Поражение Сефир. Часть 2.4

     Нха сидел на медицинской кушетке и со злостью таращился куда-то в пустоту перед собой. Его пальцы со сбитыми в кровь костяшками впились в мягкую черную обивку сидения, и, казалось, вот - вот продавят ее насквозь. Мокрое от слез лицо с прилипшими ко лбу и щекам волосами было абсолютно неподвижно. Лишь изредка Нха напряженно двигал челюстями и его глаза в эти моменты недобро сверкали, подтверждая всю темную природу размышлений донимавших его.

     Рядом, возясь у стойки с медицинским инструментарием стоял ассимилятор. Чуть поодаль – у восстановительного бокса переговаривались две второ ранговые помощницы в стадии ишем. Одна что-то вдохновенно, хотя и в пол голоса объясняла другой, то и дело возбужденно взмахивая руками, а другая, вытаращив глаза слушала её и удрученно качала головой отвечая что-то наподобие: «Ну надо же! Да что ты говоришь!» и т.д.

     Глянув на помощниц пренебрежительно и брезгливо, Нха про себя только и подумал: «Дуры. Набитые дуры!», - и снова уставился в одну точку еще крепче вцепившись в сидение. Эта мысль в его голове была будто совершенно чужая и крайне непривычная для мягкого не злобливого нрава юного хийла. Но сейчас Нха не задумывался об этой чужеродности. Он плыл по волнам гнева прибойно разливающимся у него по телу и уму.

     Его приволокли в ассимиляторскую силой. Как это было в точности – он сейчас не мог в подробностях вспомнить. Разум его в тот момент был слишком затуманен и возбужден. Досада, бешенство, ярость, негодование – целый букет очень сильных чувств. Всё, что он видел перед собой в тот момент – было Нэшримом – раздавленным, избитым, уничтоженным. Всё, что Нха хотел тогда – добраться до этой наглой гадины и сделать…сделать с ним что-то такое…такое…

     Нха не заметил, как тихо зарычал. Ассимилятор глянул на пациента откуда-то со своей спокойной и всезнающей высоты и сказал мягко:

     - Спокойно Нха. Подожди немного.

     Голос у него был глубокий, глуховатый, обволакивающий как мокрая вата. Ассимилятор этот был один из пяти прикрепленных к Нха – и нравился сыну Шахаба больше остальных – своей выдержанностью, плавными движениями, неторопливостью. Даже самые неприятные осмотры и процедуры этот ассимилятор делал щадящее настолько – насколько это вообще было возможно, и относился к Нха хоть и не с пониманием, но хотя бы с бережливой осторожностью.

     Но несмотря на все это – на отношение Нха к этому, вот уже 5 годов лечащему его хийлу, на то, как внимательно и бережно эскулап относился к нему – в данную минуту сын Шахаба не испытывал к ассимилятору ничего кроме жгучей злобы…Нха еще не совсем осознал это – но сейчас его злило в окружающем мире абсолютно все. Что-то скрытое и чуждое вскрылось у юного хийла внутри и словно гной – тонко и понемногу сочилось наружу, делая мерзким и неприятным всё вокруг. Оно было чужеродным, посторонним и обладающим огромной мощью. С каждым мгновением оживая внутри Нха оно ворочалось, копошилось – силясь выйти наружу.

     Закончив подготовку, ассимилятор с приготовленной инъекционной иглой в руке прикоснулся к плечу Нха обжигающе холодным дезинфицирующим тампоном.

     - Ну вот, сейчас сделаем тебе укол, и станет полегче, - успокоительно и мягко проговорил ассимилятор, протирая кожу пациента.

     Чувствуя, как грудь будто заливает расплавленной сталью, печёт от злобы, Нха покосился на кисть эскулапа и на блестящую в ней иглу. Резко по-кошачьи Нха ударил по ладони ассимилятора и, вскочив с кушетки – уставился прямо ему в лицо. Послышался звон разбившегося инъектора. Две помощницы у вытянутой капсулы бокса резко замолчали.

     - Я не-е хо-о-ч-у-у…Слышишь ты?

     Опустив руку, ассимилятор внимательно осмотрел своего пациента с ног до головы. Это был первый раз за всю жизнь Нха в смотрительской, когда вместо уважительного и почтительного «вы» - он обратился к эскулапу на пренебрежительное и колкое «ты».

     Подумав, ассимилятор уже открыл рот, чтобы сказать что-то еще, вероятно образумливающее и примирительное, но Нха моментально оборвав его, обрисовал – властно и угрожающе:

     - Попробуешь еще раз, я скажу родителю – и тебе открутят голову.

     Обескураженный, эскулап воззрился на Нха. Помощницы где-то вдалеке разом ахнули. Сузившимися глазами сын Шахаба продолжал злобно смотреть на ассимилятора. Нха не отступился даже тогда, когда лечащий его хийл спросил мягко:

     - Я не ослышался, юноша?

     - Нет, а если плохо слышишь – прочисти уши, - ядовито отрезал Нха.

     - Что ж… - еле видимая улыбка промелькнула на лице, и он ответил спокойно и с расстановкой:

     - Я благодарен вам, мой юный господин, за то, что вы заботитесь о моем слухе. Я хочу напомнить ВАМ (при этом самом «вам» - ассимилятор с наигранным усердием склонил голову), я хочу напомнить вам, что все процедуры, которые я проводил, провожу и буду с вами проводить – выполняются исключительно по велению вашего родителя, воля которого для меня, м-м-м, немного превыше ваших пожеланий. Пока вы находитесь под опекой вашего родителя – я буду исполнять только его приказы и повеления, касающиеся вашего здоровья, о котором вы, в силу вашей неопытности в медицинской сфере и юного возраста – просто не в состоянии правильно позаботиться. Я настоятельно прошу вас следовать моим рекомендациям, и позволить мне выполнить свои обязанности.

     - Закончил? – вызывающе спросил Нха.

     - Кхм…в общем да, - посмотрев куда-то в сторону и мимо Нха ответил ассимилятор, уже понимая, что словами разбушевавшегося воспитанника утихомирить не получится.

