Дмитрий Иванович всматривался в окна вагонов подходящего к перрону поезда, встречал отца.
Вот и он, прильнув к окну, ищет взглядом выцветших с возрастом серых глаз сына. Их взгляды встретились, и отцовские глаза заблестели теплом и радостью. Он вышел на перрон, насквозь пропахший вагонным запахом и дорогой, напряженно нахмурил высокий лоб, чтобы, не дай Бог, не пустить слезу, густо откашлялся в сторону и, протянув сыну длинную тонкую руку, увитую натруженными синими венами, виновато произнес:
- Здравствуй! Давно ждешь?
Этим 'давно ждешь' он каждый раз как бы извинялся, что причинил Дмитрию неудобства, вынудив встречать его на вокзале. Вот, мол, не утерпел старый, захотел повидаться с сыном, внучкой. Чтобы затем, вернувшись в деревню, долгими зимними вечерами, сидя на диване, пересказывать сотый раз жене, как его встретили, как гулял с малой возле дома, что нового у сына и тому подобное, каждый раз вспоминая подробности, забытые 'плохой теперь' памятью.
Всякий раз Дмитрий Иванович отца успокаивал, что ждать не пришлось, первая электричка метро доставила его за полчаса до прихода поезда. И вообще у него сегодня выпал выходной.
Пожилой человек удовлетворенно кивал и по дороге к дому, сидя в такси, любовался городом-героем, наслаждался покоем, наступившим после, хоть и привычной, но всегда нервирующей пожилых людей дороги. Теперь он на месте, у сына, и впереди у них много времени на разговоры, встречи с родней.
Неуверенно переставляя длинные ноги, мужчина журавлем заходил в 'жуткий' лифт и молчал до выхода из него - боялся, не доверял шаткой технике.
По квартире уже бегала, хлопотала на завтрак невестка, вышедшая в прихожую на шум открывающейся двери. Мужчина ей подал руку - страсть не любил целоваться, не допускал 'кошачьих нежностей', грубовато приветствовал:
- Ну здравствуй, девка!
Привычно разделся, повесил верхнюю одежду на вешалку и уверенно заглянул в комнату, где спала - был уверен, что ждала деда внучка. Та, напрягаясь изо всех сил, держала свои глаза закрытыми, но ее длинные ресницы подрагивали, выдавая, и рот постепенно расплывался в радостной до ушей улыбке.
- Не спишь уже? - спросил дед и тоже протянул ей свою мозолистую руку. Внучка схватилась за нее двумя своими ладошками и сон окончательно с нее слетел. Теперь она не будет отходить от дедушки, и родители у девочки отойдут на дальний план.
Раскрыв большой чемодан и рюкзак, мужчина начал вытаскивать из них деревенские гостинцы: ляжка от поросенка, сало, свиная печень, самодельная колбаса, овощи, яблоки - всего понемножку и огромный пакет с любимыми грибными пирожками для внучки от бабушки.
Дмитрий не утерпел, заметил:
- У нас есть все, зачем столько много привез, вы бы сами там ели.
- Нам много ли теперь надо, а вам все не в магазине покупать за деньги. Все свое с огорода, натуральное да свежее, ешьте на здоровье. Да и я поживу с месяц, кормиться мне тоже надо.
Для семьи начиналась безмятежная жизнь - дедушка Иван присмотрит за внучкой, отведет в садик и вечером заберет. Погуляет с любимицей на детской площадке, где девочка продемонстрирует ему искусство катания на качели, преодоление различных препятствий и прочих ребячьих радостей, установленных местным ЖЭКом.
Дед был худощав и высок ростом - еще крепкий и справный, как говорили соседки, зазывая его на чай.
Тот людей не чурался и любил поговорить с ними о жизни, а после таких бесед они всегда, удивляясь его чистоте души, говорили:
- Надо же, какой простой нехитрый человек, только в глухом лесу такие люди, нетронутые современной культурой, и сохранились.
