Двойное попадание

     

     Тот, кто врага не добьет, - победитель вдвойне.

     Петроний Арбитр Гай.

     И́ох с трудом разлепил, будто клеем смазанные веки. От пронзившей тело, уже ставшей осознаваемой боли, он исторг из недр своей грудной клетки, которая была побита о корабельную приборную панель похлеще, чем грешница о брошенные камни, - жалобный болезненный крик. Собственно, это был и не крик, а прерывающееся кашляющее клокотание. Повизгивающий сигнал аварийной системы, шипение истёртой об атмосферный слой обшивки и лязганье помятой при падении внешней двери рейдера, которая лишившись командования со стороны разбившегося вдребезги кибернетического мозга, - никак не могла определиться, - то ли ей закрыться, или остаться открытой – всё это и еще гудящий подобно оркестровым тубам слух не дали И́оху осознать особенность воспроизведённого им звука. В мозгу лихорадочными строчками, то читаемыми, то произносимыми кем-то вслух, горящие почему-то ярко голубым – кровавым светом, летали предписания, полагавшиеся к исполнению для ситуации, в которой сейчас оказался И́ох. Мысленно разогнав их, как стаю надоедливых мух, И́ох потянулся к своему бедру, отдающему жгучей, пронзающей болью. Глаза, пока с трудом различавшие даже свет и тень – были бесполезны, но верные, чувствующие, и хвала Чёрному Богу – целые пальцы, скользнули по липкой, влажной поверхности плотной ткани защитного комбинезона… И наткнулись на препятствие в виде торчащего прямо из взлелеянной, любимой плоти – длинного стального штыря. Потревоженное рукой Иоха толстое рифленое жало качнуло мощную волну боли в его теле, а следом и в сознании, и хийл, зашипев, резко отдёрнул пальцы от вертела, на который оказался заживо насажен. Отчаяние, смешанное с бессильной злобой охватило Иоха, а постепенно возвращающееся зрение транслировало в мозг безрадостную картину. Драгоценная хилийская кровь медленно сочилась из продырявленного бедра и пропитывала материю комбинезона. Вспомнив благодаря виду крови кое-что важное, Иох сморщился от очередной, накатившей на него волны отчаяния. Три капсулы, вживлённые ему под левое подреберье, уже вскрылись, восприняв выплеск адреналина в его организме. Именно они – первая – обезболивающая, 2-ая – ноотропная, и 3-я – антисептирующая, привели его в чувства и глушили, видимо во стократ более адскую, чем сейчас боль. Действие капсул было немедленным, но так же быстро заканчивалось, а значит предпринять что-то, нужно было как можно скорее. Иох работал пилотом-истребителем, а не ассимилятором, и его знания во врачебной сфере не уходили дальше умения поставить себе в предплечье укол. Но сейчас все блага невероятно развитой в лекарском отношении хилийской цивилизации, были от него так же далеко, как зависший где-то наверху в космическом мраке материнский ковчег.

     Неохотно подготавливая себя к тому, что ему предстояло сделать, Иох на всякий случай ощупал себя на предмет других повреждений, которые под действием анальгетика могли остаться незамеченными. Не обнаружив ничего существенного, кроме сильного ушиба плеча, пары выбитых зубов и уже упоминавшейся, до крайности побитой груди, Иох начал высвобождаться из фиксирующей его в пилотском кресле защитной портупеи. Полностью оборванная с правой стороны тела сеть ремней намертво заякорила левую часть тела Иоха в кресле. Погнутые от резких рывков магнитные замки проскальзывали в липких от крови пальцах и с трудом поддавались. Ответственная за их одновременное открытие автоматика – умерла вместе с мозгом рейдера. Наконец, кое-как расправившись со своими ремнеообразными путами, Иох, чуть повернувшись в кресле, и стараясь при этом не шевелить проткнутой ногой, напряжённо сжал и разжал пальцы. Руки тряслись. Только сейчас Иох заметил, что дышит прерывисто и часто, как оказавшийся на жаре пёс. Он взялся за штырь, чувствуя, как тот своей поверхностью задевает мышцы внутри его бедра. Потом вспомнил, чуть наклонившись, пошарил под левым подлокотником кресла и, вынув из пазов серебристый округлый баллон с хирургической пеной, аккуратно положил его около здорового бедра. Снова взявшись за штырь, он припомнил, что советовал ему делать в случае вынужденного болевого превозмогания один знакомый ассимилятор.

