Спустя два часа после окончания рабочего дня. По земному времени - половина девятого. Но я не дома, я иду из доков, с работы, где и работы-то никакой нет. Можно не ходить, но я хожу. И так делают многие, просто для того, чтобы не сидеть безвылазно дома, боясь неизвестно чего, ожидая худшего. А на службе можно хоть переброситься словечком-другим с парнями, самим сочинить себе новости. Настоящих новостей нет уже давно. Уже несколько недель мы живем без связи с домом. То ли они забыли о нас, занятые своей войной, то ли некому уже вспоминать.
Бегущие дорожки вдоль улицы не работают - бережем энергию, а во время ходьбы думается особенно хорошо. Вот я и думаю, шагая не спеша по пустой улице, смакую то одну мысль, то другую. Не всерьез, я же не ученый, не мыслитель, так...
Поднимаю глаза вверх. Через прозрачный (гиропластиковый, но мне вспоминается старинное слово "слюдяной", я верчу его на языке, примеряя к окружающей обстановке и оставляю), через слюдяной купол видно, как переливается небо, которого нет под лиловыми и голубыми лучами двойной звезды - горячей и яркой, но бездушной. Раньше купол на ночь затемняли и включали искусственный, родной глазу, желтый свет, но сейчас не до этого. От чужого, полыхающего фиолетовым цветом неба хочется спрятаться, и я ускоряю шаг. Мне странно, отчего людей всегда привлекало небо, дети тянули ладошки в звездам а, повзрослев, научились летать выше птиц, выше звезд, и почти прикоснулись к ним. Только свое небо казалось безграничным и дружелюбным, а это...
Люди все равно остались людьми. Корабли пересекают межзвездные пространства, врачи лечат любые болезни тела, могут и мертвого воскресить, если родственники хорошо заплатят, информация предается быстрее света, но все достижения и открытия теряют свой блеск перед обычным чувством голода. Нам здесь удалось убедиться в этом. Синтетической пищи хватает, ее раздают все жителям Базы-31. Но безвкусная масса (пятьдесят граммов на день - больше не нужно для поддержания организма в здоровом состоянии) не может насытить вечно пустой желудок. Он просит хлеба, молока, мяса. Всему этому взяться неоткуда. Желудку не объяснишь, почему его кормят концентратом.
Последняя мысль вызывает улыбку. Слышал бы меня сейчас мой практичный и мудрый братец. Он всегда упрекал меня в том, что витаю в облаках и совершенно не способен думать о хлебе насущном. И вот - в последние дни я только о нем и думаю. Здесь, в богом забытом уголке вселенной, по словам брата, навсегда загубивший свою жизнь, я вечно хочу есть, дышу чистым синтетическим воздухом и смотрю в лиловое небо.
А он - постигает на собственной шкуре премудрости коммерции на Земле. И там же военные корабли колоний расстреливают из плазменных пушек мирные города. И, кто знает, может быть его давно уже нет в живых. Об этом я тоже очень часто думаю. Но не теряю надежды, что когда-нибудь закончится и эта война.
- Три на десять, я тебе говорю!
- Ага, а контейнер?
- Два на восемь!
- И крепеж не держит? Гонишь ты, Ходиналево!
- Я?!
- Да, ты.
- Да я те клянусь, вот такой зазор, вот такой - с ладонь толщиной!
Ходиналево взмахивает рукой, тыча ее под нос Вихарю, пошатывается, хватает того за плечи, чтобы не упасть, и они вместе вваливаются ко мне в открывшуюся под их переругивания дверь.
Я жду их уже с полчаса, но Левый не мог придти без Вихаря, а у того смена, и работы, в отличие от нас, складских, завались. Вихарь у нас - почти доктор...
- Как смена? - спрашиваю я, выталкивая обоих из комнаты. Дверь за нами плавно закрывается.
- А, - машет в ответ рукой Вихарь и вздыхает. Значит, были новые пациенты, - двое слетели. Мужик из управления и... - Вихарь запинается и смотрит долго, печально, - ... Миранду нашли.
- Где? - почти беззвучно выдыхаю я.