     - А теперь слушай, что я тебе скажу. Если ты сейчас…се-е-й-ча-а-с-с…же-е…

     Нха, оборвав фразу на полуслове, прислушался к странному ощущению, которое прокатилось по его животу и бедрам. Поначалу, похожее на лёгкий спазм – оно усилилось. Нха, глубоко дыша, облокотился на кушетку. Ощущение не проходило. Наконец, скрючившись, не в силах больше терпеть, Нха схватился за живот и застонал.

     - Так, спокойно. Что? Где болит? – моментально забыв о произошедшем между ними неприятном разговоре, ассимилятор схватил мятежного пациента за плечи, - Что?! Что случилось!?

     - Живот, там внизу..., - сдавленно прокряхтел Нха, - бёдра, давит…болит…

     От внезапного колющего, словно рвущего ему мышцы ощущения – у Нха потемнело в глазах. Подхваченный на руки ассимилятором, юный хийл услышал быстрые отрывистые выкрики:

     - Пульсометр! Пятифазное просвечивание! Стол бы-ы-стр-р-о! Анальгетики 5-го и 6-го уровня!

     Уложенный на операционный стол, Нха замутненным взглядом видел, как ему на лицо надели маску. В лёгкие ворвался прохладный, насыщенный кислородом воздух. Дышать стало чуть легче, но боль…растущая, рвущая ему живот и бедра боль – росла. Грудь и руки Нха, влажные от сцепляющего медицинского геля уже были покрыты многочисленными датчиками и присосками. В оба плеча колко ударили пистолеты инъекторов. Пищали где-то над головой отмеряя убыстряющийся пульс овальные мерцающие экраны анализаторов. Забыв про всё, отчаянно страдая от вгрызающейся в него беспощадной телесной муки, Нха отчаянно думал только об одном:

     «Иасех…Иасех, где ты? Пожалуйста, я хочу, чтобы ты был здесь, рядом! Иасех, где ты? Где ты?!»

      * * *

     Вызванный в связи с чрезвычайной ситуацией смотритель Сэа, который в эти дни был прикреплен к Нха, уже в третий раз выслушивал помощницу ассимилятора, через стеклянную загородку глядя на своего воспитанника, извивающегося на операционном столе от адской боли.

     - Я вам повторяю – резкое открытие тазобедренных суставов! Резкое! Возможно из-за гормонального перепада, вызванного стрессом. Мы ничего не можем сделать! Процесс нельзя останавливать.

     - Так снимите боль, чёрт бы вас побрал! Почему он кричит?!

     - Доза анальгетиков максимальная! Больше вкалывать просто опасно! Мы пробовали несколько вариантов лёгких наркотиков – но они не блокируют болевые импульсы. Мы не знаем почему.

     - А-а-а-г-х-х, - Сэа с силой провел по мокрому от пота лицу дрожащими ладонями, - И что делать? Что делать теперь?! Что, ждать и смотреть как он мучается?

     - Нам больше ничего не остается. – Помощница беспомощно развела руками и чуть зажмурилась, когда Нха в очередной раз вскрикнул от боли. Его было слышно даже через стеклянный барьер. Над юным хийлом хлопотали сразу трое ассимиляторов, а еще два внимательно следили за показаниями датчиков, всматриваясь в многочисленные экраны. В операционной стоял лиловый полумрак. Особые бактерицидные люминисцеты работали на полную мощность. Не на шутку встревоженный Сэа, едва успевший отойти от новостей о драке Нха с другим воспитанником, сейчас всерьез опасался за свою жизнь. Пусть он и не имеет никакого отношения к происходящему, и никак не может его предотвратить…но случись что с Нха… - Сэа почувствовал, как сердце его уходит в пятки. Гнев Шахаба…не-е-ет, лучше го вообще не дожидаться. Мимо сознания Сэа проскочила о припасенных им на всякий случай капсулах с быстродействующим токсином. Они лежали там – в дальнем углу его жилого бокса рядом… Смотритель встрепенулся, перепуганный своей же мыслью, и быстро спросил помощницу, лихорадочно ища спасительные варианты. Умом, он, конечно, понимал, что против знаний ассимиляторов – они ничто. Скорее всего, он выглядел в этот момент глупо, но жажда спасения, попытка ускользнуть от надвигающейся катастрофы зачастую делали живых существ нелепыми.

     - Может…может быть искусственная кома?

      Помощница категорично покачала головой:

     - Исключено. Если суставы в бессознательном состоянии раскроются неправильно или недостаточно – это приведет к необратимым изменениям в организме.

     - Каки-и-им? – простонал Сэа, нещадно мня в пальцах рукав своей формы.

     - Самое безобидно последствие – не сможет рожать. Самое опасное – не сможет ходить, - объяснила хийла и снова зажмурилась. Нха закричал, так жалобно и отчаянно, что у Сэа внутри всё сжалось и упало.

     - Насколько сильные боли? – уже отчаявшись вопросил смотритель, глядя на то, как ассимиляторы, спешно убирая с лица Нха маску – вкладывают ему в рот специальный валик, чтобы хийл сжимая от боли челюсти ненароком не сломал себе зубы.

     - Сильные, - подумав, коротко ответила помощница. Опустив голову и собрав в замок опущенные руки, она добавила с явным сочувствием:

     - Практически как при первых родах, но раза в два интенсивнее…Видите ли – у Нха очень узкие бедра, хотя тип у них ишемский. Угол в суставах почти на 5 градусов завышен. Сейчас кости сильно давят на мышцы, маточник спазмирован и…

     - Ой, ма-а-ал-ч-щите! Прошу! – Сэа всплеснув руками, заходил из стороны в сторону, лихорадочно раздумывая.

     «Что делать? Что делать? Что делать?» – этот вопрос, словно молоток стучал в опустевшем от страха мозгу смотрителя.

