Урбан сбился с ног, несмотря на то, что мехоморф и ноги механические. А началось с чего: Нуми захотела мороженого, и чтобы непременно с радужным сиропом, ближе всех в этом смысле была цитадель сети 'Облепиха', вот и заглянули. Шансов уйти без покупок, понятное дело, никаких, такие уж они, торговые цитадели. Тайное цвергово волшебство, не иначе: достаточно купить что-нибудь одно, и всё, покатилось снежным комом...
- Раз уж мы здесь, - говорит Морпесса, посыпая пломбир орешками, - надо бы присмотреть боа к жакету, давно собиралась...
Светлые её волосы отливают серебром, заколка в виде бабочки из камнестали, в остальном лишь чёрный цвет: и жакет с кристаллическими вставками, и узкие вельветовые брюки, и высокие сапоги змеиной кожи. Косметики самая малость, Морпесса и без неё на высоте: чуточку подведены глаза, очерчена линия губ.
- И я тоже! - надувает губки Нуми, - тоже хочу боа!
Ах, какие у неё губки - зависть-зависть! Ещё и яркая помада: спелая клубника так сразу и представляется. Оделась привычно, то есть вызывающе: короткая клетчатая юбка с вырезом вдоль бедра, короткая блузка с замысловатыми пуговицами, туфли на пробковом каблуке в четыре пальца. Глаза у Нуми томные, с поволокой, волосы пышные, иссиня-чёрные, ледяные серёжки, ледяной кулон. Даже плоское лицо ундинионки её не портит, а наоборот, придаёт ещё больше красоты. И как, скажите, тут не завидовать?
- Вызываем Урбана, так? - Лада улыбается, на щеках играют ямочки. - У меня его маячок всегда с собой.
Платье на Ладе в тон торговой цитадели - оранжевое, тонкую талию обнимает пояс с нарядной пряжкой, на ногах - туфли-лодочки. Сама же, кажется, вся из огня: искры задора в зелёных глазах, искры веснушек, пламя рыжих волос, разлитое по плечам.
- За что тебя люблю, Лада, - говорит Морпесса, - так это за предусмотрительность!
Нуми, как и следовало ожидать, менее сдержанна: вскакивает, подлетает вихрем, обнимает за шею, целует в губы.
- Тише, маленькая, - с трудом оторвавшись, Лада хлопает по округлой попке, - не балуй...
На них смотрели - кто маслянисто, с жадностью, кто злобно, с ненавистью - они не обращали внимания, привычно пропуская взгляды сквозь. Из обшитой лисьим мехом сумочки Лада достала маленький, величиной с мизинец, кристалл - тот самый маячок. Нажала кнопку на торце, по кристаллу побежали волны синего света - то вверх, то вниз, то вверх, то вниз.
- Вызывали? - перенесённый заклинанием телепортации, Урбан появился у столика в один миг.
Механические его глаза, как и маячок, светились синим, сложенные у груди руки ниже локтей сменялись протезами, похожими на краги из тонкой камнестали - словом, Урбан был из тех, кого называют мехоморфами. Лада, откровенно говоря, таких людей не очень понимала, но Играгуд - страна свободы, и если есть желание встраивать в тело механизмы, никто не запретит.
- Вызывали, ещё как вызывали! - Нуми повисла у Урбана на шее, звонко чмокнула в бледную щёку, - ты должен нам помочь!
- Всегда к вашим услугам, - несмотря на Нуми, у него получилось поклониться изящно, - только скажите, что интересует.
- Боа, - сказала Морпесса, отставляя чашечку с мороженым.
- О, у меня для вас хорошие новости! Буквально вчера имело место быть новое поступление по интересующему лоту, прошу на третий ярус...
И начался калейдоскоп: Урбан приносил товар, уносил, Нуми и Морпесса вертелись у ледяных зеркал. Первая в конце концов выбрала шиншиллу, вторая - краснонутрию. Глядя на них, Ладе тоже захотелось чего-нибудь эдакого - купила палантин с богатой вышивкой.
- Хочу такие туфельки! - Нуми уже водила носом в обувном ряду.
- Вещь, безусловно, любопытная, - попытался предостеречь Урбан, что на него было не похоже, - но, если будет позволено высказать своё мнение, хрупкая до чрезвычайности, и ценность имеет лишь декоративную...
- Нет, - топнула ножкой Нуми, - позволено не будет!
- Ты что, Урбан, забыл? - усмехнулась Морпесса, - у нашей Нуми лишь одно правило: главное, чтобы красиво!
