Посвящается всем, тем, кто мечтал стать 'Попаданцем', но не стал, по каким либо банальным причинам.
Глава 1
Меня зовут, а вернее, звали когда-то Александром. Сейчас я стал другим человеком, обрёл другое имя, обрёл другой дом и друзей. Об этом я и поведаю вам...
Скорее всего, ты - мой возможный читатель (если мне удастся передать тексты в наш родной мир) не поверишь в то, что будет излагаться далее; то воспринимай тогда эту рукопись - как сказку, коих в мире полным полно.
Начну повествование с одного прекрасного, перевернувшего мою жизнь, летнего денька, который остался в памяти и сердце на всю жизнь. Необычную и яркую жизнь.
***
Субботнее, не по-летнему прохладное утро. Как же я люблю пасмурную погоду, даже если она выдалась в выходной. Обожаю, когда тихий шелест дождя перекрывает все сторонние шумы города, когда прохладные капли едва слышно барабанят по крышам и окнам, сливаясь в сверкающие ручейки влаги, ниспадающие к промозглой земле.
Нравится мне в такие дни нежиться в кровати, не задумываясь ни о чём. Лежать на мягкой, тёплой и удобной постели себе в радость, невидяще и мечтательно посматривая в потолок.
Воображать на его белом фоне сказочные битвы невиданных и ужасных тварей против стройных, мрачных людских легионов, закованных в сталь людей. Мне мерещатся прекрасные утонченные золотоволосые эльфы, поражающих врагов стрелами изящных луков, по правое плечо бессмертных - серьезные, суровые гномы, подгорное племя, которые испокон веков верны могучим топорам и молотам, из стали, что славится на весь сказочный мир.
Рисовать на белом фоне потолка чарующих и пленяющих красотою принцесс, ожидающих в стройных замках принцев на белом рыцарском коне. Представлять могучих, древних крылатых исполинов - драконов, летающих над ордами воюющих титанов, испускающих струи губительного огня.
Но это все грёзы молодого человека, который любит мечтать, забывая о серой, ненавистной ему, реальности. Забывая о той яви, которая существует, в отличие от его волшебных грёз. И молодому человеку приходится жить по законам этого мира, приходится занимать ячейку в современном, и к его сожалению, загнивающем обществе. А ведь в этой убогой реальности он для кого-то любящий сын, лучший брат и верный друг.
Но ведь это, то немногое, что подобно единственной яркой звездочкой блестит в чёрном ночном небе. Но может ли эта звездочка затмить мрак и смрад этого ужасного мира?
Сбежать бы, куда-нибудь подальше, мечталось сейчас молодому человеку. А сердцем он чувствовал, что чужды ему и этот мир, и это общество, в котором предательство, унижение, гордыня, ненависть и эгоистичность - норма. В обществе, где можно купить и продать совершенно всё и всех. В мире, где грехи возводятся в культ, где переступить через человека не только не порицается, но и восхваляется. Чужой он тому обществу, где бездумной, бездушной мерзкой массой подавляется индивидуальность.
И что интересно, многие не придают этому особого значения, то ли им нравится так жить, то ли они привыкли. А может устали бороться. Да и боролись ли?
Этот мир не для него. Но куда сбежать, если полностью увяз в здесь? Скорее всего, вопрос без ответа. Остаётся лишь мечтать...
***
Хоть утро и оказалось хмурым и пасмурным, меня разбудил назойливый жаркий лучик, пробравшегося сквозь беспечные громады мрачных и тяжелых облаков; он который елозил по лицу, силясь разбудить, играя со мной, словно сытый ленивый кот с пойманной мышкой.
Я усердно сопротивлялся, но сон постепенно таял, оставляя яркие и необычные сновидения, смысл которых как обычно, я моментально забывал. Но в этот раз утро стало исключением - я запомнил - мне снились собственные мечты о другом мире.
Я не хотел ставать, но пришлось поднять уставшее, после бурного вечера в компании друзей, тело с уютной постельки, размещавшейся в углу холостяцкой спальной комнаты. Заправлять кровать было лень.
Натянул короткие спортивные шорты, футболку с незатейливым рисунком змееподобного крылатого ящера, обвивавшего длинный широкий меч. Вещи валялись на полу еще со вчерашнего сна, всё равно некому корить меня за беспорядок, мятую футболку разгладил прямо на себе, но бросил это дело - всё равно не перед кем красоваться.
Окончательно продрав глаза, рысцой прошмыгнул в ванную комнату. Почистил зубы и, широко улыбнувшись, подмигнул отражению в зеркале. Красавец! Всё той же рысцой нырнул в кухню.
Из нутра тихо урчащего холодильника достал колбаску, ломтики сыра и майонез с кетчупом. Яиц не было, пришлось довольствоваться только бутербродами. Вспомнил, присказку любимой мамы, что всухомятку есть вредно, вскипятил воду и приготовил чёрный, как я люблю, сладкий чай. Уже сел за стол, предвкушая хорошо и сытно позавтракать, но не тут-то было.
Надрывно затрещал старенький, еще с советских времён, дверной звонок, оглашая всю квартиру голосом неведомой птицы. Трезвонил он всё-то время, пока я лениво плёлся к входной двери.
Обдумывая 'ласковые и добрые' слова приветствия, и жалея о том, что не заменил противный звонок, как только переехал жить в эту квартиру, протянулся к ручке. Звонок в тот же миг затих, я поморщился - прям как чувствовали, что открываю. На всякий случай глянул в глазок.
По ту сторону двери никого нет, во всяком случае, никого не вижу я - ну, небось, детвора шалит - в нашем районе её полным-полно, а подъездная дверь толком не закрывается, любой без проблем может войти, в том числе и дети, которым уличные игры могли приесться.
Сейчас как выйду, надаю оплеух, и... мысль оборвалась, как тонкая нить в руках неумелой молоденькой швеи. По ту сторону двери поперёк себя шире стоит, мрачный и грузный с виду, амбал, чей тяжелый, не предвещающий ничего доброго, взгляд просверлил, наверное, во мне пару дырок.
