Мама опять плакала. Никто не услышал, только Рута, потому что могла слышать тайное, другим недоступное. Проснулась от тихого перезвона, будто бы колокольчик, а потом почувствовала горячие слёзы и подставила под них ладошку, а они - кап, кап, кап... - горячие, такие горячие! Как же это у неё получается? Ведь не рядом они: мама внизу, Рута вверху, на лежанке, а тут - будто бы рядом. Так хотелось во всём разобраться - очень-очень хотелось! - но всему своё время, как говорит бабушка, всему своё время.
Мама встала, оделась, подбросила в печь дров, начала стряпать. Рута вслушивалась напряжённо, но больше никакого перезвона. Ощупала ладони: сухие и даже совсем не горячие - может, всё ей только приснилось? Нет, знала, что не приснилось, просто зверёк волшебства то трогал лапкой, то прятался, подобно игривому котенку. Тронет - и чаровать у Руты получается, отпрянет - и никаких тебе чар, лишь пустоту руки ловят. Должно быть, она для всех этих дел ещё слишком маленькая, потому и так, но приручит этого проказника, обязательно приручит!
Однако, почему же плачет мама, о чём? Ой, нет, не о чём, а о ком! Рута почувствовала, что может понять, расколоть секрет, как кедровый орешек, и потянулась, стиснув кулачки, изо всех сил. Нолан? Страшно погиб, живодрев разорвал на части, но после него остался крохотулечка Нин, мамин внучек, нянчится с ним - нет, не Нолан. Крохотулечка, крохотулечка... Прошлой декадой отец мать побил, крепко, а потом, когда сильно кричала ночью, Фаргал и Бригитта увели, долго не было. Вот! Скорлупа тайны треснула, открывая ответ: у мамы был ребёночек, совсем ещё маленький, но умер у неё в животе, и деток у мамы больше не будет.
Рута напряглась, вытянулась на лежанке; свернувшаяся в ногах клубком Мельда, любимая кошка, подняла голову, навострила уши. В висках стучали молоточки, по щекам бежали слёзы - как же так? Ведь неправильно, невозможно! Однако же она успокоилась, надёжно спрятала образовавшийся внутри ледок, и когда спустилась к завтраку, матери ничего не сказала, лишь обняла крепко-крепко, прижалась к груди.
- Что с тобой, кроха? - удивилась Ламанда, обнимая в ответ.
- Кошачьи нежности, - фыркнула Айрис.
- А вот и нет! - показав сестре язык, Рута поспешила к рукомойнику.
В бадейке жил Чистюля - кусочек волшебного льда, заговорённый на чистоту. Когда вода подходила к концу, он смешно булькал, не давал потянуть за устроенный внизу язычок. Бульк да бульк, пока снова до краёв не наполнишь, бульк да бульк. Руте и Айрис он всегда радовался, подпрыгивал вверх, будто серебристая рыбка.
- Ух, холоднющая! - плеснув горстью в лицо, Рута взвизгнула, - Чистюля, почему не следишь?
Основных комнат в их большом доме три: в средней печь, сложенная из блоков волшебного льда, по левую от неё руку мужская половина, по правую - женская. Хотя теперь всё не так, перемешалось - зима же, в зиму всегда так. А ну-ка, представим себя волшебным глазом и поглядим: на мужской половине Фаргал, старший брат, с женой Сабриной, и бабушка, и отец; на женской, понятное дело, мама, а ещё вдова Нолана Бригитта с малюткой Нином, а ещё Айрис, старшая сестра, задира и забияка, и, конечно же, сама она, Рута. Ух, сколько много, даже волшебный глаз устал!
Просеменив от рукомойника к столу, Рута кружится, будто танцует. Место занимает поближе к Бригитте, хотя по эту сторону стола только Бригитта и есть.
- Не скачи, егоза, - ворчит та, - стол длинный, места хватит всем.
На самом деле Бригитта добрая, пусть и угрюмая, и не очень красивая. А вот Сабрина злая, хоть и красавица.
- Стол всех накормит, - говорит Фаргал, - печь обогреет.
Пока отец в смене, он за старшего, и почему бы не поважничать? Отец... Рута ещё не решила, как к нему относиться, отложила на потом. Может, поговорить с бабушкой, попросить совета? Но тогда узнает, что у Руты дар, и все узнают - нет, такое никуда не годится. Значит, своими силами, только своими силами, как бы ни казалось сложно.
