Аннотация: Обновление от 11.01.2017. Глава одиннадцатая выложена полностью.
Часть вторая
Глава 11
Пока в министерском павильоне шла оживленная дискуссия, мимо двигался отряд юнкеров.
- И где же тут Хабалов увидел безусых детей? - сквозь зубы проговорил Столыпин.
Бородатые мужики, лет под тридцать, а то и скоро, смешно смотрелись в юнкерской форме.
- Дети, понимаете ли, - добавил Столыпин.
Если бы тысяч десять таких детей в первый день революции встала под ружье, никакой революции не было бы. Кажется, один из этих юнкеров был даже знаком Петру Аркадьевичу. Что-то знакомое было в этом лице. А, точно! Он видел его при прошлом посещении юридического факультета, профессор Петражицкий ему лично представил своих учеников. Добавив, что зря тратил время на думскую чехарду: столько материала мог бы собрать для планировавшегося труда по логике. Впрочем, развивать свою мысль он не стал. Отход от кадетской линии не означал, что все "обиды" на премьера забудутся. Если Родичеву хватило "ума" орать колкости в думской зале (и убегать коридорами от премьера), то десятки кадетов предпочитали отыгрываться на страницах печати.
"Каждому рот не заткнешь" - разводила жена руками. Столыпин и вовсе ничего не комментировал. Но то, что партии была дана установка критиковать любую мысль, от правительства исходящую, - знал. Социалисты, и те отставали от кадетской печати в поиске недостатков и критике.
Что же изменилось сейчас?
- Мы от линии партии не отходим. Мощная работа на благо Родины, в полном соответствии с мнением Думы, это гласа народного... - затянул Милюков.
Бывший (и нынешний) премьер вздохнул. Это было надолго. Кажется, в самой "партии народной свободы" не любили слушать эти долгие речи. Однако же...
- Понимая всю тяжесть момента, мы готовы протянуть руку помощи очистившейся власти...Великий князь Михаил Александрович есть надежда общественности на ответственное министерство.
- В прошлый раз Вы отказались, милостивый государь, - не смог промолчать Столыпин.
Они сидели, разгоряченные беседой, в том самом кабинете, где еще десять лет назад Столыпин выслушивал тирады "сеньор-конвента". Лидеры партий собрались, чтобы высказать свои "фи" правительственному проекту земельной реформы. Столыпин тогда выслушал - и пошел к царю просить о роспуске Думы. С такими балаболами, как он заметил в тот раз, работать было невозможно. Сейчас было еще хуже. Петр Аркадьевич не понимал: почему его назначили премьером? Почем воля царя на него пала? Да их же кабинет развалится еще до рождения своего! Будет невозможно работать! Если ему в нормальной обстановке было трудно работать, когда кабинет составлялся по воле монарха, то что будет сейчас? Откуда вообще появились эти кандидатуры? Откуда идея поставить Львова, "толстовца", склонного к критике правительства и хапку казенных денег? Откуда эта фигура Маклакова на пост министра юстиции? Да он уже, когда бушевал бунт, подписал от имени Думы приказ об амнистии всех "политических" (то есть вообще всех) преступников. Адвокат! Адвокат министром юстиции назначен!
Ох, сейчас бы его брат об этом высказался! До чего же непохожие друг на друга люди! Одного кадеты ненавидят, другого двигают вперед. Один за порядок. Другой готов ради "популярности" (и что это такое?) сделать тюрьмы пустыми, а подворотни - полными ворьем.
- Воля отрекшегося государя состояла в том, чтобы назначить на должность главковерха Николая Николаевича, на должность председателя совета министров - Вас, Петр Аркадьевич, а меня мой брат наделил регентством. Сперва я не хотел возлагать в столь ответственный час на себя такое бремя, но Павел Николаевич очень и очень долго, с жаром, меня убеждал в необходимости такого ответственного шага.
По лицу "регента" совсем нельзя было понять, улыбается он сейчас или скорее готов впасть в истерику. За все время личного знакомства Петр Аркадьевич так и не смог научиться угадывать, о чем думает в тот или момент этот человек. Но то, что он попал под влияние республиканских элементов, ему было известно прекрасно. Не зря именно Милюков убеждал его сохранить свой пост. Михаил станет регентом - значит, Милюков и присные будут владыками страны. И на социалистах можно будет поставить крест. "Попутчики", как иногда говорил Милюков, станут уже не нужны.
