"У каждого найдется "веревочка", за которую можно дергать".

Илья Шевелев

  

"Сила - в знании чужих слабостей".

Рамин Иванович

  

  

   Из всех качеств, свойственных существам, наделённым свободой воли, отсутствие самоограничения - самое неприятное. Самое неприятное и самое опасное. Само собой, все в какой-либо степени подвержены этой болезни души, но наследница мрака - ярчайший пример того, во что превращается человек, не способный сказать себе "нет" на любое, даже самое малое или - что намного страшней - вредное желание. Семнадцать лет жизни в Тартаре вытравили из её эйдоса всякое понимание чрезмерности, и Арею на мгновение кажется, что, отруби он сейчас Прасковье голову, она и мёртвая разомкнула бы губы, чтобы продолжить стоять на своём.

   Жаль, он не убивает женщин и, тем более, детей. А она - девчонка рядом с ним. Тех же лет почти, что...

  

   - Почему ты не хочешь услышать меня, Арей? Чего боишься? Я сказала и повторюсь: мне нужна лишь поддержка. Поддержка - и только! - Прасковья стоит напротив - их разделяет только стол, заваленный пергаментами, - нервно сжимает белыми пальцами каменную столешницу, а Ромасюсик - вечный её рупор и голос - чётко и раздельно роняет слова. - Твой меч, а не твоя лояльность!

  

   Мечник едва не закатывает глаза: девчонка битый час уже торчит в его кабинете, демонстрируя потрясающую упёртость и глухоту к его ответам. "Нет", кажется, слово ей незнакомое, и она просто пропускает его мимо ушей, и очень скоро становится ясно, что раньше камень поднимется из прибоя и зашагает в гору, чем наследница мрака услышит то, что слышать не желает.

   Впрочем, камень-то поднять действительно проще - тем более в их мире, где каждый ещё помнит ценность и важность слова. "In principio erat Verbum et Verbum erat apud Deum et Deus erat Verbum"¹ - истина от начала времён и не бессмертным стражам забывать о ней.

   Впрочем, не все так верят в ценность слова - некоторые считают, что слово дал - слово взял, и никаких проблем. Про мельком брошенное же и вовсе говорить нечего.

   Некоторые, но не Арей, хоть он и страж и барон мрака, и по логике должен бы следовать правилам своей, основанной на лжи, конторы. По логике. "Дал слово - хоть за уши, а держи", - говорит мечник, и слова его не расходятся с делами. И отвечать за них он готов всегда, потому что его "да" - это всегда уверенное "да", а "нет" - никогда не "может быть", и третьего тут не дано. Именно поэтому он никогда не интересовался кулуарными интригами - никогда, даже во времена борьбы за власть после гибели Кводнона. И, тем более, не собирается сейчас.

  

   Прасковья битый час рвёт и мечет, битый час упрашивает и убеждает, только угрожать не смеет - знает, что давлением от Арея всё равно ничего не добиться. Даже глазки строить пыталась - довольно умело, надо сказать, - но бумаги на столе барона вспыхнули и прогорели в один миг - гнев и обида Прасковьи всегда выражаются в разрушении, - когда он только рассмеялся в ответ.

  

   Ромасюсик еле дышит, разевает рот, словно вытащенная из воды рыба: сознание его зажато в тисках воли госпожи, подчинено ей целиком и полностью, ведь ни слова не должно выйти за пределы этого кабинета. Не тот разговор это, чтобы забыть о беспечности. Прасковья даже портрет Лигула спалила, едва ввалившись в кабинет (прощай, старый недобрый шпион, мрак тебе пухом!), окна и двери задраила - и такой магией, что и сама Чёрная Дюжина не прорвётся. Предусмотрительна, что и говорить! Да и то сказать, Тартар учит предусмотрительности. К волкам попал - по-волчьи вой, а девчонка достаточно умна, чтобы усвоить уже эту простую истину. И не только умна, но и хитра, и практична: вон, аж целую афёру задумала - видать, уроки Лигула не проходят даром. Вот только на этот раз не просчитался бы великий комбинатор Канцелярии, потому что воспитанница-то выросла под стать воспитателю. По образу и подобию, так сказать. Принцип древний, как мир.

