Платье на Айлин было удивительного серого цвета, при каждом движении переливалось оттенками морской волны. Аиртон же не мудрил, надел то же, что и днём: стандартный костюм Второго круга. Из-за контраста этого подойти к Айлин сразу и не осмелился, а потом просто решил понаблюдать. Пусть был всего в нескольких шагах, волшебница его не заметила - напряжённо следила за девушкой, почти девочкой, у чадо-ящика. Вот та открыла дверцу, опустила свёрток в горизонтальную камеру, и, дождавшись пока луч просканирует и новорожденного, и её саму, снова захлопнула. Помещался чадо-ящик в нише здания, способ действия Аиртону, конечно, был известен: сейчас барабан повернулся и свёрток оказался на другой стороне, на пункте приёма, где за дело возьмутся ра-мы. О том, что операция прошла успешно, незадачливой матери сообщила трель. Айлин вздрогнула от этого сигнала, обхватила себя за плечи.
- Можешь считать меня неправильной, - негромко проговорила, заметив наконец-то Аиртона, - но лично мне неприятно на подобное смотреть. Есть что-то нездоровое, когда жизнь начинается вот так, с механики.
- Сказать честно, чадо-ящики тоже не люблю, - признался Аиртон, - да только и разрешение на деторождение просто так не выдаётся. И, раз уж девочка эта родила, значит, Системе для чего-то нужно.
- Ладно, хватит о грустном, - Айлин подошла, взяла за руку. - Пойдем, покажу одно интересное местечко, в котором, уверена, бывать тебе ещё не приходилось.
- Хорошо, пошли.
Изображены на фасаде заведения два белоснежных лебедя, но крылья при этом переливаются всеми цветами радуги. Название над изображением, большими буквами - 'Пёстрые крылья'.
- Красиво, - говорит Аиртон. - Насколько понимаю, живые краски?
- Ага, - подтверждает Айлин, - магия Плазмы.
- И как, подобное заклинание уже можно назвать неординарным, - продолжает Аиртон, - или, как и в случае с разделением пятёрок, тоже ничего особенного?
- А ты злопамятный, да?
На входе лишь проверочная арка, но при этом многоуровневая - преодолеть такую без положенной метки было бы сложно и очень сильному магу. У Айлин и Аиртона с метками всё в порядке, так что преодолевают без труда. Попадают в просторный зал, в том три отделённых один от другого блока. Вид у блоков немного пугающий - ни дать ни взять тюремные камеры, и не имеет значения, что стилизованы под птичьи клетки. На каждую из 'клеток' накинут полог из заклинаний непроницаемости, не позволяет увидеть, что внутри. Сам же зал заполняет золотистый свет, вдоль стен расположены жерди, на которых какие-то птицы с ярким оперением. Не сразу Аиртон замечает их посвист, а стоит заметить, как чувствует заложенное в тот заклинание - успокаивает и расслабляет.
-Это дивнокрылы, - объясняет Айлин, - и это, как понимаешь, астральная магия. То есть один большой узор, через всё протянут.
- Интересно, - кивает Аиртон, - то есть все пернатые преобразованы на астральном плане?
- Нет, есть и простые птицы, и механические, - отвечает Айлин. - В общем, подожди, скоро сам всё увидишь.
Входят в крайнюю справа 'клетку', и словно бы попадают в ментальный карман, в котором сохранён мир какого-нибудь южного островка - до того разительны перемены. От места входа тянется тропинка, ведёт на высокий берег реки с пышной зеленью, в разрыве которой установлены просторный стол и два каучуковых кресла. В самой же реке фламинго - переговариваются на своём птичьем языке, то и дело схватываются из-за рыбы, поднимая вверх розовые перья. В розовое же окрашено и предвечернее небо, плывут кучевые облака.
- Только астральная магия? - спрашивает Аиртон, оглядевшись. - Что-то не верится.
- Она, только она, - Айлин тянет его к столу, - и ничего кроме.
Усаживаются друг напротив друга, Аиртон продолжает осматриваться, заключает:
- Впрочем, если установить проекторы под куполом и по периметру, то вполне можно создать иллюзию...
- Чтобы вызвать меню, такой вот жест, - Айлин показывает, и перед ней появляется полупрозрачный воздушный экран со списком. - А чтобы сделать заказ, нужно напеть какую-нибудь мелодию - без разницы, какую, хоть гимн Магического Союза.
- Серьёзно?
