После дела с червегрузом скрываются в Кипеларе. Желан, Вельс и Гибриз. Червегруз - их первое крупное дело, как триады, братья Желан и Вельс при этом бывалые, а Гибриз - новенький. И чувствует себя скорее не в связке, а на поводке; понимает прекрасно: не одно ещё подобное дело понадобиться, чтобы ощущения стали иными. И сейчас Гибриз в 'Улье', куда, потянув за поводок, привёл Желан, старший из братьев. В месте, где, по словам последнего, лучшие нектарные залы во всём Кипеларе. Гибриз же в Кипеларе впервые, впервые в 'Улье', но готов согласиться заочно.
Нектарный зал - это помещение, приспособленное для приёма золотистого дыма, как называют астральный наркотик, разрешённый Системой. Один из десяти, разрешённых Системой. Не перенося в астральную плоскость, оставляя фокус сознания в физическом теле, золотистый дым позволяет увидеть узор. Затяжка, другая, и перед Гибризом всё предстаёт правильным, соразмерным, на своём месте. А когда видишь мир так, то ничего больше и не надо - излишне, просто излишне. Потому, на его взгляд, золотистый дым - лучшее из того, что разрешено.
- Жёлтый, жёлтый, поворот налево, - бормочет Желан, - здесь оранжевый, подъём на уровень выше. Перейти на физический, слова к Гибризу...
И звучат слова:
- Ну, скажи же, скажи, как ты мог сравнить свою аномалию с моей? Какой-то пустяковый дефект на эфирном уровне и сбой, понимаешь ты, сбой при установке ментального знака!
Они утопают в креслах, утопают в золотистых клубах. На жаргоне нектарные залы ещё называют нексусами, как то ядро, вокруг которого построен изначальный информаторий, ИИ. Или великое книгохранилище, как называли ИИ в давние времена. 'Да, - думает Гибриз, - нексус - правильное название. Гораздо лучше нектарного зала. Всё, абсолютно всё выстраивается здесь вокруг тебя элементами, а ты их средоточие, ось'. Вслух же он произносит:
- Просто тогда я не понимал, о чём говорю.
Желан - человек коренного типа, неудавшийся астральный маг. При установке знака пережил сбой - размазало, как он выражается, между астральными плоскостями. Видел жёлтые лучи, лучи оранжевые и голубые, а они его резали. Когда Гибриз эти слова услышал, то сказал:
- Надо же, у меня похожая аномалия!
- Похожая? - раздалось тогда в ответ гневное, - ты, щенок, сказал - похожая?!
Это, конечно, если опустить весь тот сумбур, что Желан произносит, когда строит в астральных своих плоскостях лабиринты. А строит он их именно там - суть его аномалии. И строит, кажется, постоянно. В тот злополучный день, когда ляпнул о схожести аномалий, Гибриз, как говорится, по краю прошёл, и если бы не своевременное вмешательство Вельса, то и сам рисковал быть размазанным по всем плоскостям. Произошло это давно, едва ли не в самом начале их совместной работы, но Желан вспоминал постоянно, вот и сейчас вспомнил тоже, подстёгнутый дымом.
- Зелёный, угол в сорок пять градусов, поворот полукружьем, перейти на физический, слова к Гибризу...
И звучат слова:
- Говоришь, мучают сны? Говоришь, не дают покоя? Но что это значит, когда ты размазан, когда и спишь и не спишь одновременно?..
- Да, теперь я понимаю, осознаю свою ошибку, - говорит Гибриз, - ты хорошо объяснил.
- А ты послушай, послушай ещё, - глаза у Желана почти такие же, как и дым - золотистые, опасно блестят. - Лишним не будет!
И Гибриз слушает. Как Желан сделал первый свой лабиринт - астральный, а не ментальный, составил внутри себя. Вместе с тем изменился узор линий на ладонях, узор радужки, узор голоса. И сфера контроля исторгла его, выбросила, а он воспользовался, он сбежал.
- Ты - молодец, - кивает Гибриз, - мне далеко до тебя.
