Гать нужно было настелить, что называется, по-тихому - без сильных магических возмущений, без шума механизмов. Самое верное средство в таких случаях - штрафники, вот и пригнали две сотни. Одну в Малой Кунерме поставили, другую - в Большой, и отдали приказ двигаться навстречу. Оба посёлка были давно заброшены, череда болот, протянувшаяся ожерельем между ними, носила имя Межевой топи, так как одна Кунерма находилась в землях некромантов, а другая - уже на Талии.
- Не скальте зубки, красавцы, не скальте, - приговаривал сотник Буяк - тот самый, напомнивший Рагнару хорька, что забирал их с Хаканом из тюрьмы Каратула. - Что-то особенное собираются в Большой Кунерме ставить, тремя кольцами охватили. Так что не вздумайте какую поганку устроить - вместо настила у меня ляжете, стервецы.
Напугал, тоже, Рагнар и так себя настилом чувствовал: грязный, болотом провонял насквозь, тело деревянное. Впрочем, имелось и преимущество: гнус, роившийся тучами, предпочитал тех, кто почище. Наблюдать опухшее от укусов лицо сотника было для штрафников отдельным удовольствием, сдержать улыбку получалось далеко не у всех.
- Нет, ты подумай, три кольца оцепления! - зудел штрафник по прозвищу Щавель уже на участке, зудел едва ли не каждый день. - Если такие меры предосторожности, живыми нас отсюда не выпустят, на корм пиявкам пойдём! Бежать надо, пока не поздно, бежать...
Что Щавель - доносчик и провокатор, в десятке знали все.
- Но вида не подаём, - предупреждал десятник по прозвищу Весёлый, - а, как бы это сказать, подыгрываем.
Получалось, опять же, не у всех, от тех же Рубанка и Точило Щавелю доставалось часто. Но им, как правило, это с рук сходило, потому что от Рубанка и Точило доставалось всем. Рагнару они напоминали Толстяка с Малышом: широкие плечи говорят о большой силе, низкие лбы - о небольшом уме.
- Лучше заткнись, Кислятина, - пыхтит Рубанок, взвалив на плечи бревно, - не то вот этим прихлопну и сам под настил уложу.
- Конечно-конечно, ты только не серчай...
Трудились они в две смены: с утра и до ночи, с ночи и до утра. Пока одна половина отсыпается, другая настилает гать, затем перемена мест.
- А ты чего без дела стоишь, Зеленуха? - размахивает деревянным молотом Точило, - или забыл, какой стороной скобы вбиваются? Так я и напомнить могу, не вопрос!
Зелёным в десятке прозвали Хакана, за изумрудный глаз, который не вырвали лишь потому, что боялись эфирного проклятья. Сам Рагнар получил прозвище Солома - за светлые волосы, и не суть, что сбрили их ещё задолго до Межевой топи. Прежние имена в штрафном легионе было принято забывать, как и всё прошлое. Тем не менее, Рагнар часто думал, как же там сложилась судьба Оберона, судьбы Криспина и Азира, Озрика и остальных. Хотелось верить, что хорошо, и это они с некромантом самые невезучие.
- Как бы эдакую красоту с собой утянуть? - размышляет Точило над треснувшим точно посередине листом камнестали. - Такую бы лежаночку соорудил, что залюбуешься! Эй, Щавель, дай-ка совет!
- А что я? - смущённое бормотание. - Бери, конечно, оно же треснуло...
Жили штрафники в том, что осталось от поселковых домов, а осталось не сказать, чтобы много. Десятку Весёлого ещё повезло: и с кровлей досталась халупка, и с целыми стенами. От дождя, правда, кровля ничуть не спасала, а по стенам, мягким от сырости, вилась серая плесень с крохотными светло-зелёными цветками. Земляной пол устилали широкие стебли какой-то болотной травы, порядком подгнившие, в них копошились то ли черви, похожие на пиявок, то ли пиявки, похожие на червей.