- За своей бы Мелиссой лучше следила... - любимице Айрис достается уже от Руты.
- А я и слежу, и гребнем расчёсываю, это твоя Мельда всегда лохматая, как растрёпа!
- Не лохматая, а пушистая!
- И сама ты тоже растрёпа!..
Слово за слово, дело доходит до ссоры. Хорошо, сёстры по разные стороны стола, а то бы, никаких сомнений, вцепились друг в дружку.
- Сейчас обе получите, - осаживает дочерей Ламанда.
- Нужно дать им одно дело на двоих, да-да, - шамкает бабушка Пенута, - лучше нет средства, чтобы сдружиться...
- Правильно! - Фаргал хлопает по столешнице.
Девочки затихают, но поздно: брат уже загорелся желанием их сдружить.
- Кучу дров видите? - спрашивает после завтрака, когда одеваются, собираются, выходят на задний двор, - нужно сложить под навес. И поторапливайтесь, поторапливайтесь, сейчас големы подойдут!
- Как же, такую кучищу не заметишь, - бурчит Айрис. Глаза у неё голубые, как ясное морозное небо, волосы светлые до белизны. - Давай, ты слева, я - справа.
- Давай, - Рута натягивает рукавицы, поправляет шапку из лисьего меха. Она и сама как лисица, только не здешняя, белая, а заморская, с другой стороны света. Волосы у Руты рыжие, глаза зелёные, озорные, улыбка хитрая, с ямочками.
Вразвалку подходят два голема: в большой глыбе туловища, как в печурке, помигивает огонёк, собранные из блоков руки и ноги нанизаны на ниточки чар. В передний блок руки можно встраивать разные приспособления, сейчас у одного колун, у другого зажим, и вот один подставляет, а другой бьёт.
После работы Рута на печной лежанке, согревается. В руках у неё ком волшебного льда, заговорённый так, чтобы можно было лепить, как из глины. Лепить, а потом разыгрывать сценки - излюбленная её забава. Вот и разыгрывает: то о цвергах из волшебной страны Играгуд, то о грозных драконах Беллкора, то о лукавых саламандрах. Но сегодня другой сюжет, о Ламанде и Баглае, матери и отце. Он не бьёт, она не плачет, и рождается ребёночек, которого все любят. На миг Рута задумывается, сынишка это или дочь, решает, что сынишка всё же лучше. А как он появляется на свет? Не придумав ничего лучше, Рута отделяет от фигурки матери большой живот и лепит из него маленького человечка.
- Вот ты где! - над краем печи показалась голова Айрис.
- Что тебе надо? - от неожиданности Рута вздрогнула, быстро сгребла фигурки в кучу, смяла в ком.
- Там баржи плывут, побежали быстрей!
Раздумывала Рута недолго: Айрис, конечно, задавака и вредина, а на печи тепло и слезать не хочется, но баржи - всегда событие, пропускать такое нельзя.
- Бегу!
У ограды встретили мальчишки - Казарнак, Ратма, Маклай.
- Ну, сколько можно ждать? - Казарнак приплясывал от нетерпения, - всё с вами пропустим!
- Не бойся, не пропустим, - Айрис задрала нос, - айда!
Свою компанию они называли 'кулаком', потому что пятеро, как пальцев. Казарнак говорил, что это он первый так придумал, Айрис - что она. Большой палец - это Маклай, сын Пилипа-кузнеца. И такой же, как и Пилип, крепкий, кряжистый. Казарнак - это указательный палец, ибо самый главный. Черноволосый, остроглазый, пронырливый, почему и получил прозвище Шило. Айрис - это средний палец, потому что самая высокая и тоже считает себя главной (ну-ну, как же!). Ратма - это безымянный палец, так как имени своего у него не было, дал алхимик Киприан. Пришёл Ратма откуда-то с севера, а откуда, не помнит, и вообще не помнит ничего. Худосочный, лопоухий, губы серые, вывернутые, будто бы варёные. Если бы не Киприан, Ратму бы прогнали, а то и в жертву реке отдали, но тот почувствовал в мальчике способность к чародейству, взял в ученики. Ну, а мизинец - это Рута, потому что, чего уж там, самая маленькая.
