Хрисанф смотрел на былого своего напарника, пытался разобраться в чувствах, которые испытывает. Казалось, Рагнара охватили эфирные объятья: двойник раздулся пузырём, энергия вливается и истекает по многочисленным каналам, роятся сущности. Вот только пузырь был не изумрудным, а в отливах жёлтого и голубого; и в тех же тонах энергии, в тех же тонах сущности. Время от времени двойник содрогался, выплёскивал эманации боли, и тогда сущности окрашивались оранжевым. Сам не знал почему, но воспринимал эту боль Хрисанф глубоко, едва ли не как свою. Как будто не лич, как будто не охладевший ко всему и вся некромант-мастер. 'А может, в том всё и дело, что лич? - спросил он себя. - Вспомни, что почувствовал, когда окончательно перешла Алиера - будто оборвалась струна...' Размышление, взгляд в эмоции, внутрь себя, но затем однозначный ответ: нет, дело не в этом. Уже давно (быть может, от самого На-Крулла) чувствовал, что объединил их - Алиеру, его и Рагнара - расклад, теперь же убедился в том окончательно. А значит рискует не зря, не зря вернулся в Эфир. Так сомнения наконец-то рассеялись, ушла маета, и Хрисанф, поймав одну из не одурманенных ещё оранжевым сущностей, применил заклинание. Изменённая, та прорезала покрытый плесенью жёлтого и голубого пузырь, обеспечила своего рода длинноговоритель.
- Вот ты где... - были слова от Хрисанфа. - Оставайся в Эфире, не меняй форму, сейчас попробую освободить.
Заплескалось оранжевое, сущности поднялись и рассыпались - зарыскали в поисках нарушителя. Лич их будто и не заметил - оборот сферы Эфира, другой, и оранжевое забрали серые пряди тумана, протягиваясь и протягиваясь с разных сторон.
- Всё оказалось сложней, чем я думал, - сказал словно бы и не Рагнару даже, а себе. - Запомнил, как нас похитили?
- Нет... - прозвучало в ответ едва слышно.
- Вот и я - нет, - вздохнул Хрисанф, - но себя я из плена вытащил, а тебя, увы, не успел.
- Так это и правда ты? - уже громче, уже ярче, - и сможешь освободить?..
- Я, а кто же ещё, - проворчал лич. - Уже плету чары, разве не чувствуешь?
Устремил все четыре руки в направлении кокона, пальцы растянулись тонкими нитями, за что-то цепляясь, а что-то, наоборот, перерезая. В ответ содрогание, в ответ вспышки света, но вот и голубое, и жёлтое, и оранжевое поглотил зелёный костёр.
- Прощай, - сказал Хрисанф, - до встречи в следующих воплощениях.
Хотел поддержать, проконтролировать истечение, да только пришли саламандры, и эфирное тело каждой окаймлял багровым отсветом гнев. Череда ярких оранжевых искр едва не запечатала чадо-лича в клетку, за искрами же последовали все те сущности, что были до того изгнаны - бросились голодной стаей.
- Какие мы грозные... - некромант возводил щит за щитом, - ну-ка, ну-ка, не будем спешить...
Чары уравновесились, Эфир застыл на мгновенье, будто попал под заклинание заморозки, после чего ударил и по саламандрам, и по личу с одинаковой силой. Таков уж он, мир-отражение - не любит фиксаций. Серый туман вокруг Хрисанфа заклубился, преобразовался в обрывки теней, тени слились, вспыхнули образами. Вскоре образы упорядочились, вытянулись галереей, та же переправила лича на три года назад - в то время и место, когда обсудили с главным библиотекарем происшествие. В то время и место, когда текущее задание было получено. И как Хрисанф ни бился, как ни старался, а вырваться из галереи отражений не получалось. Потому вновь пришлось погрузиться в беседу, отдать нити управления себе-прошлому.
- Во-первых, чтo похитил метаморф, принявший облик Бронта, - говорит главный книжник, и в руке его появляется кристальная игла, подобная стилосу. - А похитил он вот это. То есть ключ-активатор для библиоманта.
Проходит встреча в Эфире, и как Лазариус, так и Хрисанф не стали расширять двойников - оставили облик таким же, как и в физическом мире. Он же, Эфир, подобный шаловливому ребёнку, ключ подхватывает, поднимает, удерживает на пряди тумана.
- Хм, интересно, - говорит лич, - а что 'во-вторых'? И библиомант похищен тоже?
- Да, - продолжает книжник, - причём лучший из них. Тот, что достал сам Хексис в пору своих путешествий - библиомант Верлия...