Двухметровый детина, с уродливой большой головой, напоминавшей пивной котёл, разве что не железный. Хотя, если постучать по нему, думаю, звук будет тот же. Бледная, на вид нежная кожа, как у девчушки. Ручищи кривые, размером с моё бедро, разведены на ширину необъятных плеч, а вот ноги в противовес им - кривые и короткие. Мужик своим могучим телом закрыл весь проход.
Глаза мелкие, близко посаженные, в них как будто полыхает пламя, это, наверное, игра света, или мое воображение от страха пошаливает. Чем-то эти глаза были привлекательными, даже завораживающими. И опять странность в облике гостя, можно сказать безобразность - бровей на лице амбала вообще не было, как и ресниц.
Нос его, в отличие от всего остального, казался маленьким и аккуратным. Кривой рот с мясистыми бледными губами чуть раздвинулся то ли в улыбке, то ли ухмылке, больше похожей на звериный оскал, который мне совершенно не понравился. Скулы резко выдавались вперёд, хотя щёки были впалыми. Уши были скрыты длинными растрёпанными пепельно-серыми волосами, на затылке комично расположилась маленькая белая шапочка.
Да и весь вид детины был комичен. Костюм, что был на нем, совершенно не подходил ему; это было ясно даже мне, человеку далёкому от моды. Такое ощущение, что в костюм одели косолапого медведя. Да и то, что было на нем, трудно назвать цельным костюмом. Пиджак серый с небрежно завёрнутыми рукавами, а брюки чёрные, да ещё и в полоску.
Такого бы в клетку, и на балаган, вспомнил я слова одной весёленькой песни, но поток мыслей прервал хриплый голос. Он раздался так громко, что его, наверное, услышали соседи на первом этаже и вздрогнули от ужаса.
- Утро доброе, Алекс Андр фон Лукин? - протрубил гигант, двигая челюстью так, что я невольно вообразил место неё ковш трактора, что тарахтел на стройке в соседнем дворе.
- Мм... Не совсем. - Выдавил я. - Я Александр Лукин, без всяких там фон, мордой не вышел в благородные.
Детина не обратил внимания на мою попытку съязвить:
- Мне всё равно! Вам письмо.
Гость полез в карман брюк. Оттуда он вытащил мятый миниатюрный чёрный конверт квадратной формы, резким дерганым движением сунул его мне в руки.
- До скорых встреч, Алекс Андр.
Я проигнорировал странное обращение, мельком взглянул на конверт, затем на порог - мужика и след простыл. Я застыл в растерянности, ведь удаляющихся шагов не слышал, лифт безмолвно пребывал в своей шахте, это очень сильно озадачило. Постояв минуту в пороге, переминаясь с ноги на ногу, захлопнул дверь, и, зловеще пригрозив коробочке звонка, задумался.
Кому я нужен, ведь родители и друзья могут позвонить, или придти лично, да и не актуальны письма в наше время. А этот угрюмый амбал мало подходит на роль курьера.
Вернулся на кухню - надобно закончить прерванный завтрак. Сел за стол, хлебнул чай, повертел конверт в руках, распечатал. Пару мгновений, и вот текст послания перед глазами.
Бумага белая, но наощупь, такая же шероховатая, как и конверт. Слова нанесены ровным рукописным шрифтом. Писали словно пером - слова становились то блеклыми, то яркими и так весь текст. Это придавало письму некий шарм, дух старины.
Что-то я отвлекся от самого текста. Бегло пробежался по содержимому: в нём в уважительной форме говорилось о том, что меня настойчиво приглашает в гости неизвестный мне мужчина, представлявшийся Проводником. Написано о срочном и важном ко мне деле, крайне нежелательно (тут я вспомнил курьера) отказываться от предложения.
И опять это странное обращение ко мне, с использованием фамильной приставки фон, и коверканьем имени. Да и автор письма назвался неординарно. Спрашивается кого, и куда он проводит, и что ему понадобилось от меня?
Изучи письмо, кинул его на стол - сюрпризы и не собирались заканчиваться - конверт с письмом вспыхнули, синим ярким пламенем, едва не опалив мне брови. Я чуть не свалился со стула, благо со спины его подпирал холодильник. Первая мысль "пропал мой любимый столик" пронеслась в моей голове, как пожар в сухом лесу. Я рванул к раковине, налил воды в кружку, обернулся и раскрыл рот от удивления - ни письма, ни конверта, даже пепла не осталось, а стол девственно чист, как и ранее.
- Что за...- только и мог выдавить я дрожащим голосом, присаживаясь с опаской на стул.
***
В очередной раз прокрутил в голове события минувшего утра, ущипнул себя за руку, нет, не сплю. Делаю вывод, всё, что происходило вполне реально, тем более грибочков или травки накануне не употреблял, да и не балуюсь этим, а с друзьями так, чуток пригубили, не напиться ради, а веселья для.
Увиденное и щекотало любопытство и пугало. Странный мужик, странное его исчезновение, странное письмо, и наконец, синий (я может, повторюсь, но тоже странный) огонь, который уничтожил конверт с посланием, не оставляя следов. Под конец путаных раздумий, решил, что гадать не стоит, иначе свихнусь, надо всё выяснить, наведавшись по тому адресу, благо адресат находился в моем городе.
Отдохнув пару часиков, Переоделся в джинсы и чистую выглаженную рубашку с коротким рукавом. Глянул в окно, солнца все больше, тучи уплывают вдаль, значит не стоит надевать куртку, дождя больше не предвидится. С жалостью посмотрел на свой простенький телик, так его и не посмотрел с утра.
Пару часов безуспешно бродил по улицам, надоело, чтобы быстрее придти по адресу, хоть и знал хорошо город, ибо профессия обязала, пришлось скорректировать путь по навигатору в смартфоне. Чувствовал на себе чей-то внимательный взгляд, как я не оглядывался, как я не смотрел по сторонам, но хозяина этого взгляда нигде не приметил. Я внимательно всматривался в лица редких прохожих, часто оборачиваясь, до тех пор, пока на меня не стали смотреть с укоризной, а некоторые с плохо скрываемой угрозой.
