Аннотация: Воскресная прода тут) Следующее обновление в воскресенье, 16.04)))
Глава 10
Ярослав Волков
Серьезно, эта ситуация начинала бесить. Нашли еще один труп. Урод ускорился, кем бы он ни был, и это дурной знак. Если бы это было действительно психическое расстройство, я бы сказал, что оно прогрессирует. Но это одержимость. А значит, сущность, которая сидит внутри маньяка, растет, ей надо больше энергии, больше криков и боли и больше жертв, соответственно. Плохо.
Плохо, потому что на маньяка до сих пор ничего нет.
Ну или почти ничего.
По предыдущей жертве появилась кое-какая информация. Девушка пропала за неделю до смерти. Последний раз ее видела охрана офиса, выходящей из здания, а потом все. Тачка так и осталась стоять на казенной стоянке, брошенная и больше никому не нужная. Никого постороннего на территории парковки или самого здания в это время камеры не зафиксировали. Вообще в тот вечер даже сотрудников практически не было.
Куда делась Оксана Лебедева, никто не знал.
Но...
Но значит, маньяк держал девушку у себя что-то около недели. Пытал.
Осталось понять, почему она, почему они. И вопрос на миллион: как он заманивает девушек?
Как и обещал, Саныч нашел мне этнографа. Опытного, знающего своего дело мужика. От Игоря, в отличие от Сухаря и его команды, я ничего не скрывал, рассказал даже то, что мне удалось узнать от незабвенной Ошун. И сейчас он тоже рыл носом землю.
Я поднял старые дела, заставил Крока искать в архивах психиатрических больниц хотя бы отдаленно похожие дела, просматривал полученные отчеты со вскрытий и все равно топтался на месте.
Эти несколько дней с Марой видеться не получалось, мы созванивались и переписывались. Правда разговоры длились недолго, Шелестова отвечала односложно, была рассеянной и какой-то непривычно напряженной. На мои попытки выяснить, в чем дело, девушка делала вид, что все хорошо, и переводила тему.
Я же пока делал вид, что меня подобное положение дел устраивает. На самом деле ни хрена не устраивает.
Предупреждать Мару о своем визите я не стал, как и в прошлый раз. Опыт показал, что Шелестову надо брать врасплох и не давать времени на раздумья. Впрочем, как и ее домашним.
"Калифорния" встретила меня умопомрачительными запахами еды, веселой возней близнецов с Крюгером и хмурой рожей Кита. Я всучил близнецам пирожные, всунул в открытую собачью пасть кость из зоомагазина, отодвинул Кита с прохода, отдав ему цветы для тети Розы, и огляделся. В холле Шелестовой не было.
- Не ворчи, Кит, - прошествовала Ксюша мимо, держа в руках коробку с пирожными.
- Ты надолго ее заберешь? - задал вопрос Костя, протягивая руку для рукопожатия.
- В планах было вернуть ее завтра вечером, есть возражения? - спросил, оглядывая честную компанию. Мальчишка отрывисто мотнул головой и тоже поспешил в ресторан за сестрой.
- Шо вы? - замерла в дверях повар. - Маре потрiбно вiдпочити. Рада знову вас бачити, Ярослав.
- Роза Яковлевна, вы сегодня прекрасно выглядите, - поцеловал пухлую руку женщины.
- Ай, негiдник. Але чарiвний, - лукаво улыбнулась тетя Роза. - Марочка на задньому дворi, бiля озера. Бiжи швидше, та забирай її з цього дурдому.
- Предательница, - недовольно пробухтел Кит.
- Без солодкого сьогоднi залишу, - пообещала повар, упирая руки в боки.
Бугай закатил глаза и тяжело вздохнул, выдавив из себя детское "я больше не буду", и отдал тете Розе букет.
- Ой, якi гарнi, спасибi, - еще шире улыбнулась женщина, глядя на меня. - Ярославушка, я була рада з вами зустрiтися, але у мене там рагу... - она развернулась ко входу в ресторан. - Не витрачай час, - подмигнула через плечо и, прижимая цветы к широкой груди, ушла в свое царство кастрюль, сковородок и магии.
Прекрасная, просто очаровательная женщина. Бабушка. Не по возрасту, нет. Выглядела тетя Роза не старше пятидесяти, и совсем не обязательно у нее были внуки, но больше всего ей подходило именно это теплое, домашнее "бабушка". Очень свое.
- Пожалуй, не стану пренебрегать советом мудрой женщины, - хмыкнул я. - Вот только... Что у вас случилось? - спросил, оглядывая все еще хмурого панка.
- Насколько мне известно, ничего, - мотнул головой Кит, скрестив на груди руки. - По крайней мере, мне ничего не известно. И уж не обижайся, но даже если бы было, тебе бы я все равно не сказал. Я тебя вижу третий раз.