Сгустившись, Эфир показывает, о чём речь: небольших размеров овоид, заключённый в панцирь чёрной брони, сверху отверстие под активатор, сбоку же поле с кристальными литерами, которые, перестраиваясь, и дают предсказание. Есть также паз под палец, где иголочка - только взяв кровь, артефакт даст ответ. Эфир берёт активатор, вставляет его, касается прядью тумана паза, и литеры щёлкают, рождая слово за словом.
- И как давно был похищен сам библиомант? - спрашивает Хрисанф, полюбовавшись картиной.
- Не знаю, - качает головой Лазариус, - системы Нексуса не отметили. Только представь - Нексус, и не отметил!
- Очевидно, что групп было несколько, - говорит лич, - как минимум три. Под похищение артефакта, под похищение активатора, под прикрытие действий как одних, так и других в Эфире. И не хотелось бы мне, если честно, встретиться с теми магами, что отвечали за последнее...
- А придётся, - звучит в ответ. - Ибо тебя-то как раз я и хотел о том попросить. То есть выследить и вернуть.
- То есть сунуть голову в самый змеюшник, - хмыкает лич. - Но не переживай, не переживай - я согласен. Однако, поставлю и своё условие: позволишь рассмотреть кандидатуру Рагнара в качестве напарника.
Взгляд Лазариуса становится острым, пронизывающим, спрашивает:
- Зачем он тебе?
- Пока не уверен - ещё пересмотрю галереи, - но, думаю, он во всём этом глубже, чем мы думали. Если бы не Алиера, мы бы и про похищение активатора могли не знать ещё долго. Она же метаморфа вычислила. И, насколько теперь понимаем, занималась этим давно. Рагнар же, как тоже теперь понятно, служил ей в качестве усилителя. То есть я всё к тому, что через человека этого должен пролегать след.
- Да, - кивает главный библиотекарь, - сходится.
- Ну-ка, опять интересно, - усмехается Хрисанф, - ты о чём?
- Буквально на днях Рагнар попросил о его переводе в боевые.
- Вот видишь, - снова смешок, - один к одному!
- Да, вижу, - отзывается Лазариус, - и придётся, похоже, просьбе твоей уступить.
- Сильно не торопись. Говорю же: надо ещё пересмотреть галереи.
- Одного не пойму, - качает головой книжник, - если Алиера делилась подозрениями с этим своим Рагнаром, то почему бы было не поделиться и со мной?
- Боюсь, со временем у неё развилось нечто вроде паранойи, - говорит лич, - ведь и со мной она не поделилась тоже. Впрочем, и Рагнар, я уверен, основного не знал.
- Да, паранойя - вещь обычная, - кивает Лазариус, - когда имеешь дело с метаморфами.
- Ничего, за Алиеру они мне ещё ответят, - звучит в ответ грозное, - возьму сполна...
Вспышка неясного света, что-то наподобие треска, и вырваться у Хрисанфа всё же вышло. Тень закружилась, то разлетаясь на обрывки, то вновь обретая целостность, пока не выцвела в серое, пока Эфир не принял обычный для себя вид. На уровне Сущего Хрисанф очнулся, поднялся с лежанки, затем покинул и защищённый бронёй фургон. Охраняли тот боевые зомби, и тут же один из них подбежал, склонил голову в ожидании приказа.
- Свободен, - отмахнулся лич, - не до вас сейчас.
Сам он тоже напоминал немного зомби - бледный, в одежде ветхой, местами рваной, да ещё и без золота своих волос. Зато перчатки были на руках, тлели холодным светом костяные вставки. Прикрыв глаза, Хрисанф протянул руку в направлении цитадели саламандр, в направлении вспышек и канонады, в направлении продолжавшегося который день боя.
- И за него... - тихо сказал, - и за Рагнара вы мне ответите тоже...
[2]
Схрон некромант устроил в том же каземате, где проходил его плен, когда их с Рагнаром похитили. Как и ожидалось, для мимикрии расположение сил здесь было самое наилучшее. От тюремных сот, впрочем, теперь осталось мало, как и от всей цитадели - сила Севера повергла, разрушила, разбросала кусками живого мяса по сторонам. И армада двинулась дальше, вытянулась драконом из стали и маналита, лич же с армиями не пошёл. У него было задание, и близилось, как теперь знал, к своему завершению, так что с армиями было не по пути.