     «Вспомнить одно из последних наиболее наполненных удовольствиями событий, и как можно более тщательно визуализировав его, совместить пик воображаемого наслаждения с реальной болью». Иох ещё тогда – в инструктажном ассимиляторном пункте воспринял данный совет не более как откровенную бредятину. Но до капсул с анальгетиком было далеко, боль не милосердно и настойчиво продолжала напоминать о себе, а штырь сам выдёргиваться из бедра Иоха явно не собирался.

     Прокрутив в голове последние несколько месяцев своей жизни, Иох из серой пелены однотипных, не примечательных, наполненных напряжением событий сразу разглядел одно – на фоне остальных выделяющееся, как бриллиант среди пыльных булыжников. Иох так до конца и не понял, чем он тогда привлёк…, точнее, привлекла внимание этого высокорослого, смазливого и настырного, как ишем в пик фазы локхема. Но факт оставался фактом – пара проходных фраз, один другой осторожный взгляд, невинное касание руками при всеобщем построении…Вечером того же дня локхем впихнул Иох в грузовой отсек её же рейдера, и не спрашивая её согласия, начал отдавать ей себя всего и без остатка. Отдача эта была настолько искренней, что механик Иох, в тот вечер, почивавший в смежном с грузовым отсеке, минут через пять после начала «священнодейства», заколотил по переборке кулаками с требовательным:

     - Братья мои! Ёб…ый в рот, что б вас на куски расх..чило! Дайте поспать!!!

     После ответного предложения локхема к механику: «Присоединиться и поднапрячь свою гверемскую девственность», - хийл за переборкой подозрительно быстро умолк и не подавал признаков жизни в следующие час, полтора. Прямо как Бессмертный Владыка в стазисе. Наутро Иох пробудилась уже одна, а после уже стоя на построении, узнала, что группа локхемов была переведена на смежный уровень ковчега. Того локхема Иох больше не видел. Он даже не знал, как его звали.

     Ненадолго потонув в воспоминаниях, Иох снова со всей ясностью ощутил под кожей ладоней рифленую поверхность штыря. Крепко обхватив его, хийл постарался, как можно более тщательно абстрагироваться от своего тела, от ощущений, от не милосердной реальности, которая сейчас его окружала. По его талии вновь, как и тогда поползли жаркие, сильные руки локхема, шея горела от жгучего дыхания боевого гверема. Иоха снова охватил трепет, смешанный с сильнейшим желанием.

     Зелёный, неопытный, нерасторопный дурак…совсем молодой…К тридцати годам ишемского опыта у него не набралось и на пять партнёров. Он вёл себя с локхемом так нерасторопно! Сваренная, полумёртвая лягушка! Позор,…Какой позор! Нет, чувство стыда только усиливало боль. Иох отбросил его подальше и мысленно слился с трёхметровым, стальным на ощупь телом локхема. Принимал его в себя раз за разом. «Сейчас…да, ещё! Да-а-а!!!»

     Истошный вопль наполнил задымлённую мерцающую кабину. Иох кричал – на приборную панель, на погнутый штурвал, на превратившийся в стеклянную паутину лобовой дисплей. Яростно, отчаянно – он исторгал из себя боль, держа в руке уже вырванный из бедра окровавленный штырь…сам не зная зачем. Когда огненная, кусающая его ногу пульсация чуть отступила, Иох с ненавистью посмотрел на штырь и со злобой отшвырнул его к лязгающей двери. Её бацанье тоже начинало действовать на нервы. Быстро вскрыв баллон с хирургической пеной, Иох высвободил из стерильной упаковки катетер, шипя от боли, вставил его конец в дыру в своём бедре, и нажал на спусковой рычаг. Холодная приятная волна окатила его горящую конечность. Пена, вливаясь в каждую разорванную мышцу, в каждое волокно, в каждую клетку – избавляла Иоха от мучений. Божественный ледяной осьминог, обнял бедро хийла своими щупальцами и запечатал сквозное кровящее ранение.

     Ощущая, как с его лба градом льётся пот, Иох усмехнулся, вспомнив, наполнившую его после соития с локхемом истому. Все же вечный гверем насадил его в ту ночь поглубже, чем этот чёртов штырь.

     Доковыляв до лязгающей, ездящей в пазах туда-сюда двери, Иох, поймав момент, с силой налёг на неё – загнав за фиксаторы. За перегородкой в мрачном безмолвии выжидающе чернел овальный внешний люк. Придерживая повреждённую ногу на весу, Иох активировал встроенную в обшивку биоклиматическую систему, не зависящую от кибер мозга судна, и отдал запрос на общий поверхностный анализ. Примитивный допотопный экран обнадёживающе мигнул оранжевым. Прямой опасности для жизни за бортом не было. Выдохнув, Иох отдал команду – «к открытию».

