|
|
||
Арей. "Amor dolor", - говорили когда-то. "Любовь - страдание", - кто оспорит это заключение? Только тот, кто знает, что куда большие страдания приносит чувство вины. Приквел к канону; по заявке: Арей на могиле жены. Вина и любовь. "Крылья мои, и иди по свету - а значит, это я с тобой навсегда". Предупреждение: библейские аллюзии, авторская форма. Косвенное продолжение "Предчувствия осени". | ||
"Ты умерла в дождливый день,И тени плыли по воде;Я смерть увидел в первый раз,Её величие и грязь.В твоих глазах застыла боль -Я разделю ее с тобой.А в зеркалах качнется призрак,Призрак любви".Ария "Возьми моё сердце"Темная глинистая земля, совсем ещё свежая, под его коленями, под сбитыми до крови ногтями. Потемневшая от долгих дождей земля и пронизывающий ноябрьский ветер, треплющий поседевшие в один день черные волосы, - вот и всё, что осталось у барона мрака. Всегда победитель, сейчас он впервые проиграл, получив удар в спину. Не сдался, не отступил - и всё же проиграл, потеряв ценнейшее, что у него было, - то, с чем не могла сравниться и вечность, брошенная вдруг богом войны к ногам простой человеческой женщины - женщины, на - увы! - короткий срок заключившей в себе весь его мир, весь смысл существования. Не случайной подруги - жены перед лицом вечности; жены, подарившей ему - ему, стражу мрака! - дочь. Любовь побеждает всё, и всё любви покоряется, - говорили древние и не ошибались. Любовь ослепляет - это равно известно и смертным, и стражам. Любовь ослепляет, но гордыня - ещё больше. Неизмеримо больше. Гордыня и глупость - они всегда ходят рядом, тащат за собой целый воз фатальных ошибок, а за ними по следу, неслышно ступая, бредет и воздаяние, шуршит саваном, позванивает косой. Не положись он на эту подлую тварь... Не опоздай на какие-то минуты... Не будь так слеп и самонадеян... Не... Впервые в жизни Арей жалеет - отчаянно жалеет о своей чрезмерной гордыне, с легкостью убедившей его в том, что когда настанет час защищать дорогих ему людей, он справится хоть со всем мраком. Он и справился почти - ведь победил же он, победил всех, кто так рвался добраться до его семьи, кто желал бросить ему вызов и, пылая ненавистью и презрением, швырял ему в лицо обвинения в измене мраку - обвинения, чреватые в их мире самым страшным наказанием. И проиграл - всё, что у него было. Мрак отступил перед его мечом и отчаянной отвагой дикого зверя, защищавшего своё логово. Мрак отступил - лишь затем, чтобы в миг, когда герой уже праздновал победу, нанести финальный, самый меткий удар - конечно же, в спину - рукой старого друга, никогда, как выяснилось, другом не бывшего. И как же мог он, Арей, лучший из стражей Тартара, позабыть о том, как преуспел мрак в этой тактике, в подлейшем этом умении жалить в пяту - и всегда в ахиллесову? Высшая ценность всегда твоя высшая слабость - и всегда сила твоего врага, закономерность эта вечна и неизменна. Жалкий слепец, по своей бесконечной глупости погубивший самое дорогое!.. Он отдал бы всё сейчас, лишь бы повернуть время вспять, но и всей силы Тартара недостаточно, чтобы изменять свершившееся. Его мнимое всесилие развеялось, как туман на ветру, рассыпалось прахом в миг, когда окрыленный победой мечник, вернувшись к жене и дочери, нашел только два изуродованных трупа и послание, начертанное их же кровью, с непередаваемо садистским удовольствием сообщавшее Арею, что души его родных теперь в надежных руках, "с приветом от старого друга, Яраат". Иудин поцелуй, мат в один ход, кинжал под лопатку - Бруту и не снилось. Мрак умеет преподносить сюрпризы и любит награждать слуг, вот только сюрпризы эти и награда таковы, что бежать бы от них куда подальше. Повыше, вернее. Увы, стражи и смертные одинаковы в том, что до последнего и думать не желают о переменах. Пока гром не грянет, кто посмотрит вверх?.. Жаль, что порой уже поздно смотреть, ведь молния-то бьёт секундами раньше. Темная глинистая земля, совсем ещё свежая, под его коленями, под сбитыми до крови ногтями. Мокрая холодная земля и пронизывающий ноябрьский ветер - и такой же ветер в его