  

   - Я сказал уже и повторюсь, - раздражённо отвечает Арей: даже самому терпеливому надоест повторять десять раз, а он-то терпением точно не отличается, - я не собираюсь участвовать в твоих закулисных махинациях! Свои планы можешь проворачивать с кем угодно - желающих полон Тартар - но мне это не интересно. И никогда не было. Впрочем, ты ещё слишком мала, чтобы знать об этом.

  

   Прасковья вспыхивает от злости: насмешливый тон - это не то, к чему она привыкла, но барон мрака всегда позволял себе уникальную свободу слова - всегда и со всеми, даже с самим владыкой Кводноном. Мрак бы побрал этого гордеца - ни согнуть его, ни сломить...

  

   - Мне казалось, ты не трус, барон Арей! - она знает, что ходит по лезвию, но на войне все средства хороши, а неудачи и его стойкое равнодушие лишают её последней осторожности. - Или правду говорят: ты уже не тот, что был раньше?

  

   Наживка смешна до безумия: пытаться взять на "слабо" первого мечника мрака может только очень наивный человек. Очень наивный и очень глупый. А Прасковья действительно до сих пор человек: её эйдос всё ещё при ней, он свободен и ярок, и светит остро, как звезда на морозе. И всё же, даже будучи в груди, а не в дархе, он уже принадлежит мраку. Да, годы в Тартаре просто так не проходят...

  

   - Утихни, девочка! - полупрезрительно, полунасмешливо парирует барон, откидывается в кресле. - Мне казалось, у тебя больше ума, чем нужно для таких дешёвых разводок!

  

   Арей не скупится на сарказм - и не только потому, что устал от её настойчивости, но и затем что его раздражает, как эта смертная - да, наследница мрака, да, будущая повелительница, но всего лишь смертная! - держит себя и считает, что он уже её слуга - просто по умолчанию, раз уж он слуга мрака. А ещё его раздражает, что она смеет "тыкать" ему - когда даже Меф, ученик его, любимый и сильнейший ученик, не смел. Прах с песчинкой принадлежащего мраку эйдоса - а туда же, "тыкать" ему, Арею, барону и первому мечнику Тартара! Воистину, люди иногда поражают даже видавших виды бессмертных стражей...

  

   Очередной пергамент на столе вспыхивает и рассыпается пеплом: проглотить насмешку гордячке не так-то просто - тем более если всю сознательную жизнь в тебе раздували и подогревали чувство всесилия и вседозволенности.

  

   - Не пойму тебя, - холодно говорит Прасковья, нервно ломая пальцы. - Всего лишь помощь, Арей! Разве дядя мой не враг тебе? Разве не отправлял тебя в ссылку, не пытался тебя уничтожить? Разве не он открыл охоту на твоих...

  

   Она замолкает, когда пальцы Арея сжимаются на подлокотнике кресла: есть темы, касаться которых мечник не позволяет никому.

  

   Память и чувства - у стража мрака! Смешно и глупо!..

  

   - Тебя это не касается! - резко отвечает Арей, и Прасковья вздрагивает: волна его гнева ощутима почти физически. - Долги я плачу мечом, а не афёрами! Ты, видно, слишком долго проучилась у горбунка - но училась плохо, раз не знаешь этого!

  

   О нет, Прасковья знает. А ещё она знает, что у каждого, пускай даже самого сильного, есть своя ахиллесова пята. И она найдёт её у Арея, уж будьте уверены!

  

   - Да пойми же, - продолжает она, - я получу корону, но не смогу править! Дядя никогда не даст мне свободы - никогда! Он и сам жаждет власти! А я не желаю этой формальности, слышишь? Не желаю, чтобы мной управляли и мне указывали! Надоело!

  

   Арей насмешливо поднимает перерубленную давним сабельным ударом бровь.

  

   - А мне должно быть дело до твоих желаний? - сардонически осведомляется он. - Не слишком ли много на себя берёшь, а, девочка? И не рано ли?

  

   Жаль, что в Тартар нельзя телепортировать принудительно - в противном случае он давно б уже дал пинка этой развоевавшейся девице - чтоб на будущее неповадно было. Право слово, надо быть как минимум с белыми крылышками, чтоб выдерживать это баранье упорство! За шкирку - и в родной Тартар - и пускай она хоть сто тысяч раз наследница мрака, плевать ему!

