в тонкой оправе. Разве что бритва с мылом порадовали, только вот зеркальца нет, но то дело наживное. Чую, повезло мне с этим – вряд ли муладжин в обычном походе столько всего на поясе таскает, уж мыльно-рыльные точно бы в мешке оказались, а где тот мешок? То-то же.
В отдельном кожаном коробке – несколько золотых чешуек и с полгорсти серебра – неплохо, убрал к своим, целее будет. Деньги – они везде деньги. Так, а тут что? Пластина, тонкая и длинная, с ладонь. Вязь какая-то по одной стороне идет, но как с револьвером тем – прочитать не могу. Тоже, поди, рисунок. На вид – золотая. Может, медаль? Черт его знает, ничего такого вспомнить не смог. Сложил в кошелек, потом надо будет поинтересоваться у кого знающего.
Дальше – больше, нашелся оружейный припас. И коробка с капсюлями, и порох с мерной ложкой, и полудюймовые свинцовые пули. Даже жир для смазки был в жестяной банке, а вот под пыжи – ни бумажки, ни вырубки, что, в общем, тоже понятно – кавалерия. Если из пистолетов и бьют – то редко, основное у него – пика и шашка, может карабин еще, если в пешем строю. А нужен будет пистолет – снарядит прямо перед боем, там пыжи не нужны.
Вытянул револьвер, сравнил с тем, что у старосты взяли – один в один, только этот украшен побогаче и ствол шестигранный, а не круглый, а так – словно одним мастером сделаны. Ну и славно, на самом деле – не надо будет гадать, подойдет ли припас.
Тут услышал, как из шалаша вылезла Киру, звякнула кружкой о котелок, набирая чай.
Вовремя, мне только пистолет почистить и осталось. Как раз управился, пока альва завтрак готовила. Быстро перекусили поджаренной колбасой да сухарями, потом добудились рыжую, сменили перевязку, чаем напоили – есть она отказалась наотрез, мол, сама знает, как лучше.
Пока болотоступы крутил и волокушу из еловых веток складывал – времени прошло порядком. Вышли, а тут и снег начался – пока еще так, баловство, но это вопрос времени, шевелиться надо, да по сторонам смотреть. Альва шла шагах в десяти, по моей настойчивой просьбе проверяя слегой снежные пятна впереди – навалено, даже и открытой воды можно не увидеть, а потом бултыхайся и ищи там дно. Пару раз натыкались-таки, даже обходить пришлось, натуральное озеро обнаружилось – а глянешь, так просто полянка, снежком посыпанная.
Так и шли, хоть и не сильно быстро, но уверенно – обычное, в общем, болото вокруг. Даже не пойму, чего его народные предания всякой нечистью населяют – я никакой нечисти не видел, ну, кроме альв, само собой. Камыш, деревья скособоченные, туман стоит – вид, конечно, так себе, не больно веселый, так никто другого и не обещал. Расслабились даже как-то - идешь и идешь, знай ноги переставляй. По сторонам смотреть перестали. А потому белобрысая вообще санный след проморгала, а я заметил только когда чуть в лыжню не наступил.
— Киру! — окликнул чуть слышно, махнул рукой – мол, сюда давай, — Кто это тут у вас по болоту на санях катает?
Альва подскочила, глянула недоверчиво, шмыгнула носом, даже осторожно так носком сапожка лыжню тронула - проверила, осыплется ли. Серьезно к делу подошла, в общем.
— Не знаю, — протянула, прищурившись — Сани крестьянские, наверное - видишь, полозья какие широкие? У нас не было таких. А там - следы, что ли?
Вот следы нам обоим понравились сильно меньше - крестьяне тут сапог не носят, им ни к чему. А если даже и носят - то уж точно не в болото, да еще по зиме - разве что в город наденут. И размер еще - чуть не вдвое больше моих, и глубоко так в снег втыкаются. Или мужик здоровенный, или в железе. Может, конечно, несет чего - но то вряд ли, в сани бы сложил.
— Следом двинем, - наконец высказался я, глядя на уходящий в куцый лесочек след, — Вряд ли сильно быстрее нас идут, к ночи должны нагнать.
— Ты это точно решил?
Я выдохнул, вытер лоб рукавицей. Ну, не амманы же, тем сани без надобности, конными бы шли. А нам к людям надо. В тепло нужно, и врач, и транспорт какой - сколько рыжая еще продержится? Я вот не знаю.
— Знаешь, по мундиру такому стрелять начнут, — альва глядела в сторону, словно и не мне говорила, а так, себя убеждает.
— Или не начнут.
— Те, кто не начнут - альв захотят вздернуть!
— Куда ни кинь - всюду клин, да? — уж не знаю, почему, но я прям хохотнул. От усталости, наверное, да еще и на взводе постоянно.
— Такая уж у нас компания - добрые люди или стрелять начинают, или на веревку тащат.
— Все-таки крепко тебе по голове досталось, — пробурчала Киру, но не выдержала, тоже заулыбалась по-идиотски, — Ладно, пойдем уже. Я слышала, дурачков обижать - большой грех.
— Мы, дураки, крепкий народ. Сами кого хочешь обидим… — я подхватил волокушу, развернул ее по лыжне, — Двинули. Глядишь - до снегопада успеем.
И правда, успели. Идти, конечно, пришлось порядком - через лесок, потом снова по открытому, и опять перелесками, где лыжня запетляла между кривых елок.
Нагнали мы те сани, когда уже темнеть начало, да снег, вроде как, сильнее повалил. Свернули в очередной ельник, а тут впереди и бахнуло - только с макушек посыпало. Я бросил волокушу, альву за руку прихватил.
— Стой спокойно, — зашептал, так и не услышав ни характерного жужжания, ни хлопка пули в дерево — Не в нас стреляли, так, обозначиться просто.
— Стой! — ага, вот и разговор затевается, орет кто-то впереди, — А ну, назовись ?!
Глянул на Киру, у которой глаза уже вполне явственно пурпуром светили - и заорал в ответ.
— Добрые люди!
— Добрые люди по Порубежью не ходят! Сколько вас?!
— Два с половиной нас!
Впереди коротко хохотнули.
— Тогда бросай-ка свою половину, пан, да давай сюда. Один иди, понял? И что бы в руках ничего, а то не обижайся! — ну а я что, сбросил пояс на руки белобрысой, шепнул тихонько, что бы была настороже, да и двинул на звук, в точности по следам полозьев.
Ага, вот и сани, груженые чем-то, рогожей прикрытым. Лошади не видно - давно нас заметили, уже и выпрячь успели, и спрятать куда-то. А из-за саней смутно блестит что-то, очень уж похожее на ствол карабина.
Остановился шагов за двадцать - дальше, мол, чего? За санями зашептали азартно, потом кто-то вполголоса ругнулся - если о таком басе вообще так можно сказать, а потом мне навстречу вышел гном.
Гном, мать его. С бородой и топором.
Нет - цверг, точно, они себя так зовут. И мало их тут, это точно знаю - не каждый день встретишь, вообще далеко на севере живут, у моря почти.
Тем временем за санями чиркнул кремень, запалили фонарь и рядом с подбоченившимся цвергом встал огромного роста мужик - вот точно, это его лапищи те следы оставили, такому и лыжи не нужны. Тулуп на нем необъятного размера, а поверх - еще и кольчуга заиндевевшая, удивительно даже, как его земля держит с таким-то весом. На ремне сабля в потрепанных ножнах и пара револьверов вроде моих - это я заметил, когда он ко мне шагнул, ладонь протягивая.
— Звать меня пан Подбийпята, герба Копыто, из тех Копыт, что с Тунава — рыкнул дьяконским басом, топорща усы, — а это - соратник мой и друг, пан Хевдар, сын Торстена, из цвергов, что и так каждому ясно.
Цверг кивнул, разглядывая меня в упор.
— А я, панове, Сергей, Сергей Гаврилов, — само вылетело, только по затылку холодом прошлось. Надо же, сколько вспомнить пробовал - а тут раз, и готово, прямо как по заказу.
— Венд, значит? Как же, дрались мы с вашими, а! Лихо дрались, было дело. Далеко ты забрался, пан, — великан хлопнул меня по плечу так, что пыль снежная взлетела, — Ну, не будем на холоде стоять, давай, бери свою половину, да пойдем уж. До тепла тут еще пять молитв ходу, а там и горилки за знакомство выпьем, да и поговорить у огня приятнее.
— Только оно опасно будет с нами, пан — пробурчал в бороду цверг, одернул этак здоровяка, — ты уж сам решай, неволить не могу.
— Опасно, говоришь? Тут такое дело, панове… — цверг как-то сразу подобрался, а здоровяк, словно невзначай, лапищу к поясу опустил, — Половина моя - это альвы, из нелюдского поселения бежим. Одна ранена - амманы за нами шли, пришлось драться. Ее на сани бы, да в город побыстрее. Это можно?
Так, они точно не того боялись, отлегло прямо. Переглянулись даже и не скрываясь, а потом заверили меня в два голоса, что с альвами у них никаких проблем нет, хоть ранеными, хоть целыми, хоть даже двумя сразу. Цверг освободил место на санях, куда мы Милу и уложили. Тут, кстати, снова белобрысая меня удивила - представилась, а Подбийпята хмыкнул в усы и уточнил - мол, Киру - и все?
Та кивнула, а здоровяк заметил, что у любого могут найтись причины скрывать свое имя, и даже не всегда и плохие, хоть оно и не хорошо, потому что ну какая она, к чертям собачьим, прощения прошу, Киру? Это ж название какой-то горы, а не человечье имя, то есть, конечно, альвское.
Потом они принялись обсуждать судьбу каких-то дальних знакомых пана из Тунава, которых война в Чеккае застала, а я все шагал за санями и думал - очередной раз - а что я, собственно, о своих спутницах знаю? Ну, понятно, что они от амманов бегут, тут не надо семи пядей во лбу быть, а что еще? Надо будет выспросить подробнее, как-то оно неприятно - дураком себя чувствуешь натурально. Давно пора, да только то дерешься, то убегаешь, то устал как собака, так, что уже не до разговоров.
С такими мыслями мы и дошли до деревни - и вправду, близко оказалось, может и не пять молитв, но не дольше шести. Деревня как деревня, Тыновка называется, по словам цверга. Изба к избе, крепкие еще пятистенки - только вот людей нет, и ощущение полное, что давно уже - ни тебе дыма над трубами, ни шума хоть какого, мертво совсем. Спутники наши, впрочем, не смутились - судя по всему, не в первый раз сюда заглядывают. Cразу свернули к избе побольше, распрягли лошадь, сняли мешки с саней, а я аккуратно в ту избу Милу занес - кажется мне, или у нее вправду температура скакнула? Плохо дело, если так. Уложил альву на лавку, что вдоль стен имелись в количестве, тулуп туда же бросил, а там уже и огонь в печке распалили - жить можно. Потом Киру всех выставила на двор, сказав, что будет повязки менять и без нас в этом точно обойдется.
Едва вышли, как Подбийпята, словно того и ждал, ко мне повернулся и заявил:
— Пан Сергий, может мы с вами и не по-рыцарски поступаем, да так уж вышло…
Ох, как мне это не понравилось - и тон, и вид его виноватый тоже.
— Жрать нас будут, — Хевдар, порылся в поясной сумке, выуживая трубку, — нынче ночью. И вас, пан, стало быть, тоже.
Вот тебе и новости. Понятно, что ничего не понятно.
— Это как - жрать?
— Да зубами, — цверг утрамбовал табак большим пальцем, поднес сбереженный из печки уголек, пыхнул дымом, — болотные люди. Вот ведь, пан, а думали - последний раз сходим - и все, табань. Эх, до Тунава не дотянули, теперь что уж… С вами вот только нехорошо вышло, ты уж извиняй нас. Я говорил - опасно оно.
А дело оказалось вот в чем - крупно мои спутники против местных обычаев нагрешили. И главное, грешили систематически - раздобыл где-то цверг карту, на которой все поселения на топях отмечены. Причем, не людские - а с тех еще времен, когда и топи никакой, может, не было. Вот, Тыновка эта, например, на той карте отсутствует, да и никому не нужна, если уж честно - в отличии от старых городищ. Многие из них, правда, болотом пожраны начисто - приходишь, а там только два камня друг на друге стоят, а то и вообще ничего нет. И карта совсем уж древняя, поди по ней чего найди - иные речки по десять раз русло сменить успели. Или, скажем, лес какой - на карте он лес, а на деле - топь без единого дерева. Но случается, случается и диковины разные найти, и золото бывает.
— Только, вишь, брать это нельзя, пан. Потому, что если возьмешь да с топей до ночи не выйдешь - амба, — продолжал цверг, попыхивая трубкой, а Подбийпята помотал могучей головой - мол, есть такое дело, — А даже если и выйдешь - то потом дома посиди, пока луна не сменится, а на болота не суйся, потому как смерть там тебе.
— Болотные люди, пан. — рыцарь из Тунава отряхнул налипший на кольчугу снег, — ты только не спрашивай, кто это. Это, спаси великая Мать, может и не «кто» совсем, а вовсе даже «что».
— Мы видели, — кивнул Хевдар, — этакие черные образины, как люди, только такие люди, что в болоте изрядно полежать успели. И страх от них, пан Сергий, такой идет, что я чуть в портки не навалил, а потом сливовкой отпивался до светлых праздников.
— Страх идет? — поневоле теперь в снежную круговерть вглядываюсь - гуще стало валить, кстати, и стемнело уже совсем.
— Страх лютый, тут Хевдар верно сказал, хоть и не по-рыцарски. — пробасил Подбийпята, — словно смердит от них, только это и не запах никакой, а точно страх.
Помолчали чуть, словно придавило нас этим разговором.
Влип я, похоже, и девчонок с собой втянул, дурак. Сам же за санями пошел, кого тут винить? Как лучше же думал. Вот тебе и «легенды о нечисти», вот тебе и «обычное болото», мать его ети, панове. Это я тоже выразился не по-рыцарски и вслух.
— Да, верно, пан Сергий, — согласился цверг, — но можете вон… В соседней избе пересидеть - глядишь, вас и не тронут.
Прозвучало так, словно он и сам в такое не верил. Выходит, еще когда в ельнике нас встретили - уже знали, чего ночью ждать. То-то оба стоят да в землю смотрят - пересидишь там в соседней избе, как же.
— А может и тронут, уважаемый Хевдар, — я сплюнул в снежную кашу, — и если тронут, что очень даже вероятно, то лучше кучей отбиваться, чем по одному. Вместе и батьку бить сподручнее - глядишь, и отобьемся. Да и раненый у меня, как его с одной саблей прикроешь?
Когда в избу вернулись, я к Киру подсел, да пока спутники наши с ужином возились, все и пересказал. Что тут, собственно, скрыть можно? Альва слушала молча, только зыркала своими пурпурными фонарями, да скалилась недобро, глядя время от времени на двух кладоискателей. Когда я закончил, Киру уже ощутимо потряхивало.
— Вот оно как, — прошипела она вроде и негромко, но и цверг, и великан замерли, уставившись во все глаза. — Вот оно как. Знаешь, что это?
Альва медленно поднялась, обвела нас невидящим взглядом, остановилась на мне — Болотные люди, да? Щэни деа, люди? То, что идет за этими гробокопателями - это иллахем-ти, вот что это!
Подбийпята охнул и упал на колени, что-то бормоча, а цверг так треснул кулачищем в стену, что посыпала пыль со стропил, зарычал:
— А, м-мать, да кто ж знал, панна!?
Натопленную избу как выстудило. И похоже, один я не понял, чего нам ждать.
— Иллахем… ти? Это что, Киру?
— Это конец, зверь.
Глава шестая, где герой дает бой нежити, устраивает попойку и завершает вечер совсем не так, как рассчитывал
— Вы все такая же красивая, сати. Кому из магов мы должны сказать спасибо за это?
— Их зовут «дневной сон» и «отсутствие тревог». Может быть, сразу к делу?
— В вас совсем нет восточной галантности, сати?
— У меня нет на нее времени, пан. Ну, и кого вам надо убить?
— О, нет, сати. Наша просьба другого порядка…
Стало так тихо, что можно было услышать, как снег с шуршанием сползает по крыше.
— Столько людей погибло — Киру уткнулась лицом в колени, дернула плечами, — сколько людей… Замученные, разорванные лошадьми… прятали нас. Они были все хорошие люди, знаешь? И все зря! Мы останемся тут! Из-за этих вот!
— Э, нет, отставить. Я тут оставаться не собираюсь, — сказать честно, устал я так, что отупение переросло в какую-то веселую злобу, — И тебе не дам, имей в виду. Не для того вас через болота пер.
Альва подняла голову, глянула этак зло:
— Да что ты такое несешь, зверь?! Что ты об этом знаешь, самоуверенный ты дурак?!
— Великая Мать, спаси нас, — Подбийпята бухнул головой в пол, — Жизнь дарующая, на тебя уповаем…
— Да, дурак. Не осознал всей драмы ситуации, — я схватил ее за плечо, вздернул на ноги так, что альва зашипела от боли, скаля клыки, — Но и ты не много-то сделала для этого. Чего нам бояться? Ну?
— Не смей говорить со мной так! — Киру выдернула руку из моей ладони, и на миг я подумал - все, сейчас бросится. Нет, отступила, зыркнула исподлобья, — Иллахем-ти, это вроде как жертвы… жертвы древним богам, безмозглым, жадным.
— А у нас говорят - это души да тела, пан Сергий, — цверг сплюнул в угол, оскалился зло — тех первых людей, что альвы жрали.
— Следи за языком, цверг…!
— Да что там, панна, дело прошлое, жрали и жрали, я ж вас не виню? И в ритуалах своих тоже пользовали, не стеснялись. А в могильники по своим городищам, значит, что осталось - складывали, потому как просто в поганую яму кинуть вроде нельзя было по их обычаям.
— Послушай, ты!
— Так у нас говорят старики, панна. Вы, если желание будет - потом красивше расскажете, только сперва уж я закончу. — цверг упер руки в бока и с вызовом глянул на Киру, — Так вот, как альвы хиреть стали - заговоры их мерзкие, значит, тоже того, на убыль пошли. И что от пожранных осталось - из могильников заколдованных повылезло. Только времени с тех пор великая Мать, сколько прошло - нечисть, стало быть, к нашим дням повывелась. И сама развалилась, и альвы помогли - те, что еще в силах были, да и все понемногу в том поучаствовали. Может статься, тут последняя такая и осталась - я вот нигде больше не видал, потому и не домыслил сразу. Как тут поймешь?
— Ты хоть объясни, пан цверг, что страшного в них? — я оглядел компанию, — Альвы, говоришь, справлялись, да и остальные тоже?
— Эх, пан Сергий, — Хевдар аж рукой махнул, — Да то когда было? Оно, вроде, все так - можно с ними саблей сладить, да и пулей - только от страха как спрятаться? Слова надо знать особые, а кто ж их знает? Колдунов среди нас нет, да и вместо священницы вон, пан рыцарь разве…
— Великая Мать, оборони грешных чад твоих, — пробасил с пола пан рыцарь.
— Так, а если вон, дверь лавкой подпереть да до утра тут? — думай, Серега, думай, нечисть эта шутить не будет, тут тебе не сказочка, — Такую сразу не выставишь, до рассвета дотянуть можно. Избу же они не подожгут?
— Да далась им эта дверь, пан! — Хевдар глянул на меня, как на дурака, — нешто они тес на крыше не раскидают?
— Ну, в сабли возьмем? — неуверенно брякнул я, уже просто абы что сказать.
— Эх, в сабли-то… — цверг отвернулся, зарылся в мешок. Звякнуло стеклом.
— Давайте-ка лучше горилки сливовой… Оно голову хорошо прочищает.
— Не выйдет в сабли, зверь — Киру снова опустилась на лавку, погладила рыжую по спутанным, слипшимся от пота волосам. Ах ты ж черт, той, похоже, совсем плохо - лицо белое, как простыня. Белобрысая перехватила мой взгляд, кивнула — Она ближе к завесе, оттуда иллахем-ти уже различимы. Скоро и мы… учуем.
— Что учуем? — я принял чарку наливки, кивнул с благодарностью, — Скажешь толком?
— Так страх, пан, — цверг стукнул своей чаркой о мою, бросил сливовку куда-то в бороду, крякнул, — Какие тут сабли, если с пола не поднимешься? Зайдут да сожрут, а мы будем разве что выть да в стены скрестись…
— Страх отцов, — альва потянулась, разминая шею, — ужас наших предков, сила старых богов, зверь, не знаю я, как еще объяснить! И моих, и твоих, и этих вот… охотничков за удачей.
— Постой-ка, чудо — толи горилка мозги расшевелила, толи само оно, — мой отец уж точно тех богов не боялся.
— Так оно ж иносказательно, пан, — начал было цверг, а альва вдруг взметнулась с лавки, чисто пружина, уставилась мне в глаза своими черными провалами - аж не по себе стало.
— А может, зверь — ткнула меня в грудь острым кулачком, — может получится, точно! Ты ведь попробуешь, да?
Хевдар на нас глядел так, словно мы оба спятили. Даже пан рыцарь из Тунава бормотать перестал и в пол головой тыкать, уставился на меня.
Мысли в голове галопом неслись. Так, в избе не высидишь - у меня одно только и преимущество, что в оружии. А тут что - ну барабан высажу, а потом только на звук если, все в дыму будет.
— Так ты, сталбыть, пан… — неуверенно протянул цверг, переглядываясь с Подбийпятой, — ты, сталбыть, того… совсем не местный будешь, да?
— Хевдар, карабин давай, — рявкнул я, оживляясь - может, может сработать, права альва.
— Два бери, пан Сергий, — здоровяк, едва понял, что дело у нас не пропащее, поклоны стучать перестал, зашагал по комнате, — когда тебе их снаряжать будет? Вот, держи, и сейчас еще…
Он всучил мне оба ружья, берендейку с патронами, тулуп свой безразмерный, фонарь еще второй запалил - а потом я кивнул компании и вышел на улицу, где уже кроме снега и не было ничего.
Услышал, как лавку за дверью задвигают - молодцы, что тут у меня выйдет - еще вилами на воде писано, но всяко отвлеку нечисть на сколько-то, глядишь, и продержатся. Огляделся, поеживаясь. Что бы я делал, будь я древним чудищем? Отличный вопрос. Ну, не стену бы ломал, точно - в дверь бы пошел, наверное. Откуда дверь видна по такой метели?
Зашел в соседнюю хату - все тоже самое, чисто и пусто, только лавки, лари - хоть шаром покати - да печь посередине холодная. Интересно, что ж с этой Тыновкой случилось? По всему видно - люди собранно ушли, вон, как метлой подметено, - не в панике разбегались. Надо будет потом у наших кладоискателей поспрашивать.
— Эвона как смело планирую, — пробурчал я вслух, пробуя доски стволом карабина, — будет оно, то «потом» - вопро-о-о-с…
Ага, тут сдвигаются. Подтянул лавку, встал на нее, доски аккуратно сдвинул вверх и в сторону. Хорошо, что не накатом сделано - где бы я лестницу искал? Черт, пылищи! Проморгался, сунул вверх оба ружья, тулуп, фонарь поставил - да и сам влез, подтянувшись. М-да, вот тут точно никто никогда не бывал - мусор какой-то, остатки сена, пыль и труба от печки едва не в половину чердака. Доски обратно складывать не стал - они нечисть вряд ли удержат, а вот мне помешать могут вполне, если срочно бежать придется. Где тут оконце было? Ага, вот оно, родимое. Подполз, закашлявшись - пыль столбом просто - двинул прикладом в ставни.
Так, видно нашу избу, хоть и хреново - метель совсем разгулялась. Фонарь потушил, расстелил тулуп, чтобы не отморозить чего, прикинул, как из окошка высунуться можно - тут не крепость с бойницами продуманными, стрелять изнутри не выйдет - задохнусь, на хрен, в дыму. Теперь что, ждать только. Ждать вообще дело хорошее - сильно лучше, чем по холмам в снегу бегать, это я точно сказать могу. Жаль, в этот раз ждать долго не пришлось - даже замерзнуть толком не успел.
Как там альва сказала? Ужас безумных богов или что?
В общем, угадали мы. Ничего я не почувствовал, даже не испугался особо - услышал только, как кто-то заорал в избе - голоса не узнать, а потом и это выбралось на крышу. Не знаю, мне вот человека оно не напомнило, что-то паучье скорее. Выбралось, как здоровенный тарантул поползло по тесу, словно принюхиваясь. Нет, все же есть какое-то чувство мерзкое, когда прямо на эту образину смотришь - и сердце заколотило, и все время глаза отвести хочется.
Ничего, сейчас мы это поправим. Я высунулся из окошка едва не по пояс, в глаза сразу снег полез. Проводил тварь граненым стволом, потянул спуск - бам! Пуля почти в полторы унции буквально сдернула нечисть с крыши, закрутила, брызгая черной жижей и отбросила куда-то за избу. Некогда смотреть, я уже карабин назад кинул и второй вытянул, повел стволом, смаргивая снег - ага, а вот и твой приятель, этот к двери подполз. Хотя может и подползла - хрен их разберешь. Не часто их расстреливают, похоже - вон, и не прячутся совсем. Аккуратно поправил прицел, вытянул свободный ход - бахнуло оглушительно, дымом заволокло, но попал, как тут не попасть с двадцати шагов. Только черным на дверь брызнуло, да туша со стуком по крыльцу покатилась.
Я прянул внутрь, вытянул патрон из берендейки, откусил бумажную закрутку - м-мать, руки дрожат, едва не просыпал порох мимо дула, аккуратнее надо! Засунул пулю, придавил пальцем, потом шомполом загнал. Так, теперь капсюль еще, рассыпал их на пол из коробочки, прямо в пыль, наживил один и снова в окошко вывалился. А, черт, метет-то как - ни зги не видать! И не чую ни хрена, даже пожалел, что твари жуть на меня не наводят - хоть стало бы понятно, закончились они или есть еще.
Тишина, только снег с шорохом сыпет. Может, две и было всего?
И тут на меня под многоголосый вой обвалилась крыша, а следом и тварь черная, едва успел карабин подставить. Ударила - даже не понял, как - ружье в сторону отшвырнуло, руки осушило. Прокатило меня по доскам до самой печной трубы, приложило о кирпичи - черт, голову расшиб, по лицу горячим брызнуло.
Тварь, такое ощущение, даже не развернулась, а этак перетекла, оборачиваясь - и получила в рожу полудюймовую пулю. Или что там у нее вместо рожи было? Задрал ствол, выбрасывая капсюль, потянул спуск, целясь в дымную хмарь - бам! Еще и уши заложило - ни черта не слышу, только пульс колотит и звон стоит. Возится там еще кто или все, конец программы?
Прокрутил барабан, взвел курок, смаргивая слезы - дым глаза ел немилосердно. Ну? Похоже, все.
Подождал, пока чуть дыма вытянет да пыль уляжется, поднялся. Ага, вот оно, так и валяется под проломом в крыше, и смрад идет жуткий просто. От башки, считай, и не осталось ничего, разбрызгало кусками по полу и скатам. Зато лапы вот прекрасно видны - и правда, что-то от паука есть. Толи мхом черным покрыты, толи шерстью какой-то, и вместо пальцев черные крючья когтей - нечисть, ей руками делать и не нужно ничего, только рвать. Повезло нам, и здорово повезло - точно эти уроды больше на страх рассчитывали, чем на клыки и когти. Если бы сразу втроем насели - хрена с два бы отбился. Прав был цверг, кстати - действительно, это когда-то человеком было. А может, и альвом, или еще кем - там из признаков только ошметки кожаной сбруи и остались, остальное сгнило все к чертовой матери, поди тут разбери.
— Пан рыцарь, ты живой там?
— Живой вроде, пан цверг, — ух как в голове звенит, не упасть бы, — сейчас спущусь!
Пока карабин искал - уже внизу, в избе, затопали. Мелькнул фонарь. Спрыгнул - ну точно, вся компания в сборе.
— Великая Мать, кровищи-то! Куда вас, пан Сергий?
— Да хорошо все, пан Хевдар, лоб рассек маленько.
— А ну, дай посмотрю! Да руки убери, что там у тебя? — ну куда же без альвы, тут как тут. И фляжку в руках тоже узнаю.
— Я пока того, тушу со двора выброшу, — цверг вдруг смутился почему-то и бочком так из избы потянулся, — лошадка-то волнуется с них, панове, с нечистой, значит, силы…
И пана из Тунава за собой потянул тоже - пойдем, мол, дела есть.
— У меня к тебе, кстати, вопросов накопилось, — я попридержал Киру, уже было нацелившуюся мне лоб перевязывать.
— Что, до утра не потерпит? — альва поморщилась, блеснула клыками
— Кто знает, когда еще поговорить выйдет?
— Давай так, — она вздохнула и снова потянулась к фляжке, — Я твоей башкой глупой займусь, а ты говори. Может быть, даже отвечу.
— Кто вы такие, Киру? — черт, щиплет, аж глаза прищурил.
— А, точно, ты же снова головой стукнулся! Ну, ты не переживай, — белобрысая состроила этакую сострадающую гримасу, — Я еще раз повторю. Мы альвы. Из Подуевэ. Сбежали из нелюдского поселения. Потом одного безумного алмазалима нашли, оборванного такого, совсем паршивого…
— То, что я потерял память, не значит, что я дурак, Киру. Или - не Киру?
Она замерла, помолчала.
— Киру. Это настоящее имя, — продолжила уже совсем другим тоном.
— А как целиком будет?
— Уймись, это не мой секрет. И не твое дело, кстати.
— И все же?
— Да какая тебе разница!? — белобрысая раздраженно топнула ногой, — доведешь нас до Тунава - и все, там у нас свои дела, а у тебя - свои.
— Вот как оно, Киру?
— Вот так оно, зверь! Мы тебе не друзья, ясно? А если ты насчет потрахаться передумал - так и скажи, я от своих слов не отказываюсь!
— Дура.
— Да пошел ты!
Отлично, вот и поговорили. Альва швырнула флягу об пол так, что та жалобно зазвенела по доскам, а сама вылетела во двор - только дверь хлопнула.
Твою же мать, ну правда - дура? Я сплюнул в угол, подобрал фляжку, плюхнулся на лавку. Если бы устал поменьше - то, наверное, все это меня бы здорово вздернуло, а так - только отупение какое-то и все, ни единой мысли. Разве что выпить хочется. И поспать молитв сто, не меньше.
Тут цверг в дверь заглянул, поцокал языком.
— Что, пан, плохо вышло?
— А хрен его знает, пан Хевдар, что тут хорошо, а что плохо, — я мотнул головой.
— Ты это, пан, не горюй, сладится еще, — цверг замялся, — Панна вообще здорово того, переживала, особенно когда стрельба стихла. Думала, сожрала тебя эта нечисть ихняя, и еще тебя дураком называла. И нас с паном рыцарем тоже называла по-всякому, да мы не в обиде, понятно…
— А, ладно, пан цверг, кто их разберет? Тут себя-то не всегда понимаешь. Сливовки не осталось у тебя?
— Да есть, как не быть — он все топтался в дверях, — от этих панночек известно, только сливовкой и спасаешься… У меня самого четыре сестры. И сварливая мать - я может потому и из Лотхейма ушел, устал их пререкания слушать. Только вот что, пойдем уже в избу, пан, а? Что тут, на холоде, высиживать? Да и больно хреново выглядишь, если меня спросить.
В общем, до избы мы с цвергом не дошли. Завернули на конюшню, где вместе с Подбийпятой и упились изрядно, благо запас сливовки в санях был. Потихоньку так накидались, размеренно, чтобы на ногах устоять - потихоньку, но по бутылке раздавили под чесночную колбасу из запасов Луковецкого старосты. Заодно и про Тунав выспросил, и про Ворцальское княжество, не сильно и скрываясь - что тут уже скрывать, оба кладоискателя и так многое поняли, если не все. Надо же было выяснить, что мне в том Тунаве делать, раз у альв там свои дела появляются? Ну вот и выяснил, вроде как. Потом за рыцарское братство пили и за Великую Мать, за славный Тунав и за не менее славный Лотхейм, за соборную рать, что амманам точно по жопам надает, и еще за что-то, бог знает за что.
Как в дом завалился - помню уже смутно, а друзья-кладоискатели и вовсе приняли до такой степени, что решили по-походному спать, завернувшись в попону прямо в той конюшне, у лошади под боком.
В себя пришел только когда альва под тулуп влезла, ткнулась головой в плечо.
— Слушай, Киру…
— Заткнись. От тебя несет, как из бочки, знаешь? Что вы там пили? Обними меня лучше.
— Тут не так уж и холодно… Что ты делаешь?
— Ты такой здоровый и такой тупой, зверь? Как это расстегнуть… ага!
— Киру!
— Что? Хочешь на четвереньках?
— Нет. Так хорошо… тоже, похотливая ты нечисть.
— Тебя просили заткнуться и наслаждаться. Поэтому… заткнись и наслаждайся.
Глава седьмая, где много разговоров и откровений, чуть-чуть санной езды по болотам, а так же происходит встреча с гусарами и необычной священницей
— Тебе тут совсем непривычно?
— Тут? Привычно. Знаешь, я уже делал так раньше.
— Старый развратник!
— Ну прости, прости. Не знаю, что сказать. Наверно, привычно. Но как во сне.
— Я никогда не видела снов.
— И сегодня не придется…
— Пусти меня, зверь! Немедленно! Дай лучше я
…
Проснулся я поздно, когда приятели-кладоискатели уже вовсю горлопанили во дворе. Киру не видно, но вон, на лавке уже ветчина нарезана и сухари лежат - поди, что-то на улице понадобилось.
Потянулся, сбросил тулуп - удивительное дело, голова после вчерашнего была ясной. Если бы не ссадина на весь лоб - вообще бы хорошо было.
Встал, заскочил в клеть за печкой.
— Ну как ты, рыжая?