- Не могу, до того живот сводит, что хоть пиявку бы сожрал, хоть жабу! - стонет Скарабей. - Где уже эта треклятая полевая кухня, не сломалась ли?
- Так лови, пиявок с жабами и лови - вон их сколько! - хихикает Щавель. - Оно и полезнее будет, чем та гадость, что из артефактов полевой кухни льётся.
Скарабей - здешний Ибикус, из всех белых ворон десятка самая белая. Причудлив буквально во всём, начиная со взглядов на мир, заканчивая способом - лично придуманным, единственно верным - каким следует портянки накручивать. Впрочем, ничего удивительного: одно проистекает из другого.
- Эх, хорошо! - Скарабей поглаживает живот, улыбается. Полевая кухня уехала, но в воздухе ещё витает запах питательного киселя - в обед всегда рыбный.
- Эй, Скарабок, никак кот твой вернулся, - ворчит Рубанок, ковыряя в зубах рыбной костью, - слышишь, мяучит?
- Угу, - вторит Точило, - что твой 'ревун' верещит.
Появился кот через декаду или две после начала работ, зрелище собой представлял жалкое: свалявшаяся серая шерсть - колтунами, сквозь кожу проступают рёбра, гной в уголках глаз. Глаза Рагнара больше всего и поразили, когда в первый раз кота увидел - ни капли той самой кошачьей гордости, взгляд скорее щенка, а не кошки. А дошёл до такого состояния потому, что потерял где-то правую переднюю лапу - вместо неё был обрубок с торчащим кончиком кости. Вряд ли сей доходяга мог добыть пропитание сам, с тремя-то лапами, но дело желал иметь только со Скарабеем, от остальных прятался.
- Ты уж прости, дружочек, но ничего у меня не осталось, - вздыхает Скарабей, склонившись над зарослями, из которых доносится жалобное мяуканье. - Разве что, вот, корочка хлебушка...
'Мы такие же, - думает Рагнар, глядя на эту сцену. - Угодили в капкан войны, и кость торчит из обрубка, и за всё задевает, и причиняет страшную боль...'
[Кристалл памяти]
Знаешь, брат, порой такое в голову придёт, что никуда, кроме как в кристалл. На гербе Синглии, как помнишь, грифон, и эти существа в природе есть, Северная Лента - снежный медведь, и тоже есть, Северный Маналит - дракон, и тоже есть, но кто у нас на гербе объединения, Северного Союза? Дракон о трёх головах: грифоньей, медвежьей и собственно драконьей. То есть существо вымышленное. И вот мысль, которая третий уже день не даёт покоя: так может и Союз - государство вымышленное?
[2]
Краски сна обжигают, ибо горячечный. Рагнар понимает, что спит, как и то, что шансы проснуться очень невелики. В Малую Кунерму пришла пузырчатая лихорадка, забирала одного за другим, но его на протяжении месяца не замечала, проходила мимо, из-за чего уверился в невосприимчивости. Ошибся.
- Бери карту, - говорит Хакан, от изумруда в глазнице к колоде протягивается зелёный луч.
Рагнар берёт, смотрит - десятка кругов, для начала неплохо. Круги вдруг вздуваются пузырями, лопаются, по карте стекает белёсая слизь, срывается тяжёлыми каплями. Рагнар ловит их на лету - ведь если упадут одна за другой на столешницу, Хакан сразу поймёт, какая у него карта!
Первым заболел Скарабей: тлел, словно порченный сноп разрыв-травы, а только тлеть перестал, как болезнь взорвалась, разлетелась. Буяка о том, что в десятке Весёлого больной, конечно же, предупреждали, но сотник лишь отмахнулся - ничего страшного, мол. Тоже ошибся.
По липкой от жирных пятен столешнице бежит мокрица, свалилась с карты некроманта. 'Что же у него тогда? - теряется Рагнар в догадках, - неужели туз?' Играют они в 'Три колышка' - любимая карточная забава их десятка. Вот только десятка больше нет, из живых лишь они с некромантом да Точило с Рубанком, которых, кажется, не взять никакой заразе.
