Поражение Сефир. Часть 2.3 (гермафродит 5)

     Центр нашего сознания бессознателен, так же как ядро солнца темно.

     Анри Амьель

     Подперев кулаком подбородок, Нха, спрятав под столом гудящие после утренней разминки ноги, в пол уха слушал неспешно прогуливающегося по аудитории преподавателя. Рядом с сыном Шахаба было пусто, впрочем, как и всегда. Все остальные ученики, сыновья и дочери Владык, показательно держались от него на расстоянии – вроде бы как, не замечая, надменно и свысока, но при этом, не забывая коситься в сторону «беленького», когда тот передвигался по аудитории, или совершал какие-либо иные, более-менее активные действия. «Беленьким» однажды и в одночасье Нха стал в силу случайности, когда сын, а вернее сказать тогда дочь Владыки Ихве – Нэшрим назвала его так из своей, одной ей ведомой прихоти. Случилось это давно, годов 5 или 6 назад, и с тех пор довольно обидная по хилийским меркам кличка намертво пристала к Нха как цепной кожный паразит. К слову, не будь ее у Нха, сверстники наверняка придумали бы лхаисткому выродку другое, не менее едкое прозвище, ведь хилийское общество даже в самом его подростковом зачатке, отличалось особой «любовью» и «заботой» к ближнему своему. В среде же подрастающей смены юных владык «любовь» к Нха сформировалась особая. Не имей бы юный хийл внушающего титула сына/дочери Владыки Шахаба, нападки со стороны его ровесников не ограничились бы только словесной агрессией. А агрессии у детей Владык – этой свежей, молочной, еще не успевшей по - взрослому обточить зубы смены, было хоть отбавляй. В своем неокрепшем, обаятельно-юном желании властвовать, подчинять и угнетать, они с самозабвенной увлеченностью тренировались на персонале смотрительской, на ассимиляторах, на самих смотрителях, и, конечно же, друг на друге.

     Среди 17, 18, и 19 – ти годовалых хийлов уже чётко вырисовывались будущие узурпаторы, прихлебатели, стратеги, лизоблюды, завоеватели и конечно (и таких было не мало) – совершенно бесполезные, лишенные каких бы то ни было качеств и талантов индивидуумы. Их судьба была проста и ясна как первородная тьма. Уже сейчас такие «бракованные» дети вились около других более одаренных Черным Богом сверстников, постепенно привыкая к роли бессловесной передвижной мебели.

     За одним таким живым «стулом» краем глаза наблюдал сейчас Нха, параллельно прислушиваясь к голосу преподавателя. Хийл был сер и в прямом и в переносном смысле настолько, что Нха за несколько годов, периодически видя сверстника на редких совместных занятиях, так и не смог запомнить его имени. Хийла в стадии ишем, стояла прислонившись к стене рядом с кличкодателем Нэшрим, перешептывающимся о чем-то с соседом – таким же многообещающим подростком, как и он сам. Большие черные глаза хийлы, и без того бесцветные – были пусты как закрома обанкротившегося Владыки. Иногда на ее лице проскакивало полу отсутствующее заискивающее выражение, когда Нэшрим не глядя, подпихивал ее в бок локтем, призывая с еще большим вниманием прислушаться к разговору, который хийле, судя по всему, был совершенно не интересен. Однако добровольно выбранное ею услужливое положение вынуждало ишема проявлять к беседе напускное любопытство. Неумело, наиграно, но все же она делала это, раз за разом подкармливая всё жиреющее самодовольство Нэшрим.

     Наблюдая за этой уныло посредственной театральной игрой хийлы, Нха не сразу заметил, как Нэшрим, увидев интерес «беленького», и продолжая разговор с соседом, вперил в сына Шахаба насмешливо-издевательский взгляд. Не выказав и тени слабости, Нха ответил кличкодателю тем же, и несколько минут к ряду они буравили друг друга гневными взорами, рискуя превратить свои глазные яблоки в преобразователи лучевых орудий. Немую битву внезапно оборвал преподаватель, грохнувший по трибуне кулаком. Его замечание не касалось Нха и Нэшрим, и было адресовано паре гверемов, уже около года как составивших друг другу партию, и, в связи с этим постоянно докучавшим преподавателям на лекциях, проявляя друг к другу активное внимание. Пыл однофазных милователей был чуть-чуть подгашен, по аудитории прокатилась волна смешков и прозвучала пара плоских шуток на тему сексуальной несовместимости, а Нха и Нэшрим, отвлеченные от своей схватки практически одновременно, и потому равноценно проигравшие, временно и негласно признали «ничью». Нэшрим вернулся к своей напыщенной (по мнению Нха) болтовне, а сын Шахаба, посидев немного в раздумьях, активировал интерактивную поверхность стола, нашел предназначенную для рисования программу и под увещевания преподавателя стал неторопливо переносить возникающие в голове символы на цифровое «полотно». Во время коллективных занятий это не запрещалось, как не запрещалось и многое другое.

            Обучение в аудиториях группового типа происходило по системе «свободного восприятия информации». Подопечные смотрительской, а именно дети Владык высшего ранга во время занятий могли сидеть, стоять, прохаживаться и даже лежать (для этого в аудиториях были установлены специальные лежанки). Кроме того не занятые каким-либо заданием, порученным им преподавателем, юные хийлы могли самостоятельно, по их выбору просматривать текстовые и голографические материалы, причем не обязательно связанные с темой занятия, решать логические и математические задачи, рисовать, разбирать головоломки – и делать это как по одиночке, так и в компаниях. Простое общение учащихся при такой системе так же не запрещалось, но… У всего этого разнообразия свобод, предоставленных ученикам, было одно условие, непреложное правило – закон. Кратко, между своими он назывался «преподаватель громче всех». Юные хийлы могли заниматься, чем им заблагорассудится, но с условием – быть тише лектора. От них даже не требовалось полностью вникать в тему занятия, хотя, по сути – это было в интересах самих учащихся, ибо преподаватели зачастую давали весьма полезные, хотя и большой частью теоретические знания. Единственным условием соблюдения правил было - быть тише преподавателя. Нарушителям за все время обучения в лекториях, - а это был период с 17 до 19 годов, давалось три права на ошибку. В первый раз лектор ограничивался простым предупреждением и ненавязчивым напоминанием о том, что ждет штрафника во второй и соответственно третий раз прерывания им ученического процесса.

     Второй акт нарушения карался преподавателем словесно и представлял собой добротную эмоциональную трепку, унижение перед всеми присутствующими сверстниками и вытаскивание на свет большущего вороха грязного белья. Все без исключения преподаватели смотрительской были мастерами злословия (вообще говоря, все хийлы в той или иной степени обладали этим «талантом», но некоторых обучали ему дополнительно, поднимая планку искусства «избивать словами» до заоблачных высот). Попав под ярость языкового молота наставников, юные хийлы начинали представлять из себя зрелище настолько жалкое, что до третьего раза нарушения «громкости» дело обычно не доходило в 99% случаев. Ну, а если же такое случалось – нарушитель с позором, поносимый всеми разрешенными (а иногда и нет) хилийскими ругательствами, выгонялся из лектория на глазах у всех, объявлялся никудышным, пустым и никчемным и до занятий в группах не допускался больше никогда. Дополнительные финансовые взносы за обучение (а по-простому взятки), - эту проблему не решали. Смотрителям было неважно, чье дитя было отлучено от занятий – мелкого месячкового господарька, или Владыки с 5-ю тысячами Земель за пазухой. И дело тут было не в принципиальности образовательной хилийской системы или грозном нраве смотрителей.

     Вся программа обучения хийлов знатных линий с младенчества до юности утверждалось самыми влиятельными Владыками под зорким наблюдением чёрных жрецов. Эта программа как великолепное сито выявляла паршивые крохи – и допускала к особого рода занятиям лишь тех, кто мог принимать правила системы и следовать им. Собственно это была еще и хорошая защитная программа, позволяющая юным приемникам уже в подростковом возрасте понять правила, развертывающегося перед ними – требовательного иерархического мира. Нарушая закон в смотрительской, хийлы получая такое мизерное кол-во попыток к исправлению должны были учиться понимать, что во взрослой жизни наказанием будет уже не потеря допуска к обучению…Им может стать лишение ранга, отъем имущества, в самых сложных случаях – смертная казнь. Для разъяснения этого аспекта с учениками отдельно и активно велась работа их личными смотрителями.

     Продолжая в пол уха слушать преподавателя, Нха уже остыв от немой ссоры с Нэшрим увлеченно заполнял цифровую поверхность стола набросками. Длинный черный стилус быстро бегал по интерактивной бумаге, послушно исполняя волю своего юного хозяина. Один за другим из-под руки Нха выходили причудливые совершенно чуждые всем хилийским представлениям символы. Преимущественно округлой формы с большим количеством не то лучей, не то лопастей, обязательно повернутых в строго одном направлении, или же похожие на узлы, многоступенчатые конструкции, отдаленно напоминающих растения или животных. Нха рисовал их десятками – разнообразные, уникальные, не похожие один на другой, совершенно не задумываясь и пребывая в полу расслабленном состоянии. Когда верхняя часть стола уже была полна набросками – пестрая и живая, сын Шахаба с размятыми работой пальцами, давая еще больше воли своему воображению, начал «ваять» стилусом странных, никогда им не виденных существ, таких, которых в обозримом хилийском мире никогда не водилось, и которые даже не были занесены в фаунические базы, как живые, так и мертвые.

     Четырехногие животные, с ногами оканчивающимися чем-то вроде конических чашечек, с пышными хвостами и мощными шеями, на которых тоже будто росло множество хвостов, но только по короче. С большими глазами и головой. Нха изображал их в разных позах – бегущих, стоящих, поднявшихся на две задние ноги. Некоторые такие звери были покрыты пятнами – мелкими, словно монеты и крупными – в пол тела. Иные закрашивались стилусом целиком в коричневые или черные цвета.

     Потом, под длинной вереницей этих странно прекрасных чудовищ, Нха начал рисовать других, предварительно подняв чуть выше цифровой лист. Эти, так же четырехногие твари были более приземисты. Их хвосты напоминали длинные хлысты. Позы, в которых их изображал Нха были полны изгибов, какой-то особой грации. На укороченных мордах топорщились усы, на лапах, словно увенчанных мягкими подушечками кое-где Нха выводил крючковатые, и видимо опасные когти. Бессознательно, юный хийл под этой чередой рисунков написал на хилийском странное сочетание звуков «КОШ», и уже в который раз с непониманием долго смотрел на него, совершенно не понимая, что оно означает.

     Увлекшись, Нха не замечал сейчас много, что происходило вокруг него. Заниматься таким, действительно приносящим ему радость трудом, сыну Шахаба приходилось не часто.

     Жилой блок, хотя и был тем хлипким оплотом, в котором Нха хоть иногда мог побыть с собой наедине – предназначался главным образом для сна, и для редких индивидуальных занятий со смотрителями. И хотя, в нем имелись разнообразные интерактивные и цифровые приспособления, аппаратура для обучения, сделанная по последнему слову техники постоянно заменяемая на более новую и прогрессивную кураторами, посылаемыми Шахабом, - пользоваться ею по своему усмотрению Нха не мог.

     Приводимый своими смотрителями в блок под конец дня, Нха спустя 10 -15 минут гигиенических процедур, очередного наставления и пожеланий на сон грядущий, оказывался в постели в полной темноте до часа подъема. В блоке обесточивались абсолютно все системы и энергия подавалась только на гигиенический сектор и пищеподатель, который в ночное время мог предложить узникам смотрительской только воду. Если юных хийлов начинала мучить жажда, или было необходимо справить иные естественные потребности – они изъявляли это желание нажатием соответствующей кнопки управления. В активированном этим нажатием секторе блока зажигались слабым призрачным свечением напольные люминисцеты. Под их бледным анемичным светом нельзя было ни читать, ни писать…хотя, по сути, было и не на чем. Но если учесть, что некоторые юные проныры (особенно более старших возрастов), умудрялись проносить с собой портативные читальни, или карманные компьютеры – система предупреждала и подобные диверсии. Едва в ночное время в блоке загорался свет яркостью, превышающий силу свечения люминисцетов и горел более 30 секунд – нарушитель мог быть полностью уверен, что в скором времени к нему явятся проверяющие.

     Хилийские ассимиляторы не зря ели свой хлеб. Программа развития и обучения детей Владык была безупречна, и пусть даже силой, но она делала из них телесно здоровых представителей среднего и высшего звена, закаленных правильным режимом дня. Таким образом, Нха, как бы ни хотел заняться в блоке чем-то посторонним – не мог делать этого при всем желании. Да и зачастую, после долгого дня, полного тренировок, лекций, жестоких сухих обучающих игр – сил на что-либо другое кроме сна уже не оставалось. И по большому счету Нха был этому рад. Сон всегда являлся для него желанным освобождением от тяжких дел реального мира…Но все равно, колкая тягучая жажда творчества постоянно теплилась в нем, стремясь, просясь излиться наружу. Странная тяга для хилийского – априори делового и практичного мира, где любое искусство воспринималось только будучи высоко оцененным в кредитах. Оно служило показателем статуса и состоятельности и обязательно должно было служить потребностям насущным. Искусство, которое нельзя было надеть на себя в ткани или золоте, ил же выставить на всеобщее обозрение на зависть всем, кто его увидит – воспринималось не более как причуда. Кроме того большинство хийлов были вовсе лишены какой бы то ни было способности к творчеству, и чаще могли это творчество лишь творчески купить, или же творчески продать.

     Разумеется, редкая для хилийского мира изюминка, пребывающая в Нха, была довольно рано замечена его смотрителями, и Шахаб, осведомленный о ней стал с охотой снабжать Нха соответствующими пособиям. Правда делал это Вечно Жаждущий как-то странно… Вне всяких сомнений зная о тяге Нха к животному миру, Шахаб в первый раз прислал своему чаду в подарок сборную модель боевого хилийского крейсера. Все её детали, выполненные исключительно из драгоценных металлов – серебра, золота и редчайшего титанойда были совершенно как настоящие. Сделанные на заказ, они в случае продажи превращались в сумму, которая 5-6 годов могла бы кормить среднюю по доходу хилийскую линию из 3-4 членов.