— Была бы лучше, не дыши ты на меня, — альва смешливо сморщила нос. Вид бледный, как у привидения, но вроде бы хуже со вчера не стало и то хлеб.
— Сегодня уже в Тунаве будем, — погладил ее по ладони, удивляясь - какая горячая, — Если снова во что-нибудь не влезем, конечно. Там…
Она осторожно прижала мою ладонь, накрывая своей, глянула черными глазищами.
— Сергий, она тебе рассказала что-нибудь?
Черт, да они все помешаны, что ли?
— Милу, знаешь, мне вот кажется…
— То, что там у вас было - не мое дело, знаю. Скажи только - вы о нас разговаривали?
— Нет. Этого достаточно? Или еще что рассказать?
— Прости, — рыжая улыбнулась, — Я боюсь за нее. И за себя тоже. И за тебя. Прости еще раз, Киру бывает безответственной.
— Глупости, — я аккуратно вытянул ладонь, — Глупости, Милу, не о чем тут говорить. Я лучше пойду, собираться надо.
Она кивнула, прикусила губу, словно еще что-то добавить хотела, да удержалась. Ладно, какая моя печаль? Выберемся к цивилизации, а дальше - как там было? Мы не друзья, я в одну сторону, они в другую. Вот и все.
В дверях уже столкнулся с Киру - точно, за водой для чая выходила. Белобрысая ловко увернулась от поцелуя, позволив только чмокнуть в щеку, толкнула меня на двор
— Умойся, пан рыцарь! И друзей своих боевых позови, через молитву завтракать будем.
А я что, я за тем и собирался, вон, даже тряпку какую-то нашел под полотенце. Вышел, вдохнул морозного воздуха - красота, и снег падать перестал, и солнышко вышло. Только черные потеки по крыльцу пасторальный вид портят.
Спросил у Подбийпяты, возившегося у саней, где в деревне колодец, сказал про завтрак, да и двинул вдоль по улице, удивляясь - как такое справное место люди бросили? Вчера ж еще спросить собирался, да какое там.
Колодец тут оказался хороший, глубокий - не промерз, а то бы намучился с ним. Содрал осточертевшую уже куртку алмазалима, вытянул бадейку журавлем да и окатился, вопя всякое нецензурное. А, хорошо! Вода, само собой, ледяная прямо, но все равно хорошо. Едва вторую вылил да вытираться начал - со спины деликатно покашляли.
— Что, пан Хевдар, тоже вымыться решил? — сопение цверга уже ни с чем не спутаю, можно даже не поворачиваться.
— Да поговорить хотел, пан Сергий, — начал цверг как-то смущенно, — только сперва сразу извинюсь лучше, если не в свое дело лезу.
Что за день такой - чуть что каждый норовит извиниться? Или это только у нелюдей так - вон, сначала альва, теперь и цверг туда же?
— Ну, хотел - так говори, — я натянул изрядно потрепанную рубаху, потянулся за курткой, — разговор, так понимаю, приватный?
Тот пожал плечами, полез за трубкой своей - это, видать, надолго затянется.
— Вы ж сильно не местный, пан Сергий, — цверг смотрел в сторону, уминая табак в чашке, но я все равно кивнул - глупо скрывать, — слышал о таком от стариков, сам вот не видал, врать не буду. Да и не моего ума дела, только вот что скажу…
Пыхнул, потянуло дымком. Я уже куртку напялил, показал глазами - пойдем, мол, что стоять?
— Первое - ты, как в Тунав дойдем, сразу в храм ступай, — цверг нахмурился, — И не спорь! Я сам из тех, кто Великую Мать поминает больше как прижмет, вот как вчера. Но если кто тебе помочь может - так только священницы. Да они и все одно узнают, лучше сам иди.
Я спорить и не собирался, своих мыслей об этом все равно не было.
— Второе, что скажу, куртку свою, да и вообще все это - сменяй. Вот как придем - так сменяй, у Рыгора точно штаны, хе-хе, про запас есть. Может, оно не точно по тебе будет, но, думаю, все одно лучше. Побасенка-то, про селение нелюдское, смешная - да сдается мне, граничный патруль смеяться не будет. И ты тоже не будешь.
Тут я согласен целиком, сам хотел предложить, но надо уточнить один момент.
— Вы-то меня за куртку эту вешать не потащили?
— А мы, может, сразу не разглядели, а? — цверг зыркнул этак с хитрецой, — Приперло нас, пан, что сказать. Мы бы тогда и от настоящего аммана, да что аммана, от черта лесного бы не отказались. Да и настоящий амман бы тех альв сам сперва кончил, а потом бы из топей выходил.
Помолчал чуть, сопя да пыхая дымком, продолжил.
— Теперь про альв еще скажу - тут еще раз прощения просим, если что не так, бо вопрос такой, не шибко рыцарский, пан. Много ты о них знаешь?
— Почти ничего, пан цверг.
Тот кивнул, словно так и думал.
— Альвы, пан Сергий, у нас наособицу живут. Чужих им не надо, сами… тоже вот этих самых дел с остальными не имеют. А если имеют… Учти, альва - она почти вечная, если, скажем, пулей ей кто не повредит, или саблей не порубит. Человек для нее, или, там, цверг - дело несерьезное, жизнь она с ним жить не будет, да и свои не поймут. Если мужики еще ихние, бывает, от большой любви за человечку идут, или там за цвергу - то бабы строго промеж альвов себе ищут.
— Где-то так и думал, пан Хевдар, — да черта с два я так думал, но теперь кое-что становится яснее, что уж там.
— Мало думал! — цверг аж ногой притопнул, — Ты знай пан, если тебе альв обещает чего - то это вроде как ты бы собаке пообещал, понял? Выполнит, если вдруг так карта ляжет, а нет - горевать не будет. А твои панночки…
— Что ж с ними?
— Ты сам, понятно, в нелюдских поселениях не был. Но видел может хотя бы? Ага, так вот что скажу - хрена лысого оттуда сбежишь. Я насмотрелся - не в Чеккае, правда, в Марке. Значит, что?
— Значит, или они не в поселении были, или вообще амманы им - лучшие друзья.
— Вот и думай, пан Сергий, что с этими альвами не так. По мне - много чего.
За этим разговором и дошли до избы, сменялся я с Подбийпятой вещами, а там и за завтрак сели. Ели быстро, не забыв от души нахлестаться горячим чаем - теперь до самого Тунава без остановок пойдем, костер не разожжешь.
Пока доели, пока вещи оставшиеся в сани загрузили да соорудили место для Милу - в общем из Тыновки вышли молитв через десять, а может и больше.
Впереди Рыгор по целине сапожищами снег месит, за ним сани с цвергом на облучке, а мы с белобрысой вроде как арьергард. Оно и удобнее - за дорогой следить не надо, знай себе старайся с колеи не сойти, чтобы снега за голенища не набрать. Ну еще изредка поглядывать по сторонам надо - мало ли, но ельник быстро сошел на нет, а на открытом поди еще подберись. Молитв двадцать спустя, как из деревни вышли, друзья-кладоискатели приказали чуть растянуть обоз.
— Тут уже места обжитые начинаются, могут и разбойнички озоровать, — пояснил цверг, больше для Киру.
— Оно вряд ли их встретим, что им тут делать, — пробасил Подбийпята, — Но на Мать надейся, а горилку прячь.
Точно, почти у всех ружей разлет сумасшедший - вспомнилось мне не к месту, - ну, шагов тридцать, сорок - край, дальше уже на удачу. Из таких на ста шагах только по куче лупить, и лучше - залпом.
Так что мера разумная, интересно другое: что же там панове с городища взяли такого важного, что еще на топях начинают осторожничать?
Подождали с альвой, пока сани шагов на тридцать отъедут, двинули следом.
— Знаешь, у нас есть песня, старая, — Киру глянула на меня из-под капюшона, шагнула чуть ближе. Судя по всему - поговорили они с рыжей, да так, что от самого завтрака она меня сторонилась. Вон, и молчала, пока рядом с санями шли.
— Что за песня?
— Про маленькую девочку, которая боялась, что ее сожрет каэрда… ведьма, которая рядом жила. Но пришел охотник и убил ведьму.
— Хорошая песня, и об альвах тоже многое говорит.
— Девочка влюбилась в него, а охотник взял плату и ушел. И больше не вернулся. А девочку сожрало горе.
— Нет, все не так было. Девочка вышла замуж за практичного молодого альва и умерла бабушкой.
— Не будь скотиной, зверь, — белобрысая дернула головой, — Стали бы о таком петь?
— А стоило бы.
Киру фыркнула, отвернулась, и дальше уже молча шагали.
Перехватили нас когда уже солнце на закат потянуло, и грамотно сделали - мы как раз на середину поляны вышли, а тут сзади тихонько так выехала троица - ни гиканья молодецкого, ничего такого. Решишь бежать - так по чистому конный догонит, будешь стрелять - им до леска ближе, рванут да оттуда по одному выцелят.
— Спокойно, пан рыцарь, это ворцальские гусары, — только что-то сам цверг далеко не спокоен. Это он карабин рогожкой прикрыл, или мне показалось?
— Не так что-то, пан цверг? — я аккуратно альву за сани оттер, закрывая ими от конных.
— Да откуда они тут? Всегда порубежная стража была - да и то, когда встретишь, когда и нет… — Хевдар сплюнул в снег, — Подождем, чего скажут. Рыгор, не видят тебя особо, ты бы…
Конные уже шагах в пятидесяти, первый нам этак рукой махнул - ждите, мол, а тут и Подбийпята забасил:
— Хевдар, а я его знаю, ей-богу, знаю, да и ты тоже, — и рыкнул, уже во всю голосину, — Пан Перескуйчек, никак не признали?
— О, сосед, а тебя сюда каким ветром? — головной, с нами почти поравнявшись, легко спрыгнул из седла, стукнул пана из Тунава по плечам, заулыбался в седые усы, потом к Хевдару повернулся — Вижу, и ты тут, пан цверг?
Остальные, впрочем, расслабляться не спешили - взяли нас в этакий полукруг, карабины на седлах лежат. Вроде и не угрожают, а если что - вскинуть их много времени не займет. Битые мужики - вон, и мундиры на них как влитые сидят, и держатся грамотно, без суеты.
— На промысел ходили, по городищам старым, — смутившись, пробурчал пан из Тунава, — князь же дозволяет, так?
— Да, пан Рыгор, не запрещено, — Перескуйчек кивнул на нас с альвой, — А это с тобой кто?
— Добрые люди, пан, — тут пан рыцарь замялся, — И альвы тоже, что уж там. Помогли нам с Хевдаром крепко, теперь вот, вместе на Тунав идем.
— Ну, раз ты говоришь - добрые, то и хорошо, — посмотрел на нас, впрочем, без особого доверия, — На Клебицкую засеку загляните, там полуэскадрон наш. Пан Шебницкий, сдается мне, будет рад послушать, что там в Чеккае творится.
Прянул в седло одним движением, свистнул - тут из лесочка впереди еще пара конных образовалась. Ага, кто бы сомневался, эти бы нас и приняли, рвани мы вперед.
— Бывайте здоровы… добрые люди, — хмыкнул напоследок Перескуйчек, тронул поводья, — Альву наш доктор посмотрит, в расположении спросите. Да поспешите, на ладан дышит ваша нелюдь.
Надо же, углядел все, а казалось - ни разу на сани и не посмотрел. Да, хорошо, что добром с ними разошлись - сдается мне, воевать с этими мужиками себе дороже выйдет.
— Если пан Шебницкий тут, — пробурчал цверг, правя к лесу, — то и второй конный весь тоже. Оно с одной стороны хорошо, тут, значит, не до разбойников, а вот с другой…
— Рушение кликнули, по первой очереди точно, — согласился Подбийпята, покосился на меня, пояснил, — может, война будет, пан Сергий, так думаю - иначе не стали бы полк на границе держать.
К Клебицкой засеке вышли уже под вечер, тогда я и понял, как иронично пошутил пан Перескуйчек. Обойти эту засеку конному было просто нельзя. По правой стороне топь с открытой водой, по левой - бурелома навалено, и, похоже, как минимум на фарсанх к югу еще, сколько глаз видит. Ну, а между водой и буреломом стоит крепостица - сразу и не увидишь целиком, только флаг торчит за валами. По уму ставили, не абы как - не удивлюсь, если внутри что получше ружей найдется и все эти буреломы, случись нужда, из крепостицы огнем можно причесать, благо позиция позволяет.
Хорошо, что у ворот очередной знакомый пана из Тунава службу нес - не запомнил, как там того маленького усача звали, толи Вышейхвост, толи еще как, но нас не стали мурыжить на холоде, а споро определили в караулку, сани за нее поставили, кликнули старшего. Я попробовал было сразу и врача спросить - но Вышейхвост только глаза закатил, зацокал языком. Мол, сначала сестра Ирина пусть глянет, а там уж решим, не переживайте, пан Сергий, вот пока, угоститесь наливкой и у огня посидите, ничего с вашей альвой не станет.
Странное положение, вроде и не арестовали нас, а вроде - сиди, пан, и жди что решат. Но спутники мои спокойно все приняли - может, это тут и нормально, как-никак и граница, и топи тоже не фунт сахара. Сидеть, правда, долго не пришлось - едва по стопке горилки выпили, как дверь караулки хлопнула, впуская морозный воздух.
— Пан Рыгор, пан Рыгор, как вас не встречу - все вы за чаркой сидите, — женщина, лет, может, тридцати, вряд ли больше. Черноволосая, с упрямым подбородком и этаким породистым носом - очень красивая, даже мешковатое платье из черной шерсти ее не портит. Думаю, такую в мешок одень - и то будет хорошо сидеть, прямо залюбовался.
— Так я ж, панна Шесинская, того… — стушевался было пан из Тунава, вставая из-за стола — стараюсь блюсти и…
— Да шучу я, пан! — она правда рассмеялась, звонко так, пихнула здоровяка в грудь легонько, — и сколько раз уже говорила вам - звать меня надо сестра Ирина. Где больной ваш?
Шагнула к Милу, приложила руки ко лбу, откинув рыжие пряди. Потом зло кликнула доктора, высказав вбежавшему Вышейхвосту про заботу о раненых. Проследила, что бы носилки принесли, да прискакавшему доктору тоже хвост накрутила так, что у того руки задрожали. Видимо, «сестра Ирина» тут была если и не ровней хорунжему, то точно не ниже капитана. После отправила восвояси и Хевдара с Подбийпятой, сказав что-то вроде:
— С вами и так все ясно, идите уж. Да ступайте, не съем я ваших друзей, панове!
Уселась за стол напротив, плеснула себе вишневой горилки в свободную чарку, выпила махом - лихие у них священницы, ничего не скажешь, - а потом со стуком выложила на стол этакую монету, на вид серебряную.
Глянула на альву, на меня:
— А ну-ка, детки, положите руки на знак Матери. Давай, ты первая, альва.
Киру неохотно как-то опустила ладошку на монету под придирчивым взглядом сестры Ирины.
— Хорошо, теперь ты, пан рыцарь.
Думал, что серебро будет холодным с мороза - нет, теплое, почти горячее. А Ирина только хмыкнула, смахнула монету со стола, потом ткнула в белобрысую пальцем.
— Иди, гусару у дверей скажи - проводят тебя.
— Я бы осталась лучше, сестра.
— Я знаю, как лучше, альва, — женщина нахмурилась, и, такое ощущение, будто удивилась - как это ей поперек говорят? — Ступай, с тобой мне говорить не о чем. Ну?
Дождавшись, когда за альвой захлопнется дверь, плеснула горилки в две чарки, толкнула мне одну. Выпили молча, разглядывая друг друга.
— Как тебя зовут - вспомнил?
Похоже, я здорово изменился в лице.
— Что, пан рыцарь, думаешь ты первый такой?
— А разве нет?
— Нет. Хотя признаюсь, сама такого не видела, но читать - читала. Давно имя вспомнил?
— День тому, может.
— А тут сколько уже?
— Дней пять.
— Врать не буду, пан рыцарь, я про таких, как ты, плохо знаю, — она улыбнулась, поймав мой взгляд, — Что смотришь? Не всем зубрилами быть, да в книжной пыли рыться, меня молодые дворянчики тогда больше интересовали. А эти все ритуалы… Они у нас по разряду «Так давно, что может даже и неправда» проходят, не думала, что вживую увижу. Так вот…
Снова плеснула горилка по чаркам.
— То, что ты все забыл поначалу - хороший знак, пан, — выпили, отсалютовав друг другу через стол, — Может так быть, что и приживешься тут.
— А что, варианты возможны?
— Возможны, как без них, — она вздохнула, — не забыл бы - двинулся бы головой, как оно обычно и бывает... Ладно. В Тунав идешь ведь?
Я кивнул.
— Найдешь там сестру Аристу, канонессу Вроцальского капитула, я ей весточку передам. Поможет тебе. Да, еще…
— Про альв хочешь сказать?
— А что про альв? Нет, — она глянула лукаво, — С альвами ты уж сам давай разбирайся. Или что, совет нужен?
Я мотнул головой, и Ирина захохотала, хлопнула ладонью о стол.
— Сказать хотела, чтобы ты утром подорожную получил, я распоряжусь, а то в Тунаве может беда случиться - время военное, — сказала, отдышавшись, — А теперь ступай, пан рыцарь, проводят тебя. Ступай-ступай, вопросы свои канонессе задашь, поздно уже. Вдруг гусары наши что не то подумают, если мы тут до утра пробудем? То-то же, иди.
Глава восьмая, где герой покидает Клебницкую засеку куда быстрее, чем рассчитывал, прибывает в славный город Тунав, где ест, пьет и придается размышлениям
— Сержант, па-а-адъем! Вставай, Серег, дембеля проспишь!
— Что?
— Да давай, Ефимыч тебя по всей располаге ищет!
— Иду уже, ты че разорался-то?
— Я ж со всем уважением, пан, поднимайся, ради Великой Матери, — кто-то снова зашептал, хрипло так, но за плечо дергать перестали.
Мы в казармах второго конного. Второго конного, а не нашего саперного батальона, и вокруг - Великое княжество Ворцальское, а не горы уезда Адраскан. И за плечо меня трясет вестовой, совсем на ефрейтора Мишку из-под Рязани не похожий, только такой же молодой, разве что.
Протер глаза, продышался - вроде попустило. Точно, казармы второго конного, свежие еще, приятно так сосной пахнет.
Тут вообще много чего такого, нового - вчера пан из Тунава все удивлялся - мол, года не прошло, а гляди ты. Вчера…
Да, вчера успели только перекусить, да еще по чарке опрокинуть с тем самым паном гусарским поручиком, оказавшимся вовсе даже не Вышейхвостом а… А, черт, снова забыл, да то и не важно. Про альв его еще спросил, так он только плечами пожал - мол, доктор в лазарет забрал, а там кто знает, пан, вы лучше утром с сестрой поговорите, она и расскажет. И почему-то сильно мне это не понравилось, да, а потом нас и определили в эту самую казарму. Вон и Подбийпята храпит - этот рык ни с чем уже не спутаю. Сколько проспал? За окном темно еще, вроде.
— Случилось что? — рубаха так и не просохла толком, холодная - аж поежился.
— Так сестра Ирина просит, пан рыцарь, — вестовой перетаптывался на месте, — сказала, что как только пану удобно будет - зови.
Вон оно что, оказывается. А до рассвета сколько у нас? Да молитв двадцать будет точно, не меньше - луна еще высоко стоит и морозец прихватил - пока через двор за вестовым бежал, даже нос защипало. У единственного тут каменного дома нас остановили, посветили в лицо фонарем - интересно, это местный штаб, или Ирину персонально так опекают? Целых три человека на часах - и это в своем лагере, замечу. Ох, сдается мне, совсем не проста святая сестра, и близко нет. Мысленно ее даже из капитанов в майоры произвел, судя по такой охране.
А тут все же штаб - ну, или я работу телеграфным ключом с чем-то еще путаю.
— Телеграфист ваш? — мотнул головой, когда мимо двери проходили.
Вестовой сперва кивнул, не подумав, потом скривился даже. Тоже мне, тайну открыл. Я сюда не напрашивался, мне бы поспать лучше, желательно до обеда.
Ирина, похоже, так вообще не ложилась - глаза покрасневшие, складки у рта залегли, на бюро бумаги навалены кучей и что-то этакое, на бланках оттиснутое, что она небрежно в ящик сбросила, и только потом вестовому махнула:
— Ступай, Сашко. Да, чаю еще принеси нам!
Повернулась ко мне.
— Ты же чай будешь, пан Сергий? А, так знаю, что будешь. Садись вот…
Пока успел тулуп на спинку стула пристроить, а сам на стул устроиться - тот же вестовой выставил пару кружек и блюдо с колотым сахаром.
— Подорожная твоя, — на стол упал свернутый в трубку листок, — едешь по делам святого капитула в Тунав, лошадь получишь. Деньги есть у тебя? Вот и хорошо… Через пять молитв разъезд выходит - с ними поедешь, они до края Прижбыховской пущи идут, так спокойнее будет.
— Кому спокойнее?
— Мне. Да и тебе тоже, у нас тут не стольный Ворцал, всякое по дороге бывает.
Она села напротив, бухнула в кружку целую горсть битого сахара, помешала, звякая ложкой.
— Ну что ты так смотришь, пан рыцарь? Спросить чего хочешь?
Я кивнул, тоже взял кружку - не чай, огонь просто. Отхлебнул с присвистом, чтобы язык не обжечь.
— Конечно хочу, даже много всего.
— Молитва у тебя есть, не больше — она отпила глоток, прищурилась, — Сразу скажу, если до утра ждать - то может статься, ты тут сильно задержишься. Может быть, даже фатально задержишься.
— Могу узнать - почему?
Она кивнула.
— Разъезд пана Перескуйчека вернулся, и сам пан очень уж настаивал, что бы задержали тебя, Сергий. Прямо дай ему волю - лично бы тебя в холодную отволок. Очень удивлялся, что до сих пор до этой дельной мысли не додумался никто. Твоя удача, что его благородие полковник Шебницкий в отъезде, а сам Перескуйчек мне не ровня, будь он даже три раза ротмистр особых поручений.
— А потом не будет проблем у тебя?
Ирина хмыкнула, взглянула на меня поверх кружки.
— Тебе какая печаль, пан рыцарь? Не будет, а будут - переживу.
— Это ты лично обо мне так печешься, или интересы капитула блюдешь?
— А вот это, Сергий, — она поднялась, не без грациозности, стоит сказать — совсем не твое дело. Считай, что люб ты мне, вот и думаю, как тебе лучше будет. Плохого же ты от меня не видел?
Помолчала, чай допивая, потом стукнула кружкой о стол, ткнула в меня пальцем:
— А хочешь - так оставайся, не неволю, сдавай подорожную и иди, досыпай. Меня только потом не вини.
Я только руками развел:
— Да уж лучше поеду, сестра. Спасибо тебе, как бы оно там ни было. С альвами могу увидеться?
— Нет, — она даже покачала головой, словно слова свои подтверждая, — да и спят они, наверное, но в любом случае нет. Непростые они оказались, альвы твои.
— Ирина, с ними же ничего не случится, так?
— Ох, да не делай такие страшные глаза, пан Сергий, не съем я их, честное слово. Полковнику альвы не интересны, их на дыбе растягивать не будут. Поговорю с ними, рыжую на ноги поставим - да и пусть идут. Увидишься с ними еще, ты за себя лучше думай. Сашко!
Вестовой, словно за дверью подслушивал, моментально в кабинете появился.
— Пан Гаврилов с Шибенцом поедет, Василь знает уже. Проводи его, пусть вещи заберет. Да, и лошадь ему дайте, какая там прогонная, подорожная у него есть.
Обернулась ко мне.
— Лошадь не забудь на Тунавский ям сдать, пан рыцарь, а то спросят потом. И… ладно, иди ты уже, иди, время выходит. Позволит Великая мать - увидимся еще.
— Увидимся, сестра, — эх, не договорили мы, точно, но время, время, снова бежать пора.
Повезло еще в том, что Хевдара будить не пришлось - цверг нас прямо на крыльце и встретил, дымя трубкой. Успели парой слов перекинуться, хоть вестовой Сашко и прыгал от нетерпения, всем видом показывая, что торопиться надо.
За альв ему сказал, про Перескуйчека не забыл, да еще поинтересовался, что за трактир в Тунаве он присоветует. Ага, так и запомним, «Кабанья голова», что на набережной Зыбки.
— Красного кирпича, и башка кабанья намалевана, а лучше - спроси просто трактир старого Кисловского - всякий покажет
— Там буду, а нет - так там знать будут, куда уехал, — я уже на бегу цвергу кивнул, — бывай, пан Торстенсон!
— Бывай, пан Сергий, счастливо добраться — это он уже мне в спину сказал.
На конюшне встретил того самого Василя Шибенца, гусарского поручика лет крепко за сорок, явно из небогатых, а может и вообще из простых. Тот спросил только, служил ли я по военной части, кивнул, выслушав ответ и дальше больше молчал, что и хорошо. Потому как проще сказать, что служил, чем общих знакомых искать - а откуда им взяться?
Выехали спустя, может, молитвы две - еще на чуть задержаться пришлось, когда Перескуйчека у ворот встретили. Пан ротмистр, правда, себя сдержал - глянул блеклыми бельмами на подорожную, ус подкрутил, крикнул, что бы ворота открывали и дверью в караулку бахнул так, что снег с крыши посыпался. Ничего страшного, я тоже на долгие прощания не настроен. Захотелось еще раз Ирине спасибо сказать, хоть и интерес у нее точно какой-то свой был. Ох, кажется мне, этот бы подробно выспросил, как я у амманов оказался и за каким, собственно, хреном в княжество явился. И ответы бы ему очень не понравились. А мне бы вряд ли понравились вопросы.
Василь на ротмистра, такое ощущение, вообще внимания не обратил - молча ждал, пока подорожную проверяли и только и сказал, как за ворота проехали, мол, держимся гуськом, пан рыцарь, из строя не выезжайте и по сторонам поглядывайте.
Так и шли молча - похоже, гусары этой пятерки друг с другом уже обо всем успели наговориться до отвращения или, может, от командира своего переняли привычку зря языками не трепать. Неспешно ехали, убаюкивающим шагом, даже пару раз задремать в седле умудрился. И дорога тут наезженная была - Шибенец сказал, что здесь самый лес, если строить что нужно. Как раз по зиме такой и валить, потому и народ ездит, и пан полковник разъезды пустил - мало ли, вылезет что из топей?
На край Прижбыховской пущи молитв через двадцать вышли, точно к рассвету, едва забрезжило. Там Василь буркнул, мол, бывайте, пан, и пятерку свою на какую-то тропку развернул. Ну, а я дальше по дороге поехал, вдоль лыжни и телеграфных столбов, а там она плавно так во вполне серьезный тракт влилась, поля по сторонам потянулись - совсем обжитые места пошли, то мельница из-за рощи торчит, то деревеньку какую видно. Даже пару крестьянских саней обогнал, из тех, что пораньше на рынок двинули - с битой птицей, промороженной до звона, и такими же хрюшками.
Потом саней больше стало - из деревень, что к Тунаву поближе, народ подтягивался. Проскакал мимо драгунский разъезд в посеребренных инеем касках и волчьих дохах поверх курток, а там впереди и сам Тунав показался. Сперва полное ощущение было, что в приснопамятный Луковец въехал - по сторонам потянулись добротные такие подворья, пахнуло дегтем, дымом, застучал где-то молоток по жестянке, да и народу прибавилось солидно, а уже потом и городскую стену увидел, и очередь саней у ворот - тоже. Слава богу, верховых без груза отдельно пропускали - усталый, явно еще с ночи не сменившийся, драгунский поручик бегло глянул на подорожную. Встряхнулся, зацепился взглядом за что-то:
— Пан с Клебицкой едет или со Щеславской? — и добавил, словно извиняясь, — Тут в подорожной неразборчиво, пан…?
Странно. По мне, так вполне ясно отметка проставлена. Хотя время неспокойное, может, проверяет чего.
— Пан Гаврилов. С Клебицкой засеки, по делам святого капитула.
— Да, теперь вижу. Где остановитесь, пан рыцарь? Могу на яме дать знать, что бы лошадку там и забрали.
А вот тут я уже всерьез напрягся. Они что, каждого проезжего до трактира провожают и конюхами работают после службы? А в зад не целуют, интересно?
— Не решил пока, пан поручик, — тот хмыкнул, протянул подорожную, — Лошадь сам отведу, спасибо на добром слове.
— Ну, как знаете, пан Гаврилов, — ощущение полное, что для себя проговаривает, чтобы, значит, не забыть, — Счастливо вам дела ваши решить.
Ну, вот и Тунав, наконец, тут уже с Луковцем никакого сравнения - улицы мощеные, да и дома сразу пошли в три этажа, сплошь каменные. Дымом и навозом конским гуще запахло, народу по улице прилично, все спешат, хоть и рано еще. И, что удивительно, не только люди - вон, и пара цвергов куда-то торопится, а там вроде как альвы прошли. Кстати, альвы - может, стоит тут найти кого из их старших, да о своих девчонках рассказать? Хоть и в целом поверил Ирине, что ничего с ними не сделается, а спокойнее будет на душе. Как там цверг говорил - альвы наособицу живут? Надо будет в их квартал заглянуть все же.
Первым делом лошадь на ям свел, благо он тут, у ворот, и был - снял мешок свой, проставил отметку в подорожной - одним делом меньше. Вышел, двинул вперед по улице, прошел с квартал - а откуда так сдобой пахнет? Ага, вон в том доме - и вывеска какая-то висит еще, вроде кренделя. Оказалось, там трактир небольшенький - чисто, видно не разливают тут, а сплошь завтракать люди ходят, не та публика. Столы простенькие, но почти все заняты - насилу отыскал свободный, уселся, а там и подавальщица подошла. Заказал пару пирожков с грибами и луком, тарелку жареных вареников с мясом - их отдельно присоветовали - да еще попросил чайник чаю - оно с мороза хорошо будет.
— А скажи еще, панна, где тут трактир старого Кисловского? — я буквально поймал уже собиравшуюся бежать девушку.
— Так на набережной, пан, отсюда как выйдете - прямо ступайте, у графского памятника влево, там Зыбку увидите - а справа и трактир будет, еще вывеска у них кабаньей головой, — тут подавальщица улыбнулась, явно смущаясь, — только дорого там пан, уж простите, хоть и нумера, говорят, хорошие.
Точно, я уж привык к тому, как одет - а выгляжу, поди, чисто чучело. Одни штаны от пана Подбийпяты на мне сидят как амманские шальвары, что уж про остальное говорить. Ладно, дело наживное. Доел, выдул чайник чаю, расплатился, да и зашагал, как сказали - прямо, у здоровенной бронзовой статуи - влево, а там и правда Зыбка, вся дровяными баржами заставленная. И дом кирпичный с вывеской в виде кабаньей головы имеется. Туда и зашел, и сразу увидел - место солидное. Все в полированном дереве и бронзе, богато, нечего сказать. Cлева стойка, где скучает этакий купчик в шелковом жилете и с постриженной бородкой, справа - трактир явно, по раннему времени пустой и темный, а прямо - лестница, видать - в нумера.
— Доброе утро вельможному пану, — пока я стоял да осматривался, купчик решил взять ситуацию в свои руки, — По рекомендации к нам? Боюсь, пан, что свободных комнат…
Ага, и этот решил, что пан рыцарь из каких-нибудь Мышиных выселок не туда зашел.
— Да, друг мой, Хевдар Торстенсон, этот трактир советовал, — я подошел к стойке, кинул мешок с плеч под ноги, нарочито так - гулять так гулять, — мне бы номер из приличных и ванну туда. Можно это?
— Как же, конечно, вельможный пан, — купчик нисколько не смутился, — надолго в Тунав пожаловали?
— Дней на пять, — сказал я, прикидывая сроки, — может, и дольше задержусь.
— Тогда изволь пан, триста крейцеров выходит, или, если на талеры - то пять талеров общим счетом.
И правда, совсем не дешево, но вроде как хватает у меня, отсчитал часть серебром, добавил золотом, что с муладжина снял. После получил здоровенный, с ладонь размером, ключ, указание о том, где номер находится и заверения, что ванну вот буквально за три молитвы обеспечат.
С ванной, кстати, соврал купчик, но все равно молитвы за четыре управились - как раз успел вещи из мешка разложить, а там и приволокли четверо здоровенных мужиков этакое бронзовое чудище с кипятком.
Потом уже весьма симпатичная девчушка туда ведро холодной воды опрокинула. Покрутилась еще, спросила - не надо ли пану какая помощь? Пан сказал, что помощи не надо, разве что вещи в стирку забрать да принести из погреба кувшин пива, чем, похоже, ее огорчил - ну что тут поделаешь. А потом, получив искомое, пан в ванну влез, вальяжно выставив голую ногу наружу, и, прихлебывая пиво, о делах своих задумался.
Сперва решил насущным озаботиться - у меня, вон, шашка так и лежит, да и кинжал тоже, надо бы оружейную лавку найти. Может и самому еще что понадобится. Потом одежду заказать - готовой тут не бывает, знаю откуда-то, только портного искать и шить, а значит - чем скорее, тем лучше, оно все время занимает. Потом к альвам наведаться нужно - тут хоть и есть вариант себя полным дурнем выставить, но лучше уж так, чем совсем от девчонок отмежеваться. Неправильно оно как-то будет, мне кажется.
Ну и напоследок - найти сестру Аристу. А напоследок потому, что может так оказаться, что свидание с канонессой затянется на неопределенный срок. Мало ли, какие у капитула планы, заранее тут не угадаешь. Но и не идти глупо - они всяко знают, что в Тунав я выехал, не зря там у сестры Ирины под боком телеграфист сидит.
Так и валялся, пиво попивая, в полной душевной гармонии, пока кувшин не прикончил. А там уже и вода остыла, и белье из стирки принесли, горячее от утюга и местами не вполне просохшее.