сердце, и свежая могила, и зияющая черная дыра, разъедающая ту часть души, где до сего скорбного дня ещё теплился свет - слабая искра, внезапно разгоревшаяся так ярко, что её сияния хватило даже на то, чтобы зажечь новую жизнь. Теперь же его свет мертв - его свет теперь во мраке, - и когда мечник думает об этом, вопль боли вперемешку с рычанием разрывает его грудь. Но - он сам виноват. Правда эта словно выжженное огнем тавро на его сердце: это он виновен во всём. Mea culpa, mea maxima culpa1, простонал бы Арей, умей он ещё молиться. Но он не умеет - как не умел и раньше - и, конечно, именно поэтому всё так и вышло. Барон мрака возомнил себя всемогущим - он, на деле лишь слуга и марионетка Тартара! - и погубил всё, что любил - любил вопреки всем законам, за что готов был заплатить своей вечностью. Он всегда разрушал всё, к чему прикасался. Не опоздай он на какие-то минуты... Не забудь, что мрак всегда таит кинжал в рукаве... Не отвергни в своё время помощи света... Не полюби... Нет! В последнем Арей не раскаивается и не раскается никогда, какое наказание его б не ожидало. Лишь с самого дна его отравленной гордыней и сомнениями души вновь и вновь поднимается бессильная, мучительная злоба - на свет. Почему за его, Арея, ошибки расплатились невинные?! И после такого эти крылатые эдемские лицемеры ещё смеют вещать о вселенской справедливости и любви света ко всему живому! Где она, мрак подери, эта любовь, где? Пусть он, Арей, отказался от света, но жена-то его и ребенок - они тут при чём?! Это он, он должен был умереть вместо них! За них. Темная глинистая земля, ещё свежая, под его коленями, под сбитыми до крови ногтями. Потемневшая от долгих дождей земля и холодный ноябрьский ветер, треплющий убеленные то ли первым снегом, то ли нежданной сединой волосы - и в нём барону мрака всё ещё слышатся родные голоса... "Что мне за дело до того, кто ты, если я люблю тебя?.." "...Нет, я не боюсь, потому что даже если умру, буду любить тебя там". "Разве можешь ты быть тьмой, когда... Взгляни, как она улыбается тебе!" "Нет, дитя, кинжал не игрушка; возьми лучше куклу". "Папа, а ты скоро вернешься?.." "Ни о чём не думай, мы будем ждать тебя. Только возвращайся живым - и да хранит тебя..." Сердце скручивает болезненным спазмом, а из груди рвется уже не стон, а хрип: успей он тогда, приди чуть раньше - и они были бы живы. "Да хранит тебя..."! За себя надо было просить, а не за него, потому что он-то отказался от любой помощи. Бывший бог войны, первый мечник Тартара, раб своей силы и своего совершенного военного таланта - мог ли он сомневаться в себе? Да только не всё зло можно победить мечом - как мог барон мрака позабыть эту вечную истину?.. Просите - и дано будет вам. Он выжил тогда, как она и просила, победил всех и вернулся - к колодцу с двумя трупами, к каменным плитам, залитым кровью, к осознанию того, что даже души его семьи принадлежат теперь мраку. Не слишком ли высокая плата за ошибку? Нет, потому что иначе и быть не могло. Потому что он - не просил. Каждому по вере его; каждому - по делам его. Законы мироздания работают вне зависимости от твоей веры в них: шагнув в пропасть, не имея за спиной крыльев, полетишь только вниз и никогда - вверх; несешь боль - получишь ответную, намного горше; копая другим яму, сам в неё под конец и попадешь. Исключений не бывает и быть не может, потому что на этих законах зиждется мир, потому что их озвучил Тот, чье Слово - начало и конец всему. Ему ли, бывшему творению света, видевшему, как по этому Слову создавалось всё, не знать вечных законов?.. Беда в том лишь, что знание истины не всегда порождает желание ей следовать. "Только возвращайся живым". Можно ль назвать это - жизнью? Можно ли назвать это - милосердием?!.. Пальцы Арея судорожно сжимают клинок, и кровь - темная мерцающая кровь стража мрака - смешивается с землей, налипшей на меч: артефакт бывшего бога войны впервые использовался вместо простой лопаты могильщика. Несешь смерть - готовься и сам копать могилы; вот и он не избежал этой участи. Какой мерой меряете, такой и вам