- Извини, если разочарую, но кроме пива в спортбаре рассчитывать тебе не на что. Согласен?
- Ой, ну так и быть, - всплеснул ручищами верзила. - Уломал, противный, - и, не меняя писклявого голоса, продолжил: - Только если Мару обидишь, закопаю.
- Понял. Еще с прошлого раза, - хлопнул я мужика по плечу. - Не обижу. А теперь, если позволишь, я все-так заберу Шелестову.
- Забирай, - "разрешил" бугай и демонстративно уселся в кресло в холле. - Скажи, что я позабочусь о новых постояльцах, если такие появятся.
Я кивнул и вышел на улицу.
Какого черта Шелестова делает у озера в такую погоду?
На улице шел дождь, шел целый день. Сначала мелкий и противный, к вечеру он разошелся не на шутку. В воздухе пахло мокрой землей, озоном и свежескошенной травой, под ногами хлюпало, сырой, пусть и теплый, летний ветер с легкостью пробирался под одежду.
Гамаюн, смотрю, в своем репертуаре. Валили бы из Москвы обе сестрички, и без того лето ни к черту.
Мара сидела на сырых насквозь досках причала, болтала босыми ногами в воде, а капли дождя стекали по обнаженным плечам, лицу, волосам. Она промокла до нитки, но, казалось, этого вообще не замечала.
Сумасшедшая.
- Шелестова, ты от воспаления легких умереть хочешь? Или у этого есть какой-то тайный смысл, непостижимый для простых смертных? - я накинул на девушку свой пиджак, заставляя подняться на ноги.
- Волков, - моргнула она пару раз, хмурясь. - Ты что тут делаешь?
- На данный момент тебя от дождя спасаю, - нахмурился, разглядев посиневшие губы. - Ты что, ребенок маленький? И потом, тебя мама не учила, что в дождь купаться нельзя?
- Так и не... Ярослав, какого черта ты делаешь? - "грозно" спросила Шелестова, когда я подхватил ее на руки.
- Кроссовки бери, - присел я на корточки. Мара послушно исполнила просьбу. - Телефон с тобой?
- Да, - осторожно кивнула девушка, хмурясь. Она смешно хмурилась: была скорее забавной, нежели строгой, тонкая вертикальная складочка на лбу придавала хозяйке отеля очарования и делала моложе.
- Ну вот и отлично. Я тебя уже отпросил, - улыбнулся, поднимаясь.
- Ты... что? Что ты сделал?
- Отпросил, - спокойно повторил, осторожно ступая по грязи. Болотяка под ногами противно чвакала и хлюпала, но ноги промокли, еще когда я только шел к озеру, так что хрен с ним.
Шелестова откинула голову и расхохоталась. Звонко, громко, радостно и очень беззаботно. Этот смех ввинтился в мое сознание раскаленным болтом, прострелил рикошетом на вылет и что-то сдвинул, сместил какие-то шестеренки внутри так, что стало трудно дышать, сердце билось где-то в горле.
Черт!
- "Отпросил", - простонала Мара, плотнее обхватывая мою шею, прижимаясь крепче и не переставая смеяться, отчего я чувствовал, как дрожит ее тело, чувствовал каждое долбанное движение. - Ты меня "отпросил"...
- Отпросил, - кивнул, сажая Шелестову на капот и роясь в кармане в поисках ключей.
Она все еще продолжала посмеиваться. И, глядя на нее, тоже хотелось улыбаться. Вот только темные круги под грозовыми глазами не радовали совершенно, и то, что она промокла до нитки, тоже. Голые ноги покрылись гусиной кожей.
- Женщина, - я открыл пассажирскую дверцу, - а ты не сумасшедшая? - снова поднял Мару на руки.
- А ты? - выгнула бровь девушка, стирая с лица улыбку, хотя в глазах продолжал гореть огонек веселья. - Погоди, - остановила меня хозяйка отеля, когда я уже собирался усадить ее внутрь, - я тебе обивку намочу. Надо переодеться хотя бы.
- Нет, - дернул головой, все-таки усаживая девушку. - Обойдешься.
Я захлопнул дверцу, обошел машину и сел за руль, включая кондер на прогрев.
- Это тебе, - всунул в руки девушке шоколадку.
- "Аленка"? - вскинула она вверх брови, неподдельно удивившись. - Кто сказал?
- Что именно? - тачка плавно тронулась с места, в окнах на первом этаже отеля маячили, заговорщически улыбаясь, мордашки близнецов.
- Я люблю "Аленку".
- Просто угадал, - пожал плечами, выезжая на дорогу. - Жуй и грейся.
