Свет софитов резал глаза. Шедший из-за спины почтенной (то есть такой, которая предпочитает эффектное эффективному) публики, он не давал рассмотреть собравшихся в телестудии. Люди ждали зрелищ, за которое им ещё и заплатят, ровно столько, чтоб хватило на кусок хлеба с тонким слоем икорки. А они, зрелища, обещали быть превосходными! Товарищ Железный Феликс, ведущий ток-шоу, по такому случаю достал из закромов серебрившийся блёстками фрак малинового цвета, накрахмаленную рубашку и синий галстук-бабочку. Напомаженные волосы были с нарочитой, невероятно модной в этом сезоне небрежностью уложены в "конский хвост". Феликс Эдмундович заговорщицки улыбался и подмигивал почётному гостю студии, Александру Фёдоровичу Керенскому. В чёрном пиджаке и красном галстуке-шнурке, он упивался вниманием публики, приветственно размахивая руками. На губах его, мёртвенно-бледных, застыла блаженная улыбка: главноуговаривающий попал в идеальное место, как пить дать, располагавшееся не так уж далеко от Эдема. И лишь на гостей Керенский старался не смотреть - гости же вовсю буравили его взглядами. Лавр Георгиевич Корнилов, бледный, бледнее трупа, в изорванном мундире, с пустой кобурой через плечо, с горевшими ненавистью глазами вот-вот готов был наброситься на главноуговаривающего. Невозмутимый Пётр Николаевич Врангель, с посиневшим от удушения лицом, с почерневшими губами, откинулся в кресле и ждал, когда же начнётся действо. Изредка лоб "чёрного барона" пересекала морщина раздумий: последний лидер Белого Дела просчитывал диспозиции и передвижения войск, вычислял необходимое количество судов для эвакуации Крыма...
Хмурившийся, не расстававшийся даже в телестудии с кепкой (ибо, как говорится, этикет - ничто, а имидж - всё), Владимир Ильич Ленин что-то доказывал, бешено жестикулируя, сидевшему напротив Бьюкенену. Невозмутимый Джордж, явившийся на передачу в простом, но добротном коричневом вельветовом пиджаке, стойко выдерживал напор классика марксизма-ленинизма, лишь изредка качая головой или говоря два-три мало что значащих слова.
И лишь Великий князь Кирилл ёрзал на стуле. Он чувствовал себя не в своей тарелке, попав на всеобщее обозрение. Сам себе Кирилл казался заигравшимся младенцем, которого впервые допустили во "взрослую игру". Взрослые дяди вот-вот пригрозят пальчиком, и отец уведёт шалуна домой, чтобы там высказать всё, что думает о глупом поступке чада. Кирилл уже и сам хотел скрыться подальше отсюда, из этого раскалённого софитами зала, провонявшего дымом, потом и ненавистью.
- Ага! - Феликс Эдмундович, поправив галстук, привлёк внимание гостей студии. - На счёт "три" мы начнём. Все готовы?
И тут же, не дав даже секундочки на ответ, продолжил:
- Вот и славно! Раз! Два! Три!
Пылевым вихрем телеведущий взлетел со стула, любовно держа микрофон в изящных как итальянские стилеты руках.
- Дорогие телезрители! Только здесь и сейчас, в юбилейном выпуске "Посиделок у Фила", мы дадим вам возможность понаблюдать за дебатами непримиримых врагов по Гражданской войне! Только для вас, дорогие телезрители и гости студии, они собрались здесь, на время отринув вражду. Цените недолгое время затишья, возможное только здесь, на Принцевых островах! Поблагодарим же нашего спонсора, агентство "Одиссей: международные туры", за возможность провести эту передачу! Одиссей: плавайте только нашими лайнерами! - Феликс так широко и лучезарно улыбнулся, что "солнечные зайчики" разбежались по залу.