- В подвале, между труб. Играла в крыску, - гоготнул Вихарь, но сразу осекся под моим тяжелым взглядом. - Карл, сходи к ней завтра, а? Может, она хоть тебя послушает, перестанет кусаться.
Я киваю. Схожу, обязательно. Не сходить в больницу к Миранде было бы с моей стороны свинством, все ж знают, у нас с ней было. Не то чтобы часто, в последнее время мы мало виделись. А потом она вообще дома заперлась. Но сходить надо. Это читалось по глазам Вихаря и по сочувственному причмокиванию Левого.
Чуть потоптавшись еще у двери, поднимаемся по лестнице. Я впереди, с канистрой пойла, нацеженного в лаборатории Левым. Есть у него там машина, чтобы делать спирт, но делать его особо не из чего, кроме как из местных минералов. Из них, после долгой переработки (Левый у нас волшебник, да) получается пойло, противное, но действием разбавленному спирту не уступает. Так что мы сидим по ночам на крыше, смотрим на небо и пьем это самое пойло, чтобы забить голод и крепче спать. Может, потому и не сходим с ума. А люди сходят, медленно, по-одному. От безысходности, отсутствия связи с миром, переживаний за друзей, родных, оставшихся дома, от мыслей, что дома этого, может быть, больше нет. Вихарь рассказывает: кто-то впадает в столбняк, другие на людей кидаются, вот как Миранда, когда ее нашли - чуть не загрызла санитаров. Несколько дней назад двое шагнули под лопасти генератора. Кровищи нахлестало - жуть, и системы жизнеобеспечения на базе пол дня пыхтели на аварийке, еще бы чуть-чуть и нехватка воздуха, разгерметизация и все прелести; еще раньше какая-то мамаша задушила во сне ребенка, чтобы не умереть раньше него. Я радовался, что у меня нет семьи, детей и давно перестал спрашивать Левого, как дочка. Он отвечал всегда одинаково: плачет.
Мы пока умирать не собирались. На крыше - перевернутый контейнер, вокруг него расставлены лежаки, утащенные мной из бани. Они там думали, что надежно спрятали лишние, а я нашел. Поставив на ящик канистру, я жду, пока на крышу выползут отставшие приятели. Ходиналево привычно опирается на Вихаря. Сам он нормально ходить не может, после того, как ему оторвало правую ступню бегущей дорожкой. Врачи пришили ему новую, только левую, к правой ноге, ага. Ошиблись, генетики фиговы, а растить другую то ли времени у Ходиналево не было, то ли денег. Так он и жил с двумя левыми ногами, только ходил с трудом, все время заворачивая вправо, отчего и получил свое прозвище. Не подталкивай его в бок Вихарь, так бы и бродил по кругу.
И вот, разлив по кружкам воняющее ржавым железом пойло, мы уже полусидим вокруг ящика, служащего столом, и смотрим на полыхающее всеми оттенками сиреневого небо, на резкие контуры домов в свете чужого солнца и говорим обо всякой ерунде. Вихарь травит байки из врачебной жизни, которых, будучи штатным больничным пилотом с навыками первой помощи, знает множество. Левый вспоминает, как писал диссертацию, но бросил, завороженный рассказами о межзвездных странствиях. Я же больше молчу, мне нечего рассказывать, разве что о том, как на Земле мне не захотелось быть тенью успешного и любимого всеми брата, и просто смотрю на небо. Поэтому первым вижу падающую звезду.
- Смотрите! - я приподнимаюсь в кресле, указываю ребятам на маленькую светящуюся точку, пересекающую небосвод. - Но откуда...
Атмосфера на планете редкая, чтобы сжигать метеориты, поэтому здесь не может быть падающих звезд.
- Сдается мне, это корабль, - задумчиво заключает Ходиналево.
- Упал? - мне почему-то страшно за этот незнакомый корабль, как за близкого человека.
- Или сел аварийно, - пожимает плечами Вихарь. Он-то разбирается в этом получше нас.
С минуту мы напряженно молчим, а потом Левый осторожно предлагает:
- Надо бы взглянуть...
Я удивленно смотрю на него. Вот так, самим? Не поставив в известность руководство Базой, никому не рассказав, что видели.