     Получив прямое указание, второй смотритель Фъех строго следил за тем, чтобы Нха занимался подарком, и в случае затруднений давал воспитаннику дельные советы. Сын Шахаба провозился с моделью несколько месяцев, без интереса и со скрипом. Да, это было своеобразное творчество, но какое-то механическое…пресное, совершенно не такое, к какому стремился Нха. Получившийся в итоге миниатюрный корабль – схожий по виду с горбатой короткокрылой птицей, не вызывал у сына Шахаба никаких эмоций кроме отторжения. Ранее, нигде не виденный им силуэт военной машины при разглядывании поднимал в уме и сердце юного хийла бурю странного гнева. Словно всплывшее в памяти давно забытое лицо старинного врага. В итоге, простояв в блоке Нха с неделю, полностью собранная драгоценная модель была разбита сыном Вечно Жаждущего о стену на глазах у смотрителя Фъеха в порыве того самого глубинного гнева. Ни сказав ни слова, Фъех с невозмутимым видом собрал остатки кораблекрушения, и спустя пару недель принес воспитаннику новый подарок. На этот раз это была модель «Меркалы» - личного боевого корабля самого Владыки Равваха – грозы такшатов и белых. Модель была в три раза больше и сложнее предыдущей, её детали были сделаны на заказ, и она вновь представляла из себя дар, сделанный Шахабом своему чаду. Дар, который снова больше походил на наказание…Это модель вызывала у Нха еще большее внутреннее негодование и злобу. Едва взглянув на голографическую схему сборки и на силуэт корабля…Нха ощутил в груди не пойми откуда взявшийся горячий прилив, словно остывшие холодные головни вновь вспыхнули пламенем на давно заброшенном пепелище.

     В тот день сын Шахаба замкнулся в себе и после проходил в состоянии тяжелой апатии несколько суток, и даже принуждающая строгость Фъеха не смогла выудить его из этого жестокого психологического капкана. Лишь когда на педагогическую вахту заступил Иасех, Нха, и то лишь на второй день после прихода первого смотрителя, наконец, заговорил. С ювелирной точностью выверенная беседа Иасеха со своим воспитанником вытащила, хотя и не до конца тот болезненный шип, который жёг Нха изнутри зрелищем давно забытого и не понятого. После, зарывшись в объятия смотрителя, сын Шахаба час к ряду ревел, дико, истошно, благодаря умелой психологической манипуляции Иасеха выдавливая из себя глубоко сокрытую в недрах подсознания боль. Не зная при этом ни ее причин, ни источника, ни природы.

     С чуть очистившимся разумом и сердцем, полный безграничной благодарности к своему любимому смотрителю, Нха, как не соблазнительно для него было упрямое бунтарской сопротивление, послушал совета Иасеха и все-таки начал собирать ненавистную копию корабля, которая подняла в нем такую разрушительную и болезненную бурю. Отвлекаемый интересными и веселыми разговорами Иасеха, Нха абстрагировавшись от того, что делает спустя всего три дня не без злорадства увидел на лице сменившей Иасеха смотрительницы Фъех нечто вроде удивления. На без эмоциональном, каменном лице, у которого было ровно два выражения – строгость и строгая строгость… Тогда Нха, наверное, впервые в жизни испытал сладкое ощущение победы, заметив, как черты лица Фъех чуть заметно дрогнули, когда она, войдя в жилой блок увидела на треть собранную модель «Меркалы». Пока еще по-детски наивное торжество Нха не знало, какую лютую пропасть ненависти скрывает за собой это микроскопическое, едва заметное удивление. Злоба силы и принуждения, которые оказались несостоятельны против…любви.

     Но ликование Нха оказалось не долгим. Когда модель была собрана, проверена и унесена в неизвестном направлении Шахаб прислал чаду новый дар – золотой обруч. И за следом ним вороватое щелканье магнитного замка, резкое пробуждение, алчный страшный блеск в глазах сестры и один единственный удар, разделивший жизнь юного хийла на «до» и «после» …

     Снова вспомнив ту злополучную ночь, Нха с силой сжал в пальцах стилус. Его надбровья сами собой сдвинулись, начертив на лбу гневные складки. Ощущая шаткость внутреннего контроля, Нха сделал глубокий вдох, и принялся успокаивать разбушевавшуюся память.

     «Воспоминания – вещь абсолютно бесплодная. Лишь эхо когда-то случившихся событий. Но они, тем не менее, заставляют разум изнывать и мучиться так же, как если бы ты переживал какое-либо событие прямо сейчас. Неприятные воспоминания заставляют ум вновь испытывать боль, побуждают его искать уже бесполезные пути отступления: «А если бы», «А поступи бы я»…

     Приятные же вырывают тебя из реального, искушая уцепиться за них, утаскивают в эфемерное: «Тогда было лучше, чем сейчас» …Они пускают тебя по цикличному кругу давно пережитых эмоций. Прокручивая их внутри себя, питая пищей живой реальности, ты в итоге становишься опустошённым. И то и другое – это иллюзия, игра ума, который бредет по привычным ему тропам. Ты должен уметь выводить его из этой удобной, протоптанной колеи, не соблазняться на его капризные призывы.

     Не давай уму вспоминать и думать о том, о чем не хочешь думать и вспоминать ты. А даже если ты и поддашься – сразу же беспощадно отсекай любые эмоции. Извлечение пользы, получение опыта, но не бестолковый бег по эмоциональному кругу глупых переживаний».

     Наставления Иасеха помогали Нха осознанно справляться с поднимающейся в уме бурей эмоций. Некоторые из них сын Шахаба заучивал наизусть, заодно практикуя в беседах со смотрителем технику «быстрого запоминания». Этот последний проговоренный про себя отрывок из речи Иасеха о «воспоминаниях и манипуляциях», Нха в точности запомнил с первого раза. Это была на данный момент одна из самых внушительных его побед на фронте развития кратковременной памяти. Вообще хийлы не страдали узколобостью, и огромные объемы информации могли запоминаться и воспроизводится уже 7-8-ми годовалыми детьми при должном обучении. Говорить же о профессиональных работниках интеллектуальной сферы, например о считывателях вообще не приходилось.

     «В головах этих всезнающих монстров способно поместиться, наверное, все знание о мире, и еще парочка скучных электронных баз в придачу».

     Нха улыбнулся, вспомнив это красноречивое мнение о считывателях, изреченное смотрителем Фъехом пару годов назад. С того времени Нха стал немного гротескно представлять себе этих самых считывателей, которые по утверждению уже другого смотрителя Сэа «Каждый стоил как хороший оборонный флот».

     Большие, нашпигованные огромным кол-вом информации головы на тонких шеях, провода, специфического рода жидкое питание, подающееся минуя желудок прямо в кровь – дабы избавить слабые, практически атрофировавшиеся челюсти от лишней нагрузки…Каково же было (больше радостное) удивление Нха, когда он впервые увидел настоящего считывателя в смотрительской. Он приехал навестить свое чадо. Это был вполне обычный хийл в стадии гверем с «чисто нэрданской физиономией». Среднего роста, с обычной головой, без волочащихся за ним проводов и катетеров по всему телу. Не будь он одет в гражданскую форму со знаками различия, которые Нха к тому моменту уже кое - как заучил, - сын Шахаба никогда бы не подумал, что это живое вместилище гигантских баз данных, паролей, программ и путей звездного сообщения. Обычный хийл, правда с заметно осунувшимся, очень усталым лицом и внушительными темными мешками под глазами. Нха с интересом наблюдал за тем, как считыватель общается с приведенным к нему чадом. Он объяснял ему что-то, долго…Нха даже показалось, что с большим трудом и какой-то невыразимой усталостью – такой же, какая была на его лице…точнее на «чисто нэрданской физиономии», как пренебрежительно охарактеризовал внешность считывателя смотритель Фъех (тоже кстати нэрданец) и железно сжав ладонь Нха в своей – повел его за собой, прочь от тривиальной для смотрительской, но необычной для сына Шахаба сцены.

     Так и не узнав, чем закончился разговор считывателя с его чадом, Нха тем не менее распрощался со своими детскими фантазиями по поводу внешности интеллектуальной хилийской касты, Нха, к его счастью, еще долгие и долгие годы после не суждено было знать, что фантазии, оживляемые его юным пластичным разумом были даже более безобидными, чем суровая реальность. Нха не знал, что, да, - хотя и не было в помине огромных монстрообразных голов, проводов и жидкой каши вместо крови, но зато было суровое изматывающее обучение с малолетства, жесткий отбор, проходимый единицами из сотен, работа на грани мозговой смерти, а в минуты чрезвычайные – переживаемая неоднократно мозговая смерть, сильнейшие наркотики и стимуляторы постоянно циркулирующие в крови, недели без сна, ни единого права на ошибку, полная зависимость от информодателя, и годам к 250-300 почти в 99% случаев обеспеченный тяжелый маразм.

     Как и локхемы – считыватели приносили большую часть жизни в жертву ради неоспоримого блага – положения, статуса и огромной платы за работу. Полностью обеспеченные, имеющие право свысока посматривать на любого, кроме информадателя, навечно с прикрепленной к ним биркой «нарасхват», одалживаемые как дорогие космолеты, - считыватели обеспечивали своей линии сытое будущее, но сами уже не могли в него заглянуть, день за днем, год за годом теряя изнуряемый титанической работой рассудок.

     Немного успокоившись, Нха еще раз прокрутил в голове наставление Иасеха. Особенно запомнившееся ему утверждение, он хорошенько обдумал еще несколько раз и вывел на цифровой бумаге стилусом, стараясь придать почерку красивый каллиграфичный вид.

     «Воспоминания – вещь абсолютно бесплодная. Лишь эхо когда-то случившихся событий».

     Сын Шахаба хорошо понимал эту фразу, но не мог её принять. Рисуя под выписанной строчкой силуэт очередного невиданного зверя, Нха будто видел в его контурах свои же собственные мысли, бегущие возмущенной вереницей:

     «Как воспоминания могут быть бесплодными? Они часть прошлого, которое было, которое случилось, причиняло боль…или удовольствия…Нет, чаще все-таки, наверное, боль. Как можно относится к ним, как к чему-то ненастоящему? Что уже прошло? Но ведь то, что было – это часть тебя…как можно его отбросить»?

     Заплутав в закоулках собственных рассуждений, и увлекшись рисованием, Нха не заметил, как над ним навис преподаватель. Из задумчивости сына Шахаба вывела вдруг наступившая тишина и послышавшиеся отовсюду тихие смешки. Встрепенувшись, Нха по привычке закрыл растопыренными пальцами цифровую панель и, подняв глаза, натолкнулся на сдержанный, ожидающий взгляд лектора. Спохватившись, он тут же опустил глаза и убрал руки. Скрывать свои занятия и их результаты от преподавателя он не имел права.

     Оглядев рабочее пространство стола Нха, лектор которым сегодня выступал сам старший смотритель Юсфа, неторопливо пролистал вверх несколько изрисованных цифровых листов, обстоятельно закончив прерванный паузой учебный материал:

     - Из всего выше сказанного, мы можем заключить, что империализм является единственной приемлемой системой управления, обеспечивающей контроль всех сфер жизни населения и подконтрольных масс…

     Сгребающим жестом длинных пальцев, оснащенных специальной насадкой, Юсфа, чиркнув по экрану стола, скопировал листы с художествами и пометками, сделанными Нха и перенес их на свой планшет. Глядя уже в экран планшета, медленно пролистывая рисунок за рисунком, Юсфа продолжил:

     - Естественно, что такая система управления должна подкрепляться хорошо обеспеченными силовыми и ресурсными базами, добыча и удержание которых является…, - Юсфа остановился и перевел лисий изучающий взгляд на Нха. От сына Шахаба естественно не укрылся направленный на него «сканер» глаз старшего смотрителя. Под ним Нха чувствовал себя каким-то незащищенным, оголенным, будто на него в окружении тысяч осуждающих взглядов направляли яркий прожектор.

     …- является важной, стоящей в ряду первых приоритетов задачей.

     Глубоко вздохнув, Юсфа оперся на стол Нха ладонью и вопросил, словно бы у потолка:

     - Да Нэшрим. Я вижу тебе явно что-то натерпится сказать всем нам?

     - Прошу прощения, старший смотритель. Разрешите вопрос?

     - Разрешаю.

     Пока сам Нэшрим и его прихлебатели тихо давились от смеха по непонятной для всех причине, Нха, застыв на сидении как статуя не мог оторвать взгляд от ладони Юсфа. Длинные сильные пальцы с крепкими, конически обрезанными ногтями, один из которых – на указательном, был раздвоен и укреплен особым органическим гелем…Словно затвердевший язык змеи…Нха не совсем понимал зачем он нужен, и пребывал в полной уверенности, что это такое особое украшение. В силу возраста, разумеется, не зная про некоторые аспекты взрослой жизни, Нха постеснялся обращаться с вопросом про ногти к Иасеху (слишком этот вопрос был глупым). Он аккуратно попытался получить разъяснения у третьего смотрителя Сэа. Тот, следуя своей обычной манере, быстро сменил тему разговора, и ответа Нха так и не получил. Опасаясь, но при этом, изнывая от любопытства, Нха, переломив себя, обратился с вопросом к Фъеху, выбрав для этого совершенно случайный момент. К удивлению сына Шахаба, второй смотритель отреагировал на вопрошание воспитанника без присущей ему вечной серьезности, даже с каким-то умилением, и как-то странно поежившись, сказал только: «Со временем узнаешь».

     Сейчас Нха интересовало не время, которое шло, а ответа все не было, ни ноготь странной формы, и его предназначение, а татуировка, часть которой виднелась из-за плотно обхватывающего запястье Юсфа рукава. Нха много раз видел фрагменты этого рисунка на руке старшего смотрителя, но только издалека, и каждый раз они вызывали у него странное щемящее чувство знакомости. Эта эмблема, символ, печать…Нха осознавал, что где-то, когда-то видел ее, и даже не просто видел. Он помнил каждую её часть, каждый изгиб, и сейчас рассмотрев её фрагмент настолько близко, ошарашено наблюдал, как она во всех подробностях встает у него перед глазами. Рука Нха сама собой потянулась к стилусу, и он, быстро начал переносить округлый символ на цифровую бумагу. Но в это время до него долетела колкая часть неприятного разговора…

     Полный припасенного словесного яда Нэшрим, изображая на лице искреннее любопытство, обратился к Юсфа:

     - Смотритель, скажите, а зоофилия передается по наследству?

     Юсфа устало вздохнул:

     - Не совсем понимаю, как этот вопрос касается темы занятия, ну да ладно, - он взглянул на Нэшрим и вздернул бровь, - Интересно, где ты взял такую связку?

