* соответственно изменяя (лат.)

  

"То, что оставляет в нас след, соответственно изменяет нас".

Силован Рамишвили

  

"Когда-то у нас было время, теперь у нас есть дела -

Доказывать, что сильный жрёт слабых, доказывать, что сажа бела.

Мы все потеряли что-то на этой безумной войне.

Кстати, где твои крылья, которые нравились мне?"

Наутилус Помпилиус

  

"It is the end of all hope

To lose the child, the faith

To end all the innocence

To be someone like me.

This is the birth of all hope

To have what I once had

This life unforgiven

It will end with a birth".

Nightwish

  

  

   Говорят, чем позднее бывает падение, тем оно тяжелее. Говорят, что падение достойнейшего - самое страшное из всех возможных. Говорят, что никто не может идти, не оступаясь. Говорят, человек и падение неразделимы.

   Только ли человек?

   Вовсе нет.

  

   - Ты ведешь себя неразумно, - говорит недовольно Арей, морщится раздраженно, когда ветер швыряет в лицо горсти холодных капель: над Москвой-рекой он особенно сильный, а осень в этом году неожиданно ранняя и дождливая.

   Они идут по Пушкинскому мосту в сторону Фрунзенской - идут после успешной стычки со светлыми. Для них успешной, конечно, не для светлых.

   Дафна только смеется и встряхивает головой; треплет ветром короткие светлые волосы. Её пышных хвостов давно уже нет, как нет и многого другого. Самой светлой больше нет: существо, идущее сейчас рядом с бароном мрака, свету давно не служит и ещё дольше - не принадлежит.

   - Странно слышать это от вас. Не вы ли всегда говорили, что в бою важны смелость и уверенность?

   - Смелость и уверенность, а не безумие и бесшабашность, - уточняет мечник, хмурится, когда спутница вновь беззаботно улыбается. - Даже самый сильный погибает, когда теряет голову!

   Дафна издает что-то вроде "пффф" и с непроницаемым лицом поднимает воротник; замечаний Арея она давно не слушает и даже позволяет себе пренебрежительно фыркать - единственный страж, отваживающийся на подобную наглость, и единственный же, кому не придется платить за неё крыльями или дархом. Первых у неё просто нет - давно уже, - а второй слишком ценен для мрака, чтобы использовать его как разменную монету в поединках оскорбленной гордыни.

   - А мне кажется, голову сегодня потеряла не я, - ухмыляется в шарф, взглядывает на барона, и в глазах её темное, больное веселье. - Причем в самом прямом смысле, разве нет?

   Клинок - узкий, изящный, с каббалистическими знаками по центру - тускло взблескивает, когда она чуть вынимает его из ножен, смотрит на оружие едва ли не с любовью - и этот взгляд найдет знакомым всякий, кто хотя бы раз видел, как барон мрака обращается со своим мечом.

   С кем поведешься, говорят смертные.

   Всё верно: с кем поведешься...

   И всё же Арей до сих пор не может привыкнуть к мысли, что та, кто сейчас пример для всего Тартара, существо, убивающее без раздумий и сожалений, - именно Даф. Та самая Даф, что столько лет прожила в его резиденции без вреда для себя; Даф, неизменно успешно сопротивлявшаяся влиянию мрака и даже вытаскивавшая из него других; Даф, всегда бывшая лучом света вне зависимости от того, какая тьма царила кругом. Та самая Дафна, светлый страж из Эдема.

   Та, да не та.

  

***

  

   Говоря объективно, он, конечно, должен был радоваться: победа мрака и всё такое. Успех конторы вроде как - и такой неожиданный. Более чем неожиданный, что и говорить, более чем...

   Не то чтобы Арей сомневался в силе мрака, но скажи ему кто раньше, что так будет, он бы рассмеялся в глаза - и смеялся бы долго и оскорбительно: раньше Лигул отрастит белые крылышки и упорхнет в Эдем, чем один из светлых откажется от своих убеждений. Они и под страхом смерти не отказываются - а уж что может быть лучшим стимулом?.. Впрочем, они и смерти не боятся: для них она всего лишь путь к слиянию с абсолютным светом и вечной в нём жизни.

   Да, сказать, что он был удивлен тогда, значит не сказать ничего.

  

   Много воды утекло с тех пор, как свет помешал его битве с Мефодием, как избавил Буслаева от сил Кводнона - по доброй воле, конечно, как же иначе?.. Бывший наследник трона Тартара, ученик барона мрака стал простым человеком - и исчез, затерялся в мире людей вместе со своей светлой подругой. Относительно светлой, конечно: на тот момент Даф уже теряла свои силы и по логике вещей через пару лет должна была стать простой смертной. Самая необычная пара магического мира превратилась в самую обычную - человеческого.

   Превратилась бы. Сколько значит порой это уточнение...

  

   Несколько лет прошло с той поры, как мрак, проиграв свету очередной бой, навеки лишился своего наследника. Всё успокоилось в их мире: Прасковья взошла на трон с той частью сил, что достались ей от Чимоданова, Мошкина и Наты, Лигул правил мраком через неё, как и ожидалось, а Арей снова стал начальником русского отдела. После неудачи с Мефодием держать на Дмитровке Зигги Пуфса было бессмысленно - не было уже нужды давить на барона, - и Лигул отозвал карлика в Тартар, вернув Арею резиденцию и неограниченную власть над своим отделом. Кто, в самом деле, лучше барона знал непонятную русскую душу, кою и умом не понять и аршином общим не измерить?..