Пристань от посёлка отделял вал, сложенный из плотно пригнанных друг к другу глыб тороса - огромных, просто огромадных. Казарнак утверждал, что привезли их в незапамятные времена аж с самого Прохладного моря, но даже простак Маклай в этом сомневался. Людей у вала собралось уже много, поднимались по прорубленным в толще ступеням на плоский гребень. Взрослому бы не протолкнуться, но у 'кулака' имелись свои лазейки, ребята быстро оказались наверху. А река Горячая несла свои тёмные до черноты воды, река Горячая не замерзала никогда. Начало она берёт на крайнем-крайнем севере, где Великий Хребет сходится с Великим Рифом, держат друг друга за руки. А Великий Хребет связан с Дырой, оттого вода в Горячей волшебная, а из волшебной воды получается волшебный лёд. Так рассказывала Руте бабушка.
- Едут! - пронеслось по толпе, - едут!..
Потянуло кислой вонью ржавчины, по чёрной речной глади волнами пошло марево, из марева показались баржи - одна, вторая, третья. Две прошли мимо, третья замедлилась, стала забирать к причалу. У бортов её стояли големы-стражи, большие и высокие, меж ними расхаживал речной капитан. И Рута вдруг увидела, поняла, что он такой же чёрный, как и река. Нет, не внешне, конечно, а внутри - разъела его Горячая, пройдя сквозь защитные чары, как проходит сквозь скорлупу ореха червь.
- Никак ещё одна! - крикнул Казарнак.
Рута сначала услышала, потом уже увидела: четвёртая баржа шла еле-еле, надсадно скрипя, на палубе её были люди, много людей.
- Переселенцы, - высказал очевидное Маклай, он любил так высказываться.
- С последней что-то не так, - сказал Ратма тихо, но Рута разобрала, и ей стало страшно. Сейчас что-то случится, поняла она, что-то плохое.
- Почему так скрипит-то? - наморщил лоб Маклай, - может, самоходный механизм сломался?
- Да ну, - отмахнулся Казарнак, - просто там людей очень много, вот и скрипит!
Однако прав оказался всё же Маклай: баржа с переселенцами дёрнулась, будто ей отвесил пинка великан, понеслась в сторону той, что была по счёту третьей. Поселковые смотрители, встречавшие у причала, кричали, размахивали ледяными дубинками, толпа на гребне замерла, затаила дыхание, как один человек.
- Вот это да... - протянула Айрис, большие глаза её влажно блестели.
Два марева встретились, баржи со скрежетом прошли бок-о-бок, вверх взметнулись алые искры чар. Борт грузовой сломался, чёрного капитана сбросило вместе с двумя големами на палубу баржи с переселенцами, накрыло волной.
- Смотри, смотри, дерутся! - Казарнак пихнул Руту в бок, показал пальцем.
На барже с переселенцами и правда началось неладное: големы-стражи, обожжённые водой, размахивали во все стороны квадратными кулачищами, топотали ножищами. Оно и понятно: на людей Горячая действовала, но зимой совсем чуточку, и если человек умеет плавать, и не нахлебается, то переживёт без труда, но не так, совсем не так с големами. Если говорить просто, вода из Горячей их плавила, как и положено горячей воде, пролитой на лёд. Одному голему досталось особенно: вода разрыхлила и голову, и грудь. Рута увидела, как крепкий мужчина заслонил женщину и двух мальчишек - жену и детей, понятное дело, - а голем снёс ему голову, будто раздавил в руке сочный плод. И тогда младший подпрыгнул, вцепился в грудь стража, повис на одних только пальцах, словно кошка. Ещё миг, и голем расплющил бы, сведя вместе кулаки-блоки, но парень отпрянул, повалился на палубу, в руке его горел головнёй артефакт-сердце...
[3]
Столкновение барж в посёлке обсуждали долго, Руте понравилось, как об этом сказала Бригитта - мелят, мелят, мелят, что твоё зерно в муку. Только к весне улеглось, поутихло, о другом стали думать да говорить, о привычном. То бишь о предстоящем разливе. Порой Горячая разливалась обычно, а порой нет - в позапрошлом году как раз такой случай и был. С южной окраины посёлка, за лесопильней, залило много леса, и вода долго стояла, а когда вода из Горячей долго стоит, дерево становится волшебным. До того дошло дело, что из земли вылезать начали, на корнях ходить, на людей нападать - один такой живодрев и убил Нолана, разодрал сучьями-крючьями. Рута брата, самого в их семье старшего, очень любила, очень по нему плакала. А потом воду осушили, живодревов изловили да извели, одну заимку поставили, другую, третью, и получился починок, который назвали Заливным. Теперь туда переселенцев много стекается, волшебное дерево добывать.
