...Она поселилась за разбитыми окнами и пыталась проникнуть в комнату через серые пыльные осколки. Она тянулась жгучей смолой, растворяясь в прах под ореолом свечей. Их пламя тихо мерцало, точно очерчивая границу света и темноты серыми тенями. Я протянул к теням на полу руку и неудачно порезался об их острый край. Ойкнув я засунул палец в рот. Темная жидкость приятно щекотала язык своим вкусом.
...В этом действительно что-то было...
Я перевернулся на другой бок, чтобы не видеть этих колючих теней. Доски скрипнули под моим весом. Красная простыня что обнимала мое тело сбилась в красивые складки. Тяжело вздохнув, я перевернулся на спину.
Над моей головой расстилался бескрайний потолок. Тысячи трещин как вены оплетали старое дерево. Дерево которое было старше чем мир. Протягивая к нему руку, я буквально видел, как тонкие трещины тянутся к моим пальцам сухими ниточками мертвого плюща.
...Мертвая красота...
Я закрыл глаза и мягко улыбнулся, сворачиваясь в клубок, подтягивая колени к груди. Что-то мягкое коснулось моих крыльев, ероша белоснежные перья с засохшим на них капельками крови старых забытых ран моего сердца, что были зашиты шелковыми нитками.
В углу комнаты хрипло зазвонили старые ржавые ходики, отмеряя ненужное никому больше время, что серым песком текло в песочных часах стоящих на старинном трюмо. Так странно? Вовсе нет. Просто пришло момент, когда время стало ненужно. Лишне. Тысячи сотен раз я разбивал эти часы и тысячи сотни раз они снова и снова отмеряли свой песок. Он так жжет ладони. До глубин воспоминаний. Воспоминаний о мертвой красоте, упоминание о которой иногда приносит с той стороны ветер несбывшихся мечтаний...
Это что-то особенно сильно потянуло меня за крыло. Я обернулся. Это была тень. Она сошла со стены и теперь играла моими перьями.
...Пусть...
Тень напоминала мне безобразную куколку, в которой, однако, цвела прекрасная бабочка. Только она никогда не выберется наружу, потому что уже давно умерла.
Странно?
Ничуть... Мертвая красота еще прекрасней. Нет?
Я прижался щекой к досками пола. Их холод покалывал кожу тысячами невидимых паучьих лапок, едва-едва касаясь рецепторов. Там под полом ничего не было. Только бесконечная пустота. В которую утекает серый песок из трещины в часах.
Неловким движением я спугнул тень. Она снова слилась со стеной и кусочком темноты, что незаметно пролился через границу сияющего ореола свечей. Я встал вместе с простыней. Обернув ее кровавые крылья вокруг своих бедер я медленно подошел к стене. На ней ничего не было. Только слезы и мучения, выжженные этими слезами на некогда невинной поверхности. И зеркало. Точнее его осколок. Единственное что осталось от зеркальной глади озера, когда на нее упал краеугольный камень. Я подобрал этот камень и теперь он лежал на трюмо, рядом с временем. А осколок повесил на стену.
Я не видел в нем ничего кроме своего отражения. Своих уставших глаз, что выплакали все слезы, потому что даже шелковые нитки иногда не выдерживают и швы на сердце расходятся, и крылья начинают кровоточить.
А ведь раньше не было так. Все было иначе. Совсем иначе. Не было ран, не был ниток. Был ты. Но красота умерла, твое сердце рассыпалось. А лоскутки, что я когда-то звал душой, выпустили когти, отрастили шипы и порвали мое сердце. Ты зашил его. Шелковыми нитками. То есть не ты конечно. А твоя тень... А потом мир потерял свои основы. Пошатнулся камень, умерла бабочка, время стало ничем и растеряло свой песок. И иногда в этом осколке зеркала я вижу эти песчинки за собой.
Каждый раз я силился разглядеть в этом зеркале что-то еще. Но нет. Больше ничего. Я снова вернулся на пол. Простыня неприятно прилипла к телу и растеклась кровавыми разводами. Они тонкими нитями паутины потянулись к трещинам потолка, встречаясь с мертвым плющом.
Я улыбнулся...
Так должно быть...
В мою раскрытую ладонь что-то упало. Я повернул голову и обнаружил моточек ниток. Тех самых. Я прикрыл глаза. Тень что вложила мне этот моточек уже вернулась в темноту. Тонкие нитки зашевелились и расплылись, потекли сквозь пальцы, освобождая из своих липких объятий кокон, из которого выбиралась бабочка. С крыльями синее самого синего цвета.
Что-то двинулось в моем сердце. Тихо щелкнуло, расправляя крылья, выбираясь наружу сквозь непрочные швы тихим шепотом с моих губ. Мои веки сомкнулись как и в тысячный раз до этого. Я сжал бабочку в кулаке, чувствуя как мнется ее красота под моими пальцами.
Красота... она остается в одном случае... только если мертва... но и тогда она продолжает биться жилкой под названием мысль в сплетении нервов в голове. Вот поэтому мертвая красота вечна. Ибо мысль никогда не умрет. Да и что такое смерть? Всего лишь полет мысли с размахом синего крыла. Это так тонко, что ты не понимаешь всю важность и значение этого. Почему нельзя понять? Да потому что на это нужно время, а его больше нет.
Бабочка билась в ладони. Мы похожи. Я тоже пытаюсь вырваться. Вырваться из своего плена. Плена этих стен. Плена своих мыслей. Плена своих крыльев. Лишь с той разницей что я могу разжать кулак. Но мне страшно, потому что я боюсь увидеть на своей ладони твое сердце, рассыпающееся в серый песок. Ты дал подержать мне его. Но я нечаянно сжег его в пламени свечей.
Я все же разжал ладонь. Там была зола, а на ней, мерцающие своим множеством чешуек, синие крылья...
Я вздохнул. Бабочка твоего сердца умерла. Я помню как ты улыбнулся... А мне хотелось кричать. Но я не мог. Потому что не умею. Но хотел. Очень хотел, когда видел, как умирала твоя красота...
Прости...
Я поднес ладонь к губам и подул на золу. Серое облачко взвилось в воздух вместе с синими лоскутками. Я пригляделся и понял что это те самые обрывки моей души.
Смешно? Грустно? Я не знаю что это.
Закрыв глаза, я плотнее прижал крылья к своей спине... Единственное. Возможное. Осознанное.