Место они нашли, поняли, что пригорок - на самом деле верх подземной пирамиды, но попробуй ещё подобраться! Рядом с пригорком - норы, лезут из них мёртвые иглобрюхи, противно смотреть. Местами облезли до кости, подгнившее мясо свисает клочьями, вздуваются жёлто-зелёные пузыри гноя. Похоже вздуваются и капли дождя, из-за дождя лужицы, а из-за лужиц - жидкая грязь. 'Я - червячок, - думает Гибриз, - я - дождевой червячок'. Такое у него прозвище - Червячок, ибо гибкий, подвижный, а ещё потому, что в месяц Червя родился. Торопит Алинку:
- Не отставай, не отставай!
Та ползёт следом, за спину перекинут замораживатель, спрашивает недовольно:
- Ну, долго ещё?
- Да не ной ты, не ной, - отвечает Гибриз снисходительно, - почти на месте уже.
- А я и не ною!
Лео и Мих бьют со скорострелов, заряженных элариевыми шариками, так и слышится, как с треском разлетаются кости:
- Хрусть!.. Хрусть!..
Друг по другу таким шариком не попадёшь - заклинание отводит. А стреляют по костяным паукам, настоящим охранникам пирамиды. Вместе с Лео и Михом Фрида, тоже с замораживателем, прикрывает.
- Вот оно, наше местечко, - говорит Гибриз, - обустраивайся.
Холмик, а на нём очень удобное углубление, спереди же холмик поменьше, со скрюченными деревцами.
- Да, неплохо, - признаёт Алинка, - но всё равно больше с тобой не пойду!
Гибриз воодушевлён, потому отзывается не зло, а весело:
- Да и не ходи - больно надо!
У него малый лучемёт, или 'лучик', как называют это оружие на ускорялке, целится, жмёт на спуск. Луч протягивается к холму над пирамидой, отрезает похожий на горбушку хлеба кусок, отваливает. Под тем участок с гнездом, мерцает и светится, поскольку в гнезде - самоцвет.
- Ха, - бросает Червячок за плечо, - открылось! Сейчас защиту сниму...
Следующим выстрелом он самоцвет разбивает, вопит, улюлюкает от радости, а от Алинки как не было ответа, так и нет. Оборачивается и видит: та спит. И не просто так, а усыплена подкравшимся костяным пауком, накрыта туманом эфирной его паутины. Паук при этом хоть и из одних костей, а большой, почти с Гибриза размером.
- Проворонила, дура!.. - стонет мальчик.
Стреляет по пауку, но тот с неожиданной для такого создания прытью отскакивает, и ещё стрелять уже поздно. Паук бросается, но теперь успевает отпрянуть Гибриз, извивается ужиком, выхватывает быстронож. Включает его и лезвие размывается, начинает ходить взад-вперёд быстро-быстро.
- Получай!
Отсекает пауку одну из костяных ног, но другие сбивают, опрокидывают, а из раскрывшихся жвал уже льётся зеленовато-серый туман.
- Не смей! Не смей! - кричит мальчик, - уберись!..
И будто по слову его вспышка, звук хлопка, и паук разлетается градом осколков. Но не по слову, конечно, другое - появляется Аграфена, их воспитательница. Красивая, как и всегда, с русыми волосами и голубыми глазами, от дождя защитилась зонтиком воздушного заклинания.
- Зачем?.. - Гибриза душит обида, слёзы горькие, - я бы сам, я бы справился!
Та не слушает, не обращает внимания, а переносит, применяя раз за разом заклинание телепорта, на холм остальных членов пятёрки. И вот, Гибриз и опомниться не успевает, как все уже в сборе. Лео, их главный, помогает подняться, а Фрида пробуждает Алинку.
- Какие вы все грязные, - качает головой Аграфена, - и совпало же, что сегодня, вот прямо сейчас, вас и показывать!
- Это он? - спрашивает Лео угрюмо, - теперь нас будет смотреть?
- Да, он, - говорит воспитательница.
- Тогда пусть смотрит такими, какие есть!