  

   Ему вообще уже плевать на мрак, честно говоря. Но это уже детали.

  

   Прасковья еле сдерживается, и Ромасюсик практически задыхается - выплёвывает слова, как последние.

  

   - Одно твоё слово поддержки - и он не будет регентом, а я смогу стать полноправной повелительницей! Одно слово в нужный момент коронации! Ты же помнишь закон: за молодого правителя должен поручиться самый сильный страж! А кто в Тартаре сильнее тебя?!..

  

   Мысль хорошая, конечно, - давить на самолюбие, но не менее бесполезная, чем развод на "слабо". Желай он подчеркнуть свою значимость - давно б убил этого мерзкого горбуна - да ещё и с удовольствием. Вопрос в другом: что будет после? Шило на мыло не меняют даже по причине личной нена... неприязни.

  

   - Объясняю в сотый раз: мне не интересны твои планы и идеи, и мне плевать, кто будет на троне! Я никогда не служил правителю, я служу мраку - пора б уяснить разницу! И если бы ты не притворялась глухой, то услышала бы мой ответ ещё два часа назад, не сотрясая понапрасну воздух и не уничтожая бумаги нашей драгоценной Канцелярии. Время - эйдосы, как говорит наш дорогой шеф, не так ли?

  

   Можно подумать, ему должно быть дело до того, что там захотелось этой девице. Закулисные интриги и раньше мало его интересовали, а сейчас так и подавно не заинтересуют. Сейчас у него есть что-то поважней всех тартарианских планов, собственной гордыни и положения среди стражей.

   Кое-кто, если быть совсем точным.

   Единственный смысл жизни в этом океане мрака и единственная ценность.

   И слабость.

   Высшая ценность всегда самая большая слабость, таков уж извечный закон бытия. Об этом предупреждает свет, на этом играет мрак - испокон веков в знании чужих слабостей залог победы в любой битве.

   Ему ли не знать.

  

   Пальцы Прасковьи яростно терзают попавший под руку пергамент: силу, бурлящую внутри, успокоить не так-то просто. Это в Тартаре она может буянить и ломать пальцы своему шоколадному слуге, метать громы и молнии - и получать желаемое. С Ареем же особо не навыступаешься, и орать на себя он не позволяет никому.

   Мечник смотрит, как падают на полированную тёмную столешницу бесформенные клочки тартарианского договора. Повезло же кому-то из закладчиков, хех! Ещё час такого диалога - впрочем, можно ли вообще называть это диалогом? - и суточные усилия комиссионеров и суккубов Церберу под хвост - и всё из-за истерики своей же наследницы! Ну да это Лигулова школа - добиваться своей цели не мытьём, так катаньем; видеть цель и переть к ней напролом, хоть по головам, хоть по трупам. По трупам даже лучше: эффектней. Вот и сейчас она видит только цель - и плевать хотела на средства. Но видит очень чётко, что и говорить...

  

   - Твоё упорство, признаться, меня поражает, - замечает он спокойно, но наследница мрака неожиданно напрягается, хотя прежде мало реагировала и на гнев и на насмешки. - Я бы даже сказал, что оно похвально для слуги мрака, если б не считал, что оно бессмысленно и даже глупо. Хочешь получить синьора помидора любой ценой, даже сейчас, когда он уже ушел от нас, не так ли?

  

   Прасковья всегда бледна - кожа её молочно-белая и сухая, как бумага, что естественно для существа, выросшего в вечной тьме, - но сейчас, кажется, становится ещё бледней, и клочки пергамента перестают падать на стол барона мрака.

  

   - Ещё бы, - продолжает рассуждать Арей, - я прекрасно помню, что ты устроила, когда подошло время нашей с ним битвы. Забавно было смотреть на изумлённые лица светленьких, прибывших за эйдосом Мефа, и на физиономию Лигула, обнаружившего, что его собственная воспитанница, чей трон он так трепетно охранял, развила бурную деятельность по спасению своего формального конкурента! Впрочем, даже я не ожидал, что беднягу выкрадут прямо у меня из-под носа, так что, вероятно, смотрелся не менее глупо. Принудительная телепортация, подумать только! Ну просто сценка из быта горцев: в мешок - и под венец!