     В очередной раз развернувшись на месте в своих бесплодных беспомощных хождениях, Сэа услышал, как створки мед блока жужжа поползли в стороны. Послышались торопливые шаги и в наблюдательную вошла смотритель Иасех на ходу пряча в нагрудный карман пропускное удостоверение. Взволнованная, но вместе с тем сосредоточенная – она быстро прошла мимо Сэа и обратилась сразу к помощнице. Удивленный Сэа не слышал в подробностях, что Иасех говорила ассимилятору. Он не мог взять в толк, что Иасех вообще тут делает, да еще и не в свою смену? Когда же помощница, внимательно выслушав Иасех кивнула и повела смотрительницу ко входу в операционную, у Сэа от удивления отвисла челюсть. Придя в себя, он нагнал Иасех уже у самой створки двери и тронув коллегу за плечо хотел спросить у неё что-то, но первая смотрительница Нха лишь взглянула на Сэа со спокойной строгостью и попросила:

     - Лучшее, что вы можете сейчас сделать – подождать снаружи.

     Дождавшись, когда помощница открыла первую пропускную створку – Иасех уверенно шагнула за ней следом – в дезинфектор. Створка со щелчком закрылась. Хийлов со всех сторон обдало струями плотного белого пара.

     Покорно отступив, Сэа увидел, как Иасех вступив в операционную первым делом подошла к старшему ассимилятору, заговорила с ним. Затем начала убеждать его в чем-то – упорно и решительно, и, очевидно, получив согласие, - направилась к столу, где Нха подвывал от боли. Что происходило дальше – Сэа уже не видел. Покинув медблок – он вышел в коридор, чуть-чуть прошёлся и остановившись упёрся спиной в холодную стену. Напротив – большая, залитая черным цветом ночи зияла обзорная площадка. Снаружи – там – высоко в зените висели, словно круглые дезинфицирующие лампы – две луны. Слабо красновато мерцая, светились на черном полотне редкие тусклые звезды. Застыв, Сэа смотрел на это призрачное мерцание и думал, думал, думал…И все это думанье его было бесплодным. На то он и был только третий смотритель.

      * * *

     Едва войдя в операционную, Иасех поняла, что договориться с ассимиляторами будет достаточно просто. Лечащий Нха хийл встретил Иасех довольно приветливо, несмотря на его ощутимое внутренне беспокойство и растерянность. Внешне эскулап ничем не показывал этого, но Иасех читала его как открытую книгу – и именно поэтому заговорила с ним в покорно-предлагающем тоне, никак не намекая на то, что сомневается в его компетентности. В этой критической ситуации Иасех был нужен расположенный к ней помощник, а не уличенный в своём неведении вредитель.

     - Приветствую, господин старший ассимилятор, - улыбчиво сказала Иасех, когда помощница подвела ее к своему начальнику.

     - Смотритель Иасех? Приветствую…- немного удивленный визиту 1-го смотрителя, ассимилятор взглянул на нее и тут же переведя взгляд на стол, где подвывал Нха, начал было:

     - Я был бы рад уделить вам…

     - Господин старший ассимилятор, - словно не слушая, Иасех пристально глядя на эскулапа мягко перебила его и объяснила убедительно:

     - Я знаю обо всем, что случилось. Прошу, позвольте я попробую снять боль. Анальгетики ведь не дали желаемого эффекта?

     - Да, но-о-о… - ассимилятор, не понимая, откуда Иасех так осведомлена о происходящем, хотел было заупрямиться, но Иасех просящее взглянув ему прямо в глаза - произнесла в полголоса, нерегламентированно назвав хийла по имени:

      - Шойех, прошу, позволь. Ты же помнишь те три раза, когда я сняла тебе приступы?

     - Иасех, - также в полголоса сказал ассимилятор, озираясь, - Я не могу. Если что-то случится – я понесу полную ответственность…И эти твои лхаисткие штучки. Я очень тебе признателен, но запрещено. Понимаешь?

     - Вали всё на меня, если что-то случится, - с готовностью предложила Иасех, - Но я гарантирую, что не случится ничего.

     - Иасех…

     - Я не буду тебе мешать, - убеждающее продолжала смотрительница, - Делай то, что должен. Просто позволь мне подойти к нему. А в отчете можешь объяснит моё присутствие оказанием психологической помощи. У меня есть на это допуск.

     Ассимилятор, всё еще не решаясь, взглянул в открытое, излучающее добродушие лицо Иасех. Он находился в действительно сложной ситуации, в которой были хороши любые средства. Шойех – так звали эскулапа, являлся большим специалистом в своей области – а именно в подростковой медицине. Он знал о гормональных перепадах, отклонениях в развитии желез и органов юных хийлов переходного возраста практически все. Он знал об изменениях в развитии «розы» органов (комплекс из женских и мужских половых гонад), и наблюдал их уже сотни раз у других пациентов, возрастом от 15 до 25 годов. Был хорошо знаком с подростковыми истериками и скачками настроений. Видел задержки в смещениях фаз, когда подростки застревали в ишеме или гвереме по нескольку месяцев без видимых причин. Чего ассимилятор только не видел…и чего он только успешно не излечивал за свою почти 90-годовую практику. Именно благодаря этому его разноплановому опыту, однажды 5 годов назад, представитель от самого Владыки Шахаба лично удостоил Шойеха визитом и предложил долгосрочный контракт на обслуживание чада его нанимателя. Уже тогда, по пунктам прочитав обязательства договора, ассимилятор понял, что работа будет не простая, так как чадо оказалось смешанной крови, но всё же согласился. Уж слишком щедрая предлагалась оплата, да и отказать в услугах такой величине как Владыка Шахаб – было чревато не только для карьеры, но и для жизни. Эскулап уверенно взялся за Нха.