- Да, мой генерал, - фыркнула Шелестова, разворачивая шоколадку.
- А ну-ка, повтори.
- Мой генерал?
Кивнул.
- Мой генерал, - прошептала Мара в самое ухо, обдавая его горячим дыханием. - Мой. Ге-не-рал.
Глухое шипение вырвалось сквозь сжатые губы.
- Зас-с-сранка.
- Да, - не стала отнекиваться хозяйка отеля и звонко чмокнула меня в щеку все еще прохладными губами, тут же отстранившись, занявшись шоколадом.
Сумерки уже опустились, хотя не было еще и шести, на мокром асфальте в лужах отражались размытые очертания фонарей и дрожащие круги света, встречных машин было мало, в динамиках играло что-то ненавязчивое и немногословное, девчонка рядом уплетала шоколадку, купленную практически в последний момент. И я расслабился. Куда-то стерлись все маньяки, мысли, моя "работа" в отделе, словно их смыл этот бесконечный летний дождь. Осталась только Мара, запах шоколада, жасмина и ее безумия. Безумия, вкуснее которого я не пробовал никогда и ничего. В тишине, полумраке и тепле салона было хорошо. Было интимно. Гораздо интимнее, чем даже то, что происходило несколько дней назад у меня на кухне и в гостиной. Это не значит, что я перестал хотеть Шелестову. Наоборот, я хотел ее сейчас даже сильнее, но готов был ждать, потому что это наслаждение было чуть ли не таким же сильным, как и то, что обещали мне ее глаза и тело в прошлый раз.
- Кто в дверь сию войдет, тот замок покорит, - нарушила тишину Мара, выписывая пальцем закорючки на подлокотнике. - Дракона кто убьет, получит славный щит.
- С чего ты вдруг его вспомнила? - нахмурился я, ожидая услышать что угодно, но только не то, что услышал.
- Кого? - боковым зрением я увидел, как Мара повернула ко мне голову, застыв в ожидании.
- По, - пожал плечами. - Это из "Падения..."
- "...дома Эшеров", - закончила за меня девушка как-то потрясенно, и в машине снова повисла тишина. Только сейчас напряженная. Тяжелая тишина.
Мара сидела, словно окаменев, и снова хмурилась, потирая переносицу.
- Что? Что не так с добрым старым По?
- Со старым - да, с добрым - не уверена, - ответила Шелестова заторможено, все еще пребывая где-то в своих мыслях.
- Поговори со мной. Что у тебя случилось?
- Кроме моей разыгравшейся паранойи, пока ничего, - прозвучал наигранно беззаботный ответ.
- Не думаю, что защита, которая висит сейчас на отеле и твоих домашних, - это просто последствие паранойи, - качнул головой, поворачиваясь к Маре.
- На дорогу смотри, - улыбнулась собеседница.
- Шелестова...
- Волков...
- Упрямая женщина, может я смогу помочь?
- Ярослав, правда, не с чем пока помогать. Все действительно в порядке, чего я не могу сказать о тебе, - провела она костяшками пальцев по моей щеке. - Ты выглядишь так, словно по тебе стадо слонов на водопой пробежало, причем сначала в одну сторону, а через две минуты в другую. Маньяк?
- Да, - дернул я головой.
Говорить о деле не хотелось. Не потому, что я считал Мару не благодарной слушательницей, не потому, что не хотел ей ничего рассказывать, не потому, что мне не надо было кому-то полностью выговориться и рассказать о тех мыслях, которые толкаются у меня в голове, как торгашки на Привозе в семидесятых. Я не хотел говорить потому, что понимал: если начну, остановиться, пока не расскажу действительно все, едва ли смогу. А это грозило тем, что приятный по задумке вечер перерастет в хрен знает что и сбоку бантик.
- Я так понимаю: твое скупое "да" означает "не сегодня"? - словно прочитав мои мысли, заговорила Мара.
Я нашел теперь уже теплую ладонь и поднес к губам, легко поцеловал, прижимая к лицу и вдыхая запах жасмина.
- Правильно понимаешь, - улыбнулся, все еще не выпуская руки девушки. - У меня на этот вечер другие планы.
- Чую, опять затевается какой-то криминал, - подначила Мара.
- Смотря что ты считаешь криминалом, - улыбнулся и прибавил газу, ощущая на себе пристальный, изучающий взгляд хозяйки отеля.
Девушка лишь коротко хмыкнула и крепче сжала мои пальцы, перевернув ладонь.
Дождь продолжал стучать в окна, день клониться к вечеру.
К тому моменту, как мы подъехали к дому, Шелестова задремала, отвернувшись к окну, успевшие высохнуть волосы падали беспорядочными волнами, скрывая от меня лицо, пиджак сполз, обнажая соблазнительные плечи.