- Ага, серьёзно, - волшебница позволяет себе лёгкую улыбку, - такой здесь антураж.
Она отмечает что-то в списке, напевает мотив песенки, особенно популярной в последнее время, и голос приятный, мелодичный. Не проходит и минуты, как к столу подлетает поднос, причём подлетает в буквальном смысле, ибо оснащён крыльями. Айлин снимает с него блюдо с плотно подогнанной крышкой, бокал голубой хаомы под непроливаемой насадкой, набор специй, положенные приборы.
- Какой-то глупый антураж... - Аиртон смотрит на крылатый поднос, как на какого-нибудь уродца. - А если я просто настучу мотив по столешнице?
- Не-а, проходит только голос, - Айлин уже откровенно веселится. - Ну, попробуй, это же так просто!
- Нет, ничего не получится, - качает головой Аиртон, - боюсь, что голоса-то у меня как раз и нет. Повтори мне то же, что и себе, и покончим с этим.
- Ладно тебе, не злись, уже и пошутить нельзя.
Ещё один напев, и другой поднос опускается рядом с Аиртоном. Освободив тот, пустотник берётся за предложенное блюдо.
- И что это такое? - спрашивает он, сняв крышку, - выглядит не очень аппетитно.
- Филе химеры, - отвечает Айлин, - ручаюсь, очень вкусно. Потом ещё и крылья зубатов попробуем, поджаренные до хрустящей корочки, м-м-м...
- Зубатов? Звучит ещё страшней, чем выглядит вот это...
- И, раз уж я солирую, позволь заказать и музыку - не люблю есть в тишине.
- Да, конечно. Только что-нибудь спокойное, пожалуйста, и без сильных магических эффектов.
- Без проблем.
Она напевает, и в зарослях появляются соловьи, переливы их да трели преобразуются в мелодию. Воспринимается та не столько на плане физическом, сколько на плане астральном, рождает определённое настроение. Аиртон пробует филе осторожно, но вкус и правда отменный, кусочки тают во рту.
- Ты запивай, запивай, - советует Айлин. - Хаома не чистая, а в растворе, так что сильно на магическую силу не повлияет, а вот ощущения от блюда преобразит.
- Хорошо.
Он запивает, и да, вкус продолжается в цвет, а цвет - в запах, и всё это переплетается, выходит на новый уровень восприятия.
- Красиво, правда? - волшебница улыбается.
- Не то слово...
Недалеко от стола меж тем появляется площадка, похожая на спил векового баобаба, но появляется до того незаметно, что кажется, будто была здесь всегда.
- Потанцуем? - говорит Айлин, когда заканчивают с первым блюдом.
Обратив внимание на новую деталь в их окружении лишь после этих слов, Аиртон вздыхает:
- Боюсь, танцор из меня такой же, как и исполнитель песен.
- Нет, тут уж не отвертишься, - Айлин встаёт, протягивает руку, - пошли.
Танцуют под новую песню соловьёв, более щемящую, и получается у Аиртона вполне неплохо; смущает только, что волшебницы он немного ниже.
- Возвращаясь к той девчонке у чадо-ящика... - говорит Айлин. - Ты и правда думаешь, что у Системы всё под контролем?
Пустотник готов уже ответить утвердительно и категорично, но неожиданно сам для себя запинается, и ответ следует иной:
- Не знаю...
Потом ещё одно блюдо, и крылья зубатов воистину великолепны, ещё один танец, и Аиртон уже не скован в нём, а смел.
- Прости, если вопрос нескромный, но во сколько магических единиц тебе всё это обошлось? - спрашивает он. - Просто, если есть возможность разделить плату...
- Да, вопрос нескромный, а ещё и глупый, и будем считать, что я его не слышала, - Айлин вдруг отталкивает, в глазах злой блеск. - А если нужны подробности, то вот, держи: у меня период отдыха. Первый в новой группе. А из прежней, в такой уж угодили передел, выжила только я одна. Сама не своя теперь, до того хочу расслабиться! Чтобы старая кожа - вон, вместе со старыми мыслями, старыми эмоциями, и всё такое прочее. И всё, что нужно - найти на период отдыха подходящего партнёра.
- Прости, я не хотел...
- Нет-нет, - Айлин поднимает руку, - дослушай. Поскольку совместное заклинание у нас получилось сразу, то и решила, что нашла. Не согласен? Что-то не устраивает? Тогда сразу об этом говори!