Оделся, натянул тулуп, номер закрыл. Внизу уточнил у того же самого купчика, где тут лавки расположены, сказал ему, что спрашивать меня могут - высокий такой пан или, например, цверг. Сам, конечно, не думал, что сегодня доберутся, им еще с полковником разговаривать, но все же.
А потом уже двинул на улицу, хоть не больно-то после горячей ванны хотелось.
Глава девятая, где герой обустраивает быт, знакомится с нравами и обычаями мест компактного проживания альвов и неожиданно встречает старую знакомую
— Ты уверен, Кар?
— Как в Великой матери, панна, это он.
— Хорошо. Хорошо, пусть так. У тебя есть хотя бы какое-то объяснение?
— Святое чудо?
С портным мне здорово повезло, еще и вид мой потрепанный свое сыграл, наверное. Старик долго цокал языком, сетовал на то, как цены взлетели и что господа вельможные паны из соборной рати все, как один, к старому Шимону пошли перешиваться, словно завтра им в строй, а в конце концов предложил выбрать из уже готового что-то:
— Пан такой ладный рыцарь, ой, да ему все будет к лицу, вот Мося тебе сейчас покажет, что там у нас есть. Эти паны офицеры знаешь что? Взяли моду заказывать, а потом не платить, а Шимону что делать? Шимон перекраивает, Шимон в поте лица зарабатывает на корку хлеба и может быть немножечко на то, что на этот хлеб можно намазать, вельможный пан. Мося, Мося, горе моих седин, неси пану те прекрасные вещи, что там у нас не забрали!
В общем, за весьма умеренные деньги обновил гардероб в этаком охотничьем стиле. Подозреваю, что старый пройдоха воспользовался случаем и какой-то неликвид отдал, но что за печаль? Зато вышло быстро и дешево, а на прием к князю мне, вроде как, и не нужно.
Оружейника, что присоветовали в трактире, пришлось поискать - в первый раз мимо вывески прошел, больно невзрачная была. Сама же лавка оказалась добротной - сразу кожей пахнуло, железом и ружейным маслом. Правильный такой запах, и устроено все солидно - не удивлюсь, если тот же мастер делал, что и «Кабанью голову» оформлял. Тоже потемневшее дерево, начищенная бронза, только по стене за прилавком не ключи и картины развешены, а рапиры и револьверы больше. Как колокольчик над дверью брякнул - за прилавок степенно так вышел цверг, широкий, как дубовая колода. Я даже удивился - как он с такими плечами в свой магазин заходит - боком, что ли? Глянул на меня так со значением из-под насупленных бровей, поздоровались - ощущение, что не руку пожал, а кузнечные клещи. Цверг отрекомендовался Иваром Хидльсоном, цеховым мастером Тунавской кузнечной гильдии - оно и понятно, и вид у него такой, словно только от горна отошел.
— Вот, пан Хильдсон, продать хочу, — выложил на прилавок тот комплект, что у муладжина взял - и шашку в ножнах, и кинжал. Цверг железо сграбастал, глянул и так, и этак, узоры на клинках осматривая. Постучал почерневшим ногтем по лезвию, послушал - разве что не облизал, да и то, кажется, просто потому что я рядом стоял. Потом с видимым сожалением обратно на прилавок положил.
— Если продать хочешь пан - воля твоя, но настоящей цены я не дам, — даже руками развел, — тут знаток редкостей нужен, да и торги устраивать надо, если по-хорошему. А я… Ну, сто гульдинеров дам, разве что, и то подождать тебе придется, таких денег тут не держу.
Я задумался. Оно, конечно, неплохо бы побольше выручить, да только я постоянно куда-то бегу последнее время. Тут вот, в Тунаве, надолго ли задержусь? А деньги - всегда деньги.
— Ну, может быть сто пятьдесят наберу, пан рыцарь, — неправильно истолковав мое молчание, выдавил цверг, — но это край уже, на торгах, дай Великая мать, сто восемьдесят дадут.
— По рукам, пан цверг, — я, наконец, решился, — Часть товаром возьму - ты же не против будешь?
— Зачем же против, — тут Хильдсон ухмыльнулся, — смотри, выбирай. Тут и мое есть, и привозного тоже богато, вот, например…
Револьвер, что он из-под прилавка вытянул, был один в один как те, что у меня были - только под унитарный патрон. Калибр, правда, поменьше - ага, вот, на боку указано, что сорок четвертый длинный.
— Из Спады такое возим, у нас не делают, — мастер-кузнец собрал бороду в кулачище, задумался и уточнил, — Пока не делают, научимся еще. И винтовка под такой патрон есть, рычажная - видел такие, пан?
На прилавок легла короткая винтовка, пожалуй, что чересчур богато украшенная - слишком много полированной меди и резьбы.
— Видел, — я аккуратно подхватил ружье с прилавка, отбалансировал на вытянутых пальцах левой, приложился. Конечно видел, причем видел именно здесь, и очень похоже, что еще и пользовался. Оттянул толкатель, проверил обработку трубки магазина. Послушал, как механика звучит, поработав рычагом. Хорошая винтовка, тяжеловата слегка разве что.
— Почем отдаешь?
— Винтовку за двадцать гульдинеров, пистолеты по восемнадцать. Патроны нужны тебе, пан?
Расстались мы молитв через пять только, друг другом довольные. Взял и револьверы, и рычажку, и патронов, и еще кое-что по мелочи, вроде нормального ружейного ремня - на долю денег пришлось едва семьдесят монет. Из них у цверга нашлось тридцать, об остальных на завтра договорились, о чем Хильдсон выдал расписку, провозившись с ней с молитву, если не больше - явно не часто перо в руки берет.
Уже когда на улицу вышел, хлопнул себя по лбу и обратно в лавку сунулся.
— Забыл чего, пан Гаврилов?
— Да мелочь одну, пан Хильдсон - не подскажешь, где тут у вас альвы селятся?
— Это Журэк, что ли? — цверг выглядел… недоуменно?
— Ну, если там альвы живут - то он самый.
— А… — тут он точно хотел спросить, какого хрена я там забыл - простоват пан кузнец, на лице все написано, несмотря на бороду. Но передумал отчего-то.
— За лавкой направо свернешь, три квартала, потом слева ворота увидишь - это Журэк и есть. Только вот что, пан, — эх, вижу, не удержался все же, — Ты бы сперва деньги в номер отнес. Или внутрь сам не ходи, пусть тебе альва нужного выкликнут, если уж такое дело.
— Да я не знаю, пан цверг, что мне за альв нужен, — тут уже я задумался, — Главный у них есть?
— Не знаю я про их главных, — буркнул Хильдсон, а у самого аж кулаки сжались, — И знать не хочу. По мне, так пусть бы они вообще все провалились, вместе с главными своими, чертово племя.
На том и расстались. Чувствую, у цвергов какая-то прямо отчетливая нелюбовь к альвам, вот и Хевдар тоже все про вероломство ушастого племени рассказывал.
Но в «Кабанью голову» все же заглянул, благо - недалеко. Железо и деньги оставил, отмахнулся от предложения пообедать, и зашагал уже к тому самому Журэку, о котором Хильдсон толковал. Эх, лошадку бы, да кто ж даст, все пешком приходится. И пришлось. Прогулялся от души - пока ворота те увидел, уже темнеть начало и, похоже, планы сегодня еще и к канонессе святых сестер успеть медленно так накрывались.
— Или уже накрылись, — подумал я, увидев Журэк.
Журэк откровенно пугал, придавая смысла совету оставить деньги в надежном месте - мешанина безо всякого плана построенных домов, нависающих над узкими улицами, воняла мочой, кислой капустой и очевидной чудовищной бедностью.
— Нужен кто, вельможный пан? — вислоухий оборванец дернул меня за рукав, обращая на себя внимание, — Ну, или провести куда надо?
У этого глаза пурпуром не светились - одного не было вообще, на втором - уродливое бельмо. Он видит-то, или как? Меня как-то увидел, не беспомощный, значит.
— Провести? А куда можно? — я не без труда выцепил рукав из его ладони.
— Ну что там пану надо - трахнуть ушастую, или покурить чего? — альвеныш шмыгнул носом, — Могу сюда привести кого, только с альвой в трактир не пустят, на улице придется того-этого, пан.
— Пожалуй, надо провести, — я, как начал жалеть о своем решении молитву назад, так и не прекращал. Но взялся за гуж - не говори, что не дюж. И там что-то про груздь еще было, не важно - найду старосту их, скажу за Киру с Милу, и все, на этом в расчёте.
— Оно и правильно, вельможный пан, — оборвыш снова схватил меня за рукам, поволок за ворота, — Заведение знаю - во! И матрасы без клопов почти, для благородных.
— Погоди, торопливый, мне к старшему вашему нужно, разговор к нему, — я даже сам себе сильно убедительным не показался.
— Вот как? — альв уставился на меня своим бельмом снизу вверх, — Ну, можно и к старшему, вельможный пан, мне все одно.
Мы совсем на чуть углубились в кривые улочки Журэка, свернули в какой-то уж совсем темный переулок, а там произошло два события - я вляпался сапогом в кучу дерьма, и сразу после этого мне сильно повезло в подтверждение старой приметы - я успел повернуться, и поэтому мне влепили в скулу, а не по затылку.
Н-на, аж искры в глазах вспыхнули.
— Руки, руки ему держи! — кто-то визгливо заорал на альвском совсем близко, — Положит всех!
Мелкий повис на моей руке, вцепившись намертво, а вот тому, постарше, который меня и приложил, я успел на отлично зарядить сапогом в пах, аж приподняло его, вроде - смотреть было некогда, потому что в этот момент мне прилетело по ребрам, по голени, а после я самым банальным образом упал задницей на мостовую. Но я успел сделать главное - успел дотянуться до револьвера.
Бам! Взвизгнула пуля, срикошетив от булыжников, потянуло кислой пороховой вонью. Альвеныш моментально от руки отцепился, шмыгнул куда-то в проулок - только босые пятки по мостовой зашлепали.
— Ну?! — черт, щека горит просто, рассекли, похоже. А их все же трое было, не считая мелкого. Замерли, тихо так стало - только тот, с хозяйством отбитым, постанывает. Интересно, понимают ли они, что надо ствол задирать, чтобы капсюль выбросить, и иначе второй раз не выстрелить? Если да - то все, убивать меня будут, без вариантов. Еще подумал - зря новый револьвер не взял, там такой проблемы нет. И зря вообще сюда пошел - на что рассчитывал только?
— Пан рыцарь, ты встать сможешь? — наконец сказал тот, что повыше остальных.
— Пожалуй.
— Ну так вставай и иди на хер отсюда.
Жаль, уже стемнело изрядно - лица его я почти не и видел, так, пятно чуть светлее.
— Хрена с два ты угадал.
— А что предлагаешь?
— Я сюда по делу пришел. Его сделать надо.
— И по какому делу?
— Старшего вашего увидеть. Ему из Чеккаи, из нелюдского поселения привет передают.
Альв замолчал, и надолго - с треть молитвы, у меня уже рука уставать начала. А продолжил уже чуть другим тоном:
— Пан рыцарь, все эти дела вообще не по мне, так скажу. Давай ты поднимешь зад и угребешь уже домой? А я про тебя расскажу старшему. Станет ему интересно - ну, сам пусть и решает. Сойдет?
— Сойдет, — я оперся о стену, аккуратненько поднялся - а плаваю слегка, тряхнуло голову все-таки, — Давай, первым иди.
И этак стволом револьверным вильнул - вперед, мол, ребята, только после вас. Помялись, разбойники, но двинулись потихоньку. Честно сказать, пока по Журэку шли, все думал, когда же мне еще раз по голове врежут. Даже не сразу поверил, что обошлось - но дошли, помахали друг другу руками у квартальных ворот.
Дальше я один двинул и с горем пополам до «Кабаньей головы» добрался без происшествий, разве что народ по пути оборачивался - ну, то пережить можно. Надо отдать должное - очередной приказчик у стойки вопросов никаких задавать не стал, кивнул только, когда я попросил бинтов и теплой воды принести. А когда я до номера дотянул, фонарь зажег и в зеркало глянул - понял, что встречу с канонессой точно до завтра откладываю. Скулу все-таки рассекли - или свинчаткой били, или еще чем-то таким, похожим. Видок тот еще, краше в гроб кладут, еще и тулуп кровью залило. Дополз до двери, кликнул коридорного, сгрузил ему окровавленные вещи - этот уже самообладанием приказчика не отличался, но смолчал тоже, только физиономию скривил.
Талер за ночь, как-никак, да и думаю - я у них далеко не самый проблемный постоялец. Наслышан о нравах местных купцов, еще и не то отчебучивают.
Пока кровь оттер, пока, матерясь в полголоса, повязку наложил - только тогда понял, что в добавок ко всему не жрал с утра. И, честно сказать - тут я глянул в зеркало - сливовица бы тоже не помешала. Трактир работает, интересно? Должен вроде, когда ему еще работать.
Спустился вниз, убедился - да, работает, пара столиков занята еще. За одним купцы явные сидят, живым весом пудов от восьми каждый и уже здорово надравшиеся, судя по количеству пустых бутылок. А вот компания за вторым поинтереснее. Высокая смуглая женщина в какой-то затейливой яркой шапочке и крепкий такой мужик, по виду из тех, с кем в Журэке сегодня познакомился, только одет прилично. Местный разбойник даму на свидание пригласил? А дама эта еще так выразительно на меня глянула - словно приведение увидела, а потом спутнику своему что-то шепнула. Ну да, в этом трактире с разбитыми рожами обычно не появляются, не то заведение, не та публика. Только вот и парочек таких, как мне кажется, тут тоже быть не должно - место скорее купеческое, ни к лихой попойке, ни к танцам не располагающее.
Плюхнулся за свободный столик, подальше от остальных, заказал карпа в сметане («Вам целого, пан?» «Да, если небольшой»), а к нему полубутылку Тунавской сливовицы. И принялся методично одно в себя вливать, а вторым заедать по мере надобности. Только обратил внимание, что купчины так и сидят, даже бутылок у них на столе прибавилось - а вот странная парочка как я пришел - так и снялась. Неужели правда рожа моя напугала? Ну-ну, какой нежный народ в Тунаве живет, право слово.
Долго просидел, уже с улицы сигнал «Гасить фонари» был, когда я, пошатываясь, в номер поднялся и спать завалился, едва успев сапоги стащить.
Спал плохо, а как проснулся - сразу добрым словом альв вспомнил, и девчонок, и тех, вчерашних. Скула опухла, как от хорошего такого флюса, но хоть не болела особо - так, в рамках приличий, может даже и обойдется без воспаления. Хотя по-хорошему бы к доктору заглянуть, на всякий случай.
Умылся в тазу, рубашку накинул, прошлепал к окну. Времени - пожалуй, к обеду ближе уже, ну, зато выспался.
Ох, чую, канонесса меня по голове не погладит, и откладывать визит тоже дальше нельзя. Ладно, отбрешусь как-нибудь, у меня вон, и боевые раны имеются - хотя не хотелось бы святому капитулу рассказывать, как те раны образовались.
Выпотрошил картонку патронов, снарядил те револьверы, что вчера у цверга купил, вложил в кобуры да ремень надел. Кстати, надо ж еще за остатком денег зайти будет, не забыть бы. Что еще?
Да вроде все, идти пора. Подхватил тулуп, у двери коридорным повешенный, спустился вниз - а там приказчик за стойкой, третий уже, не видел его до сих пор - мне наперерез бросился.
— Пан рыцарь! — точно, сейчас скажет, что квартальный заходил, насчет постояльца поинтересоваться, — Вас дама ждет.
— Дама? — честно сказать, я только рот открыл.
— Магичка, пан рыцарь, — перешел тот на шепот, делая страшные глаза, — В трактире, в кабинете отдельном уже молитв десять вас дожидается. Злая, поди, жуть!
— Ну… Веди, что ли, — никаких знакомых магичек у меня не имелось, да и дамой в Тунаве тоже не обзавелся, хотя вчера мелкий альвеныш и предлагал.
— Она пройти в нумер хотела, пан, — приказчик засеменил вперед, продолжая шептать, — Бесстыжая же, пан, что с магичек взять? Но я сказал, мол, пан с дороги устал, не велел будить.
Это он молодец, кстати, еще мне незнакомых магичек с утра не хватало.
Прошли в знакомый уже зал, а оттуда - коридором к дверям, солидным таким, в резьбе, где приказчик, глазами на них указав, испарился.
Как оказалась, знакомая дама в Тунаве у меня была.
Ну, может, не совсем знакомая. Потому что в кабинете меня ждала та самая, высокая и смуглая, что вчера вечером в этом трактире за соседним столом сидела. Только на этот раз без своей смешной шапочки.
— Это у тебя что, рога?!
Не знаю, с чего магичка хотела начать разговор, но точно не так. Какое-то мгновение она молчала, словно набирая в грудь воздуха, а потом прямо-таки взвилась со стула, метнулась ко мне, сграбастав за грудки так, что ее лицо оказалось в трех пальцах от моего.
— Когда тебя нашли, скотина ты бессердечная… Когда сказали, что тот, кого ищут, именно ты - я ушам, ушам своим, м-мать, не поверила, это знаешь?! Пришла лично в этот сраный трактир. И кого я тут увидела?
Она шипела от злости, подтягивая меня все ближе к себе, словно собираясь, как те альвы, вцепиться горло. И, черт, я могу поклясться, что от тулупа пошел дым - ровно там, где она его схватила и пошел, бодро так.
— Я увидела тебя в гребаном трактире, Вьюга! С разбитой рожей проходишь мимо, словно мы не знакомы! — магичка почти орала, — А десять дней тому я зарыла твое гребаное тело в гребаном Йльзене! И ты был мертвый, как гребаный камень, когда я это делала! И теперь, когда ты чудесным образом воскрес, все, что ты мне можешь сказать - это есть ли у меня рога?!
Глава десятая, где герой узнает многое о себе, о деятельности святого капитула, а также о дамочках в беде и почему от них надо держаться подальше
— Сколько у нас времени, эфенди?
— Не больше двух дней
.
— Мы можем не успеть.
— В том, что начнется, вы его уже не найдете.
— Но...
— Делайте все возможное. Думаете, вам удастся уйти от плахи, если на ней окажусь я?
Все, пластмассовый мир победил.
— Вьюга? Ты меня слышишь?!
Макет оказался сильнее.
— Если ты сейчас все не объяснишь… Да что с тобой не так?!
Вы знаете, что такое - помнить две версии реальности? Я узнал. Все хорошо. Все идет по плану. Ирина была права. Если бы такое случилось там, еще в Йльзене, я бы двинулся. Так бы и ходил кругами, пялясь в пустоту. Да сейчас, в общем, тоже еще не поздно.
— Эй!
Ее ладони обхватили мое лицо, скулу дернуло болью, и я мягко отвел ее руки.
— Не так? До хрена, что не так.
— Ты…
— Начнем с начала. Как тебя зовут?
Кажется, на этом вопросе она онемела от злости и обиды. А мои руки ощутимо так обожгло, словно я не ее ладони в своих держал, а пару углей.
— Вьюга там погиб, ясно тебе? Попробуй это понять. Погиб. Две пули, да? Одна в печень, он сразу был безнадежен. Вы оба это понимали, тем более кончились те лекарские порошки, которыми можно остановить кровь. Как они там называются? Да не важно. Его можно было спасти, будь ты целителем, но хрена бы ты там оказалась в этом случае, правда? Ты пробовала донести его до границы, знаю. Тащила из последних сил, только он взял да и помер. И я - не он.
Люди не думают словами, я слов и не знал правильных. Только ощущение эти, ни хрена не приятные в основном.
— И прекрати пробовать меня зажарить.
— О, мать, — она буквально выдернула свои ладони из моих, отвернулась, влепила кулачком в стену, — Твою же мать… Ты ведь не шутишь, да? Скажи!
— Не шучу, — я даже руками развел, — Так представишься?
— Но ты был… им? — ее глаза опасно заблестели. На что она способна? Сумасшедшая магичка, которой не повезло. Она умеет уговаривать огонь, только вот этим не заработаешь. Много зарабатывают целители, иногда - провидцы, а она - ну, может человека сжечь, если дать ей такую возможность. Я бы на это ставить не стал. Револьвер убивает быстрее и значительно проще. Когда у тебя есть револьвер - не надо ненавидеть, надо просто спустить курок.
— Был, наверное. Я помню образы, какие-то мысли, — я не знал, как тут сказать точно, — Ощущения.
— Все ощущения?
Твою мать. Отступать было некуда.
— Да. Те ощущения, — я замялся, она даже ногой от нетерпения притопнула, — Те ощущения тоже помню, прости.
— Вот как, значит, — она прикусила губу, нервно кивнула, словно соглашаясь, — Вот как. Скажи тогда, он меня любил?
Ну и зачем ей это?
— Я не знаю, — даже руками развел. Чужая память совсем не похожа на справочник, которой можно открыть на любой странице.
— Не знаешь, — протянула магичка, дернула плечами, — Не знаешь? Я, когда в Тунав вернулась, три дня ставилась пылью. Думала, сдохну. Не знала, что делать. Точнее - не сильно хотела еще что-то делать, понимаешь? Потом пришли люди от Ортуза… А, ты же не слышал о нем? Не важно, сейчас не важно… Я их едва узнала, во мне сидело с унцию дерьма. Несли чушь о том, что надо найти какого-то оборванца, что приедет с Клебицкой засеки.
— Найти и…?
— Не перебивай! — стукнула кулачком по столу, и только тут заметил, как у нее руки дрожат. Интересно, сколько пыли в ней сейчас?
— Мне сложно сосредоточиться и без тебя. Так вот, люди от Ортуза, да. Я попросила Кара помочь, он знает кого-то из городского полка. Потом… да ты знаешь, что потом. Я ведь обрадовалась, понял, ты, кто бы ты там ни был? Пусть чудо, пусть я ошиблась, черт с ним, я была готова даже в Великую мать поверить.
М-мать, еще одна дамочка в беде. Везет мне на таких.
— Панна магичка…
— Зови меня Лу, это от Луминица. Не могу слышать это «панна магичка».
— Лу, у оборванца с Клебицкой засеки, так уж получилось, есть важные дела, которые не отложишь. Где мне тебя потом найти?
Кажется, вопрос заставил ее задуматься. Наконец подняла глаза:
— Лучше сама вечером зайду, к ночной страже - застану тебя?
Ага, ясно, сам я тоже каждому встречному душу излить не спешу.
— Застанешь.
Тут она прыснула в кулак.
— Ну, что уставился? У тебя все на лице написано. Я в доме Жмыховских живу, это за Третейским рынком, белый такой дом, третий этаж - мой. Теперь как, доволен?
— Конечно.
А она точно не провидица? Точно, рожки ее - это уродство именно пиромантов, ничего подобного у провидцев нет.
— Прости, Лу, действительно бежать пора.
— Вьюга?
— Что еще?
— Если ты еще раз умрешь, я сожгу твое гребаное тело. Просто, что бы ты знал.
— Договорились.
Вышел, запахивая тулуп, двинул между прохожих по набережной в сторону цверговой лавки, щурясь от снега - снова повалило, сразу темнее сделалось.
Магичка Луминица, маленькая Лу.
Вспомнить ничего не могу - вот как-то не отзывается память на имена, хоть ты тресни, только затылок ныть начинает.
Хорошо, оставим Лу на потом, а я, выходит, кто? Вьюга? Вьюга много дрался, еще больше пил, много времени проводил с этой самой магичкой, и не без приятности, стоит сказать. Кем он был и что от него осталось кроме этих вот образов?
А Сергей Гаврилов? Сергей Гаврилов отслужил в Афганистане, срок и сверхсрок, подвигов не совершал, на пулеметы с голой грудью не прыгал. Обычная, по сути, военная работа. Потом в лесоохране свое оттрубил, на севере огромной тогда еще страны. Там, кстати, тоже пил и дрался, разве что рожи другие вокруг были.
Что еще? Не помню, но это, как выяснилось, вообще не показатель, совсем.
Интересно, шизофрения заразна? Потому что, спроси меня в лоб - я бы не ответил, кто из этих двоих я настоящий.
И еще интересно - а что, собственно, люди Ортуза от меня хотели? Ортуз - это амманец, тут к гадалке не ходи, а у амманцев есть причины меня искать, мы им причин достаточно оставили. Но не слишком ли сложно это все - и чего ради, сельского старосты и муладжина?
Вопрос. Одни вопросы кругом, кто бы ответов подкинул.
Пока думал - шагать не забывал, так до лавки Хильдсона и добрался, не особо спеша. Все как вчера - и колокольчик над дверью брякнул, и сам пан цверг в ответ за прилавок выплыл. Сразу глазами мне по лицу стрельнул - ну да, тут сложно не заметить. Хмыкнул, руку подавая:
— Вижу, в Журэк наведался, пан Гаврилов?
— Верно, пан кузнец, как ты заметил только?
Цверг хохотнул басовито, полез за стойку, забрякал золотом. Выложил поверх, по одному отсчитывая, двадцать двойных гульдинеров. Настоял, что бы я монеты пересчитал и только потом расписку забрал.
— Еще вопрос, пан Хильдсон — он приподнял брови, — Где бы мне тут резиденцию Ворцальского капитула найти?
— В странных местах дела ведешь, пан, — из-за стойки выплыла бутылка темного стекла, а затем и пара серебряных чарок, — Давай-ка, за сделку, да что бы такие трофеи у тебя не переводились, а там расскажу, что и как.
Выпили - оказался какой-то забористый самогон на травах. Хильдсон назвал его зубодробительным цвергским словом, где было больше шипящих звуков, чем я до этого вообще слышал. Названия я, конечно, не запомнил, но самогону оно подходило.
— Что, снова посоветуешь деньги дома оставить?
— Э, пан Гаврилов, у нас от капитула деньги прятать не принято.
Еще по одной чарке приняли, захорошело даже, на голодный желудок-то.
— Сестры у нас на площади у ратуши квартируют, пан рыцарь. Знаешь, где она? — цверг крякнул, отер бороду
Я кивнул - как раз мимо проходил, когда в Журэк шел.
Ага, — продолжил он, — там серый такой дом, о четырех этажах. И здоровенная чаша Великой матери по фасаду кирпичом выложена, не спутаешь. И вот еще что…
Хильдсон скрылся за той дверью, что в мастерскую ведет, но отсутствовал недолго - вышел, положил на стойку глухо брякнувшую кобуру.
— Смотри, сам делал, видишь - тут вот клеймо мое? Капсюльный однозарядник под сороковой калибр. Прицельных, конечно, никаких нет, да и верный бой у него - ну, локтей восемь если, уже хорошо. Зато, смотри, можно на руке закрепить - там никто искать не будет. Если, скажем, снова в Журэк понесет тебя, или еще куда.
— Вроде резиденции капитула?
Цверг мотнул головой.
— Не шути с этим, пан, от сестер хороший человек зла не увидит, туда спокойно иди.
— Но деньги не прячь?
— Больше положенного не берут, — цверг глянул на меня настороженно, — А случись что - и помогают. Никогда не отказывают. Вот раскроили бы тебе голову в Журэке - думаешь, ее бы целитель поправил? У нас тут нет таких целителей, что бы по улицам ходили да смотрели - не надо ли помочь кому за так?
Хильдсон перевел дух, плеснул еще по паре капель, толкнул ко мне чарку. Выпили - все, на сегодня последняя, и так, что ни день - то трезвым не засыпаю.
— Да у вас, в Вендии, тоже, поди, таких нет, все наперед деньги берут — продолжил цверг, — А сестры бы взялись так лечить, будь ты хоть, ети его мать, альв какой - вот тебе и десятина. Детей учить - тоже к ним, куда же еще. Нет, пан рыцарь, я церковь Великой матери уважаю, хоть и не верю особо.
Тут я только руками развел - как скажешь, мол, пан кузнец, тебе всяко виднее. Только кажется мне - личный состав на Клебицкой засеке совсем не потому плясал перед сестрой Ириной, что она их детей учит. Чем-то еще сестринство занимается, и сдается мне - мало с целительством связанным.
— Сколько должен буду? — я сгреб кобуру со стойки, примерился, скинув тулуп на ближайшую тумбу. Действительно, так сходу и не скажешь, что оружие на тебе, только вот рукава на куртке развязать надо.
— Подарок, пан рыцарь, — Хильдсон только рукой махнул, — На память, считай.
— Отдарюсь, как смогу, спасибо тебе, — я кивнул, обратно тулуп напялил, — Бывай, что ли, пан кузнец, здоровым. Пойду я.
— Заходи, если что, пан Гаврилов. И с трофеями, и так, языками почесать.
На улице уже прилично снег повалил, не метель, но близко к тому. Разглядел вывеску булочной сразу за цверговой лавкой, зашел, взял за шесть медяков свежий, из печки только, крендель - пожую по дороге, а то пообедать не сподобился.
Ладно, дел на сегодня осталось - только сестру Аристу найти да доложиться по прибытии, а там и поесть можно будет. Судя по тому, что цверг рассказывал - не должны меня сразу на рудники упечь или расстрелять в подвале, прорвемся.
Так и шагал по уже знакомому маршруту, меся снег по мостовой да крендель кусая. Кажется мне, или среди прохожих военных прибавилось? Да какое там кажется - раз даже пришлось на углу постоять, пока колонна пройдет. Хмурые такие, явно кадровые вояки в высоких шапках, числом к сотне ближе. Точно, затевает что-то ворцальский князь - и то, что Клебицкую засеку отстраивать наново начали это подтверждает. Неужели нашли, как через топи пройти? Ну, нашли, положим - так в Чеккае амманов должно быть не меньше двух корпусов. Скорее думать надо, как бы они сами к тебе не пришли.
Кстати - тут я даже замер, забыв очередной раз крендель укусить - а что, собственно, делали в Чеккае Вьюга и маленькая Лу? И не поэтому ли я знаю, сколько и кого из амманов в той Чеккае стоит? Очень даже может быть. Надо магичку выспросить, а то вдруг кого еще из старых знакомых встречу? Собратьев по плащу и кинжалу, ети их мать, и коллег по опасному бизнесу.
— Пан, если доедать не будешь - так мне отдай, а? — черт, вот и встретил - за рукав меня дернул, знакомец. Тот самый альвеныш, с бельмом - и лыбится еще, клыки показывая, паршивец.
— Что-то ты далеко от Журэка ускакал, — сунул ему остатки кренделя, — Не прищучат тебя тут?
— Так это, пан, — сдоба мгновенно исчезла под рваньем, словно и не было ее, — У нас там небогато живут, много ли спи… наработать можно? Только вон, горб, разве что, и хрен по всей морде.
— Старшему вашему обо мне рассказали, разбойнички?
— Ага, — он шмыгнул носом, — знаешь, пан, я пойду лучше, да?
— Эй, рванина, — я успел цапнуть его за плечо, — Рассказали - и что?
— Да то, пан, что лучше тебе в Журэк больше не ходить, понял? — он осклабился, — Даже с револьвертом своим. А ну, пусти!
Альвеныш дернул вперед, оставив у меня в руке кусок живописных лохмотьев и, поскальзываясь на булыжниках, моментально нырнул в проулок еще до того, как я открыл рот и выдал:
— Эээээ…?
Помог, в общем, альвам своим, на все деньги. Черт его знает, какие у них тут отношения на самом деле. Может, их ждали, да только что бы вставить хороших колотушек? А теперь, выходит, и я в это влез. Везунчик, что сказать. Ладно, зато до ратуши добрался - вот она, на том конце площади стоит, а резиденция сестринства, значит, должна быть напротив.
У входа никого не было, так что я просто зашел - место же присутственное, нет? Не знаю, чего я там ждал, но оказалось очень скромненько, словно специально на такое впечатление рассчитывали, когда резиденцию строили. Стены, оштукатуренные белым, потолки низкие - просто келья какая-то. Неужели отсюда такие, как Ирина, выходят?
— Помочь вам, добрый человек? — девушка, скорее даже девочка, лет пятнадцати навскидку, притулилась за крохотным столиком справа от входа. Едва удержался от вопроса, есть ли кто из взрослых.
— День добрый, сестра. Я сестру Аристу ищу.
— Я не сестра, добрый человек, — девочка неловко улыбнулась, словно смущаясь, — Послушница только. А сестры Аристы нет, уехала из города утром еще, завтра ждем. Передать ей что?
Не удивилась, и имени не спросила. У них что, канонессу каждый день по любой ерунде дергать принято? Очень это отличается от того, что я о церкви думал, прямо кардинально противоречит.
— Нет, сам лучше зайду, ээ… послушница. Спасибо.
Она кивнула, опять - ни удивления, ничего:
— Конечно. К обеду приходите, точно застанете.
Вышел воротник на тулупе задрал - метель почти, а ведь в обед еще было ясно. Сколько там, молитв двадцать до ночной стражи? Постоял, щурясь от снега, подумал - да и зашел в лавку напротив, где на вывеске «Виноторговля Шлосса» значилось. И, замечу, никаких тебе бутылок рядом не прималевано - не для неграмотных лавка.
С молитву обсуждали местные сорта красного с харизматичным толстячком, этим самым Шлоссом и оказавшимся. Потом обменял два талера на бутылку вина и спросил заодно, где тут Третейский рынок и дом панов Жмыховских - прогуляюсь, вдруг магичку застану. Все равно вечер свободным выходит, а вопросов к ней много, так что тянуть? Определился с направлением, да пошел. Черт, опять с обедом не срастается - вот отчего-то мне кажется, что такие, как Лу, еды дома не держат, а на готовку смотрят примерно как солдат на вошь.