     В глаза ударил яркий свет. Щурясь, хийл осторожно выглянул наружу. Потянув ноздрями тяжёлый спёртый воздух. Сквозь окружающие рухнувший рейдер испарения и дым, через неровные края взлохмаченного падением корабля грунта – проглянуло бледное фиолетовое небо. На лицо пахнуло жаром, от раскалённой обгрызенной атмосферой планеты обшивки.

     Втянувшись внутрь корабля, как моллюск в раковину, Иох в следующий момент вылетел из люка. С разбега перескочив через кучи вспаханной брюхом рейдера земли, перемешанной с камнями и гравием, Иох оторопело застыл на месте, поджав ногу, как серый фламинго.

     Вокруг, насколько хватало глаз, расстилалась плоская как стол каменистая пустыня. Сухая, будто трескающаяся под ногами земля, при едва заметном прикосновении поднимала тучи мелкой пыли. Нагретый воздух нёс запахи сероводорода и вулканических газов. Планета то ли уже закончила свой жизненный цикл, то ли ещё не начинала его. Ветер вдалеке, в дрожащем мареве носил над землёй клубы пыли, то и дело, закручивая их в причудливые воронки.

     Обтерев рукавом потный лоб, зачесавшийся от прилипших к коже колких частиц, Иох аккуратно дотронулся до своего заушного передатчика. Тот, хвала Чёрному Богу был цел, но попытки настроить связь ни к чему не привели. В ответ на вызовы в основной координационный центр, в ухе раздавались только неразборчивые помехи. Оглядевшись, Иох, хромая принялся обходить свой зарывшийся носом в грунт рейдер – дымящийся и искромсанный. Правое его подкрылье было сильно погнуто и как бы вывернуто кверху, левое, видимо снесло ещё при входе в атмосферу, и где оно было сейчас, знал, наверное, только Чёрный Бог. Думая о своей дальнейшей судьбе, о шансах, что командующий его блоком всё же хватиться одного из своих лучших истребителей, пропавшего в этой кутерьме, о ноющей ноге, вылечить которую наверняка влетит в копеечку, о выбитых в самом непрезентабельном месте зубах, и об их восстановлении…Размышляя надо всем этим, Иох не сразу заметил вдали какое-то движение. Вынырнувшего из комфортной заводи своих бытовых дум, хийла окатило ледяной волной ужаса. Наведённый на даль взгляд его сначала выудил в клубах дыма сверкнувший птицеообразный силуэт. Это был виман. Серебристый, с загнутыми серпообразными крыльями – он лежал на боку и едва заметно искрился. На более ближнем плане, бегущий неспешной, даже расслабленной рысью – к Иоху приближался некто. Некто, очень похожий на то, что могло управлять упавшим виманом, теперь оно оттуда вылезло и направлялось к кому...? Конечно к Иоху!!!

     От страха хийл на секунды замешкался, но жажда жизни вернула его в чувства. Он действовал почти что автоматически. Сняв с голени малокалиберный лучевой пистолет – единственное бывшие с ним ручное оружие дальнего действия, Иох сыпя проклятиями на весь белый род, на себя, на разбившееся, дымящееся у него за спиной ржавое корыто, вскинул пистолет, прицелился и выстрелил - раз, другой. Заряды молнейносно ушли в сторону белого, неумолимо приближающегося к Иоху. Хийл трепетал. Он видел, что людина наблюдает за тем, как он целится, но даже не сбавил шаг. Выставив перед собой руку, белый чуть ускорил бег. Заряды чиркнули по поверхности энергетического щита, полупрозрачной сферой окутавшего вражеского пилота – и отлетели в стороны как игрушечные пульки.

     Смерть приближалась к Иоху всё ближе. Она была высоченная как башня, здоровенная как бульдозер, с мощной широкой грудью – вся закованная в прочные доспехи цвета жжёной бронзы. Из - под закрывающего лоб и виски оголовья – у неё выбивались светлые волосы, а на лице, покрывая щёки и подбородок, виднелась волосяная поросль. Кажется, у белых это называлось -«баладой».

     Чувствуя, что уже чисто инстинктивно пятиться назад – Иох лихорадочно перебирал в голове варианты спасения. О бегстве не могло быть и речи. От белого не убежишь и на здоровых ногах. Драться? Хо! Чем? Спрятаться… Да! Оставалось только это!