   Жаль только, что на сей раз мечник действительно был один: Улита ушла со своим светлым и Арей не удерживал её, а Варвара... О Варваре Арей просто старался не вспоминать, памятуя, что чем ближе он к ней находится, тем больше ей от того вреда - и не только абстрактного, с возможным шантажом связанного. Просто... с кем поведешься, от того и наберешься - закон этот всем известен и, признаться, справедлив совершенно. И разве нужно ему, чтобы эйдос Варвары потемнел и достался мраку? Затем ли свет давал ей второй шанс, чтобы он, отец, наплевав на него, погубил свою дочь?..

   Впрочем, одиночество не сильно тяготило его - потому, вероятно, что многое уже было не так, как раньше - и в нём самом в том числе.

  

***

  

   Увидев в тот день Даф у порога резиденции, он подумал, что бредит, и едва не протер глаза в изумлении, потому что она не просто прошла мимо - она стояла у порога. Со вполне определенной целью стояла - касаясь того места стены, где была начерчена пропускная руна, сейчас почему-то отвалившаяся вместе с куском штукатурки.

   Какого Лигула?..

   Арей вышел к ней сам - не поленился даже, - и помчавшиеся к двери любопытные комиссионеры порскнули во все стороны: рука начальника легкой не была, и нарываться не стоило.

   - Что я вижу, светлая! - насмешливо приветствовал он, с тайным удивлением разглядывая гостью. - Сдаётся мне, ты ошиблась дверью и даже улицей: на чай заглядывают только к друзьям, да и то по приглашению, а я не помню, чтобы кого-то звал.

   Это, несомненно, была Дафна, только повзрослевшая - видимо, потеря дара стража быстро меняла её физическое тело, - так что по людским меркам ей теперь можно было дать чуть за двадцать - почти как Варваре. Светло-русые волосы, непривычно убранные в косу, голубые глаза... Вот только эйдоса не было и следа, а слабая, но совсем не человеческая аура явственно свидетельствовала о том, что смертной обладательница её так и не стала.

   Странно.

   - С каких пор к мраку нужно приходить по приглашению?

   Даф всегда была смелой и за словом в карман не лезла, но сейчас было в ней что-то - что-то большее, чем простая смелость, в этих неожиданно холодных глазах. "Тьма", - уверенно сказал бы Арей, не будь на девчонке эдемского артефакта: витая бронзовая цепочка привычно поблескивала в горловине кофты.

   Удивительно, но от крыльев, пусть и скрытых одеждой, не исходило обычного тепла и заметного лишь стражам сияния, словно подвеска эта была не живым символом света, а китайской безделушкой, купленной за копейки в переходе метро.

   Мечник хмыкнул - и шагнул в сторону, приглашая. Странно, конечно, очень странно, но не могла ж она прийти просто так?..

  

   Знал ли он, что однажды будет жалеть, что не прогнал её?

   Нет: даже самые сильные стражи не всеведущи, и есть вещи, которых не ожидаешь по определению. Сожаления для стража мрака - именно из этой категории.

   Да и как можно было прогнать? Безусловно, никак. "Стучите - и вам откроют" - принцип не одного лишь света, увы. Впрочем, "увы" это относительно и для некоторых вполне себе "ура", потому как не на эдемских вратах выбито однозначное "оставь надежду, всяк сюда входящий".

  

   Опустившись в кресло в своем кабинете, Арей пристально разглядывал её, а Дафна не смущалась, не терялась, как раньше, - даже не боялась его, похоже.

   - Так что привело, светлая? Стало скучно с синьором помидором, замучила ностальгия или свету вновь понадобился шпион?

   Карты на стол, как говорится. Он и прежде, в бытность Даф в резиденции, намекал, что знает её тайну, и повторная откровенность сейчас должна развязать язык - честность за честность, так сказать. Жаль, что она ещё не смертная - тогда все мысли её были б для него открытой книгой.

   - Я хочу остаться здесь, - бухнула она - как камень на стол. Бухнула - и уставилась в упор, и в глазах её, мрак свидетель, не было и намека на фальшь.

   Арею всегда казалось, что ничто уже в этой жизни не может удивить его: за сотни и сотни лет барон мрака нагляделся всякого в обоих мирах. Как выяснилось, всё когда-то случается впервые.

   - Что за бред? - нахмурился он, глядя также в упор, но Дафна не отводила глаз. - Голову эдемским солнышком напекло? Или в мире смертных уже так невыносимо, что ты согласна даже на Тартар? А ведь Меф, помнится, так грозился, что не даст тебе заскучать...

   На щеках Даф вдруг вспыхнули пятна, словно вместо привычного сарказма он только что ударил её.

   - Вы не можете мне отказать! - отрывисто и как-то зло бросила она. - По закону мрак принимает каждого, кто...

   - Не говори мне о законах! - Арей повысил голос, перебивая, и Дафна замолкла. - Представь, я в курсе, что в них говорится.