- Не надо злиться, не надо, - Аграфена поднимает палец. - И вообще, с тобой ещё поговорим, обсудим твоё поведение.
- Перенесите нас в банный блок, госпожа, - говорит осторожно Фрида, - а я прослежу, чтобы все были чистыми...
- Вот это правильные слова, - улыбается воспитательница. - Ну-ка, собрались, взялись за руки.
Как только берутся, она переносит - к горячей воде, к мыльной пене, к очищающим заклинаниям.
Приют их находился в квадрате от Тромы, одного из новых или молодых, как их ещё называли, городов Пустошей; сами же Пустоши когда-то давно называли землями некромантов. По классификации приют был с приставкой 'плав-', то есть только для детей плавающего типа, и не важно, с даром или без. Они знали, что ещё есть п-приюты, для переходных, а ещё академии - только для коренных и только для детей с даром. С придыханием друг другу передавали рассказы о 'живых головах', о големах более умных, чем даже люди, о тайных полигонах, где занимаются ученики-маги. Завидовали, конечно, завидовали. Однако, было и чем гордиться, а именно зонами ускоренного набора Веса, или ускорялками, как называли их сами питомцы. Каждый знал: ни в одной академии подобных зон нет. Потому-то ускорялки и были излюбленным местом.
- Пятёрку Филона он уже смотрел, - говорит Лео, - пятёрку Мефодия тоже, теперь наша очередь.
- Скверно, раз некрик, - качает головой Мих, - только для одного и может высматривать.
- Тихо, - шикает Фрида, - идёт госпожа!..
Ещё одна особенность плавприютов в том, что здесь только одна формация - пятёрки, или же 'кулаки'. У каждого члена группы, таким образом, в 'кулаке' своё место, по аналогии с тем или иным пальцем. Червячок в своей пятёрке на месте мизинца, вместе с Алинкой второстепенные; главным, или указательным, у них Лео; Мих - опорный, на месте большого пальца, а Фрида - заместитель, на месте среднего.
- Входите, - говорит Аграфена, - все вместе.
В комнате пусто, только стены да свод, свет тусклый. Каким-то тусклым кажется и поджидающий маг: одежды чёрные, а лицо серое, старое, с глубокими морщинами. Разгорячённый после банного блока, Гибриз остро чувствует исходящий от мага холод, вздрагивает.
- Сюда, мои хорошие, - голос у некроманта на удивление приятный, хочется слушать, - станьте в ряд.
Проводит по стене костяным напёрстком, остаётся черта, светится зеленоватым.
- Мне помочь? - спрашивает Аграфена.
- Нет-нет, - качает головой эфирный маг, - я сам.
Становятся к стене и стоят долго, а от проведённой черты уже не только холод, а и какая-то затхлость, духота. В конце концов некромант выносит решение:
- Второстепенные остаются, остальные могут идти.
Лица у старших мрачные, но подчиняются. Лео уходит последним, у дверей оборачивается, готов уже что-то сказать, и останавливает его только суровый взгляд воспитательницы. Некромант же в ту сторону и не смотрит - сосредоточен на оставшейся паре.
- Потерпите, мои дорогие, - говорит, - ещё одна линия, одна только линия.
Проводит тем же большим пальцем, на котором напёрсток, по воздуху, чертит какой-то знак, и Гибриз видит, как на противоположной стене появляется глаз, прикрытый веком не до конца, а за ним серый туман, а в тумане том звёздочки, похожие на зелёные самоцветы.
- Хм, а в тебе больше дара, чем выявила определяющая магия, - слышит он голос эфирного мага у самого уха, - только он странный.
Потом будто бы ничего, пустота, и просыпается он уже в другой комнате, но не той, что их 'кулака', а какой-то иной, на мягкой кровати. Чувствует чужое присутствие, но глаз пока не открывает, спрашивает:
- Госпожа Аграфена?
- Нет, это не Аграфена, - следует ответ, - а я, некромант. Кстати, пора и представится. Зовут меня Климент, а по знаку в круге я эфирный универсал.
- Ого, - мальчик открывает глаза, - круто! А меня зовут Гибриз.