Я заглушил мотор, отстегнул ремень, хозяйка отеля тут же зашевелилась, медленно повернула голову, слегка поморщившись, размяла шею, едва прогнулась в спине, вытянув вперед руки.
Черт!
Я подался вперед, сгреб еще не успевшую до конца прийти в себя девушку и набросился на искушающие губы.
О, она была потрясающа. Невероятно сладкая, невероятно вкусная, умопомрачительно сбивающая с толку и лишающая здравого смысла.
Я ласкал ее язык, пробовал на вкус дыхание, смешанное с шоколадом, и не мог оторваться. Руки гладили талию, спину вдоль позвоночника, пальцы сжимали грудь сквозь кружевной бюстгальтер.
А Шелестова тихонько стонала в мой открытый рот, сминая футболку, выгибаясь на сидении, прижимаясь ко мне все плотнее, так чтобы не осталось и миллиметра свободного пространства.
- Я тебя хочу, - прохрипел каким-то чудом, отстранившись, сжимая лицо в ладонях. - Очень хочу.
- Правда? - усмехнулась девушка, легонько толкая меня в грудь, заставляя отстраниться. - А я полагала, что мы "просто кино посмотрим", - дыхание оставалось неровным, а поэтому фраза получилась почти шепотом, с придыханием, рваной, но...
Черт!
Это тоже заводило.
Я откинулся на спинку сидения и пару раз хохотнул, провел по волосам рукой, стараясь прийти в себя, восстановить дыхание и не обращать внимания на зацелованные мной, припухшие, влажные губы Мары и ее горящий взгляд.
Дверцу машины она открыла первой, легко выскользнув на улицу, я выбрался следом. Животное, нечеловеческое желание никуда не ушло, затаилось внутри, дожидаясь своего часа.
- Где мы? - Мара стояла, прислонившись бедром к машине, и разглядывала дом.
- Тебе следовало задать этот вопрос раньше, не находишь? - я доставал из багажника вещи и сумки с едой. - Уехала с незнакомцем черт знает куда...
- Волков, не трать зря воздух, - ехидно прокомментировала хозяйка отеля. - Ты ведь себе даже не представляешь, с кем имеешь дело.
- А ты?
- Ты мне угрожаешь?
- Просто любопытно, что...
- Совет всегда сможет меня найти, - перебила девушка, обходя тачку, плавно покачивая бедрами, - на мне... что-то вроде GPS-маячка от наших магов.
Я закрыл багажник, повернулся, чтобы оказаться почти вплотную к ней. Хозяйка отеля подалась вперед, положила руки мне на плечи, привстала на цыпочки, заставляя меня наклониться.
- Вопрос только в том, - проговорила она в самое ухо, понизив голос, - захочу ли я, чтобы меня искали, - влажный язык скользнул в раковину, зубы прикусили мочку, потянули вниз.
Чтоб тебя...
- Я же тебя прямо здесь трахну, Шелестова. Разложу на капоте, сорву эти дурацкие шорты и...
- Да? Звучит многообещающе, - улыбнулась Мара, обводя кончиком пальца контур моих губ. - Только давай сначала все же поужинаем, и мне бы в душ сходить не мешало: я вся в песке.
- Женщина, ты хочешь моей смерти, - простонал, втягивая ее палец в рот, поглаживая подушечку языком. Девушка с шумом вдохнула, на миг прикрыв глаза.
Да, милая, в эту игру могут играть и двое.
- Блин, Волков, нам серьезно надо поесть, а мне - добраться до душа. Так что веди, показывай "хоромы" и постарайся еще какое-то время построить из себя джентльмена.
- Почему "построить"? Может, я действительно джентльмен?
- Нет, Ярослав, ты - гад, - улыбнулась девушка, разворачиваясь и направляясь по тропинке к дому. - Очень обаятельный, сексуальный, наглый гад. И потом, джентльмен никогда не скажет девушке, что хочет трахнуть ее на капоте.
В звонком голосе звучала улыбка.
Удержаться у меня не получилось, смех вырвался из груди, нарушив тишину места.
Мы вошли в дом, я показал Маре душ, выделил свою футболку и домашние штаны, переоделся сам и отправился на кухню, соображая, что бы побыстрее приготовить. Мара была права: есть тоже хотелось, а вот возиться не хотелось совершенно.
Дилемму решила Шелестова, вернувшись из ванной и отобрав руководство. Итогом совместных усилий стали салат и паста с лососем. В процессе готовки мы незаметно ополовинили бутылку красного вина.