Суббота. Улицы города пусты, народ отсыпался после трудовых будней. Люди, что попадались мне, были в основном угрюмы, погружены в себя, кроме детей. Те в любой день, в любую погоду, были шумны, беззаботны и веселы.
В основном, мне попадались пенсионеры, спешившие к излюбленным местам - местным базарам и рынкам. Вечно они там собирались и обсуждали проблемы современности, и, конечно же, главной проблемой считали молодежь, палец в рот не клади, но обсудят тебя вдоль и поперёк, при этом наслушаешься о себе много чего интересного и нового.
***
И вот, спустя час блужданий, стою я, оглядываясь по сторонам, возле кованых ворот двухэтажного коттеджа из красного кирпича, окна его были огромными и тёмными. Ворота закрыты, за высоким забором дивный зелёный сад. Охраны не видно. Осмотрев ворота, нашёл коробочку домофона. Нажал на вызов, ответили мгновенно:
- Алекс Андр? - прохрипел динамик.
- Да - это я! Только не Але...
- Вы можете свободно проходить. - Перебили меня. - Прошу вас.
Голос в домофоне оборвался. После открылись беззвучно ворота, хотя я не наблюдал ни людей, что могли бы это сделать, ни сервомоторов. Я осторожно вступил во внутренний двор усадьбы.
Пока проходил по аллее выложенной плиткой, имитирующей серый камень, вертел головой по сторонам, стараясь рассмотреть всё. Дивился прекрасному парку - каких тут только не было деревьев и цветов. Парк был очень большим, ухоженным, потрясая разнообразием. Некоторые деревья узнавал - вот стройная плакучая берёзка, вот вишня и яблоня, вдалеке усмотрел могучий дуб; но другие деревья были мне совсем не знакомы - слишком уж необычны для нашего края...
В цветах я вообще не разбирался, я, конечно, мог отличить ромашку от розы, но не более того. На одном из диковинных деревьев приметил миниатюрную камеру, которая поворачивалась вслед за мной, мигая красной лампочкой на корпусе - не удержался - помахал рукой, хотя подмывало показать кукиш.
Наконец я добрался до невысокого, всего в три ступени, крыльца усадьбы. По его сторонам застыли каменные изваяния гордых грифонов, перед ними цвели клумбы с подстриженным карликовым кустарником.
Скульптор, творя этих легендарных существ, постарался на славу, передав всё, вплоть до мельчайших деталей. Хищные изогнутые птичьи клювы казалось, были нацелены на меня, глаза как будто следили за каждым движением: шаг влево, шаг вправо - и меня бы растерзали.
Удивительна сама композиция статуй - она ассиметрична - грифоны были изображены в различных позах. Тот, что был справа, приготовился к прыжку - он поджал под себя передние лапы, припал телом к земле, прижав крылья к телу. Поза второго была другой. Он подался телом вперёд на вытянутых лапах, расправив крылья широко над собою.
Над дубовой дверью висел маленький золотой колокольчик с изящным красным шнурком, я потянул за него - раздался нежный мелодичный звон, волной разнёсшийся по всему парку, и ему тут же вторили птицы. Как только звон затих в кронах деревьев, дверь открылась - и снова никого.
Я переступил порог, и теперь меня поразила изысканность убранства самого дома. На стенах висели картины, что различны как по размерам, так и по жанрам - были и портреты, и пейзажи, даже натюрморты. И ни каких изысков современного искусства.
Если художник рисовал дерево - то это было деревом, но ни как не непонятными пятнами или ломаными линиями. Если автор в натюрморте изобразил яблоко, то оно было так достоверно прорисовано, что казалось настоящим, стоит только протянуть руку, и ты вкусишь его спелый плод. Особенно мне понравилась картина, на которой умелой рукой художника была представлена сцена охоты на хозяина русских лесов.
На этой картине, что занимала почти всю стену богато обставленной гостиной, была изображена группа охотников, поймавших в западню разъярённого бурого медведя; тот угрожающе встал на задние лапы и раскрыл свою широкую клыкастую пасть. Охотники же стояли вокруг него поодаль, целясь в него из охотничьих ружей.
Кроме картин, в этом доме можно было назвать произведением искусства и мебель, что всем своим видом кричала о великолепии и утонченности. Через несколько шагов, напротив входной двери начиналась широкая, покрытая красным ковром, лестница на второй этаж. Я поднялся по ней.
Видать, я не ошибся, решившись подняться, там меня встретил тот самый детина, который приходил утром. Он был в черном смокинге, походил теперь на телохранителя важных персон.
- Вас ждёт мой господин! - сказал он тихим, похожим на далёкий раскат грома, голосом, и движением услужливого клерка уступил мне дорогу, пропуская меня вперёд.
- Благодарю. - Буркнул я, косо поглядывая на него, стараясь пройти мимо на предельном расстоянии.
Он проводил меня до двери одной из комнат, открыл её, дал мне пройти, затем осторожно прикрыл, оставшись с той стороны.
Комната в отличие от дома была обставлена не богато, но со вкусом. На её общем фоне выделялись огромный камин, в котором тлел, едва различимый, но настоящий огонь, а не имитация, и зеркало, в раме, украшенной орнаментом, что не писались в антураж этой комнаты. По центру стояло мягкое кресло спинкой к входу, там, скорее всего, кто-то сидел, не обращая внимания на скрип закрывающейся за мной двери. Чутьё меня не подвело.
- Проходи, дорогой мой мальчик. - Обратился ко мне неизвестный, немощным старческим голосом, кряхтя после каждого слова.
Я обошёл кресло и встал напротив, так, чтобы увидеть собеседника и не загораживать окно - единственный источник света, если не считать тусклый камин. Собеседником оказался маленький старичок с большой белоснежной бородой, которая струилась волнами по его груди.