     - Я просто обратил вникание на рисунки Нха, там ведь много животных. А потом вспомнил, что его родитель не равнодушен к …лхаийцам…

     - Нэ-э-эш-ш-р-рим! – Юсфа громыхнув по столу кулаком молча вперил в подопечного гневный взгляд. В аудитории воцарилась гробовая тишина, прихлебатели Нэшрим все разом отошли от него на безопасное расстояние, а сам зачинщик, втянув голову в плечи стоял, изредка бросая в сторону Нха насмешливые взгляды. Сын Шахаба, сначала вздрогнувший от того, что смотритель грохнул по его столу кулаком, потом и сам начал подрагивать от злобы, осознав в полной мере, какое оскорбление ему нанес Нэшрим. Он – вечно поносящий Нха, давший ему обидную кличку, впервые за годы посмел коснутся не только самого Нха, но и его могущественного родителя…и того второго, давшего ему жизнь и про которого Нха толком ничего не знал…

     - Мы, насколько я помню, еще не рассматривали тему информационных воин, - уже спокойно, но все же чуть натянутым голосом сказал Юсфа, - Но раз ты демонстрируешь такое рвение, Нэшрим, я думаю, мы уже сейчас сможем ее коснуться.

     - А чего я-то… - проворчал было Нэшрим, но Юсфа резко вскинув руку и медленно сжав пятерню в кулак приказал:

      – М-м-м-о-олчи…

     Пройдясь по аудитории, Юсфа заложив за спину руки начал:

     - Итак, в информационных воинах значительную роль играет грамотно добытый компромат. Нэшрим, специально для тебя подчеркиваю – грамотно! Компромат – это 100% - ое, неопровержимое доказательство, не подлежащее сомнению. При всех нас ты решился утверждать, что Нха, и его достопочтенный родитель страдают тяжелой формой психосексуального нарушения – зоофилией. Теперь, в подтверждение своих слов, будь добр – продемонстрируй нам в качестве доказательства что-то кроме твоих домыслов.

     Юсфа замолк и, остановившись громко постучал каблуком. Нэшрим, понурившись, не отвечал.

     - Аудио, визуальные записи? Может медицинское заключение ассимилятора ранжированием не менее 2-ой степени? М-м-м, нет? Биологические жидкости?

     Юсфа еще нетерпеливее постучал каблуком:

     - Неужели ничего?

     Нэшрим молчал. Старший смотритель, все так же заложив за спину руки начал медленно приближаться к нему:

     — Вот как…Ну так если у вас всего этого нет, мой начинающий клеветник, то советую вам замолкнуть, и не раскрывать рта по подобным поводам еще о-о-очень долгое время. Если же вы его откроете сегодня еще хоть единожды, не важно по какой причине – получите третье предупреждение и вылетите с занятий. Насовсем.

     Остановившись перед Нэшрим, Юсфа посмотрел на воспитанника сверху вниз:

     - Ты меня хорошо понял?

     - Да, смотритель, - глухо отозвался Нэшрим не поднимая глаз.

     - Еще раз.

     - Я всё понял смотритель.

     Всё так же устало вздохнув, Юсфа повернулся на месте и медленно зашагал к центру аудитории.

     - Продолжим занятия. Итак…

     Нха всё еще дрожа от злости, стараясь не смотреть в сторону Нэшрим невидящими глазами буравил цифровую поверхность стола. Рисунки, надписи на ней и не законченный набросок татуировки с запястья Юсфа – всё слилось для Нха в неразборчивую чёрно-белую рябь, на которую сверху наползало багровое марево. Гнев плескался внутри Нха, как вода в раскаченном сосуде, и каждое колебание могло привести к разлитию.

     Стараясь хоть как-то отвлечь себя, сын Шахаба начал крутить в пальцах стилус, стараясь изучить каждый миллиметр его поверхности, царапины на нем, его блеск. Это была еще одна техника, которой Иасех обучал Нха, но сейчас она работа плохо. Вопросы, касающиеся его происхождения, о чем ему напоминала вся окружающая его действительность, каждая стена, каждый взгляд, молча, но настойчиво… Нха и сам до конца не мог понять, почему эти вопросы причиняли ему такую жуткую боль, каждый раз сильную, каждый раз новую, такую, к которой невозможно было привыкнуть. Окунувшись в поток своих переживаний, почти захлебнувшись в этом багровом мареве, Нха вдруг почувствовал, как чья-то ладонь мягко легла ему на плечо – как холодная краска в красную палитру. Едва скосив взгляд, сын Шахаба узнал руку Юсфа и словно почувствовал исходящее от того приободрение. Ему почудилось, что будто кто-то прямо в его голове произнес:

     «Сохранение спокойствия»

     Внутри Нха всё замерло. Когда его внимание вновь стало сконцентрированным, Юсфа был уже далеко. Он всё так же мерно вышагивал в центре аудитории и продолжал лекцию. Выдохнув, Нха, снова покрутил в пальцах стилус, подумав, активировал цифровую поверхность стола, от бездействия перешедшую в спящий режим, и, выкинув из головы произошедшее, вернулся к наброску татуировки. Позади него еще какое-то время слышались тихие смешки, он явственно ощущал на себе издевающиеся взгляды, но все это уже будто проходило сквозь него и не задерживалось. Сын Шахаба полностью и самозабвенно погрузился в работу, иногда прерываясь, чтобы послушать Юсфа, или посмотреть на визуальные материалы, демонстрирующиеся на учебном экране.

     В процессе рисования Нха сам того не замечая глубоко погрузился в размышления о Юсфа. Он был благодарен старшему смотрителю за его заступничество, но благодарность эта уже давно стала для Нха привычной. Не только Юсфа, но и другие смотрители были вынуждены постоянно отбивать полу лхаиское чадо Шахаба от своры голубокровных подопечных.

     С течением времени ситуация с нападками на Нха только накалялась. Детская неосознанная агрессия в сторону непохожего выродка спустя года трансформировалась в направленную травлю. Для смотрителей положение осложнялось еще и тем, что среди чистокровных чад владык сформировались уже вполне зрелые группировки, у каждой из которых был свой «руководитель». И каждый такой «руководитель» питал неприязнь к Нха. Сын Шахаба же в силу происхождения и интровертного строя психики был один как перст – сам с собой и против всех. Как уже говорилось ранее, не будь у Нха могущественного родителя – агрессия со стороны его сверстников была бы не только словесной. Хотя и обидных слов, жаждущей расправы подростковой массе иной раз было мало. Стоило одному из наблюдающих смотрителей только отвернуться – как сына Шахаба тут же окружала толпа. На зажатого в хоровод ненависти «беленького» сыпались оскорбления, угрозы, лёгкие щипки. В него иной раз плевали, и каждый второй обидчик старался больно дёрнуть Нха за волосы. Разумеется, одного окрика смотрителя, или даже его появления было достаточно, чтобы толпа немедленно разбежалась. Но, ни последующие предупреждения, ни выговоры, ни стращания – ни всем участвующим в травле, ни зачинщикам, никакого эффекта не оказывали. Рано или поздно всё повторялось снова и каждый раз со все более плачевными последствиями. С семи годового возраста и до сей поры Нха находился в непрерывной опале у сверстников. Ситуация спасало изменение структуры обучения Нха и практически постоянное нахождение рядом с ним наблюдающего смотрителя.

     При Фъехе в сторону Нха не смели даже смотреть, ибо второго смотрителя сына Шахаба боялись не только воспитанники, но и многие сотрудники. Когда Нха находился под присмотром Иасеха, - затравщики иной раз позволяли себе издалека обидный выкрик, а вот рядом с Сэа Нха даже умудрялись иногда толкнуть или выругаться ему чуть ли не в лицо. Третий смотритель был неопытен, и не мог завоевать себе авторитет даже у воспитанников, не говоря уже о руководстве.

     Поёрзав на сидении и попытавшись размять ноющие ноги, Нха встал, заблокировал цифровые листы, дабы никто не стёр его рисунки из желания сделать ему очередную подлянку (такое случалось частенько), и огляделся. Выбрав пустующую часть аудитории, Нха потягиваясь и позевывая, вылез из-за стола и прошелся туда назад по отрезку наиболее свободному от других учащихся. Некоторые воспитанники показательно отходили от «беленького» подальше, другие морщились, третьи игнорировали его как пустое место. Нха на это было глубоко наплевать. Сейчас его занимали мысли о Юсфа и нещадно ноющие после утренней тренировки ноги.

     Сегодня смотритель Фъех постарался на славу. Несколько часов к ряду он гонял Нха в зале физической подготовки, прибавив к стандартному комплексу упражнений еще один – новый, способствующий быстрому укреплению мышц на ногах и пояснице. Жёсткий, как всегда, с расписанным до минуты распорядком дня воспитанника – Фъех сегодня был как-то по-особенному строг к Нха. Сыну Шахаба даже показалось, что смотрителя что-то беспокоит, ибо он требовал от подопечного безукоризненной точности в выполнении упражнений, и от каждой допущенной ошибки Нха становился мрачен, как первородная тьма. Сын Шахаба было решил, что ему это почудилось, но потом, сравнив, понял, что тоже самое беспокойство он прочёл на лице смотрителя Юсфа. Еле заметное, призрачное, но все-таки присутствующее. Именно поэтому сына Шахаба так заняли мысли о преподавателе. И Фъех и Юсфа чего-то ждали. Чего-то неизбежного и явно не хорошего. Догадки Нха обретали вес еще и потому, что сегодня Юсфа впервые за все годы обучения Нха в смотрительской – проявил к воспитаннику тактильное внимание – прикоснулся к Нха, положив ему на плечо ладонь. В самом этом жесте не было ничего необычного. Другие смотрители и преподаватели делали так сотни раз, но Юсфа сделал это впервые. И эта фраза, то ли почудившаяся Нха, то ли сказанная кем-то взаправду – прозвучавшая у него в голове: «сохранение спокойствия».

     Прислонившись спиной к приятно прохладной стене аудитории, Нха устремил взгляд на Юсфа. Как всегда подтянутый, вылизанный, шикарно и с иголочки одетый – он привычно с большим знанием дела просвещал своих нерадивых учеников. У Юсфа были ответы на все вопросы, у Юсфа всегда был контраргумент на любой аргумент. Он знал достаточно, чтобы знать больше всех остальных. Шиен, одним словом. Он умело располагал к себе воспитанников разных возрастов, прекрасно разбирался в психологии – как детской, так и взрослой и стальной рукой управления удерживал весь подчиненный смотрительский штат. Юсфа редко проводил занятия самолично, и в основном только у старших возрастных групп. Воспитанники об этом, разумеется, не знали, но старший смотритель таким образом устраивал смотрины будущим выпускникам. Он оценивал их характер, наклонности, увлечения, следил за их поведением в обществе сверстников. Громадный почти 200-годовой опыт работы Юсфа, и специфика занятий в аудиториях «свободного восприятия», позволяли старшему смотрителю за 2-3 часа лекции «просканировать» 40-50 воспитанников и точно определить их психологические склад. Вместе со своими помощниками Юсфа составлял план дальнейшего развития для каждого подопечного и отчитывался им перед родителями – доверившими смотрительской свои чад. Отсортированные по этому плану члены подращенной смены отправлялись кто куда. Усиленная военная, стратегическая, психологическая, экономическая подготовка…Выбор стоял уже за родителями желающими или не желающими развивать своих дитятей в рекомендованных смотрителями направлениях.

     Возрастная группа, в которой сейчас находился Нха была «контрольным рубежом формирования». Именно сейчас решались судьбы воспитанников и их дальнейший путь. Во всей мешанине качеств, недостатков и талантов – Юсфа, как сортировщик сейчас отыскивал наиважнейшие. Как огранщик, он должен был вынуть из породы характеров драгоценные минералы предназначения и подобрать для них подходящие оправы. Сегодня старшего смотрителя интересовал лишь один такой «самоцвет». Юсфа должен был выполнить заказ одного могущественного родителя…

      * * *

     Нха же, уже нагрев спиной стену рассматривал обширный голографический материал, представленный на учебной доске. Это была какая-то сложная и скучная таблица, каких-то там соответствий…Нха не вникал. Ему просто нравилась цветовая схема. На ней было много зеленого и синего оттенков. Насытив глаза приятными цветами, сын Шахаба снова принялся наблюдать за Юсфа. Старший смотритель сегодня был одет во всё красное. Туго обтянутые дорогой синтетикой стройные ноги, талия, грудь. Привычные два хвоста черно-медных волос, спущенные на плечи. Притягивающий внимание как лакированная яркая побрякушка. Молодой старик. Нха про себя уже давно прозвал так старшего смотрителя. Никто из воспитанников в точности не знал сколько Юсфа годов, но все знали, что точно больше 280-ти. Нха же точно знал, что больше 300, ибо Иасех в одной беседе с ним неосторожно упомянул о том, что Юсфа несколько старше него самого. Сын Шахаба даже в своем юном возрасте не понимал стремления некоторых хийлов молодится. В его понимании это было странно и даже глупо. Покрытое морщинами лицо того же смотрителя Иасеха – выглядящего на свой возраст, было для Нха куда приятнее, чем маска юности, носимая Юсфа. Да, это была именно маска, потому что несмотря на молодость, безукоризненно гладкую жемчужную кожу, осанку, фигуру, легкие не скованные движения – суть Юсфа оставалась истинной. Больше всего его выдавали глаза – открытые окна, ведущие в дом всех прожитых им годов. Наполнявшая их усталость и презрение к окружающему миру, про который Юсфа «уже все давно было ясно» - они никак не подходили к молодому, будто совсем недавно начавшему жить телу. Не подходили так же, как ярко красный, полный модной агрессии наряд не шёл к играемой Юсфа серьезной преподавательской роли…

     До определенного времени Нха относился к Юсфа обычно, как относились к нему и все остальные воспитанники – с уважением, страхом и иногда любопытством. Но случился эпизод, после которого отношение Нха к старшему смотрителю изменилось бесповоротно. Сын Шахаба до сих пор после той краткой встречи в коридоре вспоминал огромную бездну боли, которую он увидел в глазах Юсфа при его разговоре со смотрителем Иасехом. В сущности это был даже не разговор, а перекидывание дежурными фразами:

     - Вы после занятий мимикрией?

     - Да, Шиен.

     - Как успехи Нха?