- Помнишь стенания Щавеля, что живыми нам отсюда не выбраться? - спрашивает Хакан, размазав мокрицу ударом ладони. - Пророческие оказались слова...
Сильная целебная магия была под запретом, как и любая другая сильная магия, слабая же не помогала, потому Рагнару было искренне интересно, какой господин сотник сделает ход. Тот поступил неожиданно: вызвал к себе некроманта. Содержание разговора с Буяком Хакан показал Рагнару только что, непосредственно в горячечном сне, аккурат перед тем, как сели за карты.
- Послушай, красавчик, возможно ли сделать зомби при той мере магии, которая нам дозволена? - задаёт сотник вопрос.
- Возможно, - следует осторожный ответ, - однако, боюсь, пользы от таких зомби будет мало. Больше декады-двух не продержатся, начнут на куски расползаться.
- На куски, говоришь? - потирает руки Буяк, - так это же славно!
- И ещё момент, - добавляет Хакан, - по опыту знаю, что не каждый живой согласится работать с мертвецами.
- Это не беда, - ухмыляется сотник. - Всех несогласных превратим в мертвецов, а их, подмечай, превратим в зомби!
Очередь Рагнара брать карту, но, прикоснувшись к колоде, отдёргивает руку - обжёгся. Вспухают волдыри, лопаются, по пальцам сбегает влага. Хакан этого почему-то не замечает, как не слышит и звонкого смеха, пронёсшегося по халупе.
- Что случилось? - спрашивает он у Рагнара, насторожившись. - Смотришь так, будто на лбу у меня появилась надпись.
- Да нет, - Рагнар отводит глаза, - я так, просто...
Чтобы взять карту, руку приходится обернуть тряпицей - ну-ка, что у нас там? Ха, как и ожидалось, Хакраш, улыбка от уха до уха.
- Моя победа, - Рагнар бросает карты на стол, улыбка почти такая же, как и у хитрейшего из богов, - всего двумя 'колышками' обошёлся!
Работать с зомби далеко не у всех вышло: кто со страхом не смог совладать, кто с отвращением, а кого не приняли сами зомби, растерзали. Рагнару в этом смысле повезло: как у него живые мертвецы отторжения не вызвали, так и он у них. Хотя повезло ли? Некую грань их сотня переступила, шагнула за край. Отсыпаясь после смен, Рагнар видел один и тот же кошмар: зомби-рабочие превращались в зомби-солдат - тех самых, с присосками, в броне псевдоплоти, - пили жизнь, и пили, и пили...
- Так зачем ты здесь, некромант? - спрашивает Рагнар. - Зомби из меня хочешь состряпать?
- Нет, не за этим, - качает головой Хакан, - намерен бежать. Но одному мне не справиться, нужен помощник, и не зомби, а живой человек. Следовательно, такое вот предложение: я тебя исцеляю, а ты составляешь мне компанию.
- Хм, интересно, - Рагнар следит за тем, как кожа на пальцах сама собой заживляется. - А чем не подходят зомби? Слишком глупы?
- И поэтому тоже, - говорит некромант, - а более крепких не сделать - я под строгим контролем.
- Хочешь начистоту? - говорит Рагнар. - Работая с мертвецами, одно понял точно: нет вещи более противоестественной, чем некромантия!
- Ничего ты не понял, - говорит Хакан с лёгкой усмешкой. - Просто ответь, согласен на моё предложение или нет, сделай выбор.
С минуту, а то и больше, Рагнар размышляет, наконец говорит:
- Да уж, озадачил... Но, может, и правда чего-то не понимаю? А я всегда был жаден до новых знаний...
- Из тебя получится превосходный заклинатель Эфира, уверяю, - изумруд некроманта то вспыхивает, то угасает, - мой долг показать тебя мастерам, как только из этой трясины выберемся.
- Была не была, - как головой в омут, - по рукам!
[Кристалл памяти]
Заметки о зомби (из разговоров с Хаканом).