Вроде людно на улицах было, а как обошел темный и пустой Третейский рынок - так словно отрезало, ни народу, ни движения, только свет кое-где в домах горит и все. Спокойный район. Интересно, дом тут она выбирала, или Вьюга все же? Так, как там Шлосс сказал - шестой от рынка? Да, этот - белый кирпич и три этажа. Не понравилось только, что у парадного так натоптано. Cнег как валил, так и валит - и если бы тут кто-то днем проходил, давно бы уже замело к чертовой матери. Здоровые сапожищи, кстати, и человек - сколько? Не меньше трех будет, может и четверо. Глянул - на третьем свет через шторы пробивается, а вот остальные темные. Стала бы Лу кого-то приглашать, если у меня к ночной страже быть собиралась? Вряд ли. А если и да, то эти ребята точно мне не друзья. А ей? Вот мать его, а, опять чувство, что пожалею еще, как тогда, когда к Журэку шел.
На деле я уже решил все, потому что пока думал - уже осторожно по темной лестнице поднимался. Дверь на третьем приоткрыта, иначе было бы вообще ничего не разглядеть. И шум какой-то слышу. Черт, не наткнуться бы на что-нибудь, темень такая. Осторожно, шаг за шагом. Ага, по роже бьют, похоже - даже догадываюсь, кого.
— Да она не соображает ни хера, мля!
Шлеп. Как по мокрому мясу.
— Поставилась пылью, сука, только слюни пускает!
Чуть приоткрыл створку. Глазам надо привыкнуть, хоть свет и тусклый.
Шлеп. Глухой стон такой. Прости, Лу, но запасных жизней у меня нет. Будет только одна попытка. Вдох. Выдох. Вдох.
Чуть шире дверь. Двое в коротком коридоре, спиной ко мне - конечно, там зрелище поинтереснее. Еще один в комнате впереди - его вижу хуже. Сидит на полу и мерно так кулак опускает.
Шлеп. Выдох. Пошел! Когда первый, самый ближний, начал поворачиваться, я без затей упер дуло ему в башку и расплескал ее по стенам, сразу перебрасывая ствол на второго. Взвел курок большим пальцем, в спину - бам - сорок четвертый в помещении оглушает просто. Бам - в башку, еще даже упасть не успел. Третий вскочил, зашарил по поясу. Поздно, это тебе не баб бить, тут надо было учиться. Я дострелял барабан ему в живот, двойкой, взводя курок левой - дым стоит, в голову можно и не попасть.
Кинул револьвер в кобуру, сразу второй выдрал, уже в комнате. О, а вот и тот, кого я с Лу в трактире видел. Вид бледный - и… да он обоссался, что ли? Этот что-то сказать пытался, да только я не слышал ни хрена, звон в ушах стоит и все. Качнул стволом в пол - ложись, мол. Он медленно так опускаться начал:
— Я не при делах, не с ними я!
О, слух прорезался, хотя все равно голова гудит.
— На пол!
Бам! Это тому, что с простреленным брюхом доходит, но зассанец тоже упал, лапки на затылке сложил и скулить начал:
— Слушай, мы ж нормальные с тобой, Вьюга, не спеши, а? Ну я прошу…
— Да ты, бл.., похоже совсем дурак, да?
Бам! Черт, сапоги изгваздал капитально.
Подошел, распахнул фрамугу окна, одной рукой орудуя, а то от дыма уже глаза слезятся. Потом аккуратно дверку, что из комнаты вела, приоткрыл - чисто, ванная стоит и столик, негде прятаться. Все, можно потери считать и раны зализывать.
— Вьюга? — Лу сказала это тихо, но я все равно услышал. Сунул револьвер в кобуру, прошелся по комнате, прихватил со столика бутылку с чем-то крепким и плюхнулся прямо на ковер.
— Что, маленькая магичка?
— Нам теперь п..ц, да? — так, губы ей разбили, и, похоже, еще бровь - из-за крови не видно. Невелики потери, можно прочерк в графе ставить.
Я отхлебнул из горла, чуть не закашлявшись - полынная настойка, чисто керосин.
— Обсуждаемо, Лу. Сначала вытри кровь и расскажи, что тут вообще, б.., происходит?
Глава одиннадцатая, где рассказано о транспортировке упившихся магичек, даны разъяснения по работе правоохранительных органов княжества, а также кое-что выясняется и о святом сестринстве
Ылдыз Хакерим-бей ненавидел этот город всегда, а сегодня - ненавидел особенно тяжело. Он вообще не любил север, холод, грязь и плохое вино - и в который раз задумался, что, если бы не трепал языком, мог бы оказаться за много-много фарсанхов отсюда, где-нибудь в маленькой провинции у моря, где всегда тепло и юные девы по первому жесту… а, избавь Пророк от таких искушений. Хотя, если все пройдет как надо
…
— Ты уверен? — спросил он, отрываясь от греховных видений.
— Да, Хакерим-бей, я не мог не узнать
раиган-бея, да спасет его Пророк, хоть он и вырядился неподобающе.
— Не упоминай Пророка всуе, — машинально буркнул Ылдыз, — но хотелось бы мне знать, что тут делает человек вазира совета.
— Присмотреть за ним?
— У нас, как ты знаешь, много других дел. Все ли готово?
— Княжны…
— Знаю. Обойдемся тем, что дает нам Пророк, этого всегда достаточно.
— Вот этот, — Лу ткнула сапожком того лысого, что две пули в живот получил, — человек Кара, не знаю, как там его звать. Трахнуть меня хотел, паскуда - Кар не дал, сказал, что рано еще. Передай зикку, а? Мне нужно.
Я сделал еще глоток, потом протянул ей бутылку.
— Кар - это тот, что в трактире с тобой был, так?
Вытянул револьвер, откинул дверцу барабана, двинул экстрактором, выбрасывая гильзы в ладонь по одной. Черт, вроде настрелял чуть, а железо все в нагаре, словно в золе его искупал.
— Угу, он самый, тварь такая — она кивнула, запрокинула голову и крепко так приложилась к бутылке. Выдохнула, уставилась на меня невидящими глазами. Хоть бы кровь стерла, а то напоминает мне одну знакомую альву просто до боли, хорошо хоть клыков нет - только рожки.
Вложил патрон, прокрутил, оставляя пустую камору.
— А те двое, в коридоре которые?
— А, эти? — снова длинный глоток, не развезло бы ее, устану тащить же, — Это от Ортуза… Вьюга, я им сразу сказала, что ты придешь. Придешь и расх…шь им головы, если меня… со мной…
Приехали, кажется. Ну да, сверху на пыль и удары по башке еще и этой полынной дряни кинуть - тут ума большого не надо, чтобы результат угадать.
— Они вообще, что от тебя хотели? Этот вот - Кар, да? — он же знал и так, где меня искать?
Она кивнула, приложилась к бутылке, выдохнула:
— Знал. До хрена знал старина Кар, прекрасный, бл., человек… был. Они ж тебя и нашли, знаешь ведь? Вообще, сейчас думаю, что это сначала они тебя нашли, а уже потом - понимаешь? - пришли ко мне. А я им нужна была, чтобы этих вот, — кивок в сторону коридора, — с тобой познакомить. Мол, лучшие друзья мои… паскуды помойные, бл..
— А дальше?
— А я не знаю, что дальше… Переговоры зашли в тупик, — магичка пьяно захохотала, сморщившись от боли.
Потом поболтала бутылкой, оценивая уровень, глотнула, — Потому что я их на х.. послала еще на этом… моменте.
Интересно получается. Неужели нельзя было иначе человека ко мне подвести? Не верю, хоть убей. Устроить случайную встречу - да у того же кузнеца, скажем, - наплести чего-нибудь, выпить вместе в конце-то концов. Мало ли способов? Правда, у всех них один общий недостаток - время. Хотя бы несколько дней нужно, чтобы понять, куда я хожу, чем интересуюсь, а тут…
— Лу, когда Кар тебя попросил меня с людьми Ортуза познакомить?
— А, когда…? — она задумалась, вроде как, — А, пожалуй, как только из трактира вышли - так сразу. Я плохо помню, прости меня, а?
Угу, то есть сами эти господа Вьюгу если и знали - то шапочно, надо было убедиться сперва, а после решили сразу события форсировать, не отходя от кассы. Осталось понять - кому и зачем такой огород городить понадобилось.
— Вот еще что, маленькая магичка…
— Знаешь, Вьюга, — прозвучало это скорее как «заешьюга», — Меня неудержимо тянет сблевать…
И, твою же мать, она не соврала, едва отдернуться успел!
А потом сползла на пол, свернулась калачиком прямо по крови и блевотине - и мирно так засопела разбитым носом. Прекрасно просто, такая милая картина. Не сильно ясно, правда, что со всем этим делать.
Посидел, подумал - как раз со вторым револьвером закончил, потом поднялся. Без затей открыл пару шкафов, вываливая барахло - ага, вот тут, похоже, у нас какая-то шубка есть.
— Лу?
Она пробурчала что-то неразборчивое, но явно матерное. Ладно, и так справимся. Кое-как натянул на нее шубу, потом взвалил на плечо и аккуратно так вниз по лестнице двинул. Будем надеяться, что извозчики на площади у ратуши все еще там стоят, до «Кабаньей головы» я ее точно не донесу - не волоком же тащить, на самом деле.
Повезло, стояла пара саней, когда я, потный и матерящийся, к ратуше по снежной каше выгреб. Тут вообще и трактиры имеются для чистой публики, может и примут за позднего гуляку из благородных. Хотя вряд ли. Я бы не принял.
— Эй, лихач, до «Кабаньей головы» почем будет?
Извозчик встрепенулся, отряхнул тулуп от снега, выпучил буркалы.
— Ого, вельможный пан, магичку отхватил? — черт, рожки же ее так и торчат, как я мог забыть, — За двадцать крейцеров свезу со всем уважением.
— А днем за сколько возишь? — я уже откинул полог, сложил магичку на сиденье, как куль с мукой, взобрался следом.
— А вы днем и приходите, пан - свезу за пятерку, — хмыкнул извозчик, хлопнул вожжами, пуская лошадку шагом, — панна ваша эта… не колданет чего?
Что-то мне кажется, панна уже отколдовалась на сегодня начисто, грузи на телегу и вези хоть в ад, хоть в амманский бордель, все одно.
— Ты правь давай, — рыкнул я, — А то смотри, чтобы я тебе чего не колданул.
— Молчу, вельможный пан, спаси Великая мать, — отвернулся, наконец, да чуть кобылу свою подбодрил вожжами - побыстрее пошла.
Как я втаскивал Лу в номер мимо закатывающего глаза приказчика даже вспоминать не хочу. Ох, судя по всему, быть мне тут легендарным постояльцем - вряд ли даже знаменитые окрестные купцы каждый день с разбитой рожей или с бабой на плече врываются, благоухая перегаром и порохом.
Поминая добрым словом привычку некоторых уделываться в сопли, уложил сопящую магичку на единственную в номере кровать - все, отмучался. Потом первым делом умылся - слава богу, пока по делам своим скорбным ходил воду в тазу сменить успели. Как умылся - в том же тазу револьверы вымыл, предварительно выбросив патроны. Тряпкой вытер, залил маслом из еще от муладжина доставшегося оружейного прибора. С этим все.
Отодвинул экран от камина, высыпал совок угля из ящика - уже почти прогорело все, что коридорный днем засыпать успел. Дурацкая система с этими каминами - и вонь угольная стоит, и воздух выжирает, и тепла от него или черезчур, или вообще нет. Лучше бы печка, как в той избе в Тыновке - но тут уровень не тот, не положено.
Честно сказать, хотел еще в трактир спуститься, перекусить чего. Только на молитву в кресло упал - ногам чуть отдохнуть и вообще немного в себя прийти, а проснулся уже от того, что кто-то за плечо тормошит. Так, свет из окон пробивается - посидел, что сказать.
— Вьюга, в дверь стучат, — ага, вид мятый, местами бледный, со следами пережитых вчера лишений и злоупотреблений в том числе.
— Времени сколько? — я уже нашаривал ногами сброшенные сапоги. Черт, холодно-то как, выстыло за ночь.
Магичка замялась.
— Только рассвело… кажется?
— Пан Гаврилов, тут городского полка урядник, — в дверь уверенно так бахнули, начальственно, потом еще ногой добавили.
Ох, бедная моя голова.
— Добром открой, а то дверь выставим!
— Пан урядник, ради Великой матери… — а это, похоже, приказчик трактирный за имущество переживает.
Подошел, откинул щеколду, и аккуратненько так пана урядника городского полка притормозил, а то он уже готов был в нумер забежать на рысях, судя по всему.
— Ну, и чем обязан? — урядник немного опешил, глянул так с недоумением.
— Дык, это, пан Гаврилов, у тебя тут магичка, панна Луминица Истинья?
— Ты поэтому, пан урядник, мне дверь выставить хотел? Или еще какие причины есть?
Урядник начал краснеть - медленно, со щек начиная.
— Есть, как не быть? Жиличка она у Жмыховских, а там сегодня четырех холодных нашли.
— Обвиняет кто?
Прямо похвалил себя за то, что цверга и рыцаря о местном правосудии тщательно выспросил - на всякий случай, мало ли. И твердо уяснил следующее - сам по себе ни магистрат, ни городской полк расследований не ведут. Что там и где случилось их касается мало. Нет, если на улице разбоем заняться - то в поруб, конечно, отволокут, но вот по другим делам всегда заявитель нужен, город в такое не вмешивается. Мол, нет заявителя - ну тогда и никого не обидели, а найдется - так город справедливость восстановит. Может быть. И то, если служивых сам к этому самому обидчику приведешь. Концепция «Убьют - тогда и приходите» в кристаллизованном виде, в общем.
И по роже видно - не хотелось уряднику о заявителе рассказывать, очень не хотелось. Эвона как, теперь уже и усы встопорщил, как бы не разорвало его.
— Пан Ортуз обвиняет, его люди были! — выдавил, наконец.
— И бумага от магистрата у тебя есть?
— Будет бумага тебе… пан Гаврилов, будет, — урядник почти прорычал, едва за шашку не хватаясь, — Покажу тебе… бумагу, пан.
— Вот и хорошо, что покажешь, — мелодично так из коридора донеслось, — Мне тоже интересно посмотреть.
Служивый опомнился первым - строго по уставу шаг назад и в сторону сделал, рявкнул с отчаяньем в голосе:
— А ты еще кто будешь, ети твою мать?
И сник сразу, словно самого князя увидел в силах тяжких. Глаза в пол опустил, разве что не заплакал.
— А это будет сестра Ариста, — Лу - когда только успела - подошла, приобняла меня за плечи. Показалось, или это у нее немного по-хозяйски получилось? Наводит на мысли.
А женщина и впрямь чем-то сестру Ирину напоминает - хотя вроде и разные совсем, эта блондинка, та - брюнетка, но сходство… да прямо как у сестер сходство и есть.
— Здравствуй, магичка непутевая, — кивнула, глянула на меня, — И ты здравствуй, пан Гаврилов. Что у вас происходит? И Луминица тут как оказалась?
Мазнула взглядом по притихшей магичке, потом к уряднику обернулась, — А ты давай, бумаги от магистрата показывай, времени нет тебя ждать. Ну?
— Так нету, сестра канонесса, — урядник это так тихо сказал, что я почти не расслышал.
— А, вот оно как? Потерял, наверное? — похоже, это доставляло ей удовольствие.
— Нет, сестра канонесса. Не было бумаг-то, — больше всего в этот момент он напоминал провинившегося школяра - вот-вот начнет пол сапогом ковырять и носом шмыгать.
— Сейчас вниз спускаешься, там большой такой рыцарь, пан Подбийпята - с ним побудешь. Потом с тобой решим, — кажется, наигралась. Отвернулась от рванувшего с места в карьер урядника, на нас уставилась.
— Так и пан Рыгор тут, сестра? — только и нашел, что сказать. Как-то оно все внезапно вышло, осознать не успел толком.
— Тут, — Ариста сморщилась, словно у нее внезапно зуб заболел, — И остальные твои тоже. Я могу пройти, пан Сергий? Или будем на пороге разговаривать?
Прошла, огляделась, выбрала кресло у камина, уселась и нам кивнула - садитесь, мол, что вы встали.
Сели на кровать этак рядышком - тоже выходит, как нашкодившие детишки, а канонесса сперва на мою щеку cо сползшей повязкой глянула, потом на магичку:
— А ты не теряешься, пан Гаврилов, живо рыцарство на Ворцальских землях.
И расхохоталась неожиданно, хлопнув себя по коленям:
— Храни Великая мать, третий день в городе, а уже и даму нашел, и подраться с ней умудрился! Ох, видели бы вы себя, право слово!
Отсмеялась, вытерла выступившие слезы.
— Ладно уж, третью ночь на ногах, нервы. Теперь рассказывайте, что вы тут учудили - ты первая, Луминица, — вот как так получается, что и эта сестра мне напоминает скорее об армии, чем о лицах духовного звания? — У тебя история покороче, думаю.
Магичка действительно уложилась буквально в два слова:
— Это Вьюга.
Думаю, в Ворцальском княжестве не будет и трех человек, которые когда-нибудь видели канонессу святого сестринства с раскрытым от удивления ртом. Это если считать меня с Лу.
— Рассказывайте, — сестра наконец пришла в себя, даже лицо этак ладонями протерла, словно наваждение сбрасывая, — С подробностями.
Слушала, надо отдать должное, очень внимательно, хоть рассказ и затянулся молитв на пять, если не больше. И слушала по большей части молча, только хмыкнула, когда я про визит в Журэк рассказывал, да про Кара и его людей из городского полка отдельно спросила. И, очевидно, какие-то выводы сделала, больно уж задумчивой стала - с нами, правда, выводами этими не спешила делиться, даже в части касающейся. Поднялась, прошагала по комнате, нервно так. Остановилась, наконец, снова в кресло опустилась:
— Ты, пан Гаврилов, к нам переехать не хочешь?
— К вам - это в резиденцию капитула, что ли?
Сестра кивнула, прищурившись.
— Не хочу, — честно ответил я, — да и смысла не вижу большого.
— А если Ортуз визитом урядника не ограничится?
Я плечами пожал только:
— Если у Ортуза людей много - пусть приходят, в прошлый раз у них не задалось как-то, да и…
Тут я откровенно бравировал, что уж там - не задалось у них ровно потому, что не ждали меня, да и вообще, как мне кажется, на стрельбу не рассчитывали - больно уж расслабленными были. И то - если бы мне хоть в чем-то не повезло, то выйти могло совсем иначе.
— Что «и», пан рыцарь? — Ариста глянула с интересом.
— Ты же с альвами говорила, сестра?
Та кивнула - говорила, мол.
— Тогда знаешь, что амманы еще на топях могли нас перестрелять к чертовой матери, но почему-то я тут вот сижу, а не там догниваю. И Ортуз…
— А с чего ты взял, пан рыцарь, — ох, не чужд грех тщеславия сестре, совсем не чужд, любит произвести впечатление, — что Ортуз тут от империи?
Усмехнулась, глядя на мою растерянную физиономию, продолжила:
— Амман он, конечно - да не тот, только фамилия осталась. Стал бы он иначе с Луминицей связываться, как же.
Лу на это машинально кивнула, с сестрой соглашаясь.
— Их семья в княжестве уже… ну, за двести лет точно, как живет. Сюда приехали, когда Амма была не империей - так, десятком деревень на побережье, и с тех пор за ними особой любви к родине не водилось. Да и, кроме того, — сестра задумалась на чуть, — кто в Тунаве от амманов сидит - мы знаем.
Вот оно что. Внушительно это «мы» прозвучало, и, более чем уверен - сказано специально для меня. Как там пан кузнец говорил - лечат, учат, десятину собирают? Ага, конечно. И еще кое-что. Почему я не удивлен?
— Знаешь, сестра, — я даже головой помотал, — с тех пор, как тут очнулся - вокруг меня страшная сказка какая-то, с чудищами и злодеями, в которой сам черт ногу сломит. Ясности бы внести немного, а то я с детства сказки не люблю. Ну, кроме одного момента.
— Ясности внести, говоришь? — протянула Ариста с этакой победной улыбочкой, вроде как своего добилась — Пожалуй, можно и так, почему нет. С оговорками, конечно, не без того... Так!
Из кресла встала:
— Давайте, соратнички, собирайтесь - вниз пойдем, а то заждались нас уже. И перекусить не помешает - тут кухня хорошая, слышала. Кстати…
Ткнула в меня пальцем:
— Заодно княжну свою повидаешь - привезла тебе одну. Ту, что выглядит получше.
— Княжну? — кажется, мы с Лу это одновременно сказали, хотя - нет, я первым был.
— Ты когда успел княжну зацепить, Вьюга? — магичка вроде бы невинно спросила, а вот ее ладошка, что на моей как-то незаметно оказалась - ощутимо так потеплела.
— О, так ты не знал, пан рыцарь? — Ариста притворно закатила глаза, - ох, и болтушка я, выходит, да? Не знаю, что с собой делать прямо… Никому больше не говори, ладно?
И за дверь вышла, скорее даже выпорхнула, явно собой довольная. Черт, ну как девчонка себя ведет, даже слова другого не подберу - как только это в ней с работой такой уживается? А еще говорят, это у мужиков в известном месте детство всегда играет, ага.
— Что за княжна, Вьюга?
— Не знаю, — я покаянно покачал головой, поднялся, осторожно ладонь так освободив из ее хватки, — Но подозрения есть, конечно. Даже уверен почти.
Подхватил пояс с револьверами, застегнул - без них уже разве что в ванну залезаю - и к двери шагнул:
— Пойдем, Лу, княжна - княжной, а я слышал - завтрак тоже в комплект входит.
— Иди, я чуть позже буду, — магичка потянулась, поднялась с кровати, и соизволила объяснить:
— Да умыться хочу, не смотри ты так подозрительно, а? А то целая княжна, а я, выходит, замарашка в заблеванном переднике… Иди, коридорного кликни только, или сам ему скажи, чтобы воды с мылом принес. А, кстати, что за момент?
И добавила, видя мое недоумение:
— Ну, в сказках, что тебе нравится?
— «Следующие три зимы он провел дома», Лу.
Глава двенадцатая, где есть бесконечные разговоры, происходит один скандал, а так же проясняется политическая обстановка в великом княжестве и обсуждается теория военных переворотов
— И тут этот членосос вышибает кабатчику мозги. И воет, как гребаный пес! Что-то там про пророчество, вроде, да я не запомнил, выпивши был.
— И Прибыловский ему вдарил?
— Не, пан урядник! Для начала мы все охренели, и Прибыловский такой - ни хрена себе, устроил ты делов, нелюдь!
— Альв, значит?
— Да, гребаный альв, так он сказал, а потом бам своим копытом, пан урядник! Знаешь, там второго раза не нужно, ни хрена не нужно!
— Сразу холодный, что ли?
— Ну, еще ногами сучил, когда с городского полка прибежали, а грузили уже холодного, да.
— Черте что с альвами происходит, Войцех.
— Точно, как Великая мать, пан урядник. Взбеленились прямо, что это на них нашло только?
Пана Рыгора я услышал еще с лестницы - Тунавский рыцарь, похоже, тихо разговаривать вообще не умел - ну а потом уже только увидел. Стоял, потолок подпирая и нежно так давешнего урядника за плечо придерживая. А канонесса им обоим что-то втолковывала - не расслышал, что именно, она все же не ревела басом, как Подбийпята. Подошел, обнялись с рыцарем, для чего ему пришлось урядника на чуть отпустить - впрочем, сразу же и обратно сграбастал. Кивнул сестре, огляделся:
— Как-то княгинь в окрестности не вижу?
— А это потому, что княжна твоя еще до княгини не доросла, — отшутилась Ариста, — годков пятьдесят - может и увидишь, если доживешь. Луминицу где потерял?
Кивнул на лестницу:
— Ей в порядок себя привести надо, скоро будет.
— Ясно, — сестра бросила взгляд на Рыгора, повернулась, — Мы тогда с паном отлучимся на чуть, молитвы за три обернемся, а ты ступай, не жди нас - кабинеты тут знаешь где? А то приказчик подевался куда-то.
— Знаю, — кивнул, доводилось бывать.
— Вот и отлично, мы третий от входа взяли.
Кивнул еще раз, рыцарю рукой махнул и пошел знакомым трактирным залом, по утреннему времени пустым совершенно. А вот на кухне, кстати, посуда звякала и чем-то аппетитным тянуло. Мясной такой запах, вкусный - жареная свинина с луком, похоже, даже в животе заурчало. И еще вроде сдоба какая-то примешивается, тоже хорошо.Всегда в это время завтрак готовят, или специально для сестры повара нашли и спешно доставили?
Не удивился бы, окажись оно так - чем больше я узнавал о капитуле, тем больше он у меня определенные ассоциации еще из того, российского прошлого, вызывал. Разве что участие во всем этом пана Подбийпяты из образа выбивается - неужели у сестринства для таких дел нет каких-нибудь рыцарей ордена кнута и кандалов?
Если я ситуацию правильно понимаю - то у организаций вроде здешнего капитула должно быть полно таких ребят. У нас их, например, даже с излишком развелось в свое время - разве что у почты России своих не было, и то не уверен.
Остановился, прислушался - но нет, затылок болью не рвет. Привык уже или так и должно быть? Вот хрен его знает, но вообще знак хороший - может, что действительно важное вспомнить получится.
Ладно, хорошо, если так, а пока - где тут коридор тот, что к кабинетам вел? Вон та арка, похоже. Туда и двинул, третью дверь отсчитал - и тут же альва мне в грудь ткнулась. Глянула снизу вверх своими черными провалами, клыки оскалила. Еще больше похудела, кажется - не кормили их, что ли, на засеке? Черт, ерунда какая-то в голову лезет. А похоже, что успел соскучиться по чуду этому белобрысому.
— Ты свою рапиру потерял, зверь, знаешь это? Стоило одного оставить - уже с синяком и саблю отобрали…
— Здравствуй, Киру, — губы сами в улыбку растянулись, честное слово, идиотом себя ощутил прямо, — Хорошо, что вы выбрались.
— Угу. Сразу хотела за твоей лошадью побежать, но подумала - а вдруг ты расплачешься?
— Ничего, я привычный.
Отлепилась от меня наконец, отступила на шаг, придирчиво снизу до верху оглядела:
— В остальном, вроде, как и был. Хотя пока целиком не осмотришь - ни в чем нельзя быть уверенной с этими мужиками…
Тут Хевдар, и до того пучивший глаза, даже закашлялся от возмущения.
— Прости, пан цверг, — заявила альва безо всякого раскаяния, оскалившись в жутенькой такой улыбке, но продолжать не стала и обратно за стол уселась, так что я смог пройти и доблестного цверга обнять.
— Поздорову, пан Торстенсон, как добрались?
— Слава Великой матери, пан Гаврилов, и сами в живы, и груз довезли.
— Без проблем обошлось?
— Это как посмотреть, пан рыцарь.
Киру только фыркнула на это, многозначительно так.
— Ладно, расскажете. Подвинься, княжна?
— Сказали уже? — Киру расстроенной не выглядела, даже наоборот - похоже, это ее забавляло. Подвинулась к стене, по лавке ладонью хлопнула:
— Садись, и не забывай ко мне через «Ваше высочество» обращаться.
— Это я всегда готов, не извольте сомневаться, — плюхнулся, ноги под столом вытянул - красота.
Кабинет, к слову, от того, где мы с Лу встретились, только размером и отличался - тот совсем маленький был, а тут по лавкам и десяток рассядется, и даже тесно не будет.
— Ну, рассказывайте, что там у вас такого случилось. Или сперва завтрак возьмем?
— Возьмем, — ну, в Киру я не сомневался, — Что посоветуешь?
— А спросим, чего дадут, я тут еще так рано не был.
— Лучше сразу все пусть несут. И чаю попроси, с сахаром, — ну вот, не успел присесть - снова куда-то гонят.
С сожалением из-за стола выбрался, дошел до кухни, где и узнал, что трактир завтрак выдавать не готов, оно и рано еще, вельможный пан, но если вельможному пану угодно… Пану, конечно, было очень даже угодно, и носом пан крутить не стал.
В общем, сразу получил чайник с чаем, свежие булки, масло, варенье - все на поднос собрали и мне вручили. Еще пообещали буквально через молитву принести на всех яичницы с грибами, луком и салом, что отлично просто - разве альву накормишь какими-то там булками?
Впрочем, булкам компания тоже обрадовалась, да и я себе сразу одну располовинил и щедро маслом намазал. Подумал, и еще и варенье сверху бахнул - лишним не будет. А ничего так, вкусно получилось.
— Милу куда потерялась, кстати?
Киру, уже одну булку умявшая и занятая тем, чтобы на второй как можно больше масла уместить, только плечами передернула:
— А она и не с нами, зверь.
— Вот как?
— Угу, — наконец, удовлетворившись полученным слоем, альва пихнула булку в рот и задвигала челюстями.
— Там хреновые дела начались, пан Гаврилов, — буркнул цверг через стол, — как пан Шебницкий погиб.
— Эвона что. Это тот, что полковник во втором конном был?
Цверг только кивнул:
— Точно. Как ты уехал, значит, к полудню разъезд их и нашел, в фарсанхе от крайних постов - порваны в клочья, а ведь не мальчишки были, тридцать человек гусар. И ни выстрелов там не слышали, ничего - а ведь спокойно было, должны были хоть что-то услышать? Ну, а как новость принесли - тут, значит, другая печаль, — Хевдар прервался, чаю глотнул, — Перескуйчек, тот, что сосед пана Рыгора, как-то так оказалось, что старшим сделался. Вроде депеша у него какая-то была на этот случай. И ты подумай только, первым делом приказал панну Шесинскую, сестру Ирину, значит, под арест взять - я, когда сказали, сначала подумал, что умом двинулся.
— Не первым делом, — Киру без раздумий схватила третью булку - и куда только помещается? — сначала в лазарет пришел, поговорить.
— И о чем? — к альве повернулся.
— Со мной - ни о чем, — та тщательно булку разрезала и принялась мазать вареньем, — А вот с Мирелой… CМилу они долго говорили. Что-то, видимо, решили - это он сразу после этого пошел власть забирать, во дворе буча поднялась еще. А когда вернулся, уже меня позвали - и вот тогда я всей этой ерунды про титулы и наслушалась.
Видя мой совершенно охреневший взгляд, Киру с сожалением отложила булку:
— Да не о чем там рассказывать, зверь, бред какой-то.
— А все же?
— Ой, ну ладно, была бы охота слушать… Сестрица моя вещать начала, что мы, мол, не какие-то там баронские дочки, каких из десяти - десять, а княжны с родословной аж к началу эпох, и поэтому нас от амманов укрывали, значит. Есть, говорит, легенда, что мы альвам можем исток вернуть, представляешь? Нет, что-то такое я тоже слышала, но у нас тех легенд - как вшей у босяка, что теперь - каждую на себя примерять?
— Ну, я вот ни одной не знаю, — я даже про булку забыл, так и осталась на столе лежать, — Что за исток?
Альва вздохнула, продолжила:
— Ну тебе еще сказки пересказать? Да все такие легенды - они про утраченное наследие. Мол, был у нас когда-то какой-то там источник колдовской силы, а потом мы его лишились, после чего люди из скотов стали, собственно, людьми, а мы стали… ну, кем стали - сам видишь. Как лишились - тут варианты разные есть, и с возвращением истока - тоже. Наверное, какой-то из них и про княжну из древнего рода - кто знает, говорю же - много их. Достаточно про историю?
— Ага, — я кивнул даже, — а потом что у вас произошло?
— Потом… У Мирелы и до того странности водились, да ты и сам знаешь. Вот эти все выкрутасы о том, что амманы нас ищут, кругом предатели, и что бы я рот на замке держала, с тобой особенно. Но тут просто… Слова не подберу, все слишком мягко будет. В общем, сказала, что пан Перескуйчек нам в возвращении истока поможет, и чтобы я его слушала, а главное еще и тщательно во всем помогала. Я, конечно, ей высказала все, что по этому поводу думаю - может, погорячилась слегка… — тут Киру мечтательно улыбнулась, — Сказала, что она или врет мне в лицо, или умом двинулась - только другими словами немного. После чего меня из комнаты ротмистр вывел и к этим вот… кладоискателям в камеру отволок. Сказал напоследок, чтобы я подумала о том, кто мне друг, а кто так, попутчик.
Альва замолчала, выразительно на меня посмотрела, и наконец-то впилась в булку - мол, хватит с нее разговоров.
Интересно получается, а чего же тогда Милу меня с площади унесла? Да и вера в древние пророчества с ней как-то не вяжется, честно сказать - ну, или я совсем в людях не понимаю.
Тут Хевдар продолжил, убедившись, что Киру закончила:
— Да, панна верно сказала, нас с Рыгором следом за сестрой и взяли. Именем короны, значит - я после твоих слов, пан, чего-то такого и ждал. Ух, сестра и злая была! Некоторых слов даже я не слышал до этого, прямо записать хотелось. А потом вот, панночку вашу притащили - та тоже… Да на два голоса, срам какой, в жизни не думал такого от дам наслушаться.
Цверг вздохнул, покачал головой, а альва только хмыкнула с набитым ртом.
— А канонесса вас, значит, из узилища умыкнула? — я вспомнил о булке, откусил кусок, чаем запил.
— Вроде того, пан рыцарь, — начал было Хевдар, но тут, наконец, яичницу заказанную принесли - просто чудовищных размеров сковороду, на весь стол. И мы дружно с булок на нее и переключились, как-то само собой решив, что рассказы могут и подождать, а еда имеет свойство остывать. Впрочем, с Киру ей такое не грозило - никогда не видел, чтобы кто-то такие горы жратвы уминал и еще просил.
— Ариста на следующий день явилась, ближе к вечеру, — как она умудряется одновременно и есть, и болтать? — Не одна, разумеется - не знаю, как уж ей весточку передали, но въехали они вместе с шестым пехотным.
Ага, шестой пехотный - что-то мне кажется, этих мужиков я в Тунаве и видел, кому тут еще ротными колоннами ходить. А теперь, значит, на засеке они.