     - Удовлетворительно Шиен. Вы позволите? Мы опаздываем на обед…

     Нха тогда лишь оглянулся, лишь краем глаза рассмотрел в чёрных глазах – окнах сокрытую ото всех «комнату старого дома». И от содержимого этой комнаты у Нха по спине забегали мурашки. Лишь на секунды, пока никто (как он думал) не видел, - Юсфа снял с себя маску невозмутимости и из-под нее сплошным потоком полилась адская боль, смешанная с горечью. Нха чудилось, что уходя, Иасех рвал между собой и Юсфа тяжелые тугие канаты…Звон их обрывов стоял у Нха в ушах…завывал и плакал…

     «Что это? Почему?»

     Нха полностью доверял Иасеху и искренне любил его, но именно эти два вопроса так и не отважился ему задать. Из сокрытой «комнаты» веяло тем, к чему юный неокрепший разум не решился приблизиться. С той поры сын Шахаба помимо дежурного уважения начал чувствовать к Юсфа самую настоящую жалость и «молодой старик» стал еще и «мучающимся молодым стариком». При Нха Иасех и Юсфа больше никогда не встречались, но сын Шахаба отчетливо понимал, что если это произойдет снова – он не решится больше заглянуть Юсфа в глаза…

     Лекция тем временем продолжалась, и по прикидкам Нха должна была закончится в течение 15-20 минут. Часов и хронофоров в аудитории не было. Даже интерактивные столы были лишены циферблатов – дабы не вызывать у воспитанников искушения лишний раз посмотреть на часы. Это был один из приемов, позволяющих по крепче вовлечь подопечных в учебный процесс. Часы здесь были только у преподавателя.

     Подразмяв затекшие от сидения ноги, Нха еще раз с содроганием вспомнил, как его сегодня гонял Фъех и, подняв ладони на уровень груди, крепко сжал и разжал пальцы. Привычной дрожи в мышцах практически не было. За годы Нха уже настолько привык к ней, что отсутствие её даже немного пугало юного хийла.

     Как и у многих детей смешанной крови, у Нха были определенные генетические отклонения. Большая их часть была устранена еще в младенчестве сына Шахаба, но одно, самое непримиримое, начало отступать только сейчас. Из-за специфического состава крови, и связанного с ним внутреннего обмена – мышцы Нха были подвержены быстрой атрофии. Другими словами, стоило Нха оставить без определенного количества физических нагрузок хотя бы на неделю – и мышечная ткань в его теле начинала стремительно разрушаться. Лечащим ассимиляторам смотрительской пришлось разрабатывать для Нха специфические программы развития. Ежедневно сын Шахаба тратил от 1,5 до 2 часов на интенсивные тренировки и заедал обеды горстями особых препаратов. За годы хождения на осмотры, Нха вроде бы как должен был привыкнуть к бесконечным анализам, взятиям крови, унизительным раздеваниям перед ассимиляторами, но нет. Привыкнуть к этому было невозможно. Занятия физическими комплексами изматывали – Нха от рождения и так не был крепко сложен, и к тому же, порой, из-за случайной деформации мышечной ткани испытывал на разминках сильные боли. А тут еще и каждые шесть дней на смену заступал Фъех, который выжимал из воспитанника все соки. Каждое занятие он тренировал Нха словно в последний раз – жестко, остервенело…Он постоянно требовал улучшений, не спускал промахов и игнорировал любые проявления слабости. Естественно Нха сопротивлялся и с годами всё больше показывал характер, но против железного упрямства Фъеха ему нечего было противопоставить. Как и в показательной истории с кольцом (за которую Нха, к слову, всё еще был зол на второго смотрителя) – в периодических схватках с воспитанником, Фъех, даже отступая выходил из «боя» победителем. Нха после оставалось лишь «зализывать» раны и нехотя подчинятся. И это дало свои плоды.

     Многогодовая борьба с недугом в теле Нха, наконец, и к большому облегчению ассимиляторов подошла к концу. Пройдя самый период взросления, когда взбалмошные гены могли выкинуть с организмом любую штуку, Нха стал заметно крепче, и его мышцы перестали истончаться от долгих простоев. Горсти лекарств, съедаемые за обедом стали меньше, тренировки короче и реже. Почти ушли подкожные боли и мышечная дрожь. «Выиграл партию у наследственности», - так охарактеризовал излечение один из ассимиляторов наблюдавших Нха.

     Мысленно отслеживая ощущения в теле и испытывая приятную физическую усталость, Нха вернулся за свой стол. Он привычным жестом активировал его и стал внимательно разглядывать свой набросок татуировки с запястья Юсфа. Щемящее неприятное чувство одолевало его…Словно чесалась плохо зарубцевавшаяся старая рана.

     «Знакомо…до чего же знакомо», - думал Нха, вглядываясь в пентаграмические очертания рисунка.

     Неожиданно вся аудитория встрепенулась от громкого звукового сигнала. Юсфа, прервавшись на полуслове, неторопливо подошел к трибуне, наклацал что-то на ее осветившейся поверхности, и, приложив к уху изогнутый наушник, ответил:

     - Да. Что, сейчас? У меня занятие…

     Почти сразу за этим двери в аудиторию распахнулась и внутрь быстро вошла одна из помощниц Юсфа:

     - Шиен! Вас срочно в…

     - Я знаю!

     Юсфа прикрыв микрофон наушника пальцем, шикнул на нее и снова сказал невидимому собеседнику:

     - Такая большая срочность…это необходимо? Хорошо, сейчас буду.

     Отключив наушник, Юсфа молча, обвел взглядом притихших воспитанников. Его помощница, замерев посреди аудитории как изваяние, ждала приказов.

     - Мне нужно будет отлучиться. До моего прихода аудиторию не покидать. Соблюдать тишину и порядок.

     Отключив демонстративную доску, Юсфа быстрым шагом дошел до дверей. За ним, прицепившись хвостом аудиторию покинула и помощница.

     - Еще четверых сюда, быстро! Будь на связи. Без моего сигнала внутрь не ногой. Что бы вы не услышали – крики, ругань, звуки борьбы – стоять на месте пока не скажу! Запорите проверку, уволю к чёрту!

     Пригрозив кулаком помощнице, которая тут же вытянулась по струнке, Юсфа быстро нырнул в ближайший коридор. Пройдя мимо обзорных площадок, за огромными окнами которых краснело пробитое тусклым оком местного солнца низкое небо, Юсфа завернул за угол, и направился в особый сектор, предназначенный для персонала. Оставив позади двоих охранниц, несущих вахту, Юсфа миновал мерцающий голографический барьер, за который учащимся строго настрого запрещено было заходить. За ним старший смотритель прошел мимо нескольких узких дверей и остановился перед той, на которой в вытянутом демонстративном окошке светящейся строчкой бежала надпись «Проведение испытаний – не входить!». Постояв перед этой дверью, словно в нерешительности пару секунд, Юсфа уверенным движением приложил ладонь к пропускному к сканеру и после того, как пискнув загорелся пропускной индикатор, - шагнул внутрь. В полумраке, освещаемом большим прямоугольником экрана наблюдения, копошилось несколько хийлов, наскоро настраивающих оборудование. Из-за их манипуляций изображение на экране то приближалось, то отдалялось, то пропадало вовсе, то дробилось на несколько частей.

     Наблюдение велось за аудиторией, которую только что покинул Юсфа. Несколько хаотичная, спешная настройка скрытых камер, демонстрирующих помещение с воспитанниками во всех подробностях, благодаря стараниям наладчиков буквально за минуту стала более структурированной. Теперь только слепой мог не увидеть, что почти все внимание электронных глаз здесь было уделено лишь одному подопечному. Этим подопечным являлся Нха.

     По-хозяйски оглядев наблюдательную (так между собой смотрители называли подобные помещения), Юсфа чуть кашлянул, увидев сидящего перед экраном Фъеха. Второй смотритель Нха, откинувшись на широкую спинку сидения и высоко закинув ногу на ногу, полузакрытыми глазами следил за происходящим на экране. На появление Юсфа он никак не отреагировал, так же как и на его покашливание. С нескрываемым раздражением, Юсфа уселся в кресло рядом.

     - Приветствую шиен. – лениво, не смотря в сторону начальника сказал Фъех.

     - Засунь себе свои приветствия, знаешь куда! – Юсфа нервно поёрзал на месте и, вжавшись в спинку кресла зло сцепил на груди руки. Сделал он это совершенно по - стариковски.

     - Всё в последний момент…С утра, не успел я еще продрать глаза, ко мне уже ломятся по всем каналам! Я меняю расписание, откладываю пять встреч, посылаю к тёмным угодникам родителя, который летел сюда через 2 световых года, и всё только потому, что кто-то там ошибся с расчетами! В конце концов,…Я Шиен!? Или шальях последний!? («шальях» - с хилийского посыльный, тот, кто на побегушках).

     Не сводя глаз с экрана Фъех согласился, «разделяя» недовольство руководителя.

     - Вы совершенно правы, шиен. Ситуация сложилась сумбурно и была непредсказуема с самого начала.

     - Господь Всеведущий! – Юсфа раздраженно всплеснул руками, - Ты объяснишь, в чём дело? Из того, что я слышал с утра, и того, что ты мне сказал 5 минут назад по внутренней связи, я и половины не понял! Что за пик? Или как там её…высшая точка?

     - Высшая точка положения нисходящего лунного узла в астрологической карте Нха в этом году, – объяснил Фъех, - Мой наниматель настоял, чтобы в это время была проведена проверка. Расчеты производили два личных астролога Господина, но, к сожалению, в виду плавающей даты рождения Нха – они ошиблись на сутки. Именно поэтому всё случилось так внезапно и потребовалась некоторая…поспешность. Мне очень жаль за причиненные вам неудобства. Все материальные затраты будут возмещены втройне, в том числе и за моральный вред.

     Услышав о Шахабе, Юсфа несколько присмирел и уже спокойным голосом напомнил:

     - Надеюсь, ты понимаешь Фъех всю шаткость ситуации? – он указал на экран, - Нха там сейчас один. Совершенно. Смотрители за дверьми наготове, но и они могут не успеть, если что-то…кхм, пойдет не так.

     - Что-то и должно пойти не так. В этом суть эксперимента, - спокойно ответил Фъех.

     Юсфа скривился, и издал звук, напоминающий скрип старой несмазанной дверной петли.

     - Если с Нха или Нэшрим что-нибудь случиться… - он резко выпрямился в кресле и, уперев локти в колени, обхватил руками затылок. Послышалось гулкое и жалобное, - Мне оторвут голову…

     - Если с Нэшрим или Нха что-то случиться, голову оторвут в первую очередь мне, - пояснил Фъех, - Не волнуйтесь шиен. Всё пройдет хорошо.

     - Еще две недели назад, когда поступил приказ поставить на одно занятие Нэшрим и Нха, я почувствовал подвох, - продолжил сетовать Юсфа, - Охх, детки, детки…наломают, чую палок об мою больную голову…

     - Настройка завершена, - отозвался сзади один из наладчиков, - Качество изображения устраивает?

     - На 5-ом и 7-ом экране чуть приблизьте, - велел Фъех, - Еще…стоп! Так и оставьте.

     - Запись производить со всех 18-ти каналов?

     - Да, и добавьте еще панорамный.

     - Выполнено. Настройки завершены, запись пошла.

     - Надеюсь, ты знаешь что делаешь. – Упаднечески понадеялся Юсфа, переведя взгляд на экран.

     Фъех на это лишь дернул краем рта и, поднеся ладонь к уху, настроил громкость на своем наушнике.

      * * *

     Когда старший смотритель покинул аудиторию, предоставив воспитанников самим себе, Нха поначалу растерялся. Он не помнил случая, чтобы смотрители, а тем более Юсфа вот так уходили с занятия. Мало того, Юсфа не только ушёл, он не оставил себе замену. Смотрителя явно отвлекли срочные дела, это было ясно, но такой оплошности, даже из-за забывчивости – он бы не допустил. Едва за спинами Юсфа и его помощницы закрылись двери – Нха весь подобрался и, продолжая смотреть в стол, глубоко вдохнул и выдохнул, стараясь не думать о неприятностях.

     Еле слышное шушуканье в аудитории спустя несколько минут превратилось в тихое переговаривание, спустя еще немного времени в уверенный говор, ну а потом уже голосовые связки воспитанников «распустились» во всю. Кто-то уже громко смеялся, кто-то спорил… Аудиторию наполнил бессвязный гомон десяток глоток, и Нха сейчас очень надеялся затеряться в этом фонящем шуме и остаться незаметным. Он, уже было совсем успокоился и снова принялся за рисование, но тут шум в аудитории начал стихать, и Нха боковым зрением увидел приближающиеся к нему фигуры. Не оставляя своего занятия, Нха тем не менее внимательно следил за дистанцией. Когда она сократилась до нуля, рядом с Нха кто - то, посмеиваясь, произнес:

     - Так, так. Что тут у нас? Беленький рисует своих четырёхногих родственничков?

     Кругом раздались сдавленные смешки. Нха оторвал стилус от цифрового листа и предупредительно повернул его в пальцах острым концом к говорящему, которым, естественно, являлся Нэшрим.

     - Скажи, а кто их них больше похож на твоего папашу? Этот? Или этот? – Нэшрим бесцеремонно ткнул пальцем в два разных рисунка. Нха всё так же уставив взгляд в стол, молчал.

     - Наверное, сразу оба, - послышался из-за спины Нха голос одного из прихлебателей Нэшрим, - Что тот, что этот – оба одинаково уродливые!

     Все кругом захохотали. Нха потихоньку начала облеплять толпа.

     - Да нет! – громко отрезал Нэшрим, как всегда беря на себя роль главного «оратора», - Беленький, то и сам, скорее всего не знает. Деру пари! Пока он ползал, ему все втирали, что у него была только мамочка, а светлым он так, случайно получился!

     Аудиторию снова накрыла волна смеха и гогота. Кто-то больно ткнул Нха в спину.

     - Скажи - ка, беленький, а у тебя никогда не возникало желания поползать на четвереньках? Просто если возникало, я, пожалуй, не буду подходить ближе, вдруг это заразно! – давясь от смеха Нэшрим хлопнул раскрытой ладонью по столу Нха, вынудив того отшатнутся.

     Отовсюду через смех начало слышаться: «Выродок, полубелый, лхаисткий ублюдок».

     Нха получил еще два три тычка в спину, и его несколько раз сильно дёрнули за волосы.