- Ой-ой, можно подумать, сами не такие! - Нуми показала язычок.
Была права, плутовка: Морпесса не смогла пройти мимо очаровательных динотавровых сапожек, Лада - мимо невероятной красоты босоножек с нефритовыми вставками. Потом выбирали Нуми амулет, Ладе - сарафан, Морпессе - сумочку. С сумочкой больше всего и повезло: нашли просто изумительный вариант из аспида. Урбан успевал от прилавка к прилавку едва-едва, несмотря на то, что мехоморф и ноги механические...
- Вот не поверите, какая я счастливая! - Нуми рассматривает колечко в виде амфисбена, ухватившегося пастью за пасть.
- Поверим, почему же. Сиропа не подлить?
Закончился поход там же, где и начался - в мороженной. Давно уже пора было возвращаться в проксимарий, однако чувствовали: если не отдохнут, то свалятся по дороге от усталости - они же, в конце концов, не мехоморфы.
- Девушки, угостить не позволите?
К столику подошли три в пух и прах разодетых парня, вопрос задал самый из них вальяжный.
- Не позволим, - холода в улыбке Морпессы было больше, чем в мороженном.
- Хотелось бы узнать причину, девушки, а то же не уснём.
- Этой достаточно?
Блеснул медальон на серебряной цепочке, с мантикорой на аверсе, повеяло сильными чарами. Улыбки парней растаяли, стекая по губам, и сами они растаяли, исчезли в один миг.
- За что тебя люблю, Мора, - мурлыкнула Лада, - так это за умение объяснить и быстро, и доходчиво!
[2]
Три туалетных столика в ряд, каждый снабжён трельяжем. Лада за средним, Морпесса слева от неё, Нуми - справа. Содержимое столиков примерно одно и то же: всевозможные кисточки, всевозможные баночки, а также щипчики, ложечки, кристаллы.
- Посмотри, как чёлка, - поворачивается Нуми к Ладе, - хорошо?
Гребень в её изящной ручке, понятное дело, зачарованный: проведешь вниз - волосы чуточку удлиняются, проведешь вверх - становятся чуточку короче.
- Вот так оставь - просто превосходно!
Над столиком Морпессы витает терпкий аромат барбариса, над столиком Лады - нежный запах фиалки, со стороны Нуми рвутся ароматы жасмина и розы. У каждой из них в основании среднего зеркала рычажок, перевести его вверх, всё равно что сказать: 'Я готова'. Морпесса, как обычно, переводит первой, последней - Нуми, и тоже как обычно...
Как и всем прочим, любовью в Играгуде торговали. В зависимости от качества 'товара', блудниц делили на три сорта: простухи, порны и проксимы. О первых и говорить нечего: обычные уличные девки без затей, а если и с затеями, то нехитрыми. На простенький амулет таких без труда можно было заиметь с десяток, но, как говорится, никаких гарантий. Порны - другое дело, тут гарантии уже имелись, стояла проба. Одни школы готовили порн из девочек, другие - из мальчиков, высоко ценились порны с крупицей дара, растворённой в крови капелькой Ихора. Проксимы стоили дороже, потому что жили и работали в проксимариях - публичных домах, принадлежащих не столько людям, сколько цвергам. Сами цверги в любовных утехах, конечно же, участия не принимали, но во всех без исключения павильонах имелись зеркальные купола...
Над трельяжами по фонарику, подвешены чуть выше. Первым вспыхивает красный - фонарик Морпессы. Зеркала её на миг заливает серое, затем являют павильон, в который предстоит отправиться. Картина следующая: вечернее сиреневое небо, точки первых звёзд, цепочка островков тверди, висящих в воздухе.
- Опять гарпией! - негодует Мора, - ну, сколько можно...
Тем не менее, к камере формирователя она ступает быстро, скидывает на ходу тунику - големы-помощники не любят ждать. Под действием магии цвергов метаморфоза быстрая, не занимает и пяти минут. Из формирователя появляется уже не женщина - женщина-птица.
Морпесса не отвечает, лишь играют на скулах желваки, а из алых глаз, кажется, вот-вот брызнут искры. Големы проводят проксиму к телепортационной установке, похожей на шкаф для примерки одежды: дверца открывается, дверца закрывается, хлопок, и камера пуста.
Следующим загорается фонарик Нуми, льёт золотисто-жёлтый свет. В зеркалах играют голубым и зелёным воды лагуны, на волнах у кромки пышного рифа покачивается ложе в виде жемчужницы.