— Перескуйчек, мягко сказать, не сильно счастлив был, — очередной кусок бекона скрылся между клыками, — но спорить не стал - нас отдал, и вот мы тут.
— А про Милу не поинтересовалась?
Альва закивала, дожевывая, — А то! Но этот сказал, что ее в засеке нет, и где она - не знает, выехала - и все. Он, мол, препятствий чинить не стал.
— Угу, выехала, — я задумчиво провел вилкой по пустой сковороде, — С дырой от тридцать восьмого в груди. Верхами, наверное, пошли…
— Ну, не соврал точно, — цверг печально глянул на сковороду, ничего там не обнаружил и потянулся за кружкой с чаем, — потому что в лазарете ее не было - сестра канонесса сказала.
Тут снова прерваться пришлось - сперва подавальщица за сковородой пришла, а потом внесла еще одну, только на этот раз меньше и с кувшином в придачу, где ничего кроме пива быть не могло.
— Так мы не заказывали, вроде? — вяло удивился я, чуть осоловев от сытости.
— Но ничего, справимся, — добавила Киру, потянувшись за вилкой, — Тут немного.
— C чем ты там собираешься справляться, альва? И хрена ты тут вообще забыла? — Лу, конечно. Зашла и этак небрежно о дверной косяк облокотилась. Показалось или действительно жаром повеяло? Лучше бы показалось.
— Лу, это княжна.
— Это альва. Я что, по-твоему, альв никогда не видела? Гребаная альва, вон и уши торчат. Махарские.
— Панна, не знаю, как вас по имени…
— Да у тебя тут прямо весь набор, Вьюга, даже карлика где-то достал. А волкодлака нет под столом?
— Так, — черт, а ведь спокойно же сидели, даже расслабился как-то, — Лу, что ты, твою мать, творишь!? А ты, пан цверг, прости ее, она не нарочно - тяжелая ночь.
— Ты еще и ночь с ней провел? — Киру даже с лавки приподнялась.
— Уймись, это не то.
— О, конечно, не то. Совсем другое, да?
— Спишь с альвами, Вьюга? Что на очереди - козы? Или с ними тоже успел? — вот тут уже не показалось, ударило жаром дай боже.
— Что за балаган вы тут устроили?! — мне показалось, что я медленно схожу с ума, — Лу, сядь. Сядь и замолчи хотя бы на молитву. Киру, мы с ней не спали, и если ты еще хочешь что-то из личной жизни обсудить - будешь делать это на улице.
— Вот как, выставишь меня, зверь?
— Обоих выставлю, повзрослеете - придете, — и выставил бы, стоит сказать. Нашли время.
Альва фыркнула, оскалилась жутко - но, слава богу, замолчала. Лу только плечами пожала, брезгливо так рядом с цвергом уселась и плеснула себе пива из кувшина. Как оно там было - «С утра выпил - весь день свободен»? Ага, а ведь маленькая магичка на отходняках, и пиво тут вряд ли поможет, как мне кажется. Угораздило же связаться, умею подбирать компанию, молодец я прямо.
— Раз уж все утихомирились, — воспользовался возникшей паузой, — То скажите-ка мне вот что: сестра Ариста в засеку с гвардейцами приехала, или они с ней?
Киру демонстративно отвернулась, стену разглядывая, а Хевдар, покосившись на магичку, хмыкнул:
— Пожалуй, что она с ними, а не они с ней.
— А до того о том, чтобы военные сестер под арест брали слышал когда-нибудь?
— Нет, пан Сергий,— цверг даже головой мотнул, — это Перескуйчек лишку хватил, аукнется ему.
— Считаешь? Я вот думаю, что все это нам аукнется. Хреновые наши дела, панове, — что-то мне тоже выпить захотелось, честно сказать.
— Почему же? — княжна наша соизволила от стенки повернуться.
— Ну, поясню - почему, мне не сложно. Если в местных реалиях путаюсь - вы поправьте. Первое - у сестринства тут только авторитет, без военной силы - так?
Цверг кивнул задумчиво, и на кувшин с пивом глянул. Ну да, где же вы видели, чтобы цверг - и без пива?
— Второе - амманы Ворцальское княжество в любом случае без внимания оставить не могут - еще в Чеккае воевать и воевать, а тут такой вот сосед под боком. Недоработаешь - и получишь удар во фланг. Уверен, амманские беи не тупее меня, ситуацию понимают. И вариантов я вижу немного - или первым ударить, или к власти такого человека привести, который хотя бы до лета будет своими проблемами занят. Можно, впрочем, и текущему князю проблем устроить - тоже сойдет, но в любом случае предпринимать что-то нужно. Все правильно понимаю?
Молчат - ну, будем считать, что да, правильно.
— Теперь вступаем на шаткий мостик догадок, панове. Киру, вы как из нелюдского поселения ушли?
— Хм, — альва призадумалась, и вроде как ненароком зацепила бекон из сковородки, моментально сунув в рот, — Нас сначала в барак обслуги перевели, а там Милу с одним старожилом познакомилась - он, вроде, отца нашего знал. Сказал, что есть надежный ход наружу - мол, салазки с изъятой одеждой не осматривает никто, и еще на приемке барахла у него свой человек в Подуевэ.
— Сама ты этого старожила барачного видела? Говорила с ним?
— Видела, но говорили они с Мирелой. Ты к чему клонишь?
— У нас есть пан Торстенсон, утверждающий, что из нелюдского поселения не сбежать. — тут я для наглядности даже пальцы загибать принялся, — У нас есть пара альв, которые это проделали, даже шкуру не попортив. И у нас есть ротмистр по очень особым поручениям, который одновременно и с альвой дела какие-то водит, и сестру святого капитула под арест берет. И еще, замечу, очень вовремя оказывается на Клебицкой засеке самым главным… Не все факты увязываются, согласен.
Тут я все-таки плеснул себе пива, отхлебнул - а хорошо пошло.
— Например, не могу понять, что амманам от меня лично надо, но это не так и важно. Мы, панове, умудрились вляпаться в большую такую кучу дерьма, может даже самую большую из имеющихся. Не позавидуешь нам.
Глава тринадцатая, где героя тыкают носом в собственную глупость, проявляет себя характер канонессы, происходит банальнейшая вербовка, а еще постоянно ведутся разговоры о будущем
— Альвские легенды?
— Да, альвские легенды. Знаешь что о них?
— Тут проблема как раз в том, что слишком много знаю. Что искать нужно, подскажи хоть?
— Должно быть что-то, связанное с девочкой княжеской крови.
— Таких, может, половина от всех.
— Но нужна правдивая, сестра.
— Ладно, пан рыцарь, положим - прав ты, хотя не верю, что вояки с амманами дела водят — Хевдар вытащил трубку, покрутил в руках, но зажечь все же не решился, — Да и сколько тех вояк - плюнуть и растереть. Рушение решать будет, а тех разве против сестер повернешь? И еще…
— И забери наконец сковороду, альва, — перебила его Лу, — не могу уже видеть, как ты в ней возишься. Вьюга, ну ладно - альва, но почему ты такую прожорливую выбрал?
Киру, нисколько не смущаясь, притянула сковороду с остатками яичницы через стол и заработала вилкой.
— Отличная альва, зря ты, — хмыкнул я, — а ест много - так и работает за двоих.
— Угу, — кивнула новоиспеченная княжна, c совершенно бесстыжим видом доедающая последний бекон, — только зверя и на одну с трудом хватает…
— Так, разговорчики в строю! — черт, да когда уже они закончат балаган этот — А насчет рушения - скажи, пан цверг, кто его собирает?
— Ну, князь, понятно, — Хевдар даже руками развел - при этом ткнул локтем в магичку, смутился и ближе к стене отодвинулся, — еще хорунжий может, конечно, если князь вдруг занедужил или по его малолетству. Но наш, вроде, здоровый…
— Ну, положим. Отбили из Ворцала телеграммы, кто там право имеет - когда войско соберется?
— Да оно сильно по-разному бывает, вишь ли. Если завтра амманы тут будут - так, понятно, Тунавская хоругвь быстро соберется, — хохотнул собеседник, — А остальные - как Великая мать даст. Одни ехать седмицу будут, а то и две. Другие писульку отправят, мол, сам я недужен, сын с детства дурак, а люди слабосильные и вообще разбежались… А те, что на границе Марки - так могут и отбрехаться, что и так на войне постоянно, возможности ехать - ну никакой нет.
— Ага. А скажи, что, по-твоему, амманы сделают, если князь рушение начнет собирать, учитывая, что ему дней двадцать сроку надо в лучшем случае?
— Ну, — помрачнел Хевдар, — Мне откуда знать - что?
— Да ударят, хрена там думать, — магичка рубанула воздух ладонью, — Не через топи, так от Марки - но ждать нас точно не будут, на кой им?
Как бы не перебрала с лечением, вон как взбодрилась на вчерашние дрожжи.
— Пожалуй, — хмуро кивнул цверг, — Пожалуй, что так, панна?
— Луминица.
— Пожалуй, так, панна Луминица. Пожалуй, что князь рушение звать погодит, пока амманы в Ворцальские ворота не постучались. Пусть так, ну а воякам с таких дел какая выгода…? О, а вот и Рыгор к нам!
Точно, кто-то забасил в коридоре, забухали шаги, и действительно пан из Тунава вошел, поздоровавшись - кабинет сразу перестал большим казаться, а за ним уже сестра канонесса пожаловала, попутно еще кому-то в коридоре о завтраке распоряжаясь.
— Ждать не стали? И правильно, — перекинула свою черную шубу через спинку скамьи, устроилась рядом со мной, обдавая уличным холодом, — В городе черте что творится. Журэк закрыт, люди на улицы высыпали - толи бить альвов хотят, толи вещи прятать, сразу и не поймешь.
— Журэк? — альва из нас единственная местных достопримечательностей не знала, похоже.
— Да, княжество твое, ваше высочество, — сестра улыбнулась краешком губ, — Ай, не хмурься ты - место это такое, у нас там альвы живут, вот и все. Теперь выкладывайте, что вы уже обсудить успели- специально ведь одних оставила, чтобы не смущать. Ну, кто первый?
— Да я, видимо, — я пожал плечами, — Если скандал между магичкой и альвой не интересует, то сразу с дел начну?
— Очень интересует, за кого ты меня принимаешь? — хмыкнула, повернулась ко мне выразительно так, — Но начинай все равно с дел, потом посплетничаем.
Это у нее от нервов такое игривое настроение с утра держится? Иначе непонятно, как только канонессой стала. Ладно, может у них других кандидатов не было, какое мне дело, в сущности?
Припомнил ход своих рассуждений и изложил, как сумел - даже не понял, одобряет канонесса то, что услышала, или нет - смотрела с такой полуулыбкой джокондовской, только головой изредка качала. А когда закончил - уже завтрак новоприбывшим принесли, тоже особо не поболтаешь, разве что Подбийпята сказал, что надо о моей доле в грузе поговорить, и никаких там благородных жестов он не примет - вместе, мол, шли, и делить все тоже поровну будем. А я что? Я отказываться и не собирался, кто знает, как завтра жизнь повернется - мне тут обживаться еще. Только спасибо сказал, и на альву шикнул, которая долю решила обсудить сразу же, не отходя от стола.
— В общем, пан Гаврилов, ты верно говоришь, — канонесса наконец вилку отложила, прищурилась, оглядев компанию, — Да так верно, что поневоле задумаешься - а не с чужих ли слов?
— Руку на монетку попросишь положить?
— Руку на монетку? — глянула так недоуменно, потом хлопнула ладонью по столу, усмехнулась, — Эвона, да ты же малого символа не знаешь, да? Прости, забываю все время, как ты тут оказался. Руку на монетку, как ты говоришь - еще не худший вариант, поверь мне, пан рыцарь.
— Верю. У нас сразу с худшего начинали, без монеток обходились как-то.
— Потом расскажешь обязательно, — махнула рукой, продолжила, — Насчет коронной рати ты все правильно сказал. Не хмурься ты так, пан Подбийпята, знаю, что сам служил, тут другое дело. Сила они, конечно, без всяких оговорок, серьезная, и понять их тоже можно - младших сыновей и бедного люда наплодилось много, а земель - мало. И перспектив тоже никаких - ну, не воюет Ворцал, что поделаешь. Только удивляюсь я, пан Гаврилов, с чего ты взял, что у нас тут центр интриги образовался?
— Так разве войска не сюда стянули?
— Понимаешь, пан рыцарь, нельзя взять Тунав, не завоевав Ворцал, — впервые за весь разговор она выглядела предельно серьезной, — ладно Тунав, даже чтобы Клебицкую засеку за собой оставить - надо сначала Ворцал взять. А князь Ворцальский, его высочество коллега нашей альвы, никогда от сестер не отступится, и у него под рукой только Ворцальского рушения за три тысячи - вот и весь тебе разговор. А так мыслишь здраво, молодец прямо.
Вот так, пан Сергий, полез о глобальном рассуждать, ни хрена обстановки не зная, и выставил себя полным… молодцом, скажем так.
— А депеши у Перескуйчека - не из Ворцала были? — поинтересовался на всякий случай, мало ли.
— И были, и есть. Из Ворцала, само собой, только депеши те не об аресте Ирины, понятно, это он уже сам учудил. Разберемся, что он там себе возомнил, не переживай.
— Что ж тогда… А, ясно, сестра канонесса.
— Ясно ему, видишь ли, — Ариста усмехнулась, — А мне вот совсем не все ясно. Ты, пан рыцарь, на проблемы правильно указал, говорю же - молодец. Игры эти с альвскими княжнами и купцом, который себя, похоже, в разбойники решил переписать - они странные, и разобраться в них нужно. А спросить ты хотел - что ж я тогда сразу ротмистра на место не поставила, так?
— Так, — что скрывать, действительно хотел.
— Потому, что военной силы за нами нет, пан. Не ты ли сам рассказывал? — канонесса даже этакий недоуменный вид приняла, — И правильно, что нет, честно сказать, но это мы как-нибудь в другой раз обсудим, как время будет.
Прервалась, оглядела присутствующих:
— Так, все сыты, компания? Раз так, ступайте себе, в зале подождите нас - дело капитула с паном Гавриловым обсудить хочу. Да, Луминица, ты тоже - он потом тебе все расскажет, разве от тебя что спрячешь?
Компания и вправду потянулась к выходу, кроме альвы - та просто уперла подбородок в кулак, зыркнула на сестру и заявила, что лично она никуда не собирается - с таким видом, словно ее можно было разве что силой вывести.
— А вот именно ты, альва, можешь остаться, — канонесса почему-то спорить не стала, даже вроде довольной казалась, — Тебя этот вопрос, как я понимаю, тоже напрямую касается, сиди уж. Пан рыцарь…
Повернулась ко мне, дождавшись, когда шаги в коридоре стихнут
— Скажи - ты чем заниматься думаешь? Не сегодня, вообще?
— Как-то не успел решить, сестра, — ответил я, — все время то стреляю, то убегаю.
Куда разговор ведет - понятно, осталось условия обсудить. Интересно, давить сразу начнет или сперва пообещает что-то?
— Ага, как в страшной сказке, помню, — улыбнулась, задумалась на чуть - или, скорее, просто вид сделала, — А свои проблемы как решать будешь?
— С божьей помощью, сестра, — тоже улыбнулся, руками развел даже - такой я рубаха-парень, мол.
— Вот снова верно говоришь, прямо хоть записывай за тобой, пан Гаврилов, — сестра облокотилась о стол, глянула пристально, — Великая мать помогает тем, кто сам себе помогает - такое знаешь? Ладно, стрелять и бегать у тебя пока - подчеркиваю, пока - получалось, а если завтра амманский посол ноту вручит его высочеству Казимиру? С просьбой выдать скрывающегося в Тунаве дезертира из корпуса Фидла, например - что делать будешь? Войны между нами нет, а ты, уж прости, не тот человек, чтобы послу отказывать.
Просто интересно, о том, что форма на мне была - это она от альв узнала или от друзей-кладоискателей? Не сильно важно, на самом деле - не это, так другое бы придумала. Уверен, не единственный вариант был.
— А вот если бы были у тебя верные друзья при дворе…
— Верные и богатые, если только.
— Пусть, — она даже хохотнула, — Пусть верные и богатые, даже щедрые - так они, глядишь, послу бы ответили, что таких дезертиров на Ворцальской земле никогда и не было. И про альву свою тоже не забывай, кстати - не поверю, что хочешь ее в Журэке увидеть.
Это хорошо, что сестра вовремя остановилась, не рассказав, чем в Журэке такие вот альвы занимаются - иначе перспективу нашей работы я бы обозначил как сомнительную. Да и честно сказать, то, что она вообще об этом заговорила, мне здорово так не понравилось - вот тебе и разбитная канонесса. Душа, мать его, компании.
— Да согласен я, не надо еще и альв сюда вплетать, сестра, — я поморщился, — скажи только, с какого момента у меня не было выбора?
— Сразу не было, ты что? — она даже брови нахмурила недоуменно этак, — Стала бы иначе я с тобой возиться, пан Гаврилов.
— А гном с Рыгором…
— Кто?
— Цверг, цверг и Рыгор, они как долго с вами? И Вьюга с Лу, так понимаю - тоже?
— Правильно понимаешь, — Ариста кивнула, — А спросишь их сам. Хорошо, что мы поладили, пан рыцарь - не хмурься, правда - хорошо. Не люблю, когда плохо выходит.
Как там кузнец говорил - никто из честных людей от сестер никогда зла не видел?
— Славно. Теперь что - надо договор кровью подписать?
Она засмеялась, очень искренне вышло, кстати:
— Нет, но идея мне нравится. Твоя или подсмотрел где? Нет, договора не будет, никакого, зачем он? И вообще, отдыхай, пан рыцарь - завтра в капитуле тебя жду, да и все. Вон, у Рыгора к тебе еще дело было, да? Им и займись. Альве своей купи что-нибудь, не знаю.
Поднялась, подхватила шубу со скамьи, наклонилась ко мне так близко, что почувствовал ее дыхание на щеке:
— Они ведь потешные, да? Альвы?
И вышла до того, как я успел ответить. И хорошо, честно сказать. Киру осторожно придвинулась сзади, обняла меня за плечи, шепнула на ухо:
— Знаешь, зверь, она ведь совершенно двинутая, похоже? Совсем двинутая, как зайцы весной. У них все такие, как думаешь?
Думал я на деле совсем о другом - зачем мы, такие красивые, капитулу понадобились. Ну, положим, альву просто хотят под присмотром держать, а от меня им что нужно? Надо этот вопрос выяснить, и чем скорее - тем лучше. Не хочу гадать - угадываю плохо.
— Может и так, Киру. Но очень хочется верить, что нет. Помнится, у нас в таких вот капитулах двинутых мало было - слишком страстно они к службе подходят, — пожал я плечами, — И видится мне так, что работа с сестрой Аристой у нас не затянется, так что надолго не планируй.
— Только с сестрой? А как с капитулом быть?
— Посмотрим.
— Не сильно хочется на это смотреть.
— Умри, Киру - лучше не скажешь, — встал, глянул на хмурую альву, добавил, — У нас присказка такая была, один умный человек сказал, не бери в голову. И вообще, пойдем, купим тебе что-нибудь. Ты же потешная?
— Сам ты потешный, зверь. И дурак еще - я уже говорила?
— Идем, княжна, нам еще злато с цвергом делить. Надеюсь, ты наелась - слышал, это дело хлопотное.
— Только не напейся в процессе.
— Сделаю, что смогу.
Компанию всю в зале нашли - сидели и пиво потягивали под клецки с чесночным соусом, воины плаща и кинжала. А ведь теперь придется ухо в остро держать - считай, все что им скажу - сразу и канонессе говорю. Да и кто знает, не хряпнет ли мне пан цверг в один прекрасный день по затылку своим топором просто потому, что дружба - дружбой, а приказ - есть приказ? Нет, ребята, из такой ситуации надо выпутываться, и чем быстрее - тем лучше.
— Поговорили, пан Гаврилов? — Рыгор аккуратно так из-за стола поднялся, доху с соседнего стула взял.
— Слава Великой матери, пан Подбийпята, — я кивнул, — Все выяснили, вместе теперь работать будем, как мне кажется.
А следом и Хевдар остатки пива из кружки выдул, встал:
— Если дел других нет у тебя, так, может сразу с нами поедешь? Мы и так уже собирались.
— Нет, пан цверг, до завтра я совершенно свободен, — кивнул магичке, — Лу, ты что делать думаешь?
— А что, приглашаешь? — глянула исподлобья, усмехнулась— Нет, все равно бы не поехала - к целителю зайду и дом еще надо новый искать. Старый немного испортился, знаешь ли.
Дом. Дом хорошо бы было, между прочим, тоже подумать надо, если в Тунаве остаюсь.
— Добро, — а тянет меня к ней что-то, хотя с покойным Вьюгой отношения у них были странные, далеко не супружеские, но все равно, — Береги себя, маленькая магичка, хорошо?
Она рассмеялась, отсалютовала мне кружкой:
— Да езжайте, увидимся еще.
Пока компания за выпитое и съеденное рассчитывалась, я успел наверх сходить за тулупом, и перевязь с рапирой тоже надел - а то правда, что за рыцарь без рапиры? Не поймут.
Спустился, потом загрузились всем скопом в сани - не те, по топям еще запомнившиеся, другие - уже с сиденьями и узкими такими полозьями. А вот лошадка была та самая, кстати, буланой масти.
— Ты, панна, между нами сядь лучше, — пробасил пан рыцарь из Тунава, как-то замявшись, — оно правда, неспокойно в городе.
Киру, собравшаяся было умоститься с краю, хмыкнула, но послушно пересела, не став спорить.
— А что случилось-то, пан Рыгор? — спросил я, когда цверг, привычно занявший место на облучке, тронул по улице, — Журэк правда закрыли?
— А кто его знает, пан Сергий? Мимо ворот не проезжали, но похоже на то. Сестры говорят - альвы кабатчика в «Кривой сосне» пристукнули, ни с того, ни с сего. Потом, понятно, люди набежали и альвов крепко поколотили, так, что городской полк вмешался. Ну, и нелюдь тоже, прости, панночка, в долгу не осталась. Драгуны было в Журэк сунулись - а там чуть не до стрельбы дошло. Ну, а что теперь - только Великая мать знает.
— А что теперь? — цверг обернулся к нам, — Альвов в Тунаве сколько? Под пять тысяч будет, ну мужиков среди них - с тысячу наберется точно. А городского полка тут - человек сто, вот и думай.
— Полка, пан цверг?
— Да то название, пан Гаврилов, все забываю, что не местный ты. Оно полк, потому что полковник сверху стоит, понимаешь? А так - эскадрон, чуть меньше даже, и это по списку.
— Да справится город, пан, не в первый раз нелюдь воду мутит, еще раз прощения прошу, панна, — Рыгор поправил ножны и плотнее запахнул доху, — Ну, что-нибудь магистрат выдаст, чего они хотят - грамот на свободный выход, или зерна, не знаю уж, и миром разойдутся.
— Хочется верить, пан рыцарь, — альва сидела нахохлившись, хоть холод ей, вроде, побоку был - больно уж некоторые прохожие к саням приглядывались с нездоровым таким интересом. Но обошлось - толи мы так грозно смотрелись, толи до нас никому дела не было, а до дома Тунавского рыцаря молитвы за четыре докатили неспешным ходом. Только когда из саней выбрались и ворота во двор закрыли меня немного отпустило. Все время ждал, что обязательно дрянь какая-нибудь произойдет. Это уже психическое, похоже - действительно, отдохнуть надо, канонесса верно заметила.
Глава четырнадцатая, где в городе назревает бунт, альва обзаводиться револьвером, а герой понимает, что работать на капитул не только опасно, но и выгодно
— Начинаем этой ночью, и да поможет нам Пророк.
— Эфенди, от Гюрхана пока нет известий, так может…
— Я не могу ждать Гюрхана, я могу только надеяться, что каждый выполнит свой долг. И ты - тоже выполнишь.
— Тогда… Во имя Пророка, эфенди.
— Вот то, что я и должен был услышать. Начинайте.
Рыгор, вместе с крепким еще дедом, который дядькой Шарапом представился, санями занялись - там, как оказалось, целая наука, не то, что машину в гараж завести, ну а мы на правах гостей вроде как без дела остались.
Пока цверг привычно трубку набивал и от снятого фонаря прикурить пытался, мы с альвой по двору прогулялись из конца в конец, абы на месте не стоять - насиделись уже в санях. Да и интересно тоже было, что скрывать - я так вообще первый раз в панском доме оказался, ну, или покойный Вьюга почему-то мне этих воспоминаний не отдал. А Киру, когда спросил, сказала, что у них чуть иначе строят, хотя, мол, и так понятно, что пан богато живет.
Это и мне понятно было, еще когда подъехали только - дом, конечно, не новый, мягко сказать - вон, аж мхом по цоколю порос и плющом до самой крыши затянут - но большой, этажа в три. Не видно, может выше даже - верхние этажи над нижними нависают, крышу не разглядеть. И стоит, считай, в самом что ни на есть центре - такой уже точно за шапку сухарей не купишь. Тут до святого капитула с квартал, может. И до Журэка, кстати, тоже где-то так.
— Дымом пахнет, чуешь? — Киру вывела меня из мыслей о том, так ли уж надо было пану рыцарю головой по топям рисковать с таким вот активом в запасе.
Оглянулась, задрав голову так, словно надеялась в небе дымный столб разглядеть.
— Тут всегда дымом тянет, — но тоже принюхался - да куда там, мне с ней не тягаться.
— Не будь дураком, а? Горит что-то, похоже.
Словно в подтверждение ее слов глухо бахнуло раз, другой - да, точно, где-то в пяти зиру, может в десятке, край. Переглянулись все с подошедшим цвергом вместе.
— Ружья ударили, у револьвера звук звонкий, — Хевдар тоже голову задрал, повернулся в сторону звука - что он там думает увидеть, хочется знать? Тут небо-то не бог весть как видно, дома друг к другу вплотную, разве что вот такие дворики между ними, узкие, как пенал.
— Журэк там? — Киру уставилась на цверга черными провалами.
— Твоя правда, панна, — тот нахмурился, ко мне обернулся, — и драгуны стреляли, больше некому - в городе длинное носить нельзя, если не по службе.
Из каретного сарая дядька Шарап вышел, тоже с трубкой, как и цверг наш. По сторонам глянул, подошел:
— С заутрени стреляют, паны.
Сплюнул в раскатанный снег, пыхнул дымом. Вообще, дядька Шарап выглядел как человек, в таких вот вопросах крепко разбирающийся, если меня спросить - прямой, как копье и поперек лица шрам, который только саблей оставить можно. Точно не конюхом при Подбийпяте состоит, а судя по тому, что седой весь - может, и при батьке его еще повоевать успел.
Тут снова вдалеке ударили ружья - залпом, потом уже и револьверы захлопали в разнобой. Машинально выстрелы считать начал - похоже, не меньше трех барабанов высадили куда-то. У них там война началась или что?
— Четыре пистоля били, — буркнул Шарап, на альву зыркнул из-под кустистых бровей, — Недоброе нелюдь затеяла, черт бы их драл, а магистрат с рушением тянет, ети его мать в три дышла.
— Револьвер дай, — Киру ткнула меня в плечо, чем заслужила еще один суровый взгляд давешнего дядьки.
Я только головой покачал:
— Не дам, княжна.
— Вот как, зверь?
— Киру, послушай, — я шагнул к ней ближе, чуть приглушая голос, — ты револьвером пользовалась когда-нибудь?
— Нет. Но разберусь, давай сюда, стрелять - дело не хитрое.
— Нехитрое, если тебе кто в нужный момент его в руки вложит. А ты уверена, что сама из кобуры достанешь и ногу себе не прострелишь? И носить как будешь?
— Ну, на поясе же, как ты вон. Дуру из меня делаешь?
— Киру, револьвер такой три фунта с лишним весит, ремень ему надо, а не твой поясок. Сперва он тебя по заду колотить начнет, а потом штаны спадут. Не скажу, что я прямо против такого вот события, но…
— Найду ей ремень, пан, — неожиданно пробурчал Шарап, отчего у цверга, краем уха разговор слушающего, чуть трубка изо рта не вывалилась от удивления, — руки у тебя как, крепкие, нелюдь?
— Не жалуюсь, — Киру чуть оскалилась, — А тебе-то что?
— То, что тебе потяжелее пистоль надо, если убить кого хочешь. Те, что сейчас для сопляков да девок делать наладились - мимо тебя сразу, легкие - да отдачей дергает, а стрелять ты ни хрена не умеешь, чтобы по месту первым класть. Ясно?
— Ясно, — она кивнула, серьезно так, потом ткнула в меня пальцем, — У него возьму, сойдет такой?
— Что у тебя, пан рыцарь, полтинник?
— Сорок четвертый, под боковой бой.
— Ну, — задумался тот на чуть, — Сойдет, верно, хоть под тридцать восьмой бы лучше найти, но то если найдешь. И ей бы хоть на сухую пощелкать чуть.
— Знаю, Шарап, спасибо.
— Дядькой меня зови, пан - все так зовут.
Странно так рукой махнул - не поймешь, прощается или что, зашагал к дому, и уже от дверей буркнул сердито:
— Ремень ей поищу.
Киру глянула на меня, а я что, только плечами пожал:
— Ну, необычный дед, Киру, согласен. Но неплохой, похоже?
Внутри дом панов Подбийпят скорее на крепость был похож, чем на господский дом, как по мне - и еще что-то такое напоминал неуловимо, не понял сразу, что именно. Потом вдруг дошло - да ведь один в один обитель святого капитула. Те же беленые стены, низкие потолки, аскеза, в общем, капитальная - но уютно, как ни странно. Чувствуется, что люди живут, хоть и без женской руки - порядок-то есть, но скорее такой, армейский, где все должно быть выскоблено и по линейке расставлено.
Прошли, держась за рыцарем следом, сквозь тускло освещенные сени в гостиную, не без гордости обозначенную хозяином как «зала» - надо сказать, ни роскошью, ни размерами не поражавшую. Но в нем была натуральная такая печь, пышущая жаром и изразцами выложенная - как-то паны из Тунава смогли без каминов обойтись, что сразу их на недосягаемую высоту в моем личном табели о рангах двинуло.
Пока тулупы снимали, да на лавки вдоль стен их пристраивали, откуда-то вынырнул дядька Шарап, что первым делом выставил на стол бутылку горилки и нехитрую закуску, а потом альве пояс сунул - добротный такой ремень с медной бляхой:
— Примерь, нелюдь. Подрежу, если нужда есть.
Впору пришелся, вроде как - альва, по крайней мере, дядьку поблагодарила и сразу поверх своей курточки перетянулась, словно комиссар с фото двадцатых годов. Теперь точно надо Наган выдать, а то образ неполный получится. Ну, и выдал, что тянуть - сказал только, чтобы пока руками не трогала, а так, попривыкла просто. Оно только кажется, что пистолет на поясе - ерунда, на деле сразу давить в непривычных местах начнет, и сидеть с ним неудобно, и поворачиваться тоже - кругом мешает, в общем, сноровка нужна. По ней, собственно, сразу видно того, кто оружие уже не первый год таскает, это не скроешь.
Пока альве кобуру прилаживали, Рыгор подошел, усмехнулся в усы:
— А мой ремень, панна. Сберег дядька-то, выходит, а я уж давно забыл - девять мне было, когда его носил. Дела… Ладно, панове, за стол прошу - готово все давно, только вас ждем.
Прошли, уселись за стол, рассчитанный человек под двадцать, не меньше. Киру глянула, как Хевдар сноровисто по чаркам разливает, меня локтем пихнула, и шепнула на ухо, что, мол, предупреждала уже и еще раз говорит, чтобы не вздумал наливаться под пробку, а то у нее еще планы на вечер имеются.
— Как будто я поводы даю, нечисть зловредная, — шепнул в ответ, подначивая. Как там - отдыхать тоже надо?
Та только фыркнула в ответ:
— Вот и хорошо, что не даешь. Моя заслуга - вам ведь только дай волю - уже пьяный в лоскуты и с бабой…
— Откуда у тебя только опыт такой печальный взялся, — вздохнул притворно, принял серебреную чарку, поднялся.
— За то, что домой вернулись живые, здоровые, с грузом и с друзьями, паны, и ты, панночка - тоже! - бухнул своим басом пан рыцарь.
Сдвинули чарки, выпили.
Кстати, не уверен - альвы вообще как, алкоголь пьют? Не помню, видел ли такое - вот и сейчас ощущение, что княжна моя альвийская только пригубила - и стакан на стол поставила. Интересно, интересно. О том, что верхом ездить не могут - это я, помнится, очень не вовремя узнал - надо будет как-нибудь уточнить, что еще за проблемы у них имеются. А то сюрпризы все больше неприятные выходят.
— Теперь вот что, пан Гаврилов, — начал цверг, — что привезли с топей - о том говорить не могу, сам понимаешь, но выдал нам Ворцальский капитул пять тысяч гульдинеров ровным счетом почти. Так предлагаю - тебе тысячу оттуда и панне Кирилле еще триста - как считаешь, справедливо будет?
— Даже щедро, пан Хевдар, спасибо.
Цверг кивнул с достоинством, мол, знай наших:
— Деньги как думаешь брать, в золоте или векселем от Островного банка?
— А не знаю, пан цверг. Что посоветуешь?
Тот не думал, сразу выдал, — Векселем бери, Островной банк, считай, везде имеется, и расчет у них сразу идет. А так тысяча золотом в монете - это почти семь фунтов выходит, да и хранить тоже морока.
— Тогда векселем.
— И мою долю в его вексель включи, пан Хевдар, — неожиданно заявила альва.
— На один вексель писать вас? — не понял цверг.
— Конечно. — она улыбнулась, продемонстрировав полный набор клыков, и добавила, ехидно так на меня покосившись, — Да и вдруг потеряю еще.