  

   - Прекрати! - сдавленно выдыхает Ромасюсик, и тяжелая пыльная штора, на которую мимоходом падает взгляд Прасковьи, вспыхивает белым пламенем.

  

   И тут же гаснет.

  

   На любое действие всегда есть противодействие, а на силу найдётся ещё большая сила.

  

   - И всё же Меф отблагодарил тебя не так, как тебе бы хотелось, - безжалостно продолжает мечник, - и ты не оставляешь надежд заполучить его, пусть он и в очередной раз предпочёл тебе Даф. Ты хочешь получить власть - абсолютную и единоличную, без каких-либо ограничений и контроля, - чтобы добиться его любой ценой, не так ли? А его мнение, как обычно, не в счёт... Бедняжка!..

  

   Последнее - типичный пример иронии с двойным дном, кою так любит барон мрака. И не зря, надо сказать, совсем не зря.

  

   Один - ноль, потому что выпад действительно достигает цели.

  

   Впрочем, Арей никогда не промахивается - ни в словесных поединках, ни, тем более, в настоящих.

  

   - Закройте рот! - уже не из уст Ромасюсика; и не голос, а скорее шипение - грудное, сиплое, но вкупе с волной мрака вполне ощутимое. - Вас не касается!

  

   Арей удовлетворённо хмыкает: ну вот, уже и перешла на "вы". То-то же!

   Воистину, у каждого есть своя ахиллесова пята. У великой наследницы мрака это бывший ученик Арея, страсть к которому, мечник уверен, скоро доведёт Прасковью до полного помешательства. Всё-таки прав был Лигул, утверждавший, что новый нравственный вирус, взращённый его воспитанницей, - неумение отказывать себе в даже самых пустячных желаниях, - самый опасный из всех возможных.

   Хоть в чём-то этот скользкий ублюдок прав, надо же!..

  

   - Мне лишь одно интересно: что ты придумаешь, чтобы удержать Мефодия? Цепь за ногу? Приворотное зелье? Куколки вуду? Жертвоприношение мраку, чтобы вырвал из его сердца любовь к светлой?.. Саму Даф ты, конечно, в расчёт не берёшь. Готов поспорить на дарх, что танец на её могиле является тебе в сладких грёзах! - иронически продолжает мечник.

  

   Прасковья опирается о столешницу ладонями, подаётся к нему: глаза дикие, как у пантеры, губы подёргиваются.

  

   И это - повелительница мрака? Смешно, Тартар свидетель! Она страстям своим удержу не знает, и ей - абсолютную власть? При всей его ненависти к Лигулу, нужно совсем спятить, чтобы решить, что эта особа - лучший вариант для мрака. В самом деле, сложно представить, что будет, лишись она контроля со стороны хитрого горбуна... Хаос, анархия...

   Впрочем, его ли это дело?..

  

   - А что является в сладких грёзах вам? - доносится вдруг со стороны Ромасюсика; Арей смотрит в упор в светло-голубые, почти прозрачные глаза Прасковьи, и взгляд их неожиданно многозначителен и насмешлив. - Уж точно не её могила! Мне говорили, что однажды вы зарубили суккуба, явившегося к вам в облике светлой. Удивительно, не правда ли, если вспомнить, что суккубы могут принимать облик только симпатичной нам личности! Кажется, мой наивный дядюшка недооценил вашу... Как он там это называет? Ах да: сентиментальность...

  

   Леденящая волна проносится по кабинету: со стола слетают бумаги, вздуваются пузырём шторы, и даже наследницу мрака отбрасывает к стене - так велика вспышка гнева барона.

  

   Маленькая дрянь, как она смеет?! Не будь она девкой, её голова давно б уже валялась на полу - в один момент и без промедлений - и пускай бы мрак искал себе другого наследника хоть до второго пришествия! Но она девчонка и только это её и спасает: как бы ни был велик его гнев, Арей не станет убивать женщину. Это позорно даже в виде расплаты за оскорбление. Да и эйдос, поглоти его Тартар...

  

   - Закрой рот, девочка, - цедит Арей сквозь зубы, - или во мраке ты окажешься не правительницей!

  

   Прасковья вздрагивает и впервые теряется: выросшая среди тьмы и грязи, она до сих пор не верит в наличие у стажей мрака каких-либо кодексов чести. И это хорошо, в общем-то, потому как нельзя судить обо всех по единственному исключению.