- Везёт же некоторым, - вздыхает Лада. - Жаль, что не двойной заказ, а то поплескались бы...
- И я бы хотела, чтобы вместе, - Нуми, по обыкновению, проносится вихрем, - такое бы цунами устроили! Но не переживай, Ладочка, ещё искупаемся!
- Обязательно, маленькая, обязательно...
Сборы недолги, и големы проносят Нуми-русалку к телепортационному шкафу. В волосах её лилии, коралловые браслеты на запястьях, жемчужины грудей венчают зеленые соски, чешуя хвоста отливает изумрудом. Запрокинув голову, Нуми смеётся - заливисто, звонко - машет рукой.
'Везёт же некоторым...' - снова думает Лада, подразумевая на этот раз счастливчика, выбравшего павильон 'Атолл'. Вскоре вспыхивает и её фонарик - оранжевый. В зеркалах оазис, растолкавший плечами барханы, в квадрате пальм, в буйстве зелени. Ладу облекают в форму саламандры, помещают в телепортационную камеру, мгновение бархатной пустоты, и она в павильоне...
Оказавшись в проксимарии, ни одна из девушек не помнила ничего из прежней жизни, даже имени. Потере памяти огорчались редко - преимуществ было несоизмеримо больше, а имя - что имя? - нетрудно и новое придумать. Проксимарий 'Красавицы и чудовища', ставший приютом Морпессы, Лады и Нуми, по праву считался одним из лучших в Плеяде. Основные павильоны и залы, как и в любом другом проксимарии, находились под землёй, сам комплекс стоял в предместьях города Калаут, город же стоял недалеко от границы - почти у самой Ивинги. На условия работы жаловаться было б грех: из двух декад в месяце только одна рабочая, другую проводи как угодно, только контракт не нарушай. Из самых строгих запретов: нельзя покидать город, нельзя вступать в долговременные любовные отношения, нельзя употреблять сильные наркотические зелья. Перед выходом на смену - обязательная проверка, и проверяют, понятное дело, не люди, а машины цвергов. Одни машины проверяли, другие заботились о том, чтобы проксимы были защищены от болезней, третьи предотвращали старение, и так далее, и так далее. Высший сорт, что говорить, и похищать никакого смысла: оторванные от проксимария, проксимы быстро теряли все свои преимущества. К тому же, одно из обязательных условий: не расставаться с телепортационным артефактом, исполненным в виде медальона.
Гнездо саламандры заключено в квадрат высаженных четырьмя рядами пальм, в середине каждого ряда, увитый сетью лиан, зеркальный купол. Если провести линии от верхнего купола к нижнему, от левого к правому, то гнездо окажется точно на пересечении. Охотник на саламандр нашёл кладку, и, вооружившись коломётом, уничтожает яйца, расплёскивает голубое содержимое.
- Остановись, человек! - шипит появившаяся из зарослей саламандра, - оставь хоть одно, и я одарю!
- Одаришь? - с сомнением спрашивает охотник. Чёрные глаза его непроницаемы, на правой щеке шрам в форме звёздочки.
- Да...
Облик саламандра меняет мгновенно: змеиная кожа сходит, будто кольчуга, вместо хвоста - стройные ноги, вместо змеиного капюшона - пламя огненно-рыжих волос. Кладка исчезает тоже - там теперь застеленное тенётой ложе и плетёный столик, на столике же иглоукалыватель, заряженный двумя иглами.
- Позволь, я тебя ужалю... - шелестит преобразившаяся в молодую женщину саламандра, отобрав и отбросив в сторону коломёт, горячо поцеловав в губы.
- Попробуй... - от одежды он избавляется быстро, словно бы тоже сбросил кожу, присаживается на край постели, подставляет плечо.
Снадобье, заправленное в иглоукалыватель, называется 'луч' - ещё одна деталь, что отличает проксимарии от других подобных заведений. Мужчину Лада знает хорошо: магнат по имени Золтан, больше известный как Шрам, завсегдатай. Обмениваются уколами, обмениваются поцелуями, затем 'луч' начинает действовать. На миг Ладе представляется, будто оказалась в центре паутины, протянутой от верхнего купола к нижнему, от левого к правому, и по тонким нитям уже спешат пауки - голодные, очень голодные... Однако, 'луч' действует, и действует Шрам, хочется отдавать, отдавать, отдавать, и она отдаёт - всю себя, без остатка.