Останки цитадели напоминают Хрисанфу свитня - его неудавшееся высшее заклинание, его неудавшийся триумф. Шевелящееся, но не живое, с тяжёлым запахом смерти, но не мёртвое. Свитень убил того весьма любопытного кота, питомца Рагнара, а без кота стал нестабилен и сам Рагнар, и тоже вскоре погиб. Считал ли Хрисанф себя виноватым, жалел ли о содеянном? Нет, ибо мастером-некромантом владеет прагматизм, владеет всегда. Но и да, так как понял - дороги их с Рагнаром не просто переплелись, не просто скрестились, а срослись, и отныне то будет дорога одна. А потому было б лучше, если бы молодой некромант ещё пожил; было б лучше, если бы удалось его тогда вытащить...
Рагнар... Для Хрисанфа он в буквальном смысле стал поводырём. Хотя сам-то, как знал чадо-лич из слежки за эфирным двойником напарника, предполагал наличие на библиоманте некой метки. Нет, ничего подобного - похитители постарались стереть все следы. И лишь один упустили. Тот, который пролегал через помощника Алиеры, через самого Рагнара.
След в Эфире совсем не то, что след на уровне Сущего - без строгой привязки к пространству, без строгой привязки ко времени. Представить можно в виде точек, разбросанных случайным образом, которые, к тому же, постоянно перемещаются. Во многом напоминает след убегающего зайца - петли, скидки, обман и обман. Поводырь же, даже если и сам того не понимает, перестраивает набор случайностей в закономерность, отсекает точки фальшивые и выводит на первый план ключевое. Что и делал для Хрисанфа Рагнар. Для начала участие (а скорее - неучастие) последнего в схватке с метаморфом, принявшим облик Бронта, затем указание на световые волокна, из чего и выросло заклинание свитня, и, наконец, эта вот цитадель, на которую указал своей смертью. Да, всё так просто, когда видишь след - цитадель и есть последняя точка. Пространство определено, и время теперь не имеет значения. Ибо уж что-что, а ждать некроманты умеют, и в том пока не превзошёл никто.
Хрисанф ждал, пропускал течение времени мимо себя не по капле, а бурным потоком. От боевых зомби он отказался - отказался вообще от какого-либо сопровождения, хотя Ситнис настаивал на другом. Настаивал тот на многом, но затем перестал, исчез со всеми своими эскортами - явно что-то насчёт одиночных заданий сообразил. Быть может, с этой посредственности всё же ещё будет толк? Как бы то ни было, эскорты не помогли, когда Хрисанфа и Рагнара похитили. Лич вспомнил дорогу, начавшуюся за Антиломой, за великой южной рекой, и то, что в той дороге сопровождало: жара, клубы пыли, рои насекомых, рои насекомоподобных южан. И предчувствовал ли он, когда начались похищения, что будет похищен и сам? Нет, ни Эфир, ни Сущее не предупредили. И ладно бы Сущее - не приоритетный в смысле магии план, с ним всё понятно, - но почему Хрисанфа предал Эфир? Слишком дерзким оказалось заклинание свитня, за это и месть? Возможно. Но не достаточно ли было того разбора, что устроили ему мастера? Так что Хрисанф был обижен. На Лигу, на Эфир, да и на весь этот неправильный, искорёженный мир в целом. Обида пошатнула основы, вынудила пересмотреть своё отношение ко всему. И он пересматривал, до сих пор пересматривал, готовясь встать на путь новый, путь смелый, исключительно свой. А сейчас вспоминал, переживал в подробностях ночь, в которую их с Рагнаром похитили...
Полностью в себя лич приходит лишь в каземате, а до того была круговерть, одна круговерть. Звёзды изумрудные сменялись звёздами Сущего, бисером на ночном небе, и что-то влекло его, что-то тянуло. Хрисанф пробует силу, но не дотягивается - Эфир заперт, физическое же тело держит нечто липкое и тёплое, будто оплели прошедшие максиформу слизни. Сразу же понимает: не слизни, а протоплоть, и заговорена на подавление магии. Однако, лазейка есть - тянется тонкая нить к Рагнару. Хрисанф расслабляется, доводит сознание едва ли не до уровня пустоты, а затем всплеск, затем резкий бросок. И да, вот он Рагнар, но с молодым некромантом что-то не так - что-то с ним делают, с чем-то соединяют. Эдаким щелчком включается прагматизм, и все дальнейшее размышления лича будто под стук метронома. Можно ли Рагнару помочь? Нет, уже не успеть, слишком мало для противодействия времени. Можно ли его положением воспользоваться? Да, канал через Эфир прочный. И Хрисанф берёт эманации, собирает капля за каплей в горсть. А далее попытка пройти по горячему следу, запустить круговерть похитившего заклинания в обратную сторону. 'Слизни' волнуются, начинают давить, но свет жёлтый, свет голубой, а затем и оранжевый. В следующее мгновение лич прорывается в Эфир, и некие сущности, мерцающие то зелёным, то голубым, намерены остановить, но он проскальзывает, он минует. Сущее встречает бисером звёзд, бисером песка, в который ударилось обнажённое тело, криками разворошённого лагеря где-то невдалеке. Своего лагеря. Ощупав себя, Хрисанф понимает, что саламандры лишили не только одежды, но и волос - не осталось на теле. Но не важно, не имеет значения. Ибо спасён!..