Гостья почти утонула в моей одежде, и понять, к лучшему это или нет, у меня не получалось. Мешковатые штаны и футболка скрыли от глаз соблазнительные изгибы: стройные ноги, тонкую талию, аппетитную задницу и высокую грудь. Но я помнил ее кожу, вкус губ, горячий шепот на ухо и грозовые глаза...
Искушение, ходячее искушение, а не девушка.
- Это твой дом? - спросила Мара, когда мы сели за поздний ужин.
- Мой. Купил его лет семь назад, в надежде, что будет повод почаще убегать из города, - я налил нам еще вина, Шелестова накладывала салат. - Но с тех пор был всего несколько раз. Город затягивает, засасывает, как зыбучие пески, медленно и незаметно. То одно, то второе. То очередное убийство, то командировка, то Совет... Я последние несколько лет мотаюсь по городам и странам. Иногда забываю, где именно нахожусь. И все откладываю на потом, на завтра, на послезавтра... - пожал плечами, подцепляя на вилку помидор.
- Перекати-поле, - едва заметно улыбнулась девушка. - Когда-то и мне приходилось мотаться.
- Пока ты не открыла отель.
- Скорее, пока он не открыл меня, - покачала Шелестова головой. - Но я рада, что так получилось. Мне нравится моя работа. Она... освежает.
- Освежает?
- Да. Люди удивительны, уникальны, неповторимы. Их слова, поступки, истории остаются в памяти, что-то меняют, не дают... унывать, - она посмотрела на меня поверх бокала. - Знаешь, ведь уныние - это грех, один из семи смертных.
- О, мне можешь не рассказывать... - поднял руку в останавливающем жесте.
- В каком смысле? - склонила Мара голову набок, снова хмурясь так, как умеет только она. Забавно и мило.
Я задумался всего на миг, залез в карман домашних брюк, достал четки, сжал руки в замок и опустил на них подбородок. Электрический свет отражался от потемневших и местами потрескавшихся сандаловых бусин, крестик со сколом болтался, как маятник старых часов, медленно и неуверенно, словно гипнотизируя и меня, и девушку напротив.
- Когда-то давно, кажется порой, что в прошлой жизни, я был священником. Я читал молитвы и проповеди, отпускал грехи, выслушивал покаяния, носил рясу. У меня даже был собственный приход, служки... Вера. Тоже была...
- Теперь нет? - тихо и очень осторожно спросила Шелестова.
- Есть. Но теперь она другая. И я... другой.
- Что случилось?
- Как в той притче про заблудшую овцу, только в моем случае все наоборот. Овца была не одна, а девяносто девять...
- Не спас? - Мара отпила из бокала.
- Спас, - усмехнулся я. - Вот только не так, как предполагал.
На какое-то время на кухне повисла тишина. Мара разглядывала меня внимательно и не произносила ни слова, я вернулся к еде, убрав локти со стола и спрятав четки в карман.
- Скажи, - нарушила тишину девушка, все еще не сводя с меня пристального взгляда, - ребенок, рожденный "во грехе" - зло? Увидев такого ребенка... ты достанешь крест, начнешь читать молитвы, поливать его святой водой? Может, попробуешь изгнать дьявола?
- Почему ты...
- Потому что, возможно...
Ножки ее стула резко скрипнули по полу, долгий, писклявый, пронзительный звук прозвучал диссонирующим сопрано. Мара поднялась на ноги, разворачиваясь ко мне спиной.
- ...у нас проблема, - она взялась руками за край футболки, потянула, сняла ее через голову. - Точнее, возможно, у тебя проблема.
Ломанные, острые тонкие линии татуировки начинались от копчика, шли вдоль всего позвоночника и терялись в волосах. Эти линии напоминали разрезы скальпеля, шрамы от ударов самой тонкой плетью, росчерки остро заточенного карандаша по бумаге.
- Ты хотел знать, кто я. Смотри.
Комната наполнилась темнотой безумия, густой и тягучей, как донниковый мед, мигнул несколько раз свет, загудели лампы, тихо и жалобно звякнули бокалы, перед тем как разбиться, красное вино, залив стол, потекло на пол, расползаясь кровавыми лужами, от неощутимого ветра всколыхнулись занавески, кожа покрылась мурашками, вновь повисшую тишину, казалось, можно было потрогать. А я смотрел на крылья. На огромные, цвета черненного серебра, крылья. И глаз от них не мог отвести, и вдохнуть не мог, и выдохнуть. Эти крылья отливали чернотой ада в свете ламп, тьмой искушения, настолько тонкого, что его практически невозможно было разглядеть... как паутина, как бриллианты в стакане воды.
- Я ребенок, рожденный в истинном грехе. Я нефилим.
Шелестова замерла в центре кухни, не поворачиваясь ко мне, с идеально ровной напряженной спиной. И только ее дыхание - едва слышные длинные вдохи и выдохи - отдавалось в ушах.