- Петр Аркадьевич, Вы прекрасно знаете мое к Вам отношение. Кто был самой верной фракцией в Думе? Кто боролся за самые здравые идеи правительства? Кто... - Гучков был спокоен, как редко когда. Он чувствовал себя победителем. Давняя мечта его - отомстить "мелкому человечку наверху" - исполнилась.
- Кто, наконец, торпедировал введение земства в западных губерниях? - тоном Гучкова произнес Столыпин.
"Неторгующий купец" пожал плечами.
- Я же говорю: самые здравые идеи. Введение земства на западных окраинах, там, где инородцы перехватят управление в свои руки, я здравой мыслью не считал и не считаю, - Гучков снял очки и потер переносицу. Он выглядел крайне усталым, но довольным. - Сейчас нам предстоит ровно та же задача.
- Именно, именно! - потряс руками Родзянко, опустив их после на живот.
Он сверкал ярче новенького червонца. Даже побрился ради такого события, что редко с ним бывало: вечно ходил "в баках". Это еще более делало его похожим на свинью, как о нем говорили в думских кулуарах.
- Вот именно. Восстановление здорового течения жизни... - снова затянул Милюков.
Гучков отвернулся. Кажется, он готов был вот-вот рассмеяться. Интересно, он уже обдумывал, как сбросит лидера кадетов? Раз мечта сбылась, то чем он сейчас займется?
- Одно жаль: нельзя остановиться на кандидатуре военного министра, - внезапно произнес Маклаков.
Все тут же замолчали. Столыпин напрягся.
- Это воля государя императора, - покачал он головой.
- Отрекшегося. Теперь в силах регента устанавливать состав кабинета, - Маклаков опустил руку на том Свода законов. Ну точно. Сейчас начнет комментировать. - А в законе точно указано...
- Что указано в законе, всем присутствующим, думаю, известно, - одернул Маклакова Столыпин.
Он не собирался мириться с тем, что вчерашние бунтовщики теперь будут указывать, как и что. К сожалению, если на премьера и главковерха специально указал император, то остальных министров уже должен был избрать Михаил. А точнее - кадеты и октябристы, им помыкающие.
"Если потом будут говорить, что председатель Совета министров что-то может, плюньте в такого рассказчика" - подумал Столыпин.
- Военный министр не значит военный человек. Скорее, как показали годы Великой войны, это человек, до тонкостей разбирающийся в потребностях фронта. И такой человек есть, и он среди нас, - Маклаков многозначительно посмотрел...на Гучкова.
Тот вновь водрузил на переносицу очки. Коротко кивнул.
- Не секрет, постоянно этими вопросами занимаюсь, - как бы между делом произнес Гучков.
- Отличная идея! Это покажет демократичность нового правительства, готовность бороться с остатками темного режима! - воскликнул Милюков. Он бы еще много чего восклицал, но Столыпин его перебил:
- Этот самый темный режим, частью которого я сам с гордостью являюсь, боролся в Великой войне. И до сих пор борется. Все запасы...
- Запасы эти созданы благодаря Земгору! - внезапно подал голос Львов.
Георгий Евгеньевич до того откровенно клевал носом, изредка прикладываясь к чайной кружке. Боевой толстовец, что еще скажешь!
- И, насколько мне известно, на каждый произведенный патрон было еще три заказанных, но не произведенных... - слова Столыпина были встречены дружным, но крикливым ответом.
- Как можно оскорблять общественность! Мы дружно работаем на благо страны, не то что чиновники! - воскликнул Львов.
Он еще не понял, что теперь сам чиновник.
- Совещание вполне довольно работой Земгора, - кивнул Гучков.
- Это возмутительно! Вот почему мы никогда не были довольны работой Столыпина! Это истинная реакция... - и продолжилась лекция на тему кровавой реакции. - А галстуки еще...
- Во-первых. решение о военно-полевых судах было принято самим государем, - глаза Столыпина сузились, - а во-вторых, уважаемая профессура забывает, казнено было втрое меньше террористов, было убито их руками. И бомбами.
- Не всегда вина их была... - начал было Маклаков, но под взглядом Столыпина замолчал.
Он-то знал, что почти всегда брали обвиняемого на месте преступления, при наличии всех достаточных улик. Остальных подвергали обычному суду.