Хрисанф ждал, следил за трепетом, изменениями Эфира. Те, за кем шёл, то приближались, то удалялись, следуя своими дорогами, и казалось, будто библиомант похищен напрасно, будто до него уже давно никому нет дела. Вот только дело было, и лич, подобный пауку на сером полотне паутины, продолжал ждать. Пока одним днём они, наконец, не пришли, пока у полуживых-полумёртвых руин цитадели не появилось трое. И действительно, то была последняя точка, завершение задания долгого и мучительного, так как с похитителями был и артефакт.
[3]
В широких одеждах из тенёты, южане и сами подобны теням. Двое из них высоки и мускулисты, третий же и тщедушен, и сгорблен, и стар. Вот только наибольшую опасность представляет именно он. Ибо маг. Чёрная и серебристая краски делят лицо старца на две половины, переплетение бус и амулетов на шее, запястные кольца, а в руках, под ещё одним покрывалом тенёты, безусловно, яйцо библиоманта.
- Подготофьте мес-сто, - шипит маг, - быс-стро!..
Мускулистые освобождаются от тонких своих одежд, и на телах вспыхивает вязь голубого узора. Находят полурасколотый блок управления, тоже во многом подобный яйцу, погружают руки в остатки протоплоти на дне. Тела змеепоклонников как бы становятся зыбкими от лёгких и быстрых метаморфоз, пространство же вокруг претерпевает метаморфозы глубокие - что-то втягивается, что-то, наоборот, поднимается. И вот уже готов круг южной мандалы - псевдоплоть ограничивает его пространство ребристым гребнем, а также делит ещё одной линией строго надвое. На линии этой формируются три постамента, три держателя, от них по мандале расходится сетка жил. Большие и малые, те подобны змеям и змейкам, и вскоре начинают пульсировать, делают мандалу живой.
- Хорош-шо!.. - маг доволен. - А теперь по мес-стам, по мес-стам...
Метаморфы проходят к правой и левой половине круга, останавливаются в средних точках, где переплетения жил наиболее густы. Маг же пробирается к постаментам, где тоже разоблачается, являя узор в виде множества оранжевых точек, оранжевых искр. Библиомант он, сдёрнув покрывало, ставит на постамент средний, другие же занимают два крупных алмаза, которые с болью, с криком выдернул из себя.
- Ах-ш-ша!.. - и продолжает ещё шипеть, - ах-ш-ша...
Хрисанф следит за процессом через эфирные зеркала, через отражения отражений, и не вмешивается, конечно, не вмешивается. Для того пока рано. Между тем выяснил имена южан, и даже прикоснулся слегка к эфирным их двойникам. Помощника с более тёмной кожей зовут Рче, более бледный - Т'онкин. Впрочем, как понятно теперь, не столько помощники, сколько жертвы. Предназначенные для финального заклинания жутковатого этого старца, для мага по имени Г'и. А тот уже возложил руки на чёрную кожу библиоманта, что-то шепчет. 'Интересно, понимает ли он, - думает лич, - с каким играет огнём?'
Библиоманты - творение пращуров, и находят их только на западном материке. Самые сильные из подобных артефактов хранят в себе имя своего мастера, и имена эти, таким образом, дошли до потомков. Первым найденным был библиомант Тарквина, но наиболее известен, безусловно, библиомант Верлия. Так как, по общему мнению, обладает наибольшей предсказательной силой. Ещё одна особенность именных библиомантов: все они связаны с магией кристаллов. Откуда и родилась гипотеза, что созданы избранными из людей, ставшими в предначальные времена учениками кристальных цвергов. Гипотеза неподтверждённая, но многое бы могла объяснить. К примеру, ту силу, которой библиоманты обладают. А она велика. Библиомант может не только отвергнуть предложенную кровь, но и убить обратившегося, и проклясть. Вплоть до седьмого колена, как говорится. Потому обращаться следует осторожно, выбирать вопрошающего со всей тщательностью. Самое же правильное в отношении библиомантов - вообще их не будить.