   Мгновение она не отвечала, а потом вдруг запустила руку в ворот кофты - и на стол перед ним упали крылья, звякнули тихо и тоскливо.

   Темная бронза. Бронза, покрытая ржой.

   Возможно ль?..

   - Вы говорили, есть ритуал, - быстро заговорила она, отчаянно и четко проговаривая слова. - Не говорите, что нет, я всё помню! Я хочу стать одной из вас.

   "Ничто не удивит", значит?.. Воистину, никогда не говори "никогда".

  

***

  

   Прибыв в Канцелярию, Арей ожидал обсуждения животрепещущей темы. Ещё бы, такая новость: страж света решил перейти к мраку! - по-настоящему перейти, не как в прошлый раз, разница была понятна и самому последнему комиссионеру. Какая победа, радуйтесь! Lux ex tenebris¹ и всё такое!..

   А Лигул даже не удивился - лишь спросил вскользь о дне ритуала, и заговорил об обычном - о поставках эйдосов в русском отделе, о вылазках против света, об изменениях в мире людей и сопряженных с тем планах - обо всём, что за тысячи лет существования мрака стало уже привычной рутиной. Только под конец беседы, откинувшись в кресле и взглянув в шар из черного хрусталя - "око Лигула", насмешливо называли артефакт в Черной Дюжине, - показавший вдруг оставленную в резиденции Даф, заметил:

   - Я ожидал, что так будет.

   Арей молчал: диалоги с Лигулом никогда не были его любимым занятием.

   - И знаешь, почему? - как ни в чем не бывало продолжил глава Канцелярии, с явным удовольствием вглядываясь в мутный, часто освещавшийся изнутри кристалл.

   Мечник с иронией взглянул на него.

   - Не терпится похвалиться своей прозорливостью? Уверен, что я смогу постичь полёт твоего ума?

   Горбун лишь усмехнулся на привычный сарказм - криво и как всегда недружелюбно.

   - Человеку пасть всегда легче, чем стражу, - сказал он, отвечая на свой же вопрос. - Нас хотя бы держит обязанность, их же ничто не ограничивает. Я подозревал, что она сорвется, едва отведав человеческой жизни.

   - Другие что-то не срывались, - холодно заметил Арей. Победоносно-снисходительный тон Лигула раздражал до крайности и руки чесались призвать меч, наплевав и на "патриотизм", и на "общее дело".

   - А ты знаешь светленьких, которые делились своими крыльями? Не отказывались от них совершенно, становясь смертными и равными объектам своей любви, а именно делились? Лично я не помню, чтобы кто-то до неё отваживался на такую глупость. Они хоть и погрязали в своём сопливом бреду, но никогда не забывали, что с ними будет, если любовь, - тут Лигул сделал особо саркастическое ударение, - неизменно возникающую после того, как страж света наденет на шею смертного свои крылья, отвергнут. Предательство, как ты знаешь, творит чудеса - тем большие, если примешать к нему человеческую слабость, возможности стража и магию оскверненного артефакта.

   О да, мечник знал, что такое предательство и на что способны гнев, боль и желание мести - идеальный яд для любой, даже самой стойкой души. Не понаслышке знал, совсем не понаслышке.

   И всё же верилось с трудом - до сих пор с трудом.

   - Ты ведь всё это подстроил, а, Лигул? Та девчонка - кто из суккубов сыграл её?

   Лигул улыбнулся - торжествующе и как-то ехидно.

   - Не поверишь, Арей, но я тут ни при чём. Люди умеют портить себе жизнь и без нас.

   И это была правда.

  

***

  

   Всё действительно было неожиданно просто и глупо - так хороший детектив превращается в фарс, когда все понимают, что убийца снова дворецкий. Шаблоны и штампы портят любую историю, и вот финал уже предопределен, а зрители только поражаются банальности драматургии. Так и сейчас: с трудом верилось, что чувство, выдержавшее десятки испытаний и давление законов обеих контор, не вынесло испытания временем.

   Временем и человеческой жизнью.

   Слабостью, если быть совсем точным.

  

   - Зачем тебе это? - просто спросил Арей, когда Дафна, сверкая глазами, забрала столь равнодушно брошенный артефакт, бывший ей когда-то дороже жизни. - И не лги мне, это ещё более глупо.

   - Я больше не хочу ни от кого зависеть! - бросила она, так и не надевая цепочки. - Ни от кого и никогда! Не хочу жертвовать тем, что никому не нужно! Какая правда вам ещё нужна?

  

   Да, всё действительно было просто, проще не бывает. Просто - разлюбил. Просто - не удержался. Просто - предал. У людей всегда хватает искушений, и ничто их не удерживает - ни долг и обязанность, ни магия артефактов, ни память об Эдеме или страх Тартара. Время идет - и самая большая любовь переходит в привычку, нежность приедается, а свет начинает резать глаза, и тогда даже самая идеальная пара, самое возвышенное чувство теряет свою идеальность. Естественный порядок вещей в этом полном соблазнов мире, но для тех лишь естественный, кто не знает или не верит, что истинный свет не меркнет никогда. Именно так: пламя пожара становится огнем в камине, не теряя при этом своей сути; огонь не становится водой только от того, что горит тише и не испепеляет уже, а лишь согревает. И это хорошо: люди не фениксы, чтобы постоянно сгорать и возрождаться из пепла, и не саламандры, чтобы жить в огне. Жаль только, что об этом постоянно забывают или не думают вовсе.