Хотя, разговаривай он с человеком, более здоровым ментально, мог бы и поспорить. Аномалии их действительно были схожи, и пусть Гибриза лучи не резали, зато терзали кошмары. После них физический мир казался хрупким, прозрачным, готовым вот-вот развалиться. В кошмарах Гибриз возвращался на личеобразование, переживал весь процесс полностью, но не мог пробить круговерть сферы, улететь. И тогда Климент притягивал его, уничтожал...
Первым городом Гибриза в Играгуде была Кеола. И что сказать - обнаружил много схожего с Тромой. Пусть город был и крупный, и молодой, но на расстоянии от магистралей, и вообще на расстоянии от всего, как бы замкнутый сам на себя. Ещё обнаружил, что в Играгуде день за два, а то и за три, и это, наверное, было самым примечательным его свойством. Вот удачно обстряпано дельце, и 'мёда', кажется, хватит на год, но проходит декада, и того уже нет, и снова задание, и снова скрываются, и снова растрата. И опять, и опять, и опять...
Перед тем, как состыковали с Желаном и Вельсом, Гибриза сделали, как говорится, полезным. Строили модель за моделью, пока не научился призрачный нож-виверну контролировать. Тогда же и более глубоко проник в суть своей аномалии, хотя и так понимал в общих чертах: первым этапом был сбой при личеобразовании, затем наложилось на волшебную вещь. И в Играгуде, где аномалии - норма, а не исключение, связь только усилилась. Пробовали, конечно, прощупать его и на предмет превращения в призрака и обратно, контролируемого превращения, но нет, тут ничего не вышло. В основном из-за типа, как ему объяснили - нужно было быть коренным, а не плавающим, чтобы подобное проворачивать.
Как и когда поводок утянул из нектарного зала, Гибриз уже не помнит, но теперь с Вельсом, главным в триаде, в клубе 'Три двойки'. Здесь играют, и играют только по-крупному; помещение в форме куба, устроено так, чтобы никаких воздействий магии. Играют в расширенные кости - на одном кубике метки от одного до шести, на другом - от семи до двенадцати. Девять очков обозначает грань сплошь в точках, десять - уже не точки, а прямая линия, проведённая посередине, одиннадцать - две таких линии, прямой крест, а двенадцать - треугольник, три сплошных линии.
- Запомни главное правило, - учит Вельс, - не разменивайся.
Затем выбрасывает кубики, и те становятся двенадцатью и одним.
- Дыра окружённая, или знак Концентратора, - сообщает бесстрастно распорядитель, - высший множитель. Играем ещё?
- Играем, - Вельс почти так же невозмутим, как и был, и не скажешь, что сорвал куш.
Лицо его перечёркнуто косым багровым шрамом, из-за чего край верхней губы приподнят, и кажется, будто отступник всё время скалится. Шрам Вельс не убирает, как говорит, чтобы отличаться от брата. Шутки, конечно, они бы отличались, если бы даже были близнецами. Желан всегда причёсан, прилежен, с иголочки; Вельс же груб, неопрятен, одежду предпочитает не менять, а изнашивать.
- То есть вообще, - уточняет Гибриз, - никогда?
- Никогда, - кивает Вельс. - 'Мёд', друг мой, не любит, когда его зажимают, когда трясутся над ним. Да, если играть по мелочи, то много не проиграешь, но много ты и не выиграешь, вот в чём штука.
Берёт в волосатый свой кулачище кости, трясёт, выбрасывает. Звук, с каким упали на обтянутый алым сукном стол, напоминает Гибризу хлопок вылетевшей из бутылки пробки. Смотрит, что выпало - два и две линии.
- Знак клуба, - говорит распорядитель, - от нас ещё одна двойка - удваиваем.
- Вот видишь, - поворачивается Вельс к Гибризу, - я же тебе говорил.
И да, он по-прежнему невозмутим.
- Играем ещё? - спрашивает распорядитель.
И они играют, конечно, играют, причём уже два на два, поскольку присоединяется и Гибриз. 'Не размениваться, - думает он, - хорошее правило. И так надо не только играть, но и жить. По крайней мере нам, отступникам...'