     В течение 5-ти годов наблюдений, конечно, случались оказии. То шалили железы внутренней секреции, то мышечная дистрофия периодами становилась слишком выраженной, то депрессии одна за другой прохаживались по Нха тяжело и болезненно – оставляя глубокие отпечатки на его психике. Но. Все это ассимилятор уже видел, и знал как с этим бороться, и казалось, ничего сверх нормы уже не должно было случится…Не должно…не должно…

     И вот эмоциональный срыв. Даже нет – не срыв, а настоящая гормональная вакханалия. Изучая состав крови Нха, уже после того, как тот свалился в обморок от болевого шока, ассимилятору показалось, что он читает состав какого-то дьявольского варева. Не удивительно, что юный организм хийла сошёл с ума и каким-то совершенно неведомым образом запустил сам в себе родовой процесс, и это притом, что рожать, в общем-то, было нечего. Сделал он это, как поломанный пульт – нажимая внутри себя самого на какие попало кнопки.

     На мужской фазе, с равнозначным выплеском как женских секреций – которые должны были гасить боль, так и мужских, которые, наоборот, её усиливали – тело Нха будто обезумело. Его кровь не пропускала сейчас даже самые диффузные обезболивающие, которые могли хоть как-то облегчить страдания сына Шахаба, а наркотические средства и вовсе растворялись в ней бесследно – так и не доходя до нервной системы. Непредсказуемая, дикая, совершенно непроглядная полубелая кровь. Ассимилятор и предположить не мог, что она выкинет с его пациентом такую штуку!

     Испробовав до прихода Иасех почти все возможные средства, эскулап мало по малу уже обдумывал, как в случае самого неблагоприятного исхода объяснятся с посланцами Владыки Шахаба…если до объяснений вообще дойдет дело. Нха вполне мог умереть. От болевого шока, от остановки сердца. Да чёрт знает от чего еще. Никто не мог дать гарантии, что кости юного хийла под действием гормонов не вывернутся сейчас наизнанку и не нашпигуют ему осколками внутренности…никто… Но вот облегчить страдания Нха, снять терзающую его боль кто-то да мог. И это была Иасех, так внезапно и как будто специально появившаяся на сцене в этот драматический момент. Ассимилятор кое-что знал о прошлом смотрителя и об её давней связи с лхаийцами, и не только знал, но и опробовал на себе те умения, каким Иасех обучилась у них.

     Отравившись на одной из операций парами концентрата очень токсичного обеззараживателя (по вине ассистента), Шойех несколько месяцев отчаянно мучился головными болями, от которых не помогали самые лучшие и дорогие лекарства. Иасех же, водя Нха к ассимилятору на консультации – полностью избавила его от мучений за три «сеанса» - как их привычно для себя назвал ассимилятор.

     Он хорошо помнил тот первый раз, когда с раскалывающейся от мигрени головой, он, принимая Нха, заметил на себе изучающий сочувственный взгляд Иасеха. Смотритель тогда оставил своего воспитанника в смотровой, отвел ассимилятора в смежный блок и убедил его, и весьма грамотно в том, что сможет быстро и бесплатно избавить эскулапа от мучений. С усмешкой неверия, чисто ради смеха – ассимилятор позволил Иасеху попробовать. Спустя несколько минут после того, как пальцы 1-го смотрителя Нха коснулись висков ассимилятора, хийл моментально распрощался со своей иронией. Плавно и мягко давнишняя ненавистная боль, мучающая ассимилятора – отступила. Вместе с этим облегчением, хийл ощутил чудное блаженство и спокойствие, которое наполняло его, пока Иасех сосредоточенно массировал ему виски и затылок. Такой эффект не мог дать ни один, даже самый сильный наркотик (а их в силу своей профессиональной деятельности, ассимилятор перепробовал не мало).

     Закончив, Иасех с улыбкой видя результаты своих трудов, прямо таки написанные на лице ассимилятора, посоветовал ему сделать еще один или два таких «массажа» - для закрепления эффекта. Как в тумане проведя осмотр Нха, и проходив в этом полу блаженном состоянии до следующего приёма, Шойех попросил Иасеха о личной встрече. Радушно согласившись, Иасех явившись в назначенное время и место снова исцелил ассимилятора от затихающих очагов старой боли, наотрез отказался от платы, и от предложения ассимилятора о половом партнерстве на любых условиях. На настойчивые упрашивания Шойеха, Иасех сказал только, что готов по первому требованию повторять излечение, если это понадобится и попросил за это лишь одну услугу. Как можно бережнее относиться к его воспитаннику Нха и «лечить» его щадящее, - на что Шойех, хотя и немного рискуя, сразу же согласился.

     Еще около года повздыхав об Иасехе и потревожив его с просьбами о помощи всего несколько раз, ассимилятор нашёл, что лечение смотрителя избавило его не только от последствий отравления. Шойех стал лучше спать, у него нормализовалось от рождения слабое пищеварение, повысилась потенция. Об отношениях с 1-ым смотрителем Нха ассимилятор не распространялся, держал их в тайне и очень ими дорожил. Хоть, и не добившись от Иасеха взаимности на партнерском поприще, ассимилятор обрел с ним крепкую полу приятельскую связь – выгодную для них обоих и сохраняющуюся вот уже на протяжении 5-ти годов.

     Помня об этом, хорошо всё обдумав и решив, что вреда от помощи 1-го смотрителя Нха, уже много раз доказавшего свою компетентность не будет точно, ассимилятор уступил:

     - Ну так и быть. Тебе что-нибудь понадобится?

     - Выражаю признательность, господин старший ассимилятор! – Иасех улыбнулась и чуть поклонилась, - Мне нужен час – два времени, побольше мокрых полотенец и попросите, пожалуйста, персонал, чтобы на время процедуры до меня никто не дотрагивался, даже случайно.

     Внимательно выслушав Иасех, эскулап молча кивнул и подозвав помощницу дал ей необходимые распоряжения.

     Спустя несколько минут Иасех уже стояла у изголовья операционного стола и сосредоточенно потирала руки. Взгляд её был устремлен на Нха, и одновременно словно мимо него. Иасех не обращая внимания на жалобные, полные боли крики воспитанника. Её поза и действия были точны как движения метронома.