Он был приятной наружности. Правильный нос, глубоко посаженные глаза, маленький аккуратный рот, шапка не по-старчески густых, но седых волос. Глубокие морщины покрыли всё лицу, подобно глубоким расщелинам в рыхлой земле. Губы узкие и бледные. Пока я бестактно разглядывал собеседника, чуть не прослышал вопрос.
- Здравствуй, Алекс, ты знаешь меня? - Я отрицательно мотнул головой. - Ну и правильно, меня никто не знает в этом мире.
Я неопределённо кивнул, посматривая по сторонам:
- Я вас не понимаю! О чём вы говорите?
- А как тебе картина? Ну, та, которую ты приметил в гостиной.
- Я, конечно, не особо разбираюсь в искусстве, но все картины прекрасны, особенна та, на которой изображена охота. Вы ведь о ней? - Ответил я, чуточку опешив от чудаковатости и непоследовательности задаваемых вопросов.
- Благодарю, - медленно произнёс хозяин дома, улыбнувшись широкой улыбкой белоснежных зубов (вставная челюсть что ли?), - я долго старался, и вот итог мой единственный, за многие века, гость оценил её по достоинству, выделив её среди других моих полотен...
- Так вы художник? - поинтересовался я, на что в ответ раздался хриплый смешок.
- Нет, что ты! - старичок всплеснул руками, - Я не художник, хотя дар, так сказать, есть, - тут старик призадумался, поглаживая дряблой рукой бороду. - Молодой человек, веришь ли ты в другие миры? Ну, или измерения, как привыкли говорить у ВАС?
- Нет. - Почти выкрикнул я, всё более сомневаясь в здравомыслии моего собеседника. - Гражданин, я вас не понимаю! Почему вы задаёте такие странные, я бы сказал бессмысленные вопросы...
- Какой я тебе гражданин? Проводник я. А имени у меня нет. - Перебил меня старик и проворно, для своего то возраста, соскочил с кресла и стал ходить по комнате, останавливаясь после каждого пятого шага. - Отрёкся я от него, и спустя тысячелетия забыл! Никогда бы не подумал.
- А как же... - я всё же убедил себя, что он сумасшедший.
- Паспорт и другие документы этого мира? - предугадал мой вопрос старик, неожиданно остановившись у камина.
Пожилой мужчина резво присел, запустил руки в красные от жара угли, стал ею копошиться там.
- Д-да! - от ненормального, если не сказать хуже, поведения умалишенного старикана я начал заикаться, с нескрываемым ужасом следя за его действиями.
- Мне всё это не надо, это лишь никчемные бумажки, пепел и тлен.
Собеседник, не обращая внимания мой дикий взгляд, достал горсть углей, и, обернувшись ко мне, преподнёс их к лицу, таинственно стал рассматривать меня сквозь них.
- Старческому телу уже не хватает своего тепла, поэтому мне так полюбилось тепло живого огня. - Объяснил он спокойным голосом, и снова сменил тему. - Я вижу твои эмоции, ты их и не скрываешь, да и никто их не скрывает в ВАШЕМ мире. В тебе сейчас я вижу ужас, это меня печалит. Но, что меня радует, так это то, что в тебе я вижу и интерес, преобладающий над отрицательными эмоциями. Занимательно, я бы даже сказал похвально, дорогой мой мальчик.
Насмотревшись вдоволь на меня, на угли и их игру света, старик подошел к зеркалу, шурша полами одежд.
- Ты можешь не понимать меня, но ты должен верить, поскольку я горю правду!
Он подошёл ко мне и пристально стал всматриваться в мои глаза, встав лицом к лицу. Для него это было, не сосем, неудобно - старик оказался очень низким. Только сейчас я заметил, что глаза у старика разные - один обычный с синей радужкой, а другой кошачий, с узким вертикальным зрачком.
- Но ответь мне, так ты веришь в другие миры? Измерения? Пространства?
- Я по-прежнему не понимаю, к чему вы ведёте, но отвечу. - Я решил поддержать разговор с сумасшедшим. - Нет, не верю в эти сказки - это фантазии и бредни впечатлительных людей, что любят помечтать! И хватит глупых расспросов, разве для этого меня позвали?
- А так же фантазии одного, известного нам обоим, молодого человека... жаль, что не признаёшься даже самому себе! Но я могу показать тебе один из миров. - Хитро прищурился дед.
- Вы волшебник, экстрасенс? Ну, или маг? Как любят называть себя аферисты. Только они, как сами говорят, способны увидеть другие миры - бросил я с издёвкой, а в ответ вновь услышал задорный смех старичка.
- Да нет, что ты. Я не претендую на такие яркие определения. - Седовласый старик подошёл к зеркалу. - Подойди, взгляни.
Он призывно махнул мне рукой, подмигнув мне кошачьим глазом. Я, пожав плечами, подошёл к зеркалу и взглянул в него.
- Вот почему я назван Проводником! - Пожилой мужчина швырнул, всё ещё бордовые угли в зеркало, те вспыхнули, как тот самый злополучный конверт, и исчезли.
- Надеюсь не в мир иной, как Харон на реке Стикс? - нервно сострил я, старик и глазом не повел на мою хохму.
Я снова перевёл взгляд в зеркало, хотя считал бессмысленно увидеть там кроме своего отражения, что-либо ещё, стараясь забыть о фокусе с углями. В зеркале лишь моя глуповатая физиономия, собеседник и комната на заднем плане.
Но, что-то стало меняться - изображение в зеркале темнело, сливалось в одно чёрное пятно, затем посветлело, картинка сфокусировалась, если можно было так сказать о том, что происходило с изображением в зеркале - я увидел голубое небо с пушистыми облаками, ниже поле, стога сена, что устроились ровными рядами. Изображение стало приближаться к одному из стогов, возле него я увидел парня лет десяти. Тот спокойно, не зная о том, что за ним подглядывают, спал, улёгшись на сено.
