Я ожидала, что не увижу себя в зеркале, ведь, насколько я помнила, вампиры в них не видны. Даже в красках представила, как, ощущая свое тело, прикасаюсь к стеклу, чувствую его гладкость и капельки конденсата на зеркальной поверхности, рука становится влажной, на ней остается вода, начиная холодить кончики пальцев, но в зеркале ее нет, я вижу только стену за спиной, крючки с полотенцами и выключатель...
Подготовив себя таким образом, я направилась в душ. И чуть не заорала, встретившись взглядом с самой собой. Отражение было на месте, только немного расплывалось из-за рези в глазах. Набросив на светильник полотенце, я вплотную придвинулась к зеркалу, пытаясь обнаружить какое-нибудь отклонение в привычном облике. Волосы спутались и висели тонкими сосульками, одежда вымазана в грязи подвала, щека ободрана, лицо в кровоподтеках - настоящий вампир, ночная жуть на охоте. Покажись я таком виде Тересе, она точно вызвала бы полицию, и всем моим стараниям не привлекать к себе внимания пришел бы конец.
Я набрала в горсти воды и с наслаждением умылась, наблюдая, как утекает в канализацию серо-бурая жидкость. Несколько капелек остались на металлическом бортике раковины, я смахнула их рукой, представив, что это остатки моей прошлой жизни. С этого момента начиналась новая. Вглядываясь в свое лицо, я искала в нем черты, не присущие человеку. Но ни зрачки не полыхали красным, ни клыков не отрастало. Я видела себя обычной - бледной, уставшей, с лихорадочным блеском в глазах от бессонной ночи, примерно как когда болеешь гриппом и встаешь, чтобы выпить жаропонижающее.
Раз уж я передумала умирать сегодня, нужно было приводить себя в порядок и придумать какой-нибудь план. Последнее вызвало усмешку, пока план был один - понять, как живут такие, как я.
Мне не терпелось поэкспериментировать. Не затягивая с душем, хотя струи воды так приятно согревали тело, что по коже бежали мурашки и я почти чувствовала, как изнутри выходит свернувшийся там клубком холод, я кое-как просушила волосы полотенцем и, завернувшись в халат, вернулась в разгромленную комнату. Отыскав в куче вещей в углу фотоаппарат и, злобно скалясь в объектив, сделала снимок. А потом уставилась на дисплей. Как мило! С фотографии смотрела все та же, только скорчившая дурацкую рожу, я. Фотоаппарат, как и зеркало, признал меня, вебкамера в ноутбуке тоже, а обмануть бездушную технику, как известно, сложнее всего. Я надеялась, что мне удастся выглядеть и вести себя как обычному человеку, хотя бы первое время.
Пропахшую грязным подвалом и кровью одежду я связала в узел и вынесла во двор, в мусорный контейнер. Утром его увезут, а раньше туда вряд ли кто-нибудь полезет. Но все равно, выходя из квартиры, старалась не издавать лишнего шума, а во дворе держаться в тени. На всякий случай я постояла несколько минут под окнами первого этажа, и отчетливо различила ровное дыхание двух человек!
Тереса и ее дочка безмятежно спали, но непонятный страх, похоже, надежно поселился у меня в голове. Хуже всего было то, что я не могла осознать, чего именно так боюсь, или кого.
На улице, рядом с калиткой во двор, стояла помятая таксофонная будка, но аппарат работал. Я позвонила с него в полицию, где мне дали прямой номер помощника капитана Тапаса. К моему удивлению, во втором часу ночи он все еще был на службе и изрядно волновался. Оказывается, пытался со мной связаться уже несколько раз, но домашний телефон не отвечал. Еще бы! Разбитый на кучу мелких пластмассок, он лежал где-то в прихожей под грудой досок, оставшихся от мебели.
- Аппарат сломался, - сухо пояснила я.
Собственный голос казался незнакомым, хриплым и злым.
- А я уже хотел выслать к вам патруль, - поделился помощник капитана.
- Зачем? - испугалась я.
- Убедиться, что с вами все в порядке. Как вы себя чувствуете?
Чувствовала я себя неплохо, в чем и постаралась его заверить. И действительно, несмотря на долгий, полный переживаний день, я не ощущала себя разбитой. У меня не возникало желания упасть, зарывшись лицом в подушку, уснуть, забыв обо всем хотя бы ненадолго. Наоборот, меня переполняло желание действовать, делать хоть что-нибудь, неважно - что. И даже глаза, кажется, болели меньше.
Тапас поверил, и его тон, утратив мягкую заботливость, стал официальным. При Рейнаре были документы, но для протокола требовалось опознание. Он поинтересовался, смогу ли я утром поехать с ним и выдержать эту неприятную процедуру. Я опрометчиво согласилась. Но пожалела уже тогда, когда помощник комиссара сообщил, что надо будет еще заехать в участок. По факту смерти Рея завели дело, и следователь жаждал моих показаний. Решив, что терять уже нечего, все равно придется как-то выкручиваться, я вяло ответила что-то утвердительное.
- Ну вот и хорошо, - снова почти по-дружески подвел итог полицейский и, похвалив, что держусь молодцом, попрощался.
Славный, наверное, парень этот Энрике Тапас, - подумалось мне, когда трубка звякнула о рычаг.
Опасливо оглянувшись по сторонам, я юркнула во двор, бесшумно взбежала по лестнице и остановилась перед дверью в квартиру. Спать не хотелось, возвращаться в тишину и беспорядок дома тоже, и я пошла дальше вверх. Лестница не заканчивалась на втором этаже, вела на чердак, а вход туда не запирали.