— Ну, воля ваша, панна.
Дальше уже дело техники, как оказалось - цверг вытащил лист плотной бумаги, весь в хитрых водяных знаках, расписался и сумму вписал - тысячу триста ворцальских гульдинеров. Не забыв упомянуть при этом, что бы я его в банк отнес и на свой счет депонировал, да не затягивал с тем сильно. Я с умным видом покивал, словно понимаю, о чем речь идет, подумав, что неплохо бы альву об этой всей системе расспросить, чтобы совсем уж дураком не себя не выставлять.
Пока Хевдар чек подписывал, снова дядька Шарап явился, что-то рыцарю пробурчал и вроде как на нас с альвой кивнул, ну а тот, едва я бумагу сложил и в поясной кошель убрал, подошел и спросил - что именно мы дальше делать думаем.
— Да отдыхать думал, честно сказать — глянул на Киру - что там товарищ комиссар по вопросу доложить имеет?
Но та только плечами пожала - мол, тоже планов особенных нет.
— Чек в банк отнести, насчет бани в «Кабаньей голове» поинтересоваться, потом там же и поужинать - так, примерно, — продолжил я. Еще неплохо было бы с Лу увидеться и насчет ее совместных с Вьюгой дел поговорить - но этим я делиться не собирался, да и получится ли - тоже вопрос.
— Добро, пан, — рыцарь вроде как задумался, кивнул, — Добро, только если мы с Шарапом вас к набережной отвезем - что скажешь?
— В городе совсем беда?
— Не то, чтобы беда прямо, — пан Подбийпята пожал плечами, — но человек от соседа заходил, говорит - народ на улицы выходит. Пока только посадские, и вроде как имущество защищать - не ясно, от кого только, правда. Друг от друга, что ли? Там, пан Гаврилов, от защиты до погрома пару чарок пропустить им, если меня спросить. А с рушением магистрат тянет, думают без панов обойтись, так, драгунами только - но и тех что-то не видать пока - похоже, всех к Журэку стянули.
Рыцарь плеснул себе чарку, махнул, поморщившись, и продолжил:
— В городе пока стрельбы не слышно, да и набережная у нас - место тихое, купцы гильдейские живут и лавки держат, но лучше отвезем вас, пан Гаврилов - так всем спокойнее будет.
— Ну, согласен, вроде как, пан Рыгор, — не нашелся что возразить, доводы сплошь разумные, да и что лишний раз ноги бить.
— Вот и хорошо, я уже и дядьку отрядил сани готовить, — Рыгор улыбнулся, по плечу меня хлопнул, — А сами потом к Журэку прокатимся, да сестер навестим - может, какие новости будут.
Город в этот раз показался каким-то притихшим, что ли - даже в стороне Журэка больше не стреляли, хоть дымом оттуда тянуло так, что и я почуял, не только альва. Прохожих по улицам ощутимо убавилось, а нелюдей среди них не было вовсе - ну то и понятно. При всем этом спокойно доехали, разве что по пути у банка остановились, где я успешно цвергов чек на свой счет внес. Заодно, кстати и самим счетом обзавёлся, получив в обмен на три гульдинера не только дюжину пустых чеков, но тонкую серебряную пластинку в ладонь длиной. Магическая работа, кстати, потому и так дорого вышло - маги тут альтруизмом не страдали ни в какой форме. По словам клерка, пластинка такая знающему человеку говорила, что я - именно тот, за кого себя выдаю, при условии, что выдавать себя буду за Сергия Гаврилова, пана из Вендии, как я, собственно, в банке и представился.
Когда обратно в сани залезал, понял, что больно эта пластинка ту напоминает, что я с муладжина снял. Только вот что-то мне подсказывает - сам муладжин вряд ли ей в банке обзавелся, да и записано на ней что-то посерьезнее, чем его прозвище, как мне кажется. Осталось только знающего человека найти - очередной пункт в моем длинном списке «надо», но что уж тут поделаешь.
Высадить нас попросил у лавки Хильдсона, что Шарап и сделал, пробурчав, что тут даже и сподручнее ему, и спросил еще, когда нас от «Головы» забирать нужно.
Договорились, что пять молитв с утренней стражи в самый раз будет, а там рыцарь с дядькой дальше двинули, попрощавшись, а мы в оружейный пошли, как и собирались - надо было альве что-то присмотреть, все же сорок четвертый ей малость не по руке, как бы она там не хорохорилась.
В лавке, собственно, с моего визита ничего ровным счетом не изменилось - так же на треньканье колокольчика у притолоки пан кузнец за стойку вышел. И тут программа дала сбой, потому что альву в своем магазине он увидеть уж никак не ждал. Замер этак нелепо, с меня на нее и обратно глазами стрельнул, разве что рот не разинув, а потом все же выдавил:
— Поздорову, пан Гаврилов. Альва… — тут запнулся даже, — панна - с вами будет?
— Со мной, со мной, пан Хильдсон, — уверил я, а Киру, как специально, клыки продемонстрировала, чем, кажется, кузнеца окончательно в ступор ввела.
— Да, вон - и револьвер ваш, вижу, — цверг опомнился, кивнул на кобуру, что так на поясе и висела, — только пан, нельзя ей никак, не положено.
— Этой положено, — я протянул руку, Хильдсон ее машинально пожал, не прекращая на Киру таращиться, — Да не смотри ты так, пан, дыру прожжешь!
— Тут не только в «положено» дело будет, пан, — цверг все же отвел глаза, успокоился вроде как, — Знаешь же, что в городе, нет? Надо под курткой носить, только с сорок четвертым не выйдет так, как ни крути. Думаю, ты тут за этим, да? Или так, горилки выпить заглянул?
— Ну, и горилки тоже можно, но так-то да, надо панне револьвер в тридцать восьмом, тяжелый и хорошо бы бокового боя, — перешел я к делу, — есть у тебя такое?
— Если у меня нет - ни у кого нет, — кузнец сказал, как отрезал.
Наклонился за стойку куда-то, и сперва выставил ту самую бутылку, что по прошлому визиту запомнил, поставил и стаканы, а только потом выложил и револьвер - небольшой, но массивный такой, с коротким стволом и полускрытым курком.
— Вот, под тридцать восьмой бокового боя, — толкнул мне револьвер через стойку, а сам аккуратно напиток в чарки разливать принялся, — барабан на пять патронов сделан, и курок такой, чтобы особо за одежду не цеплялся. Говорят, для департамента особых поручений делали - но может и врут, не ручаюсь.
Подвесная на плечо у него тоже нашлась - такая, которую в мое время в кино почему-то «оперативной» называли. C учетом того, что еще и патронов докупили - когда из лавки вышли, счет мой полегчал на полные пятьдесят золотых, но пунктик «купить что-нибудь альве» я счел выполненным, о чем сразу и сообщил, заслужив очередное фырканье и тычок в бок.
— Киру, а скажи, —спросил, когда уже к «Голове» подходили, — Вот Хильдсона чуть удар не хватил, когда ты зашла - так? Хевдар мне тоже всякое, не сильно приятное, про альв рассказывал, помнится. У вас с цвергами какая-то особая вражда, или что?
— Особая? — она глянула удивленно, потом хмыкнула, — Нет, зверь, ничего особенного. Так вышло, что нас одинаково не любят все.
Глава пятнадцатая, где в городе происходит бунт, герой посещает знаменитые Тунавские бани, а также случается битва за трактир, и еще есть кавалерия, которая всех спасает в самом конце
— Это все, что ты можешь сказать?! Так выкатите картечницы, сделайте что-нибудь! Ты у нас полковник, черт бы тебя драл!
— Сестра, ты…
— Или мне надо сказать - пока еще полковник?
— Они захватили арсенал
.
— Как?! Может, потому что ты тут лясы точишь, а люди у тебя настолько тупые, что сами не могут ни хрена?
С баней нам здорово повезло - уже успели натопить для каких-то заезжих купцов из Бреслава, да те так и не явились - толи побоялись сюда из посадских складов добираться, толи еще что - но нам это только на руку оказалось. И сама баня была отличная - когда зашел, сразу оценил. Почему-то ждал что-то вроде тех саун, что по тому, старому миру запомнил - этакого обшитого вагонкой угребища с продавленным диваном в комнате отдыха - и здорово так с теми ожиданиями пролетел. Местная баня больше всего напоминала ту, что мы с мужиками из авиаотряда в свое время построили - с поправкой на то, что тут точно каждую доску из начальства выколачивать не пришлось.
Небольшой совсем предбанник, обшитый свежей резной липой, две кадки с водой, обе человек этак на пять - одна вроде как от печи греется, а другая пока еще холодная - даже лед поверху плавает. У двери в парилку стоит пара тазов, где веники уже замочены, ну и сама парилка, понятно, имеется - заглянул пар оценить. Остался доволен - не шибко жарко, но это и правильно - тут не сауна, если до сотни раскочегарить - то уже не пар, а натуральная плазма выйдет.
Пока я баню разглядывал, альва уже успела сбросить одежду, прошествовать - именно прошествовать, явно так рисуясь - к той кадке, где вода теплее была. Застыла на краю, спросила этак ехидно - как, мол, я - любуюсь? А после с совершенно диким визгом в эту кадку бултыхнулась. Вынырнула, отфыркиваясь, рукой махнула:
— Ну, и что ты ждешь? Онемел от счастья? Сюда иди!
Два раза ей повторять не пришлось, я вообще только «за» всеми частями тела был. Прыгнул следом - черт, а вода ни хрена и не теплая! Cграбастал свое чудо ушастое так, что ее глаза прямо против моих оказались, провел ладонями по спине и ниже, прижал к себе. Уже совсем забыть успел, какая она горячая - или сейчас кажется просто? Не знаю, да и не важно.
— Никакого такта у тебя, — она прерывисто вздохнула, скрещивая ноги у меня на спине, — одним словом - зверь.
— Я должен был спросить? — ее руки скользнули по мне, а коготки царапнули кожу до крови вместе с первым толчком.
— Спросить разрешения, да? — ее глаза завораживали, словно тонешь в них. Альва наклонилась ближе, коснулась языком моей шеи, провела по ней снизу вверх - и я зарычал, вцепляясь в ее бедра, стараясь войти еще глубже.
— Да, — ее дыхание остро-пряное, вздрагивающее от каждого движения, — Да, спроси!
Ее зубы коснулись моей кожи раз, другой.
— Мне можно, Киру? — что-то горячее закапало на грудь, не важно, все это не важно.
— Мне - можно?
Киру запрокинула голову так, что стали видны темные потеки на ее подбородке. Мой демон улыбнулся мне окровавленным ртом.
— Да!
Она почти прорычала это, и с губ слетели капли - черные в тусклом свете керосиновых ламп.
— Да, зверь, тебе - можно!
Ее тело вздрогнуло, выгибаясь все сильнее. Альва вскрикивала каждый раз, когда я двигался в ней, ее ноготки впивались в мои плечи, но я не чувствовал боли. Совсем.
—Тебе можно все!
— Что теперь, нечисть моя ненаглядная? Серебро руки жечь начнет? — я зарылся пальцами в ее мокрые волосы, и, по правде сказать, в этот момент мне было совершенно наплевать на серебро, — Вампиром стану или как там?
Ранка на шее почти не болела, но чувствовал я себя… странно чувствовал, в общем.
— Кем? — Киру чуть повернулась, устраиваясь поудобнее на моем плече. Плеснула вода о бортик кадки.
— Стригоем, — это из памяти покойного Вьюги, похоже.
Она засмеялась, брызнула водой мне в лицо.
— Нет. Самое страшное с тобой уже случилось - вырос дураком, — промурчала вроде бы сердито, но ее руки, скользнувшие вниз, говорили совсем о другом, — Зато сильным. Наверное - я пока не заметила.
— Тогда самое время показать…
Пока кадку на прочность испытывали - парилка успела даже выстыть немного, что, впрочем, нам нисколько не помешало. Рассказал альве, зачем тут веники - у них, в Чеккае, как-то иначе было устроено все, к нашему хаммаму ближе, как я понял. Рассказал, а еще и показал, несмотря на более чем активные протесты поначалу - заодно и сам напарился до одури, пока вениками махал. Вылезли едва живые, растянулись на простынях.
— Знаешь, не могу вот что понять…
— Тоже мне, удивил.
— Не ерничай. Почему ты ушла с Аристой? — я потянулся, отхлебнул квасу из покрывшегося испариной кувшина и снова на лавку упал. Хорошо, нет, правда - хорошо.
— А что мне оставалось? — ее глаза почти не отражают свет - всегда удивлялся, как так?
— Сестра, например. Нет? И вообще - вы же бежали не только «откуда» - еще и «куда», правда?
— С тобой сложно, зверь, это знаешь? Всю романтику портишь. — она повернулась на лавке - гибко, как кошка - уставилась мне в глаза, — А если скажу, что с сестрой у нас не все гладко было?
— Пусть так. Только знаешь, Киру - если правду сказать не можешь, лучше просто не ври, — я потянулся к ней, провел пальцами по щеке вверх, — Иногда мне кажется, что я вообще тебя настоящую не знаю. У вас все такие, а?
— А ты со всеми попробуй - глядишь и поймешь!
— Не неси чушь.
— Не трогай уши, зверь!
— Ты забыла? У зверей особая тяга к ушам…
В бане мы пробыли до самой ночи, вышли оттуда, когда уже ночную стражу отбили и сигнал «Гасить фонари» прозвучал - благо, никто нас не беспокоил. Удивительно то, что и банщик, что нас тут встречал и квас разливал, тоже куда-то делся - смена у него, что ли, закончилась? Так разве она не с последним посетителем кончается, нет? Как-то нас о таком не предупреждали.
— Зверь, не так что-то, — не сказать, что альва была испугана, нет, но глянула тревожно. Так, что мои смутные подозрения сразу в нечто конкретное оформились. Отдохнули, блин, в бане.
— Пистоль твой где? — а сам уже дунул на фитиль керосинки и осторожно к тусклому окошку подошел - на дворе чисто, вроде как, по крайней мере сразу за дверью нас никто не караулит. Да и хрена бы караулить - сразу бы вошли, взяли, так сказать, на горячем.
— В номере оставила, — ну хорошо, хоть тон виноватый - может на будущее урок будет. Если с будущим, конечно, срастется.
— Посмотри лучше ты, — подтолкнул ее к окну, — Что-то необычное видишь?
Альва блеснула пурпуром, глянула:
— Не знаю, зверь. А что должно быть?
— Вот там, в тени под козырьком - чисто?
— Чисто?
— Люди там есть? — черт, вместо ПНВ у меня теперь альва будет, похоже. С нулевой боевой слаженностью. Впрочем, сам я тоже хорош - ну какого хрена к Подбийпяте в гости не напросился? Сидел бы сейчас у печки, байки травил под сливовку…
— Людей нет.
— Двигаем тогда, — я старался говорить спокойно, но адреналин уже разве что из ушей не шел, — Выясним аккуратненько, что у нас тут случилось. Может, и ничего даже. Навес видишь вон там? Еще ящики под ним сложены? Туда перебежишь, как отмашку дам.
Открыл дверь осторожно, чтобы не заскрипела - сразу морозом повеяло, и дымом - дыма было куда больше, чем днем. А потом и выстрелы донеслись - далеко, зиру десять - пятнадцать, не меньше. Но уже точно в городе.
У трактира сюда только окна второго этажа выходят. Поставил бы я там наблюдателя, случись мне командовать? Да как пить дать. Будем считать, там не тупее меня люди сидят - если сидят, конечно.
Двинул дурацким утиным шагом, в полуприседе этаком, что бы поленницей от трактира прикрыться - еще подумал, что если банщик вдруг отлить вышел, а сейчас назад идет - то здорово удивится, меня увидев.
А нет, не удивится. Потому, что банщик у трактирного крыльца лежал - это уже от навеса увидел. И лежал так, как живой не вылежит, вон уже и снега чуть намело поверх его телогрейки - примечательной такой, с волчьей опушкой. Чем его так? В пузо пырнули, похоже - думал, а сам лихорадочно трактир оглядывал.
— Где же ты сидишь, рыба моя? — должен быть наблюдатель, не может не быть, только где? Как бы у альвы еще нервы не сыграли, мы тут не разведвзвод ДШБ, все же. Ага, вот тебе и курение убивает - это от трубки засветка по стеклу, что еще там может быть? И смотришь ты, голуба, точно не во двор, а забор по верхам оглядываешь в лучшем случае. Как понял? Да по курению на посту и тому, что окна целые в трактире оставили - берегут себя, простыть боятся. А то, что через такое стекло разве что альв что-то разглядит - это побоку.
Обернулся к бане, рукой махнул и через чуть Киру уже мне в плечо ткнулась, немного запыхавшись - молодец, тоже этак вприсядку пробиралась, взяла во внимание. Послушала меня, на трактир глянула.
— Не альвы.
— Точно? А то он нас оттуда и снимет к чертям.
— Альвы табак не курят, — подпустила снисходительности к голосу, — Ну и вообще - я его вижу. Селюк какой-то.
Что не драгуны городского полка в трактире сели - это я и сам мог сказать. Тем банщика убивать без интереса. Значит, дело имеем с народными массами, мать их ети, внезапно осененными классовой ненавистью. Хорошо это или плохо? Пожалуй, хорошо - только вот думается, что не будь там совсем вояк - так бы те массы в посадах и сидели.
— Вот та дверь - это на кухню, так?
Альва кивнула, чуть подумав.
— Вот и отлично. Сейчас очень быстро к нашему банщику двигаем, и оттуда вдоль стены - к этой двери. Идешь сразу за мной, если стрелять начнут - на месте не замирай, к стене рви напрямую, там не достанут, — черт, снова приходится под дулами в рост бегать, а мне и в прошлый не понравилось, — Давай, казак, атаманом станешь…
И мы дали. Восемь шагов по укатанному снегу, только сердце в ушах забухало - а так спокойно. Никто в нас стрелять не стал, и тревогу тоже не поднял. Унял дыхание, оглянулся - Киру почти не слышно за мной пробежала, замерла - только глаза в темноте мерцают. Теперь вдоль стены, аккуратно, чтобы какое-нибудь забытое ведро не задеть - шаг, другой, еще чуть. Где-то пару шагов оставалось, когда дверь открываться начала, под фразу:
— …может, есть кто?
— Ага, кум, — донеслось из-за двери в ответ, — Я…
В этот момент я и влепился в дверь всем весом, вывернув ту из петель и впечатав в заоравшего от неожиданности мужика так, что мы все вместе с той дверью на пол и рухнули, штукатуркой сверху присыпанные. Из темной кухни бухнуло, заложило уши, тулуп словно за рукав кто-то дернул так, что револьвер выпал, улетев куда-то по полу. Я буквально выдирал второй из кобуры, понимая - все, приехали, уже не успеваю, не успеваю - вот оно, дуло полтинника, прямо в рожу смотрит - даже заорал от злости. Но почему-то вместо выстрела услышал сдавленные матюги - а, собака, капсюль барабан заклинил! Я почти воткнул ствол в черную фигуру на фоне двери - бам! - кажется, до него даже дымный хвост дотянулся, так тут все близко. Бам! Бам! Тот, что у двери стоял - так ничком и повалился. И полтинник взведенный выпал, глухо звякнув сквозь вату в ушах. — Киру, револьвер ищи! — понимаю, что ору, но сам себя не слышу даже, — Да не тот - мой там, у плиты где-то!
Тот, что под дверью оказался только и успел, что очухаться и глаза вытаращить. Грохот сорок четвертого заставил альву зажать ладонями уши. С этим все. Дым глаза ест еще, но вытянет - дверь-то все, только воспоминания остались от двери. Перешагнул тело, из кухни выглянул - коридор вроде чистый, сколько я его вижу. А что у нас там? А там у нас должен быть трактир. А справа по коридору - выход к фойе, скорее всего.
— Револьвер твой, — альва буквально заорала мне в ухо, даже дернулся.
— Контроль, — кивнул на тело под ногами.
— Что?
— Пиф-паф, Киру, твою мать! Проконтролируй, — хотел правой пистолетик изобразить, но что-то плохо работает та правая. Правда, альва и так все поняла правильно. Бахнуло оглушительно, снова остро порохом потянуло.
— Меняемся, — свой с одним патроном ей сунул, принял полный, в сторону фойе кивнул, — Туда двигаем, еще один точно есть. Спину держи.
— Что?
— В тот конец поглядывай - хрен знает, кто там засел.
Везет, снова нам везет, уже даже не знаю как кому, надо хоть местной Великой матери свечку поставить - или что тут ставить принято? Снова мы без критических потерь обошлись - только с рукой вот что-то не то. Сжал кулак несколько раз - ну, пальцы работают, хоть, похоже, кровит здорово, ладонь аж липкой стала.
Фойе пустое, на дверях - засов кто-то сложил. Отлично, такой сразу не снесешь, даже лошадьми меньше чем за молитву не вырвать. А оборону я тут держать не собираюсь - мы ее вдвоем все равно ни хрена не удержим.
— Наверх? — Киру едва пошевелила губами, кивнула на лестницу.
Покачал головой.
— Эй, ты, там! — заорал, надсаживая голос, — С тобой ротмистр особых поручений говорит, слышишь? Бросай оружие, или в гранаты возьмем! До трех считаю! Раз!
А тут как, гранаты-то есть? Что-то уточнить забыл, охреневая в атаке, но Киру удивленных глаз не делает - может, что и есть какие-никакие.
— Два! — а нам вдвоем его оттуда не сбить, пусть там даже и действительно «селюк», как альва выразилась. Не сбить так, чтобы без риска совсем - а рисковать все, хватит на сегодня.
Сверху упал карабин, глухо стукнувшись об пол обитым медью прикладом. Обычное пехотное ружье, не охотничье - тут таким как раз драгун вооружают, ну и милицию тоже. А вслед за этим кто-то заорал хрипло:
— Не губи, вашество! Спускаюсь ужо! — и действительно, по лестнице скатился невысокий мужичонка, какой-то жалкий совсем. Глянул на нас - чуть не заплакал, такое ощущение:
— Так ты не ротмистр ни хрена, и вона нелюдь тожа…
— Тебе разница есть, что ли? — показал альве - держи его, мол, а сам к стене привалился - что-то совсем захорошело, надо срочно руку осмотреть.
— Так уже нету, твоя правда, — мужичонка глянул, чисто крыса, ощерился даже, — кончите меня, поди, душегубы?
— Сколько вас было?
— Десяток был. Да Филип и старшие его тудой пошли, по-над Зыбкой, — мотнул тот бороденкой.
— Тут сколько осталось?
— Почитай, трое, со мной если.
— Тебя вычеркиваем, — поморщился, когда выстрел ударил - так недолго вообще оглохнуть к чертям собачьим. Сунул револьвер в кобуру, подошел, перевернул носком сапога скорчившееся тело - тут контроля не надо, по месту пришло. Сел на лестницу рядом, а потом и просто на нее лег, не удержавшись. Твою мать, как голову-то кружит.
— Зверь, ты чего?
— Киру, за стойкой глянь тряпок каких... Нет, стой - снимай ремень.
Вот и пояс, что Шарап нашел, пригодился. Выпутался из тулупа - конец одежде, тут уже стиркой ничего не исправить. Жаль, привык к нему. Вытянул нож, взрезал куртку с рубахой - плохо дело, из-за крови не разглядеть особо, но похоже кусок бицепса выдрало.
— Постой, сейчас, — перебросил альвский пояс вокруг плеча, продел в бляху и сунул конец в руки Киру, — Тяни. Ногой упрись сюда вот… Все, сойдет, теперь тряпок посмотри - там должны быть, рушники или еще что.
Она кивнула, двинулась к стойке. Молодцом держится, но то и понятно - уже видел, на что альвы способны, не удивляет. Прислушался к себе - похоже, адреналиновый отходняк лупит, а крови вроде и немного потерял - пить не хочу пока. Плохо, что рука болеть начала - а до нимесулида местная фармакология вряд ли додумалась. Если расклеюсь - конец, без вариантов.
— Тут приказчик, зверь, — Киру рылась за стойкой, чем-то гремя, — похоже, эти ему голову прострелили.
— Черт с ним, — непонятно, что дальше делать - вот это проблема, а приказчик - ну, не повезло ему. К Подбийпяте прорываться? А дойду? Не говоря уж о том, что активно мешать будут - не мне, так альве.
— Вот, держи, все что нашла, — альва та самая мне сгрузила какие-то салфетки, или еще что-то такое, кипельно-белое. Сбил подушку, наложил - это не ИПП, неудобно адски просто. Затянул, как смог - вроде держится.
— У тебя той штуки не осталось? Ну, во фляжке была, травой еще воняла?
Альва покачала головой:
— Совсем плохо, да?
— Переживу.
И тут входную дверь дернули так, что засов в уключинах заскрипел. И сразу заколотили по ней дробно - тяжело так, словно молотками лупили. Приехали, похоже. Кто бы там не ломился - один хрен, друзей наших там быть не может.
Киру вцепилась мне в левую, дернула вверх, сверкая глазищами:
— Вставай! Давай, твою мать, ну!
Выдернул ладонь, вцепился в перила, поднялся - едва не выблевал, так голову повело. Наверх бы доползти, а там с рычажкой еще им устрою взятие Бастилии. Ага, доползти. Плевая задача, начать и кончить.
— Обопрись на меня! Да хрена ты такой вялый?! — Киру рычала, ощерившись всем набором клыков, — Давай, звереныш, не вздумай тут подохнуть!
В дверь вдруг перестали долбить, и кто-то рявкнул, явно пробуя взять на испуг:
— Добром открывайте, скоты - живы останетесь! Знаем, что трое вас всего, ну?!
Черт, я даже сразу и поверить не смог.
— Стой, нечисть, да стой же! — альва все еще пыталась втащить меня на ступеньку выше, — Стой, говорю, уймись, отбой помирать - там Хильдсон.
— Сестра, на засеке знают?
— Нет
— Нет? Телеграф оборвали?
— Нет. Не знают и не должны узнать. На свои силы рассчитывай, полковник.
— Последнее слово вам! — снова рыкнули на улице, — Потом пеняйте на себя!
— Пан Хильдсон, осади, свои! — заорал я в ответ, — Сергий Гаврилов, помнишь такого?
Черт, не свалиться бы, ноги просто ватные, только на морально-волевых и держусь.
За дверью притихли на чуть, словно оторопев, после снова тот же голос продолжил - уже, правда, заметно спокойнее:
— Ты, что ли, пан Сергий? А ну, пусть альва твоя чего-нито скажет?
— Альва здесь, кузнец, — Киру зло оскалилась, будто тот мог ее через дверь увидеть.
— Ну, тогда открывайте, что ли? — опознались, слава богу, одной проблемой меньше.
— Сам удержишься? — Киру в глаза мне глянула, качнула головой в сторону двери, — Засов сниму.
— Да уж как-нибудь, — и не удержался, конечно - сполз задницей на ступеньки, только она меня отпустила. К перилам привалился, пробуя не наблевать - совсем хреново, уже сознание ехать начало. Если бы плечо не дергало все время, то вообще бы поплыл, а так цепляюсь еще.
Альва сбежала вниз, дернула засов, вывернув его из крюков, и вслед за паном Хильдсоном в трактир ввалилось еще трое: два одинаковых с лица цверга, этакие копии кузнеца, только выглядят моложе и бороды покороче будут, а еще мужик, который, почему-то, мне нашего, советского, Портоса напомнил - разве что без усов и бородки. Но хрен с ними, с усами - на ремне через плечо местный Смирнитский тащил, натурально, пушку. Серьезно к вопросу подошли, ничего не скажешь. Что это за дура у него такая впечатляющая?
— Поздорову, пан Гаврилов, — Хильдсон ухмыльнулся, бороду расправил, оглядываясь, — И ты, альва, тоже здравствуй. Хорошо, что голос подали.
— Поздорову, компания, — я вяло махнул левой, но правое плечо все равно прострелило - даже рожу перекосило.
Мотнул головой в сторону:
— В зале может кто-то быть, и нумера еще вверху - мы не проверяли, имейте в виду.
— Трое должно быть душегубов, — Хильдсон оглянулся, нашел взглядом того самого Портоса, — Пан Данек, глянь, что там в трактире. И вон, Свени пусть с тобой сходит. Только засов сначала на место положите.
Пан Данек молча кивнул, в одно движение вбросил на место засов, намертво задраив дверь, а после перебросил на грудь свой непонятный карамультук и в компании одного из цвергов сунулся в арку, что в зал вела.
— Мы троих и списали, пан Хильдсон, — я проводил пару глазами, а после плавно так ткнулся лицом в колени. Все, приплыли, похоже.
— Хрена ты ждешь, цверг? Порошок есть у тебя, ну?! — Киру, конечно - вцепилась мне в плечи, задрала голову.
— Зверь, не смей подыхать, слышишь? — а это мне уже, и посмотрела так, словно сейчас в горло вцепится.
Я, кстати, и не особо против.
— Следи за языком, альва, — Хильдсон своими ручищами Киру аккуратно так отодвинул, наклонился ко мне, — И хрена ты молчал, пан Сергий - думал, само заживет? Чем это тебя так?
Перехватил повязку ножом, на пол бросил, присвистнул даже:
— Хререк, порошок дай. Великая мать, тут шить надо, полтинником прилетело, похоже. Угораздило же тебя, пан рыцарь, мать его ети.
Повернулся:
— Альва, шить умеешь?
— Если есть чем.
— Найдем, — Хильдсон взял протянутую ему коробочку резного дерева, щелкнул крышкой, откинув ее в сторону. Потом осторожно примерился своей ладонью-лопатой, набрал щепотку тускло блестящей пыли и высыпал на рану - дернуло болью так, что я замычал даже, как железом прижгло.
— Под второй крышкой шелк и игла есть. Справишься? — цверг пихнул аптечку в руки Киру, и, не дожидаясь ответа, заявил:
— Пока нумера глянем.
Цверги утопали наверх, и слажено так, в паре шагов друг от друга. Учил их кто-то, точно. Да и с практикой, как мне кажется, сложилось.
— Рот открой, — Киру сунула мне обмазанный тем же порошком палец, — Давай, не кривляйся!
Горечь отвратительная, до боли - перекосило, словно лимон сожрал. Хотя лимон рядом с этим так, покурить выходил. Жуткая мерзость.
— Еще?
— Достаточно пока, — покачал головой, сглатывая слюни, — Полегче, вроде.
А альва на меня посмотрела, потом на коробочку, где уже успела крышку сдвинуть, и снова на меня:
— Так. Ты ведь знаешь, что с этим всем делать, да?
— Твою же мать, Киру… — ну да, кто бы сомневался, — Погоди, дай сообразить.
Знал когда-то, просто мысли в кучу тяжело собрать. Быстрее действовать надо, пока порошок еще работает:
— Так, горе мое… Да не хватай ты иглу руками! Вон, зажим возьми - да, те щипцы, что поменьше. Теперь сдвигай края. Я помогу. А, м-мать! Так, теперь прокалывай - нет, чуть ближе надо.
— Не шипи на меня, зверь! И так страшно.
— Я что? Я ничего, — скрипнул зубами, выматерившись про себя, — Все правильно делаешь. Молодец. Теперь нитку вокруг оборачивай. Достаточно, затягивай. Не сильно туго, вот - в самый раз.
Cправились, с горем пополам, за молитву с четвертью - даже кровило не сильно в результате, когда ремень с плеча сняли. И вообще, для первого раза неплохо вышло, если меня спросить.
Сверху еще щепоть порошка высыпали, а вторую Киру в бутыли с остатками сливовки разболтала - резко так травой запахло, знакомо.
Выпил, закашлялся до слез - глотку обожгло, словно живого огня принял. Но вроде и помогло, прилечь на лестницу больше не хотелось.
— Лучше? — Киру уселась рядом, вытирая руки о какой-то рушник, что чудом на повязку не ушел.
— Лучше. Что бы я без тебя делал, — попробовал руку сжать - нормально, работает. Болит - но скорее так, для галочки, не отвлекает особо.
— Не ерничай, зверь. Я старалась.
— И не думал даже, ты кругом молодец получаешься.
Глянула подозрительно, но вроде бы поверила.
— Дальше что делать будем?
— Не знаю пока. Я бы к капитулу пройти попробовал, но ты же с цвергами не останешься?
Киру кивнула:
— Точно. Тупое решение, знаешь? Другое придумай.
Тут как раз цверг по лестнице затопал - один, что интересно.
— Пусто, — уселся рядом, карабин между колен поставил, — Пусто, и нумера вроде не грабили - диву даюсь, как это черти посадские удержались?
Ткнул сапогом давешнего мужика, сплюнул:
— Племянника на улицу глядеть посадил - мало ли, а там как раз флигелек есть удобный. Ты как, пан рыцарь? Попустило?
Кивнул, потом поднялся, за перила схватившись - нормально, не мутит, и голова не кружится, разве что пить хочется. Надо себе будет такого вот порошка в обязательном порядке достать, кстати. Магический, что ли? Скорее всего, какой же еще. И стоит наверняка как чугунный мост.
— Как вообще в городе, пан кузнец?
— В городе хрен знает что, пан Гаврилов, — Хильдсон снял с пояса флягу - тот самый цвергский самогон, поди, с заковыристым названием, — В центре стрельба стоит - и странная, как по мне, заполошная такая. Не поймешь, кто с кем воюет. Данек вот еще говорит, что посадские ворота взяли. Драгун оставшихся опрокинули, кого убили, кто сам к ним примкнул. Оружейку разграбили. Мало нам альвов было, храни Великая мать, так теперь еще и эти.
Кузнец приложился к фляге, запрокидывая голову. Выдохнул:
— Тебе не предлагаю, нельзя на порошок сверху.
Ну, нельзя - так нельзя, ему виднее:
— Дальше что делать думаешь?
— Да что тут думать? У меня пересидим - до утра уж продержимся, а там пехота от засеки подойдет.
