Есть соблазн, точно вскрик, заставляющий обернуться.
Есть соблазн, словно музыка. Он создает иллюзию пространства и прекрасного будущего, в котором любовь - сама жизнь, а не пустой звук, ритмично вылетающий из механической глотки.
Есть соблазн-паутина. Его замечаешь слишком поздно... и запутываешься окончательно.
Есть соблазн-след. Он остается в душе твоей, даже когда любовь давным-давно отгорела и ржавый пепел ее развеян солоными ветрами. След остается.
Есть соблазн-ключ. Он предательски открывает дверь призракам, чтобы те вволю натанцевались в мутном свете старательно забытой луны, чтобы всласть напились хмельной воды чужой памяти. Чтобы насмеялись до плача. Чтобы долюбили до ненависти. Чтобы тихо растаяли на рассвете в тщетной попытке уйти, успокоиться навсегда.
Есть соблазн-молния. Он мгновенно ослепляет чистым огнем... И разве не вспомнишь потом ту белую слепоту как самое счастливое время?
Ее соблазн - не крик и не шепот. Соблазн ее - медленный невод, который она опускает в темный храм ночи. Крылья невода раскрываются от неба до неба, а глаза его так велики, что даже самая крупная рыба проходит, не замечая. Невод этот не на слепых, он на зрячих. Он пленяет того, кто сумел верно прочесть тайные знаки, упрятанные в сплетении обыденных слов и равнодушных улыбок. Для таких соблазн ее - гарпун, брошенный через пески и пески одиночества. Да. Гарпун, который вонзается обольщенному в самое сердце.
Ей нужен зрячий улов этой ночью. Ей нужен тот, кто разделит ее одиночество у воды.
Он получит песню на изломе заката. Получит взгляд и чуткое прикосновение. Получит медленный, соскальзывающий в ночь поцелуй с пряным привкусом лотоса. Получит длинные коридоры сокровищ - чем дальше, тем меньше скелетов, тем больше серебряного мерцания нежных слов и драгоценных камней полуночного смеха. Получит вино в черепе лютого врага своего. Там, над дрожащей водой в храме ночи, за серыми крыльями невода.
Ей нужен зрячий улов.
Поцелуи. Прикосновения. Нежность. Случайные ночи, случайные дни, все без счета. Огни дома мерцают так близко, так тоскливо, так далеко. Биение сердца. Вкус лотоса - тонкий и цепкий, точно молодая лоза. Вкус вина, возвращающий жажду.
Он отправляется в медленный дрейф. Он читает знаки на вздыхающих крыльях. Читает знаки, четко выгравированные на гарпуне, засевшем в груди. Читает линии ее изящной ладони. Он складывает знаки в мозаику и видит повесть, написанную на воде. Она узнает собственное отражение на зыбкой поверхности книги, но в тот самый миг лицо ее изменяется, лукаво ускользая от сходства. Прочитанное исчезает, прочитанное теряет силу и перестает быть истинным прошлым. Они смеются над этой странной игрой. Они оба смеются, хотя каждому больно (соблазн-след, соблазн-ключ, полупрозрачные тени, ненасытно танцующие под обломком луны).
Ей нужен зрячий улов. Ей нужна рыба, самозабвенно танцующая на берегу, у самой кромки вожделенной воды. Эта вода. Эти зыбкие строки. Теряя власть, они вновь и вновь оживляют ее - в храме ночи, среди царства песков, где каждая песчинка - горькая, острая немота дней без любви.