Сквозь стыки в железных листах, которыми был покрыт дом, пробивались тоненькие струйки лунного света. Пахло пылью, паутиной и старым тряпьем. Распахнуть небольшое окно, прикрытое покосившимися ставнями, не составило труда. Я выглянула на улицу, перевернулась спиной вниз, зацепилась руками за нависавший над окном край крыши, подтянулась и, оттолкнувшись ногами от узкого подоконника, запрыгнула наверх, на лету перевернувшись к земле лицом. Потрясающе - ноги легко нашли опору, как будто сами спружинили в коленях, и я выпрямилась в полный рост. Может быть я и раньше сумела бы залезть на крышу таким образом, но попробовать и в голову не приходило. Слишком велик был страх оступиться и полететь вниз. Теперь эта мысль даже не пришла в голову, как будто такие акробатические номера были в порядке вещей. Я осторожно пошла по крутому откосу вверх. Железо продавливалось под ногами, я ощущала, как от него исходит накопленное за день тепло. А может быть, это тепло излучал сам дом, наполняясь им от людей и электроприборов на протяжение долгих лет. Ни разу не потеряв равновесия, я добралась до конька, запрыгнула на тонкую перекладину. Ноги стояли уверенно и прочно. Шаг-другой я еще осторожничала, но потом перестала, пробежалась туда и обратно, даже не покачнувшись и рассмеялась в ночь. Внутри волной поднималась радость, ощущение свободы, могущества и полного единения с окружавшей меня темнотой.
Спрыгнув на менее покатую часть крыши над двориком я поняла, что приземлилась почти бесшумно. Только сухая ветка хрустнула под подошвой кроссовка. Растянувшись на ребристом шифере, впитывая крупицы тепла от человеческого жилья я слушала ночь, вдыхая ее и впитывая всей кожей.
Мне постепенно открывался совершенно другой, удивительный город. Шелестели перебираемые слабым ветром песчинки на дорожках, листва тихонько звенела, по ветке дерева, что росло во дворе, переступала, впиваясь в кору когтями, какая-то птица. В соседних домах спали соседи, если сосредотачивалась, я начинала слышать их дыхание и скрип кроватей. Толстяк Чуймончи храпел, горько вздыхала старая Марта, а малышка Глория умильно причмокивая губами, сосала палец. На первом этаже дома напротив вдруг скрипнула половица - кто-то ходил. Наверное, Элиса, подумала я, работает по ночам, чтобы выполнить в срок как можно больше заказов. Элиса была портнихой. С соседней улицы пахло кукурузным супом и джином, из центра, где все еще были открыты бары и кафе, доносились запахи духов, бензина и перекрахмаленных рубашек, а совсем издалека все тот же слабый ветер нес солоновато-рыбный запах океана. Я старалась выделить его из всех прочих, но получалось плохо. Все-таки, мы были слишком далеко - Лас Флорес располагался почти в центре страны. Закрыв глаза, я представляла, как делаюсь прозрачной и невесомой, сливаюсь с рассеянной темнотой города, становлюсь частью этой ночи, звуком, запахом или тенью. В какой-то момент мне показалось, что я не чувствую спиной твердой поверхности крыши. Я испуганно открыла глаза. Небо над городом становилось бледно-синим, вот-вот должно было взойти солнце.
Я вернулась домой тем же путем, через чердак, хотя мысль - спрыгнуть и посмотреть, что получится, проскользнула. Оказавшись в квартире, плотно закрыла жалюзи, задернула шторы и уселась ждать восхода, с сожалением провожая умиротворяющую темноту. Ночь была прекрасна, но вместо того, чтобы таять в ее объятиях, мне следовало решить два насущных вопроса. Первый - как быть с солнцем? Смогу ли я выйти из дома утром, когда за мной заедет помощник капитана полиции. И второй - не съем ли я помощника капитана полиции, когда он за мной заедет.
Вместо того, чтобы валяться на крыше надо было все же просмотреть записи Рейнара, а теперь проблемы приходилось решать опытно-экспериментальным путем. Находясь в квартире, я не только слыша, как сопят за стенкой соседи - Тереса и ее дочка. Я ощущала их запах, исходящее от них тепло, даже знала, в каком они настроении. Малышке, к примеру, снилось что-то красивое, она как будто лучилась радостью, а Тереса просто была довольна возможности отдохнуть. Слегка удивившись осознанию этих фактов, я сосредоточилась на другом. Близость людей была приятна. Желания пойти и загрызть кого-нибудь из них не возникало, расслабленные мышцы отдыхали, в животе ничего не скручивалось в тугой и болезненный комок.
Скорее всего, я была сыта, но понятия не имела, на сколько мне хватит того бродяги из подвала. Кошку я в расчет не брала. И мыслям своим не ужасалась. Ну да, загрызла одного, что же теперь, если такова моя природа. Гораздо важнее не допустить повторения, но как это сделать, я пока не знала. В конце концов решила, что уберусь подальше пусть хоть под угрозой расстрела из табельного оружия при малейших признаках аппетита. Куда угодно, в подвал, на крышу, в горы или в море, только чтобы подальше от людей. Я очень надеялась, что смогу совладать с собственным инстинктами, но убедиться в этом могла только в конкретной ситуации, а потому перешла к решению следующего вопроса.
Солнце к этому времени уже взошло, но плотные шторы надежно защищали комнату. Зато на кухне темно-коричневые жалюзи сделались золотистыми, ниточками пропуская свет сквозь щели между пластинами. Лучи ложились веером на стол и стены, как будто расчертив все помещение на полоски. Любуясь игрой света на блестящих боках керамических кружек, я одновременно вспоминала сцены из фильмов: вот на тело вампира наползает солнечный луч, оно начинает дымиться, темнеть, пятно расползается все больше, пока герой не вспыхивает каким-нибудь зеленым пламенем, а потом ветром разносит по свету горстку пепла - и все это под душераздирающие вопли гибнущего и зловещую музыку.
Ну, музыки точно не будет. По стеночке, стараясь не наступать на веер лучей, я подошла к окну сбоку, осторожно отодвинула одну пластинку, и высунула в нее палец, ожидая почувствовать жар и боль. Даже не зачесалось. Осмелев, я приподняла жалюзи и подставила солнцу уже всю ладонь. Залитая светом, она начала бледнеть на глазах, терять форму, пока не растаяла совсем повиснув плотной белесой дымкой над столом. Я зачарованно смотрела, как тянутся по воздуху струйки тумана, бывшие только что пальцами, красиво подсвеченные зарей. Потом опомнилась и отдернула руку в тень. Туман скользнул за запястьем, постепенно уплотняясь, и скоро снова стал кистью. Я осторожно пошевелила пальцами. Ни о чем подобном я раньше не слышала, но поняла, что сгореть ярым пламенем и осыпаться прахом к ногам Энрике Тапаса не получится.
Но удивлять его превращением в тучку тоже не стоило. Тем более что я не знала, сумею ли вернуться в прежнее состояние, если вдруг превращусь в туман целиком. Вдруг ветром оторвет какой-нибудь клок, а он окажется незаменимой частью организма.
Некоторое время я экспериментировала с занавеской, потом с платками разного цвета и толщины. Рука начинала испаряться только под прямыми солнечными лучами, если же была чем-то накрыта или на нее падала тень, оставалась целой и невредимой, только бледнела и прозрачнела в зависимости от степени освещения. Кроме того, я даже открыла форточку, чтобы это проверить, солнечный свет через стекло действовал медленнее, чем на улице, возможно оттого, что окно давно следовало помыть.
Результат этих исследований меня обрадовал. Я смогла бы выйти и поехать с полицейским в участок, надо было только тщательно продумать наряд: черные брюки, сапоги, водолазка под горло, перчатки и толстовка с глубоким капюшоном, который можно было низко опустить на лицо вполне решали мою проблему. Одевшись так, я выглядела более чем странно для летнего времени, но понадеялась, что это спишут на эксцентричность или, что вернее, на легкое помешательство, вызванное душевной травмой.
За всю ночь я так и не поспала, если не считать момента, когда лежала на крыше. Я не была уверена, но мне казалось, что там я задремала ненадолго, и именно тогда почувствовала, как будто взлетаю в воздух. Я очень давно, с детства, не испытывала подобных ощущений во сне, но было очень похоже.
Энрике Тапас позвонил как раз когда я закончила одеваться, и через пол часа уже посигналил у меня под окнами. Он приехал на старом чихающем фордике, зато с тонированными стеклами. Смуглый, как и большинство местных жителей, невысокий и плотный, лет тридцати, парень лучился дружелюбием и заботой. Такой был способен вызвать симпатию даже у матерого преступника, но мне было не до любезностей. Я по-возможности быстрее пересекла двор и, сев в машину, сняла капюшон. Салон пропах бензином и табаком, но это было к лучшему. Как только помощник комиссара занял водительское кресло рядом со мной, я ощутила исходящее от него тепло, как будто его выдували миллионы невидимых вентиляторов из пор его кожи. Оно дразнило, заставляло тело покрываться мурашками и отозвалось внутри легким нытьем. Я постаралась не концентрироваться на этих ощущениях. Тапас окинул мой наряд недоуменным взглядом и участливо поинтересовался:
- Вы какая-то бледная. Хорошо себя чувствуете?
Я кивнула и как можно сдержаннее ответила:
- Не спала всю ночь. И мне немного холодно.
- Вас лихорадит? - забеспокоился он. - Вряд ли это простуда, да? Сейчас тепло, но вы могли заболеть. Вы ведь из Европы? Знаете, такое иногда случается с иностранцами, если они не делают нужных прививок. Вас мог кто-нибудь укусить...
Я перебила его нечленораздельным звуком, вырвавшимся случайно. Больше всего он напоминал сдавленный хрюк, но я постаралась выдать его за начинающийся кашель.
- Я имею в виду насекомое, - как ни в чем не бывало продолжил Тапас, выруливая из нашего квартала на широкую улицу, рассекающую городок на две половины.
Поняв, что я не настроена поддерживать беседу, он в конце концов замолчал, но то и дело украдкой поглядывал в мою сторону. Я отвернулась к окну, предпочитая глядеть по сторонам, иначе пришлось бы невольно видеть, как бьется ничем не защищенная жилка на шее полицейского, так некстати распахнувшего ворот форменной рубашки, представлять, как струится по ней живительное тепло, придающее силы, так близко, всего лишь чуть-чуть надорвать кожу...
Машину тряхнуло, Тапас резко свернул вправо под указатель на городскую больницу.
- Сейчас мы едем в морг, - сухо, явно тяготясь выполняемым долгом, объявил помощник комиссара. - Необходимо провести официальное опознание, я говорил.
- Хорошо, - сдавленно ответила я и догадалась спросить. - Как он умер?
- Увидите, - помощник комиссара помолчал, напряженно раздумывая о чем-то, даже складки на лбу собрались. - Хотя... - неуверенно протянул он, - совсем не обязательно вам смотреть на тело, Арьен. Просто подпишете нужные бумаги. Думаю, я смогу это устроить.
- Но почему? - удивилась я. - Нет, я хочу! Или что-то не так? - к голу подкатил тот же страх, что преследовал меня ночью. Неужели это как-то связано с...
- Вашего приятеля загрыз зверь, сеньорита, - полицейский произнес это тихо и как будто нехотя. - Такое зрелище... я подумал, вам не стоит волноваться лишний раз.
Но проявленная забота меня тронула. И когда Энрике Тапас недовольно проворчал:
- Ну как хотите, - явно обиженный тем, что его порыв пойти мне навстречу и нарушить предписанные инструкции не возымел отклика, даже ощутила укол совести.
Но я все утро, пока ждала Тапаса, думала о том, что увижу Рея. Мне так не хватало его рядом, так страшно было осознавать его гибель, что я жаждала его увидеть так сильно, как никогда раньше, пока он был жив. Пусть это будет уже не мой родной человек, а пустая оболочка, но необходимость почувствовать, что он рядом и пока еще есть, побеждала и страх, и здравый смысл.
Больничный морг, единственный в городе, располагался в отдельном, приземистом, чисто выбеленном здании. Пока санитар, сначала ознакомившись с удостоверением Тапаса, вел нас по плохо освещенному коридору - для человеческих глаз, я-то различала каждую соринку, каждую трещинку на стене - я вспомнила тело Рея, каким я в последний раз видела его, изломанное, все в крови, и судорожно сглотнула.
Раньше я никогда не была в моргах, представляла себе вереницу длинных холодильников в стене или что-то в этом роде, но служащий просто распахнул передо мной очередную дверь, и я шагнула в небольшую комнатку, посреди которой стояла каталка. По простыней, покрывавшей ее угадывались очертания тела. Я оглянулась на дышавшего в затылок Тапаса и подошла. Санитар откинул простынь и я изумленно выдохнула. Человек на каталке был, несомненно Рейнаром. Только выглядел он совсем иначе, не так, как вчера. Кровь был тщательно смыта, рваные раны на горле скрывала повязка, даже волосы казались чистыми и причесанными. Он как будто не умер, а уснул.
- Вы подтверждаете, что этот человек ваш жених, сеньорита, - услышала я как будто издалека голос помощника комиссара и тихо ответила.
- Да.
- Прошу зафиксировать, - Тапас повернулся к санитару, - и вы подпишите...
Пока он шуршал какими-то бумажками, я сделала еще один шаг вперед и коснулась руки Рейнара. Она была теплой! Я отдернула руку и отшатнулась, налетев на кого-то из стоящих позади меня. Полицейский тут же крепко взял меня за плечи и вывел из комнаты.
- Нет, постойте! - стряхнув его руки, я рванулась назад, туда, где Рей мог в любой момент задышать, открыть глаза, ведь теперь я была уверена, что все - ложь, дурной сон! - Пустите! Он же жив, почему вы держите его здесь? Что вы с ним сделали?!
Вырваться из крепкой хватки Тапаса не составило труда, я была сильнее, быстрее, метнулась к двери, но санитар все же опередил - захлопнул ее прямо перед моим носом. Я услышала, как лязгнул засов и заколотила по металлической поверхности, мне показалось, что еще чуть-чуть, и дверь прогнется под моими ударами.
- Сеньорита Лаверта! Успокойтесь. Да перестаньте же! - Тапас попытался оттащить меня от двери, и ему это почти удалось. Уже скорее машинально я тянулась к двери, но все-таки понимала, что бесполезно.
- Нет, пустите меня к нему, пустите, я хочу остаться тааааам, - последнее слово потонуло в судорожном всхлипе, я пыталась вдохнуть вдруг ставший густым и горячим воздух, но ничего не получалось. Сейчас самое время было бы заплакать и снять напряжение, но слезы никак не хотели литься.
- Он умер, сеньорита, - мягко сказал помощник комиссара, отводя меня от двери. - А у вас нервный срыв. Руки ледяные совсем. Пойдемте на улицу, на солнышко.
Я недоверчиво посмотрела на свои руки. Ледяные? Ну, конечно! Они же холоднее любого человеческого тела, даже мертвого. Я сразу почувствовала себя спокойнее и обозвала дурой. Рейнар не мог быть жив просто потому, что вчера вечером уже был бесповоротно мертв. Вряд ли я могла перепутать.
- Да, конечно, - уже совсем успокоившись, ответила я. Но что-то кольнуло в груди, настойчиво беспокоя. - Послушайте, можно мне еще раз взглянуть на него, всего минуту! - взмолилась я.
Так не хотелось уходить и оставлять Рея в этом неуютном и пустом месте. Но Тапас лишь сурово взглянул на меня и непреклонным тоном сказал:
- Вы видели достаточно, сеньорита. Полагаю, больше не стоит.
Решив не спорить, я позволила ему вывести себя на улицу. Выходя, я мельком взглянула на небо, солнце светило вовсю, но вдалеке, над окраиной города, начинали собираться тучи. Если пойдет дождь, можно будет не прятаться. А пока пришлось снова натянуть перчатки и капюшон.
- Вы как будто боитесь, что вас узнают, - пошутил Тапас.
Не удостоив его ответом, я села в машину. Меня знобило, трясло так, как будто весь холод больничного морга перебрался ко мне под куртку. От находившегося рядом помощника комиссара шла такая волна человеческого запаха, что я невольно стиснула зубы. Снова застучало в висках, как тогда, в подвале, внутренности скрутило в тугой комок.
- Откройте, пожалуйста, окно, - попросила я.
- Но вам же холодно? - удивился Тапас.
- Откройте окно! - рявкнула я так, что зазвенели стекла. Полицейский испуганно подчинился. От забившего в лицо свежего ветра, запахов пыли и бензина, наполнивших салон, мне немного полегчало.
- Вы правы, я не очень хорошо себя чувствую, - попыталась извиниться я.
Тапас понимающе кивнул.
- Все в порядке, Арьен. Вы молодчина, держитесь.
Держалась я из последних сил. Скрестив руки на груди, повернулась к парню спиной и уставилась в окно, мрачно размышляя о том, что если разговор со следователем затянется, то может обернуться новыми поводами для расследования.
Выйти из машины далось мне еще труднее. Я постоянно отвлекалась на снующих мимо меня людей. Шарахаясь от одного, неизменно попадала в поле зрения кого-то другого, со всех сторон меня окружали запахи человеческих тел, смешанные с ароматом духов, мыла, волос, одежды. Сделав над собой усилие, я сосредоточилась на уже привычном мне присутствии лейтенанта Тапаса и, стараясь держаться к нему поближе, вошла в предусмотрительно распахнутую передо мной дверь полицейского участка.
Внутри народа было еще больше. Тапас усадил меня в коридоре на хлипкий пластиковый стул - ждать, а сам куда-то исчез. Наверное, пошел доложиться начальству. Какофония звуков вокруг раздражала. Хлопали двери, звонили телефоны, шипели кофемашины, люди переговаривались друг с другом далеко не вполголоса. Из-за стены, возле которой я сидела, доносились крики и брань - там были камеры предварительного заключения.
Я натянула пониже капюшон и, откинувшись на спинку стула, закрыла глаза. Попыталась думать о чем-нибудь красивом, добром, теплом и родном. Воображение нарисовало окровавленное тело Рейнара. Я тихо выругалась.
- Сеньорита! Вы хорошо себя чувствуете? - настойчивый девичий голос позвал как будто издалека.
- А, что? - я посмотрела перед собой, с трудом сфокусировав взгляд.
- Хотите кофе?
Надо мной склонилась белокурая девица в полицейской форме. В весьма условно полицейской. Вместо форменных брюк на ней была очень короткая юбка, оставлявшая открытыми длинные стройные ноги далеко выше колен. Рубашка казалось застегнутой ровно настолько, чтобы девушку не назвали раздетой, кроме этого она щеголяла в туфлях на высоченном каблуке. А еще от нее пахло кровью, свежей, еще горячей. Этот запах ударил мне в самые ноздри, взволновал, заставляя бешено колотиться сердце. Внутри стянулся знакомый ледяной узел, а губы растянулись в дурацкой улыбке.
- Так что насчет кофе? - нетерпеливо переспросила девица.
- Эээ... да, с удовольствием, - почти прошептала я.
Конечно, я имела в виду не кофе, но девушка не поняла. Смело повернувшись ко мне спиной, она пошла к кофейному автомату, уверенно цокая каблучками по кафелю. Я механически поднялась и двинулась следом, как мышь на приманку. Напрягшиеся до предела мышцы могли в любой момент послать меня в роковой прыжок. Девушка свернула в за угол, я собралась последовать за ней, как вдруг меня окликнули.
- Сеньорита Лаверта! Арьен!
На другом конце коридора лейтенант Тапас призывно махал рукой. Тряхнув головой, чтобы справиться с оцепенением, я отогнала настойчивое желание продолжить свой путь и вернулась назад.
- Куда же вы? - укоризненно спросил лейтенант. - Следователь ждет.
- Да, конечно, - пробормотала я, оглядываясь через плечо посмотреть, не вернулась ли та потрясающая девушка. Но ее не было, а Тапас нетерпеливо тянул меня куда-то дальше.
В кабинет следователя на втором этаже вела простая пластиковая дверь. Пока я пыталась прочесть табличку на ней, лейтенант распахнул ее и подтолкнул меня внутрь. Большой и грузный полицейский с капитанскими погонами сидел за столом. Он был похож на пожилого льва - с широким лицом и мясистым носом. Длинные седые волосы пышной гривой покоились на его плечах, высоко открывая морщинистый лоб. Заглянуть ему в глаза я побоялась, мало ли что он увидит в моих.
Хозяин кабинет важно кивнул и указал мне на стул перед столом. Я села, а лейтенант Тапас встал за моей спиной, словно верный страж. Я допустила мысль, что так оно и было. У окружающих, если задуматься, давно должны были возникнуть подозрения в том, что я неадекватна.
Смерив меня внимательным взглядом и тяжело вздохнув - почти рыкнув - следователь стал сыпать обычными, ожидаемыми вопросами: откуда приехали? Зачем? Чем занимались? Чем занимался Рей? Где я была вчера вечером? Когда в последний раз видела Рея? Когда с ним говорила? Были ли у него враги? Дружил ли он с кем-то в городе? Не был ли связан с наркодилерами, торговцами детьми или донорскими органами? И так далее в том же духе.
Вопросы следовали один за другим, иногда повторяясь. Я в десятый раз объяснила, что мы приехали изучать местные археологические находки и культурное наследие (Рей - находки, я - наследие), и поняла, что следователь меня утомил. К тому же, все нарастало возникшее по дороге сюда чувство голода, почти причиняя боль.
- Вы кого-то подозреваете? - прямо спросила я.
- А должен? - хитро парировал следователь.
Я пожала плечами. Ему виднее. Лев в ответ качнул гривой.
- Похоже, сеньорита, вашего друга действительно задрал дикий зверь. Возможно, ягуар или пума.
- Откуда в городе взяться ягуару? - подал голос лейтенант Тапас.
- Вот и я не могу понять, - пробормотал комиссар. - И следов когтей нет на теле, как будто зверь сразу впился в горло, не касаясь человека лапами. Впрочем, если перегрыз вену...
От слов полицейского тысячи искр пронеслись перед глазами, я представила себе бросок, недолгое сопротивление напряженных мышц и поток свежей теплой крови, наполняющий изнутри теплом.
- О, простите, сеньорита! - восклинул следователь, а лейтенант заботливо поддержал на стуле, пока я справлялась с приступом.
- Ясно, - глухо выдохнула я, про себя добавив: что же, пусть будет Ягуар.
- Большое спасибо, что приехали, сеньорита, - сказал вдруг следователь, поспешно поднимаясь, чтобы проводить меня до двери. - Вам надо домой, немного отдохнуть. Если хотите, лейтенант отвезет вас.
Пол часа в машине с Тапасом я бы не выдержала. От человеческого духа меня уже мутило. Всего один шаг, доли секунды отделяли меня от пищи. Разумеется, я справлюсь с обоими. А потом приезжие комиссары будут гадать, откуда в полицейском участке взялся ягуар?
Едва кивнув следователю и Тапасу на прощанье, я выбежала в коридор, не замечая никого вокруг преодолела несколько метров до двери на улицу. Выходя на крыльцо я нечаянно толкнула кого-то, но оборачиваться не стала. Судорожно глотнула свежего воздуха, но это не помогло. С трудом сдерживая дрожь в ногах (на трясущиеся как у алкоголика руки я просто не обращала внимания, засунула их поглубже в карманы куртки), я заспешила прочь от полицейского участка. Время шло к полудню, на улицах прибавилось людей. Служащие вышли на обед, хозяйки торопились за продуктами, школьники с ранцами, старики, выгуливающие прямо по тротуарам своих тощих собак - все они, казалось мне, обращают внимание на мой странный наряд, невольно задерживают взгляд, пытаются заглянуть под капюшон. А я с трудом заставляла себя не оборачиваться им вслед, не вдыхать так глубоко их сочный кисловатый запах, уговаривая себя потерпеть.
Мои порожденные высокими идеалами благие намерения давно рассыпались в прах. Я озиралась по сторонам в надежде найти уголок потемнее и затащить туда первого попавшегося человека, возможно, зазевавшуюся женщину, а еще лучше - ребенка. Со взрослым здоровым мужчиной мне было бы справиться сложнее.
После того, как я первый раз напилась крови прошло меньше суток, подумала я вдруг и ужаснулась. Если так пойдет и дальше, то всех жителей этого городка мне хватит на пару десятков лет, не больше! А если верить человеческим сказкам и словам Рея, я теперь буду жить вечно. И где взять столько еды?
Но на этот раз мне повезло. Здоровый лохматый пес перешел дорогу прямо передо мной и нырнул в почти незаметную с улицы подворотню. Собака! Настоящая, живая, теплая, полная крови собака! Через несколько шагов я оказалась на том же месте и с трудом протиснулась вслед за псом сквозь узкую щель между двумя высокими оградами домов и оказалась в небольшой нише, оканчивающейся тупиком. Жильцы явно использовали ее для свалки ненужного хлама, а городские бродяги, судя по запаху и грязным тряпкам, наброшенным на продавленные матрасы, как место для ночевки. Но сейчас здесь были только я и собака.
Я затаилась у стены, стараясь не дышать. Зверюга копошилась в груде оставленного бродягами мусора, я видела ее подрагивающий хвост, жадно следила как она переминает задними лапами. Бежать собаке было некуда, впереди путь преграждала каменная стена еще одного здания, а если бы ей вздумалось проскочить мимо меня, я бы успела ее схватить, обязана была успеть. Поэтому я вышла из тени и направилась прямо к зверю. Собака почувствовала меня, унюхала или услышала, медленно повернула голову. И тут же ощерилась, прижав уши, жалобно заскулила, припадая к земле и пятясь, пока не уперлась в стену. Это вымело последние мысли из моей головы. Я оскалилась в ответ, из моего горла вырвался совсем не девичий рык. За один прыжок я оказалась рядом с собакой, одной рукой стиснула успевшую один раз клацнуть пасть. Другой завалила зверя на бок и прижала к земле лапы.
Пульсирующую жилку на горле я чуяла даже сквозь густую собачью шерсть. Сердце зверюги бешено колотилось, его удары отдавались крупной дрожью по моему телу, пока я почувствовала, как и мое сердце забилось с собачьим в такт. Горячая кровь полилась из вскрытой вены, я глотала ее как лекарство от холода внутри, все больше ощущая пьянящую радость. В голове как будто закрутились маленькие вихри, силясь поднять меня в воздух. Я перестала чувствовать свое тело, видеть свет, слышать звуки. Для меня в этот миг существовала только кровь - физическое воплощение чужой жизни, которую я медленно присваивала себе.
Постепенно ураган в голове успокаивался, ко мне вернулись обычные чувства, и я ощутила запах псины, разглядела свалявшуюся шерсть под ладонями, заныли царапины на коже там, куда собака добралась, беспорядочно меся задними лапами. Оттолкнув от себя зверя, я привалилась к стене. Чувство эйфории и легкости сменилось живостью, желанием потратить обретенную энергию. Я была сыта и полна сил, готова бежать, прыгать, даже видеть стала отчетливее. Лежащая рядом собака судорожно вздохнула и слабо шевельнула лапой. Мне не понадобилось выпивать ее кровь полностью, чтобы насытиться. Я протянула руку и погладила зверя по мохнатому боку. Собака вздрогнула и заскулила.
- Ничего, милая, ничего, - пробормотала я, зажимая рану, - полежишь чуть-чуть, отдохнешь. И побежишь дальше. Я тебе попозже мяса принесу...
Дождавшись, пока свернувшаяся кровь смешанная с шерстью надежно залепит рану, я оставила пса и вылезла обратно, на улицу. Теперь я могла спокойно дышать, мир обрел краски, снующие вокруг люди не причиняли беспокойства, наоборот, их присутствие было приятно, проходя рядом я словно купалась в излучаемом живыми телами тепле.
Кое-как отряхнув обваленную в пыли одежду, я зашла в мясную лавку и купила большой ломоть говяжьей вырезки, потом испугалась, что обессиленный зверь с ним не справиться и поменяла на готовый фарш. Лавочник удивился, но не больше чем причудам других покупателей, из чего я еще раз убедилась, что со стороны не выгляжу кровожадным монстром и могу общаться с людьми.
Когда я вернулась в подворотню, собака лежала неподвижно, но, прислушавшись, я поняла, что она спит, оставила рядом еду и пошла домой. Хотелось переодеться, принять душ и обдумать, что делать дальше. Меня переполняла радость от случайно сделанного открытия - крови, чтобы насытиться, нужно не так уж много, а значит, мне не обязательно убивать своих жертв. Но если я хотела прожить среди людей хотя бы несколько дней, до похорон Рея, я все равно не должна была их есть. Хотя бы неделю, подумала я, не смея думать о том, что может случиться дальше.
Все, что я могла пока - это не думать о прошлом и тем более не строить никаких планов на будущее, выкинуть из головы пустые сантименты, все время контролировать свои новоприобретенные особенности. Никто не должен был догадаться, что со мной что-то не так. Поэтому я и зашла по дороге домой на рынок купить какой-нибудь еды. Я не знала, могу ли я есть человеческую еду, но не исключала возможности попробовать. Меня окружило облако запахов, источаемых продуктами: с металлическим привкусом от мясных прилавков, душно-сладкий от фруктового развала, и совсем уже невыносимый, острый, как будто забирающийся под череп через ноздри аромат специй. Я чихнула раз, другой, свернула в ряд, где продавали муку и крупы, но там тоже пахло - пылью и мышами. Я ощущала это так ясно, как будто сама видела грызунов, бегающих по лотку с арахисом. От сыра воняло кислятиной, что я даже представить себе не смогла, что возьму это в рот. Чаи и кофе душили не меньше. Вернувшись к овощам, я все-таки выбрала несколько помидоров, пучок салата и пару яблок. Их запах бы хотя бы естественным. Мне было интересно, смогу ли я почувствовать их вкус, и переварить продукты.
Вернувшись домой в разгромленную квартиру, я первым делом увидела любимую кружку Рея, и сердце болезненно сжалось. Я подавила тяжелый вздох и стала наводить подобие порядка. Собрала в пакеты все разорванное и разбитое, подмела осколки стекла и пластика, поставила на место мебель. Напоминавшее до этого эпицентр взрыва жилище стало выглядеть приличнее, но в нем прибавилось пустоты и гулкости, запахло почему-то пылью и бетоном стен. Решив вынести мешки с мусоров ночью, я принялась рассматривать покупки. Долго любовалась красным боком помидора, вертела его в руках, разглядывая со всех сторон. Светло красный, с блестящей кожицей и весело торчащей из макушки веточкой плод был просто создан для натюрморта. Но я не собиралась его рисовать. Зажмурившись, я вонзила зубы в кожуру, из под которой тут же брызнул кислый (чудовищно кислый!) сок. Рот свело, кроме кислоты я ощутила легкую горечь. Когда первая кислота ушла, появилось ощущение, что во рту нечто скользкое и безвкусное. Я еще раз оглядела помидор, чтобы убедиться, что он настоящий, и с сожалением отложила в сторону.
Обещавшее быть сладким яблоко тоже не произвело особенного впечатления. Сладковато-кислый привкус мягкого, будто ватного, плода раздражал. Я бросила дурацкое занятие и вернулась к реальности. Вполне возможно, необходимую мне неделю, я продержалась бы и на собаках, возможно даже воспользовалась бы кем-нибудь из многочисленных бродяг. От последней мысли меня передернуло. Виновата была природная брезгливость - они же грязные, у них вши... Усмехнувшись этой мысли, я затолкала в пакет с мусором и любимую кружку Рея - у нее давно уже был отбит кусок ручки. Не до гореваний мне было сейчас, не до сожалений. Нужно было учиться выживать, осторожничать, а я подозревала, что самые большие трудности ждут меня впереди.
В дверь постучали. Я вздрогнула от неожиданности, напряглась, не зная, нападать придется или защищаться. Пока я раздумывала, открывать ли вообще, стук повторился.
- Арьен, ты дома? - прокричали из-за двери.
Тереса. Конечно, она знала, что я дома, иначе бы не стала подниматься по шаткой лесенке. Я облегченно выдохнула. За дверью была не таинственная угроза, а всего лишь квартирная хозяйка, женщина тридцати лет. У меня с ней сложились хорошие приятельские отношения, и ее визит нельзя было назвать подозрительным. Просто увидела в окно, что я возвращаюсь с покупками, и решила зайти. Ее муж целыми днями пропадал на работе, как и Рей в своих поисках, и мы вместе часто коротали время за чашкой кофе, просто болтали, насколько это позволял мне наполовину непонятный язык. Но Тересу, похоже, это не напрягало, ей просто доставляло удовольствие посудачить о соседях, пожаловаться на мужа. Несколько раз она просила меня посидеть с ее дочкой, Марикой, и я всегда была рада ей помочь.
Тереса и ее семья здорово помогли нам с Рейнаром, когда мы, только приехав в Лас-Флорес и сняв на последние деньги эту квартирку, искали возможность заработать. Именно хозяйка подсказывала мне, как и с кем держаться, объясняла местные обычаи, чтобы мы ненароком не настроили местных жителей против себя.
Я с трудом удерживалась от того, чтобы считать Тьерри своей подругой, ведь мы с Реем часто переезжали с места на место, чтобы позволить себе заводить друзей. Но сейчас у меня в городе не было никого, с кем я могла бы просто поболтать, и, хотя и должна была ограничить контакты с людьми, решила не отдаляться от Тересы. Она была единственной, с кем я могла сейчас перемолвиться парой слов.
Когда я открыла дверь, первой в прихожую просочилась малышка Марика, трехлетний темноволосый ангел в кудряшках. Я машинально отпрянула, девочка вихрем пронеслась в кухню и забралась на свою любимую табуретку.
- Можно войти? - в отличие от дочери, осторожно спросила Тереса.
Я немного неуверенно кивнула, все еще сомневаясь, стоило ли в моем теперешнем состоянии принимать гостей.
- Да... заходи.
Но Тьерри в нерешительности застыла на пороге, разглядывая творившийся в доме разгром полные пластиковые мешки для мусора в прихожей. Надо бы как-то объяснить, запоздало подумала я, но женщина меня опередила.
- О! Это, наверное, вещи... - выдохнула она.
- Вещи? - недоуменно переспросила я.
- Рейнара, - скорбно проговорила Тереса.
Все стало ясно. Конечно, в маленьком городке ничего не возможно скрыть. Она наверняка пришла, чтобы выразить свои соболезнования, утешить и поддержать, а я вопреки ожиданиям, встретила ее не в слезах, и уже упаковала вещи Рея, чтобы выбросить...
- Бедная моя! Конечно, я все понимаю, - зачастила Тереса, - такое горе. Я даже не поверила своим ушам, когда...
Тьерри потянулась меня обнять, но я машинально дернулась в сторону. Вряд ли она не заметит, что я стала холоднее говядины в ее морозильнике.
- Не то слово, - вздохнула я, жестом приглашая ее в кухню.
Марика, напевая что-то себе под нос, играла с надкусанным помидором. Я застыла, любуясь девочкой, мучительно захотелось дотронуться до нее, вдохнуть запах пушистых волос.
- Может быть, я чем-то могу помочь? - спросила Тереса.
- Да чем тут поможешь, - обронила я.
И поняла, что была бестактна. Конечно, Тереса пришла предложить плечо, поддержку от всей души. Я поставила на плиту чайник, достала чашки. Тьерри пристально наблюдала за моими передвижениями по кухне.
- Ты не могла бы... - начала я. Господи, о чем бы ее попросить! Мысль пришла в голову неожиданно.- Мне бы хотелось похоронить Рея здесь. Но я не знаю...
Лицо женщины на мгновение осветилось радостью, потом она задумалась.
- Он ведь был католиком?
Я понятия не имела, никогда не спрашивала Рея о его религиозных взглядах, но на всякий случай ответила утвердительно. Крест он, по крайней мере, носил. Тяжелый, серебряный - от вампиров. Но я не помнила, был ли он на нем прошлой ночью. А если бы и был, защитил бы?
- Наверное, я смогла бы договориться о месте на кладбище и помочь с похоронами, - задумчиво произнесла Тереса, а потом твердо повторила. - Да, ни о чем не волнуйся, мы с мужем что-нибудь придумаем.
- Спасибо! - абсолютно честно поблагодарила я хозяйку. До сих я и не думала, что буду делать, когда полиция решит отдать мне тело.
Тереса пила заваренный мной чай, почти ничего не говоря. Я тоже молча смотрела в кружку. Попробовать не рисковала - запах казался мне слишком резким. Краем глаза я следила за передвижениями по кухне ребенка. Марике надоело играть с помидором, она слазила в шкаф, заглянула в холодильник, попыталась дотянуться до стопки книг на подоконнике и, наконец, подошла и залезла ко мне на колени. Если бы я не позволила ей, это выглядело бы странно.
От ребенка пахло теплой кожей, детским мылом и чем-то невероятно сладким и притягательным. Глаза заволокла мутная пелена, я судорожно сглотнула и постаралась не двигаться. Но рука сама потянулась к маленькой головке, туда, где спадали на шею пушистые завитки. Еще несколько сантиметров и... я легко погладила девочку по мягкой макушке. Мне едва удалось разлепить пересохшие губы.
- Тьерри...
- Хочешь побыть одна? - догадалась женщина.
- Извини.
Я была благодарна ей за проявленную чуткость.
- Я понимаю, - вздохнула она. - Но если что-то понадобится...
- Я постучу, - я попыталась выдавить улыбку, надеясь, что вышел не звериный оскал.
Тереса взяла дочку на руки и пошла к выходу. Уже у порога обернулась, сконфужено взглянула из-под ресниц.
- Арьен... я понимаю, это бестактно сейчас, но - можно спросить?
- Да, - разрешила я, вдруг испугавшись вопроса. Ну что она могла знать?
- Болтают... ты ведь знаешь, эти полицейские никогда ничего толком не объясняют, но ничего такого. Вобщем, поговаривают, что Рейнара загрыз лев.
Женщина прижала руки к щекам, словно сама испугалась своего вопроса, и отвела взгляд. Но слухи были не очень далеки от истины.
- Ягуар, Тереса. Это был Ягуар, - глухо произнесла я и зачем-то добавила. - Не выходите на улицу по-ночам.