     Пройдя через эту церемонию унижений уже много раз, Нха начал ощущать, как на него против его воли наползает, наваливается тот первородный гнев. Изнутри, словно из механизма со сломанными деталями начала идти тряска. Нха весь задрожал, но теперь не от усталости, или боли в мышцах, а от злости. Гнев душил его. Он заползал в каждую клетку его тела, растекался по кровотоку как яд. Под воображаемыми руками снова оказалось серое и дёргающееся…ненавистное…ненавидимое…

     На последних нитях сдержанности, Нха стоически вытерпел еще 2-3 огненных волны, прокатившихся по его телу. Последняя, и самая жгучая из них спалила дотла все удерживающие барьеры.

     «Сохранение спокойствия»…Юсфа, вы ли мне это сказали? А зачем? К чему мне его сохранять? Тряска, слившаяся с гневом, сжалась и выплеснулась через горло в вызывающем выкрике:

     - Да! Возникало!

     Услышав голос Нха, толпа притихла. Все уже привыкли, что «беленький» всегда сносил поношения молча.

     - Что? Что это? – Нэшрим перестав хохотать, презрительно глянул на Нха и удивленно вздернул бровь, - Белая скотинка подала голос?

     - У меня возникало желание встать на четвереньки и рыдать…от смеха. Это было тогда, когда я узнал, почему ты родился Нэшрим, - Нха медленно поднялся и злорадно улыбнувшись, поведал:

     - Твой родитель был настолько «благороден», что не стал искать пару для твоего зачатия вне линии. Он видимо ратовал за кристальную чистоту вашей крови. И выбрал для просевки, что было поближе. Он против воли заставил свою младшую сестру жить с ним. И я думаю, брал ее каждый раз, так, как ты и сказал…на четвереньках…И вот от этого ползанья получился ТЫ.

     Нха сделал по направлению к Нэшрим пару шагов и ткнул в его сторону пальцем:

     - ТЫ такой же рожденный пороком выкидыш, как и я! Но если моя кровь только немного лхаисткая, то твоя воняет как помои…Продукт близкородственной связи. Члены твоей линии я слышал никогда умом не отличались…и сдержанностью тоже. И ТЫ! ТЫ вылез на свет только потому, что твой папаша во время не смог сказать удам – СТОП!

     Нха, глубоко дыша и буравя Нэшрим гневным взглядом, был ужасе от того, что он только что сказал. Такая лавина злословия…такое обилие мерзких слов. Нха испугался самого себя, но гнев, ширящийся внутри него – заглушал этот испуг.

     В аудитории повисла гробовая тишина. Нэшрим, ошарашенный таким ярым отпором и оглушенный той неприятной правдой, которую, в общем то все знали, но боялись вытащить на свет, стоял, смотря на Нха, широко открытыми глазами. Придя в себя, наконец, он, оскалившись, выпалил:

     - Т-х-х-хы-ы! Выбля-ядок! Ты что несеш-шь?

     - Я беленький!? – Нха рванулся к Нэшрим, и тот с мгновенно остуженным пылом, испуганно отступил назад.

     - Беленький!? Ну-у-у! – Нха набычившись, двинулся на Нэшрим с силой оттолкнув случайно оказавшуюся у него на пути хийлу.

     - Беленький? Ну, скажи еще раз! Это всё на что хватает твоего ума!? Ну? Ублюдок? Выродок? Лхаисткая мразь? Давай!

     Один из прихлебателей Нэшрим, стоя неподалеку, громко, и как уже впоследствии стало ясно, крайне необдуманно, хмыкнул:

     - Вот именно, мразь лхаисткая.

     За накрывшим после этого ум багровым маревом, Нха уже мало что видел. Его заставила развернуться не весть, откуда возникшая в теле сила. Подобно тугой спирали, она расправилась у Нха из живота и будто ударила по его сознанию давно сдерживаемой, уже проржавевшей пружиной. Механизм. Трясущийся, пока неуверенно пробующий на прочность свои «детали» - пошёл в работу. Что-то призрачное, эфемерное, витающее в пространстве заставило его пробудится. Кто-то вставил в скважину и повернул долго хранимый ключ. Кто-то вспомнил давно забытую комбинацию и ввел активирующий код в пропускное окошко. Кто-то надавил на заржавевший рычаг, и механизм внутри сознания Нха звеня и содрогаясь – заработал. Сначала медленно…потом все быстрее и быстрее…

     Нха пришел в себя от боли в кулаках, которые с ударами обрушивались на лицо и голову обидчика. Сын Шахаба, подмяв хийла под себя, сидел на нем верхом и избивал, рыча при каждом ударе. Он не обращал внимания ни на крики (а точнее сказать на жалобный вой своей жертвы), ни на её попытки отбиться, ни на ее желание хотя бы просто заслонить от кары уже посиневшее от крови лицо. Нха, что называется, вошёл в раж, и его не пугала даже содранная на собственных кулаках кожа, резкая боль в пальцах и брызжущее во все стороны влажное, тёплое и голубоватое. Колени Нха при каждом движении оскорбителя, извивающегося под своим взбешенным седоком – сжимались всё плотнее. Сын Шахаба, сам не понимая как, подбирал самый правильный и болезненный угол, при котором его кости, подобно пикам врезались обидчику в ребра – избивали, кололи, душили.

     Тугая спираль внутри Нха все разворачивалась, как пружина в старых антикварных часах, и удары один за одним всё сыпали и сыпали…жестокие, слепые. Наконец, устав, задыхаясь от непривычных «упражнений», Нха обессилено облокотился на еле поднимающуюся грудь своего обидчика и долго, невидящими глазами таращился в одну точку. Накопив немного сил, он схватил шестерку Нэшрим за грудки, и резко рванув хийла на себя, встряхнул:

     - Н-н-у?

     Глядя в разбитое, с подтеками лицо обидчика, Нха оскалился и выпалил:

     - Ну, повтори! Еще раз!!!

     Вроде бы скоординированная толпа наблюдавших теперь пребывала в некотором разобщении. Спасать своего попавшего под горячую руку товарища никто не спешил. Основная масса воспитанников рассеялась по аудитории. Вжавшись в стены, прячась за столами и лежанками – они опасливо, но и не без любопытства наблюдали за происходящим со стороны. К чему лезть в драку, которая тебя не касается?

     Нэшрим, оставшись в «гордом» одиночестве, пребывал в полной нерешительности. Он никак не ожидал от Нха такого, и, по сути, в первый раз в жизни получил от него отпор. Он был чуть старше и выше ростом, но его виду было заметно, что лезть в драку с этим накалившимся добела (и в прямом и в переносном смысле) полукровкой – ему совсем не хочется. Годы безнаказанности, привычное ощущение превосходства – сейчас делали Нэшрим беспомощным, а зрелище разбитого в кровь лица попавшего под руку сообщника по - настоящему пугало его.

      * * *

     В наблюдательной, Юсфа и Фъех внимательно следили за происходящим в аудитории. Точнее наблюдал только Фъех. Юсфа, издавая скрипучие нечленораздельные звуки, вздрагивал после каждого движения воспитанников.

     - М-м-м…Вот сейчас попади Нха под руку что-нибудь тяжелое, и пиши пропало. Будет как с Хаз. Ну куда…куда ты пошёл? Ы-ы-ы-х-хы….

     - Шие-е-ен, - успокаивающе протянул с кресла Фъех.

     Юсфа, подскочив со своего места, намотал по маленькому помещению несколько кругов, и снова сел в кресло. Приложив палец к наушнику, он, вслушавшись скривился и простонал:

     - Плохо-о-о…

     - Типичные для Нэшрим оскорбления. Ничего необычного не вижу, - спокойно ответил Фъех чуть пошевелив закинутой на колено ногой. На экране, с разных ракурсов демонстрировалось, как воспитанники облепили стол Нха, и Нэшрим уверенно начал разворачивать свою язвительную тираду.

     - Не нравится мне ход событий. Не пора ли прекратить? – Юсфа озабоченно взглянул на Фъеха, но тот отрицательно покачал головой:

     - Терпение шиен.

     - Да что б вас! – Юсфа снова подскочил с кресла, и начал ходить из угла в угол, иногда бросая опасливые взгляды на экран и ворча:

     - Сначала «терпение», потом скандал, понижение в ранге, а потом вообще увольнение.

     Вспомнив о присутствующих в помещении посторонних, Юсфа обернулся к ожидающим приказов наладчикам, и бросив им разражено – Закончили? Выйдите! – закрыл за ними дверь и для верности несколько раз дернул за фиксирующий рычаг. Снова приложив палец к наушнику, он резко повернулся к экрану:

     - Что!? Откуда?

     Нахмурившись, старший смотритель зло глянул в сторону Фъеха.

     - Откуда Нха вообще знает о таких тонкостях биографии Нэшрим?

     Второй смотритель сына Шахаба в неведении пожал плечами:

     - Понятия не имею, шиен. Я не единственный смотритель Нха.

     Продолжая вслушиваться в перепалку между воспитанниками, Юсфа удивленно покачал головой:

     - Я впервые вижу, чтобы Нха так реагировал…Хо! Да он огрызается! Так…такие словечки… - старший смотритель усмехнулся – И это наш Нха? Не узнаю, не узнаю... Кстати, - Продолжая с интересом вслушиваться в происходящее в аудитории, и наблюдая за действиями подопечных, Юсфа сел в кресло и обратился к Фъеху:

     - Я не совсем понял. Ты упомянул о плавающей дате рождения Нха. Какая же она плавающая? В карте Нха точно указано место появления на свет, координаты. Насколько я помню, это какой-то необитаемый планетоид на границе с системой Нэрдан.

     - Планетоид был указан в карте рождения по общепринятым требованиям. Как ближайшее небесное тело. Это уже не ко мне вопросы, а к общей системе регистрации, которую смотрительские, кстати, горячо поддерживают.

     - Так Нха что…родился в космосе?

     - Именно так.

     Юсфа снова глянув на экран, нахмурился.

     - Почему от меня была утаена эта информация? Я, как старший смотритель – имею право знать!

     В Юсфа заговорила уязвленная гордость. Фъех и без того сейчас правил бал и имел право даже приказывать своему шиену, как доверенное лицо Владыки, что старшему смотрителю, разумеется, не очень то нравилось. Факт же утаенной от него немаловажной информации, давал Юсфа повод выразить «справедливое» негодование.

     - У меня складывается такое впечатление. Что здесь от меня уже вообще ничего не зависит, - Юсфа показательно скрестил на груди руки.

     - А что вам даст эта информация? – усмехнувшись, поинтересовался Фъех.

     - Это уже моего ума дело, - Юсфа хмыкнул и снова зарылся в спинку кресла.

     - Шиен, поверьте. Вам эти данные точно не пригодятся. К тому же они засекречены и доступны только паре лиц в окружении моего нанимателя, - Фъех не сводя взгляда с экрана, чуть повёл плечами, - Чудо, что они вообще сохранились, в таком то бою…

     - В бою? В каком бою?

     - Мой наниматель, несмотря на свое положение тогда вел, кхм…Разрешал конфликт с одним из своих соседей. Территориальный спор. Ковчег Владыки при перелете между системами, был вероломно атакован и взят в кольцо силами конкурента. Оборона продлилась четверо суток, на вторые из которых у Господина начались схватки.

     Юсфа недоверчиво покосился на подчиненного:

     - Ну ты - то, ты - то откуда об этом знаешь в таких подробностях?

     Фъех какое-то время, молча смотря в экран, лениво зевнул и ответил:

     - Я принимал роды.

     Юсфа, до этого прижимавший ладонь к наушнику резко отдернул ее.

     - Ты что!? Что ты делал!?

     - Принимал роды. А что вас так удивляет шиен?

     - Ты хочешь сказать, что у тебя есть допуск?

     - Я прошёл краткий курс акушерства и родовспоможения. С учетом того, что во время штурма шальным снарядом забрало к Чёрному Богу почти весь ассимиляторский штат, выбора особо не было, и времени тоже.

     Юсфа, смотря на Фъеха, не мог отделаться от ощущения, что видит этого хийла словно бы впервые в жизни. Годы совместной работы, вдоль и поперек перечитанное досье, и внезапно куда-то там не туда вставший лунный узел в карте воспитанника, рискованный поведенческий эксперимент, и подробности биографии, переворачивающие представление об одном конкретном хийле с ног на голову. Фъех всегда был для Юсфа закрытой книгой. Теперь же он стал еще и книгой, запрятанной в хорошо сокрытый тайник.

     - Что там вообще делал? – чуть отойдя от первичного потрясения, Юсфа задал Фъеху этот, в общем-то, бессмысленный вопрос.

     - А вот это уже информация, не подлежащая разглашению, - спокойно отозвался второй смотритель, - Более того, я надеюсь, что все, что было вам сказано мной ранее шиен, останется между нами и не покинет этих стен.

     Фъех, как то нехорошо, с прищуром посмотрел на Юсфа, ожидая ответа. Старший смотритель, чувствуя, как его власть снова загоняется в рамки, процедил сквозь зубы, - Не покинет, - и откинулся на спинку кресла. Взгляд его упал на экран, и он снова приложил палец к наушнику.

     - Так, а вот это уже перепалка…

     Поначалу усмехаясь, Юсфа в течение следующих нескольких секунд мгновенно посерьезнел. Потом помрачнел. Потом надбровья его поползли вверх, челюсть медленно отвисла, и он, на придыхании выпалив – Чтоб вас! – ринулся к дверям. На экранах, с разных ракурсов было видно, как Нха остервенело, избивает попавшего под руку обидчика. Едва Юсфа поднес ладонь к пропускному индикатору, как Фъех резко вскочив с кресла и сделав к двери огромный прыжок – перегородил своему шиену дорогу. Глядя на Юсфа снизу вверх взглядом, который не предвещал ничего хорошего, он произнес:

     - Сядьте на место шиен! Не принимайте поспешных решений.

     Не без опаски отступив, Юсфа, тем не менее быстро подобрался:

     - Может еще в зад меня укусишь? – он усмехнулся, - Фъех, таких угроз я за свою жизнь наслушался, - он провел по шее кончиком оттопыренного большого пальца, - О сколько. Не привыкать. А теперь пусти, пока твой воспитанник ненароком еще кого-нибудь не убил! Я могу понять твое желание выслужится, дорогуша, но мне моя репутация дорога. Хватит мне за год и одного мёртвого подопечного.

     В следующий момент от резкого удара в грудь, Юсфа отлетел в ближайшее кресло и хватая воздух широко открытым ртом, выпалил:

     - Ска-ска-а-ха-тина! Обрубок подбитый, псина…, да я тебя!