- А в чем состояла вина людей, погибших на Аптекарском острове? А в чем были виноваты простые обыватели, случайные прохожие, которым отрывало ноги и руки? В состояла вина людей, выполнявших свой долг в точном соответствии с законодательством? - от слова к слову голос Столыпина становился громче.
Он мыслями перенесся в главный зал Таврического. Центр и трибуны слева улюлюкают, правые трибуны молчат. И вот...
И вот в разговор вступил регент.
- Милостивые государи, забудем старые обиды! Страна на краю гибели, а вы в столь ответственный момент полагаете себя сидящими на трибунах Думы! В спокойный и тихий год! Или на интервью с журналистом! Помилуйте!
Вид его и вправду был печальным. Залегшие под глазами синяки, взлохмаченные волосы, бегающий взгляд. Он до сих пор не понял, что именно на него свалилось, но начал понимать.
- Наконец, давайте не будем раскачивать лодку, которую мы должны привести к гавани победы! - вспомнил он одну из фраз, брошенных как-то в Думе в начале войны. Тогда все еще были полны мечтаний...
- Именно! Потому необходимо сразу же, не мешкая, объявить амнистию... - начал было Маклаков, но осекся.
Столыпин, кажется, весь многолетний запас яростных взглядов исчерпал за эти несколько часов.
- Прежде чем объявлять инициативы, обсуждать их, и так далее, необходимо затребовать стенографистов. После сформируем черновики первого журнала нашего совещания. Не будем переносить в работу Совета министров кружковщину. Надо работать так, как надо, - Столыпин решил выиграть время.
Да и, к тому же, действительности требовалось записать содержание первого совещания.
- А мы разве на заседании? - удивленно переспросил Львов.
- Именно. Вы как считаете, Михаил Александрович, - Столыпин повернулся к регенту.
Тот, сидевший у самого окна (оно, каким-то чудом, сохранилось нетронутым во время боя), кивнул. Он откровенно засыпал. Казалось бы, откуда усталость! Он отсиделся на одной из квартир, явившись под самый занавес. Уж кому спать, так это Гучкову! Или Шульгину!
Тот вообще кашлял и чихал, не переставая. Гучков, как сидящий к нему ближе всех, постоянно пытался закрыться платком или хотя бы отвернуться в противоположную сторону. Но в таком случае Шульгин начинал чихать еще громче, словно бы желая "пробить" защиту октябриста.
- Именно. Давайте пока стенографистов подождем, - сказал Михаил в полудреме.
- Ваше Высочество! - кашлянул Милюков.
- А? Да? - он приподнялся в кресле.
- Может быть, чаю? - подсказал Шульгин.
- Да-да-да, просите. А лучше сразу кофе, - кивнул регент.
Столыпин пожал плечами. И где они официантов найдут? Здание хорошо, что целым осталось! Только...
- Пока ищут кофе, я пойду проведать бойцов. Хотя они, получается, зря гибли... - последние слова он произнес, уже выходя из павильона.
Сердце его сжималось. И зачем, к чему все это было? Те, за кем еще час назад они с боями шли, чтобы изловить - теперь министры?
Солдаты согревались в коридорах первого этажа. Дворец, пусть и небольшой, смог их всех вместить. Благо, не так уж и много людей смогло сюда прорваться. Тем, кому места не хватило, перешли в казармы конногвардейцев. Уж там всем место нашлось.
Некоторые (особенно усатые юнкера, которые так хорошо запомнились Столыпину и так плохо - генералу Хабалову) с замиранием сердца ожидали, что же будет. Иные просто сидели и отдыхали, тихо переговариваясь друг с другом. Слышались стоны раненых: кое-как смогли перевязать их, и теперь ждали медиков. Откуда-то взялись сестры милосердия, но немного. Их сил совершенно не хватало на помощь раненым.
- За врачами уже послали? - это было первое, что спросил Столыпин у Кутепова.
Тот сам стоял с перебинтованной правой рукой, но держался гордо, ровно и прямо. Но на лице его застыло угрюмое выражение.
- Так точно, - кивнул полковник. - Петр Аркадьевич, так что же происходит? Совершенно ведь ничего не понятно!
Столыпин огляделся по сторонам. Сейчас на него обратилось несколько сотен пар глаз.
- Нам нужно с глазу на глаз переговорить, - Столыпин перешел на шепот. - Там и решим, как преподнести случившееся бойцам.