Точнее, это рабочие сцены запустили припрятанную загодя "светомузыку" - но кого в наше время интересует реальность? Приятней верить в чудесную силу зубного отбеливателя, чем в спецэффекты и монтаж.
- Наши гости не нуждаются в представлениях: вы их всех прекрасно знаете! А потом не будем терять время и возьмём быка за рога! Кстати, лучше всего брать быков Иосифа Юргенса, выращенных на равнинах далёкого и знойного Канзаса! Юргенс и Ко, почувствуй себя ковбоем! Кирилл Владимирович, - взгляд Феликса упал на Великого князя. А взгляд этот, надо сказать, по температуре приближался к абсолютному нулю, хоть используй вместо холодильника! - Ваше Высочество! А расскажите-ка, что же привело династию к краху, а страну - к революции! Просим Вас, просим!
- К сожалению, слишком много людей посчитали, что они могут управлять государством. Травля...- собравшийся с духом Великий князь начал было излагать свою точку зрения, как Дзержинский, нимало не смущаясь, перебил гостя студии:
- А как же охрана? - и, широко улыбаясь, произнёс в зал: - Чрезвычайка! Вы легко можете доверить нам свои жизни!..
Сизов проснулся в омерзительно липком поту, увязнув в одеялах и подушках, дыша прерывисто и громко, словно прохудившийся дымоход. Он снова видел этот проклятый сон: шоу, в котором участниками были известнейшие деятели Революции и Гражданской войны. Кирилл не в силах был перебороть свои страхи в этом сне: он чувствовал себя жалкой куклой, которую даже за верёвочки не дёргали - те просто оборвались давным-давно. Там, на виду у зажравшейся и разленившейся публики, которая хлопала и смеялась по команде "сверху", Сизов потерял волю и уверенность в себе. Да и вообще, кем он себя возомнил? Он, пришелец из будущего, которого теперь нет или почти нет, замкнутый особист, не утративший юношеской мечтательности и романтизма - теперь игравший роль правителя империи, стоявшей на краю гибели. А может, ему просто дали возможность позабавиться, наиграться в волю - чтобы потом окунуть мордой в холодную, мерзкую реальность? А может, прошлого нет, и не было, и будущего нет, а есть только мечты, мечты, мечты, бессмысленные мечты...
Кирилл рывком поднялся с кровати, лишь чудом не запутавшись в одеялах, и подошёл к зеркалу, по дороге сняв рубашку со стула в стиле "модерн". Изящного такого стульчика, приобретённого "по случаю" в семидесятом году в Версале. Трофейчик, знаете ли, был не из худших. Во всяком случае, выглядел он не в пример Сизову-Романову. Залегшие под глазами круги, шальной блеск, посеревшее лицо. Шея - даже шея! - посинела: вены вздулись, то ли от напряжения, то ли от ещё от чего. К регенту то и дело приставали доктора, и немецкие, и "наши, родненькие", но Сизов умелыми манёврами уходил от них. Ему не хотелось навалить на себя ещё и знание о своих бесконечных болячках. Тем более он очень хотел жить, чтобы довести своё дело конца, - и потому врачи оказались бы бессильны. Кирилл ещё раз вгляделся в своё отражение. Своё? Нет, чужое...Чужое...Всё здесь было чужое. И чуждое. Говорят, что за рубежом можно кое-как прижиться - ну что ж, в это нетрудно поверить. Но вот в чужом времени...Вернуться бы, вернуться...