- Перестань, - просит Аиртон, - я всё понял.
- Ох, что-то понесло меня... - она пытается обратить свою тираду в шутку. - Так ты согласен?
- Да, конечно, - говорит Аиртон, - только я - пустотник, и не все уровни взаимодействия, как понимаешь, будут со мной доступны.
- Не имеет значения, - она отмахивается, - на первое время мне хватит и трёх уровней Сопряжения, а там посмотрим. У тебя же на знаке никаких запретов на половые отношения?
- Нет.
- Вот и у меня - нет. Зато есть астральная вставка с тем самым запретом на деторождение, который уже успели обсудить. Смешно, правда? У какой-то девчонки-простолюдинки запрета нет, а у меня, мага Плазмы со стажем, есть.
Аиртон не находит лучшего ответа, как поцеловать, и ответ оказывается верным. С какой-то оторопью он осознаёт, что принадлежит себе уже не в полной мере; их с Айлин ведёт мелодия - принадлежат ей. И приходит момент, когда она спрашивает:
- Ну, как, ты достаточно разогрелся?
- Да.
- Тогда, как говорят здесь, в Советграде, поднимаемся на новый круг...
Целуясь, гладя друг друга, они сошли с площадки, и вскоре над той появились механические колибри. Устроили над деревом пляску лучей, что Аиртона отвлекло.
- Астральная телепортация? - спросил.
- Ага.
- А это место не перестаёт удивлять. Поверишь ли, но считал, что лабиринты теперь только в музеях...
Когда узор был готов, они снова взошли на площадку, и поднялся цилиндром голубой свет, а как только волны его опали, двое были уже в другой комнате. Большую часть той занимало ложе, освещал которое приглушённый оранжевый свет, и оранжевыми же были грудки у птиц в камере, помещённой в стенную нишу.
- Мандарины, - назвала их Айлин. - Поют, как понимаешь, о любви, исключительно о любви.
Она подошла к камере, и там, где была шкала, передвинула переключатель на несколько делений. Птицы оживились, начали пробовать голоса. Не сказать, что с их пением возбуждение Аиртона возросло, нет, повлияло иначе: он словно бы увидел направление, в котором надлежало двигаться. Подступив к Айлин, взял за запястье, и сжал крепко, и направил энергию, как было, когда она творила заклинание, а он содействовал.
- Да... - она прикрыла глаза, - хорошо, хорошо...
Мандарины пели уже не врозь, а вместе, Аиртон же и Айлин, целуясь, освободились от одежды, и он лёг на неё, а она направила его твёрдой рукой в себя. Затем он снова взял её руку, переплёл пальцы, а она обхватила, обвила ногами, свободной же рукой заскользила по его спине вверх и вниз. Вливая всё больше и больше силы в мелодию, птицы, казалось, светятся, как если бы оранжевый свет, заполнявший комнату, исходил от них. Айлин не молчала тоже - шептала, смотря Аиртону в глаза, снова и снова, быстро и настойчиво, пока её дыхание не стало таким же прерывистым и быстрым, как и у него. Все элементы узора были готовы, оставалось соединить, продёрнуть через мелодию три плана Сопряжения. Ловким манёвром она повернулась сама и повернула его, и, оказавшись сверху, мчалась быстрее и быстрее, и тело её, омытое оранжевым, казалось лоскутом огня. Он протянул руки вверх и потрогал её груди, произнёс её имя и раз, и другой. Мандарины притихли, рассыпались обертонами, готовые вот-вот начать тему кульминации. Он сопротивлялся - сопротивлялся, сколько мог - но не в силах был больше сдерживаться, как и она. Сжав её бёдра, он позволил ей вести к пику их обоих, и вот её крик, громкий крик. Мгновение словно застыло, и с какой-то невероятной отчётливостью он увидел её изогнувшееся назад тело, натянувшуюся на рёбрах кожу, брызнувшие на щёки слёзы. А потом и для него узор сложился полностью, и был тот до того красив, до того ярок, что он задохнулся от наслаждения, и тоже кричал, тоже лились по щекам сладкие слёзы...
[2]
2423 год от Разделения
Квинта Элементала, 20-й день 2-го месяца
Пока шли, у Аиртона не выходило из головы, что идут они с Айлин по одному из его маршрутов, а именно по 'Треугольнику'. Она полагала, будто продвижение их свободно, а он едва ли не видел линию, проложенную аналитиками. 'Ну, хотя бы не 'Ромб', - промелькнула мысль, - не так заметно'.