- Понял Вас, - Кутепов кивнул в сторону ближайшей двери. - Там вполне сможем пообщаться.
- Замечательно, - и Столыпин быстрыми шагами прошел в указанную комнату.
Здесь, похоже, раньше было помещение для журналистов. Сейчас же вокруг были горы битой посуды, ссыпавшаяся с потолка штукатурка и битое стекло. И еще несколько десятков листов бумаги. Некоторые были пустыми, иные - исписанные беглым почерком.
Кутепов здоровой рукой смахнул штука турку со стула, посмотрел недолго, покачал головой и почел за лучшее постоять. Столыпин последовал его примеру, стоило только бросить взгляд на толстый белесый покров сиденья.
- Государь...- Столыпин выдохнул. - Отрекся.
Кутепов почел за лучшее сесть. Взгляд его был устремлен в пустоту.
- Получается...
- Отрекся в пользу сына. Регентом назначил своего брата. Сформировал правительство.
- Из...этих? - Кутепов не стал уточнять, но Петр Аркадьевич все понял.
- Почти. Не совсем... Все члены кабинета, да, из "прогрессистов", - лицо у Столыпина стало таким, будто ему хотелось сплюнуть. - За исключением председателя.
- Кого, кого председателем? - с жаром спросил Кутепов.
- Председатель стоит перед Вами, - Петр Аркадьевич развел руками. - Не в лучший час, не в лучший час...
- Ну хоть что-то! - Кутепов поднялся на ноги рывком, но тут же сел: на лице его появилась гримаса боли. Все-таки ранение оказалось более серьезным, чем он надеялся.
- Вот именно: хоть что-то. Премьер только лишь исполнитель и, немного, организатор. Задачей председателя Совета министров является организация работы, направление ее в том русле, в котором поручил государь. Или, как сейчас, регент. Но при таком составе министерства... - про настроения регента Столыпин говорить не стал. Он счел это излишним.
- Но можно ведь состав будет изменить, Петр Аркадьевич. Я всегда полагал, что председатель играет большую роль в подборе министров... - поймав усталый взгляд Столыпина, полковник замолчал. - Выходит, ошибался?
- Всех министров назначает государь. Или регент, - поспешно добавил он. - Но теперь, когда все министры набраны из думцев...Боюсь, что это Дума, а точнее, главы партий. Будут влиять на подбор новых кандидатур. Причем главы не формальные, но фактические...А еще ведь слово свое не сказали радикалы...
- Уже сказали, Петр Аркадьевич! - перебил его Кутепов. - Они, насколько мне сказали, собираются у Выборгской стороны. Формируют этот свой Совет.
- Почему, почему никто не сообщил нам? - разъярился Столыпин. - Александр Павлович, пойдемте к людям. Как полагаете, примут известие о произошедшем?
- Примут. Но...будут ли им довольны...Вообще, поймут ли, что происходит...Это большой вопрос. Хотя куда лучше, чем если бы объявили конституцию! Тут же забыли бы многие о присяге...Присяга! Надо же к присяге новому императору приводить!
- Сколько всего! - только и сказал Столыпин.
Нижние чины и офицеры уже выстроили в коридоре. Они теснились, но никто не возмущался. В полном молчании, они дожидались Столыпина и Кутепова. Чувствовали: сейчас что-то случится.
Столыпин вздохнул, набрал воздуха. Предстоящие слова дались ему с большим трудом.
- Солдаты и офицеры! - и добавил: - Братцы! Государь император отрекся от престола, желая положить конец волнениям в стране, обеспечить войну до победного конца. Новым государем стал цесаревич Алексей Николаевич, - Столыпин чуть поколебался: следующие слова были непривычны ему. - Алексей Второй. За малолетством государя, бремя правления возложено на регента, Михаила Александровича, до совершеннолетия Алексея Николаевича. Новое правительство только что сформировано. По воле отрекшегося государя, - Петр Аркадьевич вынужден был замолчать. Он справлялся с нахлынувшими на него эмоциями. - Председателем Совета министров велено стать мне, Верховным главнокомандующим - Великому князю Николаю Николаевичу. Будем вместе нашу страну вести к победе. Ура!
