После Майдана в интернете запестрели открытые письма от самых разных людей: писателей, философов, журналистов, политологов, скоро дойдут, видимо, до астрологов, - от всех тех, кого принято называть интеллигенцией, образованным обществом. Обществом хоть русским, хоть украинским, хоть белорусским. Все эти письма полны самыми что ни на есть яркими теориями, доктринами, догматами, которые выдаются за неопровержимые (ещё бы! Ведь даже астрологи доказывают, что не зря едят свой хлеб!).
Но этим теориям нужно что-то противопоставить. Я предпочту противопоставить теории - факт.
Может быть, кто-то помнит мои книги о русской революции и Гражданской войне. Это значит, что я не из тех, кто в блогах собирает лайки. Я привык собирать камни, и, если признаться, мне намного больше нравятся таксы.
Я - монархист, а значит, я за народ.
Я империалист, а значит, я за страну, целый мир, который существует более тысячи лет, существует, несмотря ни на какие теоремы дидеротов, гегелЕй и прочих третьесортных сартров-радетелей, и занимает шестую часть мира. В отличие от воспеваемых дидиротами и гегелями Германий, которую немецкий народ смог объединить только лет семьдесят назад. Это значит, что я не буду кричать "Мы идём ко дну!", не в силах устоять пред очарований теорий этих гегелей и дидеротов. Нет, мы еще поборемся.
Я консерватор, и потому я за свободу. Не за ту свободу для образованной общественной, где свободно только их мнение и не свободно больше ничьё другое.
Я, в общем-то, не самый образованный человек: я знаю не больше тысячи доктрин вот этих вот дидеротов и третьесортных приват-доцентов. Эти приват-доценты, верно, знают больше, если в одном только "истинно верном" марксизме нашлось до сорока загибо-уклонов. В либерализме, видимо, найдётся минимум в сто раз больше.
Я люблю Россию. Я человек, получающий зарплату в 8 100 рублей. Это значит, что всем тем, кто кричит о либеральных правах, чтобы начать революцией и закончить доходным местом в парламенте (как бы он ни назывался), никакими объективными причинами мою любовь к России не объяснить.
Я примерно наполовину русский по крови, на четверть украинец, примерно на треть - казак, и ещё с десяток-другой капель перепало от поляков, и этим, и всем другим народам я желаю жить не по теориям, а по-своему, жить как можно лучше. А значит, именно за это звали меня и шовинистом, и панславистом, и националистом, - "просвещенная общественность" всегда была умела в развешивании ярлыков.
Я кое-чего соображаю в русской и мировой истории. Я не строю на своих знаниях теории - не хочу быть сто двадвать пять тысяч триста семьдесят седьмым дидеротом. Я даже согласен признать полную непригодность мою ко всяким геополитическим и историософских теориям, которые сводились к точным наукам о никогда не существовавших вещах, но которые должны вот-вот наступить, и к наукам, которые всегда, да с десятком аргументов и сотней классификаций, объясняли, почему же эти вещи так и не наступили.
А это значит, что я займусь тем, в чём я соображаю и что все-таки существует и, думаю, буде существовать, в отличие от.
Сейчас вопят о народной воле, которая привела к превращению Майдана в филиал Мордора. На Майдане и майданах в западных и центральных областях Украины - что-то около 50 тысяч человек. Да, и ещё трое майдановцев, писающих на краеведческий музей в Житомире, - мы особо выделим этих бойцов за народную революцию. Видимо, они единственные, до конца понимающие смысле "народной революции": "Да что ж вы делаете?! - Так революция! Теперь можно мочиться, где хочешь".
Итак, 50 тысяч человек.
На Украине - было в начале 2000х годов 50 миллионов, к 2010 году стало что-то около 44-45 миллионов человек населения.
Тут никакой теории не выпишешь. Факт есть факт: нехитрые вычисления дают цифру бойцов за "народную революцию" где-то в 0,1 процент населения Украины. Это и есть истинно народная революция - потому, что потом от неё достанется народу. Это был факт первый.
Факт второй. Если бы число майданников равнялось бы украинскому народу, Майдана и майданников не было бы: весь народ поднялся бы - и не заметил бы ни внутренних войск, ни "Беркута", ни даже всю натовскую армию, если бы она решила войти на территорию Украины. Украинский народ просто установил бы свою волю - и всё.