- Повернись ко мне, - попросил, вставая из-за стола, стараясь из последних сил сдержать гада внутри.
Девушка не пошевелилась.
- Мара, посмотри на меня, - я сделал несколько шагов к ней. Остановился на расстоянии вытянутой руки. - Мара.
Медленно, невероятно медленно Шелестова развернулась ко мне, подняла взгляд ставших теперь практически черными глаз. Она почти не изменилась внешне, лишь острее стали высокие скулы, удлинились ногти на руках, испарина выступила на высоком лбу.
- Я не собираюсь поливать тебя святой водой, я не собираюсь читать над тобой молитвы, не буду изгонять дьявола и прикладывать ко лбу крест. Ты мое безумие, и ты прекрасна. И еще кое-что: с тех пор, как я потерял свою паству, я не могу взять в руки ни один крест, кроме того, что показывал тебе, - я сделал шаг, тот самый шаг, что разделял нас, схватил Шелестову, притягивая к себе. - Я страдаю чревоугодием, похотью, гордыней, ленью, гневом. Пять из семи. Я давно проклят, так какой к черту из меня праведник? Тем более священник. Какое мне дело до того, что одна из сотен религий считает тебя грешницей? - я набросился на ее губы. Жадно, жестко, грубо. Раздвинул их своими и ворвался языком внутрь, упиваясь и захлебываясь, притягивая Мару ближе, сжимая крепче, глотая ее вдохи и выдохи, судорожные всхлипы. Я втянул ее язык в рот, выпустил, прикусил, снова выпустил, провел вдоль, опять втянул в рот. Мне нравилось чувствовать ее пульс, мне нравилось прикасаться к жестким, твердым и одновременно таким гибким, нежным перьям, мне нравилось, что ее голая грудь прижимается ко мне, мне нравилось, что кожа под моими пальцами была прохладной, в то время как жар ее рта сводил с ума и заставлял плавиться последние остатки мозгов. Мне все в ней нравилось. Судорожные вдохи, сдавленные тихие стоны, острые ноготки, царапающие кожу затылка, шеи, дерзкий поцелуй, агрессия, голод, страсть, запах жасмина и, конечно же, тьмы...
Я оторвался от искушающего рта, скользнул губами вдоль подбородка, добрался к мочке уха, спустился вниз к шее, отрывая девушку от пола, заставляя ногами обхватить меня за талию, вдыхая запах волос и оставляя следы от укусов на тонкой коже.
Раздался звон разбившейся посуды.
- Черт, - зашипела Мара, выгибаясь, подставляя моим губам горло, убирая крылья, но разрешая своей силе бушевать вокруг.
- Гад, - поправил я, лавируя между мебелью, стараясь не врезаться в углы, косяки, в перила лестницы.
Десять привычных ступенек я преодолел бегом, толкнул плечом дверь спальни, уронил Мару на кровать, стягивая с себя футболку, с нее - спортивные штаны.
Бля...
В темноте спальни, растрепанная, с призывно торчащими сосками, с темными ореолами вокруг, она была как сон, как одна из тех тайных, грязных мужских фантазий, о которых ты никогда не признаешься даже своим друзьям, даже обдолбанный до невменяемого состояния.
Я скользнул взглядом по длинной шее, высокой груди, животу, светлому кружевному белью, бедрам, круглым коленкам, ниже и...
Бля...
Белые носки. Простые, мать его, белые носки... Аккуратно подкатанные на щиколотках...
Шипение вырвалось из груди, долгое и тягучее.
А Мара не сводила с меня горячего взгляда, рассматривала грудь, руки, лишнее доказательство моего дикого желания, голода, скручивающего вены и жилы в тугой узел, ломающего кости, отдающегося куда-то в позвоночник.
- Ты так и будешь там стоять? - хрипло спросила девушка.
Я снова зашипел, упал на колени рядом с кроватью, подтягивая Мару ближе, накрывая рукой ее грудь, другой сжимая задницу, впиваясь в губы. Лихорадочно, резко. Не было сдержанности в моих движениях, не было неторопливости. Желание рвало на куски острыми когтями неуемного голода.
Мне надо было, необходимо, как воздух, почувствовать снова ее губы, язык, влажный карамельный жар рта и обжигающее тело под пальцами, сердце, бьющееся быстро и неровно под моей ладонью.
Я целовал, кусал, втягивал в рот кожу на шее, плечах, ключицах. Я оставлял засосы, легкие укусы, влажные следы как доказательство обладания, как клеймо. В этом было что-то дикое, первобытное, животное.