Мне этот парень кого-то смутно напоминал, но я долго не мог понять кого, пока не вспомнил старый фотоальбом, который мама хранила у себя по сей день. Теперь передо мной, словно диафильм, пронеслись все детские фотографии, на которых был запечатлён: ведь тот парень вылитый я в детстве. Та фигура, то лицо - это был я, но... и не я!
От всего увиденного я вновь вспомнил всё, что со мной сегодня произошло: и письмо, и удивительный огонь, уничтоживший письмо, и странного мужика, который являлся не то курьером-почтальоном, не то телохранителем-дворецким, предстал перед глазами образ самого старичка с необыкновенным глазом. От страха оглянулся на него - тот что-то утвердительно и вдумчиво кивал сам себе, поглаживая свою пышную бороду.
- Ну как? - Старичок, снова мило улыбнулся.
- Что?! что это? - у меня тряслись руки, я отказался верить своим глазам.
- Это, сынок, другой мир - твой мир. А там, как не удивительно, ты! - Произнёс он.
Только сейчас я стал замечать, что со мной что-то происходит. Меня влекло к зеркалу. Ощущение падения в бездну. Ох... мне это не казалось, меня и, правда, притягивало, словно магнитом всё сильнее и сильнее к зеркалу. Что это такое?! Меня вовлекало в зеркало всё глубже и глубже, от страха я упёрся руками об раму. Но сил моих не хватало. Сила притяжения зеркала была чудовищной. Руки мои соскользнули. Я же просачивался сквозь стеклянную гладь зеркала.
- Я знал, что ты придёшь. Я знал, что наш мир примет тебя, я знал...
Я потерял сознание.
Интерлюдия 1. Проводник
- Это того стоило, господин Проводник? - рычащий голос заставил колыхнуть не только еле тлеющий огонёк в камине, но и светло-зелёные занавески на больших окнах, что скрывали пристанище старика от ярких назойливых лучей.
Голос его изменился, правда, не так сильно, как сам тролль, что сменил личину громадного, с виду неуклюжего, но сильного, человека в ещё более огромного мускулистого серокожего тролля. Он не удосужился снять человеческий костюм, и тот висел на нём изодранными лохмотьями. Тролль осмотрел себя, скривился, оскалив пасть, насколько это было возможно его звероподобной мордой.
Гигант почесался, посшкрябал когтистыми толстыми пальцами по выпуклой, из-за монолитных тугих мышц, груди. Хотя магия Проводника и защищала его от губительного воздействия солнца, но не могла избавить тролля от неприятных ощущений, а перевоплощение только усиливало эффект.
'Хорошо, что Алекс не видел истинной сущности Агархара', мелькнула мысль у Проводника, пока он, в который раз, любовался трансформацией тролля из человеческой личины в родную.
Не зря пожилой мужчина выбрал этого тролля в свои прислужники на многие века. Исполнительный, сильный, хоть и глупый слуга. Если что-то требуется от него сделать - не задаст лишних вопросов, а исполнит. Прекрасно адаптируется в любой среде, будь то снежная пустыня или тропические леса, а уж способностью принимать облик животных и людей не стоит пренебрегать, ибо она очень полезна в этом ужасном, но довольно таки интересном мире, размышлял Проводник, закуривая трубку, что достал из широких полов своих одежд.
Нет троллям равных в подобном служение, вяло текли мысли седовласого старика, ни высокомерный эльф, ни простецкий и бесполезный гном, ни вредный гоблин, ни тем более человек. Человек по своей природе гораздо умнее тролля, но и хитрее, что может иметь свои, неприятные для него (Проводника) последствия.
- Стоило. - Мужчина глубже затянулся, задумчиво пустил перед собой колечко дыма. - Конечно, стоило, Агархар,- седовласый снова присел в своё любимое мягкое, и такое уютное кресло, - и ты садись, всё-таки неудобно тебе голову держать склонную, еще и перед человеком.
Тролль не ответил на колкость, что-то глухо прорычал сквозь обнажённые звериные клыки, злобно ухмыльнулся и сел. Расположился он на полу, взор его вровень взору Проводника. Низко посаженные, укрытые, похожими на валуны, бровями, чёрные глаза устремились на человека. Тот с воодушевлением продолжил:
- Он тот, кто нужен ЕГО миру, он избранный. Ты ведь помнишь предсказание. Он длань старых богов и он их глас...
- Да всё это бредни, человече, сказки вашего мелкого рода. - Тролль оскалился, гордый за себя тем, что перебил старика. - А вдруг ошибка в предсказаниях, или ты сам ошибся?
Пожилой мужчина даже и бровью не повёл на его выходку. Уже пару сотен лет живёт этот несносный тролль с ним, и Проводник давно привык к подобному поведению. В самые первые годы служения гиганта человеку, мужчина оставил попытки очеловечить его.
Нет, он, конечно, не пытался сделать из него человека, но научить его везти себя по-людски он должен был попробовать. Что поделать, у троллей скверный характер, и даже совместное проживание с человеком не сделало его лучше. Чего добился старик, так это того, что тролль стал неплохо изъясняться, в отличие от своих сородичей. И даже русский, не родной их язык, не резал слух.
- Вряд ли, Агархар, ты же видел, мир принял его. Не там он родился. Древние боги заждались своего мессию. Я же исполнил свой долг в этом мире.
- Не похож он на избранника, чутьё у меня, звериное. Что на это скажешь, старик?
- А что я могу сказать? Это твоя правда, Агархар.
- А его?
Взгляды, один задумчивый, второй равнодушный, устремились в зеркало, которое вновь стало обычным. В нём отразились старик, что продолжал блаженно курить трубку, и тролль, что уже поднимался выполнять следующее поручение своего хозяина.
Глава 2.
Мир казался мне кроваво-красным. Я ничего не видел кроме яркой пелены, которая заволакивала мой больной разум. Постепенно взор мой прояснялся, пелена рассеивалась и тускнела. Но как только я попытался повернуть голову, то она вновь заволакивала мой рассудок, отзываясь тупой ноющей болью в висках, отбивая желание шевелиться. Что-то со мной было не так.