Ну, разумно в целом - у меня-то все равно мыслей нет. Дом у цверга - если это тот, где и лавка - натуральная крепость, таким вот мародерам там делать нечего.
— Добро, пан кузнец, вещи только соберем, и двинули.
Тот кивнул:
— Пока Данека проведаю - что-то он там в зале застрял.
Поднялись на второй этаж с альвой вместе - да, определенно с этого порошка полегчало, вполне бодро себя чувствую. Прихватил кувшин со столика, где коридорный сидеть должен, воды глотнул - стало совсем хорошо, только слегка в плечо отдает, если резко рукой двигаешь.
Собрали наши нехитрые пожитки, и рычажку забрал - еще подумал, что крепление ремня переделать надо. Высыпал на столик горсть патронов, выщелкнул одну за одной отстрелянные гильзы.
— Зверь, а тебе не интересно разве, почему цверги вообще сюда явились? — Киру плюхнулась на кровать, заложила руки за голову и на меня уставилась, голову этак на бок склонив.
Я плечами пожал - один, пропуск каморы, и следующий с легким звяканьем в барабан уходит. Приятная работа, нервы утрясает.
— Да думаю, оставшихся семь встретили, нет?
— Может и так.
Подумал, и скатеркой пороховую гарь с револьвера вытер - думаю, у трактира это будет самой меньшей проблемой за ночь. Сгорел сарай - гори и хата. Сунул в кобуру, второй вытянул.
— Ты, панна Кирилла, вообще никому не доверяешь?
Первый, пропуск каморы, следующий.
— Тебе вот доверяю - мало, что ли?
— А остальным?
Она хмыкнула, спрыгнула с кровати:
— А у остальных, зверь, всегда, почему-то, свой интерес есть.
— Вот как? — я поднялся, второй револьвер в кобуру засунул, подхватил видавший виды мешок луковецкого старосты, — Принято, Киру, хорошо. Готова?
Тут в дверь стукнули и следом заглянул тот самый цвергов племянник, что на часах был, вроде как. Обвел нас взглядом, чуть на альве задержавшись:
— Пан рыцарь, —говорил он с каким-то лающим акцентом, но правильно, слух не корежило, — На реке движение какое-то, ты бы посмотрел?
И снова на альву так глаза скосил, что понятно стало - это ей бы глянуть, с ее ПНВ встроенным, только просить он ее больно не хочет.
— Дядьке сказал? — я сразу дунул в лампу, погасив тусклый огонек. Поморщился от керосиновой вони и к окну шагнул, стараясь в тени держаться.
— Так нет его внизу, пан, — цверг тоже подошел, и голос понизил, словно кто-то подслушать может, — Третья баржа отсюда по нашей стороне, где-то четыре зиру до нее. Та, где название белым написано, видишь?
Я чуть вперед подался, в самый эркер. Подождал, пока глаза привыкнут и баржу ту нашарил взглядом. Баржа как баржа, дровяная, понятно - какой ей еще быть. В лед вмерзла - с осени стоит, и название какое-то белой краской намалевано. Купец с выдумкой оказался - обычно баржи без всяких имен вполне себе обходятся.
— Что там, Хререк?
— От флигеля лучше видно было б, пан, но …
Тут я сам увидел, не дожидаясь ответа - красным фонарем с той баржи поморгали - дважды слитно, а потом и еще раз, через паузу, одиночным и парой двойных.
— В третий раз уже, — пробурчал цверг, — А может и больше, пока я тут ходил.
— Думаешь, семафорят тем, кого мы тут сложили?
— Вот бы узнать, пан рыцарь. Но фонарь военный, со шторками - его со стороны не видно.
— Уверен?
— Ну, — цверг задумался вроде, — Похоже, что так, ручаться не буду. А сигналов таких не знаю, пан.
— Не знаешь, или забыл просто?
— Не, не наши точно, — Хререк странно так на меня глянул, но от вопросов удержался.
Кажется мне, или на самом деле тень там, в навале дров, чуть сместилась? Еще и стекло мутное, детали скрадывает, и не выставишь сейчас - точно себя обнаружишь.
— Киру, давай ты лучше, — чуть сдвинулся, альву рукой поманил.
— Что искать? — подошла, неслышно совсем, проследила, куда рукой указываю.
— Того, чего на барже быть не должно. Наблюдателя ищи - вроде того, что в трактире был. Только этот, думаю, лучше прячется - поэтому, не знаю, смотри, где дрова как-то иначе лежат, такое вот что-то.
— Угу, умеешь ты объяснить, — альва двинулась ближе к окну, всмотрелась своими черными глазищами, — Под баржей со льда на набережную сходня прокинута - это необычно или как?
— А хрен его знает, — я пожал плечами, — Может, и необычно. Еще есть что?
— Не вижу пока, погоди.
— А есть разница, пан, кто там сидит? — поинтересовался Хререк, тоже глаза в сторону баржи таращивший.
— Да. Если драгуны, то даже и к лучшему, думаю. Увидим.
И тут мы все увидели - и мы, и добрая половина Тунава тоже. А остальные совершенно точно услышали, даже если и не хотели.
Потому что со льда за баржей в разом почерневшее небо выстрелила «Точка», оглушив грохотом и придавив реактивным ревом к полу. Кажется, даже пыль с потолка посыпалась и стекла в переплете звенеть начали, а зрение мне так просто выключило в момент беспощадным бело-синим светом.
— Ох..ть, — это у меня как-то не по-рыцарски вышло, пан Подбийпята не одобрил бы. Но эмоции выразило почти точно, — Ох..ть! Откуда тут, бл…, «Точка» взялась?!
— Какая точка еще?! — альва обернулась, зыркнула пурпурными фонарями, заставив цверга Великую мать помянуть, — Что ты несешь, зверь? Это амманский боевой маг!
Тут в городе - далеко, к центру ближе - бухнуло, и тяжело так, простонало прямо. Ощущение, что даже пол дрогнул, хотя ерунда ведь, не могло так сильно рвануть. А следом захлопало, словно там вдруг салют начался.
Угу, салют.
— Арсенал, — цверг тихо так сказал, едва слышно, — Это по арсеналу ударили.
— Да хрен с ним, — Киру дернула щекой, рванула меня за руку, к самому стеклу, — там, на набережной - видишь, ну?
Ага, со льда на мостовую по тем самым сходням перебираются. Вижу, конечно, альвом тут быть не нужно. Сколько их? Успел шесть силуэтов разглядеть.
— Шестеро?
— Минимум десяток, — поправила меня альва, — Еще четверо раньше прошли. К нам?
— Черт его знает. Считаем, что так. Сколько магу их нужно, чтобы этой дрянью шарахнуть? — рассчитывал, что Киру ответит, но голос подал цверг:
— Да хоть с колес, если с собой чего тащит. От своего алтаря может бить вообще моментально, с шаром - ну, молитва ему на подготовку где-то.
— Тут алтарь может быть?
Хререк поморщился:
— Ты, пан, где служил-то? Алтарь строить - год. Тут только шар - ну, несколько пусть, но не много - там сложность какая-то с ними, много не сделаешь.
— По нам такой вот штукой ударить могут?
— Да откуда я знаю? Вряд ли, заряду пожалеют.
-- Если нет?
-- То трактир сложат, на хрен, в кирпичи.
— В нашу сторону держат, вдоль домов, — Киру дернула меня за рукав. Только повернуться и успел, когда на другом берегу, где-то между складов, вдруг забился желтым огонек, и окно на меня просто высыпало. Пули ударили по стене, зажужжали, вышибая куски штукатурки и кирпичную пыль, взлохматили щепками дверь напротив. Я прямо в битое стекло рухнул, не помню даже - как, инстинкт сработал. И альву за собой дернул, сшибая на пол. Черт, у нее кровь по лицу или что?
— Жива?! Киру, твою мать!
— Стеклом порезалась. Да не тряси ты меня! — тут только понял, что ору, как на пожаре.
— Хререк, ты как? - оглянулся, и тут снова пулемет от складов заработал и почти точно ударили, хотя, вроде, разлет должен быть дикий - срикошетило с визгом от стен, заволокло пылью от побелки, заставляя в пол вжаться.
— Ползком давай, — в сторону двери головой мотнул, подтолкнул альву, а сам на четвереньках, колени отбивая, к цвергу рванул. Тот упал, где и стоял - почти что головой в камин воткнувшись.
Перевернул его, выматерился в полголоса и за Киру в коридор дернул, пригибаясь - тут уже порошок не поможет. Cчитай, лица у Хильдсонова племянника не было - в затылок прилетело, потому и не увидел сразу.
— Вниз, быстро!
— С цвергом что?
— Кончился цверг. Вниз давай, к Хильдсону. Скажи, пусть дверь держат - могут с гранатами сунуться.
— Зверь, твою мать!
— Что непонятного!?
— А ты?
— Бегом давай!
Убедился, что она к лестнице припустила, а сам дернул в другой конец коридора - там флигель был такой, помнится, чуть на улицу выступающий, из него Хререк как раз за набережной и наблюдал.
Пока бежал - от складов еще дважды машинка отработала, вываливая в коридор пласты штукатурки и заставляя нервно материться от страха. Ага, крайний номер, сюда мне и надо - и дверь цверги уже выломали, когда этаж осматривали. А хорошая комната, побогаче моей будет.
Стул схватил, выставил к стене ближе, так, чтобы свет от окна не попадал, сверху на спинку рычажку пристроил, глянул вдоль набережной - благо, окно тут этаким эркером выстроено было, почти до самой баржи все просматривалось.
Боялся, честно сказать, что как раз под пулеметом сюда вражины и рванули - им там от силы три зиру пробежать. Так, что даже успокоился, когда на улице их разглядел - неспешно двигались, этакой колонной, где-то в двух футах от стен держась - грамотно, чтобы рикошет не поймать. Чисто фашисты в белорусской деревне из фильмов про Отечественную. Грамотно шли, да - если по другой стороне улицы такая же колонна идет. А так получается - просто удобно. Для меня удобно, а для них точно вечер не задался, вот прямо уверен в этом. Хреново, что винтовку не пристрелял - надеюсь, что пан Хильдсон этим озаботился, чувствуется в нем ответственный подход к делу. Аккуратно первого в колонне на мушку насадил, где-то в центр масс прийти должно - тут расстояние с зиру примерно, прямой выстрел считай. Быстро отучитесь разгуливать как на параде, метод сбоев не дает.
Сорок четвертый длинный ударил оглушительно, так, что даже лязга затвора не было слышно, только то, как меня куснуло у большого пальца почувствовал. И моментально второй раз, на волосок выше, еще успев увидеть, как первый падает, руками всплеснув. А теперь ходу отсюда, ходу - вылетел из дымного облака, когда снова по стене пулемет ударил, рванул по коридору к лестнице. Все, шанс огрызнуться использовали, больше не дадут. Тут флигелек этот, по сути, единственная позиция, где нормально набережную видно, лупить будут на любое движение. Скатился вниз, чуть на ступеньках не навернувшись, оглядел компанию - вроде целы все, хотя по двери отметины от пуль вижу.
-- Что там, Сергий? -- пан кузнец от арки, что в зал ведет, оторвался, навстречу шагнул.
-- Одного сложил, второй под вопросом.
-- Хререк?
-- Нет больше Хререка.
Цверг сморщился, скрипнул зубами, выдал на своем что-то матерное явно.
-- Уходить нужно, пан кузнец, -- глянул на него и понял сразу - хрен там. Хрен там он куда уйдет, разве что прямо на тот свет.
-- Вот и иди тогда, -- осклабился больно нехорошо и на лестницу шагнул.
-- Хильдсон, твою мать, они просто трактир сложат на хрен! -- последнюю попытку сделал, -- Сам помрешь и людей погубишь, понимаешь, борода? У тебя как, семья есть?
Кузнец рукой махнул, даже не обернувшись:
-- Тут моя семья. Тебя не держу, ясно?
-- Ясно, в бога, в душу, в мать, кузнец, -- обернулся, Киру глазами поймал, -- Ходу, альва. Бывайте, добрые люди.
-- И тебе удачи, пан Гаврилов, -- пан Данек, что мне все Портоса напоминал, отозвался, а второй - Свени, кажется? - только рукой махнул.
Рванули по коридору, к кухне - там, где первые два разбойника так и лежали, выскочили во двор - в этот момент опять тарахтенье с того берега донеслось, посыпался на мостовую битый кирпич. Это цверг уже воевать начал или так, от избытка патронов лупят?
-- К поленнице, -- кивнул альве, и уже через двор двинули. Второй раз за сегодня по нему бегаю, как идиот - то в одну сторону, то в другую, язык высунув.
Перебросил мешок через забор, на поленницу влез, прыгнул, едва за край того забора уцепившись, подтянулся, уселся сверху, холодея от мысли, что сейчас в этот проулок вражины и выбегут - а я тут ровно как петушок на палке. Альву за руку втянул, на ту сторону опустил, сам следом спрыгнул - и сразу по улочке рванули, мешок уже на бегу подхватив. М-мать, длинный какой забор-то! Пока до угла добежали - семь потов сошло, все думал, что не успеем.
-- Стой, Киру, -- плюхнул мешок на мостовую, -- Поможем добрым людям. Чем сможем.
Глава семнадцатая, где герой совершает анабасис по ночному Тунаву, попутно узнавая много нового из того, что не сильно-то и хотел узнать
— Ортуз-эфенди, ваш покорный раб просит…
— Уймись, Болек, — Ортуз вытянул гудящие ноги к камину - черт с ними, с сапогами, — Уймись и скажи, что там случилось?
После того, как в самом Тунаве дважды ударил амманский маг, Ортуз, купец первой гильдии, был уверен, что не удивится ничему, даже если с неба камни пойдут вместо снега.
— Да ты совсем двинулся, как эти, из Аммы, прибыли. Хорошо, хоть вино еще пьешь, — Болеслав, высокий, уже начинающий лысеть мужик, прищурился, выбрал бутылку на столе, плеснул в чарку.
— К делу, Болек!
— А то что, прикажешь задушить меня? — ворцалец опрокинул стопку, утер рот, — От Елены человек пришел - тебе будет интересно послушать, что он там говорит.
— Нашли?! — Ортуз взвился из кресла так, что каминный экран, задетый неосторожным движением свалился внутрь, поднимая искры.
— Похоже на то, если гребаная ведьма не пробует задурить нам голову.
— Зверь, какого черта?!
А я что? Я плюхнулся в растоптанный, черный от угольной пыли снег, едва булыжники накрывающий, пристроил рычажку поверх мешка. Вот почему такие в свое время в армию не пошли - неудобно лежа бить, приходится боком разворачивать, чтобы патрон подать. С мешка вроде и нормально, но сам при этом локтями в камни упираешься - долго так не вылежать. Но долго и не надо.
— Зверь!? — Киру зашипела из-за спины, уже совсем зло.
И еще следить нужно, что бы подаватель не уперся во что-нибудь или дряни какой в магазин не набилось.
— За углом держись, горе мое, — черт, а ведь хана одежде теперь, еще и мокрым потом по морозу бегать придется. Вот о чем всерьез жалею - не додумались тут еще до брезента. Или додумались, но одежду из него не шьют? Ничего такого в памяти покойного Вьюги нет.
Ну, и где они? Уже подмерзать начал - или это от нервов? Жаль, со стороны на себя не посмотреть. Да нормально вроде, нормально - грязно-синее на серо-черном, и в тени еще от стены, нормально - не разглядишь, если не всматриваться. Тут похолодел даже - а если сразу проулком обходить затеяли? Тогда сейчас я им прямо в профиль, выходит, да? И ведь, зараза такая, не обернешься - сразу позицию вскроешь. Вся надежда на Киру и ее глазищи, должна первой заметить.
Не начали обходить, неуд им за тактику. C занесением в грудную клетку. Первый - белое лицо на черном фоне соседнего здания - глянул мельком, машинально скорее, и дернул через улицу к «Голове», чуть пригнувшись. За ним двое, парой - чуть проводил стволом, выбирая упреждение. Выстрел!
Сорок четвертый длинный, пуля в четыреста грейн - почти унция мягкого свинца. Один утыкается рожей в мостовую, проезжает чуть, по слякоти распластавшись.
Выстрел!
Другой тоже валится - ни крика, ничего, да и не бывает никакого крика, когда с сорока футов в грудь попадает магнум, тут вам не кино. Прокатывается кубарем вперед, как и бежал - и все.
Бам! Бам! В эту кучу посреди улицы, еще дергающуюся. Прицел на угол дома перебросил, дал двойку туда, выколачивая кирпичную пыль - вонь пороха и горящего масла, дым глаза режет немилосердно. Все, тут у нас не Брестская крепость, руки в ноги и бегом, пока не обошли. Еще двойку по тому же углу, где мелькнуло что-то - и рванул с низкого старта, мешок подхватывая. Даже руку о ствол обжег, когда рычажку за спину закидывал.
Только успел за угол вывернуть - в проулке ударили револьверные выстрелы, и следом сразу хлопнуло, взвизгнуло рикошетом по стенам, заставив матюгнуться и снова в кашу под ногами упасть. А вот и гранаты пошли. Не добросили совсем чуть - серьезно я Великой матери за эту ночь задолжал, ничего не скажешь. И уверен, уже минимум пара вражин вокруг соседнего дома бежит в этот самый момент.
— Жив!? — Альва приземлилась рядом, разбрызгав коленями грязь, черные глазищи полыхают пурпуром нестерпимо просто.
— В порядке, — зарычал, снова с места подхватился, кляня разъезжающиеся по скользкой мостовой сапоги, — В тот вон проулок, бегом!
Перебежали, потом вдоль по улице припустили, врезались в каких-то совсем не боевого вида мужиков - не разглядел их в темноте даже, только пятна лиц мелькнули и кислой овчиной с махоркой пополам пахнуло, когда они от нас в стороны ломанулись. За кого приняли, интересно?
И тут сзади ударило так, что я даже подпрыгнул на бегу, оглядываясь. Это не меньше кила тротила, если меня спросить - хотя нет тут никакого тротила. Нет ведь? И снова гранаты глухо так захлопали, почти не слышно на фоне разгоревшейся снова стрельбы. Воюет пан кузнец, молодцом.
Пронеслись мимо ряда возков, каким-то ящиками набитых, что почти улицу перегораживали, свернули в подворотню - проходной двор, снова везет нам. В дворницкой дверь стукнула, ударила полоса желтого света, кто-то даже окликнул нас - точно, рапиру на поясе разглядел, поди, и обрадовался - но останавливаться не стали. На соседнюю улицу вылетели, меся грязь сапогами - кровь в ушах колотит так, что не слышно ни хрена. Бегут за нами?
Очередной угол - узкий такой проулок, какие-то лотки грудой свалены и гнилыми овощами прет, как в советском овощном.
— Стой, — выдохнул, перехватил рванувшую было вперед Киру, прижал к стене за теми самыми лотками непонятно из-под чего, — Стой, подождем чуть.
Сдернул с плеча рычажку, умостил поверх лотков, вложился, вдоль стены вытягиваясь и прикидывая, сколько там еще в магазине осталось. Сам ведь не помню, сколько раз выстрелить успел.
— Тебе сегодня повезло, панк? — буркнул, ухмыляясь все шире. А вот это уже так себе признак, отходняк пошел. И ружье водит - но да хрен с ним, я с двадцати футов не промахнусь в любом разе, будьте уверены.
— Что? — а черт, опять я на русском сказал?
— Сразу по выстрелу бежим, вот что. Гранатами забросают, — кажется, даже губами не шевелил - так тихо вышло. Как бы еще пульс унять? Колотит в виски бешено, сосредоточиться мешает.
А тут здорово темно, темнее, чем на улице - нависают верхние этажи, небо почти перекрывая - если кто-то сунется, ему хоть чуть времени нужно, что бы глаза привыкли, а сам торчать будет как мишень в тире. Да еще альвовы глаза за нас играют, наверное.
— Киру, ты вот этот свет как-то притушить можешь? — шепнул чуть слышно уголком рта.
— Какой еще свет, зверь?! — или я чего не понимаю, или она что, сама не знает?
— У тебя глаза светятся.
— Знаешь, понять не могу, — альва прямо в ухо прошипела, — это шутка дурацкая, или ты окончательно головой поехал?
Интересно девки пляшут. Я тоже вот этого понять не могу - нет, что не шучу - это точно, а насчет головы - вопрос хороший. Обдумать надо.
— У тебя глаза пурпуром светят, как два фонаря, хочешь верь, хочешь - нет.
Киру фыркнула, но смолчала - и слава богу. Вообще - тихо вокруг. В смысле - людей нет, не только погоня сапогами не топочет, а просто никого не видно. И от центра действительно какая-то заполошная стрельба идет, точно пан Хильдсон выразился - не поймешь, кто там с кем воюет, но порохом даже тут тянет. Прислушался - со стороны Зыбки вроде не слышу ничего, и пулемет там тоже молчит. Понадеемся на лучшее.
— Долго еще ждать будем?
— Сколько нужно.
— Никто не придет.
Сколько там прошло? С молитву времени, может и больше даже. Порядком, в общем, да.
—Никто не придет, а ты скоро свалишься от порошка, это знаешь? Не хочу снова тебя тащить.
— В прошлый раз все хорошо было.
— В Йльзене? Какой же ты дурень, — устало так протянула альва, — Там совсем чуть было. А сейчас - сколько, унция в тебе?
— Ну, где-то там и есть, — задумался я. А верно - и плечо потихоньку ныть начинает, и голова тяжелой становится. Плохо дело, если так.
Повернулся, позволяя рычажке повиснуть на ремне, привалился спиной к холодной стене.
— Так, — подумать надо, что за перспективы у нас, — У меня, кроме пана рыцаря, как-то ничего не придумывается. К Подбийпяте в гости пойдешь, княжна?
— А капитул как же?
— А сдается мне, что вот эта вся свистопляска в центре - как раз вокруг капитула и идет. Да и пан рыцарь там больно близко живет, но другими друзьями я тут не обзавелся, — выдохнул, протер глаза - точно, голову чуть кружить начинает, — А ты, княжна?
— Друзьями - нет.
— А кем - да?
— Ты, пан Гаврилов, вообще никому не доверяешь? — Киру блеснула клыками в темноте, — Даже мне?
Кажется, я что-то такое почувствовал еще до того, как знакомо взревело где-то за домами, там, за спиной. Пробрало до костей оглушающим реактивным воем. Высветило все до последнего булыжника на мостовой бело-синим.
Сам не понял, как успел дернуть альву к себе, вжимая лицом в куртку - и чудовищная, нереальная дуга встала чуть в стороне, растянулась над городом, ткнулась куда-то там, в центр. И вот тогда ахнуло так, что земля в ноги ударила, а нас присыпало рухнувшим с крыши снегом.
С треском раскололась о мостовую одинокая черепица.
— Твою мать, — только и протянул я, глядя, как светлеют тучи над головой, наливаясь красным, — Твою мать..!
— Пусти меня, ну! — альва отстранилась, ткнувшись в грудь кулачками, глянула вверх. Обернулась и зарычала, зыркнув черными провалами, — Огненной картечью ударили!
— По капитулу?
Издалека, едва слышно, рассыпал медью набат - если бы стрельба не утихла чуть, то и не заметил бы его, наверно.
— Откуда я знаю? — она как-то странно дернула плечами, оскалилась, уставившись на меня — Откуда я это могу знать, зверь?!
— Успокойся, — я даже руки приподнял - мир, мол, дружба и такое вот все, — Не знаешь, понятно.
— Все с центром, закончился — сдавленно сказала Киру, отвела глаза, вроде даже и виновато, — Теперь там… Если осталось что - все равно не пройти.
Помолчала, мостовую перед собой разглядывая. Мимо проулка пробежала пара силуэтов - темные по темному, не поймешь даже кто - не обратив на нас внимания, а может и не заметив.
Альва проводила их взглядом, махнула рукой, будто какое-то решение приняла, и не из приятных, — В центр не пойдем, а тебе надо где-то выспаться, так?
— Раз ты говоришь…
— Идем, — вцепилась мне в руку, — Ну?
— А куда, могу узнать? — я с места не двинулся.
Пурпур в ее глазах вспыхнул ярче.
— Идем, зверь, я расскажу по дороге, только идем, пожалуйста.
Мы шагали мимо домов с задраенными ставнями окнами, стуча каблуками о булыжники там, где не было грязно-снежной каши.
— Я каэрда. Это значит ведьма. И Мирела тоже, если тебе интересно. Интересно? Осторожнее, дерьмо.
Тут по большей части дерьмо, могла бы и не предупреждать.
— Каэрда Те Кирилла Киру Кассиру, это будет - ведьма крапивы и тумана. Крапива - так ты меня зовешь на старой речи. Хорошее имечко. Тебе смешно, зверь? Нет? Вот и мне не смешно. У вас таких называют провидцы. Мозгоправы. Обманщики. Оракулы. Сам выбери нужное. У альвов мало ведьм, зверь - я, например, других не знаю. Мирела? Да, конечно, еще она. Не спрашивай о ней, хорошо? Я ведь совру. Тут направо. Стой!
Она глянула куда-то в чернильный мешок угольного подвала, пожала плечами, снова потянув меня за руку:
— Пьяный какой-то. Нам и повезло, и нет. Хотя по большей части - нет. Когда пришли амманы, до последнего казалось, что Чеккая устоит. А может, просто мы хотели в это верить? Сейчас уже без разницы. Ты, конечно, не видел Ятлицких гор? И крепостей по границе тоже? Я не знаю, сколько там амманы положили своих, но много, десятки тысяч. А потом стало некуда бежать - разве что через Порубежную топь, которую и мы едва прошли. А ведь были старики, дети... Нас согнали в нелюдское поселение, зверь - я не буду рассказывать тебе, что это, и никому не буду, даже если меня Великая мать спросит. Но думаю, она не спросит.
Альва дернула щекой, прищурилась:
— Не спросит, точно. Тут вот к той вывеске, и потом вправо.
Вывеска? Точно, что-то там про бакалейные товары, и под ней почти, на углу, трое мужиков курят, сплевывая на мостовую. Проводили нас взглядами, но окликать не стали - вот и отлично.
Киру глубже натянула капюшон куртки, продолжила злым шепотом:
— Нам повезло, что амманы не искали магичек среди альв - они и не догадывались, что такие бывают. Мы себя не рекламируем, так уж вышло, скорее наоборот. Они не искали магичек, просто выстроили всех - они так любят строить всех в ряды, утром, перед работой, после, когда уже темно.
Я услышал, как она скрипнула зубами.
— Строить и пересчитывать, молитву за молитвой. Падаешь - забивают палками. Сложно не упасть, зверь - сложно, когда ешь раз в день гребаную гнилую кашу. Тебя шатает, скотина? Н-на! Не так посмотрел, нелюдь? Вот тебе еще! Очень сложно не упасть, знаешь? Падаешь - и конец. Один дед выдержал сорок три удара - я стояла и считала, зверь, пока он еще дышал, вот почему я знаю. Стояла и считала. Я разодрала ладони ногтями, что бы не заорать - и считала, считала…!
— Киру?
Альва выдохнула, мотнула головой.
— Да. Заговорилась. Постой, надо влево свернуть… Тут где-то? Давай тут. Так вот, они выстроили нас тогда в первый раз - и их колдун прочитал свою белиберду, воззвание Пророка, кажется. Они его иначе зовут. Не Пророка - колдуна. Но это был колдун, не самый сильный, правда. Третьесортный колдун, вроде той магички, что ты в трактир привел. И пока он читал, они выстроили - они любят строить людей в ряды, я говорила? - выстроили тех, кого им указали добрые люди Подуевэ как альвских старших. И насадили их на колы. Тогда я пожалела, что не умерла до этого, зверь. Я потом часто жалела, что не умерла. Сколько их было? Может быть пятьдесят, не знаю. Я могла зажмуриться, но я должна была увидеть. Ты знаешь, как умирают насаженные на колы? Я знаю.
— Киру, ты не должна этого всего рассказывать, понимаешь?
Она остановилась, зыркнула черными провалами:
— Если вздумаешь меня жалеть - я тебе горло выгрызу, понятно? Мне твоя жалость до одного места. Слушай лучше, другого раза может и не быть, зверь. Слушаешь?
— Продолжай.
— Их колдун как-то влил те жизни, что они отобрали, в свой заговор. Наверное, альвы тоже так когда-то умели - легенды же врать не будут, да? И после этого я перестала быть каэрда. Я стала просто Крапивой. И была просто Крапивой, пока мы не подошли к Старой пуще. Там… там я начала оттаивать. А потом и поняла, кто ты такой. Тебе интересно? Конечно, интересно. Представь, что ты можешь читать на любом языке. Каждый день ты видишь новые и новые книги - глупые, умные, или еще какие-то там, - тысячи тысяч книг. И вот тебе приносят очередную - возьми, там что-то не сильно понятное. Ты открываешь ее, как тысячи тысяч книг до этого - и она пустая.
Киру хмыкнула, мотнула головой, указывая на дом в конце улицы - дом с вывеской какой-то, но отсюда не разглядеть, фонари по улицам этой ночью не жгли:
— Я думаю, что тебя нет для нашего мира, зверь. Тебя истинного. Все еще интересно? Тебе интересно, и ты интересный. Не только мне - этой вот тоже.
— Этой?
— Сейчас прочитаем вывеску - думаешь, я отсюда вижу, что ли? Там магичка, оракул - это я тебе скажу, а как зовут - узнаем. Там мы будем в безопасности, если она не решит иначе. Спрашивай, пока идем - видишь, как я много болтаю? — она улыбнулась, словно силой растянув губы.
— Амманы связаны с вами?
— Ты убиваешь во мне романтика, это знаешь? — не поймешь, шутит или я правда дуб бесчувственный, — Не знаю, но думаю - да. Если бы я в полной силе была, когда мы с Милу расстались - точно бы сказала, а так...
— Там, — кивнул на приближающийся дом, — С тобой ничего не случится?
Красивый дом, значительно богаче того, что у Тунавского рыцаря имелся, с затейливой башенкой и тонкой такой кованной оградой. Похоже, что бронзовой - значит, литье, не ковка. Черт, какая-то ерунда в голову лезет.
— Не знаю, — она пожала плечами, — Мне давно насрать, что со мной случится, зверь. Жить, наверное, хочется - а все остальное уже случалось.
Остановились у самой ограды, попробовал вывеску разглядеть - без толку. Саму табличку у входа там, на крыльце из дикого камня, вижу, а что на ней написано - бог весть, черезчур темно тут.
— Ничего?
— А что должно быть? — я недоуменно глянул на альву.
— Вот видишь, — Киру покачала головой, — Ее зовут Елена Витковская, и она просит нас не стесняться и зайти внутрь. Очень настойчиво просит. Пойдем?
Глава восемнадцатая, совсем короткая, где герой знакомится со злой волшебницей и узнает, как выглядит настоящая магия
— Они были у нее в руках - и она что? Повтори, а то я думаю, что ослышался…
— Отпустила их, пан Ортуз.
— Болек, перекрести-ка его саблей.
— Погоди, Ортуз-эфенди, дозволь слово молвить?
— Ну?
— Она взяла с него клятву?
Что я вообще знаю о провидцах? Немного знаю, стоит признать - как-то покойного Вьюгу с ними жизнь не сталкивала, не его уровень совсем. Гильдейские провидцы - их вообще не сказать, чтобы много было, и если брать княжество - в основном в столице живут, там в их услугах и надобность есть, и деньги имеются, что бы такое оплачивать. А берут они ой как много. Впрочем, никто из действительно полезных магов альтруизмом не отличается, что поделаешь.
И еще, что совсем немаловажно - тут я на альву глаза скосил - почти все такие вот провидцы с легкой сумасшедшинкой. А некоторые - и совсем даже не легкой. Их поэтому вне гильдий и не бывает - нужны какие-то особые ритуалы и методы, чтобы с ума не сойти, когда у тебя мысли всех окружающих в голове отражаются.
А вот насчет возможностей таких магов мне знаний перепало чуть больше - интересно, почему так? По сути, провидец с человеком может почти что угодно сотворить - а если последствий не боится, то и вообще все. Начиная от внушения неуемного стремления в петлю влезть, и заканчивая желанием выболтать самое сокровенное. Поэтому, кстати, провидцы не только с изрядной шизофренией живут, едва сдерживая порванное сознание, но еще и получают по ходу карьеры заботливо выпестованную паранойю - слишком много охотников находится на тот набор тайн, что они в своей голове носят.
— Так что? Идешь? — Киру прищурилась.
— Пойдем, — подхватил ее под руку, толкнул на удивление легко подавшуюся створку ажурных ворот, шагнул на двор, — Раз приглашают - чего отказываться?
— Приглашают? — альва улыбнулась уголком губ, — Я бы это так не назвала, зверь.
Прошли буквально пару шагов от ворот к дому, поднялись по крыльцу и едва я успел за массивный дверной молоток взяться, как широкие двустворчатые двери распахнулись, заливая ярко-желтым. Даже зажмурится пришлось - настолько от света отвык, пока по улицам бегали. Девушка, что открыла - сперва даже подумал, что сама магичка, но нет, не она, конечно - в первую очередь на меня уставилась, словно не думала тут увидеть. Потом на Киру уже взгляд перевела, этак вопросительно голову наклоняя:
— Чем обязаны, альва?
Приятный такой голос. Только ни в жизнь не поверю, что не знает она, кто там в дверь постучал. Тем более, если этот кто-то и стукнуть-то не успел - это нам с порога на наше место указывают, как мне кажется.
— К госпоже Витковской, — Киру оскалилась, задрав подбородок.
— Вот как? А знает тебя госпожа?
— Послушай, ты…
Тут уже я вперед шагнул, аккуратно Киру отодвинув.
— Если пани Витковской с нами говорить без интереса - то мы разворачиваемся и уходим. Это - понятно? — к черту все, с кем-нибудь еще поиграет, устал я слишком для этого, и злой, как последняя сволочь просто.