- Как-то нас с тобой затянуло, - сказала Айлин, - не бывало у меня такого раньше...
Аиртон попытался вычленить что-либо одно из декады, оставшейся позади, но вычленить не получалось - всё сливалось в единый поток, тянулось пусть и пёстрой, но какой-то однообразной мелодией. Айлин влекла его из одного места в другое, из одного в другое, как если бы скользили на ускоренной ленте, а мимо проносились различного рода заведения, аттракционы и выставки. Но вот остановить поток всё же получилось - вспомнил, и вспомнил ярко, то платье, что было на Айлин в их первый вечер. Удивительного серого цвета, который, словно предрассветное небо, отливал оттенками морской волны. Вспомнил и почувствовал грусть, но не тихую, а гнетущую, от которой хотелось кричать, крушить стойки ра-м, сбивать стихийными заклинаниями снующих туда и сюда доставщиков.
- И у меня не бывало, - сказал он.
Повернули, перешли с горизонталей на диагонали, и вскоре увидели врата Первого круга. Особыми заклинаниями была отмечена защитная зона, за которой начинались посты, Хранители Лим и Злата, отлитые из платины и золота соответственно, ярко сияли в лучах полуденного Игнифера. Айлин остановилась, посмотрела вверх, сказала:
- А символично, что стоят Хранители парами: один как бы отвечает за вход, а другой - за выход. Соответственно, есть время приходить и время уходить, время для встреч и время для расставаний. Вот, пожалуйста, докатилась до пафоса, не хватало ещё разреветься! И разревусь, ага, разревусь, потому что не хочу тебя отпускать!
Мысли Аиртона были о другом - о том, насколько же этот город может быть расчётливым и коварным. Воспринимал он его уже не иначе как живое существо, ведущее какую-то свою, непостижимо сложную игру. 'Сейчас он выполнит, Айлин, осуществит твоё желание, - вздохнул про себя, - вот только будешь ли тому рада?..'
Словно бы невзначай, подходит Авангар, смотрит на бликующие свои ногти, затем на Хранителей, а когда волшебница к нему поворачивается, говорит:
- Позвольте представиться, Авангар. Ментальный универсал, если важен профиль.
Айлин, всё ещё погруженная в свои мысли, смотрит на Аиртона, спрашивает:
- Кто это? Чего он хочет?
Отвечает, однако, не пустотник, а снова ментальный маг:
- Его контролёр, - говорит он, указав для верности пальцем. - Но словами, вижу, получится долго - позвольте, я вам покажу.
И он показывает, переносит Айлин на мгновение туда, куда Аиртону путь заказан - в Ментал.
- Ага, понятно, - говорит она, вернувшись, - но не проще было бы сказать мне прямо? К чему все эти полевые испытания?
- Видите ли, прежде чем взять вас в проект, необходимо было наработать материал под аналитику, - поясняет Авангар, - и то, что период вашего отдыха продолжался месяц, оказалось весьма кстати.
- Мою подноготную, как понимаю, знаете во всех подробностях, - говорит Айлин, - однако, позвольте представлюсь лично. Я - Айлин, маг Плазмы, по профилю целитель...
- Очень интересно, - прерывает Авангар, - но что же мы стоим? Пойдёмте, пойдёмте, Советград не любит долгих остановок!
И двое следуют за контролёром, словно тянет за собой силой мысли, продолжают маршрут. 'Треугольник'... - думает Аиртон. - И у нас вот тоже треугольник, только не любовный, а какой-то другой'.
- Увы, но от болезней никуда не деться и в эпоху Третьего камертона, - говорит Айлин, поравнявшись с контролёром, - потому работы нам, целителям, хватает. Только справимся с одной заразой, как появляется другая, и так без конца. А некоторые вещи так и совсем непобедимы - такие, скажем, как лживость и двуличие.
Следует выразительный взгляд в сторону Аиртона, Авангар спешит переубедить:
- Ну, что вы, что вы, не нужно столь громких слов! Поймите, Аиртон не мог идти против знака, против Системы.
- Нет-нет, я ничего такого, всё понимаю, - говорит Айлин, - сама ведь тоже маг, и не в одном проекте приняла участие. Предпоследний так и вовсе обернулся катастрофой...
- Да-да, потом расскажете.
- Хорошо, потом, - волшебница кивает. - Так куда мы теперь? К вашему... то есть к нашему, теперь нашему, кластеру?
