Андреев Андрей Ака-Арыкъ : другие произведения.

Дед Мазай и кошки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ о людях и кошках, навеян реальными событиями. Пока добро и зло остаются только абстрактными понятиями: "добро" - это хорошо, "зло" - это плохо, все легко и просто. В жизни же, как в жизни: абстрактных понятий нет, есть обстоятельства, из которых выходишь с меньшими или большими нравственными потерями. Кто он, Денисыч, герой нашего времени, или же антигерой?
  1.
  
  Нахохлившись, будто птица, кошка сидела на заснеженной яблоне. Уже не котенок, но и больше года не дашь. Подбросили животинку два дня тому назад, и вот, полюбуйтесь, вторую ночь зимует на дереве, несмотря на лютую февральскую вьюгу. Степан Денисович и обрадовался, и огорчился, разглядев черное пятнышко в жидком свете укрепленного на внешней стороне террасы фонаря. Излишней кровожадностью он не страдал, но и сентиментальностью тоже: маяться с подкидышем не хотелось. Знать бы еще, кто подбросил... На соседей Сироткиных непохоже - у тех лишь свора собачонок, противных и мелких. Сосед Панталонов? Тоже вряд ли. У Василия Васильевича все экзотика: то рыбки, то попугайчики, то тушкан. Другое дело, что больше года продержалась лишь черепаха, но и она приказала долго жить. Не кормит он их, что ли? Противоположная сторона улицы - сплошь туристы, которые из Москвы, которые только на лето. Вот и думай, откуда счастье привалило...
  
  Спрыгнув с дерева, кошка быстро добралась до человека, потерлась о валенок, хрипло мяукнула. Степан Денисович сделал вид, что не заметил; набрав охапку дров - все береза с осиной, зашагал протоптанной тропинкой обратно. Кошка, черная на белом, не отставала, но дверь захлопнулась, а свет - погас, и она убежала куда-то, пушистая под пушистыми хлопьями снега.
  
  Когда в поселок проводили газ, Степан Денисович озаботился только плитой, печь разбирать не стал. Такую грех разбирать: добротная, русская, а на его век хватит и дров. В широком устье мечется-пляшет огонь, тепло расходится волнами. Свалив охапку у пода, Степан Денисович вернулся на террасу, отряхнул снег, выключил фонарь. Снова прихожая, она же и кухня, сброшена телогрейка, шапка с ушами закинута на верхнюю полку одежного шкафа. Поковыряв угли кочергой, Степан Денисович подбросил полешек - гори ярко, гори жарко! Затем водрузил на шесток чугунок с гречкой - осталась с вечера, не пропадать же добру. Пока вскипятил чайник, поспела и каша, позавтракал. Из зубов - два пенька сверху, да два пенька снизу, и то же печенье приходилось размачивать в чае, но Степан Денисович давно уж привык. Панталонов рассказывал, будто у совсем уже ветхих стариков зубы прорезаются еще раз, но боже упаси дожить до такого возраста, пусть и с зубами.
  
  Каши в чугунке, казалось, совсем не убавилось, как в той сказке о волшебном горшочке. Не вынести ли ее птичке, устроившей гнездо на яблоне перед домом, подумал он. Нет, все же не стоит. Птичка бы, поклевав, упорхнула, а эта не улетит, только больше привяжется...
  
  Расчистить снег Степан Денисович взялся ближе к полудню, до того все возился по дому. Когда начинал, кошки не было, но затем появилась, и в настроении. Угодив под снег, не пряталась, а резвилась, один раз даже на яблоню взобралась, и с нее сиганула в сугроб. Со стороны Сироткиных послышался визг и лай: моськи кого-то травили. Степан Денисович поправил шапку, выглянул из-за забора. Сперва показалось, будто девчонка, но то была девушка, просто небольшого росточка. В легкой, не по погоде, куртейке, она ловко отбивалась от наседающих собачонок. Поравнявшись с забором Степана Денисовича, остановилась, окинув и дом, и хозяина внимательным взглядом.
  
  - Здрасьте! - крикнула звонко, потянув из кармана трепещущую на ветру бумажку.
  
  - День добрый.
  
  Щеки девушки пылали румянцем, из-под вязаной шапочки выбилась непослушная прядка рыжих волос. Свора все лаяла, все голосила, но приближаться уже не решалась.
  