Эфирный двойник - отражение физического тела в Эфире, подобно отражению в зеркале. То есть без плоти нет и эфирного двойника. Смерть двойника наступает через три дня после смерти тела физического.
Зомби, он же зомби обыкновенный - усиленный волшебством эфирный двойник только что умершего человека. Сознание зомби как бы разделено между мёртвой плотью и Эфиром, потому ближе к голему, чем к полноценному человеку. Через одну-две декады, с полным разрушением эфирно-физических связей, распадается.
Боевой зомби, он же зомби-солдат - заключение в пустую телесную оболочку сущности более высокого уровня, чем эфирный двойник. Ведёт к эфирным метаморфозам, когда зомби стремится себя укрепить: образование псевдоплоти, роговые наросты. Сюда же относится восстановление сил за счёт живых: присоски, костяные захваты. Затраты магической силы на создание таких зомби большие.
[3]
Изумруд в ладони кажется раскалённым, от раны в правом бедре расползается холод. 'Будет обидно, - думает Рагнар, - если умру от иглы какого-то костяного ежа, избежав игл, выпущенных из скорострелов, выпущенных мехоморфами. Хакан вот не избежал - поймали, повесили, содрали кожу. Откуда же тогда у меня изумруд? - пытается вспомнить он, но мысли путаются, ускользают, - может, его принёс кот? Да, кот, скорее всего, больше ведь некому...'
Когда началась пузырчатая лихорадка, вспомнили о коте, которого Скарабей подкармливал, принялись усердно искать.
- Это он заразу принёс, - говорили, - в костяной своей лапе и притащил!
Не нашли, даже следов не нашли, хотя крутился, казалось бы, рядом.
- Так это сама смерть приходила! - родилась у кого-то шальная догадка, - в кошачьем облике явилась, всех нас заберёт...
До того попыток бежать не было, теперь следовали одна за другой, и как бы строго Буяк не пресекал, не прекращались.
- Всех на зомби пущу! - плевался слюной, - всех!..
Когда Рагнар оправился от болезни, угроза была близка к исполнению - сотня расползалась на глазах. С некромантом они сообщались посредством снов, но и этот способ стал вскоре небезопасен.
- Бежать нужно срочно, - даже в Эфире было видно, что выжат Хакан до предела, - распоряжение о переводе оставшихся живых в зомби будет отдано со дня на день...
Идти всё сложней, нога словно бы не своя, а впереди, как назло, бурелом, поросший чем-то колючим. Кот ведёт, прыгает с одного поваленного дерева на другое, и лапы у него, кажется, все целы. 'Если исчезнет, - думает Рагнар, - то сам не выберусь, так здесь и останусь...' Напрасные опасения: кот доводит до места, до замшелой каменной плиты, только потом пропадает из виду. От изумруда в ладони тянется луч - тянется к едва приметному углублению - Рагнар прикладывает к нему камень, и плита со скрежетом сдвигается, открывая череду уходящих вниз ступеней. Припадая на левую ногу, он спускается в капище, осматривается: узкий прямоугольник каменных стен, жертвенник с оскаленным черепом, в глазницах тлеют зелёные огоньки. Рагнару всё равно, кому принадлежат кости, какая в них заключена магия - сворачивается клубком на ложе в боковой нише, почти сразу проваливается в сон, тяжёлый и болезненный...
Несмотря на то, что следили за ним строго, Хакан всё же сумел изготовить два артефакта с эфирной иллюзией. Так один зомби принял вид Рагнара, а другой - самого некроманта. Чего до переклички, по словам Хакана, должно было хватить. Сами же некромант и былой щитоносец наконец-то ушли в побег. Первые два кольца стражи им тоже помогла преодолеть эфирная магия, а вот на третьем не сработала, пришлось схватиться с двумя мехоморфами. Прорваться прорвались, но по следу были пущены крылатки с заклинанием поиска в элариевых сердечниках.
- Обмануть не получится, - сказал Хакан, - разве что уничтожить...