     - Шиен… - Фъех неспешно подошел к креслу и налег руками на спинку. Глядя Юсфа в самое лицо, он все так же спокойно сказал:

     - Не прибедняйтесь. Случаев, за которые вас только в этом году нужно было уволить, я насчитал как минимум 12. И это я – далеко не профессионал в дорого любимой нами области. Но сейчас не об этом. Эксперимент состоится в любом случае, и я даю вам слово, что никто серьезно не пострадает. В том числе и ваша репутация. Если вы не будете препятствовать – всё пройдет хорошо. Но если будете…

     Фъех поправил и пригладил растрепанно лежавший на груди Юсфа хвост его волос.

     - Мой наниматель дал мне весьма чёткие инструкции. Может вы пожелаете высказать свои сомнения Ему?

     Глубоко дыша, буравя Фъеха ненавистным взглядом, Юсфа сглотнул, и сжав губы отрицательно покачал головой.

     - Я очень рад, что мы пришли к взаимопониманию.

     Фъех покорно отступил и почтительно кивнул головой. Юсфа, снова устремив взгляд на экран в напряжении закусил зубами костяшку указательного пальца:

     - До крови…Он его убьет! Ч-ч-черт тебя дери! Надо остановить это!

     Не обращая внимания на эмоциональные возгласы шиена, Фъех был всё так же непреклонен:

     - Рано!

     Юсфа издал нечленораздельный скрипучий звук и закрыл глаза руками:

     - Убьёт…или лицо попортит…

     От страха перед возможными последствиями, Юсфа украдкой потянулся к наушнику, но одного поворота головы Фъеха было достаточно, чтобы он тут же отдернул от виска ладонь. Юсфа было страшно в этот момент. Разумеется, в большей степени за себя и свое положение, немного за воспитанников, но больше всего ему было страшно наблюдать за Фъехом. Впервые за годы он увидел, как на каменном непроницаемом лице смотрителя расцветает торжествующая улыбка. Еле слышно, одними губами второй смотритель, наблюдая за происходящим на экране избиением произнес:

     - Давай. Покажи им мальчик. Покажи, на что способен…

      * * *

     Бросив свою, получившую сполна добычу, Нха поднялся на ноги, и устремил гневный, полный жажды возмездия взгляд на Нэшрим:

     - Что замолк!? А как же «беленький»?

     Нха медленно, сжав разбитые кулаки, двинулся вперед.

     - Забыл уже!? Ну, повтори!?

     Из всех концов аудитории слышалось испуганное: «Где смотрители? Где же смотрители?!»

     Нэшрим, опасливо глядя на Нха, очевидно сам того не замечая, уже поворачивался к нему боком, инстинктивно пряча тело от атаки. Еще недавно смелый и язвительный, теперь, лишенный поддержки и боязливо поглядывающий в сторону избитой жертвы Нха, Нэшрим даже будто стал ниже ростом.

     - Ты столько раз говорил мне всё это…Столько раз, что я пропитался и поверил, - процедил Нха сквозь зубы.

     По его щекам покатились крупные горькие слёзы. Это были поминальные слёзы, по той, еще остававшейся в нем детской чистоте, по милосердию, - которые упрямой искоркой теплились в сыне Шахаба…И вот сегодня, как ему показалось, насовсем погасли. Под гадкой мерзкой бранью, под жестокими ударами, под злобой, которая так долго подавляемая наконец вышла из ожесточившегося сердца. Ей – этой буре, разрушающей Нха изнутри, уже давно пора было выйти наружу. Но он не хотел выпускать её, не мог. Он боялся её и не верил в то, что она может быть частью его истинной природы.

     «Хаз…кровь на стене…удар. Это не я…Это не могло быть специально, не могло. Но кровь, она снова на руках…вот она. Это…это я? Неужели это я? Господи…»

     Взор Нха поплыл, затуманился, и слезы с еще большей силой хлынули из глаз сплошными обжигающими щеки ручейками.

     - Т-х-х-ы… Это всё из-за тебя!

     Нха ринулся к своему столу, схватил с него стилус и что есть мочи запустил его в Нэшрим.

     - Тварь! Что ты сделал со мной!?

     Рыдая и скалясь от бессильной злобы, Нха ринулся к следующему столу, а затем к следующему…Он хватал всё, что попадалось под руку и швырял в сторону Нэшрим, уже не заботясь о том, достигнут ли его «снаряды» цели. Когда ученические столы опустели – в ход пошло содержимое преподавательской трибуны.

     - Ненавижу! Что ты со мной сделал!? Ты отравил меня своей злобой! Я теперь такой же как вы! Будьте вы прокляты все! Будьте вы все 33 раза прокляты!

     Крича и разбрасывая вокруг себя всё, до чего он мог дотянуться, Нха, наконец, обессилел, и, прижавшись спиной к лекторской трибуне, сполз на пол. Уткнув лоб в колени, сын Шахаба еще какое-то время сидел неподвижно, всхлипывал, вздрагивая всем телом. Вокруг него нарастал шум голосов, шепот, звук шагов воспитанников, которые, не желая привлекать к себе лишнего внимания, стремились переместиться поближе к выходу.

     Вдруг Нха затих. В щели между его колен сверкнул полный острой злобы, влажный от слез черный глаз, смотрящий прямо на Нэшрим. Раздался полный угрозы воинственный выкрик, от которого, казалось, задрожали стены аудитории:

     - Я-а-а тебя-я-я убъ-ю-ю!

     Сын Шахаба подскочил с места, словно та самая распрямившаяся пружина. Нэшрим, забыв все правила приличия, свой статус среди сверстников и чувство собственного достоинства – ринулся во всколыхнувшуюся толпу перепуганных воспитанников. Двери аудитории тут же распахнувшись, наполнились потоком подопечных, сквозь который упрямо пробираясь вперед проталкивалось пятеро смотрителей, наперебой кричавших: - Спокойно! Спокойно!

     Оказавшись необычайно юрким в этой щекотливой для него ситуации, Нэшрим очутился на выходе одним из первых и тут же быстро скрылся из виду в одном из ближайших коридоров.

     Нха, извивающегося и брыкающегося, на все лады выкрикивающего что-то про смертоубийство, сгребли в охапку двое смотрителей и безуспешно пытались успокоить. Помощница Юсфа, все это время караулившая за дверью, хлопотала над избитым Нха воспитанником, попутно переговариваясь по рации с ассимиляторами.

     Из-за шума к дверям аудитории стянулось несколько десятков смотрителей и подопечных из других секторов. Входной проём был полон пар любопытно – испуганных черных глаз. Под потолком аудитории тревожно мигали красным люминисцеты, под ногами смотрителей хрустели скинутые на пол стилусы, наушники, рамки голографических читален. И над всем этим стоял угрожающе – истошный крик:

     - Убь-ю-ю! Тварь! Убь-ю-ю! Всё равно убью! Пустите! Я всё равно его убью!

      * * *

     В наблюдательной, трясясь от напряжения, Юсфа с силой прижав к уху наушник, смотрел на столпотворение, воцарившееся на обзорных экранах. Он с боязливой осторожностью оценивал результат своего приказа. Его подчиненные, моментально отреагировав на команду, приводили в порядок аудиторию и отлавливали перепуганных воспитанников. Где-то в углу экрана кричал и бесновался Нха, посредине ассимиляторы возились с попавшим под раздачу прихлебателем Нэшрим.

     Юсфа уже хотел начать обдумывать во всех подробностях составление протоколов, встречу с разгневанным родителем покалеченного воспитанника (Шахаб, конечно, утрясет материальные вопросы, а вот остальное, скорее всего снова ляжет на плечи старшего смотрителя), собрание с целой сворой психологов, призванных выправить эмоциональное состояние подопечных, присутствовавших при конфликте. Юсфа очень хотел начать обдумывать всё это, по старой, выработанной за десятилетия работы привычке…и не мог. Почти всё его внимание было приковано ко второму смотрителю…Фъех смеялся! Скорее нет – он гоготал во всё горло. Его хохот был хриплый, обрывистый, неумелый и от того казался каким-то ненастоящим. Юсфа напряг всю свою внушительную память, но как не старался – не мог вспомнить ни одного раза за все те годы, пока Фъех служил под его началом, чтобы второй смотритель Нха смеялся…Ни одного раза…

     Подозрительно поглядывая в сторону своего коллеги, Юсфа спросил осторожно:

     - Что это тебя так развеселило?

     Еще немного посмеявшись и восстановив дыхание, Фъех быстро посерьезнел. Его лицо снова стало строгим и непроницаемым, и он ответил:

     - Прошу прощения шиен. Минутная слабость. Эксперимент прошёл даже успешнее, чем предполагалось. Мой наниматель будет очень доволен!

     - Но хотя бы сейчас ты можешь посвятить меня в подробности? Как я понял, речь идет об уточнении психологического типа?

     - Да шиен, вы абсолютно правы. Сей момент, я только распоряжусь об обработке материалов.

     Когда повторно вызванные Фъехом наладчики принялись возиться с оборудованием, Юсфа устало встав с кресла кивнул головой в сторону выхода:

     - Предлагаю продолжить у меня в кабинете. Судя по обилию заснятых планов…, Я предполагаю, что это надолго.

     Покинув наблюдательную, оставив позади голографический барьер, пройдя мимо несущих вахту охранниц, Фъех и Юсфа миновали обзорные площадки, за окнами которых уже выкатились на низкое красное небо две лупастые лиловатые луны. Дни здесь были очень короткие. Весь путь до кабинета смотрители прошли молча, лишь изредка приветствуя встречающихся им по дороге сотрудников или подопечных.

     Ощущалось, что из-за произошедшего конфликта в аудитории свободного восприятия – весь комплекс смотрительской пребывал в некотором возбуждении. Перед тем, как войти в свою резиденцию, Юсфа задержался в приёмной, дав краткое распоряжение секретарю, дежурившему на своем обычном месте:

     - Меня до конца дня ни для кого нет. Исключение – экстренные вызовы. Кабинет от внутренней связи отключить. Всех посетителей… - Юсфа махнул рукой, примерно показывая, в каком направлении секретарю следует их посылать. Помощник, получив инструкции привстал со своего места и словно извиняясь всем своим видом, сказал:

     - Разумеется шиен. Прошу прощения шиен. Ваша дочь здесь.

     - Что!? Хила? – Юсфа украдкой оглянувшись на ожидающего позади Фъеха шикнул секретарю, - Я же приказал её сюда больше не пускать!

     - Мои сожаления шиен. Госпожа не стала меня слушать и пригрозила судом. К тому же… - секретарь, молча намекая, потёр свою щеку ладонью. На ней, едва заметные, обработанные маскировочным антисептиком виднелись свежие следы от царапин.

     - Ну, паршивка! – Юсфа раздосадовано хлопнул себя по бедру, - Что ж, это послужит вам уроком. Выпишите себе недельную компенсацию и в следующий раз сразу же вызывайте охрану! Хотя нет, следующего раза не будет!

     - Не стоит беспокойства, шиен… - Секретарь покорно опустив голову, украдкой проводил глазами своего шиена, а затем прошествовавшего мимо Фъеха – глядя на того с плохо скрываемым интересом. Второй смотритель, как и всегда впрочем, не обратил на секретаря никакого внимания, не считая нужным опускаться до работника рангом ниже него.

     В кабинете, освященным приглушённым вечерним светом на выдвинутом из стены кресле, полу возлежала хийла весьма представительного вида. В ее руке поблескивал вытянутый бокал, через который она на просвет смотрела на потолочные люминисцеты. Одета она была дорого. На ее шее и пальцах с ухоженной кожей, красовались во множестве золотые украшения. Её внешнее сходство с Юсфа сразу же бросающееся в глаза, могло заставить подумать, что это чуть по-другому разодетая голографическая копия старшего смотрителя. Увидев вошедших в двери Юсфа и Фъеха, хийла криво усмехнувшись, посмотрела через бокал на них.

     - О-о-о, а вот и мамуля пожаловала! Что так долго, мамочка? Я уже устала ждать.

     Юсфа невозмутимо пройдя к своему столу, нащёлкал комбинацию на его осветившейся поверхности. Свет тут же стал ярче. Кресло, на котором умастилась хийла, дёрнулось, и, накренившись, сбросило с себя свою взвизгнувшую обитательницу. Едва успев встать на ноги, хийла раздосадовано воскликнула:

     - Уфф! Как неучтиво! Разве так принято встречать гостей?

     - Пошла вон.

     Юсфа, продолжая набирать что-то на поверхности своего стола, даже не глядел на посетительницу.

     - Что значит…п.. п-пошла вон?

     Хийла нахмурилась, и, скрестив на груди руки, далеко отставила в сторону ногу, громко клацнув высоким коническим каблуком.

     - Мате, неужели, вы мне не рады?

     - Повторяю для непонятливых. Взяла ноги в руки, и пошла вон отсюда.

     Юсфа, закончив со столом быстрым шагом подошёл к хийле и требовательно протянул к ней руку:

     - Пропуск.

     Хийла пренебрежительно хмыкнула:

     - Какой еще пропуск?

     Едва договорив, она тут же получила от Юсфа крепкую оплеуху и в испуге отшатнулась.

     - Я сказал пропуск! Живо!

     Сжав губы в бессильной злобе, хийла дрожащей рукой извлекла из кармана на талии тонкую блестящую карту и протянула ее родителю. Резким движением выхватив карту из пальцев дочери, Юсфа тут же отвернувшись, снова направился к столу. Хийла проводив его обиженным взглядом, посмотрела на Фъеха, стоящего в стороне, словно ища у него поддержки. Выдержав короткую паузу, она просящее протянула:

     - Ма-а-ат-э-э…

     - Денег не дам.

     - Но ма!

     - Ни кредита не получишь! Компенсацию секретарю я выплачу, сняв средства с твоего счета. Я достаточно кормил тебя деточка. Пора самой немножко поработать. В смотрительскую тебя больше не пустят. Я распоряжусь об этом. Будешь закатывать истерики перед охраной – окажешься в изоляторе, - Юсфа сел за стол и пригрозил дочери пальцем, - И залоги я за тебя больше выплачивать не буду!

     - Вы…вы очень жестоки… - хийла сморщив лицо до состояния кислого лимона, просительно смотрела на родителя.

     - Не ломай комедию.

     - Ма-а-т-э. Совсем немного. Клянусь, это в последний раз!