Служанка снова на меня с недоумением глянула, словно не могла решить, видит она меня вживе или я ей тут мерещусь. Кивнула, наконец решив что-то:
— Пани Витковская просит тебя зайти, пан рыцарь, — особенно на «рыцаря» надавив, почему-то, — Пойдем.
Еще чуть помолчала, как заторможенная, и добавила:
— И альва тоже пусть заходит.
Провела нас через длинный, ярко освещенный газом зал, потом вверх по лестнице - витой такой, в той самой, видимой с улицы башенке расположенной - и оставила в гостиной, скрывшись через какую-то боковую дверь.
Почему-то от дома провидицы я ожидал какой-то прямо сказки тысячи и одной ночи - сам не знаю, почему так. Но сильно с этим не угадал - тут, по крайней мере, все было очень даже консервативно: бордовый шелк, дубовые панели, мебель тяжелая такая, словно вросшая в пол. Выглядит как бы не старше самого дома, если меня спросить.
Как-то у меня такой вот стиль скорее с банком ассоциируется, или еще чем-то этаким, вроде нотариальной конторы - но точно не с магичкой.
— Ужасно выглядит, правда? — так и не понял, откуда она появилась - чуть не подскочил в кресле от неожиданности. Киру, случаем, не ошиблась, заявив, что на меня трюки провидца действовать не будут? Впрочем, сама альва тоже обернулась так, словно у нее за спиной привидение появилось - хотя пани Елена на приведение похожа не была.
Откровенно говоря, пани Елена была потрясающе красива - не знай я о том, что целитель с достаточным опытом такое из любой замухрышки сделает, было бы золото, - удивился бы. Впрочем, даже с таким знанием магичка поражала, без шуток поражала - прямо физически чувствуется. Сколько ей? Сразу и не скажешь, но скорее за тридцать. Очень высокая, выпирающие скулы, небольшой нос, чуть неправильный, но настолько расчетливо неправильный, что только изюминку лицу придает. Прямые черные волосы, еще ярче кажутся на фоне снежно-белой кожи. Огромные зеленые глаза, вытянутые к затылку. Зрачки так расширены, что радужки почти и не видно, правда. Рот с капризным извивом пухлых губ.
— Дом, пан рыцарь, — она взмахнула рукой, так что ее синий шелк ее халата, и так особо ничего не прятавший, разъехался еще больше, почти открывая грудь, — Дом просто ужасный. Это не мой, конечно - наняла, пока обретаюсь в этой дыре. Я Елена Витковская, гильдейский маг с жетоном. Предложить тебе выпить?
Не дожидаясь ответа, она прошла к угрюмому дубовому комоду, стукнула дверцей.
—Нет, пани Елена. Мне сказали, что на порошок плохо будет, — наконец выдавил я, поневоле глядя, как она наклоняется, звеня бутылкой о край бокала. Шелк облегал ее бедра словно вторая кожа. Весьма примечательные бедра - я вообще не знаю, кем надо быть, чтобы такого не отметить.
— Тебе правильно сказали, — она выпрямилась, кивнула, глянула этак шаловливо - точно знает, куда я там смотрел. Интересно - это так ее внешность играет, или все же какая-то часть ментального воздействия присутствует?
Поболтала напитком в стакане:
— Ничего, будет еще время, да? А я выпью - не люблю, когда меня будят по ночам из-за ерунды.
— Нам нужно убежище, магичка, — Киру, бросив на меня достаточно красноречивый взгляд, встала из кресла, оказавшись Витковской примерно по плечо, не выше, — На десяток молитв, хотя бы. Лучше на двадцать. И путь, по которому отсюда можно будет уйти в центр Тунава.
Такое ощущение, что провидица альву только что заметила, настолько искренне сыграла недоумение - откуда, мол, голос идет? Отпила глоток, со стуком опустила стакан на крышку комода:
— Пан рыцарь, ты спешишь куда-нибудь?
— Я - такая же провидица, как и ты, это знаешь? И если ты думаешь, что я позволю себя игнорировать, ведьма…
— Ты - кто? Провидица? Тебя кто-то обманул, альва. Ты - просто дерзкая бл…, которая бы сейчас подыхала на улице, не води ее за собой этот вот феномен, — кажется, хозяйка соизволила заметить, что тут еще и альва, — Я и пустила тебя потому, что думала - это ты его закрываешь. Теперь-то очевидно, что это не так - куда тебе, убожеству. А поэтому, будь добра, заткнись, если не хочешь до конца своей долгой, долгой, долгой, бл…, альвской жизни заниматься исключительно вытиранием моего роскошного зада. Кстати…
Она перевела взгляд на меня, оставив Киру задыхаться от злости.
— А ты с ней почему? Из жалости, пан рыцарь? — Елена улыбнулась, покатала во рту глоток напитка, подмигнула мне — Можешь не отвечать, и так ясно. Как еще можно польститься на… такое вот.
Прошлась, уселась в кресло напротив, демонстративно медленно заложив ногу за ногу:
— Так приятно говорить вслух, ты бы знал - мне ведь редко приходится. Не с кем, да и незачем.
— Вижу, у нас как-то плохо складывается, пани гильдейский маг с жетоном, — я поднялся, осторожно прихватил Киру за талию - главное, что бы альва не выкинула какую-нибудь глупость, — Поэтому мы, пожалуй, пойдем. Не возражаешь?
Она сделала круглые глаза, небрежно так махнула рукой:
— Да брось, пан рыцарь, было бы ради чего… Ладно, не буду задевать твою зверюшку, раз ты к ней так привязан, честно. Хочешь, я даже дам честное слово?
Магичка подалась вперед так, что ее декольте стало уж совсем неприличным, потом рассмеялась, упала обратно в кресло:
— Я тебе дам, и ты мне - тоже. Честно слово. Хочешь?
— Пани Елена, — альва под моими руками стала твердой, как взведенная пружина. Интересно, насколько быстро может ударить ментальный маг? Успеет она остановить Киру, случись что?
Магичка вдруг сбросила улыбку, как и не было. Протерла виски тонкими пальцами, глянула мне в глаза:
— Отдохнешь двадцать молитв. Потом тебя проводят - куда тебе там надо? В центр же? Я покажу дорогу, но и ты мне тоже кое-что дашь, пан рыцарь. Да не корчи ты такую рожу, нелюдь, не покушаюсь на его честь - на железе поклянется, что придет, если позову, да и все. Сойдет?
— Это на мне сработает?
— Сработает. Она тебе что, совсем ничего не рассказала, да? Впрочем, откуда ей знать, — Елена встала, потянулась - не без кокетства, стоит заметить, — Сработает, и нарушать такую клятву тоже не советую - проще сразу себе мозги вышибить.
— Киру?
— Да делай, как знаешь, — альва прошипела зло, отвернулась, уставилась куда-то в стену. Молодец, нашла время, ничего не скажешь.
— Согласен.
— Люблю деловой подход, — Елена подошла ближе, и отчетливо запахло чем-то терпким, совсем мужским - вроде табака и старой кожи, — Вытяни руку.
Действительно, много времени не заняло - надо было просто приложить ладонь к пластинке льдисто-холодного железа, которая у магички на шее висела и повторить вслед за ней, что, мол, обязуюсь все возможное выполнить, чтоб на зов явиться, если означенная магичка меня соизволит когда-нибудь позвать.
— Вот и чудно, пан рыцарь, — Елена убрала едва нагревшийся кусочек металла обратно под халат, оставив его распахнутым чуть дольше, чем необходимо, — Отдыхайте, Ванда вас проводит.
— Поздорову, пани Витковская. Увидимся.
— О, обязательно увидимся, пан рыцарь.
— Как она думает провести нас в центр?
— По леям… Венам земли, зверь.
— По чему?
— Старые туннели такие, никогда не слышал?
— Расскажи.
— Расскажу. Тебе не говорили, что заваливаться в койку в штанах - это, как минимум, неприлично?
— Киру, какого хрена ты творишь?
— Очень надеюсь, что она сейчас пробует влезть мне в голову, зверь. Очень. Приподнимись, мне неудобно, не видишь разве?
— У нас не так много времени, и знаешь, место не совсем подходящее.
— Зверь, ты когда-нибудь затыкаешься?! Надеюсь, чертова ведьма хорошенько все рассмотрит. О, пани Елена, смотри, ничего не пропусти - это вот я беру его ртом…
На обсуждение того, что же такое вены земли у нас осталось совсем немного времени - впрочем, много Киру и не знала. Почти все большие города были построены поверх старых, нелюдских еще поселений, что и понятно - всем и всегда было нужно одно и тоже - река, пахотные земли, да очень желательно - какой-нибудь торговый путь под боком, а лучше - несколько. Тут, в Ворцальском княжестве, обычно строились на месте альвских руин, хотя дальше, на севере, встречались и такие города, что под собой имели выработанные цверговы копи. В большинстве своем такие вот подземные сооружения исследовались поверхностно - абы дом какой не провалился да ходу за крепостные стены свободного не было - а использовались более чем прозаично - под подвалы, склады и канализацию там, где было возможно. Венами земли же, или леями, называли какие-то особенные пути, которые такие вот подземные склады, подвалы и канализационные стоки между собой хитро связывали - тоже, кстати, далеко не людское изобретение, но людскими магами используемое крайне активно.
На вопрос о том, может ли там что-то вроде не к ночи упомянутых Иллахем-ти обитать, альва только фыркнула, устроила голову у меня на плече и сказала не забивать голову ерундой.
— Главное попасть на леи. И потом там не заблудиться, зверь, — сонно протянула она, — Но уверена, Елена все устроит, как надо.
— Что ты имеешь в виду?
— Увидишь. Cпи.
Я думал, что нас разбудит Ванда - та самая девушка, что сюда и провела, но в дверь сунулся какой-то хмурый бородач, с характерными такими потертостями от кольчуги по гамбезону и револьвером на пузе.
— Молитва у вас, — пробурчал, стараясь на кровать не смотреть.
— Знаю, за дверью подожди, — альва, дождавшись, пока дверь закроется, выбралась из-под одеяла, потянула меня за собой, — Давай, зверь, надо спешить.
— Не все ли равно, раньше или позже? — я поежился - похоже, истопник в доме магички совсем мышей не ловил, тут едва чуть теплее было, чем на улице, а это только альвам хорошо - благо горячие, что твоя печка.
— Нет. Это тебе не паровоз на Ворцал - ждать не будет — Киру, уже успев натянуть штаны, теперь боролась с отсыревшей рубашкой. Подождал продолжения, но тему она развивать не стала. Управились даже чуть меньше, чем за молитву - как раз рычажку на плечо вешал, когда снова тот мужик в дверь стукнул.
— Сколько до рассвета? — спустились по той же витой лестнице, прошли каким-то залом - кажется, библиотека, но свет везде приглушен, не видно особо.
— Молитв двадцать еще, пан, — наш провожатый зябко дернул плечами - лучше бы сторожу врезал, ей богу, или кто тут у них за печи отвечает?
Двадцать молитв до рассвета. Всего ничего проспал, выходит - но вроде как голова ясная, насколько она ясной может быть. Плечо? Будем считать, что в порядке - двигать рукой могу свободно.
За библиотекой прошли анфиладу полупустых комнат - мебель только в чехлах по углам составлена. Спустились вниз по короткой лестнице - ступеней, может быть, десять - тут уже совсем темно было, я бы точно свалился, если бы альва не придерживала, а вот наш провожатый уверенно действовал - грюкнуло что-то, скрипнуло впереди, словно дверь открывали. Повеяло мокрой землей и чем-то еще, не разобрал сразу.
— Фонарь справа на полке, если нужен, — наш провожатый чуть в сторону отошел - не видно совсем ни хрена, только слышу его уже вроде как слева.
— Идем, — Киру подтолкнула меня вперед, мимо мужика, и сразу же за нашими спинами хлопнула дверь, провернувшись на петлях. Спустя миг лязгнул засов. Отлично, надеюсь она знает, что делает.
— Киру? — темно, хоть глаз коли, и холод дикий просто, даже на улице так холодно не было.
— Я тут, зверь, — она с чем-то возилась совсем рядом со мной, — погоди чуть.
В темноте пахло медью и гнилью. И чем-то терпким, совсем мужским - вроде табака и старой кожи.
— Елена ведь была тут, так?
— Не отвлекай меня. Я быстро.
Где там фонарь должен быть? Справа на полке?
Я потянулся рукой, вроде как стену нащупал - мокрый такой кирпич, холодный - в инее, что ли? Странно, вроде бы под землей так промораживать не должно, нет? Ага, вот полка, и керосинка стоит. А рядом у нас зажигалка, похоже - кремень с кресалом. Я чиркнул раз, другой, выбив пучок искр на фитиль.
— Зверь?
— Да?
— Ты пожалеешь, это понимаешь?
— Пусть.
Мне показалось почему-то, что Киру пожала плечами - мол, делай как знаешь. Огонек вспыхнул раз, другой, наконец разгоревшись. И сперва я не понял даже, что вижу.
Ванда, комнатная собачка Елены Прекрасной, вот мы и снова встретились, бедолага. Обнаженная девушка лежала как тряпичная кукла, бумажно-бледная, глаза закатились. Горло перехвачено так, что я увидел блестящие розовые позвонки.
Выдохнул, увидев, как изо рта идет пар. Потом наклонился и закрыл ей глаза, слепо таращившиеся в низкий потолок.
— Как же так выходит, Киру, что вся ваша гребаная магия обязательно завязана на то, что кто-то окажется на земле с порванным горлом?
Я поднял фонарь, заставляя тени запрыгать в углах подвала.
— Не надо всего этого, пожалуйста, — альва что-то тщательно рисовала мелом по стене напротив, даже не обернувшись - так сосредоточена, — И знаешь, так не всегда бывает.
— Но бывает.
— Смирись. Или мне что, покаяться? Так это не я сделала, — она наконец встала, обернулась, смерила меня своими черными глазищами, — Если хочешь что-то сделать, так лучше поторопись, а то выйдет, что девчонка умерла просто так. Дай мне руку. Надо шагнуть вперед, прямо в стену - тут, где линии сходятся - видишь?
Глава девятнадцатая, где происходит путешествие по тайным путям, герой еще больше узнает о магии, а в городе происходит чертовщина
— Внизу кто-то есть.
Луна этой поганой ночью была багрово-красной, хоть оно зимой и неправильно, а пан Вуйчук лежал в луже собственного пота на пожухлых простынях, слушая стрельбу, не утихающую с самого утра. Тяжелый день, хренов тяжелый день, знаете? У него было много, много таких дней. Может и каждый был таким. А вечером тебе нужно чутка сливовки, чарка-другая. И уж точно не надо знать, что кто-то пробрался в дом.
—
Не делай вид что спишь, Казимеж, когда в нашем доме кто-то есть,
—
она сорвалась на визг, замерев в дверях.
— Как великая мать
,
—
подумал Вуйчук,
—
Великая мать сошла к нам в своей грязной ночной рубахе.
Он сжал кулаки. Искривленные артритом пальцы в пятнах сжимались и разжимались, словно пытаясь что-то ухватить. А потом поднялся, шаркая по полу.
Хорошо, великая мать. Я разберусь с этим, хоть ты видишь
— мне и не больно хочется.
Дверь была распахнута, кто бы там ни был - он не закрыл ее. Наверное, сорвался вниз. Подвал был глубоким, не угольный подвал, нет - старик думал, что подвал возник давно, как-то сам собой. А потом уже над ним построили дом. И еще фонаря на полке не было. Точно, он оставил его там, внизу, когда по осени спускался последний раз.
— Мальчишка
, Казимеж,
—
ее голос звучал безжалостно, словно обличая,
—
Он упал в подвал. Иди и разберись с этим.
Свалился, точно - ступенька прогнила. Она прогнила, подломилась и он полетел вниз, так и есть. Или ты его толкнула туда? Вниз, в темноту. Крысы шуршат там, внизу.
Почему он подумал о крысах? О крысах, роющих холодную, жирную землю. Они задирают морды, глядя бельмами глаз.
Он понял, что он заорет, коснись его что-нибудь сейчас, в темноте. Несет гнильем, и чем-то таким сладковатым, знакомым, от чего идет мурашками кожа. Клятый запах, все сильнее, с каждым шагом сильнее. Шуршание громче. Это, верно, очень большие крысы.
— Это охренеть, какие большие крысы, старик,
—
сказал бы пан квартальный староста, окажись он тут, — Пойди и уладь все, давай. Там, рядом с крысами.
И еще кой чем.
Я шагнул, и ветер ударил оглушающим воем. Закрутил на месте, не давая дышать, выдирая мысли из головы и вымораживая насквозь. По лицу хлестнуло, словно снежным крошевом прошлось, а потом землю дернуло, выворачивая из-под ног, швырнуло вперед, в темноту, вырывая ладошку альвы из моей руки.
—Киру! —я заорал, захлебываясь в реве ветра, замолотил руками в захлестывающей тьме, и вот тогда ударило, как ребенок игрушку на пол швырнул. Приложило спиной о камни, протащило, вышибив остатки воздуха из груди, и разом навалилась тишина.
Сперва подумал даже, что оглох — так тихо, только тонкий такой писк в ушах стоит и сердце колотит за двоих. Жив? Ага, жив вроде, можно выдыхать. Рука… Вот с рукой так себе, дергает тупой болью на каждое движение. Плохо дело, пан цверг-то со своей аптечкой в Тунаве остался. Да и остался ли? Серьезные сомнения у меня по этому вопросу, если честно.
—Зверь! Ты оглох, что ли?! Зверь!? Не молчи, пожалуйста, не молчи только!
—Погоди ты, а? — это она сколько меня зовет уже, интересно? Похоже, сильнее головой приложился, чем кажется. Перевернулся, оперся на руки, осторожно так, стараясь особо правую не грузить, приподнялся — черт, а здорово болит, не расклеиться бы.
—Не шевелись!
Замер, только башкой повел — а толку, не видно ни хрена. Как в подвале, разве что воздух сухой. И безвкусный какой-то, совсем стерильный, чего за подвалами не водится.
—Не шевелюсь.
—Так, это хорошо, замри, совсем замри, — голос альвы дрогнул, словно ей вдруг горло перехватило. Потом плеснуло слева, но странно так, как масло, тягучий звук. Мерзкий какой-то в окружающей темноте, даже мурашки по коже пошли.
—Я ничего не вижу, зверечек, — всхлипнула, и вот тут я уже по-настоящему испугался, всерьез так.
—Тут здорово темно, Киру. Так бывает, даже часто, — бывает, да не для альвы, с ее глазищами. Что ж меня так колотит-то? А ну, спокойно, твою мать! Просто темно. Ты же темноты не боишься, так? Фонарь надо найти, я его до последнего в руке сжимал, хоть тот и не светил ни хрена. Зашуршало где-то чуть в стороне, словно крыса пробежала. Кой хрен я подумал о крысах? Аж передернуло. Нет тут никаких крыс, и быть не может. Песок осыпался, или… да черт его знает, все равно не видно. Замнем для ясности. Так, фонарь. Слева должен быть где-то, хотя керосином не пахнет. Не разлился, похоже? Тогда повезло. Хотя тут вообще ничем не пахнет, если честно.
—Сейчас фонарь поищу, потерпи, — потянулся, зашарил ладонью по шершавому камню.
—Не шевелись! Не шевелись, сказала же, ты!
—А я аккуратно. Очень аккуратно, не дурак же, — снова плеск, может чуть ближе даже — и страх навалился, аж дыхание перехватило. М-мать их, древние пути! Никогда вот не поверю, что ими так запросто пользуются. И сам второй раз не сунусь, если выберусь, честное слово.
—Зверь, не молчи, а?!
—Уже нашел, Киру. Все хорошо, — голос свой не узнал, и ощущение такое, что не сам сказал, а в записи услышал. Но правда, нашел керосинку, теплую еще, и стекло, вроде как, целое. Кремень где-то должен быть, не выкладывал его точно. На чуть буквально опять страхом дернуло, таким, как в детстве, когда думаешь, что стоит лампочку включить и все то, что в темноте сидит, разом и прыгнет. Даже выматерился вполголоса от злости, чиркая кремнем. А пусть, пусть их прыгают, уроды, в бога-душу их. Раз пугают, то ни хрена больше сделать не могут, давно бы порвали к чертовой матери. Искры так ярко сыпанули желтым, что аж зажмурился. А ну, еще раз, соберись. Просто не попал по фитилю сослепу, да и руки ходуном ходят. Снова высыпало красно-оранжевым, замигал синеватый огонек — готово дело, теперь веселее пойдет.
—Получилось, зверечек? — так, откуда-то слева голос идет, похоже. И страха в нем чуть меньше стало, тоже хорошо.
—У нас — да не получилось бы? Обидеть хочешь, да? — проморгался, подхватил звякнувший фонарь, поднимаясь на ноги. Видно лучше не стало, даже наоборот, тьма вокруг как-то плотнее сделалась, словно ее потрогать можно.
—Киру? — под ногами серый камень, выщербленный, в мелкую трещинку, очень знакомый, хоть и вспомнить не могу, — Не видно ни хрена, где ты хоть?
—Погоди, — отозвалась — точно, слева от меня, — Погоди, зверек. Так. Ты выше. Под ноги смотри, понял?
—Чего непонятного? — плечами пожал, — Буду смотреть.
—Осторожно иди, бестолочь. Упадешь — сама тебе голову откручу, — почти спокойно сказала, умничка. Двинулся, под ноги глядя, и темень этак медленно, словно нехотя, поползла в стороны. Покачал рукой, вслушиваясь в бульканье — керосина где-то на три четверти, это, получается, у нас на десяток молитв, так? Где-то там, дальше видно будет — подумал, и пробило на нервный смешок. Или не видно, если весь выйдет.
—Стой! — замер, хоть ничего такого и не заметил, — Стой, край вижу. Не двигайся, зверечек. Не шевелись даже.
—Хорошо, — поморщился от звука собственного голоса.
Впереди, близко совсем, снова маслянисто заплескало, а потом вдруг шлепнуло, осыпалось брызгами.
—Киру?
—Не достану, — альва вздохнула, в трех футах от меня или около того, не больше, — Не достану. У тебя там есть, за что зацепиться, зверь?
—Сколько не хватает? — вперед двинулся, уже даже ног от пола не отрывая, мерзко заскрипев сапогами по слежавшейся пыли, и, наконец, увидел тот самый край. Серый камень как срезало, проваливая в темноту, а фонарь словно тусклее стал разом, сдергивая пятно света до жалкого пятачка под ногами.
—Сказала же, стой, дурак! Стой!
—Стою, — выдохнул, чувствуя, как снова забило болью в руке. Тьма растекалась, поднимаясь волнами, выхлестывала за растрескавшийся камень. Жутко? Пожалуй, что так, очень даже жутко.
— Это что вообще, на хрен, такое, нечисть моя ненаглядная? Ведь не просто дырка в земле, так?
—Да какая разница?! Делай, что говорю, и все! — из провала снова плеснуло, — Это можешь хотя бы?
—Могу, — вытянул руку, так, чтобы в пятно света край забрать, — На сколько не достаешь, ну?
—Не нукай, — огрызнулась, а потом замолчала, явно прикидывая расстояние, — Дюймов десять. Может, чуть больше.
—Жди тогда, — поставил фонарь на скрипнувший пылью пол, перебросил винтовку с плеча в руки, потянул за конец ремня, вынимая тот из пряжки.
—Не вздумай сюда заглядывать только!
—Еще чего, — буркнул, выдергивая ремень из штанов. Не свалились бы, совсем не то место, где без штанов остаться хочется. — Десять дюймов, говоришь?
—Или чуть больше.
—Должно хватить, — стянул ремни узлом, выдохнул, — Или я туда прыгну и тебя вытащу. Так что ты уж постарайся дотянуться, ага?
—Дурак.
—Какой есть.
Конец ремня как срезало набегающей чернотой, будто его и не было.
—Видишь? — уперся ногами в пол, плюхнувшись на камни там, где и стоял, — Киру?
—Вижу, — ремень дернулся в руках, врезаясь в кожу, и потянул к провалу рывками. Пыль заскрипела, подошвы скользнули было вперед, туда, в выливающуюся темноту — но удержался, выругавшись со страха, а там уже из-за края вынырнула ушастая голова, сверкнуло пурпуром.
—Не подходи ко мне, бестолочь… такая, — оскалилась, едва я с места вскочил, сматывая ставший ненужным ремень, — Стой на месте! Вода есть у тебя?
Кивнул, полез в рюкзак. Бурдюк, еще от луковецкого старосты по наследству доставшийся — это когда было вообще?
—Плохая только.
—Сойдет, — альва согнулась, стоя на самом краю, так, что тьма ей ноги захлестывала, уперлась ладонями в колени, — Сойдет, давай сюда. Нет, погоди. Отдышусь.
—Киру?
—Чего? — скривилась, едва видимая в тусклом желтом свете.
—Что там, б…., такое?
—Какая разница? — закашлялась так, что подумал — обратно в провал кувыркнется — но устояла, выпрямилась, взъерошив шевелюру, зыркнула пурпурными фонарями.
— Какая тебе разница? Ничего хорошего, зверь. Темно и… Бурдюк дай?
—Держи.
—Темно и страшно, вот и все.
Альва отпила пару глотков, высоко вскинув голову, проливая на потрепанную куртку. Выдохнула, плеснула остатки на руки, оттирая черные, поблескивающие маслом пятна.
—Так, —пустой бурдюк отправился в провал, снова знакомо так плеснуло, — Теперь… Нож дай еще, какой похуже?
—Объяснить не хочешь? — выдернул из-за пояса нож, протянул, и альва выхватила его самыми кончиками пальцев, словно обжечься боялась.
—Не хочу, — поддела голенище сапожка, распарывая тонкую кожу, —Да и сама не так, чтобы знаю, понял?
Выдернула ножку из остатков обуви, поставила на пол, поморщилась:
—Холодно как. Ты сапог про запас не носишь?
—Нет.
—Никакой пользы от тебя, зверь, — наклонилась, занявшись вторым сапожком.
—Киру, что там внизу? — она вздохнула, и я добавил, — Пока не узнаю — отсюда никуда не двинусь. И тебя не пущу, учти. Что внизу?
—Мертвячья яма внизу, — развернулась, вырвав ногу из сапога, вздернула голову, откидывая слипшиеся волосы назад, — Ну как? Много понял?
—Нет, но это потом. Во что ты вляпалась? Эта вот черная дрянь — что такое?
—Не знаю, — переступила с ноги на ногу, поджав пальцы от холода, — Правда не знаю, не гляди ты так, а? Ямы, они, вроде как, не опасные, мерзко просто. Пойдем? Пойдем, ноги мерзнут — ужас.
—Добро, — приладил за плечо рычажку, кивнул, — Добро, если так. С тобой все хорошо будет?
—Ну, ноги вот сотру точно.
—Я не об этом. И острить прекращай — что ни спрошу, так к ерунде сводишь, нечисть язвительная.
—Другую найди себе, — вздернула нос, но все же улыбнулась краем губ, — Посговорчивее. Будем втроем жить.
—Ты не ответила.
—Идем уже, а? Занудный какой зверь пошел, слово ему не скажи, — обошла меня, ткнула в плечо, — И фонарь давай, я поведу.
—А знаешь куда?
—Из нас двоих, если ты не заметил, только одна ведьма, — хмыкнула, выдернув фонарь, и прикрутила фитиль так, чтобы едва мерцал, — Это я. Туда вот, только след в след иди — я тебя точно из ямы не вытяну, такого здорового.
Туда - так туда, мне особой разницы не было, зашагал следом. Поганое место все же, давит душу. Так и ждешь, что со спины жуть какая прыгнет, постоянно обернуться хочется, как в том альвском лесу прямо.
—А где мы, кстати? — сказал, абы сказать, очень уж тишина пугала. Альва только плечами пожала, не соизволив обернуться:
—На леях. Не так, чтобы «где». Может быть, это и «когда». Или еще что-нибудь, я не знаю точно. На леях, очень глубоко только, тут обычно не ходят. Как мы вообще сюда провалились? Сука эта… сильной такой быть не может, просто нет и все.
—Она ведь убила ту девочку?
—Не ради этого.
—А зачем тогда?
—Да откуда мне знать? — вздохнула, шлепнула по полу босой ногой, —Спросишь у нее при случае. И давай чуть быстрее пойдем, а?
—Тяжело?
—Угу, — кивнула, зябко дернув плечами, — Леи — это все же наш мир. Ну, большей частью — наш, понимаешь? А тут…
Протянула руку, относя фонарь в сторону — и пятно света выхватило кусок каменной кладки, красный такой, пожухлый кирпич, совсем обычный. Когда это успели в коридор выйти? Сколько вообще времени прошло? Керосинка еще горит — выходит, не сильно и много.
—За этими стенами ничего нет, зверь.
—Людей?
—Солнца, — отдернула руку, и стена растворилась в темноте, — Нет и никогда не было. Эти вот камни его никогда не видели, а у нас…
—В каждом камешке спит огонь? — брякнул ерунду какую-то, почему-то в башке всплывшую — и альва дернулась, оборачиваясь, полыхнула пурпуром.
—Да, — протянула, смерив меня взглядом, — Боюсь спросить даже — это откуда слышал?
—А не знаю, — едва удержался от соблазна ей язык показать, но ответил честно, — Не знаю, Киру. Из Вьюги, наверное, что-то — он вообще много с магичками общался.
—Даже черезчур, — прищурилась подозрительно, но все же расспрашивать не стала, просто двинувшись дальше.
—Это важное что-то, Киру?
—Нет, — даже рукой этак махнула, — Не важное. Но больше так не говори, особенно вот с магичками теми самыми. И вообще — что бы я тебя с ними не видела даже, звереныш похотливый.
—Сами липнут, разве я виноват? — когда говоришь, вроде как легче. И кажется, голос снова нормально звучать стал?
—Угу, сами. Поди, когда ты из того, своего мира, к нам сбежал — все мужики в городе спокойно вздохнули. И стали выпускать жен на улицу.
—Нет, просто у тебя черезчур низкие требования — вот и…
—Покусаю, зверь, это знаешь?
—Можно подумать, я против?
—Похотливый звереныш, говорила уже? — и тут же сбилась с шутливого тона, замерев так, что я едва ей в спину не влетел, чертыхнувшись вполголоса.
—Случилось чего?
—Чем пахнет?
Пахло как в библиотеке — старой бумагой, мышами и еще чем-то таким, канцелярским, вроде сургуча. Главное, что пахло — потому, что там, на леях, не пахло ничем вообще.
—Мы в Тунаве? — и альва неопределенно качнула головой, отмахнувшись — помолчи, мол. Потянулась, выкрутила фитиль, высветив низкий сводчатый потолок все того же красного кирпича. Или… нет, тут вон и клейма стоят — вряд ли леи товарищество на паях строило.
—Нет еще, просто близко очень, — замялась, словно слова правильные искала, — Тунав сюда вроде как просачивается уже, зверь. Попробуем, да?
—Ты же у нас ведьма, забыла?
—Не язви, — она хмыкнула, растянув губы в улыбке, — Понабрался от меня всякой чуши… Сейчас попробуем.
—Как в тот раз будет?
—Нет. Как в тот раз — вообще быть не должно. Кто бы тогда по леям ходил, сам подумай? — альва поежилась, переступила босыми пятками, — Все, стой и не дыши даже.
А ведь ей холодно, без дураков, дрожит вся. И когда пальцами водит — разве что не дует на них, чтобы отогреть. Что за нахрен такой?
Запах стал вроде как сильнее, добавило гари и мокрой земли, и еще прогрохотало что-то этак протяжно, словно кто-то молоточками по потолку простучал.
—Сейчас, — альва стиснула зубы, полыхнула пурпуром, оборачиваясь, — Руку дай, бестолочь, ну!?
И правда — в этот раз ветер в рожу не ударил, хоть я и приготовился к чему-то такому, а потому удержался на ногах, когда вывалились узкую, замусоренную комнату. И сам удержался, и альву подхватил, не давая упасть на разъехавшейся куче горелой бумаги. Замер, оглядываясь — ну, это уж точно Тунав, холодно, и дымом несет. И темень, но то я уже привык, эта даже какой-то родной кажется, домашней такой, совсем не опасной.
—Пусти меня! — чувствительно так в бок ткнула, на ухо зашипев, — Нет тут никого, пусти!
—А ну тихо! — едва сказать успел, как дробно ударили выстрелы, так близко, что даже голову пригнул — такое ощущение, что прямо за стеной, в которую спиной вжался. Ну, стоит заметить — не обманула магичка, мы в центре, ети его мать. В самом что ни на есть.
—Так, нечисть белобрысая, — сбросил рычажку с плеча в руки, подобрался как-то внутренне — ох и не охота, если честно, высовываться, — Я на пару молитв — гляну, кто у нас тут в соседях и вернусь.
—Какого хрена, зверь?!
—Такого, что у тебя сапог нет, — альва скривилась, словно лимон укусила, — А тут, видишь, не прибрано? И волочь тебя мне потом без интереса. Да и вон, уже рассвет у нас, похоже?
Окна тут все же были, под самым потолком, узкие как бойницы — и теперь они чуть выделялись серым по черному. Авось, что и увижу. И вот только подумал — сразу и увидел, замерев в проеме, где раньше двери в соседнюю комнату были. Они, вообще, и сейчас были — валялись на полу, выдранные из петель, но смутило меня совсем не это. Что за нахрен тут случился?
—Что там?
—Альвы, трое. Одного я знаю… знал, вроде как.
—И?
—Киру, — обернулся, и рукой поманил, — Если я что-то смыслю — двух из них уже убили. Вот этого мальчугана точно, глянь.
—Тонкое наблюдение, — хмыкнула, осторожно пробираясь по наваленному мусору, ухмыльнулась даже с ехидцей. А потом увидела. Я успел зажать ей рот до того, как она начала кричать.
|