     В эти минуты старший ассимилятор еще больше проникся уважением к ней. Как врач он знал, что истинный излечитель должен быть равнодушен к мучениям исцеляемого и видеть перед собой лишь одну цель – искоренение болезни. Настоящий лекарь – всегда немного мясник. Он должен без страха и жалости копаться в чужом теле, чтобы спасти его.

     Около минуты Иасех разогревала ладони, сцепляя их в причудливых замках, потирая, похлопывая, постукивая ими друг о друга. На засматривающихся на смотрительницу помощников ассимилятор пару раз строго прикрикнул, требуя, чтобы они занимались своим делом.

     Наконец, приготовившись, Иасех развела в стороны руки и широко растопырив на ладонях пальцы медленно приблизила их к голове Нха. Потом повторила это движение еще раз, а потом еще и еще…Словно живой сканер, она четко повторяла одну и ту же серию движений. Кроме рук в ее теле не двигалось больше ничего, взгляд был устремлен в одну точку.

     Вдруг сразу два анализатора рядом со столом нервно запищали и наблюдающие за ними ассимиляторы одновременно оглянулись на своего начальника:

     - Повышение температуры тела! Убыстрение пульса!

     Шойех беспокойно посмотрел на Иасех, но она, словно прочитав его мысли, сказала напряженным голосом:

     - Всё в порядке. Организм стабилизируется.

     Словно маг над волшебным шаром, Иасех еще около 10 минут ворожила ладонями над головой Нха. Сын Шахаба, всё еще постанывая, тем не менее стал меньше ёрзать на столе. Крики его стали тише, челюсти больше не сжимали до резинового скрежета зубной валик. Анализаторы, то затихая, то взрываясь неуемным писком, потихоньку начали выдавать более-менее стабильные показатели. Уже мокрая насквозь от пота, Иасех неотрывно глядя на Нха ненадолго прекратила свои манипуляции. Она расстегнула на себе форму и, высвободив от сковывающей её движения ткани руки и торс – бросила смятый ком куда-то за спину. Ассимиляторы, увидев испещренную шрамами и следами радиационных поражений плоскую грудь и живот смотрительницы, тихо ахнули.

     Потянувшись к сложенным аккуратной стопкой влажным полотенцам, приготовленным на подвезенной стойке, Иасех взяла одно, и, набросив себе не плечи, медленно опустилась перед операционным столом на колени. Обхватив ладонями виски Нха, Иасех прислонилась лбом к его затылку и шумно глубоко задышала. Короткие, поначалу, промежутки между её вдохами и выдохами стали постепенно удлинятся. Когда их продолжительность перевалила отметку в одну минуту, ассимиляторы беспокойно зашевелились. Шойех тут же злобно шикнул на них, а двоих, самых впечатлительных, по его мнению, и вовсе отправил за инъекторами в другое крыло ассимиляторской, и именно в тот блок, где эти инъекторы было сложнее всего найти (потому, что их там попросту не было).

     Неподвижной статуей в изголовье операционного стола Иасех замерла над Нха на без малого 1,5 часа. Со смотрительницы лилось градом – серая кожа блестела от пота, по ней непрестанно катились тонкие прозрачные струйки. Крупные капли одна за другой падали на залитый лиловатыми отблесками пол. Уже спустя 20 минут после начала «сеанса», анализаторы, все как один выдали показатели нормы и не отступились от своих данных даже после 3 проверок. А спустя еще полчаса они и вовсе возвестили о том, что Нха спит – безмятежно и естественно, и организм его работает в нормальном режиме, больше не помышляя о том, чтобы вытолкнуть из себя несуществующий плод.

     Но несмотря на спокойно посапывающего на столе Нха, на обнадеживающее показания приборов, Иасех простояла над своим воспитанником еще час – не меняя позы, не разговаривая, и кажется, даже не дыша. Жизнь в ней обнаруживалась лишь едва заметными подрагиваниями её пальцев, обхватывающих виски Нха, и лужами из пота, которые росли под первой смотрительницей, обступая ее подобно миниатюрным озерам. Помощники по приказу старшего ассимилятора не приближались к Иасех даже чтобы произвести уборку и выключили в операционной всю автоматику ответственную за высушивание и продув. Эскулапы просто терпеливо ждали, лишь изредка поглядывая на мерцающие экраны анализаторов.

     Наконец, спустя полтора часа после того, как 1-ый смотритель опустилась на колени перед операционным столом – в её позу проскользнуло движение. Дыхание Иасех стало убыстрятся, несколько раз подернулись узкие жилистые плечи. Она медленно открыла черные глаза и по одному отлепила пальцы от кожи на голове Нха.

     Её руки чуть видимо подрагивали. Опершись о край стола, Иасех начала медленно с трудом вставать на ноги. Несколько ассимиляторов бросились было помогать ей, но Иасех резко выбросив перед собой руку крикнула:

     - Нет!

     Встав, смотрительница стянула с плеч полотенце – бросила его на стойку и, взяв из стопки свежее, встряхнула его и с силой обтерла свое мокрое лицо.

     - Господин старший смотритель, я была бы вам крайне признательна, если бы вы выделили мне место для отдыха, часов на 15-20, - чуть подрагивающим голосом попросила Иасех, уже обтирая полотенцем шею и плечи.

     Отправив помощников приготовить для неё место в восстановительном крыле мед-блока, старший ассимилятор подошел к Иасех и протянул руку, чтобы забрать у смотрительницы использованное полотенце.

     - Как ты себя чувствуешь? – спросил он в пол голоса, когда бо́льшая часть его помощников покинула операционную.

     - Крепкий сон, и буду чувствовать хорошо, - немного сбивчиво проговорила Иасех, протягивая эскулапу полотенце, и стараясь не дотрагиваться до его ладони:

     - Тоже самое и с Нха…ему нужно сейчас спать. Пусть…будет…спит…сколько нужно. Можете сделать ему витаминную инъекцию и не трогайте, пока сам не проснется. На ноги встанет сам. Все будет хорошо.

     - А ты? Что-нибудь нужно?

     Иасех слабо улыбнулась:

     - Только спать, и воды рядом поставьте по больше, - она покосилась на лужи, оставленные на полу у стола, - Пить после сна придется много.