А с червегрузом было так. Знали маршрут, знали проблемный на маршруте участок, самая же короночка, что знали нужный сегмент самого червегруза. Прочие сегменты - набивка, обман, и только в одном груз, обработанный салманит. С участком же повезло просто: имел постоянную аномалию, с таким раскладом, когда не исправишь, на каком плане ни правь. Аномалия рождала уязвимость в защите любого транспорта, будь то махолёт, будь то червегруз, будь попрыгунчики. На срок в пять секунд, если скорость стандартная, но чем она ниже, тем интервал шире. Проявлялась уязвимость в первую очередь в астральной области, почему и выбрали их, триаду Желана, Вельса, Гибриза.
За пять секунд они, конечно, ничего б не успели, но Вельс вывел из строя двухуровневый поезд, а поезд заблокировал магистраль. Заблокировал чуть больше, чем на минуту, но хватило и этого.
- Оранжевый, прямо, прямо, поворот под прямым, жёлтый и голубой, - шептал Желан, - переход на физический, слова к Гибризу, резко...
И звучит приказ:
- Действуй!
Тот сразу же исполняет - переходит в Эфир. Укрываются отступники на заброшенной дорожной станции, спрятанной в гуще так называемого ржавого леса. От такого леса всегда искажения, но теперь на руку, поскольку отводят вездесущему магзору глаза.
Самому Гибризу к нужному сегменту не подступиться бы, пусть и увидел, определил в клубах серого и россыпях изумрудных искр. Тем не менее, средство дотянуться имеется; его, как говорится, козырная карта. Посылает виверну, маленькую виверну, и та проходит меж настороженных нитей, настороженных прядей тумана, ставит на сегмент метку.
- Готово, - сказал Желану, вернувшись на физический план, и сам удивился спокойствию в голосе, хладнокровию.
- Зелёный, от него к голубому, от голубого - к оранжевому, - затараторил тот тут же, - спуск вниз на ярус, ловушка, плита-перевёртыш, переход на физический, повторить слово Гибриза...
И повторил:
- Готово.
Гибриз знал, что сейчас будет, видел не раз, однако воспринималось каждый раз, как откровение. Вокруг Желана образовалась сфера оранжевого света, запульсировала, запестрела искрами жёлтого и голубого, и призрачной проекцией, тоже оранжевой, предстал салманит. А затем, как был уложен в червегрузе длинными, похожими на слитки кристаллами, так и перенесло на один из складов Движения.
Эмблема магического надзора не поменялась со временем: синий глаз в кольце восьми звёзд, и издали, если не всматриваться, похоже на полевой цветок колокольчик. А ещё аналогия с тем колокольчиком, что звенит и тем самым предупреждает. Потому в среде отступников магзирателей так и называют - колокольчиками.
- Стойте, - говорит один из них Желану, Вельсу и Гибризу, когда возвращаются в тот жилой сектор, где убежище.
- Что такое? - спрашивает Вельс, и губа кривится, ползёт вверх.
Возвращаются они после клубов, залов и многого прочего под утро, хотя в Играгуде большой разницы нет, день или ночь, и особенно в Кипеларе, крупнейшем из городов континента.
- Дежурная проверка знаков.
- А, хорошо, - снова Вельс, - проверяйте.
Появляется сканер, делает над троицей круг, замирает на высоте. Спокойствие Гибриза как ветром сдувает, словно бы сканер стремительным своим полётом и сдул. Гибризу-то что, плавтип, со знаком порядок, а вот Желан и Вельс - коренные, и там не столько знаки, сколько обманки, прикрытые обилием вставок. А если не пройдут проверку они, то не пройдёт и он - триада же. Знает, что в Играгуде проверяют вполсилы, многократно в том убеждался, но всё равно не по себе. Думает: 'Этот же раз дело крупное, заметут, как пить дать заметут'. А Желан всё бормочет свою тарабарщину, а Вельс всё ухмыляется, и кажется, будто бы колоколец уже зазвенел, на весь Играгуд зазвенел. Но сканер уносится, а служитель говорит:
- Всё в порядке, можете идти.