- А если это не корабль? Или он разбился вдребезги? - поддерживает Левого Вихарь. - Тогда не о чем и докладывать.
Люди и так держатся из последних сил, откуда только берут надежду, что их не потеряли, не забыли. А если им предъявить уже потерянный путь к спасению? И я соглашаюсь с ребятами. Надо сначала посмотреть. Нам не приходит в голову, что Звезду мог видеть кто-то еще. Мы срываемся с места и, насколько это позволяют увечье Ходиналево и промилле в крови, спешим в доки.
Там сейчас нет никого, кроме нескольких роботов-охранников. Но они меня знают, и пропускают внутрь. Мы идем мимо битком забитых контейнерами складов. После того, как транспортники ушли загруженными в последний раз, еще работали шахты, добывающие руду, но за ней никто не явился. Сообщение с Землей прерывалось, доходили сообщения о боевых действиях в родной системе, но потом эфир умолк совсем, и руководство приняло решение остановить добычу. Чтобы несколько сотен рабочих не погрязли в безделье, как мы, операторы погрузчиков, начали составлять подробную карту местности, разведывать и наносить на нее новые месторождения. Когда-нибудь ведь это должно было пригодиться.
Тихо матерясь, Вихарь втискивается за штурвал разведфлаера. Перед этим мы с трудом застегнули на нем скафандр - роста в парне больше двух метров. Левый садится сзади, на маленькой грузовой платформе для оборудования. Я впереди, за компом. Вспомная азы навигации, вбиваю в систему координаты нашей крыши и примерную траекторию полета Звезды. Получается, что лететь нам далеко, почти два часа.
Неподсвеченная, База быстро скрывается из виду, Левый позади вздыхает, Вихарь бурчит под нос какую-то песенку. Внизу, примерно в километре под нами тянется однообразная черно-бурая пустыня в крапинку от метеоритных кратеров, изъеденная трещинами, как будто рассохлась разом залившая землю грязь. Иногда вдалеке можно заметить замершие неподвижно подъемные ковши шахт и блестящие, металлические купола управления добывающим механизмом - тоже пустые. Потом заканчиваются и они. Мы - одни, отгороженные от чужого мира только хрупким пластиком флаера и тонкой тканью охлаждающих скафандров. Мне не часто приходится носить их и я изучаю режимы управления - можно задать температуру, настроить плотность прилегания скафандра к коже, интенсивность подачи воздуха, который генерируется специальным прибором, расположенным на бедре. От него в швах проходят незаметные трубки к шлему. Кнопочки управления на запястье светятся бледно-зеленым светом, почти не видным в окружающей нас, становящейся все ярче с приближением к освещенной солнцем стороне планеты, синиве.
- Проклятая синька, - бурчит Вихарь, затягивая лобовое стекло тонирующим экраном. - Так и глаз лишиться не долго. А мы, кажись, на месте.
Мы машинально смотрим вниз. Там - все та же ровная пустыня. Значит, я облажался с цифрами и неверно вычислил место падения. Но Вихарь вдруг круто берет вправо, увеличивая скорость и через несколько секунд мы видим его - черный бесформенный холм, торчащий как прыщ посреди однообразия местных равнин.
- Насмерть, - шепчет, прижав руку к груди, Левый.
Вихарь подлетает ближе, обходит кругом остатки корабля и зависает над ним в воздухе. Я высовываюсь в окно флаера, чтобы разглядеть все получше. Мы такого еще не видели. Никогда. Черная громадина из неизвестного материала лишена швов и стыков, монолитная, обтекаемая, без явно выраженных частей. Фиг разберешь, где у него нос, корма, двигатели, люки, крылья... Поверхность корабля двигается, мерно приподнимаясь и опускаясь, как будто он дышит.
Вихарь поднимает машину выше и теперь мы видим его целиком. Сверху странный объект похож на спящего клубком котяру, или большое черное сердце.
Оба приятеля почему-то смотрят на меня, как будто не они придумали сюда лететь, и я, справившись с накатившим вдруг страхом, киваю.
- Давай. Где наша не пропадала?
Вихарь все же сажает флаер в некотором отдалении. И я понимаю, отчего они спрашивали меня. Идти осматривать чужой корабль больше некому. Левого с его увечьем, случись что, придется выносить на себе. Вихарь - единственный среди нас пилот... Я решаю не тянуть резину, спрыгиваю с еще не до конца пригрунтовавшейся машины и почти бегу к черной пульсирующей громадине впереди. А лежит она все-таки в небольшом кратере, значит - не села, упала, может быть даже вышла из строя.
Спускаясь по пологому склону, замедляю ход. Несмотря на кажущуюся безобидность корабля и подбадривающие голоса друзей в наушниках, берет оторопь. Я медленно переставляю ноги, но в конце концов все таки подхожу так близко, что вижу разводы местной бурой пыли на матовой поверхности корабля. Я не знаю, есть ли кто-нибудь внутри, заметили ли они меня, испугались ли. Я не ощущаю опасности. Я слышу легкий шорох, с которым опускаются и поднимаются бока черного пришельца, чувствую легкий ветерок от его дыхания. Это улавливают сверхчувствительные элементы скафандра и передают на кожу лица, в уши - схожие ощущения. Решиться было сложно, но мысль - я же в скафандре, а он должен, по идее, защитить от любой агрессивной среды - достаточный аргумент. Я протягиваю руку и касаюсь черного тела. Из под моих пальцев разбегаются в разные стороны разноцветные огоньки-искры. Слышу, как присвистнул в кабине Вихарь.
- Ты чего?
- Она засветилась! - орет он.
- Вся?
Мне-то не видно. Только калейдоскоп разноцветных огоньков, то складывающихся в удивительные узоры, цветы, то рассыпающиеся звездным небом. Взгляда отвести невозможно, я давлю на поверхность все сильнее, чтобы быстрее крутились вихри искорок и чувствую, что казавшийся твердым корпус прогибается под моей ладонью, мягко обволакивает ее. Краем сознания слышу в наушниках, как кричат что-то Вихарь и Левый, но мне не до них. Уже вся рука, плечо, половина меня погрузилась в светящийся танец. Мягкая материя тянет меня внутрь, плотно охватывая со всех сторон. И только когда стенка корабля заглатывает меня целиком и смыкается, отделяя от мира, флаера и голосов друзей, когда свет перед глазами меркнет и я понимаю, что если бы не шлем, то уже задохнулся бы в этой тягучей массе, меня охватывает паника. Я пытаюсь биться, но вязкая субстанция прочно держит, напряженные мышцы выкручиваются под кожей зря. Я чувствую, как она медленно течет вокруг меня, затягивая все глубже и кричу, кричу так, что саднит горло.
Не знаю, слышали ли мой крик Вихарь и Левый. Кажется, целая вечность уместилась в несколько мгновений панического страха, прежде чем меня выкидывает на свободу. Из густой обволакивающей тьмы я попадаю в светлую, идеально круглую полость. Здесь танцующие на стенах огоньки не такие яркие, как снаружи. Они разбегаются от того места, где я стою и тают где-то над моей головой. Я делаю шаг и они перемещаются следом.
Я чувствую радость, ликование - от того, что жив, и что первым оказался внутри инопланетного корабля, до сих пор невиданного, и что он - не враждебен. В голове сам собой рождается образ вопроса - не враг ли я. Я отвечаю (не вслух, просто думаю, чувствую как можно честнее) - нет. Он понимает меня. Я совершаю первый в истории человечества успешный контакт! Но эта мысль сразу оказывается на задворках. Передо мной открывается круглый коридор и я ступаю в него, уже зная точно, что никакой опасности мне не грозит.
На ходу перевожу в привычные слова летящие ко мне образы: открытый космос, корабль, несущийся в темноте мимо мерцающих звезд одному ему ведомой дорогой. И вдруг - как будто сердце остановилось, умолк направляющий сигнал, сбиты координаты. Огромная машина растерянно мечется, содрогаясь, пытается выйти на прежний курс, но он - потерян. Тот-кто-ведет не отзывается на запрос.
Коридор обрывается еще одной правильной сферой. В центре нее - заключенное в прозрачный шар существо: чудное, молочно-белое создание без волос, с тонким хрупким телом и большими невидящими глазами. Существо не подает признаков жизни, и я понимаю, что со мной говорит сам корабль, созданный по пока недоступной людям технологии. Умная биологическая машина не нуждается в управлении, но лишена воли, указывающей ей, куда держать путь. И я изо всех сил думаю одну, внезапно пришедшую в голову мысль - я мог бы... Мог бы. Всюду сопровождающие меня огоньки на стенках сферы вдруг заходятся в бешеном танце, перед глазами рябит от их блеска, но сквозь эту цветовую какофонию я различаю ответ корабля - мог бы.
Значит - не зря мы с ребятами сорвались с места, как только увидели падающую звезду. Это действительно путь к спасению. Чужой корабль достаточно велик, чтобы отвезти домой всех.
Шар раскрывается, лишенное жизни тело странного существа соскальзывает на пол - ту часть сферы, на которой я стою, и медленно погружается в нее, как я когда-то прошел сквозь внешний корпус. Мне остается только занять его место и выбрать путь.
***
Флаер летит на немыслимой для машины скорости. Еще чуть-чуть, и Вихарь точно выскочит на нем прямо в космос, но в последний момент лихо пикирует вниз. Взлетно-посадочная полоса Базы сияет огнями. Их вылет обнаружили. Камеры зафиксировали, как трое безумцев, облачившись в скафандры, забрали машину и исчезли в никуда. Их собирались искать.
Почти не сбросив скорости, флаер падает на землю, прочертив за собой длинную колею и подняв клубы пыли, проезжает сотню метров и упирается носом в стойку опоры купола. К нему уже бегут, оглашая пустоту негодующими криками, сотрудники службы безопасности, врачи, кто-то из руководства базой. Вихарь устало роняет голову на штурвал. Ходиналево, белый как мел - это видно даже сквозь шлемовое стекло - вываливается со своего места, чтобы не упасть - хватается за первого подоспевшего человека.
- Там... там... - хрипит он, срываясь в отчаянные всхлипы. - Оно... там... целиком...
Левого с трудом отрывают от старшего инженера ночной смены. Санитар ловко расстегивает скафандр и лепит ему между лопаток пластырь с успокоительным. Ходиналево обвисает у него на руках. Вихарь, вылезая из кабины флаера, упавшим голосом объясняет настороженно примолкшим людям.
- Там из космоса прилетела какая-то хрень, черная, размером с дом. Она сожрала Карла.
В докладе главного инженера смены начальнику Базы это звучит как: группой сотрудников обнаружен неопознанный космический объект высокого класса опасности. Есть жертвы.
Начальник вспоминает, что кроме горнодобывающей и исследовательской техники, База укомплектована пушками - для защиты, которые надлежит использовать в непредвиденных обстоятельствах, и принимает единственно верное решение.
***
Я чувствую, как стук моего сердца отдается легким гулом в висках. И как к этому стуку подстраивается, чуть дрожа, окружающее меня пространство, полное материи, готовой отозваться на любое мое желание, любой приказ. Я Карл Йегер - оператор погрузочных машин с руднодобывающей Базы-31, заброшенной далеко от родного Солнца к альфе Гончих Псов. И я же - созданное непостижимым разумом существо, способное развивать сверхсветовую скорость и преодолевать расстояния, которые невозможно вообразить умом. Я чувствую как мое новое тело, нагреваясь, отрывается от поверхности земли и плавно скользит туда, где под серебристыми в приглушенном фиолетовом свете куполами, ждут спасения полторы тысячи человек.
Удар откуда-то снизу. Танец световых пятен перед глазами прерван, у меня перехватывает дыхание. За ним еще один, и еще... поток информации смывает по крупице все мысли: повреждение, сбой, сбой. Нечем дышать. Я теряю высоту. Удар о землю, боль - как будто разом ломаются все кости, нестерпимый жар и свет - размытых, мутных цветных огней, только что плясавших перед глазами. Что принадлежит мне, а что - кораблю? Не знаю. Я, Карл Йегер и я, созданное разумом существо - бьюсь в агонии и проваливаюсь в темноту.