- Хочешь отправиться в Хексис, Гибриз?
- Хексис? - переспрашивает тот недоверчиво. - Но это же самый главный из магополисов здесь, единственный в Пустошах.
- Да, так и есть. Так что скажешь?
- Ну, да, конечно хочу.
- Тогда решено.
- А других тоже возьмёте? Ну, из моего 'кулака'?
- Других - нет.
- Жалко.
- Не думай больше о них, - говорит Климент, и голос его становится странным, - как и вообще о физическом мире.
- А о чём тогда думать?
- Об Эфире, - говорит некромант. - Об Эфире и о том, что за ним.
Поводит надо лбом Гибриза узкой своей ладонью, тот чувствует, как веки тяжелеют, и вот под ними уже серый туман, а в тумане - изумрудные звёзды.
В Хексисе Климент сразу приступил к делу. И Гибриз узнал, для чего предназначен. Узнал на шестой день в магополисе, в свой шестой день рождения - совпало.
- Смерть лишь переход, лишь возврат в исходную точку, - сказал некромант, - потому не бойся.
- Я не боюсь, - сказал мальчик.
- Ты умный, - сказал некромант, голос дрогнул. - Пойми, для Системы я важнее, и решил так не я - решила сама Система.
- Да, я понимаю.
Злости у Червячка не было, но не потому, что согласился с доводами мага, принял их, а потому, что происходящее казалось ненастоящим. Как будто бы Эфир и Сущее поменялись местами, и там, где явь, теперь сон, а где сон - явь. Спокойно прошёл процедуры, спокойно лёг затем в эфирную камеру, позволил себя закрепить. Не испугал его и Эфир, даже весело стало, когда увидел Климента. Предстал тот в виде большой дряхлой птицы, аиста. Сам же Гибриз был обычным, потом стал прозрачным, а потом тем, кем и привык себя представлять - червячком, только слепленным из тумана; вытянулся прямой линией, словно бы нитью дыма.
- Приступим, - сказал Климент.
- Да, давайте, - отозвался Гибриз.
По слову эфирного мага мир начал вращаться. Вокруг Климента и Гибриза как бы образовалась сфера, пронзали её зелёные молнии, но грома не было, как и не было, конечно, дождя. Мальчик почувствовал: с Климентом они теперь связаны, и связь всё прочней, всё прочней. Затем понял, что он должен стать аистом, а аист - им, червячком. И подумал: 'Нет, не хочу. Хочу оставаться таким, какой есть, так мне нравится'.
- Перестань! - прокричал маг зло.
- Нет, - сказал Гибриз, и ему не было страшно.
После слова этого что-то нарушилось, сбилось. Сфера вышла из-под контроля, крутилась теперь сама по себе, а сквозь неё проступали лучи то жёлтого, то оранжевого, то голубого.
- Грграх!.. - вырвалось у Климента.
Оперение аиста перестало быть белым и чёрным, выцвело в серое. Струями же серого некромант к Гибризу и потянулся, вонзил изумрудные иглы - одна за другой, одна за другой - ровно шесть. Но ничего не вышло, вернее получилось даже наоборот: Гибриз взял от Климента крылья и полетел, и прорвал круговерть.
- Стой, - донеслось сзади, - ты же губишь меня, губишь!..
Но Гибриз, конечно, не остановился. Он летел, и было красиво: словно бы небо по всем сторонам, а по небу то искорки звёзд, то волны света. Готов уже был отправиться дальше, но кто-то сказал:
- Возвращайся.
И он стал возвращаться. Волны откатились назад, а звёздочки из жёлтых стали зелёными. А потом он проснулся. И не заплакал. Поднёс правую руку к глазам, внимательно осмотрел. Пальцев на ней было шесть.
О выборе ему рассказывает Аграфена, и голосом говорит добрым, сладким. Происходит это на второй день от несостоявшегося эфирного заклинания, десятый в Хексисе.
- У тебя два пути, - говорит она. - Можешь вернуться в Трому, к своей пятёрке, но можешь остаться и здесь. Ты теперь, мальчик мой, инициирован.