   Всё это так, но кто на деле мог представить, что Мефодий - тот самый Мефодий, любивший так сильно и искренне, Мефодий, бросавший в лицо барону мрака, что защитит Даф хоть от всех легионов Тартара, вдруг предаст её? Кто мог допустить мысль, что человек, знавший истинный свет, однажды откажется от него?.. Забавно, но и донельзя циничный и отлично знавший человеческую натуру Арей не предполагал подобного исхода - не зря, видно, Лигул обвинял его в сентиментальности. Впрочем, глава Канцелярии всегда замечательно разбирался в вопросах предательств и нужных мотиваций - достаточно лишь вспомнить историю с тридцатью серебренниками. Тоже, казалось бы, - кто мог предположить? Однако ж, как выяснилось, знание истины не гарантирует нежелания от неё отказаться - такова уж натура человека от начала времен.

  

   Да, всё действительно было просто, проще не бывает: немного времени, щедрая порция слабости, ложка искушений и один неверный шаг - и любовь - та самая великая любовь, коей некогда так опасался мрак, - рухнула как карточный домик. Что именно там было - глупость ли, случайность, неблагодарность, истинное ли разочарование или всё вместе - сказать сложно. Факт был один: предательство - и неважно, в чём была причина - в слабости ли чувств или обычной человеческой глупости. Светлый страж, чью любовь предают, погибает; этот закон незыблем, потому что свет нельзя отвергать. Погибает не от разбитого сердца - у стражей всё сложнее, чем у людей, и одновременно проще, - и даже не физически, а для самого света - ведь когда свечу задувают, всё мгновенно погружается во мрак. С Дафной именно так и вышло.

  

   Барон поднялся, встал совсем близко, взял её за подбородок: мысли мыслями, а глаза не лгут никогда. Тем более её.

   Нет, не небо уже и не васильки, а холодный сапфир. Неживые, словно камень, в коем не было и не могло быть никакой искры - никогда.

   Вот так просто. Подумать только...

   - Ты ещё не смертная, Даф. Ты можешь вернуться.

   "К своим", - едва не добавил он, но промолчал, полагая продолжение неуместным: барон мрака - и вдруг такие советы!

   Дафна яростно мотнула головой, вырываясь.

   - Нет! Уже нет! Разве вы не понимаете?

   Понимал, конечно. Эта свеча уже потухла, и не просто потухла - сгорела целиком, даже огарка не осталось.

   - Я не хочу умирать из-за этой жертвы, слышите? - торопливо заговорила она, глотая слова; голос прыгал и рвался, но глаза оставались сухими. - Не хочу знать, что всё было напрасно! Не хочу помнить, как я ошиблась!

   Арей смотрел на неё почти с сожалением, хотя взгляд и лицо его внешне не изменились и любому стороннему наблюдателю показались бы совершенно бесстрастными.

   Да, девочка, мало быть уверенной в себе - нужно быть уверенной и в том, кого любишь. В паре всегда так: упадет один - потянет за собой и другого.

   - Вы не можете отказать, - она порывисто схватила его за рукав камзола. - Я знаю: не можете!

   Конечно, не мог.

   Ну-ну, скажи ещё: в этом-то и проблема, с отвратительным ехидством отозвался внутренний голос.

   - Думаешь, эта вечность будет лучше? - холодно бросил мечник, убирая её руку. - Не ты ли всегда говорила, что лучше смерть, чем мрак? Или, думаешь, - тут он чуть понизил голос, расставляя акценты и глядя особенно внимательно и остро, - убивая постоянно, ты скорее забудешь?

   Даф побледнела и отшатнулась, лицо дернулось, как от удара.

   - Я не... - не сказала - выдохнула. - Я не трогала никого! Я просто...

   - Просто ненавидишь, - констатировал Арей.

   Что ж, значит, он предположил худшее и до мести она пока не дошла. Значит, мрак всё же не завладел ею полностью, хотя влияние уже налицо.

   Забавно: от любви до ненависти действительно один шаг; даже смертные подметили этот парадокс.

   Дафна молчала, но Арей без труда ощущал исходящие от неё гнев и боль. Сказать, что она была заражена мраком, значило не сказать ничего.

   Даже странно, как быстро столь чистый свет обернулся такой глухой тьмой. Или ничего странного? Как известно, первым мрак в этот мир принес именно самый чистый свет - "утренней звездой", "сыном зари" называли его когда-то. Создание света, ставшее однажды воплощением ненависти к своему создателю и всем его творениям. Тоже, казалось бы, странно - страннее некуда. Но факт.

   - Да, - наконец отозвалась она - просто и твердо. - Да, ненавижу. Довольны вы?

   Мечник не ответил: нечего было. И "да" и "нет" были б одинаково лживы.

   - Ты получишь, что просишь, - после некоторого молчания сказал он. - Но я дам тебе время подумать. Мрак, Даф, хоть и мрак, а не прощает предателей. И темные стражи - тоже.

   Да уж, если что, на сей раз её не выгородить и свет её уже не защитит. А сам он - тем более.