Я старался сдерживаться, очень старался не причинить ей боли, пытался заставить себя прекратить, остановиться, вдохнуть. Но Мара дышала все чаще, подавалась навстречу моим губам все больше, сжимала мои плечи все сильнее, и у меня ни черта не получалось. Я накрыл ее сосок губами, втянул в рот, покатал на языке, выпустил, подул, снова втянул в рот. Она застонала, сжала меня ногами так, что я думал, ребра не выдержат, откинулась назад и прогнулась.
Улыбка сама собой растянула губы, довольная, кривая улыбка, в предвкушении еще большего удовольствия. Кровь стучала в голове отбойным молотком, сердце толкалось в горле, наше общее сумасшествие висело вокруг густым дрожащим переливающимся облаком.
Мара вдруг разжала ноги, выскользнула из моих рук, потянула меня на кровать, вставая на коленки. Я смотрел на нее, удерживал взгляд грозовых глаз, и следующий вдох наждачной бумагой продрал горло.
- Мара...
- Поцелуй меня, - подалась девушка вперед, снова оказываясь в моих объятьях.
Я скользнул руками к попке и вдавил ее бедра в свои.
- Змеев, - простонала Шелестова, несколько раз потершись о меня, вырывая уже из моего горла то ли стон, то ли шипение.
Я с шумом втянул в себя воздух, когда ловкие пальчики пробежались по моим плечам, груди, животу, пробрались под резинку штанов и трусов и сжали возбужденный член. Ей достаточно было провести всего пару раз, коснуться большим пальцем головки, легко сдавить мошонку, чтобы я с матом повалился на кровать, утягивая Мару за собой, перехватывая руки, подминая под себя.
- Зас-с-с-ранка, - я сжал ее запястья в одной руке, сел, разглядывая обнаженное, покрытое испариной тело. Провел кончиками пальцев вдоль шеи, по ключицам, между грудей, обвел ореолы сосков, задел ногтем один, другой, слушая и наслаждаясь звуками ее удовольствия, сбившегося дыхания.
Девушка нетерпеливо дернулась, разочарованно простонала, когда не удалось освободить руки.
- Нет, моя сладкая, - я снова улыбнулся, перехватил ее взгляд.
О, как она смотрела, как жарко, как умоляюще...
- Волков...
Я скользил пальцами все ниже и ниже, наклонился, все еще смотря на нее, провел языком во впадинке пупка.
- Ярослав...
Еще ниже, облизал кожу над полоской трусиков, Мара зажмурилась, дернулась.
- Смотри на меня, - это был почти приказ, но Шелестова послушалась.
Я выпустил ее руки, стянул белье, швырнул куда-то в сторону и прижался губами к влажному местечку, вводя палец внутрь, языком лаская клитор.
С-сладкая, с-сладкая, как с-сахарный с-сироп.
Девушка дрожала, ерзала, выгибалась и хрипло, протяжно стонала.
Внутри нее было мокро, горячо, узко, я чувствовал, как сжимаются внутренние мышцы, как туго они обхватывают сначала один, а потом и второй мой палец, и не останавливался, продолжая мучить и ее, и себя.
А я пил ее, наслаждался каждым собственным движением, звуками, ее вдохами и не мог, не в силах был остановиться.
- Ярослав! - громко, жестко, требовательно, почти со злостью.
- С-сладкая, вкус-с-сная, - я медленно, очень медленно вытащил пальцы, провел языком вдоль нежного местечка, на миг втягивая в рот клитор, слегка надавив на него зубами. Девушка дернулась подо мной еще сильнее, зашипев, скомкав в руках простыню.
Я поднялся, разделся до конца, накрыл Мару собой. Она тут же развела шире ноги, укусила меня за шею, скулу, губу, ворвалась настойчиво в мой рот, ногтями впилась в плечи, садясь, заставляя сесть меня.
Ждать Мара больше не собиралась.
Она брала меня, брала то, что было нам обоим необходимо. А я дышал ее дыханием, чувствовал, как ногти оставляют на спине следы: не просто покрасневшую кожу, а глубокие царапины - и кайфовал, ловил каждое движение, подхватывая сумасшедший темп, чувствуя, как крепко обхватывают ее ноги мою поясницу.
И снова опрокинул девушку на спину, вколачиваясь, вдавливаясь в тело, целуя, кусая, шипя, сходя с ума.
Немного, еще немного...
Мара оторвалась от моего рта, потянула за мочку уха, спустилась к шее и укусила. Укусила почти больно, возможно до крови, тут же громко застонав, кончая. Забилась подо мной, упав на подушки и отпустив плечи. Всхлип перешел в громкий крик.
Меня хватило только на пару движений. Быстрых, резких, диких.
Удовольствие шарахнуло под дых кувалдой, разорвало в клочья, выпило досуха, выжало...