Факт третий. Майдан длится - он ещё не закончился - с ноября 2013 года. Итого - четыре месяца. Если бы весь народ стоял бы за Майдан, то даже при самом упорном сопротивлении он длился бы намного короче.
Факт четвёртый. Майдан не смог победить безоружных стражей правопорядка: напалмовый коктейль Молотова, с которым ходили на танки, против милицейского щита - это все равно что пулемёт против вилки. Где оказывалось хоть какое-то - даже вилочное - сопротивление Майдану, он так и не смог победить. Потому что если бы мог, победил бы.
Факт пятый. Напалм - был. "Общественность", пусть даже самая либеральная и самая близкая украинскому народу по духу, - то есть выходец из Гавайской Африки, польские паны, которых сами же бандеровцы резали в своё время, и грузинские "патриоты" - может обвинять русские СМИ в обмане (хоть в чём-то мы достигли евростандартов!), не смогут отрицать наличие этих напалмовых коктейлей.
Факт шестой. Защищать права человека, кидая в этих же людей напалмовые коктейли, - все равно что бороться за права человека путем отрезания детских скальпов.
Факт седьмой. Ни одна политическая сила, уверенная в демократической победе на каких бы то ни было выборах, не пойдёт на вооруженный конфликт. А если и пойдёт, то победит в этом конфликте со счетом 999-1 в два, много, в три дня. На вооруженный конфликт идут те, кто не верит в победу на выборах. Ни честную, ни бесчестную. Это прекрасно показывают результаты Октябрьской революции (при всем наличии "административного ресурса" у большевиков. При запрете доброй половины партий - едва больше трети голосов). Это ещё лучше доказывает сама Оранжевая революция: достаточно вспомнить судьбу Ющенко.
Факт восьмой. Прогрессивная общественность, призывающая к свержению власти, воспевающая революцию, банально ни черта не соображает в истории и не имеет здравого смысла. Сын лейтенанта Шмидта, поднявшего красный флаг на "Потёмкине", был убит за антисоветскую деятельность, краса и гордость революции расстреляна в Кронштадте Советами, а Милюков, Гучков, Троцкий и миллиона три самой что ни на есть просвещённой общественности писали о своей гениальности далеко от России. Сотни третьесортных приват-доцентов, оравших о близости революции, позже молча строили Беломорканал или стыдливо побирались у чехов.
Факт девятый. Революции имеют свойство перекидываться на тех, кто их воспевает - и в придачу на всех соседей. Со всеми вытекающими. Именно потому кайзер Вильгельм, мечтавший о русской революции, остаток жизни (тридцать лет) провел в Голландии. Вернуться в Германию боялся, хоть и воспевал успехи гитлеровского оружия. Не боялся бы - вернулся. Именно поэтому советская диссидентура, требовавшая либеральной революции, вместо советских трехсот рублей доцентских получает доцентские три, много, десять тысяч рублей. Но уже русских, дефолтно-деноминированных.
Факт десятый. О народном мнении судят по 0,1 проценту орущих. Это число примерно соответствует числу буйных в любом, даже в самом здоровом обществе. 0,1 процент - это не народ. Но любители теорий думают, что народ.
Факт одиннадцатый. Народ безмолвствует. Сначала просто не обращает внимание на буйных - их принято жалеть. Но случается, что буйные собираются вместе, и начинается Февраль.
Факт двенадцатый. Спустя время, когда буйные достанут, народ начинает действовать. Как будет действовать русский народ, белорусский, да хоть казахстанский, приди буйные к нему домой?
Я не буду строить программу и прочее, заливаясь в истошных криках о напалме для своих врагов. Мне жалко тратить даже молочные коктейли на 0,1 процент людей-идиотов.
Я спрошу читателей только об одном. Что сделаете вы, когда эти буйные, вот этот 0,1 процент, соберутся на пороге вашего дома? Будете ли вы продолжать верить теориям, что 0,1 процент буйных - это народ (а вы, значит, не народ)? Будете ли молчать? Или наведёте порядок, чтобы жить нормально дальше и дать жить даже этому 0,1 проценту буйных, но в положенных для них местах? И кто победит в итоге в этой борьбе?
Я верю, что народ, не тот 0,1 процент, а именно народ, победит. Какова вероятность этого? Я оцениваю эту вероятность приблизительно во все сто процентов.