     - Так может быть сейчас? Я принесу!

     - М-м-м, - Иасех промычав отрицательно покачала головой, - Пока нельзя, желудок не выдержит.

     Она с мольбой в глазах и легкой усмешкой предупредила, посмотрев на ассимилятора:

     - Пойдемте потихоньку, а то я лягу прямо здесь.

     - Конечно, конечно! – активно закивав, ассимилятор повёл смотрителя к выходу из операционной.

     Уже подходя к створкам дверей, ведущим в обширные палаты восстановительного блока, у которых уже ждали готовые к встрече помощники, эскулап, рассматривая изъеденную повреждениями кожу Иасех осторожно предложил:

     - Я и не знал, что у тебя такое…Я знаю одного великолепного пластического хирурга. Договорюсь. Сделает всё так, что и следа не останется.

     Иасех ковыляя рядом с полу прикрытыми сонными глазами лишь усмехнулась:

     - Благодарю, господин старший ассимилятор. Но богатство моего опыта останется со мной.

     Из сказанного ассимилятор понял лишь, что Иасех вежливо ему отказала. Вторая часть ответа смотрительницы так и осталась понятой Шойехом лишь отчасти.

      * * *

     Наблюдая за тем, как Иасех с удовольствием устраивается на приготовленной для нее кушетке, ассимилятор неуверенно начал:

     - Я вижу, ты вымотана, но-о…

     - Я внимательно слушаю, старший ассимилятор, - спокойно вставила Иасех с видимым усилием расстегивая на ноге боковую магнитную молнию формы.

     - У нас есть еще около десяти минут до того момента, пока усталость окончательно не возьмет надо мной верх.

     — Это очень важно, именно поэтому я.., - ассимилятор замялся, краем глаза увидев освобожденные от формы голые ноги Иасех. Кожа на них так же изъедена следами радиационных поражений, и в некоторых местах напоминала текстурой отбивное мясо.

     - Я…тебя потревожу еще немного. Видишь ли, Нха…Я еще не до конца уверен, но думаю для того что случилось – стресс вызванный дракой…Стресс был только катализатором.

     Когда Иасех крякнув накрылась шуршащим синтетическим покрывалом с блестящей теплосберегающей подкладкой, ассимилятор, уже не смущаясь посмотрел на смотрительницу прямо.

     - Настоящая причина в другом, - продолжал эскулап, - Нха уже давно пора…инициировать. Запустятся естественные механизмы, железы будут работать с более плотной привязкой к фазам, полноценно раскроется роза органов.

     - Господин старший ассимилятор, поверьте, вы не первый кто мне об этом говорит. – Иасех уже устроив голову на мягком шейном поддерживателе, посмотрела на ассимилятора, всем своим видом выражая полное понимание.

     - Если всё не сделать в ближайшее время – это, - ассимилятор указал себе за спину пальцем, напоминая о произошедшем, - может повториться снова. И не исключено, что в более тяжелой форме. Иасех?

     Заметив, что смотрительница лежит с закрытыми глазами, ассимилятор снова позвал неуверенно:

     - Иасех?

     - Вопрос с Нха будет решен, - на посерьёзневшем лице смотрительницы отразилась глубокая задумчивость. Её глаза так и остались закрытыми, - Всё будет сделано. Я уверена, вам больше не придется решать проблемы подобного характера, и в столь экстремальной обстановке.

     Получив нужный ему ответ, ассимилятор кивнул, направился было к выходу, сделал несколько неуверенных шагов и остановился, вслушиваясь в ровное дыхание смотрительницы.

     - Я хотел… - хийл замолк на секунды, - Я хотел выразить тебе признательность, Иасех. Ты очень…ты вытащила меня из передряги.

     - Если бы я могла встать Шойех, я бы поклонилась вам, но сил совсем нет. – улыбнулась смотрительница, не открывая глаз, - Другие ваши коллеги не допустили бы меня к Нха.

     - Ты называешь меня на «вы» даже сейчас, когда мы наедине? – с тоской в голосе проговорил ассимилятор.

     - Прости, привычка. Я совсем забыла поинтересоваться. Как твое здоровье?

     - Благодаря тебе – очень хорошо.

     - Я очень рада этому.

     - Иасех, - ассимилятор, не оборачиваясь проговорил, - Я не знал, про то, что у тебя…что ты была, - хийл глубоко вздохнул, набираясь смелости, - Но несмотря на всё это…на годы, знай – что ты прекрасна. Я хочу, чтобы ты помнила. Ты всегда можешь ко мне прийти. Не будет работы…не будет. Я приму тебя всегда.

     Поначалу промолчав, Иасех после сказала приглушенно:

     - Прости, - и еще после недолгой паузы, - Прости что не смогу ответить согласием.

     - Шал йарекл икха хселмим (хилийское устойчивое выражение, распространенное в объяснениях между полами перед долгим расставанием. Дословно «Моя луна будет ждать твоего небосвода).

     Сказав это, ассимилятор решительно и быстро вышел из блока. Когда автоматические двери за его спиной закрылись, Иасех еще какое-то время молча лежала на кушетке. Ни один мускул не ее теле ни дрогнул, и со стороны могла показаться, что смотрительница просто уснула. Потолочные люминисцеты блока, настроенные отключаться при длительном отсутствии движения – плавно потухли. В полумраке и наступившей тишине, Иасех, словно дождавшись нужного момента, открыла глаза. На мгновение в сплошь чёрных больших глазах смотрительницы словно бы промелькнули зеленоватые отблески и очертились суженные точки зрачков. Приподнявшись, Иасех села на кушетке, поклонилась направлению, в котором ушёл Шойех, и произнесла крайне странную фразу, которая была сказана словно бы на гибридном языке:

     «Суть Свет Изначального да освятит путь твоей луны»

     Взглянув на спирально закрученный ряд люминисцетов и мигающие по углам блока глаза камер наблюдения, Иасех плавно подняв руку, провела ею у себя над головой, словно бы очерчивая полукруг. Люминисцеты коротко мигнув, потухли окончательно, камеры в углах перестали лукаво подмигивать зелеными датчиками.