- Совершенно верно.
- А в прежнем моём проекте мне и отмечаться не надо?
- Нет, не надо, я всё устроил.
- Лихо.
В том же духе разговор продолжается и дальше, и кто другой мог бы подумать, что Айлин покорилась, приняла новые правила безропотно, но не Аиртон. Чувствует её обиду, чувствует, как та переплавляется в злость, уверен: скоро прорвётся. Так и происходит.
- Так трахаться теперь втроём будем? - спрашивает Айлин как бы между делом. - Было б славно, а то нам с Аиртоном как раз контролёра не хватало для выхода на новый круг!
Прерывает её не резкий ответ, не хлёсткий удар, а мгновенная телепортация. Авангар переходит сам и переносит волшебницу, и там, где только что были, расходятся кругом их призрачные двойники. Застыв на месте, Аиртон смотрит на них, не знает, что делать. Возможно, наделал бы и глупостей, но рядом появляются две тени, и вот уже не тени, а воительницы - Гелла и Гедда.
- Не суетись, - шелестит Гелла, - ты же смышлёный.
Он не суетится, следует предостережению, да и ожидание оказывается кратким - несколько минут. Но каков их эквивалент в том месте, куда Авангар Айлин переносил? Если то был ментальный карман (а что, кроме него?), то минуты там могли быть растянуты и в часы, и в сутки.
- Прости, Аиртон, за этот выпад, - вернувшись, Айлин берёт под руку, - всё резкий мой характер.
То, что знак её теперь тоже расширен, пустотник понимает сразу. Кто другой разницы мог бы и не почувствовать, не увидеть, но не Аиртон. И только теперь он понимает, осознаёт в полной мере, насколько Авангар может быть страшен, насколько непреклонной может быть Система, когда что-то идёт вопреки её тону.
- И ты меня прости, - тихо говорит.
Пока шли к кластерному сектору, у Аиртона не выходило из головы, что ждёт Айлин пусть и хорошо обставленная, но всё же тюремная камера. Сам в ней уже второй месяц, но не замечал, и только встреча с Айлин открыла глаза. В виде тюрем теперь представлялось всё - Григла, Салма, даже зона сбора академии Галавы, откуда начался его путь. 'И вопрос не в том, можно ли вырваться из этого круга, - думал Аиртон, - а хочу ли я того? Если говорить о своей свободе, то нет, не хочу - достаточно и той меры, что есть. А вот за свободу наших с Айлин отношений я бы сразился, и, быть может, ещё сражусь...'
[3]
2423 год от Разделения
Квинта Элементала, 10-й день 3-го месяца
Из центра столешницы выступает шар, утоплен наполовину. Положив на него ладонь, Айлин делает заказ. Аиртон тем временем полуобернулся, следит за другим шаром - силовым, подвешенным в середине зала. Заключены в него три саламандры, соединяются и разделяются, плоть то и дело обращается плазмой, а плазма - огнём, из-за чего впечатление, будто не на силовой шар смотришь, а на большой огненный. Тела у саламандр, конечно, человеческие, женские, обнажены. Заведение так и называется - 'Огненный шар', но не столько из-за горячего этого танца, сколько из-за особенного коктейля, что здесь подают.
- Восхищает, правда? - говорит Айлин. - Такого самозабвения, такой отдачи нам, людям, не добиться никогда, не тот у нас МЫ-элемент.
- Да, конечно, - соглашается Аиртон, - но я тут о другом подумал. Григлу вспомнил, где вопрос одиночества стоял довольно остро даже для меня. Мы, смотрители, общались редко, но если уж сходились, то почти всегда получалось метко, очень метко. И как-то раз о творческом разговорились, о значимости аудитории для мастера.
- Ну-ка, ну-ка, интересно.
- Хорошо, но предупреждаю сразу - ничего нового ты не услышишь, никаких откровений.
- Ай, успокойся, какие в наше время откровения!
- Ага, - Аиртон невольно улыбается. - Так вот, о творческом. Для человека плавающего типа аудитория имеет значение решающее: не будет публики - не будет и мастера. Для человека же коренного типа важна уже не столько публика, сколько сам момент творчества; и чем выше Вес, тем дальше такой творец от публики, тем ближе к тому Творцу, имя которого принято писать с заглавной. К тому, таким образом, и следует стремиться - делать ради дела, не оглядываясь на постороннее.