  

   Ромасюсик молчит, хлопая глазами, а потом изрекает - уже примирительно:

  

   - Я не сомневалась в вашей верности мраку, барон, я лишь повторила услышанное: то, что думает о вас мой дядя, вряд ли для кого-то секрет...

  

   "Я - не я, и лошадь не моя". Сколько человеческих качеств, подумать только...

   Впрочем, то, что Лигул ненавидит его и, конечно, не может простить ему многое - и пресловутую "сентиментальность" в том числе - действительно не секрет для Арея.

  

   Положим, девчонка ещё слишком глупа. Пусть так. Пусть.

   Но будь парень - не сносить бы ему головы, видит мрак, не сносить!

  

   - Ты слишком глупа для повелительницы, - сухо замечает Арей. - Надо объяснять, почему?

  

   Она и так прекрасно знает: только идиот будет просить помощи и тут же оскорблять того, кого о ней просит. Но ей полутона не знакомы и говорит она то, что думает, - ляпает как есть, подчиняясь любым порывам и переменам настроения. Типичный образчик хаоса, порождённого отравляющим действием мрака.

  

   - Я прошу забыть о том, что было сказано, - наконец выдавливает Прасковья - с явным трудом, но всё же выдавливает. Ещё бы: поддержка барона нужна ей так сильно, что даже просьба о прощении больше не кажется унижением. То есть не о прощении, конечно, потому что мраку не знакомо это слово, но попытки загладить просчёт налицо. - Вернёмся к...

  

   Арей откидывается в кресло и раздраженно потирает висок: сколько можно уже, в самом деле? Опять за старое? Ей что, по буквам произнести или действительно за шиворот - и обратным маршрутом в Тартар?!

   Мечты-мечты...

  

   - В сотый раз повторяю: твои прожекты мне не интересны! В Тартаре ты найдёшь достаточно желающих составить тебе партию поддержки - или даже просто партию. И закончим на этом!

  

   Арей поднимает руку, желая снять с двери блокирующую магию, недвусмысленно давая понять, что ещё минута - и девчонка вылетит из кабинета принудительно, как Прасковья вдруг торопливо подходит к его столу.

  

   Мечник досадливо морщится.

  

   - Ну что ещё?

  

   - Я заплачу, - деловито говорит Ромасюсик, а Прасковья смотрит внимательно. - Знаю, что ничего не делается просто так, даже помощь. Я заплачу!

  

   Да, Лигул неплохо её выучил... Даже и помощь не задарма, значит?..

  

   Арей скрещивает на груди руки, и взгляд его тёмных глаз становится насмешливо-презрительным:

  

   - Вот как? И чем же, позволь узнать? Всеми царствами земными и славой их?

  

   Слишком велико искушение процитировать сцену из книги света: уж больно ситуация располагает. Единственное отличие - она хоть не предлагает, падши, кланяться ей. Ну да ещё бы предлагала!

  

   - Или, может, эйдосами из тартарианских запасов? - язвительно продолжает мечник. - Тогда позволь тебя разочаровать: я не беру платы ни за месть, ни за помощь. Но ты найдёшь достаточно желающих в окружении своего дражайшего дядюшки: наш горбунок всегда был известен любовью к гарантиям и оплачивал даже свою поддержку.

  

   Право слово, она действительно идиотка, если пытается подкупить его эйдосами - это его-то, всегда добывающего их в честном бою!..

  

   Прасковья какое-то время молчит, словно раздумывая о чём-то. Сложность в том, что ни она не может читать мысли барона мрака, ни барон мрака - её.

   Но это и к лучшему.

  

   - Если Лигул останется у власти - а он останется, даже если я получу корону, - не думаете же вы, что он откажется от попыток получить наконец... - тут Прасковья делает паузу и смотрит очень внимательно, - её голову?

  

   Арей отвечает не сразу - и ненавидит себя за это пускай мгновенное, но всё же раздумье. Это - слабость, неуместная для стража мрака. Неуместная, если не сказать больше...

   Именно: опасная. И ещё какая опасная, если использовать её с умом. Да и если не использовать...

   Или это просто неверие, что девчонка может быть в курсе всех изменений в его жизни?.. Да откуда, в самом деле? Вряд ли она судачит на этот счёт с кем-то из Канцелярии - её ведь всегда интересует только то, что касается её самой.