   - А вы?

   Арей нахмурился: это уже не смелость, это наглость. Да, он был лоялен к светлой шпионке, но лишь потому, что... А почему, кстати?..

   Мрак бы побрал эту чертову сентиментальность, в которой - похоже, справедливо - так любит упрекать его мерзкий горбун!..

   - Я тоже темный, если помнишь.

   - Это вы-то? - странный, почти истерический смешок вырвался у Дафны вместе с этими словами.

   - Не нарывайся, светлая! - повысил голос мечник, забывая даже, что определение это мало применимо уже к нынешней Даф. - Или мне придется вспомнить о шпионе, лгавшем мне столько лет, и укоротить его на голову!

   Дафна притихла, только нервно теребила цепочку с потемневшими крыльями.

   - Я дам тебе месяц, - продолжил Арей. - Если не раздумаешь, ритуал будет проведен. Если же...

   - Я не раздумаю.

   - Обратного пути не будет, Даф. Помни об этом.

  

***

  

   Пугал ли он её тогда?

   Нет.

   Хотел ли, чтоб она изменила решение?

   Возможно.

   Возможно - даже несмотря на то, что был стражем мрака и видел: обратного пути для неё уже нет.

   Предательства и измены порождают боль, способную и любовь обратить в ненависть, и чувство это - яд для души: даже малой капли его достаточно, чтобы и самое светлое сердце познало ужас Тартара, попеременно замерзая и сгорая в огне, становясь то льдом, то рассыпаясь пеплом. Яд и смерть в предательстве, и мрак прекрасно осведомлен об этом.

  

   Арей знал ненависть и знал мрак, и падение тоже знал, и мог видеть, что она идёт уже этим путем. В её отчаянности был мрак и в её жестокости - неожиданной и странной, - и в том, как быстро она менялась. У Дафны был месяц - свобода воли по закону требовала времени - целый месяц, но с каждым днем она только погружалась глубже, с нездоровой покорностью впитывая всё то, чем полнился дом номер тринадцать по Большой Дмитровке. И это было тем более странно, что она жила здесь столько лет и мрак ничуть не повредил ей.

   Барон мрака видел корни ненависти - позже он узнал детали - про Мефодия и его предательство, про то, как юношеская любовь не выдержала искушений и появилась другая - история старая как мир! - и всё же не мог не удивляться тому, как пугающе быстро разрастается теперь тьма в сердце Даф. Как хладнокровно этот страж света проштамповывает закладные пергаменты, как пакует эйдосы - равнодушно, без тени сожаления, - как боятся её комиссионеры и суккубы - по-настоящему уже боятся, не так даже, как раньше, когда она ещё была светлой. У неё появилась странная тяга к холодному оружию - а ведь раньше она боялась и не любила его, - и, глядя на то, с каким азартом она фехтует, Арей вспоминал, что когда-то светлая не могла и пары выпадов сделать.

   К концу месяца Дафна изменилась настолько, что прежней была лишь на вид, да и то черты её заострились, в глазах появилась жестокость, движения стали резкими, а взгляды - дерзкими.

   Перемены эти были логичны, но неожиданны: непривычно было видеть её - такой. Непривычно и... странно притягательно.

   Именно так: свет в ней уступил место мраку, и это неожиданно размыло границу, обычно разделявшую их - врагов формальных, пускай и не фактических. Подобное стремится к подобному, говорят смертные и часто оказываются правы. Новая Дафна волновала, изменения её, и её равнодушие к падению вызывали странный, замешанный на любопытстве и брезгливости интерес - тот, которым сопровождается любой свободно творимый порок. Весь мрак, что был в бароне, тянулся к ней, и это было взаимно - и в результате между ними установилась та степень взаимоприятия, которая неизменно заставляет перенимать друг у друга многое вне зависимости даже от личного желания. Так когда-то было с Улитой, то же сейчас происходило и с Даф. Но и разница была огромна: у Дафны, в отличие от закабалённой принудительно ведьмы, была личная, порождённая исковерканным светом тяга к злу, и определявшая в итоге её изменения. Иными словами, перенимала она весьма выборочно, и нельзя сказать, что результатом можно было гордиться. Совсем нельзя.

   Как вода принимает всегда форму сосуда, так Дафна сейчас мимикрировала, изменялась, подстраиваясь под окружающий её мрак, становясь его частью, потому что стержень, неизменно поддерживавший её все эти годы, пропал без следа. От прежней светлой осталась лишь физическая оболочка, но и та менялась в соответствии с законом о печати Каина, и Арей не переставал удивляться контрасту, когда позволял себе вспомнить, какой Даф была раньше.

  

   Можно ль утверждать, что ему неприятно было смотреть на то, какой она стала?

   Кто знает.

   Можно ль было сказать, что он хотел бы увидеть ту, прежнюю Даф?

   Возможно.

   Возможно, он действительно желал её присутствия рядом, потому и защищал всегда от нападок Лигула - защищал прямо или косвенно, нарушая порой даже прямые приказы Канцелярии, что само по себе уже, если задуматься, было абсурдно и более чем странно для стража и барона мрака.