- Не понимаю, как он нас пропустил, - говорит потом Гибриз, когда уже в кластере, в блоке, - как так-то, как так?!..
- Относись к этому, как к игре, - объясняет Вельс. - Мы играем с Системой, а Система - с нами. Весь мир у неё поделён на зоны, и Играгуд та, где у нас, отступников, по сравнению с магзором преимущество.
- Но тогда получается, что Системе всё на руку, в том числе и наши ходы?
- Ну, да, ей и на руку, но нам на руку тоже, и штука в том, друг мой, что и мы можем выиграть в этой игре.
[2]
2415 год от Разделения
Квинта Ментала, 1-я декада 2-го месяца
Смотреть на сканер неприятно - крутится, подобно юле, и крутится быстро. На человека, перенесённого Желаном, смотреть неприятно тоже. И не столько из-за того, что обезображен болезнью, сколько из-за того, что неприятен сам по себе. Глядя на него, Гибриз впервые, быть может, задаётся вопросом, а ту ли сторону выбрал. Впрочем, он и не выбирал - само так сложилось.
- И долго ты его сможешь вертеть? - спрашивает Вельс, кивнув в сторону сканера.
- Поговорить хватит. А как у вас, тоже всё схвачено? Экраны надёжные?
- За убежище не переживай, - говорит Вельс, - одно из лучших здесь, в Калауте.
- Мне-то что - мне десять дней осталось. За вас беспокоюсь.
- За беспокойство, друг мой, благодарим. Но, может, перейдём всё же к делу?
- Перейдём, чего бы и не перейти. Зовут меня Дивин, а болен, как видите, той гадостью, что ещё с древних-предревних времён зовётся металликом. Какое названьице-то, а!
Следует дребезжащий смех. И если скрипучий голос Гибриз ещё был способен выдерживать, то от смеха морщится.
- Меня зовут Вельс, - звучит в ответ. - Ещё, познакомься, Желан, мой брат, а это Гибриз, наш эфирный.
- У меня с чего началось-то, - продолжает Дивин, - включился хронометр. У нас, таких как я, оно случается иногда, когда на последней стадии. Как бы запускается механизм, и ты точно знаешь, сколько тебе осталось.
- Да, слыхал о таком, - говорит Вельс. - И у тебя, значит, включился?
- Ага, - снова смех, как будто заклинило шестерёнки, и те трутся, елозят одна о другую, - аккурат месяц назад. Ну, я и думаю - а чего бы Системе напоследок не поднасрать? Чего я от неё хорошего-то видел? Да, до Советграда и советников не дотянуться, но хотя бы на своём участке, своём пятачке!
- Ближе к делу, - прерывает излияния Вельс.
- Ага, я к тому и веду, - кивает Дивин, при этом в шее отчётливое перещёлкивание. - Как вам должны уже были сказать, я - ключ, вернее один из ключей к хранилищу Эйлока.
- С этого места поподробнее, - говорит Гибриз, - как хранилище устроено, принцип работы.
- Извиняюсь, не так сказал, - поправляется Дивин. - Отношусь я не к хранилищу, а к системе доступа, её составная часть. Второй ключ - Лиандра, и она на эфирном плане больна, сосущие сны у неё.
- Знаю такой недуг, - говорит Гибриз, - страх всех, кто с Эфиром работает.
- Так вот, - продолжает Дивин, - болезни у нас такие, что постоянно меняют, и ключи мы, как это называется, динамические. Каждый из нас в своей каморке, и каморки удобные, сообщаются, но покинуть можно только в одном случае - загнувшись.
- Оранжевый, подъём по спирали, - неожиданно вставляет Желан, - переход на физический, комментарий...
И следует комментарий:
- Основательная система.
- Это ещё что, - говорит Дивин, - дальше слушайте. Устроено всё это дело, если так разобраться, в три звена, и каждое звено отдельно - отдельно хранилище, отдельно доступ, отдельно Эйлок со своим нейронитовым перстнем. А у него именно перстень, я знаю...
- Значит, цепочка следующая, - говорит Вельс, - поправь, друг мой, если где ошибусь. Эйлок посылает запрос, причём послать его может из любой точки мира, вы принимаете, предоставляете доступ, а хранилище передаёт ему то, что требуется.
- Ага, так и есть. Мне по сигналу нужно вложить руку в паз наподобие стальной рукавицы, у Лиандры тоже что-то такое там, но на эфирном плане. Когда ключи приняты, то запускается ра-ма, перестраивает лабиринт, который тоже где-то там, у нас. Через него Эйлок и хранилище соединяются, и получает наш нейронитовый, наш драгоценный то, что запросил. Со стороны, наверное, выглядит так, будто вытянул прямо из воздуха. Ну, или туда положил.
- Откуда ты всё это знаешь? - спрашивает Вельс.
- Металлик, всё тот же металлик, - говорит Дивин, - есть и от него прок. Жаль, ненадолго! Механику теперь чувствую, могу управлять, а там у нас почти всё механика, и этого вот молодца задурил тоже, хоть и эларий.
Поводит ладонью, которая словно бы облита ртутью, и сканер крутится быстрей.
- Это хорошо, - говорит Вельс. - Если поможешь разобраться с механикой, то с имитацией начального импульса, думаю, справлюсь.
- Ага, помогу, иначе зачем бы мне это всё?
- А мне потребуется что-нибудь от второго ключа, - говорит Гибриз, - волос там, ноготь, капля крови. Выполнимо?
- Выполнимо, а как же. Лиандра, конечно, в эфирной коробке, но ведь и коробка - механика, так что не составит труда открыть и волосок-другой оторвать...
Нельзя сказать, что первые отступники появились в Играгуде, так как появились они по всему миру сразу, стоило Системе начать действовать. Но именно здесь, в Играгуде, разрозненное собралось в целое. Да и где бы ещё, как не в Играгуде, отступники могли объединиться? И структура их во многом стала отражением структуры другой, когда-то великой, а теперь поглощённой - Плеяды. Место Домов у отступников заняли хатки, как стали называть объединения групп; место торговых альянсов - гуляй-городки, как обозначили объединения хаток; целое же назвали Страной-в-Движении, или просто Движением. В каждой хатке свой старший, городками управляют старосты, а во главе Движения стоят координаторы, или антисоветники, как называют их в последнее время, асы.
В начале 2415-го от Разделения года старший Гибриза, Караич, устроил встречу с глазу на глаз - вне триады, вне других групп. Что Гибриз услышал? Такое, о чём даже не задумывался, не помышлял.
- Собираюсь сделать тебя своим преемником, - сказал старший просто, как будто о погоде за окном.
- Но почему я? - спросил Гибриз.
- Потому что лучше других на эту роль годишься. Или, думал, Весом буду тебя мерить?
С красноватым оттенком кожи, с каким-то кровожадным выражением на лице, Караич походил скорее на кровавого голема, чем на человека. Таких, слышал Гибриз, лепили в Кровавое время, когда нравы были суровее, гораздо суровее. Впрочем, многое ли изменилось?
- Но я же молод, у меня мало, в отличие от тех же Желана и Вельса, опыта, - прибег к последнему доводу Гибриз.
- А вот им, кстати, о нашем разговоре пока не говори. Подождёт до времени.
Словно заворожённый, Гибриз смотрит на эфирное тело Лиандры, второго ключа. Думает: 'Это страшно, но в тот же момент и красиво, и оттого, быть может, страшнее вдвойне'. Дивину он так и сказал: 'Страх всех, кто с Эфиром работает'. Ибо от сосущих снов не застрахован никто. Ещё их называют эфирными объятьями, называют изумрудной комой. Суть в следующем: случается, Эфир не просто приникает к эфирному двойнику того или иного человека на время, а начинает забирать энергию постоянно, забирать через сны. Меры предосторожности, применяемые на эфирном плане, оберегают, конечно, но не всегда. И перед Гибризом как раз такой случай. Непосредственно сам подобное видит впервые, оттого-то и заворожен.
На уровне Сущего вокруг второго мизинца Гибриза накручен длинный волос Лиандры. С материалом Дивин появился вчера, на пятый день, считая от первой их встречи. Передал из рук в руки футляр, а в том полный набор: и отрезанный локон, и кромки ногтей, и заключённые в кристалл волшебного льда капли крови. Гибриз не стал объяснять, что не в количестве дело - разве прошло бы с таким? - просто поблагодарил. А теперь один из волосков взят, обработан, применён. По мостику этому, слишком хрупкому для Сущего, но достаточно прочному для Эфира, Гибриз и перешёл к эфирному телу второго ключа. Но не увидел собственно тела, увидел иное...
Серого тумана практически нет, убран из области субъективного восприятия. 'Как будто какой-то другой Эфир, - думает Гибриз, - вывернутый наизнанку'. Изумрудно-зелёная сфера пылает, пульсирует, сверху и снизу её поддерживают переплетения, подобные сухожилиям. Окружена сфера плотным роем эфирных сущностей: некоторые похожи на стрекоз и бабочек, и их больше всего, другие же на крупных животных, в третьих животное и человеческое соединено, слито.
Гибриз призывает виверну и несколько субъективных минут за ней наблюдает. К сфере нож-артефакт не рвётся, что знак хороший. 'Надеюсь, она тебя не поглотит, - думает, - не переварит, подобно желудку'. Когда виверна отпущена, то устремляется к рою, и тот пропускает, затем пропускают и стенки сферы. Мгновение, одно только мгновение Гибриз видит сон, который снится Лиандре, прикасается. Прикосновение обжигает его, явив реальность более истинную, чем, кажется, и Элементал. Гибриз готов уже последовать, устремиться туда, но, к счастью, через мгновенье его отпускает.
Какое-то время Гибриз ждёт появления ножа-виверны, но затем понимает: нет, тот так и должен оставаться в эфирном теле Лиандры, эфирном теле второго ключа. Потом, когда дойдёт до дела, через ключ этот протянется нить заклинания, ещё один волосяной мостик, пройдёт по которому уже Желан.
Перед тем, как представить Гибриза старосте, Караич сказал:
- Хатка - семья, и что бы ни делал, ты всегда должен помнить, что представляешь семью, а не только себя. Ты понимаешь?
Гибриз кивнул.
- Скажи это! - приказал старший.
- Я понимаю, - отчеканил Гибриз.
Вспомнились давние слова Вельса - мол, всё это игра, подумал: 'Так и есть. И чем выше ставки, тем серьёзнее лица'.
- Становись в круг, мальчик, я на тебя посмотрю, - сказал Седмин, их староста, когда вышел на связь.
Сам появился в виде проекции, и если судить по ней, то ничего особенного: худ, сед, с крючковатым носом. Но в голосе властность, в голосе та самая спокойная сила, о которой, кажется, в Трёх Великих теориях.
- Становись! - повторил слово старосты Караич, и прозвучало уже не как мягкое предложение, а как жёсткий приказ.
Нанесённый на пол простой краской, в центре комнаты, круг не имел ни линий, ни символов, но когда Гибриз занял место внутри, из серого стал зелёным. Сама же комната напоминала какой-нибудь игровой зал: та же кубическая форма, та же защита от магии по всем направлениям. Кроме одного - того, по которому от старосты пришёл луч. И когда попросили, Гибриз перешёл в Эфир, призвал виверну, проделал простейшие с ней операции.
- Да, Караич, глаз у тебя алмаз, - сказал староста после, - хороший преемник может получиться.
- Я надеюсь, - буркнул тот.
Гибриз уж подумал, что этим дело и кончится, но нет, последовало продолжение.
- Пожалуй, мальчик, у меня уже есть для тебя задание, - сказал Седмин, - тебя и твоей группы. Слышал ли ты о неомагнате по имени Эйлок?
- Который из простолюдинов? Слышал, конечно.
- Хорошо, хорошо... Так вот, появилась возможность проникнуть в его хранилище, и для дела как раз нужен человек с даром наподобие твоего.