     Иох и сам уже не понимал насколько были смешны и нелепы его действия. Страх неотвратимой смерти превращал хийлов или в лишённых всяческих тормозов убийц, или в тупых животных. Иох невольно примерил на себя второй вариант. Он бросился назад – к люку, сильно припадая на раненную ногу. Потом споткнулся, упал – разодрав ладони в кровь о каменистый грунт и подняв тучу пыли. Вскочив, хийл обогнул рейдер и, утопая в рыхлых кучах земли, оскальзываясь на камнях, падая, вставая, и снова падая – вложил последние силы в решающий бросок. Люк был совсем близко. Иох рванулся вперёд, схватился за края спасительной стальной норы и … В этот момент его с невероятной силой отдёрнули от люка. Так, стремящегося спрятаться в земле крота вытаскивает из прокопанного хода охотничья собака. Погибель была за спиной. Отупение моментально переродилось в бешенство. В Иохе заговорил примитивный инстинкт самосохранения. Выхватив из-за пазухи загнутое титановое лезвие, хийл извернувшись в руках поймавшего его людина как глист – наугад полоснул впереди себя воздух. Враг выпустил его. Шмякнувшись об землю Иох выставив перед собой лезвие, что есть силы, зарычал на возвышающийся над ним силуэт. Сидя на карачках, хийл медленно пятился назад, пока не упёрся спиной о горячий борт рейдера. Белый неумолимо надвигался на него. Иох впервые в жизни видел людина так близко… и судя по всему в последний. Взгляд хийла скользнул по ногам пилота вимана, его животу, груди и остановился на светлом лице с ярко огненными глазами. Белый смотрел на него беззлобно. В нём не было ни презрения, ни жестокости – лишь спокойная, преопределённая неотвратимость. Собственно Иох не знал, что он видел на лице людина, он это почувствовал. Внезапно его кисть с зажатым в ней лезвием подлетела вверх от резкого удара. Белый ловко выбил у Иоха ногой титановое жало и, схватив хийла за запястье, вывернул его руку локтём вверх так, что тот теперь не мог пошевелиться. Всхлипывая от тягучей боли, суча ногами, Иох беспомощно наблюдал, как белый обездвиживает его вторую руку, чуть подаётся вперёд – и кладёт опозоренного и побеждённого сына Чёрного Бога перед собой на землю как жертвенное животное. Над головой Иоха блеснул кинжал. Неспособный больше сдерживаться хийл закричал, всё еще предпринимая робкие попытки вырваться. Он давился криком, и будто умолял белого о чём-то (о чём, он не знал). Потом бранил своего врага, на чём свет стоит, и снова умолял. Страх небытия заполонил собою всё – Иох тонул в нём, был уже по шею в вязкой кровавой жиже… Белый приставил холодное острие к горлу хийла.

     «С левой стороны…Если надрежет правильно, Иох просто уснёт. Это будет быстро, почти безболезненно. Это их людинское милосердие… сейчас оно выглядело как насмешка».

     Широкая тяжёлая ладонь легла на глаза Иоха.

     «Ну да, жертвенным животным тоже завязывают зырки. Пшёл ты к чёрту со своей снисходительностью! С-с-сука белая! Обезьяна! С-в-в-виинья! Ненавижу! Ненав-вижу!!! Н-н..нне. Н-не-н-наав-в-ви-ж-жууу…

     Неожиданно вся злоба, всё негодование и страх растворились в Иохе так же бесследно, как капля чернил в огромном океане. Из тела ушла вся боль. Все ушибы, раны, даже изувеченное бедро перестало ныть. Иох стал лёгким, невесомым – как пушинка. Мысли улеглись в спокойном недвижимом блаженстве.

     «Так хорошо… Господь, Ты ли это, Принял меня в Свои объятия? Так значит вот как умирают? Я умер? Господи…но, … какое это… счастье. Как же хорошо! Господи! Господи…

     Иох очнулся от того что лицо его снова обдувал тёплый колкий ветер. Ощущение блаженства исчезло вместе с наложенной на его глаза ладонью белого. Кинжал по-прежнему был приставлен к горлу хийла, но уже не так плотно. Людина, напряженно раздумывая о чём-то, смотрел куда-то вниз. На одно мгновение Иоху показалось, что враг разглядывает его живот. Решив (это было видно по искре в его глазах), - белый приподнял хийла, перевернул и, прижав к земле, заломил ему за спину руки. Чертыхнувшись от боли, Иох уже подумал, что людина раздумал даровать ему лёгкую смерть, и решил вырвать из его туловища руки и ноги. Такой исход был для Иоха, конечно, менее «радостным», но хотя был более ему понятен. Вместо выдирания конечностей – людин принялся связывать хийлу запястья и локти. Два раза Иох пытался вырваться из мёртвой хватки белого. На третий раз получив от того крепкий подзатыльник, дополненный спецэффектом в виде посыпавшихся из глаз искр, предупреждением на чистом хилийском: «Лежи смирно»! и, чуть позже брезгливым: «Ну и воняет от тебя»…, - Иох насупился и больше попыток к бегству не предпринимал. По поводу обидного выпада насчёт вони, Иох хотел было ответить белому чем-нибудь колким и смелым,…но ответить было нечем. Более того, хийл поймал себя на мысли, что с жадностью вдыхает запах, исходящий от людина. Как бы странно и дико не звучало это для хилийского уха, - но белая свинья благоухала изысканнее и приятнее, чем парфюм на телах самых обеспеченных Владык.