Кирилл замотал головой, пытаясь избавиться от этих ненужных, даже вредных сейчас, тяжких дум. Предстоял нелёгкий денёк: Вильгельм должны были сообщить свой ответ Антанте представители Центральных держав. И, судя по всему, Четверной союз откажется подписать всеобщий мир на грабительских условиях. Вильгельм надеялся на верные дивизии, занявшие фронт по линии Антверпен-Маас. В случае чего Ставка в любой момент готова была отдать приказ о переброске дивизий с русского фронта на Запад. Всё упиралось в решение Великого князя вновь двинуть императорские армии в бой или оставить на позициях, а то и объявить демобилизацию. Говоря по правде, она уже началась: запасные полки распускали, второочередные дивизии потихоньку расформировывались. Ещё немного, и эта новость разлетится по всем армиям, и тогда придётся приложить поистине титанические усилия, чтобы самовольно покидающие фронт солдаты не разрушили транспорт на многие месяцы. А без поддержки русских дивизий союзникам придётся несладко...Но и России - тоже. Накроется медным тазом идея международной валютной системы, тазик поменьше станет плитой на могиле расчётов по бесчисленным долгам...Кирилл как-то исподволь осознал всю "прелесть" тупика, в который он своими же руками загнал Россию. Если что-то не получится- всё...Прощай мир...Прощай...И что тогда останется? Сизов представил себе красивую гибель. Скажем, отряд метальщиков, который вот-вот окружит карету Алексея...И он - Кирилл - собственной грудью закрывающий малолетнего императора...Фанфары...Гроб несёт, скажем, Курлов...Европа плачет, Россия рыдает....
- Надо бы отдохнуть, - вырвавшись из водоворота безумных грёз, тяжело прошептал Сизов. - Недельку...А лучше - месяц...Вот подпишу мир, и к чертям всю эту политику...
Но тут же Кирилл подловил себя на мысли: а что же он будет делать в таком случае? Вернётся домой, к жене и сыну? К - чужим жене и сыну, к чужим! Они близкие Великого князя Кирилла Романова, а не незваного гостя из будущего Кирилла Сизова. Как же мерзко складывается пасьянс...
- Ваше Высочество! Вы позволите? - раздался из-за дверей вопрос Милюкова.
Вообще-то, если следовать дворцовому этикету, тут должно было быть уйма свитских, два ряда гвардейцев - внешний круг и внутренний, и через все семь кругов придворного ада лидер кадетов добрался бы к Великому князю в лучшем случае под вечер. Но Кирилл плевать хотел на порядки, установленные во дворце, отправив куда подальше всех, оставив при себе лишь "ординарца" да пару секретарей. Последние трудились не покладая рук, пытаясь справиться с ворохом документов, писем и прочих радостей макулатурной работы. Но они свято верили: дело стоит того. Вымуштрованные Мосоловым и Воейковым, работники канцелярии надеялись, что поднимают престиж Династии и Родины, при этом помогая царю (а сейчас - регенту) тратить время только на самое важное. В чём-то секретари были правы, в чём-то - нет. Регент утопал в работе, задыхался под кипами бумаг, усилием воли выплывая наверх, вдыхая воздух свободы- чтобы снова нырнуть в бездну управления. Приходилось корректировать решения Совета министров, давать указания Ставке, лавировать на переговорах...Тяжела оказалась шапка Мономаха, давившая не на Глову даже - на саму душу...
- Тьфу...сентиментален стал...Павел Николаевич, входите, входите! - Кирилл успел застегнуть пуговицы на кителе, когда Милюков вошёл в кабинет.
- Конференция начнётся через час, - профессор истории явился с "Высочайшим докладом": сообщить, каковы настроения среди участников конференции и что произошло в мире за прошедшие сутки. - Французы настроены решительно, англичане готовы пойти на кое-какие уступки, но в вопросе германского флота не уступят ни пенни. Итальянцы ни о чём, кроме приращения территории, и слышать не хотят. Румыны очень громко мечтают о Трансильвании. Северо-американские Штаты мечтают...Точнее, Вильсон мечтает сыграть роль первой скрипки...И никто не хочет уступать...То же самое можно сказать о Германии. Австро-Венгрия готова на уступки, однако опасается, что Вильгельм плюнет на переговоры, начнутся бои и германская армия займёт земли двуединой монархии. Турция...Турцию лихорадит. Кемаль-паша, как Вы знаете, ведёт осаду Константинополя.