   Возможно, он действительно испытывал странное удовольствие, наблюдая, как смело эта юная и слабая на первый взгляд девочка сопротивляется мраку. Это вызывало уважение - Арей умел видеть и ценить силу духа, - это вселяло уверенность в незыблемости вечных законов: он мрак, она свет, и каждый соответствует своему выбору, всё понятно и правильно. Сейчас же... Она стала мраком, а он почти сожалеет о той, прежней светлой - как это назвать?..

   Признаться, он действительно опасался этого абсурдного сожаления и потому глушил его на корню, задвигал как можно дальше - туда, туда, в самый глубокий тайник, склад невоплощенных идей и мыслей, так и не ставших действием. Да виданное ли дело: барон мрака - и победе мрака не рад!..

  

   Вечером накануне проведения ритуала превращения крыльев в дарх он поднялся к Дафне в мансарду - жила она там же, где раньше, только звуков флейты теперь не доносилось из комнаты, - чтобы напомнить и одновременно убедиться, что она не сомневается в принятом решении.

   - Дафна.

   Звон упавшей на пол стали был ему ответом, и первое, что он увидел, - кинжал на полу. А затем копну светлых волос - у ног Даф.

   - Не раздумала, значит.

   Это, несомненно, был последний шаг к новому будущему.

   Не раздумала.

   А он, можно подумать, надеялся, что...

   Не надеялся же, ведь так?

   Правда, Арей?..

   - Как видите, - отозвалась с досадой Дафна, поднимая кинжал - руки её всё же чуть дрожали, - и отмахивая последнюю прядь - криво, чуть выше плеч.

   Жаль: те хвосты ей действительно шли.

   - Всегда мечтала это сделать! - бодро прокомментировала она, встряхивая головой и, видимо, наслаждаясь ощущением обретенной легкости. - Мне идет?

   Арей чуть иронически глянул на неё.

   - Живи здесь ещё Вихрова, я решил бы, что вы поменялись ролями.

  

   Удивительно, но Даф, кажется, совсем не беспокоил тот факт, что через пару часов её крылья - на шее их она уже не носила: почерневшая бронза раздражала её, - будут превращены в дарх, а сама она должна будет собирать эйдосы, чтобы поддерживать своё бессмертие и магические силы. Впрочем, за последний месяц они и так странным образом увеличились, а ведь по логике вещей должно бы наоборот: в резиденцию Даф пришла совершенно ослабленной и даже простейшие руны давались ей с трудом. Сейчас же она была не слабее себя прежней - и это без флейты и каких-либо артефактов! - и Арей поспорил бы на свой дарх, что знает причину. Как от женщин порой исходит аромат духов, так от Дафны сейчас пахло - даже разило - мраком. Он же, конечно, и был колодцем, из которого она черпала свои новые силы.

   Это не было удивительно, но удивляло, потому что за все тысячелетия своей долгой жизни Арей впервые видел подобное. Да что Арей - все видели впервые. Уникальный случай в истории вечного противостояния.

   Впрочем, если быть совсем точным, не уникальный. Первый положил начало самой истории мрака.

  

   Дафна хихикнула, вороша новую прическу, глянула почти кокетливо.

   - Не пойму, комплимент это или оскорбление.

   Да уж, по сравнению с Даф Ната всегда была дурнушкой - не спасала и врожденная приворотная магия. И ничто б не спасло: страж света и смертный изначально на разных ступенях стоят - и хоть тонну косметики на себя вывали, хоть приворотными артефактами обвешайся. Тут и цвести бы гордыне и склокам, но прежнюю Даф не интересовал вопрос сравнения - как и собственной внешности в целом.

   В самом деле, скажи кто Арею, что светлая однажды будет строить ему глазки, он смеялся бы громко и долго.

   Никогда не говори "никогда", воистину...

   - Церемония будет в Тартаре, - напомнил барон, опускаясь на узкую софу, и раритетная мебель - кажется, из спальни Мессалины - надрывно заскрипела. - Лигул хочет массовости, как ты понимаешь. И зрелища.

   Дафна хмыкнула, сардонически скривила губы.

   - Он наконец-то заполучит меня в Канцелярию. Сбылась мечта горбунка!

   Безусловно, Даф и раньше не симпатизировала Лигулу, но сейчас она попросту копировала Арея - копировала целиком и полностью, и даже в аналогичных выражениях.

   - Его - возможно. А вот в том, что Прасковья будет рада, я сильно сомневаюсь.

   Этот вопрос действительно был насущным: Прасковья, конечно, и раньше ненавидела Даф, но сегодняшнее положение дел только добавляло ненависти - потому хотя бы, что теперь предметом дележа была уже не любовь, а власть, в списке ценностей стражей мрака перевешивавшая все прочие блага.

   Да, тот, кто думает, что мрак обязательно должен быть дружественен мраку, сильно ошибается.

   - Плевала я на неё! - презрительно отозвалась Дафна, возвращая в ножны ненужный уже кинжал. - Тупая марионетка!

   Барон чуть нахмурился: недооценивать врагов смерти подобно.

   - Марионетка - да, но на счет глупости её я бы не обольщался. И на счет слабости - тоже.

   - Она всего лишь смертная! - бросила Дафна так, словно это было синонимом самого последнего червя - так же на первых порах службы мраку говорил и Мефодий. - А раз так, у неё уже есть слабое место.