Мой разум, наконец, успокоился, боль уходила глубины подсознания. Я снова открыл глаза. Яркий свет дня заставил меня тут же пожалеть о содеянном, но отступать не собирался, поэтому прищурившись, глянул наверх.
Надо мной по-утреннему яркое голубое небо, по нему спокойно плыли, гонимые теплым ветром, пористые серовато-грязные рваные облака, похожие на невиданных животных, которые сбились в кучку и неслись куда-то. Далеко на горизонте всё небо черно. Оно было сплошь затянуто тёмными грозовыми тучами, готовыми в любой момент обрушить потоки холодной воды на сухую, от нетерпимого зноя, землю.
Лежать надоело, поэтому решено было подниматься, да и голова, что ранее гудела, отзываясь острой болью при каждом движении, сейчас успокоилась. Я медленно встал, поднявшись сначала на колени, отдышался, затем в полный рост. Начал отряхиваться от сена. От сена?!
Я с изумлением осмотрел себя, весь в сухой траве и сене, на мне чужая грязная одежда - мешковатые, опоясанные простой верёвкой штаны из грубой жёсткой ткани, рубаха с прорехами, явно с чужого плеча. И снова ощущение, что я что-то упускаю, а скользкая мысль ускользает от моего, ещё затуманенного сознания. Кто же меня так вырядил, неужели друзья вчера по-пьяни?
Покрутил головой, внимательно изучая, что меня окружало. Цепким осмысленным взглядом, насколько это было возможно в моём состоянии, хватал каждую важную деталь окружающей среды. За спиной стог сена, у которого я и пришёл в себя. Широкое Поле. Вокруг полно других стогов, что выстроились ровными шеренгами. Почему я в поле, ведь мы же вчера с парнями в клубе потусили? Чья злая шутка?
Под ногами рыхлая, сырая земля. Трава пожухлая, недавно скошенная. Сочный терпкий её запах витал в воздухе. Я поморщился, не привык горожанин к такому изобилию чуждых запахов городу.
В паре километров впереди заприметил поселение, скорее всего деревня, либо село. Путь к нему проходил через небольшую, извивающуюся как уж, речку, чьё узкое русло проходило почти ровно посередине, между полем и домами. Прикинул, за четверть часа дойду.
До речки я пробежался. Через пару-тройку минут я остановился самого берега, вспотевший и бодрый от бега. Быстро скинул одежду и сиганул в речку, чувствуя, как моё, разгорячённое после пробежки, тело приникает в прохладную толщу воды, словно нож сквозь масло. Вдоволь накупавшись, вылез на берег.
Но перед этим я в последний раз погрузился с головой, нырнул до самого дна, где зачерпнул горсть земли. Когда я вынырнул, хватая ртом раскаленный от, не по-утреннему жаркого, светила, воздух, то подивился чистоте ила. Никакого мусора и в помине не было, в воде не плавали ни бутылки, ни автомобильные камеры, ни целлофановые пакеты.
И снова ощущение, что во мне что-то поменялось, стало совершенно другим, даже чуждым мне, а выпитый вчера алкоголь к этому никакого отношения не имеет. Мысль буравила моё сознание, терзая и без того мой больной разум. Чувствовал, что я на пороге открытия, понимания того, что же со мной не так. Интуиция меня не подвела.
Что-то дёрнуло меня вернуться к речке и присмотреться к своему отражению. После того, как натянул на себя одежду, я присел на корточки у воды и взглянул в своё отражение. Тут же от шока неуклюже вскочил и брякнулся задницей на сырой глиняный берег. В отражении я не увидел себя - на меня с удивленным выражением лица поглядывал мальчуган лет десяти. Только сейчас я полной мере осознал, что не давало мне покоя всё это время - моё тело... как и одежда и лицо, оно было не моим, не моим!
Секундой позже я вспомнил и мальчика в зеркале, и всё остальное, что произошло вчера. А может, это было не вчера, мысли путаются? Увиденное в отражении неспокойной речки повергло меня в ужас. Этого просто не может быть, это сон, это моя больная фантазия, наконец. Но, ни как не реальность.
Дабы понять, снится ли мне это или нет, ущипнул себя за руку, да так сильно, что от жгучей боли ругнулся вслух. Сделал вывод, что всё это происходит со мной в действительности. Даже голос претерпел изменение. Он снова стал тем самым звонким голоском, что был у меня лет пятнадцать назад. Вот только слова... я, конечно же, понимал что выкрикнул, но это было не на родном русском. Это был совершенно другой язык, чёрт возьми!
Что происходит? Почему я снова стал ребенком? Почему я не знаю где я, и что я здесь делаю? Что вообще со мной происходит? Одни вопросы, на которые у меня нет ответов, кроме тех фантастических домыслов о Проводнике и его волшебном зеркале. Но эту мысль я сразу отбросил в сторону, это не может быть правдой - умалишенный старик мне приснился в пьяном бреду.
Строить догадки по поводу случившегося со мной бесполезно. Раз мне нужны ответы, то мне стоит их поискать в том поселении, что находится за речкой. Даже если там не найду ответов (об этом даже не стоит думать), то могу рассчитывать хотя бы на помощь.
Пришлось пройти по ветхому деревянному мостику, который раскинулся неподалёку поперёк речки. Переправлялся по нему с осторожностью, так как гнилые, сырые доски не внушали доверия. Дерево выдерживало мой вес, но пару раз противно трещало и скрипело.
***
И вот, стою я на краю села, разглядывая домики, жителей, которые шныряли туда-сюда, не обращая на меня никакого внимания. В селении не вижу ни одной машины, ни одного комбайна, нет и тракторов, хотя как раз они и должны быть даже в деревнях, находящейся в глубокой глуши. Наконец, собравшись с мыслями, что далось мне с трудом, я уверенным шагом подошёл к одному из жителей, проходившим поблизости:
- Утро доброе, а вы не подскажите, где тут телефон есть, мне позвонить нужно?