Кое-кто из офицеров и юнкеров гаркнул "Ура!". Ответом остальных было молчание, тягостное, наполненное страхом перед будущим. И у всех в голове был вопрос: "Как же так случилось? Неужели мы зря боролись? Неужели зря пытались порядок навести?!".
Показался Занкевич: он уже был в курсе, судя по выражению лица. И, точно так же, как и солдаты, молчал.
- Одно радует, несомненно, - он нарушил молчание. - Мы живы. И даже чай имеется. Обещали кашу из походного котелка. Как в старые добрые.
- Вы не такой уж и... - начал было Столыпин, но Занкевич прервал его движением руки.
- Уже старый. Сегодня, вот, постарел. Проснулся при одном строе, засыпать буду... Не знаю даже, как это и назвать. Политическая каша, что ли? Я как-то на выставке нашей просвещенной общественности был. Много шампанского, еще больше болтовни. И там рисунок такой, до сих пор вспоминаю. Картина в са-а-амом углу висела. Вся из углов состояла, будто сначала двадцать рисунков нарезали на части, а потом сложили вместе. Сейчас ровно так же.
Столыпин хотел было что-то сказать, но Занкевич, шумно втянув воздух, продолжил:
- И мы не зрители. Мы те картины, - и он опустился на стол.
Стульев-то не было.
- Да. Ровно те картины... - он снова вздохнул.
- А знаете, что? - внезапно произнес Столыпин. - Сейчас мы это попробуем исправить. Так, Александр Павлович. Дайте отдых бойцам. Но скажите, что еще не все кончено. Бои еще предстоят, с радикалами. Выйдем на связь с полицейскими участками, соберем всех, кого можно. Выдавим их обратно на Выборгскую сторону. Разгром восставших частей уже должен был дать понять, что с нами не надо шутить. Сейчас поговорю с министром внутренних дел...
Он мысленно добавил: "Хотя я предпочел бы его арестовать, как изменника". Озвучивать не стал. Лишнее.
Коридоры были переполнены людьми. Сюда проникли многочисленные газетчики и прочий сброд. Премьер заметил солдат и приказал им очистить коридор. Те взяли под козырек и
В павильоне вовсю шло бурное обсуждение. Столыпин уловил конец фразы:
- После отстраним....И снова здравствуйте, Петр Аркадьевич! - Милюков поспешно кивнул.
Если мгновением до того шло активное обсуждение, то сейчас воцарилось неловкое молчание. Прервал его Михаил, отгонявший дрему чашкой кофе.
- Петр Аркадьевич, пока мы ждем стенографисток, скажите. Как бы нам успокоить народ? Вот Павел Николаевич предлагает объявить новые выборы в Думу. Тем более, срок ее уже выходит...А? В новое время - с новой Думой! Звучит!
- Это отвлечет народ, даст ему надежду на изменения, - одобрительно кивнул Гучков и хлюпнул носом. - Проклятые разъезды...
- Эх! Хорошо будет, если от меня инфлуэнцу не подцепите! - заметил Шульгин.
Он прямо-таки сиял.
- Вот Василий Витальевич подал замечательную идею. Необходимо создание министерства печати, которое смогло бы обеспечить успокоение в стране, информирование подданных о наших успехах и будущей победе... - довольно начал Михаил.
Столыпин едва удержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Он уже знал, что регент скажет далее.
- И Василий Витальевич любезно согласился на наше предложение возглавить такое министерство.
Человек, снедаемый жаром и улыбающийся одновременно: это было любопытное зрелище. Шульгин добился, чего хотел. Однако это было даже полезно. В свое время "Киевлянин" отстаивала проекты его кабинета. Может, оно и к лучшему...Только ведь придется заниматься еще и созданием нового министерства! Ведь Шульгин не имеет ровного никакого опыта в этом деле!
А ведь столько дел!
- Левые радикалы собираются на Выборгской стороне. Этим должны заняться полиция и армия. Отряд уже скоро выдвинется, а вот полиция, - Столыпин перевел взгляд на Львова.
- Да, полиция должна приложить все усилия, чтобы водворить порядок, - кивнул Михаил.
Кофе переставал действовать, он клевал носом самым откровенным образом.
- Необходимо избежать пролития крови... - и добавил, поймав взгляд Столыпина, - хотя бы здесь. Направим людей, они поговорят с толпой, все уляжется. Авторитет Думы достаточно высок для этого! - кивнул Львов.