Дедушке Ивану исполнилось семьдесят лет, он прошел войну, отслужив в армии десять лет.
- Лучшие годы армия и война забрала, - говорил он Дмитрию, вспоминая, как сначала отслужил на флоте пять лет действительной службы, а когда начистил пуговицы на бушлате, чтобы демобилизоваться, началась проклятая война - 'фашист полез на нас'.
Судьба миловала Ивана и он отделался лишь легким ранением в палец. Потом вернулся в свой поселок, отработав до пенсии вальщиком леса, сохранил до старости в себе честность и порядочность.
Сидели как-то все вместе за ужином, дедушка рассказывал, как провел день и что видел на прогулке, вдруг вспомнил:
- Сосед сегодня приходил, просил пять рублей до получки. Говорил, что всегда у вас занимал. Я дал ему денег, очень благодарил меня.
Дмитрий Иванович опешил, спросил:
- Как зовут его?
- Да я спросить постеснялся, а он не сказал мне. Сосед и все тут.
- Из какой квартиры?
- Не знаю, не говорил.
По описанию отца Дмитрий догадался, что это муж соседки напротив - пьяница и бездельник. Спившийся человек безошибочно вычислил гостя.
- Больше никогда и никому не давай денег без нашего ведома!
- Как не дать, если нуждается человек. Вот мой сосед Семен, если спросит до пенсии деньжат занять, неужели я не дам?
- Ты не сравнивай деревню с городом. В следующий раз говори, что нет у тебя денег.
- Да как я скажу, что нет денег, если они лежат в моем кармане? - не понимал отец.
Дмитрий Иванович устыдился своей попытки научить отца врать, подумал:
'Простота, говорят, хуже воровства. Только, по мне, пускай процветает простодушие, чем ложь. Жаль, что такие люди, как отец, вымирают, уступая место новому поколению, где все больше становится в почете бессердечие и жестокость'.
Вот бы несколькими миллионами людей, подобных отцу, разбавить нынешнее закаменевшее сердцем население. Стало бы больше радушия и чистоты.
Несомненно, общество отмякло бы душой, но только жаль было бы и стариков, часть которых угодит в сети тунеядцев, станет в их руках лохами. Да и где взять столько простых людей? Войны выбили большую часть честных и порядочных людей, время добивает оставшихся.
Когда Дмитрий Иванович вернулся домой после вечерней смены и, когда вошел в комнату отца, то тот не спал и, лежа на диване, читал какую-то книгу.
- Где спать будешь? - деликатно спросил он.
- Здесь лягу, чтобы не тревожить жену и дочь.
- Ужинать будешь?
- Да.
- Я тоже поем с тобой, неси котлеты сюда на стол, грибы маринованные захвати и две стопки давай. Я бутылку водки припас, выпьем сегодня немного с тобой, - сказал отец, вытаскивая из серванта пшеничный напиток.
Мужчины накрыли на стол, молча уселись рядом и налили по стопке водки, кивнув головами, выпили и стали закусывать.
При свете настольной лампы, создающей уютный мягкий свет, плечом к плечу сидели молодость и старость, вели разговоры о жизни, войне, достатке и планах на будущее. Не было отцу с сыном ничего желанней и роднее, чем такие редкие посиделки вдвоем, поэтому беседа затягивалась далеко за полночь, журчала хрустальными ручейками по лабиринтам памяти, сливались в единую полноводную реку прожитой жизни.
Маленькая семейная ячейка наслаждалась своей душевной близостью, была незаметна в ясной ночи Вселенной, являлась крошечной частицей огромного полотнища, сотканного природой из миллионов людских сот.
Потом мужчины лягут спать, и Дмитрию приснится хороший сон, он будет улыбаться чему-то приятному и светлому. Дмитрий Иванович еще не знал, что это была его последнее с отцом застолье. Отец вскоре тихо и обыденно уйдет из жизни, и сыну всегда будет не хватать его застенчивой доброй застенчивой улыбки и прозрачной бесхитростной речи.