Я упал рядом, все еще сжимая девушку в руках, перекатился, устраивая ее сбоку, уткнулся носом в шею.
Вдохнул. Выдохнул. Вдохнул.
Пот струился по спине, вискам, груди. Запах пота и секса забивал нос.
- Черт... - прохрипел я.
- О да, - отозвалась Мара, разворачиваясь в кольце моих рук, легко целуя в подбородок. - Ты почти убил меня, Яр, - мурлыкнула Мара.
А я улыбнулся по-настоящему кретинской и довольной улыбкой.
Знала бы ты...
Как уснул, я не заметил, просто провалился в сон без сновидений, а глаза открыл только в десять от назойливого жужжания виброзвонка на телефоне. Мобильник нашелся в кармане домашних штанов, но пока я его доставал, смолк, на экране в пропущенных высветился незнакомый московский номер. Главное, не с работы, а там, если надо будет, перезвонят.
Мары рядом не было, ее одежды тоже. Я рухнул назад на подушку, зевнул. Сытый и довольный жизнью гад, похоже, все еще спал, за окном для разнообразия светило солнце, по-летнему яркое и желтое, как лимон, в комнате пахло Шелестовой. Хорошо пахло...
Вниз я спустился через двадцать минут и все эти двадцать минут - пока стоял под душем, пока одевался - старался убрать дебильно-самодовольное выражение с морды.
Хозяйка отеля нашлась у плиты. Она заканчивала жарить блины, а в турке рядом призывно булькал кофе. Волосы девушка собрала в пучок, заколов их китайскими палочками, одета была в мою футболку, на ногах - те самые чертовы белые носки. Тоже мои.
- Это грозит перерасти в престранный фетиш, - прошептал Шелестовой на ухо, целуя в шею.
- Ты о чем? - спросила девушка, переворачивая последний блин.
- О моей одежде на тебе, - улыбнулся, все еще не выпуская Мару из объятий, крепче сжимая руки.
- Я просила тебя дать мне переодеться, - она выключила плиту, сняла с нее турку, повернулась. - С добрым утром.
- Ага, - я накрыл ее губы своими. Этот поцелуй не походил на вчерашние, он был тягучим и медленным, как пропахший сигаретным дымом блюз Си Си Джеймс, и таким же глубоким, оставляющим такое же сладкое послевкусие и совершеннейшую, расслабленную пустоту в голове. Я долго и с упоением ласкал ее язык, гладил губы, небо.
- Теперь утро превосходное, - провел я ладонями по тонким рукам.
- И станет еще лучше, когда мы позавтракаем, - отстранилась Мара, улыбнувшись.
Очередная довольная улыбка искривила мои губы. Мы ведь так вчера и не поужинали.
- Мужчины! - закатила глаза хозяйка отеля в притворном возмущении, заметив мое выражение лица.
Я расхохотался, снова сгреб Шелестову в охапку и потащил на веранду позади дома, усадил на стул.
- Сиди, я сам накрою.
- Все еще стараешься строить из себя джентльмена?
- Где-то глубоко в душе я джентльмен, - обернулся через плечо.
Утро выдалось по-настоящему летним, почти приторно-сладким, но при этом странно, гипнотически расслабленным, полным неги. Мы пили кофе, ели блины со сметаной, потому что домашнего варенья у меня отродясь не было, а магазинные джемы я не переваривал, разглядывали через забор сосновый лес и болтали ни о чем.
Городок находился достаточно далеко от Москвы и был достаточно мал, чтобы не раздражать рычанием квадроциклов, шумом внедорожников и пьяными наглыми рожами некоторых представителей человечества, внезапно решивших, что раз они купили здесь дом, то можно делать все, что захочется, и вести себя как голуби: где жру, там и сру. При чем вести себя так, как по отношению к местным жителям, так и по отношению к окружающему пространству.
- Оставь, потом помою, просто водой залей, - сказал я, наблюдая, как Шелестова собирает со стола тарелки.
- Лучше сейчас, - улыбнулась девушка.
Я нахмурился, взял оставшуюся посуду и пошел за ней на кухню.
- Мара, серьезно, она не убежит.
- Ярослав, серьезно, никогда не становись между женщиной и грязной сковородкой, - угрожающе взмахнула она лопаткой, поворачиваясь ко мне, на руках уже были надеты эти стремные желтые резиновые перчатки.
- Ладно, - поднял я ладони, - как скажешь.
Мара кивнула, очень серьезно и очень сосредоточенно, и отвернулась к раковине. Я постоял еще какое-то время, наблюдая за девушкой, и отправился наверх, застилать кровать и переодеваться. Я хоть и не приезжал сюда часто, все-таки мозгов запастись одеждой хватило.