[3]
В проксимариях нет 'мамочек', нет стражи из людей - все эти должности замещены механикой. Приглядывают же - как за подопечными, так и за механизмами - кураторы. Лада доставлена в строгий кабинет, на красный ковёр, плачет:
- Только не выгоняйте, госпожа Роксолана, только не выгоняйте!..
Костюм на хозяйке строгого кабинета тоже строгий, как и взгляд, и тон.
- Контракт будет расторгнут незамедлительно, - голос пустой, механический, - в силу найденного несоответствия.
Лада словно не слышит, продолжает скороговоркой твердить:
- Только не выгоняйте, госпожа Роксолана, только не выгоняйте...
Жизнь в проксимарии была сказочная: кукольный домик на троих, и сами словно бы куклы. Для Лады сказка закончилась после того, как обнаружила на подушке чешуйку. Подумала - от обличья саламандры, не иначе, но нет, то была её кожа.
- Ледяной покров... - прошептала она тогда, словно провалившись в транс, - как у Примулы...
Перед глазами встала женщина с кожей, как у змеи - чёрной, зернистой, - от вида её Лада вскрикнула.
Но Лада не могла не вскрикнуть, ведь, потеряв частицу кожи, вернула частицу памяти - а так нельзя, так неправильно. Захотелось забыть, затолкать обратно, вот только как? Роксолане решила не говорить, но госпожа куратор и без неё узнала, отправила на проверку. Сфера контроля долго вращалась, вынесла приговор, который проксима знала и так.
- Я не смогу одна, - упав на колени, Лада протягивает руки, - я погибну...
- Регламент знаешь, - цедит Роксолана, - из города будешь удалена. Вернуться не пытайся - найдём сразу же, изгоним снова.
В кабинет влетают два небольших голема-сферы, слева и справа по раструбу, со звуком плевка из них вылетают сети.
Кокон помещают в капсулу, капсула мчится вниз. От потрясения воспоминания вспыхивают в голове Лады одно за другим, одно за другим, складываются в картину, как кусочки мозаики. Фестиваль циркового искусства в Кипеларе, неистовое совокупление с Таем после красной 'радуги', маленький зеркальный купол на окраине, яркий белый свет. Потом была такая же вот капсула, а за ней - сфера, как бы разъявшая на части и собравшая затем уже не человека - проксиму.
'Может, всё ещё обойдётся? - думает Лада. - Вылечат и поместят в другой проксимарий? На любую болезнь у цвергов должно быть лекарство, на то они и цверги. Или дело в другом, в возвращающейся памяти? Почему бы тогда не убрать её снова? Мне она ни к чему, эта память, с корнем бы вырвала, если бы знала, как...'
Капсула останавливается, открывается, кокон занимает место на плоской спине голема, похожего на стол с механическими ногами. 'Жаль, не дали попрощаться с Морой и Нуми, - думает Лада, - хотя, может, и к лучшему. Вдруг, это заразно, и от близости со мной у любой проксимы покров на памяти может начать отслаиваться чешуйка за чешуйкой?' От такого предположения утихшее было отчаяние возвращается, исторгает из горла стон. 'Нет, глупости, - пытается успокоить себя Лада, - была бы я настолько опасной, избавились бы сразу, церемониться не стали. Может, хотят изучить? Что угодно, только бы не прогнали...'
Голем-стол останавливается у жёлоба скользящего шара; миг, другой, и появляется сам шар. Откуда-то сверху спускается уже знакомый голем в виде сферы, снизу его некое подобие ножниц - режет кокон, освобождает. Не успевает Лада размять затёкшие члены, как появляются ещё две сферы, снабжённые механическими руками, подхватывают, помещают в скользящий шар, закрепляют. Шар закрывается, света не остаётся ни чуточки, лишь непроницаемая темнота, потому Ладе страшно, непередаваемо страшно.
- Зачем же вы так?.. - стонет, - зачем...
А шар скользит, и скользит, и скользит, пока не достигает поверхности, где Ладу извлекают и оставляют, свернувшуюся в позе зародыша, на платформе. Придя в чувство, она поднимается, видит на изрядном отдалении мегаполис, протянувшийся от горизонта до горизонта.
- Я не смогу одна, - выкрикивает сквозь слёзы, - я погибну...
В плаче, будто в родовых корчах, рождается имя, её настоящее имя: Рута. Вооружившись им, как шипастой ледяной булавой, направляется к городу.