  

   - С каких пор мне должно быть дело...

  

   Он не успевает закончить, потому что Прасковья слишком торопится - и, вероятно, к счастью, потому что думают они сейчас явно не об одном и том же.

  

   - Вам нет дела до своей дочери? - наследница мрака нарочито удивлённо поднимает тонкие чёрные брови.

  

   Проклятье.

  

   Кровь бросается в лицо Арею и первые мгновенья он не слышит ничего из-за оглушающего грохота в ушах.

   Проклятье!

   Будь проклят Лигул и весь мрак, знающий, что даже у сильнейшего есть своя ахиллесова пята!

   Да, даже у него, Арея, есть - и это вовсе не его "сентиментальность" или личный кодекс чести, неуместный для стража мрака, и даже не опасная и ещё более неуместная симпатия к формальным врагам с чёрно-белыми крыльями...

   Варвара, дочь, плоть от плоти его, воплощение света, когда-то тлевшего в нём. Дитя стража мрака - подумать только! - наделённое частицей вечности. Неопределившейся пока - половинчатым эйдосом, за который он готов биться хоть со всеми легионами Тартара. Ради которого он пожертвует всем.

   Да, он, барон мрака, не желает мрака своему ребёнку. Да и кто б пожелал?!..

  

   Прасковья видит побелевшие пальцы, рефлекторно сжимающие эфес меча, чувствует волны самых разных эмоций, которые, как ни пытайся, скрыть не удастся - тем более от неё, ведь по части интуиции она сильнее даже своего воспитателя.

   Всё эйдос - тот самый, что светит, но не греет. Он же всегда помогает выбрать наилучшее оружие и слабое место противника - и, выходит, не зря он в груди, а не в дархе, совсем не зря.

  

   Да, наследница мрака промахивается не чаще бывшего бога войны.

  

   - Уйди, - хрипло выдыхает мечник. - Уйди, пока я...

  

   - Ты знаешь, что я права, Арей, - говорит Прасковья, смело шагая по лезвию меча. - Ты и сам понимаешь: Канцелярия не допустит, чтобы страж мрака хоть как-то был связан со светом! И уж тем более не допустит, чтобы ребёнок стража - явление уже уникальное и наводящее на размышления! - сделал выбор, посрамляющий саму идею мрака!

  

   Она вновь переходит к фамильярности, потому что чувствует: в её руках оружие куда большее, чем даже сильнейший артефакт бывшего бога войны. И эта уверенность придаёт ей наглости.

  

   Жестоко ошибается тот, кто думает, что наследница мрака знает только свои страсти и за лесом не видит деревьев. К волкам попал - по-волчьи вой, и она достаточно умна, чтобы давно усвоить эту простую истину. А ещё что на войне все средства хороши, а слабость противника - всегда твоя сила.

  

   Именно, Арей, именно: воспитанница под стать воспитателю. А ты, можно подумать, ожидал иного?.. По образу и подобию ведь, не так ли?...

  

   Как же он ненавидит это ощущение - когда словно удавку на шею набросили и затягивают, стоит только сделать шаг в сторону! Но так всегда было и будет: высшая ценность неизменно самая большая слабость, а любое слабое место - лучшая мишень для мрака, поощряющего неповиновение лишь на словах, а на деле вырывающего причину неповиновения со всеми остатками отвратительных мраку эмоций. С корнем вырвающего, с мясом и кровью, оставляющего на месте даже самых малых всходов бездонную чёрную дыру.

   Ему ли не знать!..

  

   И всё же за шанс, данный светом его дочери, Арей готов вытерпеть и большее, хотя это ломка самой сущности стража мрака.

   Неизмеримо большее.

   Да, вот так: страж мрака благодарен свету и упорствует перед мраком. Парадокс парадоксов.

  

   - Когда я стану правительницей, - продолжает Ромасюсик чужим голосом, - ни один комиссионер не приблизится к ней и ни один суккуб. Я поклянусь в этом, если захочешь, Арей, - любой клятвой поклянусь, только помоги мне! Помоги - и делай что хочешь! Хоть к светленьким уходи, если нужен им барон мрака, - мне плевать на тебя и твои решения! Только помоги получить...