  - Дедушка, а это вы - Мазаев С. Д.? - спросила она.
  
  - Так и есть, - легкий кивок, - Степан Денисович.
  
  - А я - Варя, - она улыбнулась. - Вам книга пришла, расписаться надо!
  
  - Стало быть, - Степан Денисович отставил в сторону лопату, открыл калитку, - наш новый почтальон?
  
  - Ага, - Варя шмыгнула носом, - временно.
  
  Она протянула ручку, но расписаться у Степана Денисовича не получилось - чернила замерзли. Тогда он пригласил Варю в дом, дабы и ручку отогреть, и самим отогреться. Раздумывала новоиспеченный почтальон недолго, точнее, совсем не раздумывала.
  
  - Погреться было б хорошо, - Веснушки на щеках Вари проступали и сквозь румянец, - только недолго, а то у меня еще письма...
  
  На крыльце девушка резко развернулась, бросилась назад, оставив Степана Денисовича в недоумении.
  
  - Что случилось? - окликнул он.
  
  - Кошечку вашу чуть не забыли! - Варя ухватила черную бестию, а та и не думала вырываться. Так и вошли в дом.
  
  Тут же выяснилось, что на кошек у девушки аллергия: глаза покраснели, в носу захлюпало, и она еще долго чихала. За кружкой горячего чая обсудили многое, начиная от сироткинских собак, заканчивая книгами Акунина, которых было не достать в местной библиотеке, и Степану Денисовичу приходилось заказывать по почте. Затем Варя ушла, а кошка осталась. Согревшись у печи, хитрая бестия довольно жмурилась. Выбросить ее на улицу рука у Степана Денисовича не поднялась, смирился.
  
  - Как сговорились, - покачал он головой, - женщины...
  
  Кошка стрельнула глазищами, замурлыкала, будто бы понимая. На груди ее белело пятнышко, похожее на снежинку, так Степан Денисович и решил назвать - Снежинкой.
  
  2.
  
  Разгребая мартовский снег, чумазый и рыхлый, Степан Денисович следил одним глазом за сироткинскими ребятишками. Яркие под ярким весенним солнцем, те возились у ручейка, бежавшего по обочине, пускали кораблики-щепочки. Дети - мерило возраста, глядя на них, заслушиваясь поневоле звонким смехом, его чувствуешь, как никогда. Приведя двор в порядок, Степан Денисович не спешил уходить - все любовался немудреной игрой ребятни. Еще медлил он потому, что предстояло избавиться от нагулянных Снежинкой котят. Сама она, лишь котилась, загуляла снова, и с приплодом Степан Денисович решил не церемониться. Если слепыши не нужны горе-мамаше, то уж ему и подавно!
  
  Прошло еще минут пятнадцать, прежде чем он пошел на дело. Котят, как перстов, было пять: тыкались в руку, пищали, звали мамку. Из коробки Степан Денисович переложил их в большой черный пакет - самый прочный, какой сумел найти. С ним направился к проржавевшей бадье, стоявшей за домом, куда сбегала по желобу со ската крыши вода. Пожевав губами, зачерпнул в пакет мутной воды, подержал, сжав ручки в кулаке. Открыл, посмотрел - два еще бултыхались, крича, три отмучались. Перехватив горловину, потряс посильней, из дырочек, проделанных маленькими коготками, сочилась темная талая вода. Заглянул снова - один все еще был жив, пусть и наглотался. Что-то в Степане Денисовиче дрогнуло, зазвенело капелью, и, спеша опередить холодный, расчетливый разум, он выхватил из разверстой пасти пакета мокрое тельце, затолкал за пазуху, во внутренний карман телогрейки.
  
  - Эка живучий, - пробурчал в бороду, - Варягом тебя назову...
  
  Вырыв в черной, раскисшей земле углубление, Степан Денисович вытряхнул в него утопленников, пакет послужил саваном. Этим корабликам уже не найти свою гавань, подумал он, зарывая ямку, как не нашел ее кораблик Алешки. Цинк с его телом тоже в марте прислали, с горячим приветом из далекой страны Афганистан. В марте не стало и Тамары, между цинком и ее смертью прошло аккурат восемь лет. Стоит ли удивляться, что Степан Денисович невзлюбил первый месяц весны?
  