- Опять со льдом возишься, да?
- А если и так, то что?
На заднем дворе была большая проталина, бежал ручеёк, Рута пускала по нему баржи, но от вездесущей Айрис разве скроешься?
- А то, что пора бы и повзрослеть - хватит детскими играми маяться!
- Ой, тоже мне, взрослая!
Сёстры стояли одна против другой, по разные стороны ручейка - Айрис раздувала ноздри, Рута мяла в ладонях прозрачный ком.
- А я тебя позвать пришла, - сказала наконец Айрис, в голосе звенела обида.
- Куда? - буркнула Рута.
- Там мальчишки этого, как его, Тарнума бить собираются, - Айрис понизила голос, - пойдём поглядим, а?
- Какой ещё такой Тарнум?
Рута сделала вид, что имени не узнала, на самом же деле сразу всё поняла. Тарнумом звали того парня, что вырвал у голема-стража сердце, не запомнить его имени было просто нельзя. Отовсюду только и слышалось: Тарнум, Тарнум, Тарнум... Рута же больше думала не о нём, а о его отце. Точнее, о своём. Пожертвовал бы он собой ради семьи, встал бы на пути голема?
- Ну, тот, который с баржи, помнишь?
- А, этот...
- Так что, айда? - сестра протянула через ручей руку.
- Айда...
К нападению сильная половина 'кулака' подготовилась основательно: и время рассчитали, и место, и чтобы не с пустыми руками.
- Главное, чтобы он без взрослых... - беспокоился Казарнак.
- Один у отца в кузне, - пыхтел Маклай, - за инструментом пришел. А возвращается всегда по этой тропке, я проверял.
Место было хорошее: ложбинка за кузницей, вдоль которой нитью дорожка, густой можжевельник по склону вверх. Девчонок посадили с одной стороны зарослей, чтоб не мешали, сами засели с другой; у каждого в руке по ледяной дубинке - достал Казарнак.
- Кто-то идёт, кажется, - Маклай отвёл от лица колючую лапу кустарника.
- Тише ты, увалень! - шикнул Казарнак.
- Нет, ну точно идёт...
- Да, это он, - подтвердил Ратма.
Казарнаку нужно было выпрыгивать первым, понимал прекрасно, но ноги застыли двумя ледышками. Столько раз представлял себе это: как первым бросится в драку, как будет бить дубинкой, как отберёт кусочек артефакта, который у Тарнума на шее... И вот он, Тарнум, но ноги почему-то не бегут, и хочется не в драку, а глубже в можжевельник. От бессилия на глазах выступили слёзы, мир стал радужным.
- А-а! - Маклай выдрался из зарослей, будто медвежонок, скатился по склону.
Тарнум, однако, не растерялся, в один миг сообразил, что к чему: отбросил мешок, в руках появилась палка в половину ритуального шеста, гладко отполированная. Увалень Маклай ещё не успел и скатиться, как получил удар по рукам, ледяная дубинка отлетела в сторону.
Тарнум увернулся, подсёк, навалился сверху, ткнул головой в мокрый снег. Рута, что осторожно выглядывала из хвойных зарослей, снова отметила, как похож тот на кошку: движения текучие, плавные, да ещё и фырчит!
- Не смей его бить, - каким-то не своим голосом прокричал Казарнак, - не смей!
Со склона с Ратмой они сбежали одновременно, одновременно же и ударили. Тарнум заслонился палкой, посыпались золотистые искры, похожие на зёрна пшеницы. Дубинка Ратмы брызнула осколками, как если бы разбилась большая сосулька, дубинка Казарнака осталась цела.
- Вот тебе, вот! - вопил последний, нанося удар за ударом, - чтобы не задавался!..
- Что они делают, Айрис, - спросила Рута встревожено, - что они делают?..
Когда увидела на белом красное, брызнувшую на снег кровь, она поняла, что драку нужно остановить. Потянулась к кусочку артефакта у Тарнума на шее - вот он, пылает угольком, посередине дырочка, сквозь продета тесёмка. Рута коснулась, зачерпнула силу - получилось, у неё получилось! - но сила тут же вырвалась, ударила, разбрасывая мальчишек в стороны. Можжевельник вспыхнул, и Айрис визжала, а по снегу рассыпались вылетевшие из мешка клещи, свёрла, ледорезы...