     - Я что!? Не понятно выразился!? - Юсфа вскочил и, схватив со стола рамку голографического планшета, замахнулся ею в дочь.

     - А-а-а-й! – хийла, взвизгнув, выставила перед собой руки. – Ах, вот значит как! – лицо гостьи ожесточилось, маска просительной покорности слезла с него как старая змеиная кожа. Размахнувшись в ответ, Хила с силой швырнула об пол пустой бокал. Раздался стеклянный звон. По гладкому покрытию во все стороны разлетелось мелкое блестящее крошево.

     — Значит, деньги на новых партнеров у вас есть, а на родную дочь нет!? – хийла ткнула пальцем в стоящего в стороне Фъеха.

     - Это мой сотрудник! – крикнул Юсфа и добавил почти безнадежно, - Дура ты набитая…

     - Да? Такой же, как и шесть предыдущих? Хотя нет…Этот явно будет получше последних.

     Хила оценивающе оглядела Фъеха:

     - И физиономия нэрданская, и задница крепкая. Это же для него вы так разоделись?

     - Ну, мерзавка… - Юсфа вскочив из-за стола уверенным шагом двинулся на дочь, которая в следующее мгновение уже оказалась у дверей, а еще через мгновение скрылась за ними визжа и сыпля неприличными ругательствами.

     - Д-доченька, мать его чёр-ртова… - Юсфа выдохнул, и чинно пригладив на груди растрепавшиеся хвосты волос, взглянул на Фъеха. Тот совершенно невозмутимо стоял на месте, изучая что-то неподвижным взглядом.

     - Ох, детки, детки. Сначала они высасывают тебя изнутри, а после рождения с завидным упорством продолжают делать это и снаружи.

     - Вы совершенно правы, шиен, - кивнул Фъех понимающе, - Именно по этой причине, я предпочитаю, чтобы мои дети находились от меня на расстоянии как минимум одного светового года.

     - Это весьма мудро, - согласился Юсфа и уточнил, - Я слышал, твой старший сын уже сделал довольно внушительную карьеру?

     - Так есть.

     - А в какой области?

     - Он служит в карательном подразделении. А если точнее – командует им.

     - О-о-о, - Юсфа, впечатленный одобрительно покачал головой. Он тут же поймал себя на мысли, что отпрыски Фъеха явно пошли по стопам родителя.

     - Довольно таки…э-м-м – престижно.

     - Да шиен, но дело не в престиже. Наследственность.

     - «Чадо уважает земной путь родителя»? – усмехнувшись, Юсфа задал вопрос цитатой из немало известного хилийского писания.

     - Не совсем. Второй родитель был…локхемом, - Фъех предупредительно кашлянул, - Разумеется, я бы вас просил об этом не распространятся.

     Пораженный еще больше, Юсфа проговорил обнадеживающе:

     - Ну что ты. Молчание – золото. Правила относительно болтовни о локхемах мне известны…Кстати, а почему был? Что-то э-э-э, случилось?

     - Умер по естественным причинам, - спокойно ответил Фъех, - Локхемы мало живут.

     - Да-а-а, - многозначительно протянул Юсфа, - Ну что ж ласковых тёмных сфер…

     В очередной раз за сегодня Юсфа про себя признал, что ни черта не знает об этом нэрданце с мутной биографией. А кроме всего прочего, он не понимал, как Фъех с выработанной за годы службы ненавистью к белым и лхаийцам – сейчас работает с чадом смешанной крови. Той самой крови...

     Вернувшись за стол, Юсфа нащелкал что-то на его подсветившейся поверхности, и проследовал к выдвинувшейся из пола лежанке, которая поначалу была и не лежанкой вовсе, а глубоким креслом. Второе такое кресло вылезло из-под напольных панелей рядом – напротив, но в лежанку не трансформировалось, а так и осталось в своем изначальном виде. Устало растянувшись на своем «ложе» в полный рост, и подперев кулаком голову, Юсфа выжидающе посмотрел на Фъеха. Хотя бы здесь – в своей мини резиденции, он, наконец, мог помериться рангами с этим приближенным к Владыке Шахабу, чересчур осведомленным выскочкой. Как шиен – Юсфа имел право находится перед подчиненными в горизонтальном положении, и не испытывать по поводу неудобств последних никаких угрызений совести.

     - Ну, так, я жажду подробностей. Прежде всего, мне хотелось бы знать о свойствах звездной конфигурации, о которой ты упомянул сегодня. И о её влиянии. Я совершенно не разбираюсь в астрологии.

     Задав вопрос, Юсфа лишь только после этого указал Фъеху на кресло:

     - Можешь сесть.

     Поблагодарив Юсфа кивком головы, второй смотритель опустился в кресло и с расстановкой начал:

     - Шиен, эта конфигурация, которая оказывала на Нха сегодня довольно сильное влияние очень специфическая, и скажем так, не частая. В следующий раз похожее положение в астрологическом конусе Нха будет только через 19,5 годов, да и то, оно уже не будет обладать такой же ярко выраженной спецификой. Эта точка в астрологической среде носит название «теневого просвета», - Фъех усмехнулся, - несусветица, я понимаю, но в этом названии вся суть конфигурации. В период наиболее активного действия светил в этом положении в психике вскрываются заторможенные и нереализованные наклонности, которые в будущем будут оказывать решающие влияние на становление характера. Нам очень повезло, что эта конфигурация сложилась в карте именно сейчас – на контрольном рубеже формирования. Её пик был сегодня, как раз в тот момент, когда между Нэшрим и Нха случился конфликт.

     Подбоченившись, Фъех чуть подался вперед, и с деловым видом сложив ладони, спросил:

     - Шиен, вы помните, что сказано в характеристике Нха? Не общей, разумеется, а той, что была составлена полгода назад, на основании психологических тестов?

     - Явно выраженный пассивный тип, колеблющаяся позиция. С 90%-ой вероятностью при достижении зрелости – ишемский склад сознания. На руководящие должности и для военной подготовки, м-м-м, не пригоден. Учитывая физиологические и внешние данные крайне рекомендовано обучение в сфере сексуальных услуг. На элитном уровне, естественно. Возможно продвижение в дипломатических специализациях. Множественные заключения брачных соглашений, - Юфса, закончив перечислять вздохнул с утомленным видом, - Больше частностей сейчас не вспомню. У меня тут 800 воспитанников и, у каждого такая личная характеристика.

     - Что бы вы сказали относительно сегодняшнего поведения Нха? Допустим, если бы увидели его впервые? Какова была бы характеристика?

     Юсфа задумался. Потарабанив по тугой красной коже лежанки ногтями, он, сощурившись, еле видно шевелил губами.

     - Довольно-таки высокий уровень агрессии, - начал он, наконец, додумав, - Явно и безапелляционно активный склад как ишем, так и гверем - стадий. Стремление к подавлению и доминированию. Для ублаженческой карьеры… - Юсфа усмехнулся, - Точно не годится. Ублажатель, избивающий клиентов до полусмерти…Анекдот.

     Старший смотритель замолчал, и поразмышляв еще немного добавил:

     - Скажу прямо, если бы я не знал, что сегодня наблюдаю за Нха, я бы решил, что это совершенно другой воспитанник. Разница в поведении колоссальная, но…

     Юсфа щелкнул пальцами, и освещение в кабинете стало чуть более приглушенным.

     - Насколько я помню, у Нха уже бывали подобные, м-м-м, вспышки агрессии. Разумеется, в прямые стычки со сверстниками он никогда не вступал. Трагедия с Хаз, - Юсфа припомнив, поёжился, - Её можно списать на случайность. Ситуация с сыном Владыки Ихе…Нха тогда была в стадии ишем, и скажем так – только отвечала на раздражители.

     Юсфа, улыбнувшись, взглянул на Фъеха:

     - С тобой она, конечно, потом проявляла некоторое упрямство. Это кольцо. Такое милое противостояние. Записи меня позабавили и твой отчет тоже, но, по-моему, это не существенный эпизод. Все это можно списать на случайности, никак не связанные с костяком психологического типа.

     - Именно для того, чтобы выяснить случайными ли были такие проявления характера Нха и был проведен сегодняшний эксперимент. И он однозначно показывает у Нха наличие устойчивых лидерских качеств.

     Второй смотритель был абсолютно уверен в своей позиции, и Юсфа совершенно не хотелось с ним спорить. Но в случае с Нха, - совершенно особенным и редким, затрагивалась профессиональная честь Юсфа, на защиту которой, хоть и осторожно, он встал с несгибаемым упрямством.

     - Фъе-е-ех, - старший смотритель покачал головой, - Нха сегодня впервые оказался один на один с обстоятельствами и без опеки. Его поведение можно списать на обыкновенную защитную реакцию, выброс в кровь адреналина…да мало ли чего еще. Этот эпизод ничего толком не доказывает.

     Юсфа подобрал под себя ноги и сел на лежанке. Потянувшись, он, кряхтя, подытожил:

     - Я считаю, что по этой ситуации окончательных выводов делать нельзя. Пройдет пара дней, мальчик успокоится и при повторении конфликта уйдет в себя, демонстрируя пассивную позицию.

     - А вы не обратили внимания шиен. На поведение других воспитанников по отношению к Нха?

     Юсфа, уже чувствуя нарастающее раздражение, невольно покосился на Фъеха. Тот явно подводил его к какому-то скрытому выводу, но Юсфа не нравилось, что его – старшего смотрителя ведут по этим логическим закоулкам умозаключений чуть ли не за ручку.

     - Ну, разумеется, обратил. Меня несколько…удивила такая…кхм, - Юсфа задумался, - Солидарность всех подопечных в отступлении перед всего лишь одним воспитанником. Эта паника в конце…бегство… Признаться, такого я ни разу в жизни не видел. Было похоже на массовый гипноз или невербальное запугивание. Видимо…

     Юсфа встал с лежанки и прошелся взад вперед по кабинету несколько раз.

     - Видимо влияние крови, лхаисткие примеси. Но обычно в таких случаях эффект прямо противоположный. Несколько моих коллег, помниться присылали мне отчеты о детях смешанных кровей. Надо сказать довольно редкие отчеты. Никто из помесей в коллективе сверстников веса не имел, а двоих перед самым выпуском и вовсе забили насмерть.

     Фъех выслушав и выдержав паузу, вопросительно посмотрел на Юсфа:

     - Шиен, а вам не кажется, что количество случайностей в ситуации с Нха уже начинает складываться в закономерность?

     - Мне ничего не должно казаться. Я должен знать – это и есть суть моей работы, - зло отрезал старший смотритель, - Будь моя воля, я бы никогда не допустил подобных…опытов. Я полагаюсь на устойчивую систему анализа, а не на звездные конфигурации. Но астрологам Владыки Шахаба, видимо, лучше знать, как воспитывать юную смену, и определять психологические типы! – выговорившись, Юсфа хмурый, замолчал.

     - Шиен. Насколько мне известно, вы однажды уже допустили просчет в похожей ситуации? Один из ваших воспитанников, так же отпрыск моего нанимателя, в одночасье изменился в характере, и вся программа его развития, составленная вами за 16 годов наблюдений, полетела в тартарары.

     Припомнив, Фъех криво ухмыляясь, закинул ногу на ногу и выжидающе замер в кресле. Юсфа, застыв как изваяние, стоял на месте, словно ожидая, что вопрос Фъеха забудется сам собой или раствориться в воздухе.

     - Шиен? – настойчиво напомнил о себе второй смотритель.

     - Да. Такой просчет был! – нехотя признавшись, Юсфа снова заходил по кабинету взад вперед, - Но воспитанник к тому времени уже перешел под опеку линии. Да и бл…

     Юсфа вовремя сдержавшись, проглотил ту фразу, которая в сердцах чуть не сорвалась у него с языка.

     - Специфика, простите…Условия, в которых оказался тогда Сефир, весьма способствовали тому, что в итоге произошло.

     - Убийство. Произошло убийство, шиен. Давайте называть вещи своими именами, - ехидно поправил Фъех.

     - Да! Убийство! Чёрт подери! – вынужденно согласился Юсфа, и загнанный в угол, припомнил, - Едва Сефир выпустился из смотрительской, его тут же забрал на попечение его старший брат Рэмха. Такое решение меня еще тогда удивило, учитывая, кхм…специфические однополые пристрастия Рэмха. Но это уже было делом линии! И вот, после года «опекунства», Рэмха, его однажды нашли зарезанным в собственной постели…Сефир сразу же во всем признался, да чего там и признаваться то было! – Юсфа брезгливо передернул плечами, - С руками по локоть в крови…он из покоев то не выходил после убийства. Так и сидел над трупом почти сутки, пока охрана Рэмха его не хватилась и не высадила двери. После этого Сефир изменился в характере до неузнаваемости. И да! Я это признаю! Все программы его развития тут же полетели в мусорку. Это был уже не тот воспитанник, который когда-то у меня обучался. И я до сих пор не знаю, что там тогда произошло…и почему произошло…

     - Но ведь это вы дали Сефир характеристику, которая тогда привлекла Владыку Рэмха? – напомнил Фъех.

     - Да. Я дал. И это до сих пор самый большой просчет в моей практике. Хотя, если предположить, что над Сефиром тогда совершались насильственные действия определенного рода…просчета не было вовсе.

     - Шиен, - Фъех поднялся с кресла и подошел к своему начальнику, - Именно потому, что гарантий на то, что очередная ошибка не будет допущена – нет, с Нха и был произведен этот эксперимент. До выпуска осталось меньше года, а ВЫ до сих пор не знаете точно, какой у него психотип. У вас нет чёткой уверенности, а моему нанимателю крайне важно, чтобы она была. И ему так же крайне важно знать все особенности склада сознания Нха. Владыке бы категорически не хотелось, чтобы эти самые особенности вскрылись в похожих с Сефиром трагических обстоятельствах. Если учесть, что как минимум четверо членов линии уже заинтересованы в общении с Нха, а десятки представителей других линий уже подготовили прошения о заключении брачных договоров… - Фъех мрачно вздохнул, - Я боюсь ситуация может выйти из-под контроля, и не в вашу пользу…

     - У Владыки Шахаба есть полное право самостоятельно выбирать программу обучения и развития для Нха уже сейчас, - парировал Юсфа, - Я не собираюсь, и не имею права этому препятствовать. Но если у меня не будет контроля – я в свою очередь так же имею полное право снять с себя всякую ответственность за последствия неправильного выбора. И не забывай! – Юсфа поднял указательный палец, - У Нха, помимо тебя есть еще два наблюдателя… - Юсфа запнулся, и, кашлянув, поправился:

     - Еще один наблюдатель, который мог бы прямо сейчас в пух и прах разнести твои «далеко идущие» выводы.