- Паренёк, и тебе доброго! Ты, небось, из соседней деревни, сорванец. - Человек прищурившись, глянул вдаль, за мою спину. - А то я тебя впервые вижу, не местный, значить ты. Нет, звонаря по имени Телефон я не знаю, может он на ярмарке - всё-таки не каждый день на базар к нам приезжает, значить, торговый караван хоббитов! Бабьё да мужи, значить, собираются, торговать надобно. Да и нет звонарей у нас, да и зачем он нужен, если церкви в нашем селе то нет? Печаль Созидателя.
Последняя фраза, скорее всего, относилась к символу его веру, так как мужичёк сначала обратил свой взор в небо, задрав голову, затем прижал правую руку к груди - к сердцу, и склонил низко голову.
- Кого караван? Хоббитов? Но этого не может быть. Они ведь вымысел! - Опешил я.
- Ты мальчик многого не видел, значить, за свой пока ещё короткий век, - усмехнулся селянин, погрозив мне своим кривым морщинистым пальцем, - если хочешь посмотреть на карликов, то бегом к центру деревни, - там и разместился их базар. Хоть кого-то увидишь, значить, за свою никчёмную, деревенскую жизнь. Не часто, ох как не часто в сёла наши, хоббиты захаживают. Ну ладно, что лясы точить, сынок, я пойду, не хочу опоздать на ярмарку, себе в убыток, семье невзгоды.
Селянин быстрым, широким шагом направился к центру деревни. Я решил последовать за ним на расстоянии. Пока я шёл за мужчиной, рассматривал во все глаза поселение и его жителей.
Обычное (ну почти), на мой взгляд, село. Те же дома, правда, бревенчатые с соломенной крышей, те же огороды, да и домашний скот всё тот же, что и в моём мире. Я мысленно усмехнулся, сам не заметил, как стал делить миры на родной и этот. А ведь я с селянином общался на одном языке, вспомнил я, и мы прекрасно понимали друг друга.
Вскоре моему взору открылся центр поселения. Я бы сравнил его с муравейником. Ровная полянка, что и являлась центром, кишмя кишело разношерстным народом. Все куда-то спешили, толкались, перекрикивались, один я стоял как истукан и смотрел на это широко открытыми глазами.
Вот бедно одетые в драных лохмотьях старухи, что с печальными лицами бродили вдоль лавок, наполняя свои плетеные корзинки продуктами. Мимо старух, мелькали слащаво одетые, в дорогие наряды мальчики. Как раз один из таких проходил мимо меня, сгибаясь от тяжести охапки яркой цветной ткани в рулонах. Я его окликнул, он резво развернулся в мою сторону и чуть лукаво, улыбаясь, осмотрел меня с вопросом в маленьких кошачьих, как у Проводника глазах. Пока раздумывал, о чём же спросить его, успел мельком осмотреть мальчика.
Лицо тёмное, я бы сказал загорелое. Нос маленький, красивый и ровный. Брови, как и сами волосы, были пепельно-серые. Волосы густые и длинные, стянутые ремешком на затылке в виде хвостика. Видно, что мальчик ухаживает за своими волосами. Губы тонкие, уголки чуть в полуулыбке, приоткрыты, можно заметить ряд белых ровных зубов. Ушей под волосами не видно, но моё богатое воображение уже подрисовало их формой как у эльфов - заострённые к верху, с чего я это взял, гадать не решился.
Убранству его одежды позавидовали бы все модники моего мира. На нем был красочный ярко синий кафтан, на воротнике имелось отложное ожерелье, украшенное неизвестными мне камнями, которые переливались, как только на них попадали солнечные лучи. Рукава короткие на подоле имелось два разреза. Под кафтаном блистала рубаха. Воротничок ее, так же, как и кафтан обшит золотым орнаментом. Разрез рубахи был широк, была видна часть груди. К моему удивлению, она имела густую растительность. На ногах были тёмные, почти чёрные шаровары, которые впрочем, почти полностью закрывались ботфортами из жесткой, цвета земли, кожи, верхний край был подвёрнут, что придавало им классический стиль.
Опомнившись, и коря себя за бестактность, я поинтересовался:
- Здравствуй, мальчик, а как называется это село, и когда началась ярмарка?
Тот ещё сильнее заулыбался, глаза сощурил, искоса поглядывая на меня.
- Сам ты мальчик! - Изумился он. - Мне уже тридцать лет, или не признал во мне гостей здешних, хоббитов? Хотя за комплимент спасибо, значит, молодо-зелено выгляжу, а то назвал бы таким отродьем, как гоблин, например, ха-ха. - Задорно засмеялся кошачеглазый. Рукой поправил волосы. - Ах, да, чуть не забыл, пока смеялся. Стыдно не звать название своего села, или ты нездешний? Приречным село зовут, сам догадаешься, почему, али как? Сегодня вот, первый день ярмарки.
Хоббит решив, что разговор окончен, пошёл куда направлялся, насвистывая незатейливую мелодию себе под нос. Я же всё стоял на том месте столбом, переваривая сказанное этим... хоббитом?
Пока разговаривал с карликом, всё отчётливее слышал детские крики и смех. Ватага детишек окружила и сопровождала какого-то старикана в сером поношенном плаще. Направлялся он, как и все остальные в сторону ярмарки, и как мне поначалу показалось, отмахивался от надоедливой шумной детворы. Но чем ближе он подходил, тем больше я убеждался, что это вовсе не так.
Каждое движение его ладоней сопровождалось новым взрывом задорного писка и весёлых возгласов детей и взрослых, что проходили мимо. Меня это заинтересовало, стараясь не привлекать внимания к себе, стал медленно приближаться к толпе. Несколько шагов к ним и я смешался среди чумазых девчушек и мальчишек.
- Деда, ну деда волшебник, ну покажи! Покажи ещё фокус, - шепеляво выкрикнула из толпы рыженькая конопатая девочка, густо покрасневшая тут же от своей отваги.
Она стала застенчиво мять подол обветшалого платьишка, огляделась по сторонам в поисках поддержки у ребят. Те не заставили себя долго ждать, и загомонили уже многоголосым хором:
- Да, покажите нам фокус, господин волшебник, ну пожалуйста!