- Да-да, мне принесли сводки, давайте не будем сейчас об этом, - Кирилл совершенно не хотел окончательно испортить и без того отвратительное расположение духа. - Как Вы думаете, Центральные державы согласятся на наши предложения? Будет ли мир?
- Ваше Высочество, - Милюков снял пенсне и помассировал переносицу. Он - вот так неожиданность! - долго подбирал слова. - Я сомневаюсь, что сегодня удастся придти к компромиссу. Как это ни печально, дипломатия здесь бессильна. Нужна сила. Но она истощилась...Вы знаете, Кирилл, за последние двенадцать лет я по-другому стал смотреть на реальность. Вы помните, с каким энтузиазмом я брался за работу по реформированию России и мира...Прошло много лет. Прошла -надеюсь, что прошла, - с особым нажимом сказал Милюков, - Великая война. Министерский портфель...А вместе с ними прошёл и весь энтузиазм...Когда-то я хотел видеть Россию республикой. Теперь же я стою за конституционную монархию. Когда-то я думал, что возможно многое, если не всё, изменить простым соглашением. Теперь же...
- Полно Вам, Павел Николаевич, - Сизов, как ни странно, не захотел, чтобы Милюков произнёс заключительные слова своего "идеологического отречения". - Ни к чему самобичевание. Нам ещё предстоит уйма работы...
Да Сизову и не нужно было маленькой победы над Милюковым: он уже одержал грандиозную викторию. Если только всё пойдёт по плану! Господи, помоги!
- Павел Николаевич, Вильгельм ещё не вернулся из Ставки? - как бы между прочим спросил Кирилл министра, когда она покидали покои регента.
- Нет, он ещё нескоро вернётся в Берлин. Тут уж слишком неспокойно. Похоже на февраль в Петрограде, - взволнованно произнёс Милюков.
- Вы даже не знаете, насколько...- губы Сизова-Романова сложились в победную ухмылку.
- Ваше Высочество, Вы уверены, что войска откажут в повиновении?
- Даже более уверен, чем в том, что меня зовут Кирилл!
- Но можете ли Вы представить доказательства? - судя по глазам, в глазах принца Баварского шла борьба, и от пресловутых доказательств напрямую зависел её исход.
- Да, конечно, - Кирилл предвидел этот вопрос. - Вот. Прошу.
Сизов протянул лист бумаги: сводки с фронта и донесения контрразведки. Немецкой контрразведки. Макс Баварский даже и не подумал спросить, как они оказались у регента. Попали и попали, подумаешь, мелочь, сверхсекретная информация...Фи...Какие мелочи!
Принц пробежался глазами по сводкам, отложил их в сторону. Началась минута молчания. Время словно не желало проходить, застыв, дабы поиздеваться над едва сдерживавшим волнение Кириллом.
- Я могу в течение нескольких часов предоставить бумаги англичан и французов, естественно, подтверждающие сведения Ваших служб.
- Ни к чему...Ни к чему...- Макс Баварский не заходил даже - забегал по комнате, не помогла даже хвалёная германская выдержка. - Получается, что в течение недели...
- А именно когда Вильгельм будет в Ставке, - любезно уточнил Кирилл.
- Да-да...Конечно...Когда Его Величество будет в Ставке...Здесь могут спасти только самые решительные меры...- однако в голосе последнего канцлера Германской империи не звучало ни уверенности, ни даже надежды.
- Боюсь, и это не поможет. Берлин, как и все промышленные центры, бурлит. Армия вот-вот выйдет из-под контроля. Кильские матросы уже восстали, и не хватает сил их успокоить. Как думаете, что следует сделать в такой ситуации? Следует дать знаки высшей веры императора в народ, пойти на великую и благородную жертву...
- Вы говорите об отречении? - резко остановился Макс.