отмерят, - барон мрака, знающий все предвечные законы, помнит и этот - самый справедливый закон воздаяния. Надеялся он обойти его? Все надеются, в том-то вся и беда, и в наивности этой бессмертные стражи, увы, ничем не отличаются от простых смертных. Надеялся - и зря: мрак всегда требует платы и никогда не прощает, а свет не навязывает отвергнутую помощь. Пресловутая свобода выбора, поглоти её Тартар. Всё это так, но как можно карать тех, кто невиновен?!.. Темная земля, превратившаяся в грязь, под его коленями, под сбитыми до крови ногтями. Только земля и леденящий ноябрьский ветер, не способный остудить горящее огнём сердце - и от боли этой перехватывает дыхание, и весь мир сжимается до одной точки - могильного холма, под которым лежат те, кто был Арею дороже жизни. Но и все муки потери - ничто перед знанием, что для его любимых нет больше вечности - их вечность принадлежит теперь мраку. Их вечность - мраку! Мраку, которому он служил. Мраку, от которого он клялся их защитить. Мраку, к которому он же в итоге их и привёл. Вся их вечность!.. Глина течет между сжатыми до боли пальцами, смешивается с кровью изрезанных о клинок ладоней, а порывистый ноябрьский ветер в считанные мгновения высушивает жгучую влагу в черных глазах. Барон мрака плачет первый раз в жизни, потому что ему впервые есть что оплакивать. "Один миг с тобой стоит всей моей жизни". "Если будет такая нужда, я буду биться хоть со всем Тартаром, но не позволю никому и приблизиться к вам!" "Этим кольцом я, Арей, беру тебя в жены отныне и навсегда - и даже смерть не разлучит нас!" Всё-таки разлучила. Не опоздай он тогда... Не будь так самонадеян и слеп... Не оттолкни руки помощи све... Нет: не положись он на подлую тварь!.. Бесчисленное множество "не" - они будут терзать Арея ещё очень и очень долго. Иногда остаться в живых - это и есть самое большое наказание. И самое действенное. "Только возвращайся живым". "Я вернулся". Мечник закрывает глаза - он хотел бы закрыть их навечно, чтобы больше не видеть, не слышать, не чувствовать - не вспоминать, что увидел он, спустившись в тот проклятый колодец, - но от этого не скрыться ни на дне морском, ни в глубинах Тартара. От памяти не скрыться - но в этом и счастье, - и Арей цепляется за неё, как утопающий за соломинку, хотя вся эта память теперь сплошь открытая рана. Но это всё, что у него осталось. Мечник закрывает глаза, и даже в равнодушном ноябрьском ветре, проносящемся в высоких кронах деревьев, вновь и вновь слышит её тихий голос... "...Будь у меня крылья, я б и их отдала тебе, потому что тебе они нужнее". "...Если б можно было сгореть, и этот свет осветил бы для тебя мрак, я сгорела бы без раздумий". "...С тобой я ничего не боюсь, ведь страх значил бы, что любовь моя мала - а она так велика. Так могу ль я бояться, если сказано, что крепка она, яко смерть, и побеждает всё?.." "...И даже когда умру, буду любить тебя там, вечно". И осенний ветер касается вдруг лица Арея неожиданно теплой и нежной ладонью, но длится это мгновение. "Мы будем ждать тебя и всегда будем с тобой. Ты только вернись". Барон мрака плачет первый раз в жизни, потому что ему впервые есть о чём жалеть. Ветер затих, и с темного ноябрьского неба падает не дождь уже - снег, летит крупными пушистыми хлопьями, покрывает землю невесомым белым саваном. Яркая полная луна выходит из-за расступившихся ненадолго туч, бросает скорбный взгляд на могильный холм и не-человека на коленях перед ним, и в её ровном свете погребальный покров земли кажется сотканным из сотен тысяч легчайших белых перьев - и всё новые и новые тихо падают с бархатно-темного неба... Эта зима долго будет царить в сердце Арея, и серебру в черных волосах вовек уже не растаять, но благодаря ей лишь барон мрака сможет дожить до весны. Ибо боль порой необходима для отрезвления, у света все живы, а пути его неисповедимы. И Арей, конечно, ещё встретится с теми, кого так любит, - но не сегодня, не сейчас. _________________________________________________ 1. Моя вина, моя тягчайшая вина (лат.) - строки из покаянной молитвы. [к тексту]
|