Милюков кивком поддержал эту идею. Гучков, наверное, тоже поддержал, - чихнул.
Родзянко соединил руки на животе.
- Это можно. Очень даже правильная мысль! Только... А где, собственно, депутаты от трудовиков? Где Керенский? Еще несколько часов бегал здесь, кричал, требовал, уговаривал...Кто-нибудь видел Керенского?
- В последний раз я его видел упавший в очередной обморок. Верно, где-то валяется. Если его случайная пуля не настигла, - произнес Гучков.
- Когда это было! - Милюков покачал головой. - Так...К Михаилу Александрович он не стал идти...Сказал...Сказал, что направит рабочих на...
Лидер кадетов предпочел за лучшее окончание фразы не произносить. И так все было ясно: на правительственные войска.
- Что ж, теперь мы выяснили, кто руководит рабочими на Выборгской стороне, - заключил Столыпин.
- Отнюдь. Все депутаты от левых могут быть там. Например, Чхеидзе, Эн... - начал было Родзянко, но Гучков спешно покачал головой. Родзянко "наступил на горло песне". - Да, там может быть Чхеидзе. И Керенский, скорее всего, тоже.
- Вот нас и захлестывает слева, - патетически произнес Шульгин.
- Не захлестнет, - заметил Столыпин. - Георгий Евгеньевич, спешно связывайтесь с полицейскими чинами. Жандармы собрались во дворце, их искать недолго. У правительства есть вооруженный кулак, доказавший свою надежность. Шла речь о присылке частей с фронта. Где они? Как скоро будут?
Поднялся с места Бубликов. С залегшими под глазами синяками, едва заметным сейчас зачесом (он скатывался в хаотичную копну волос), он ответил:
- А дорога перекрыта восставшими. Об этом я уже говорил. Дорога на Царское перекрыта, Чудово и Луга заблокированы. Нет никакой возможности ожидать... - поймав взгляд Столыпина, Бубликов осекся.
- Значит, подавим силой. Передадим сигнал войскам двигаться походным порядком, а восставшим предъявим ультиматум. Или очищение путей, или подавление огнем.
- Как можно! - Михаил встрепенулся. - Зачем проливать кровь? Это же настоящая гражданская война будет! Я полагаю, что необходимо закончить дело миром...
- Михаил Александрович, настоящая гражданская война начнется, если мы проявим слабость. Сейчас их можно разогнать одним ультиматумом. Через неделю - пушками. А еще через месяц страна непременно скатится во всеобщий хаос. Вспомните события шестого года! Всеобщая стачка! Мы промедлили, а промедление это было смерти подобно. Ведь Царское тоже под ударом. Там Ваши племянники, императрица...
- Бывшая императрица! - поспешил добавить Милюков, но тут же понял глупость своей фразы.
- Императрица-мать, - заметил Столыпин. - Наконец, там... - ему было сложно привыкнуть к этому, - император, Алексей Николаевич.
Михаил подобрался в кресле. Долго размышлял. Все взоры сейчас были устремлены на него. Так получалось, что без его согласия ни одно решение кабинета не могло вступить в силу. Более того, в эти дни хаоса на нем лежало бремя решения, последнего слова.
Столыпин надеялся, что на его стороне будет сила последнего довода, который и обеспечит это самое последнее решение. Но...это же был Михаил. Уж слишком хорошо Петр Аркадьевич помнил его по совместной работе. Полагаться, к сожалению, на него было нельзя.
- Вышлем парламентеров. Если не сдадутся, будем подавлять силой, - наконец произнес Михаил.
- А как быть с железной дорогой? - уточнил Столыпин.
- То же самое. Царское село надо разблокировать. Петр Аркадьевич все верно сказал. И необходимо связаться со Ставкой. Нужны подкрепления с фронта.
Столыпин едва ли не засиял при этих словах. Он смог продавить решение.
Но "прогрессисты" - то есть почти все, кто был в той комнате - волками смотрели на него.
Волей-неволей, надо было наладить отношения с правыми. Каково им было сейчас, при известии об отречении царя?.. Может быть, удастся воспользоваться их силами, чтобы хоть как-то уравновесить кадетов...
Когда принесли кофе, Петр Аркадьевич уже клевал носом, растеряв последние силы. Напиток нисколько не помог, и он уснул там же, в кресле. Впрочем, все остальные тоже были близки к полной потере сил.