  Грачи на раскидистом клене в соседском дворе что-то горячо обсуждали, Степан Денисович, опершись подбородком на черенок лопаты, размышлял. Вопросы были извечные, мысли катились по накатанной колее. Верно ли устроен мир, если единственного, позднего, долгожданного сына отбирают, убивают, а потом разводят руками? Сдается, что нет. Вот только спросить не с кого - никто ни в чем не виноват. Получив цинк, Степан Денисович запил, запил по-черному, с похоронами хлопотала Тамара. Директор районной школы, она была острой буквально во всем: характер - язвительный, резкий, телосложение - угловатое, тонкое. Трудности Тамару не пугали, трудности делали только острее, и она могла искромсать в кровь одним словом, одним взглядом. Не поколебала Тамару и смерть Алешки - разве где-то внутри, глубоко-глубоко. Муж, понятное дело, тоже был приведен в чувство - путем многочисленных кровопусканий...
  
  Все изменилось, когда рухнул строй, и новая администрация озаботилась новым директором для обновленной школы. Тамару проводили с почестями, но без работы, в которой заключалась вся ее жизнь, она потускнела, затупилась, сломалась. Теперь пришла ее очередь пить, пить по-черному, а у Степана Денисовича недостало сил, чтобы вытащить из бездны - едва и сам туда же не рухнул. Со своим дипломом агронома новому времени он тоже оказался не нужен, однако, устроился сторожем, как-то удавалось сводить концы с концами. С Тамарой всегда было непросто, но последние годы вышли особенно тяжелыми, и когда она умерла, Степан Денисович не мог сказать, чего в нем больше - горечи, или облегчения...
  
  В кармане закопошился Варяг, в несколько минут повзрослевший на вечность, писк его уже не казался жалким. Опираясь на штыковую лопату, как на клюку, Степан Денисович вернулся к террасе. Войдя в дом, бережно уложил котенка в коробку, а коробку придвинул ближе к печи. Вспомнился кот Рыжик - отнюдь не первый в этом доме, но перед Снежинкой последний. Вот уж был умный, зараза, и недостаток только один, свойственный всем полноценным котам - метил свою территорию. К сожалению, его оказалось достаточно: Тамара подобного беспорядка не потерпела, развернула настоящую войну. Из каждого угла ей воняло, а на террасе так и вовсе сбивало мерзким запахом с ног. Степан Денисович отстаивал Рыжика, как мог, но в глубине души знал: тот обречен. Так и случилось. Одним далеко не прекрасным днем он обнаружил кота на пустыре за домом - с ниткой слюны, с пуговицами стеклянных глаз. Пьяно шатаясь, Рыжик ходил кругами, искал укромный уголок. Степан Денисович ему помог, а жене дерзнул устроить взбучку. Тамара не отпиралась, сказала прямо: "Отравила", - и откровенность эта обезоружила, выбила почву из-под ног. Женщин принято считать существами утонченными, возвышенными, но нет, они - сам прагматизм, и особенно то касалось Тамары. Вопрос, как бы она поступила со Снежинкой, был риторическим, что еще долго, после избавления от котят, не давало Степану Денисовичу покоя. Мягкотелость - не порок, или же источник всех бед? Нет уж, есть она, линия, за которой прагматизм обращается смертным грехом. Межевой чертой тянется она через весь мир, деля людей на два сорта, два лагеря, два сословия.
  
  3.
  
  Июль выдался засушливый, знойный - ни ветерка, ни дождинки. По утрам Степан Денисович ковырялся в небольшом своем огороде, раскаленным полднем во дворе предпочитал не появляться, вечерами же, тихими и теплыми, засиживался на лавке под яблоней до самых сумерек, и только комарам, невероятно из-за жары злым, удавалось загнать его обратно в дом. Детворы стало больше, гомонила она громче, и по домам тоже расходиться никто не спешил. Там роль комаров играли родители - звали, уводили, растаскивали. Снежинка гуляла и плодоносила с завидным постоянством, словно до сих пор снедал страх не оставить потомства, зароненный холодный зимой. Котившись в конце мая, она снова была с округлым пузом. Одного котенка из майского приплода Степан Денисович оставил себе, назвав за причудливый хвост Кренделем, двух других Варя попросила для подруги, обошлись без пакета и бадьи. Отношения с юной почтальоншей сложились близкие, доверительные: заходила часто, разговаривать с ней было интересно, еще интереснее - спорить, ведь спорили молодость и старость.
  