- Фокусы, фокусы хотим.
- Ну, хоть в последний раз.
Старик лишь довольно вздохнул, крякнул и вновь взмахнул левой рукой. Из старческой ладони, о чудо, выпорхнули красно-жёлтые искры, переплетаясь друг с другом в неких красивых узорах. Затем искорки ярко вспыхнули, сие действие сопровождалось охами и возгласами ребятишек, даже взрослых, что останавливались поглазеть на чудо фокусника.
Фееричная иллюминация и не думала прекращаться. После нескольких ярких вспышек то тут, то там, они неожиданно слились воедино перед фокусником, появился крылатый ящер, что был похож на драконов из моих снов, который стал кружиться вокруг руки и торса старика, изредка испуская крохотные языки пламени перед собой.
Видимо ему надоело (если так можно сказать об иллюзии) это занятие и, шумно взмахнув пару раз крыльями, направился в гущу толпы, щёлкая крохотной челюстью. Люди тут же попятились, дети с шумом и гамом брызнули в стороны. Только я остался недвижим, с интересом разглядывая красочный мираж.
Крылатый ящер и не думал сворачивать, он помчался прямиком на меня, я лишь успел зажмуриться и непроизвольно выставить перед собой руки ладонями вперед, защищаясь. Сквозь прикрытые веки различил яркую и короткую вспышку. Когда открыл глаза, дракончик уже исчез, напротив меня лишь старик, что с удивлением воззрился на меня, но спохватившись, сделал отсутствующее выражение лица, как будто, ничего не было, что его могло удивить.
Тишина стояла гробовая, дети попрятались за спинами взрослых, трусовато выглядывая оттуда. Самые впечатлительные пятились. Я не знал, куда мне деться, оказаться в центре внимания полутора десятка людей не входило в мои планы. Ситуацию спас выкрик старика:
- Вот это сверкнуло! Вот, ай да я! Куда же вы попрятались, ребятишки? я не закончил показывать фокусы.
Резкими замысловатыми движениями своих ладоней он вновь привлёк внимание людей к себе, из его престарелых рук (не понимаю, как он это делает) выпорхнули, подобны красочным цветам, бабочки, что стали носиться меж людей. Те, в свою очередь, стали пытаться поймать их. Дети прыгали, взрослые громко хлопали в ладоши, но изловить не удавалось - бабочки в последние секунды ускользали.
Ко мне потеряли интерес, оставаться тут посчитал опасным, мало ли, что ещё случиться, поэтому я прошмыгнул между нестройными рядами селян и хоббитов от греха подальше. Пока я не скрылся за торговыми лавками ярмарки, чувствовал на себя задумчиво-изучающий взгляд странного старика.
***
По моим ощущениям прошло несколько часов, всё это время я бездумно прогуливался по ярмарке, изучая жителей села, карликов, и товары, что без конца переходил из рук в руки, от продавца к покупателю.
Товара было много, но многообразием он не отличался. Шумные хоббиты в основном торговали льняными тканями, сельскохозяйственным инструментом, воском и мёдом, всевозможными пряностями, резкие запахи которых можно было почуять за версту.
Сельские жители торговали тем, что нажито было их непосильным трудом. Вот шумноё бабьё продавало сыры, яйца и зелень. Я прошёл мимо лавки мясника, что был одет в измазанный высохшей кровью фартук, прямо на голое жирное тело, что лоснилось от жары. Толстяк развешивал колбасы, раскладывал сало, сырое мясо и птицу на стол. Следующая лавка оказалось лавкой охотника, на столе в ряд наложены тушки зайцев, лис и белок, за спиной мужчин висела пушнина и шкуры животных. Торговали так же овчиной, мукой и зерном. Сильно пахло рыбой. Первый день торговли проходил бойко.
Как некстати, живот своим урчанием известил меня, что пора бы покушать. Дурманящие запахи напомнили мне, что я давно не ел. Вот только одно смущало меня очень сильно. Чувство голода было не моим - оно принадлежало парню, в теле которого и находился мой разум. Но это нисколько не отбило желание перекусить, чем-нибудь, да поскорее, проверять, вернусь ли я в своё тело из умершего от голода тела, мне не прельщало.
В голову лезли глупые мысли, придумать что-нибудь путное, как достать еду, не представлялось возможным. Я вернулся к мясным лакам, ожидая подходящего момента украсть одну из аппетитно выглядевших колбас. Такой момент представился довольно таки скоро.
Мясник отвернулся и стал копошиться у себя в ящиках. Я воровато огляделся по сторонам, жадным взглядом прошёлся по колбасам, выбрал ту, которая выглядела больше остальных, и дёрнул на себя. Но не ту тут-то было.
Чёртов мясник был осторожен и крепко привязал колбасы к лавке. Но отступать, по-моему, стало уже глупо, дёрнул сильнее. Усилие возымело действие. Что-то заскрежетало, верёвка лопнула, добыча в моих руках. На скрёжет резво обернулся мясник, что казалось невозможным с его-то комплекцией:
- Ах ты сучий потрох, а ну верни колбасу, выродок мелкий.
На миг его грозная ругань затмила весь базарный шум. Окружающий люд стал оборачиваться на крики. По-тихому не получилось, поэтому я, ужом извиваясь, помчался оттуда, подальше от безумно орущего мясника. Оскорблённый такой наглостью толстяк в вдогонку бросил кость с большим сочным куском мяса. Кость не долетела до меня буквально метр, и стала тут же добычей бродячих псов, которые слонялись между лавками в поисках пропитания, жалобно заглядывая людям в глаза.
Мужик разочарованно взревел, на что ему ответил дружный хохот всех, кто оказался поблизости. Я же улепётывал со всех ног, крепко держа добычу в руках. Пока летел сломя голову сквозь толпу, снова почувствовал на себе взгляд фокусника. На бегу обернулся, но тот сделал вид, что с интересом рассматривает ткани, привезённые карликами.