Южане, тем не менее, решили рискнуть, некий острый вопрос всё пересилил. И что любопытно, действуют сами, без влияния саламандр. Потому, вне всяких сомнений, услышать этот вопрос личу хотелось. Самое же интересное - услышать ответ.
Но вот начинается - Г'и вставляет ключ. С характерным щелчком библиомант переходит в активную фазу, высокой волной от него распространяется магический всплеск.
- Не спеш-ши, не спеш-ши, - маг-южанин гладит артефакт, - ибо нам нужен точный ответ...
Затем ожидаемое: два убийства в мгновение, две жертвы. Жилы мандалы рвутся, и там, где был Рче, поднимается столп пламени, а там, где был Т'онкин - струя кислоты. Метаморфы умирают молча, без единого крика, и только запах плоти сожжённой, запах плоти разъеденной. Алмазы же принимают истёкшую силу, умножают, передают Г'и. А тот уже собран, сосредоточен, и скрюченный палец движется к пазу, к тонкой игле. Когда касается, то пространство мандалы вздрагивает, цилиндром поднимается вверх оранжевый свет. 'Что он творит? - думает лич. - Это уже и не игра с огнём даже, это - безумие!..'
- Драконы или саламандры, - спрашивает между тем маг, и голос теперь хорошо поставленный, правильный, - кто победит?
'А неплохо, неплохо, - думает Хрисанф, - Лиге это тоже было бы интересно. Глядишь, и союзниками могли бы стать с Царством...'
- Ответ прошу одним словом, - добавляет старец, - не надо подробностей.
'А вот это ошибка, - думает некромант, - вот этого делать не стоило'. Да, туманность пророчеств - настоящий бич библиомантов, а зачастую и не просто туманны - бессмысленны. Вот только артефакта Верлия не касается. И как южане подобного могли не знать, если на втором подземном уровне библиотеки был свой человек? 'Загадка...' - думает Хрисанф, но затем мысли прочь - библиомант срабатывает. Каждый щелчок литеры сопровождается новым выплеском силы, и щелчков этих шесть. Получается, библиомант всё же послушал, ответил одним словом? Или какой-то подвох? Похоже, всё же последнее...
- И что это значит? - гремит Г'и, - как трактовать?..
Прошипев что-то подсердечное, он сбивает артефакт с постамента, готов уже обрушить сверху глыбу собранной мандалой силы. Стало быть, пришло время чадо-личу вмешаться, покинуть уютное гнёздышко. И он поднимается, сейчас уж точно неотличимый от зомби, режет мандалу ножом заклинания, режет постамент. Алмазы тут же отвечают - луч и луч - пытаются соединить разорванное. Но не сказать, что им это удаётся - силы в них всё же осталось мало. Старец же отскакивает с завидной прытью, выкрикивает:
- Кто ты такой? Как нас нашёл?..
- Тот, кто пришёл за похищенным, - отвечает Хрисанф. - А ещё отомстить.
Стремительным каскадом заклинаний он высасывает силу мандалы, переносит и себя, и Г'и в Эфир. Тот в мгновение обращается роем шершней, и сразу атака, сразу попытка объять. Расправив четыре руки, лич отталкивает; отступает, но не более чем на шаг. Сфера Эфира приходит в движение, и крутится то в одну сторону, то в другую.
- Так что, не понравилось слово? - спрашивает Хрисанф. - Но чего же хотел от библиоманта? Тем более от библиоманта Верлия.
В ответ лишь злобный гул роя, и бросок за броском, бросок за броском в попытке пробить защиту. Та, однако, крепка, и лич даже показывает, что нижние руки теперь свободны. Заканчивает же состязание в силе словами:
- А ещё, смотри, Верлий может вот это...
В сером появляется кристальная игла активатора, и, пронзив рой насквозь, ложится в руку Хрисанфа. Рой рассыпается, перемешивается с изумрудными искрами, а затем рассыпается и Эфир - возвращает сознание в Сущее.
- Исчезни, - говорит лич, бросив взгляд на Г'и, рухнувшего с пробитой грудью. - Надеюсь, в следующих воплощениях не встретимся.
Обтерев иглу о ветошь одежды, помещает её в специальный карман на поясе. На артефакт долго смотрит, когда поднимает - да, ответ действительно странный. Как и требовалось, слово одно, и оно следующее: