В северной глубинке одного королевства жила-была семья подснежников. Долгую зиму они обитали в доме под снежной и теплой, как вата, крышей. А весной, едва снега начинали сходить журчащими ручейками, выходило лилейное семейство на волю. Они радовались весеннему ласковому солнышку, слушали пение птичек. И до поздней осени могли прогуливаться по лесу, восхищая всех чистыми молочными цветочками.
Так жило без забот семейство долгие-долгие годы.
И вот однажды одним декабрьским днем подснежники получили телеграмму-молнию.
- Из Эллады, - важно и учтиво сообщила сорока-белобока. - От ваших родственников, полагаю.
- От кого же это? - спросил папа семейства по имени Агазон.
- Не томи, читай, - качала от нетерпения белоснежной шляпкой на голове мама Агата.
- Нас приглашают на Новый год подснежная королева Ольга, - сказал сын Галантус, который первый прочитал текст, и сразу спросил, - мама, у нас есть такая важная тетушка в Греции?
- Да, это моя двоюродная сестра. Но мы не виделись с ней никогда.
- Ах-ах-ах! - зашелестели жемчужными платьями его многочисленные дочери. - Как интересно, а мы представления не имели об этом. Жили себе в лесной глуши, в медвежьем углу, можно сказать, а в мире столько родственников оказывается. Мама, папа, и когда же отправимся к нашей венецианской тетушке? Мир посмотрим, себя покажем.
- Да что там смотреть? - отец досадливо поморщился. - Только, если себя показать, но знаем ихние нравы, нет, останемся дома, чтобы нам детей не испортили всякими вольностями.
- Папенька! - гневно топнула ножкой Аэлла. - Вот вы всегда так. От жизни отстали и нас тянете назад. Ведь приглашает сама королева Ольга. Как можно оказываться? Да скажи же ему, маменька!
- Папа! Другого шанса повидать мир не представится, - дружно зашумели Антус, Ирис и темноволосая Меланта, а полненькая Дамали даже заплакала - так ей хотелось на Новый год к тетушке.
- Папа! - сказал Галантус. - Ты, как хочешь, а я с сестренками непременно поеду в Элладу. Там, говорят, есть все, не то что в нашем забытом Богом таежном лесу.
- Агазон, родной! - стала уговаривать мужа Агата. - Ты же хороший у нас. Хоть раз вывези детей в свет, умолю тебя.
- Ладно, уговорили, едем! - махнул рукой глава семейства. - Только смотрите мне там. Без моего ведома ни ростком, ни побегом чтобы.
- Ах-ах-ах! - закричали девочки и захлопали в ладошки. - Мы знали, что вы у нас начитанный и прогрессивный папенька. Не то, что у верескового семейства. Там отец такой дремучий, что стыдно сказать, девочек наказывает прутиком.
- И вас надо бы так, вертихвосток! А то отбились от стебля совсем, - уверенно, но по-доброму, сказал, им папа.
- Зато убедительно, собирайтесь, хватит главу семейства обсуждать, а то передумаю.
На следующий день Агазон выкатил большую повозку на белый свет, запряг тройкой бойких лошадей.
- Я вам говорил, папа, что нужно постромочную упряжку приобрести. В Европе не ездят больше в оглоблях, как мы по старинке, - сделал замечание Галантус.
- Тебе-то откуда знать это? - возмутился отец. - От горшка два вершка еще, а больно грамотный что-то.
- Я тоже ставил вас в известность, что нынче продвинутый век. У моего крылатого приятеля - Майского Жеки - папенька, кстати, ваш ровесник, сарафанное радио купил, слушают...
- Вражьи голоса, - перебил сына отец. - Меньше знаешь, лучше спишь. Зови наших женщин, а то припозднимся до первого ночлега.
- Папенька! - всплеснула ручками Антуса, - что вы позорите нас. Что за брюки на вас? Сейчас не носят мужчины такие просторные портки.
- Что с ними не так? - Агазон гордо посмотрел на штаны. - Сукнецо-то от Льна Серого еще, сносу нет. На свадьбу с вашей матушкой пошил известный портной Исаак Ежи.