  Чу! В сгустившихся сумерках у забора появился Валера Сироткин, долго возился с калиткой. Мастер на все руки, рубаха-парень, а противовесом - пьянство. Казалось бы, дом, семья, все здоровы - живи да радуйся, но нет, что-то гложет, не дает покоя. И чем больше в таком человеке таланта, тем упорнее он его заливает, будто стыдиться.
  
  Покрутив вихрастой головой, Валера приметил под яблоней Степана Денисовича, сделал, шатаясь, один неуверенный шаг, другой. Из одежды на нем только шорты, ноги в шлепанцах, а шлепанцы на липучках. К груди Валера прижимал какой-то кулек, прижимал осторожно, и Степан Денисович сразу понял, что в нем. Точнее, кто.
  
  - Привет, Дед Мазай! - Валера совершил замысловатое па, но устоял, - дело есть, неотложное...
  
  - Вечер добрый, - Степан Денисович смахнул с лавки листья, - раз неотложное, то оно, конечно, выкладывай.
  
  Сосед тяжело бухнулся на скамейку, положенный рядом куль оказался завязанным в узел платком.
  
  - Зайчиха твоя совсем распоясалась, - язык у Валеры заплетался, а перегар был таким, что комариный рой сразу исчез, будто в нем растворившись, - шесть спиногрызов у меня на сеновале, а самой и след простыл!
  
  - Что есть, то есть, - Степан Денисович огладил бороду, - гулящая у меня кошка.
  
  - А я тебе скажу просто: все они, бабы, такие! - Сироткин рубанул воздух ладонью, - взять хоть Машку мою...
  
  Историю о том, как обнаружил жену под новогодней елкой у дома культуры, пущенной, что называется, по кругу, Валера любил рассказывать по поводу и без. Причем, каждый раз прибавлялось как подробностей, так и участников непотребства. Будто не стыдился он Машкиного проступка, а гордился...
  
  - Да, я помню, - вздохнул Степан Денисович, - можно не повторять.
  
  - Да что там! - Валера в сердцах сплюнул, - весь поселок помнит!.. А котят, прости, не могу, как себя не накручивал. Я же и выпил только для храбрости - хватит, говорю себе, тряпкой-то быть, мужик, или нет? В платок, вот, засунул, полено взял с кладки, сейчас, думаю, хлоп, хлоп, но не тут-то было - кишка слишком тонкая! И всегда так: ни свинью заколоть, ни курицу зарубить - как держит что-то...
  
  Сосед умолк, в горле его что-то булькало, и только увидев горошины слез, Степан Денисович сообразил: плачет. Стало неловко, как бывает всегда, стоит заглянуть ненароком в чужую душу, прозреть эти потемки. Не котят Сироткину было жалко - себя...
  
  - Пойду я, Дед Мазай, - Валера поднялся, едва не опрокинув лавку, - а ты уж, того-этого, о зайчиках позаботься...
  
  Ушел он все той же нетвердой походкой, оставив Степана Денисовича наедине с завязанным в узел платком. Платок шевелился, платок хотел жить. Перед глазами встало послевоенное детство, холодное и голодное, когда и голубей ели, и кошек, и собак. Окажись Валера в том времени, быстро бы научился через себя переступать, а не научился, так был бы перемолот, просеян через сито. Жизнь, она ведь штука прямая, фальши не терпит - либо ешь ты, либо тебя.
  
  Растирая прострелившую поясницу, Степан Денисович поднялся, взял узелок, направился с ним к все той же бочке. Другому выводку - другая вода, не талая, а водопроводная, для поливки.
  
  4.
  
  Холодный ноябрьский ветер срывал с деревьев последние листья, сеяла изморозь, лужи подернулись хрустким ледком. А дома тепло, дома уютно, и пышет жаром матушка-печь. В гости к Степану Денисовичу пожаловал Панталонов, которого все тот же Сироткин, любивший давать клички и прозвища, окрестил Боровом. Василий Васильевич в долгу не оставался тоже, награждая ненавистных соседей такими эпитетами, как "охлос", "чернь", и даже "быдло". Лоб у Панталонова высокий, большой, знаний в нем много, да и характер отнюдь не поросячий, а вот насчет излишнего веса, и маленьких, глубоко посаженных глазок, скрытых, к тому же, громоздкими роговыми очками, с Валерой было не поспорить. Степана Денисовича Панталонов уважал за житейскую мудрость, видел в нем достойного оппонента.
  