     Переплетя жилистые ноги, Иасех замерла – прямая как жердь. Долго недвижимым взглядом – она смотрела куда-то в невообразимую далекую глубину. Её губы еле заметно двигались. Блок наполнился не то шёпотом, не то жужжанием. Минуты текли и текли бесконечной вереницей, и Иасех продолжала свой единоличный ритуал. Но вот, наконец, спустя около часа времени Иасех затихнув, сменила позу и села по-иному, подогнув под себя колени. Она поднесла к лицу ладони и словно умывшись ими и изящно сложив их в молитвенном жесте вытянулась на кушетке в длинном поклоне. Кому был адресован этот поклон? Знала только сама Иасех. Выпрямившись, хийла скосив взгляд, посмотрела на внутреннюю часть локтя правой руки. Там – совсем рядом с локтевой ямкой выжженные грубым лазерным тавром – белесые на сером красовались циферии её штрафного номера, и под ними, залитая не выводимым черным пигментом – шестиконечная звезда. Клеймо. Проведя пальцами по проштампованной изуродованной коже, Иасех прошептала:

     «Духом твъерд будь пред лицом врага и взирай вовнутрь – ибо врагъ твой – ты сам. Будь смел, будь спокоен, будь готов принять. Только принятием очистишь ся.»

      * * *

     Нха очнулся от тяжелого давящего чувства, - словно ему на грудь навалился огромный вес и мешал дышать. Открыв глаза, он сел на кушетке и огляделся. Большая палата восстановительного блока ассимиляторской была пуста. На секунды Нха завладело странное чувство. Он ощутил себя совершенно одиноким. Эта палата, ассимиляторская вокруг нее, громадный комплекс смотрительской, континент, планеты…Вселенная – все кругом опустело. Остался только он один – Нха…

     От этого чувства юному хийлу стало жутко, он задрожал и, скрестив на груди руки – обхватил себя за плечи, весь сжавшись, будто от озноба. Но вдруг давящее чувство и обтекающее ощущение кромешного одиночества пропали и где-то, совсем рядом послышался зовущий голос:

     - Нха-а-а…

     Нха вздрогнул. Чуть повернув голову – он увидел сидящую рядом с кушеткой фигуру, пригляделся, и не поверил своим глазам:

     - М-мате?!

     - Проснулся? – Шахаб улыбаясь, смотрел на свое чадо. Всё такой же сильный, блистательный, великий – такой, каким Нха запомнил его в их последнюю встречу.

     - М-мате, вы? Здесь? – Нха, не в состоянии сдерживать тот поток эмоций, который был заперт у него глубоко в душе – бросился к родителю и обхватил его грудь руками. Он совершенно не знал Шахаба, он не всегда мог вспомнить его лица, - но он тянулся к нему, как любой ребенок к породившей его плоти.

     - Вы-ы…вы здесь…

     Шахаб, улыбнувшись, пригладил Нха волосы:

     - Здесь. Да, я здесь.

     - Я скучал по вам…я очень, очень по вам скучал.

     Нха почувствовал, как Шахаб провел рукой ему по спине. На душе сразу стало как будто легче.

     - Я тоже скучал. По твоему лицу.

     Шахаб отстранил от себя Нха, и держа его за плечи на вытянутых руках рассмотрел:

     - По твоему прекрасному лицу, и по той силе, что живет внутри тебя.

     Шахаб крепко сжал плечи Нха и ободряюще встряхнул его:

     - Всё такой же. Как и 370 годов назад. Всё такой же…

     Нха с непониманием посмотрел на родителя. Шахаб, усмехнулся, показав крепкие белые зубы, и отпустив Нха встал. Нха не сразу понял, в чем дело, но потом, приглядевшись, увидел, что на Шахабе изменилась одежда. Широкое черное одеяние будто втянулось в тело родителя, поползло по нему и преобразовалось в боевые доспехи. Чёрные на золотом, словно искрящиеся и меняющие цвет, не то из чешуи, не то из щитков неопределенной формы. В живую Нха никогда не видел подобного снаряжения – только на ознакомительных изображениях.

     - Самое смешное, что ты ничего не помнишь.

     Шахаб стоял к Нха боком, чуть склонив голову. Вдруг со все более нарастающей силой доспехи на нем стали будто дымится.

     - Ты ничего не помнишь, а я помню все. Каждую минуту, каждый миг того дня, когда ты…меня…Но не хватило. Тебе совсем немного не хватило.

     Шахаб повернулся и Нха увидел, как на животе его родителя, вырастая на глазах кровит длинная колотая рана. Голубоватая кровь, поначалу капавшая из неё редко и по малу - полилась струёй, заливая доспехи Шахаба и стекая на пол. Нха, испугавшись, попытался сказать что-то, крикнуть, но голос пропал, и хийл только бессильно открывал рот.

     - Тебе совсем немного не хватило.

     Шахаб глубоко вздохнул. Рана у него на животе странно засветилась, потом вспыхнула будто бы изнутри и пропала. Шахаб с какой-то неизбежностью и обещанием во взгляде посмотрел на Нха:

     - Возлюбленный враг мой, - он провел ладонью по своему животу, - Эта рана останется со мной навсегда, до самой смерти.

     Шахаб исподлобья, чуть ухмыляясь, посмотрел на сына, - Как и ты.

     Испуганный, Нха снова ощутив способность говорить сбивчиво промолвил:

     - М-мате, я не понимаю вас…

     - Как ты можешь понять, глупенький, - Шахаб умиленно улыбнулся. Доспехи на его теле истончились, и он, оказавшись уже в шикарном парадном наряде, блистающий золотом, проговорил, вспоминая:

     - Десятилетиями ты шёл за мной по пятам, лелея лишь одну цель, одну мечту – убить меня. Я всё у тебя забрал. И мстя мне за это и повинуясь гневу – ты отдал мне всего себя. Все твои помыслы, силы…и душу. Под конец ты всё же почти избавился от меня…почти…почти…почти…

     Голос Шахаба пронесся по окружающему пространству длинным эхом. Вечно Жаждущий замолчал, словно вслушиваясь в него, и вспоминая о чем-то далеком. На мгновения Нха почудилось, что родитель его стал будто чуть моложе, но эта иллюзия быстро пропала.