В каком бы месте он ни был, ограничен Весом. Плавающий тип, и не вырваться, не преодолеть. Такова суть Системы. 'И она мне не нравится, - думает Гибриз, - не нравится, когда старики продолжают жить, а мальчики должны умирать'. Выбор, понимает он, на самом деле в другом: либо покорность, либо хитрость и изворотливость.
- Я остаюсь, - отвечает Гибриз, - остаюсь в Хексисе.
[2]
2412 год от Разделения
Квинта Элементала, 2-я декада 2-го месяца
Северьян ввёл посетителей, вернул на место штору, отделявшую просмотровую комнату от остальных в их двухъярусном блоке. Штору, кстати, сплошь испещряли символы, но ничего волшебного - просто показуха. Посетителей было двое и сразу Гибризу не понравились. Чутьё, ничего больше, но своему чутью привык доверять. Если бы не оно, до своих восемнадцати не дожил бы, а он дожил, и намеревался, как говорится, пожить ещё. То ли физическая, то ли ещё какая метаморфоза превратила посетителей в двух броневиков, как называют самых мощных из магзирателей, только у этих в качестве брони выступали бугры мышц.
- Ты эталон? - спросил один из них.
- Да, - сказал Гибриз.
- Нужно вещь проверить.
- Без проблем.
Засучив рукава, он, эфирный эталон, занял место по одну сторону стола, 'броневики' подошли с другой. Столом, к слову, Гибриз гордился - с костяной столешницей, в середине усилитель-самоцвет, а снизу крепкая опора. Легла на столешницу фигурка, вырезанная из драконьей кости, в виде танцовщицы, застывшей в откровенной позе.
- Ха, а горяченькая штучка! - усмехнулся Гибриз, но сквозь насупленные лбы 'броневиков' шутка не прошла.
- В смысле? - последовал напряжённый вопрос.
- Да ладно, ладно, - сказал Гибриз, - забудьте.
Пальцы его тем временем уже крутили вещицу, будто тоже танцевали. Костяная фигурка отозвалась слабо - знак нехороший. Для тех, понятно, кто её принёс. Прикрыв глаза, Гибриз прикоснулся к фигурке своим главным пальцем, вторым мизинцем на правой руке.
- Так-так, сила в вещи определённо есть, - забормотал, - и с задачей всё понятно - защита на трёх планах Сопряжения. Но не того уровня, который обозначен, нет...
- То есть? - спросили у него.
- Не повезло вам, парни, - вынес своё заключение Гибриз, - достался дутыш.
- Что ещё за дутыш? Ты говори, сколько единиц.
- Ну, единицы на две потянет, - Гибриз провёл мизинцем по полукружьям грудей. - Могу сразу обменять.
- Врёшь, - буркнул один из 'броневиков'.
- Он нас дурит, - кивнул другой.
Гибриз начал раздражаться. 'Один дутыш на столе, - подумал, - а ещё два по другую его сторону. Раздутые метаморфозой. Лучше бы вы, дурни, свои ментальные тела усилили, раз пришли меняться!'
- Повторяю, - сказал, призвав на помощь всё своё терпение, - пустышка, дутыш. Это когда под видом вещи с большим магическим потенциалом подаётся с потенциалом мизерным, на меньшее число единиц.
- Ты ошибся, - здоровяки стояли на своём, - ещё раз проверь.
И здесь Гибриз сделал то, чего, по хорошему счёту, делать не следовало. Но иногда на него находило. Как говорил Северьян - несло.
- Нет, не ошибся, - был его ответ, а с мизинца в костяную танцовщицу перешёл импульс.
Звук хлопка, и фигурка начала меняться, оплывать, пока не превратилась в драконий коготь. То есть всё, как он и говорил: был амулет сильный, а стал простенький.
- Ты что сделал? - спросил один из 'броневиков' угрюмо.
- Испортил нашу вещь, - сказал другой, и интонации Гибризу не понравились.
Северьяну тоже не понравились - появился из-за портьеры.
- Спокойно, братцы, - сказал внушительно. - В том, что вас кинули, нашей вины нет.