  Чай, благодаря листочкам мяты, собранным по лету, духовит, клубничное варенье, разлитое по блюдцам, тает на глазах. Разговор, поплутав по буеракам мировой политики да немудреной поселковой жизни, свернул на кошек, и надолго там задержался. Панталонов, с трудом сохраняя прежний сдержанный тон, стал рассказывать о недавнем своем приобретении - породистом сфинксе, за которого выложил немалые деньги. Дескать, ходит только в лоток, никаких безобразий, ест исключительно в присутствии хозяина, да и вообще, без хозяина - никуда. Видел Степан Денисович эту образину - не приведи Господь!
  
  - А мне еще двух подбросили, - посетовал он, - рыжего и дымчатого. С Рыжиком-то у меня история давняя, пришлось приютить, ну, а дымчатого уже за компанию...
  
  - Смотрите, Степан Денисович, - Панталонов поправил очки, - превратитесь в Собачьего Сегуна. Был такой в семнадцатом веке, из династии Токугава, к братьям нашим меньшим проявил больше сострадания, нежели к людям, что братьям, разумеется, вышло боком.
  
  - Благими намерениями... - Степан Денисович окинул взглядом своих кошек, жмущихся к печке - казалось, дремлют те только для вида, на самом же деле внимательно слушают. - А сострадание - штука хитрая, изворотливая. Ведь кто мне рыжего с дымчатым подбросил? Москвичи, уж, конечно, тут к бабушке не ходи. Завели себе игрушку на лето, а она возьми, да и вырасти, и в город уже не возьмешь. Завезти в лес - жалко, и жалко же убивать. Выход? Подбросить соседу-кошатнику, у него же их прорва. Подумаешь, одним больше, одним меньше - не убудет! И все хорошо, и совесть чиста...
  
  - А начинается все вот отсюда, - Василий Васильевич постучал пальцем по лбу, - думать отвыкли. Понимаю, просчитать на десять ходов вперед - сложно, и доступно не каждому, но на ход-два? Нет уж, что угодно, только не это!
  
  Панталонов разгорячился, порозовел, глазки сверкали.
  
  - Да много возможностей, - поддержал Степан Денисович, - давеча, вот, объявление в газете читал про гостиницу для животных, и там же реклама собачьего приюта.
  
  - Ой, не смешите, - Панталонов прыснул, - все это стоит денежку, а у вас гостиница совершенно бесплатная, и уход не в пример лучше.
  
  - М-да, - протянул Степан Денисович, - есть свой резон. Значит, неправда твоя, Василий Васильевич - думают люди, и комбинации строят, вот только думают они не о том...
  
  Спорили еще долго, не забывая, впрочем, как о чае, так и о клубничном варенье, разошлись на сакраментальной цитате: "Мы в ответе за тех, кого приручили". Степана Денисовича разговор задел за живое, следствием чего стал ночной кошмар. Приснилось, будто на груди сидит тот самый сфинкс, мешает дышать. Судорожно хватая ртом воздух, Степан Денисович пытается его сбросить, но кожа гладкая, скользкая, ничего не выходит. А кот шипит, фырчит, словно поставленный на плиту чайник, и царапает грудь когтями. Кажется, веса в нем столько же, как и в том каменном, охраняющем пирамиду. Наконец Степану Денисовичу удается ухватить образину за шею, и, после упорной борьбы, сбросить с себя. Проснувшись в холодном, липком поту, он еще долго лежал в темноте, сердце бешено колотилось. Пришлось выпить таблетку, добавить к ней успокоительных капель - только тогда полегчало.
  
  Обнаружив спозаранку на крыльце очередного подкидыша, Степан Денисович не удивился, но настроение, что называется, было испорчено на весь день. Сам белый, котенок имел серое ухо, тонко, противно пищал. И где они их только берут? Со всего поселка, что ли, собирают? При ближайшем рассмотрении выяснилось, что кошка, а с кошкой Степан Денисович уж точно связываться не собирался - Снежинки за глаза. А ведь не будь ее, черной бестии, не пришлось бы и сейчас ломать голову, как быть. Арифметика, как ни крути, паршивая: одну жизнь пригрел, сохранил, утопленникам же счет давно перевалил за дюжину. Выводы из нее получались простые, но стоит ли в таких делах доверять арифметике? Степан Денисович решил, что стоит, и, ухватив котенка за шкирку, выбросил за ограду. Сироткинские моськи не подвели - бросились всей оравой. Выказав небывалую прыть, кошка пересекла дорогу молнией, на соседский забор едва не взлетела. На следующий день она не вернулась, как и в следующем месяце, а вот в новом году ждал сюрприз...
  