     Фъех, слегка задетый за живое, но не показывающий виду, пренебрежительно усмехнулся:

     - Очевидно, у смотрителя Иасеха помимо всего прочего есть еще и ранг в области астрологии?

     - У него есть первая категория, гигантский опыт работы и показатели, которые в 4 раза лучше твоих! – Юсфа в недоумении развел руками, - Как ты думаешь, кому я больше доверюсь в характеристике воспитанника? Парочке звездочетов, которые, возможно видели трудных подростков только на голограммах и бывшему телохранителю? Или профессионалу, который выпустил более 70-ти воспитанников идеально прошедших контрольный отбор? Мне прочесть тебе вводную лекцию, о том, почему подопечным выделяется три смотрителя с совершенно разным психотипом и биографиями?

     Юсфа вздернув надбровье, воззрился на Фъеха:

     - Нет? А теперь посмотри сюда.

     Юсфа подошёл к своему столу, и, приложив к считывающей панели запястную часть правой руки, на которую был надет специальный браслет, назвал дату, время и имя – «Нха».

     - Пожалуйте пожалуйте, мой дорогой психолог, - Юсфа поманил Фъеха пальцем и указал на поверхность стола, запестревшую набросками, - Посмотрите на это и потрудитесь объяснить. Возможно, астрология нам поможет?

     Фъех с видимым нехотением проследовал к столу и всмотрелся в цифровые листы, на которых было множество рисунков, сделанных Нха в аудитории во время занятия. Юсфа пролистав несколько рисунков, и тыча пальцем в самые примечательные из них, по его мнению, и каждый раз приговаривая:

     - Ну? Как тебе? А это? А это? – в итоге облокотился на стол и исподлобья посмотрел на подчиненного, - Шусимы, кхитулимы (с хилийского «шусима» - лошадь, «кхитулима» - кошка). Я надеюсь, ты знаешь, ГДЕ водиться такая живность? А вот чего ты точно не знаешь, откуда Нха вообще про них знает, и рисует так, будто вчера ему привезли пару экземпляров прямо оттуда. – Юсфа указал глазами в потолок.

     - Что вы сейчас хотите от меня услышать? – понуро спросил Фъех.

     - Очередную историю про «теневые просветы», - съязвил Юсфа, и добавил серьезно, - И про то, какого хрена у хийла с примесью лхаисткой крови такие знания о фауне белых земель, которую он в глаза не видел, и информации о которой нет ни в одной открытой базе…Охх тыж ч-черт. Ну, на тебе. Срисовал-таки, паршивец.

     Перелистнув очередной цифровой лист, Юсфа жалобно застонал. На поверхности стола вырисованная во всех подробностях красовалась стилизованная пентаграмма, скопированная Нха с запястья старшего смотрителя.

     - Пожалуйста. А это ты как объяснишь? – Юсфа задрал рукав и показал Фъеху левое запястье. Под тканью не было видно того, что на коже вытатуирована только половина окружности и врисованной в нее звезды с окаймляющими буквами хилийского алфавита. На рисунке же Нха круг был изображен целиком.

     - Откуда он узнал, как рисуется вторая половина? – упаднеческим голосом вопросил Юсфа, - Этой татуировке 170 годов, и вторую часть имеют право носить только представители высших рангов культа. У меня такого ранга нет. И об этом культе, так, на минуточку замечу – тоже нет данных ни в одной открытой базе…А Нха...

     Юсфа нервно потарабанил ногтями по мерцающей поверхности стола и внезапно, что есть силы, грохнул по ней кулаком:

     - А Нха копирует этот символ так, будто его изображение годов так пять провисело у него в жилом блоке! Это что, твою чёртову мать такое!? Тоже лунные узлы по развязались!?

     - Ши-и-е-ен – успокаивающе протянул Фъех явно обескураженный увиденным.

     - Делайте что хотите, - зло отрезал Юсфа уперев кулаки в стол, - Но пророчу, что вы затеваете игру с огнем. Нха – помесь, как бы ты не хотел думать по-другому Фъех. Он не пригоден, и более того – опасен для задач, для которых вы хотите его готовить. Это будет оружие, способное убить хозяина. В Нха всегда, всю жизнь будут бороться две системы крови. И не ты, - Юсфа ткнул в сторону подчиненного пальцем, - Ни Владыка Шахаб, - он поспешно поправился, и подобострастно приложив руку к сердцу, чуть поклонился, - При всём моем безмерном уважении и восхищении…Вы не сможете выгнать из него это. Не смо-же-те! Или я ничего не понимаю в своей работе.

     Юсфа отключил демонстрацию рисунков на поверхности стола, и медленно пройдя к лежанке добавил:

     - С кровью не шутят.

     Он устало опустился на сидение и, сцепив руки, признал вынужденно и не без труда:

     - Нха – паршивая овца, как ни крути. Это то самое, чему вообще не желательно было появляться на свет.

     - Вы забываетесь шиен! – резко обернувшись, Фъех практически прорычал это гневное предупреждение.

     Юсфа тактично кашлянув, признал:

     - Мда, пожалуй.

     Он выдержал длинную паузу, изредка поглядывая в сторону второго смотрителя, который буравил своего шиена злобным взглядом. Решившись, Юсфа примирительно сказал:

     - Дам совет. Лучше присмотритесь к стратегии выбранной Иасехом. Она наилучшим образом подходит для того, чтобы смягчить в Нха опасные наклонности и правильно преобразовать их. У тебя специфический подход, Фъех, и не эффективным его назвать нельзя. Но если однажды ты силой решишь выгнать из Нха его вторую кровь, или приручить её и потом нащупаешь у себя нож в спине, - Юсфа недобро усмехнулся, - Пеняй на себя.

     Выжидающе рассматривая второго смотрителя, Юсфа в конечном итоге не дождавшись от него реакции, расплылся в победоносной улыбке:

     - Ты думаешь, я не вижу твоих истинных мотивов? Ты думаешь я не знаю с ЧЕМ ты борешься? Фъ-е-ех…Я не зря ем свой хлеб. В конечном счете, по сравнению со мной ты пока что малогодний сопляк с амбициями Бога, - Юсфа осклабился, - Правда, вот амбиции не по росту. Да, кстати – тебе два предупреждения.

     Юсфа снова развалился на лежанке, и с удовольствием вытянув длинные ноги, безбоязненно пошёл в атаку:

     - Во-первых. Если ты еще раз позволишь себе ко мне притронуться, неважно, по какой причине – я тебя засужу. Во-вторых. Если от смотрительского штата на тебя поступит еще хоть одна жалоба…я тебя опять засужу. На этом все. Есть вопросы ко мне?

     - Что относительно дней «красной луны»? Вы переговорили с первым смотрителем? – униженный, но смиривший свою злобу Фъех перешел на официальный тон, скрыв свои эмоции под своей обычной маской непроницаемости и строгости.

     - Да, переговорил.

     На лице Юсфа была всё та же благодушнейшая улыбочка. Наконец-то за столько годов ему удалось поймать Фъеха за живое, и, судя по всему, хорошенько надавить на его старые незажившие раны, которые были гораздо серьезнее тех, что Фъех носил на своих ногах. Юсфа с нескрываемым удовольствием наблюдал за реакцией Фъеха и ждал подходящего момента для следующей атаки.

     - И каковы результаты? Он займется Нха? Инициацию обязательно нужно провести в самое ближайшее время, и вы это знаете.

     - Я с 90% вероятностью могу утверждать, что-о-о…нет. Не займется.

     Юсфа улыбнулся еще шире. Фъех, глядя на него, еле видимо нахмурился. В его больших чёрных глазах блеснули недобрые искорки:

     - Что значит, не займется? Вы отдали ему приказ?

     - Да, но Иасех не тот смотритель, который слепо выполняет распоряжения.

     - Значит, ему лежит прямая дорога на улицу, - зло бросил Фъех.

     - А вот это уже не тебе решать, кому в МОЕЙ смотрительской нужно идти на улицу, - мягко предупредил Юсфа с мстительным наслаждением наблюдая за тем, как Фъех продолжает распаляться.

     - Если господину Иасеху не угодно выполнять прямые распоряжения, ему нечего делать на этой должности!

     - Так вот именно, потому что Иасех может еще кое-что, кроме того, чтобы только слепо выполнять приказы – он и есть первый смотритель, - Юсфа ехидно усмехнулся и довольно крякнув добавил, - А не второй, как некоторые.

     На этот выпад Фъех как-то недобро покосился на своего шиена, уже готовя для удара ядовитое жало. Он предположил задумчиво:

     - Возможно. А возможно он первый просто потому, что уже годов так 100 является предметом кое - чего слепого обожания. Безответного, насколько я знаю.

     Этот сокрушительный удар под дых уложил Юсфа на обе лопатки. Он, предполагая об особых полномочиях и допусках Фъеха, не мог и подумать, что второй смотритель в обнародовании своих тайных знаний может зайти так далеко. Непозволительно далеко. Видимо ситуация с Нха лично для Фъеха действительно была достаточно тяжелой, но сейчас старшего смотрителя это не заботило. Медленно поднявшись с лежанки, Юсфа вплотную подошел к Фъеху и, глядя на него сверху вниз процедил:

     - Ы-ы-х ты ж псина малогодняя…акушер недоделанный, подбитый, ни на что негодный обрубок! Калека!

     Фъех, понурившись, понимая, что пересек допустимые границы и, доверившись эмоциям, допустил непростительную ошибку, покорно отступал назад под сыпавшимися на него оскорблениями.

     - Решил МЕНЯ учить!? Решил влезть еще и в мою жизнь!? Да кто ты такой…Шальях нэрданский, мелочь на побегушках!

     Теперь уже застарелая рана Юсфа, потревоженная Фъехом, напомнила о себе тупой колющей болью и закровила. Утратив последние крупицы контроля, старший смотритель со всей силой, на которую только был способен – ударил Фъеха по лицу, а потом еще раз, и еще. Он, было, замахнулся на обидчика снова, но Фъех увернувшись, и, видимо решив, что хватит, ловко поймал своего шиена за руку и в пару умелых приемов усадил его в кресло, молча выслушивая сыпящийся на него град оскорблений.

     - Шехон ревах! Поц малогодний! Убе-р-р-ри грабли!

     - Успокойтесь шиен, вы раздражены!

     - Я раздражен!? Да я просто в бешенстве! Грабли убери, ска-а-атина, синяков наставишь!

     - Шиен, у вас ведь скоро смена? – примирительно поинтересовался Фъех, смягчив тон.

     - Ясен хрен, ты что!? Лун на небе не видишь!?

     Вырываясь, пытаясь лягнуть Фъеха, Юсфа вдруг замер, испуганно глянул на своего подчиненного и выпалил:

     - Не смей! Нет! Нет, нет, нет, нет! Только не с тобой, нет!

     Фъех продолжая удерживать Юсфа опустился перед ним на корточки и совершенно недвусмысленно посмотрел на своего начальника.

     - Шиен, в моем досье этого не написано, но у меня кроме всего прочего есть еще и ублаженческая категория.

     - Я восхищен, - пренебрежительно хмыкнул Юсфа, чуть снизив интенсивность своего сопротивления, - Теперь у меня есть и смотритель и по совместительству – элитная проститутка.

     - Знаете, какая это категория? - чуть выгнув шею, и стремясь заглянуть Юсфа в лицо, Фъех, пропустив обидное замечание мимо ушей, медленно потянул шиена за руки к себе.

     - «Горю» желанием узнать, - отвернув в сторону лицо, Юсфа показательно не смотрел на заигрывающего с ним подчиненного. Он знал, что Фъех понимает всю тяжесть последствий своих вольностей, и теперь сделает все, чтобы исправить положение. Этим грех было не воспользоваться. Кроме того, Юсфа, как и любой хийл, пережив достаточно сильную агрессию и стресс – ощущал поднявшееся в теле возбуждение.

     - Восьмая…Хотите, я вам продемонстрирую?

     Юсфа почувствовал, как Фъех призывно, и надо сказать очень умело гладит большими пальцами его запястья. Этот жест, как нельзя красноречивей говорил о намерениях одного гверема к другому.

     - Я тебя таки засужу, паршивец, - всё еще раздраженно, но уже с нотками уступчивости бросил Юсфа, - И третий иск будет за домогательство.

     Фъех медленно моргнув согласился:

     - Я на все готов шиен, - он нагнул голову и поцеловал Юсфа в запястье.

     - Прекрати-и-и… - Юсфа зажмурившись, чувствуя наваливающуюся на тело томную слабость, уже понимал, что окончательно сдается под напором этого зарвавшегося нэрданского наглеца. И эта сдача, в общем, была ему приятна. У Юсфа, заваленного делами уже вот как 2 недели не было партнера. Да и манила, такая редко встречающаяся в смотрительской 8-ая ублаженческая категория, в иной ситуации почасово оплачивающаяся немалым количеством кредитов.

     Еще недавно Юсфа и представить не мог, что окажется в подобной ситуации. Он не доверял Фъеху, боялся его, и где-то даже презирал, но перенесенное за день напряжение, застарелая тоска по несбыточной связи, о которой ему так некстати напомнили, и нахлынувшее вожделение, как всегда предшествующее смене фазы, – сделали свое дело. Страх, гордость, наигранная недоступность, ранг – отсутпили перед примитивной хилийской жаждой удовлетворения, которая, по сути, была сильнее любых понятий о вражде, самоуважении и чести. Сейчас Юсфа всё равно было с кем. Ему было важно, чтобы это самое было.

     - Вы очень напряжены, шиен. Вам нужно расслабиться.

     Ощутив благосклонность Юсфа, Фъех отпустил его. Руки второго смотрителя скользнули по коленям шиена, внутренней части бедёр и дальше. Юсфа задрожал, и, застонав, запрокинул голову. Впрочем, он довольно быстро вспомнил о некоторых щекотливых последствиях грядущего «мероприятия».

     - Надеюсь, ты понимаешь, что никаких поблажек на должности ты после этого не получишь? Можешь сразу м-м-м… забыть об этом…

     - Мне не нужны привилегии шиен. Будем считать это моей личной платой за причиненные вам неудобства. Желаете продолжить здесь?

     - Да…да, желаю…ч-ч-е-ерт тебя подери… Продолжение следует…