- Я говорю о подвиге, о подвиге, и ни о чём другом, - участливо пояснил Кирилл. - Только лишь о подвиге, на который должен пойти Вильгельм. Его примеру последуют и другие короли Германской империи. Но, надеюсь, Вы будете гораздо более благоразумны и не бросите Рейх в такой опасный момент. Только южные немцы, а именно баварцы, в силах спасти империю, погубленную надменными пруссаками...Простите, я погорячился, - наигранные извинения совершенно у Кирилла не получились. - Вы готовы принять на себя кормило, я в этом уверен...
- Слова, достойные мятежника, - так же деланно возмутился принц. - Однако очень точные, не могу с этим не согласиться...
- Рейх может надеяться на Вас? - подытожил Сизов.
- Я слуга Германии, скромный слуга, не более того.
Так и подмывало сказать: "я скромный кайзер Германии, не более того".
- Павел Николаевич, Вы знаете, каков первый признак грандиозных событий? - внезапно спросил Кирилл Милюкова в минутах двух ходьбы от зала переговоров.
Коридоры наполнились взволнованными слугами и офицерами, адъютанты снова туда-сюда, обмениваясь краткими, полными тревоги репликами. Обслуга шепталась, не таясь, отчаянно жестикулируя и порой - и это хвалёные вышколенные германские слуги! - ругаясь, по-чёрному, как только в глубинке умеют, да во дворце.
- Какой же? Женские манифестации? Ход горожан и крестьян с хоругвями и иконами? - министр надеялся за шуткой спрятать тревогу: он понял, что происходит нечто из ряда вон.
- Напуганная челядь: до них первыми доходят все самые важные слухи, - кивнул на слуг Кирилл. - Боюсь, в Германии произошла революция!
- Сомневаюсь! Они найдут способ ей победить! - развёл руками Павел Николаевич.
- А вот это вряд ли, поздно, - утвердительно кивнул регент. - Поздно, слишком поздно. Им аукнулся товарищ Гельфанд, - издевательски произнёс Кирилл.
- Вы уже знаете? - навстречу, из какого-то бокового коридора, вылетел Морис Палеолог, один из участников конференции.
Француз выглядел взволнованным, но волнения его были перемешаны с радостью.
- Буквально полчаса назад сообщили о восстании в дивизиях на Западном фронте! Канцлер отдал приказ верным частям не применять оружие. А через минуту Макс уже сообщил об отречении кайзера! Немыслимо! Что-то начинается! Это что-то немыслимое, невозможное! Германия теперь будет неспособна вести войну! Но...Мон дье! Ведь нас могут перебить взбесившиеся толпы! Монь дье...
- Успокойтесь, дорогой мой Морис, успокойтесь, - улыбнулся Кирилл. - Польская дивизия уже вот-вот войдёт в город, беспокоиться не о чем...Если, конечно, железнодорожники не перекроют пути. Уверяю Вас, всё пройдёт наилучшим образом. Правда, конференцию придётся продолжить, скажем, в Берне. Если она не завершится в ближайшие же дни...
- Вы слишком оптимистичны, Ваше Высочество, - не скрыл своих чувств Морис. - Эта русская черта...Все вы слишком оптимистичны и надеетесь, что Бог вас спасёт.
- Нас спасут люди, будьте покойны, нас спасут люди. Если бы Совет Антанты не воспрепятствовал переброске наших дивизий к Берлину, было бы ещё меньше причин для беспокойства. А так, - Кирилл развёл руками. - Предстоит понервничать.
Меж тем они уже подошли к дверям конференц-зала. Гул, слышимый ещё за несколько поворотов, здесь был особенно силён. Стоило только зайти внутрь, как открылся новый мир, так сказать, единой Европы: представители все воевавших стран, как один, покорились страху и неизвестности. Что ж, может даже может быть, именно здесь, в этом зале, где ожидание неизвестности сплотило дипломатов, генералов и политиков, рождался Европейский Союз. Но пока что, к сожалению, об этом рано говорить: ещё будет Вторая мировая, ещё будут миллионы смертей, ещё будут руины городов и страх атомной войны. Но не сейчас - сейчас Европа изголодалась по всеобщему миру.