     Лёжа на земле, ощущая покалывание сухого земляного крошева у себя на щеке, Иох смотрел, как белый направился к его кораблю, заглянул внутрь, потом снял с пояса что-то округлое и блестящее и кинул в чернеющий зев люка. Земля завибрировала. Рейдер Иоха, заскрежетав, разом сморщился, как засохшая слива и из трещин, образовавшихся в его корпусе, взметнулись к небу снопы белой плазмы. Оглядев груду искореженного металла, из центра которой осталось сиротливо торчать правое подкрылье (заколдованное оно было что ли?), белый, не глядя на Иоха, быстрым шагом направился обратно – к сверкающему вдалеке птицеобразному силуэту своего вимана.

     Ошалело уставившись на свой «корабль», точнее на то, что от него осталось, а затем на удаляющегося врага, Иох подобрал под себя ноги и, кряхтя, уселся на колени. Всё его существо ликовало. Он остался жив! Остался - таки жив!

     «Тупая белая скотина! Думаешь, победил? Думаешь кликнется тебе твоё хвалёное милосердие? Ха! Тупая башка! Да именно из-за него вы вечно нам проигрываете! Проигрывали! И будете проигрывать!»

     Так во всю – горделивая и кичащаяся, бахвалилась в Иохе его хилийская природа. Но где-то глубоко внутри тихо и скромно шепнула ему пару слов природа совершенно иная. Та, которая была потревожена белым, который коснулся своей рукой чёрных глаз хийла.

     Вскочив на ноги, боясь, что белый уйдёт слишком далеко – Иох быстро прохромал вперёд несколько метров и крикнул своему врагу вдогонку на ломаном языке белых:

     - Пхахчему нхе убхи-и-ил?! Э-э-э-й-я! Пхахчхему нхе убхилл?

     Не замедляя бега, людина обернулся и, усмехнувшись, крикнул в ответ, приложив ко рту ладонь:

     - Беременных баб не убиваю!

     Иох уже открыл рот, что бы возразить этому неграмотному белому, что он сейчас в мужской фазе, и что он, этот балбес людина вообще не знает, с кем имеет дело. Но слова так и застряли у Иоха в горле, челюсть его медленно поползла вниз, а память один за другим начала вытаскивать на свет железобетонные факты. Ночь с локхемом, редкие головокружения, а потом эта периодически накатывающая тошнота. Не может быть! Иох был абсолютно уверен, что это последствия перенесённой им трехдневной лихорадки! Но пропущенный медосмотр…как же это...? Господь Милосердный…как же?

     Чувствуя, как к горлу подкатывает ком, Иох сквозь застилающее глаза влажное марево проорал вражескому пилоту вдогонку:

     - Не баба я! Понял ты! С-с-к-о-отина белая! Что б тебя вместе с твоей херовиной размазало! Что б твоя линия сгнила к чёртовой матери! Что б твоя мать обесплодила-а-а-гх-ха-а-сь… Ы-ы-ы… гхы-ы-ы гхы-ы… - хныкая, Иох упал на колени и после выорав в землю череду отборных хилийских ругательств посмотрел в небо. Сверкающий серебристый виман взмыл вверх и молнейносной вспышкой ушёл в вышину, окатив безмолвную пустыню громовым рокотом. Руки Иоха бессильно упали на землю, высвобожденные из самих собой развязавшихся пут. Терзаемый злобой, яростью, ненавистью, хийл ощутил внутри себя еще какое-то совершенно незнакомое ему чувство. Жгучее, раскалённое, будто набившее ему грудь горячими углями.

     В заушном передатчике, внезапно прорезавшийся и настойчивый Иоха вызывал знакомый голос командира, но хийл не отвечал ему. Тихо плача, он прижал к животу саднящие ладони и долго сидел так, смотря в серую безмолвную пустошь.