   - У всех они есть, - заметил Арей.

   - И у вас? - Даф чуть склонила голову, взглядывая из-под упавших на глаза светлых прядей.

   - Ты прекрасно знаешь: у каждого из нас. Очень скоро оно будет и у тебя.

  

   Дарх - слабое место любого темного стража. Источник силы и бессмертия, конечно, но не вечный: срежь его, расколи - и всё, нет стража, слился с абсолютным мраком.

   Почему мысль, что там, в вечном мраке, однажды окажется и Дафна, неожиданно неприятна?

   Почему он всё чаще думает, что, убей он тогда Мефодия, всем было бы лучше?..

   Жаль, что наивный свет не разделял его мнения. Не разделял - и что в итоге? Проиграл по-крупному.

   Почему-то Арею кажется, что у Дафны есть все шансы догнать в силе Прасковью - и хорошо, если только догнать. А ведь у воспитанницы Лигула половина сил самого Кводнона...

  

   - Жду не дождусь! Надоело, что над каждой руной приходится по часу корпеть!

   Гипербола, конечно, и ещё какая: руны у неё срабатывают на ура - лучше, чем у иных тартарианцев.

   Арей пристально смотрел на неё - словно искал что-то знакомое, прежнее, но не находил.

   - Тебе придется убивать, Даф, - наконец сказал он - не с сожалением, нет, просто констатируя факт. - Убивать и быть готовой к тому, что за эйдосы, которые ты соберешь, тебя тоже могут убить.

   - Меня всегда могли убить, - пожала плечами она, присела рядом на софу, и мечник вновь ощутил окутывавший её флер мрака. - И сейчас могут. Но вы же защищаете меня.

   Лучше бы свет тебя защищал - от тебя самой...

   Да, вот так - не привыкать же к крамоле. Да и не слепой он, в конце концов, и лютая ненависть к свету не застит ему глаза - не то, что Лигулу. Быстрый отказ от прежних идеалов часто дурно пахнет, а смена полюсов не всегда так хороша, как кажется. Парадоксально, но факт.

   - Убивать не так просто, как ты думаешь, - чуть раздраженно отозвался Арей, игнорируя её последние слова. - Какое-то время...

   Он хотел сказать: какое-то время тебе - даже такой, какой ты стала - будет плохо. Он хотел заметить: ты же была - увы? - светлой. Ты, может быть, никогда уже... Нет, скорее: может быть, ты...

   Дафна повернулась к нему, и Арей поразился задумчивой жестокости, вспыхнувшей вдруг в её глазах.

   - А мне кажется, просто. Удивляюсь, как я раньше этого не сделала.

   Да, когда она пришла в резиденцию, мечник какое-то время думал, что она действительно убила - только так можно было объяснить столь быстрые перемены. Но, видимо, боль, обида и ревность, смешавшись, устремились внутрь, а не наружу - и поток этот был так силён, что снёс все светлые заслоны, открыв доступ давно ожидавшему мраку. Обычное дело для смертных; вот и Даф не выдержала испытания человеческой слабостью. Впрочем, недаром же говорят, что светлые, которых предали, умирают.

   - Знаете, как мне хочется быть свободной? - заговорила вдруг она горячо и быстро, изредка глотая слова. - Не зависеть от других, делать, что хочется, не падать, только взлетев... Лучше вообще не летать! И не ошибаться, не платить собой за ошибки! За чужие ошибки!

   В ней всё ещё жила боль предательства - разъедала изнутри, словно яд, и Арей подозревал, что этот яд смертелен.

   - Дафна...

   Он хотел сказать, что мрак не свобода и на деле совершенно лишен её, хоть и внушает обратное. Разум барона, холодный и острый, никогда не был затуманен иллюзиями - сотни лет службы мраку и жестокий личный опыт развеяли даже самые малые. Он хотел сказать: ты и во мраке не сможешь делать всё, что захочешь, и падать будет втрое больней, потому что некому будет подхватить. И за ошибки здесь расплачиваются вдесятеро дороже, потому что только свет карает с любовью. Он много чего мог бы сказать сейчас - сказать, наплевав на все правила, на звание стража мрака, на все законы - просто сказать правду, голые факты, - но тут она вновь заговорила - торопливо, перескакивая с одного на другое.

   - Я так устала, поймите! Мне впервые кажется, что меня ничто не держит, что они, - в её руке появились почерневшие, словно обугленные крылья, - не душат меня, как раньше, когда каждое моё отступление было так мучительно, словно я умирала! Я отдавала всю себя - и что я получила?.. Но теперь я чувствую, как мне легче - с каждым днем, с каждым часом... Я хочу быть сильной - как вы! И свободной!

   Арей с сожалением смотрел на неё - с нескрываемым уже - и не потому, что она не смотрела на него, погрузившись в себя. Она шла по дороге, ведущей в один конец, и не услышала б ничего - да и что он мог сказать ей - он, страж мрака, знающий его, мрака, суть, но не желающий от него отказаться! Не желающий и не способный...

   Странный, почти печальный звук отвлек его от мыслей - это Даф разжала пальцы и крылья, тихо звякнув, упали на дощатый пол.

