Аннотация: Ещё одна "старинная вещь". ПОмнится, родилась эта сценка после просмотра "Храброго сердца"...Жаль только, что пока дальше ничего в голове не рождается. Может быть, потом...
Горцы и жители равнин принесли ему клятву. Каждый из воинов, что стояли позади него, клялись своей драгоценной кровью. Эта красная "вода", что текла в жилах их великих предков, теперь была знаком. Великим знаком того, что за ним пойдут даже на тот свет.
Коннахт глубоко, устало вздохнул израненной грудью. Он огляделся по сторонам, припав на одно колено. Второе просто отказывалось слушаться своего хозяина: наконечник вражьей стрелы застрял в нём. Тот лучник досаждал ему даже после своей смерти.
На зелёных холма, поросших священным вереском, лежали окоченевшие трупы. Смерть помирила извечных врагов и поравняла вождей, лендлордов и последних нищих. Богиня мёртвых славно попировала: никогда прежде ей не доставалась такая обильная жатва.
Коннахт повалился на землю. Глаза заливал едкий пот, в голове гудело, наконечник стрелы обжигал невероятной болью всё существо Первого вождя. Вождя, у которого больше не было подданных: все полегли здесь.
Сладкоголосый Скади, величайший бард Зелёных холмов, нашёл сувою смерть у подножия холма. Первая атака вражеской конницы стала для него последним в жизни боем. Копьё лендлорда проткнуло его насквозь, пробив лёгкие, которые рождали вошедший в легенды голос. Никто из бардов не достоин будет спеть об этой битве.
Верный Коннор. Извечный молчальник. Ни разу улыбка не озарила его лицо - так же как и гнев. Никакое чувство не отражалось на челе Коннора. Лишь в этой битве горцы и жители равнин услышали его заливистый смех, который вполне мог заставить оттаять самую грустную дочь лендлорда. А может, и не мог: теперь этого никогда не узнать. Коннор закрыл своим телом Первого вождя. Две стрелы - и обе в сердце. Боги, почему же оно не оказалось каменным, почему людская молва снова оказалась пустым враньём?
Легконогий Ивор. Не было лучника метче. Его глаз мог разглядеть дамское личико на вершине горы. И завоевать сердце хозяйки. Никогда больше не ждать ни крестьянки, ни благородной встречи с Ивором: удар меча - и голова отделилась от тела. Стрелок никогда не любил надевать перед битвой доспехи. И поплатился за это.
И ещё многих Коннахт мог бы назвать: весёлый Скади, благородный Брюс, мятежный духом Стюарт, мудрый Валитар, хитрюга Кнетер...
Все они лежали на этих холмах. Их саваном стали вражеские тела, а гробом - заросли вереска. Разве есть что-нибудь лучше для великих воинов?
Утром Коннахт сказал бы, что нет. Теперь он точно знал: да. Жизнь. Та единственная вещь, что имеет какое-то значение для человека.
Все погибшие за свободу Зелёных холмов и Высоких гор могли жить...Если бы не ошибка Коннахта!
Первый вождь зарылся лицом в ладони. Слёзы закапали на залитый кровью горцев, жителей равнин и лендеров вереск. Коннахт плакал. Теперь он мог ни от кого не скрывать своих слёз: больше никого не осталось в живых.
Луна занимала своё извечное место на страже дремлющего солнца, а Коннахт всё плакал.
Холодный ветер пробирал его до самых костей, далёкие волны в тысячный раз пытались выплеснуть морскую воду на скалистый берег, но слёзы всё не кончались у Первого вождя.
Лишь когда луна, завидев просунувшееся солнце, покинула свой пост, Коннахт поднялся с колен. Он окинул взглядом поле битвы. И пошёл на юг. Предстояло величайшее дело, которое может быть у горца: месть. И для её исполнения надо было столько всего сделать...