- Господа! Спокойствие! Только спокойствие! - Макс прошёл в зал через дверь, располагавшуюся ровно напротив той, через которую сюда попали Милюков, Палеолог и Сизов-Романов. Канцлер и регент не смогли удержаться от того, чтобы многозначительно кивнуть друг другу. - Буквально минуту назад Ставка подтвердила отречение кайзера. Кронпринц последовал примеру Его Величества. То есть уже бывшего Величества...
Принц Баварский потряс листком с телеграммой над головой. И все собравшиеся в зале, как зачарованные, наблюдали за клочком бумаги, решившем судьбу Германской империи.
- Конечно, не обойдётся без волнений, однако переживать не стоит. В городе вот-вот порядок будет восстановлен. А вскоре и правители государств империи свяжутся с дворцом. Вот видите, как всё просто. И к чему переживания? Я бы настаивал на продолжении работы конференции в обычном порядке.
- Господа, прислушайтесь к словам здравомыслящего человека. Нам необходимо решить судьбу Европы, заключив всеобщий мир.
- А, простите, с кем? - ехидно спросил представитель итальянцев. - Кто будет говорить от лица Германии? Кто будет решать за неё?
- Правительство пока ещё не перестало действовать. Мои полномочия ещё никем не прекращены, - добродушно заметил Макс. - Господа! Извольте же успокоиться и настроиться на рабочий лад! Ваше терпение будет вознаграждено сторицей!
Кирилл поймал взгляд Оттокара Чернина, представлявшего здесь Австро-Венгрию. Умный дипломат, он ещё прежде Макса пошёл на уступки, и двуединая монархия обрела военную помощь, пригодившуюся при подавлении революции. Восставшим считанные дни оставалось владеть улицами дивной Вены.
Граф Чернин ответил на вопрошающий взгляд Кирилла уверенным кивком. Ага, австрийцы не забудут услуги. Не то что после Венгерской революции...
- Итак, господа, - Макс, герой дня, выступал в роли "тамады" конференции. - Нам была дана неделя на обдумывание предложений Антанты...
Воцарилась мёртвая тишина.
- Граф? - Макс покашлял.
- Да, конечно, - Оттокар встал, держа в руках папку с бумагами. - Вот здесь текст мирного соглашения.
Чернин потряс папкой. Знал бы, как он сейчас похож на Ллойд-Джорджа, вернувшегося в Лондон в год, которому ещё предстоит наступить.
- Подписанный представителями всех государств Четверного союза. Мы наконец-то обрели мир...
И снова - тишина. Макс озирался по сторонам, вглядываясь в застывшие лица делегатов. Кирилл же знал, что сейчас последует...
Взрыв бомбы. Точнее, нет, не так: взрыв термоядерной бомбы. Все, кто ещё сидел, не поднялись даже - подпрыгнули! И какое же читалось на их лицах. Они забыли, они все забыли, что там, за окнами, народ уже знал об отречении кайзера, о восстании в армии, и вот-вот начнётся настоящая революция под красными флагами социал-демократов. Миру ещё предстоит узнать, что такое безумие толп...
Но кто думал об этом сейчас, в мгновение, когда воцарился мир? Всеобщий мир!
"Не всеобщий" - напомнил себе Кирилл. Там, в далёком Стамбуле, шло последнее сражение Первой мировой, эпилог Великой войны. Но кому здесь, в зале, было до этого дело? Наконец-то - мир! Наконец-то - свобода! Наконец-то - покой! Наконец-то! Мир! Мир! Мир!
Псевдоним Израиля Лазаревича Гельфанда, одного из создателей плана по выведению России из войны путём революции.