- Теперь носят, папенька, в обтяжку брючки, чтобы мускулы на ляжках на обозрение предстали. Вот, как у меня, взгляните, как играют, - похвастал Галантус.
- Тьфу, срамота! Не только ноги. Сзади тоже мускулы, как батоны, болтаются. Заставить бы переодеться, но ругаться нет ни времени, ни сил. Что еще будет, прости меня Господи! - покачал головой глава семейства. - Сидели бы тихо дома, как наши предки, не высовывались.
- С чем и поздравляем, папенька, вы уже перешли на молодежный сленг. Батоны - это, - озорная Аэлла наклонилась к уху и что-то прошептала отцу.
- Вот, как дам по твоим батонам тем прутиком, будешь знать, что отцу говорить, негодяйка! - рассердился отец.
- Вы сами начали, фатэр.
- Что еще за фатир, а ну, мать, подержи-ка дочь в самом деле, я применю вересковый метод. Где-то тут хороший прутик видел.
- Не надо, папенька, в Европе в моде немецкий разговор. Вот и назвала на иностранный манер Вас, для науки.
- Ты забыла, чья ты барышня? Ею и останешься, и нечего ломать язык всякой тарабарщиной даже для науки.
- Отец прав, сестренка! - сказал брат. - Наш язык красивее звучит и мелодичнее.
- Хорошо, папенька, будет по-вашему, если так хочется.
Долго ли, коротко ли ехало наше семейство. Неизвестно. И оказались наши подснежники в одном государстве. И тут на пути встречается им темный лес, дорога через него идет. Хочешь-не хочешь, а ехать-то нужно. Не прошло и часа, как встречаются нашим героям три корешка некрасивые с лица. Они перегородили дорогу и не шелохнулись, пока упряжка не уперлась им в грудь.
- Вы кто? - спросил их Агазон. - Почему препятствуете следованию родственникам самой королевы Ольги.
- Тю-ю! - воскликнул один из молодцов. - Поди соседние цветочки едуть, наши бы корешки до Оксаны бы перлись.
- И что с того?
- Та ничего особливого, только забираем мы ваш гужевой транспорт. Бандюки мы с большой дороги, может, слышали?
- О-о-о! А-а-а! И-и-и! - запричитали подснежники-девушки. Обхватила деток мама Агата, успокаивает, как может. Ищет что потяжелее Галантус, чтобы защитить женщин.
- А ну цыц все! - зычно крикнул им папенька и сказал неказистым молодцам:
- Как не слыхать, слышали о таких, озорные больно ребята, говорил народ. Но раз так, то распрягайте, хлопцы, сами наших коней.
- Гы-гы-гы! - смеются они. - Мы - Европа теперь, лапоть! У нас постромочный транспорт, а оглобли нам не знакомы. Ты сам рассупонивай, а то худо будет.
- Сам так сам! Нам не привыкать. Вы отошли бы к обочине дороги. Там дождитесь, пока хлопочу, а то зацеплю раньше времени случайно.
Агазон отцепил одну оглоблину, перекинул в руках, взялся за конец, подошел к корешкам да как махнет. Только свист прошел, снег слетел с деревьев разом, а разбойников, как и не было.
Сильно удивился Галантус. Не меньше поразились дочери. А Агата восхитилась:
- Ты еще у меня очень даже ничего мужчина!
А глава семейства и ухом не повел, подошел к сыну и спрашивает:
- Уяснил разницу? Почему наша оглобля лучше ихней постромочной упряжки.
- Спасибо, что вразумил, папенька.
- Тото же! Теперь понимаешь, что и штаны мне в подмогу были. Как бы нагибался в банановой справе?
- Ясно, папенька. Вас умом и силенкой Бог не обидел.
- Спасибо. Пора в дорогу!
Только разогнались путешественники, как стало темнеть. Глядь, городок небольшой, а в нем подходящий шинок с гостиничными номерами. Зашли, расселись за столами поужинать. Галантус отправился к стойке, заказать пивка.
Все чин чинарем, с белозубыми улыбочками да достойными полупоклонами. Галантус расплатился, а про чаевые забыл, не дал. Бармен обождал немного, спросил откуда такое красивое семейство занесло к ним.
- Известно откуда, оттуда, где ваш Макарий телят не пас, - широко улыбнулся Галантус.
- Да, издалека, мы уже догадались по тонким манерам. Вот ваша сдача! - сказал с ухмылкой бармен и швырнул мелочь под ноги опешившему гостю.
Сестренки вскрикнули, папенька нахмурился от такого неласкового приема, маменька замерла, словно, ее Кондратий хватил. А завсегдатаи, открыв рот, ждали большого скандала. Мол, вот, как нужно образовывать неучей.
Очень рассердился Галантус, хотел отменно попотчевать нахалов кулаками сразу, но сообразил, что не поймут его. И он, не спеша, достал денежную бумажку и протянул бармену:
- Еще два пива, пожалуйста, вот деньки к той сдаче.
- Моя школа! - сказал папенька.
- Зря ты связался с нахалами, - упрекнула маменька, а сестренки хором проворковали:
- Молодец, братец, не уронил своей и нашей чести.
- Да чего уж, - скромно потупился брат.
Наутро снова отправились в путь.
Долго ли-коротко ли ехали гости. И перед путешественниками предстал замок королевы Ольги.
- Вот какая заграница, маменька, - зачирикали воробьями девочки. - Дома каменные, дорожки чищены, слуги в золоченых ливреях встречают.
- Красиво все в Элладе, - присвистнул Галантус. - Не зря, папенька, выехали мы в свет, есть на что посмотреть.
- Да на что тут смотреть? - огляделся Агазон. - Смотри, вон, встречают нас дамы. Видно в моде у них батоны с кулачок. Худые да зеленые, словно, ни воды, ни подкормку не видели неделю.
- Ах, папенька, ничего-то вы не смыслите. Сейчас в моде фигурка девять, шесть, девять. Как у меня, - закрутилась Ирис.
- Как я буду выглядеть со своими пшеничными формами? - огорчилась Дамали.
- Тише, девочки! Каждый цветок по-своему хорош собой, - мама Агата поспешила к королеве Ольге и ее свите. - Дочки, не отставайте.
- Не люблю телячьи нежности, - проворчал Агазон сыну на пути к апартаментам, - Слава Богу завтра Новый год, а потом домой. Что-то мне стало не хватать нашего природного запашка. Все тут искусственно, блестяще и вроде, как фальшиво.
- Папенька, вы отстали от жизни. Здесь Парижем пахнет, розарием, развлечениями, - затараторили дочери, но отец лишь махнул рукой:
- У нас свои розарии не хуже.
- А нам нравится тут! - сказали дети.
На следующий день разодетое в пух и прах семейство привели в огромный зал с высоченной елкой и невиданными стеклянными игрушками, со свечами и разноцветной мишурой.
- Вот это да, какой пассаж, вернее даже вернисаж, - воскликнул Галантус.
- Не плохо, но не лучше, чем наш лесной пейзаж, - возразил Агазон.
Полно было гостей. У путешественников глаза разбегались от созерцания редких цветов. Как россыпь благородных камней: в платье с фиолетовым отливом Такки, ярко оранжевой окраской выделялась, как райская птица, королевская Стерлеция, поднимала настроение экзотическая Гусмания, нежная Гербера, очаровательная Альстромерия вызывали бурные чувства, а редчайшая Нефритовая лоза, роскошная и сказочная, казалось не земной. Ну и, конечно, распространенные чайные розы, белозубые ромашки, разноликие тюльпаны, Анютины глазки, Кошкины лапки и прочие, важно прогуливались, стояли стайками по интересам и беседовали.
Папа Агазон притих среди великолепия. Агата потупила взгляд, а девчонки пожирали глазами сказочный мир, все подмечая:
- Смотрите-смотрите, глаза красят! Красиво вроде!
- Ресницы подведены! Чудненько!
- Туфельки на каблучках! Что за прелесть, ах!
- Лиф какой откровенно открытый! Вот-вот зрелые дыньки вывалятся.
- Где вы видите зрелые дыни? - не выдержал папа. - Этот фрукт лишь у нас вызревает.
- Фатэр! Опять вы за свое? Вы нас бламирен.