  5.
  
  Новогодние праздники Степан Денисович любил, пусть энтузиазма с возрастом и поубавилось. Принес в дом еловую веточку, украсил мишурой, купил мандаринов послаще, и даже намесил оливье. Котам своим тоже пиршество устроил: вместо мороженой мойвы, обычного их рациона, попотчевал куриными головами, завезенными по случаю праздника на рынок. Питомцы остались довольны, просили добавки, да так, что Степан Денисович забеспокоился: авось, чего подмешали, как во всякие китекеты да вискасы?
  
  Праздники кончились, а погода все радовала: дни стояли лучистые, ясные, небо сияло вычищенным до блеска жестяным листом. Ноги сами несли во двор, руки сами искали работу, и Степан Денисович давал им полную волю. Раз-два - и сброшен снег с крыши, три-четыре - и чурбачок превратился в лучины, пять-шесть - и на яблоне появилась кормушка для птичек-синичек. Как-то Степан Денисович проснулся особенно рано, долго ворочался да кряхтел, но сна ни в одном глазу. Встал, затопил печь, кошкам молока налил. Чуют мороз, хитрые бестии - швырк под пол, и снова на лежанку! Сам собрался было почаевничать, но чайник пуст, и ведра тоже, и бидон. Из-под крана который день бежала ржавая - такую кипяти не кипяти, гадкий привкус все равно останется. Семь бед - один ответ, колодец. Благо, совсем рядом, в десяти шагах за сироткинской оградой.
  
  Одевшись, обувшись, Степан Денисович выволок бидон на крыльцо, спустил по ступеням. Летом выручала водовозная тачка, зимой - сани. Поставил - и шагай себе по скрипучему снежку, а небо над головой звездное, а мороз кусачий, и щемит в груди от эдакой благодати. Даже сироткинские шавки не лаяли - обнюхали, да отбежали.
  
  Бидон Степан Денисович набрал только до половины - спина уже не та, а у крыльца не одна ступенька. Захлопнул крышку, сунул под замок щепочку, закрыл. Всю обратную дорогу бурчал незамысловатую песенку про "вместе весело шагать", и до того погрузился в себя, до того слился с прелестью январских сумерек, что не сразу заметил у своего забора фигурку. То была Варя, и при виде Степана Денисовича замерла, будто в один миг превратилась в ледяную глыбу.
  
  - Варя, что ты здесь делаешь? - Степан Денисович остановился, - что-то случилось?
  
  Девушка шмыгнула носом, но не ответила, тени, отбрасываемые яблоней, причудливо текли по лицу. Вдруг курточка ее распахнулась, и на искрящийся снег выпрыгнула белая кошка с серым ухом. Настала очередь Степана Денисовича застыть ледяным столбом.
  
  - Так это все ты? - только и смог вымолвить он, - но зачем?..
  
  - Люблю я их, Степан Денисович, очень люблю, как увижу бездомного, так сердце кровью обливается... А вы такой грустный, такой одинокий, но не злой - я сразу на вас внимание обратила, на домик на ваш, и вот...
  
  - Что любишь - это хорошо, - Степан Денисович провел рукавицей по обледеневшей бороде, - но зачем же втихую?
  
  Отступив на пару шагов, Варя сказала негромко:
  
  - Знаю, о чем вы думаете: ни ростом не вышла, ни умом - а так оно и есть!.. Людей, наверное, не так люблю, как их...
  
  Степан Денисович молчал, только глаза сверкали, и Варя, словно подстегнутая этим молчанием, отступила еще. Кошка же, наоборот, подошла, потерлась о валенок.
  
  - Уезжаем мы послезавтра, всей семьей уезжаем, и далеко, - проговорила девушка совсем уже тихо, - но я еще забегу, Степан Денисович, обязательно забегу!..
  
  Нет, она не забежала, как не написала и письма, зато вторая кошка, названная Белоснежкой, принесла по весне четырех котят.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"