  

   - Мефодия? - сухо подводит итог Арей. Он уже берёт себя в руки: грубая откровенность наследницы импонирует ему больше, чем любая самая изощрённая ложь, и уж точно больше, чем попытки подкупить или соблазнить. И намного больше, чем её мерзкий шантаж.

  

   - Да! - не сдерживается Прасковья; глаза блестят сухо и одержимо. - Скажи своё слово на коронации - и делай что пожелаешь! Ты же всегда хотел свободы!

  

   - Я свободен, - холодно отзывается мечник. - А вот ты...

  

   Действительно, кто их них более зависим - он со своими противными мраку сантиментами или она - со слепой верой в иллюзорное всемогущество?

   А не одинаково ли, если ради своих слабостей они оба готовы на всё?..

  

   - Каждый получит, что хочет, барон, всё справедливо! Это честная сделка!

  

   - Ты ещё можешь рассуждать о чести? Я поражен! Лигул явно недоглядел, упустив важнейшую деталь, от которой его обычно выворачивает! - язвительно замечает Арей.

  

   Прасковья не оскорбляется: ощущение близкой победы сводит на нет даже раздражение от язвительности.

  

   - Так что ты решил? - настаивает она, жадно вглядываясь в перечеркнутое шрамом лицо барона: ей нужна уверенность, и хотя бы малый намёк - взгляд, движение бровей - хоть что-нибудь, лишь бы знать, что победу она всё-таки одержала. - Ответь!

  

   Мечник поднимается с кресла, и наследница инстинктивно делает шаг назад - а следом за ней и её шоколадный "рупор".

  

   - Иди! - повелительно говорит Арей. - Наш разговор слишком затянулся!

  

   В их мире нельзя отвечать утвердительно, ведь слова здесь обладают огромной силой: даже случайно брошенное может повиснуть на тебе практически клятвой. А Арей не имеет права клясться - потому хотя бы, что не знает ещё, что ответить.

  

   Медленно спадают с дверей и окон магические запоры. Сильна девчонка, думает мечник, защиту установила неслабую - вон, за дверью аж целая лужа пластилина, и картина с висельниками в пепел обратилась. Нескольких пар "ушей Лигула" как не бывало - ну да туда им и дорога!

  

   - Надеюсь, ты согласишься, - подводит итог Прасковья и, мгновение подумав, добавляет: - Уверена.

  

   - Иди! - повышает голос барон, не глядя на неё, и наследница мрака повинуется и идёт к двери, но за пару шагов останавливается. На двери тают руны: ещё миг - и кабинет откроется.

  

   - Я умею быть благодарной, Арей, - бросает она на прощанье, смотрит многозначительно. - И мне плевать на сентиментальность и чувства - тем более, когда лично мне они только на пользу.

  

   Мечник оборачивается, словно ужаленный, но она уже исчезает вместе Ромасюсиком и последняя руна на дверном косяке окончательно потухает.

  

***

  

   "Тартар её побери, - гневно думает Арей, в раздражении меряя шагами кабинет, - змея змеёй - и на язык, и на характер! Впрочем, что ещё может вырасти в змеином гнезде - не соловей же!"

   Коронация совсем скоро, но он и сейчас уже может сказать, что принял решение.

   Порой эйдос знает чужие слабости лучше, чем мрак, - не потому ли, что сотворен быть сильнее его?..

  

   "Плевать, конечно, - размышляет наследница мрака, повторяя в уме слова, сказанные Арею, - но как же они полезны! Вот уж точно: ахиллесова пята есть у каждого - нужно только искать!"

   Коронация уже совсем скоро, и Прасковья не сомневается, что получит трон в личное пользование: слишком велика цена за возможную непрактичность, и барон мрака прекрасно это понимает. В конце концов, во всех её доводах и даже в последнем обещании не было ни капли лжи.

   А потом, насмешливо думает она, пускай катится куда хочет со своей дочерью - и светленькую пусть с собой прихватит! А к Мефодию она подберёт ключик, уж будьте уверены!

  

   Ведь у каждого есть своя ахиллесова пята.

  

***

  

   Мрак, незримо слушающий её мысли, только усмехается: ему ли не знать, что у каждого.

  

   И у его наследницы в том числе.

  

  

   __________________________________________________

   1. В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. (Евангелие от Иоанна, 1.1) [к тексту]