С виду крылатки хрупкие, на самом же деле более чем прочны, потому требовались некроманту камни - большие и в большом количестве. Тогда-то и появился кот, их старый знакомый, привлёк внимание тихим мяуканьем.
- Ты тоже его видишь? - спросил Хакан, не поворачиваясь к Рагнару.
- Да...
- Это знак!.. Не упусти...
Не упустили, нет, шли как привязанные, и вскоре оказались на берегу лесной речушки, с чередой валунов по берегу.
- Превосходно, - некромант потёр руки, - теперь у нас есть шанс.
Вливая в камни сущности из мира-отражения, Хакан делал эфирных големов, и камни поднимались в воздух, исчезали в темноте густых зарослей. Рагнара некромант использовал как резервуар магической силы, тот терпел, хотя ощущения были не из приятных.
- Готово, - сказал Хакан, когда валунов на берегу не осталось. - Задел по времени выходит большой, должно хватить, чтобы уйти. А если не хватит, нас не спасёт уже ничего...
Прав некромант оказался только наполовину: его и правда ничего не спасло, когда погоня настигла, Рагнара же увёл за собой кот, спрятал в ложбине, подёрнутой серым туманом. По вине тумана он и не заметил костяного ежа, получил ядовитую иглу в бедро...
Серый туман словно море, Рагнар чувствует себя кораблём между волн. Как здесь оказался, не помнит, но знает - на месте оставаться нельзя, обязательно нужно двигаться. Чувства времени нет, как нет и чувства тела, то здесь, то там вспыхивают зелёные огоньки, медленно тают. Рагнар направляется к одному из них, раздвигает полотна тумана, и видит мать. Такой он запомнил её на пристани Декабрины, когда провожала в училище - ветер треплет седые пряди, лицо каменное, горечь в запавших глазах.
- Мама?.. - слова застревают в горле, - что ты здесь делаешь?
- Тебя дожидалась, - отвечает она. - Знала, что захочешь увидеться напоследок, вот и ждала.
- Напоследок? - переспрашивает Рагнар.
- Да, сын, - глаза матери становятся изумрудами, - два дня тому назад я умерла.
- Прости... - Рагнар хочет взять её за руку, но в ладони почему-то оказывается лишь прядь тумана. - Так хотел, чтобы ты мной гордилась, а поводов для гордости нет...
- И горжусь, - говорит она истово, - и люблю.
- Позволь мне тоже остаться, - просит Рагнар, - не хочу больше туда, сыт по горло.
- Нет, - отрезает Андрона, - тебе ещё рано.
Вдруг она исчезает, тает дымкой, а из тумана выходит Кранмер, друг детства и юности. Бронекостюм его пробит, бегущая из раны кровь тут же становится серой, поднимается клубами, смешиваясь с туманом.
- И ты тоже? - спрашивает Рагнар, - когда?
- Вчера, - отвечает Кранмер спокойно, - от клинка богомола. Ты же знаешь, нет, что после Каратула и Кхат удалось захватить? Теперь на юг дорога широкая, углубились в самые дебри, а там этой твари не перечесть...
- Хочу остаться, - говорит Рагнар решительно, - и останусь. Даже не пытайся помешать - ничего не получится.
- Ошибаешься, - качает головой Кранмер. - Помнишь, когда были детьми, играли у развалин древней магической башни? Какой там был камень, а, само время зубы сломало! Так вот, у меня под рукой нечто подобное - не прошибёшь.
Туман между ладоней Кранмера сгущается, превращается в гладко отёсанный каменный блок. Рагнара же серые пряди опутывают, не позволяют пошевелиться, и всё, что остаётся - смотреть, как перед ним вырастает стена.
[Кристалл памяти]
Чем наше великое государство не 'мамонт', не тяжёлая боевая машина? Здесь опорные щитоносцы, здесь - фланговые, а здесь - экипаж. Весь вопрос в том, объединяет оно нас, или же разделяет, отсекая друг от друга стеной маналита. И тут как посмотреть.