     - Года спустя ты – пробивший мне утробу после смерти родился из неё. Когда-то враг – теперь дитя.

     Сам не понимая, зачем задает этот вопрос, Нха произнес сквозь давящий на горло ком:

     - Па-а-ч-е-му?

     Шахаб подняв голову и закрыв глаза сказал:

     - Меня попросили…они пришли ко мне однажды и сказали - «Прими его. Только так он сможет понять тебя, простить тебе, полюбить тебя и отпустить…себя. Только так он сможет пройти свои уроки».

     Шахаб усмехнулся, приблизился к кушетке, побряцывая золотыми украшениями на одеждах и сел у Нха в ногах:

     - Моё возлюбленное чадо. Ты пришёл сюда совсем из других мест, и тебя послали ко мне, чтобы ты рано или поздно вернулся назад.

     Шахаб положил ладонь на ступню сына и начал медленно вести её вверх. Нха почувствовал странное ощущение внизу живота, словно там разгоралось медленно тлеющее пламя. Все чувства и их спектры обрушились на юного хийла разом – гнев, вожделение, страх, истома, жадность, отвращение, тревога, печаль, эйфория, ярость, презрение, опустошенность, ужас, стыд, восторг…И снова на грудь навалилось что-то душащее и тяжелое.

     - Ты не сможешь, мальчик мой, - продолжал приговаривать Шахаб, лукаво улыбаясь, - Тебе не справиться с этой бурей каждый день осаждающей твою душу. Ты уже и сейчас не можешь с ней справится, не так ли?

     Нха почудилось, что он слышит собственный истошный крик:

     «Убью! Пустите! Пустите меня! Я все равно его убью!»

     Тяжело дыша, уже весь мокрый, Нха, жмурясь весь подобрался, пытаясь хоть как-то спрятаться от нахлынувшей на него лавины эмоций, состояний, ощущений. Он взмолился:

     - Прошу…не надо больше!

     - Уже ничего нет. Все прошло.

     Нха почувствовал, как Шахаб положил ему на щеку свою прохладную ладонь.

     - Выпей.

     Шахаб взял с прикроватного стенда вытянутый полупрозрачный стакан с водой и предложил его Нха. Всё еще чувствуя жар в теле, Нха с жадностью осушил стакан до половины. Закашлявшись, он откинулся на подушку и просипел:

     - Мате, я ничего не понимаю.

     - Тебе и не нужно, - Шахаб поднялся, и, держа в руке стакан, прошел на середину палаты, сияя золотом одежд, словно закатное солнце.

     - Просто знай, что ты останешься здесь. Навсегда. Твои чувства не выпустят тебя отсюда. Я искренне тебя…люблю. И потому ты станешь мною, - Шахаб сделал зловещую паузу и смерил Нха взглядом своих черных глаз – Я сделаю тебя мною. И эту чашу мы допьем вместе до дна.

     Шахаб приложился к стакану и залпом допил остатки воды. Сделав шаг к обзорному окну, он постваил стакан в овальный проём и медленно пошёл вперед – прямо в стену перед собой.

     Ошарашено глядя родителю вслед, Нха выкрикнул:

     - Мате! Объясните! Я не помню! Я ничего не помню!

     Не сразу, но все же Шахаб остановился, и, не поворачиваясь, сказал:

     - У тебя есть только один шанс на миллиард. Возлюбленный враг мой. Моё возлюбленное дитя. Только один шанс. Не упусти его…

     Словно бестелесная тень Шахаб шагнул в стену впереди себя…и пропал, будто бы его и не было.

     Нха, лежа на кушетке, еще долго смотрел на то место, где исчез его родитель, потом его глаза начали сами собой слипаться. Он провалился куда-то глубоко в необъятное и теплое, услышал шум, заворочался под одеялом и… проснулся.

     - О, Нха! Ну, наконец-то очнулся. Как самочувствие?

     Нха сидя на кушетке, и лупая глазами в недоумении рассматривал ассимилятора, который поправлял покрывало и улыбчиво косился на пришедшего в себя пациента.

     - Выглядишь хорошо, хотя и немудрено. Ты проспал двое суток, я уж думал…

     - М-мате…где? – Нха озираясь по сторонам хотел было встать, но ассимилятор уложил его обратно на кушетку, приговаривая:

     - Ну, ну, ходить тебе еще рано. Как твои бедра? Болей нет?

     - Мате…? Я же видел! – Нха вопросительно уставился на ассимилятора. Где мой родитель?

     - Родитель? – эскулап внимательно осмотрел Нха, - Владыка Шахаб?

     - Да! Он был здесь. Только что…

     - Нха-а-а, - подсмеиваясь, ассимилятор приложил ладонь ко лбу пациента, - Тебе, видимо приснилось. Владыка Шахаб посещал нас последний раз несколько месяцев назад. Его здесь-таки точно быть не может.

     - Но я…

     - Постой-ка, - ассимилятор перебил Нха и смерил его строгим взглядом,- Ты уже поднимался?

     - Я? Я не поднимался, - Нха с усилием провел по лбу ладонью, - Не помню ничего…

     - Опять младший персонал. Ассимиляторский акхолем за плечами, а убирать за собой не научились. По увольняю!

     Фыркая и ворча, эскулап начал щупать Нха пульс и настраивать анализаторы у его кушетки. Поначалу не понимая, что имеет в виду ассимилятор, в конце концов, Нха заметил…

     В оконном проёме на фоне затухающего красноватого неба стоял пустой стакан из-под воды. По его стенкам, еще не достигнув дна, скачкообразно ползли прозрачные крупные капли.

     Продолжение следует…