- А вы за старое? Уже нахватались словечек, но я вас по-своему сейчас бламирен, негодницы, - вскричал разъяренный папенька.
И быт бы скандалу, но вовремя подошла королева Ольга и распорядилась:
Девочки и вы, Галантус, отправляйтесь в дворцовый малый зал. Там молодежь собралась, ждет вас. Моя Глориоза вас проводит. А мы останемся в большом зале. Вами, сестричка, займется мой придворный Нарцисс, а вами, дорогой Агазон, великолепная Мединилла. Надеюсь, вам понравится праздник. У меня больше не будет времени на вас, родные, слишком много гостей ждут моего внимания. Чао!
- Чао, - машинально сказал Агазон, но сразу же поправился, - то бишь, и вам не хворать!
Но тут же вспомнил о Мединилле и покраснел так, что, хоть свечку зажигай от смущенного мужчины в самом соку.
- Пройдемте к столу, дорогой гость, я вас буду потчевать сегодня.
После недолгих мудреных хозяйских речей, приступили к праздничному ужину.
И пропустив две-три стопки отменного коньяка, Агазон пришел в самое великолепное расположение дух. Он искоса поглядывал на красивую соседку, рассуждал:
- А ничего цветок попался, красиво прислуживает. Ну Агата не уступает формами, но мне все знакомо. А здесь неизведанное чудо, неплохо бы познакомиться поближе. Да кругом глаза и уши, но бог милостив, поди, даст шансик.
Он посмотрел на жену, затем прислушался к Нарциссу, который говорил его жене без умолку что-то. Вдруг побагровел, сжал кулаки, повернулся к Мединелле и спросил:
- Чего это тот длинный прыщ ругает мою жену - шарфа курва, говорит?
- Где? - женщина прислушалась. - Это он восхищается шейкой вашей жены, мол, красивые изгибы. Курве, по-немецки, изгибы, повороты.
- А-а-а, вон что, а то я подумал.
- А вы не думайте, дайте отдохнуть вашей жене в обществе молодого человека.
- Понятно, а мне в обществе молодой и неотразимой дамы, - галантно поцеловал примерный папа лепестки Мединеллы.
И мужчина расслабился. Стопку за старый год, две за новый, за дам, за знакомство. Польку станцевал раз, еще раз, потом много раз. В голове веером полетели огненные шутихи, веселые огни, мерцающие звездочками свечи. Он не помнил, как и куда увела его шикарная Мединелла.
И вот он в широкой, как степь, мягкой постели, где под атласном одеялом угадывалось незнакомое тело. Законная жена и родные дети вылетели из головы. Утром пусть будет, что будет, а сейчас необузданная страсть терзала его.
- С Новым годом, дорогая Мединилла! Я люблю тебя очень! - громко сказал Агазон и потянул одеяло прочь.
А в ответ, как ушат ледяной воды, недовольный голос Агаты:
- Да оставь одеяло в покое, дай выспаться, мне еще готовить на такую ораву к Новому году сегодня. Забыл или все шутишь? Тогда вспомни, что все наши дочери приедут с семьями, сын с невестой Ольгой из Греции, а у нас еще конь не валялся. Ты купил уже шампанское, водки, фанту, колу? Нет, поди! И что ты меня переименовал в какую-то Мединиллу? Кто это? Что-то ты, Гриша, с утра, как дурачок ведешь себя.
- Да щучу я так, дорогая, а ты всполошилась. Сейчас перекушу и отправлюсь в супермаркет, возьму, что надо.
- Да, чуть не забыла, купи четыре букетика белых подснежников, стол украсить!
По дороге в магазин Григорий вспоминал приятный сон и крутил головой от удивления:
- Это надо же, такая чушь приснилась, но жаль, что только сонный кайф.
Он махнул рукой, как бы забывая, но подумал:
- А сон-то, говорят, всегда в руку бывает. Куплю-ка я поменьше водки, побольше колы, чтобы нихт бломирен перед гостями из-за бугра и родными детьми.
Мужчина весело прибавил шаг. Скоро Новый год встретит в кругу семьи у себя дома.
PS. Все названия цветов в рассказе существуют на самом деле.
Слово: blomiren, переводится с немецкого - сесть в калошу, опозориться.