   - Я буду свободной, - пробормотала она как в лихорадке, - буду, уже скоро... Осталось совсем немного...

   - Светлая, - вырвалось у Арея - неожиданно и по привычке, давно забытой привычке. Но она не дала ни сказать, ни исправиться - даже и не услышала его, похоже.

   - Вы же так часто спасали меня, - выдохнула, вскинула глаза, и мечника поразил её странный, туманный и ищущий взгляд. - Спасите и на этот раз...

   - Не глупи, Даф! - одёрнул он, и Дафна вздрогнула, словно пробуждаясь от глубокого сна, глянула непонимающе. - Ты прекрасно знаешь, что в Тартаре не лучше, чем у вас в Эдеме. Право слово, даже раньше ты была умней! Сейчас же мне кажется, что ты просто бредишь - и уже давно.

   Она отшатнулась, а потом вдруг вскочила, глядя на него сверху вниз, стоя совсем рядом, и барон ощутил, как волнуется мрак вокруг - словно море в шторм.

   - Прекратите уже! Если ещё и вы начнете проповедовать прощение и спасение, Тартар замёрзнет, а все семь небес рухнут - от смеха!

   Ноздри Арея чуть заметно дрогнули, но вспышку он сдержал: не хватало ещё от таких глупостей заводиться.

   - Не играй с огнём, светлая, - проговорил негромко, но Дафна тут же притихла, - иначе встретишься с мраком и без дарха.

   Даф молчала какое-то время, а затем подняла взгляд - твердый, как у человека, который, отбросив колебания, принял некое решение.

   - Я хочу, чтобы вы никогда меня так не называли, - раздельно и почти с вызовом произнесла она, глядя мечнику куда-то между бровей. - С этого момента - и никогда!

   - Ты многого хочешь, - иронически заметил Арей, думая, как быстро мрак изменил её всегда ровный характер, - может, будут и другие пожелания? Выкладывай всё, не стесняйся!

   Но Дафна не обратила внимания на иронию.

   - Да, - голос её неожиданно смягчился, стал тише, и она глянула на него почти умоляюще. - Я хочу, чтобы вы надели на меня завтра дарх.

   Просьба удивила и оставила какое-то дурное послевкусие - словно его вдруг попросили сделать что-то противоестественное и мерзкое, хотя в церемонии принятия дарха не было для стража мрака ничего странного или неприятного. Не должно было быть. По логике вещей, конечно.

   Губы мечника чуть скривились, и ответ прозвучал холодно, со вполне ощутимым оттенком презрения.

   - Ты прекрасно знаешь, что дарх вручает глава Канцелярии.

   Парадоксально, но факт: канцелярист, а не повелитель. Впрочем, ничего парадоксального тут на самом деле нет: Лигул обожает пафосные церемонии, и скорее солнце взойдет ночью, чем жадный до поклонения горбун откажется быть центром внимания в такой процедуре как напутствие молодых стражей. И уж если со времён гибели Кводнона так повелось, вряд ли для Прасковьи он решит сделать исключение: девчонка действительно только марионетка - с характером, конечно, но до тех лишь пор, пока этот характер устраивает того, кто дергает за веревочки.

   Дафна опустила голову, глядя куда-то под ноги, словно свои туфли или сапоги мечника стали ей вдруг интересней всего на свете.

   - Ясно, - только и проговорила она и надолго замолкла. Арей молчал тоже - молчал и в глухом раздражении пытался понять, почему, когда нужно просто радоваться победе мрака, он вспоминает сейчас девочку с легкими светлыми хвостами, вошедшую в его кабинет восемь лет назад. Девочку, вступавшую с ним в забавные споры и до последнего отстаивавшую свои идеалы. Девочку, не боявшуюся помогать его ученику, светлый луч во мраке резиденции на Большой Дмитровке. Светлого стража, утешавшего барона мрака и формального врага, когда тартарианцы лишили его дарха. Светлую, говорившую об уважении даже к мраку и бывшую честной и в гневе, и в симпатии.

   Светлую, которой никогда больше не будет.

  

   Давно-уже-не-светлую, бесстыдно расстегивавшую сейчас перед ним свою блузку.

  

   - Мрак - это свобода, ведь правда? - сбивчиво, словно в бреду, пробормотала она, руки её дрожали на бархате его камзола - близко, слишком близко! - Так сделайте меня свободной... Я хочу, чтобы это были вы...

  

   Возможно, из всех дурманов этот был самым сильным - одуряющий, пьянящий аромат искажённого света, не имевший ровным счётом ничего общего с тем странным притяжением, что испытывал он к ней прежней.

   Увы, барон мрака тоже был несвободен.

   Нет во мраке никакой свободы, нет и не может быть.

  

***

  

   Когда пышная церемония закончилась, и на груди Дафны засверкал дарх - странный, до сих пор отдалённо смахивающий на сложенные крылья - или, скорее, на кокон бабочки, - Арей явственно ощутил непонятное, совершенно нелогичное для стража мрака сожаление - словно стал свидетелем и пособником чего-то недостойного, чего-то, что возможно было предотвратить.

   Совершенный бред, если вспомнить все обстоятельства и тот факт, что барону мрака дико допускать даже мысль о спасении падших светлых, добровольно выбравших мрак и согласившихся на принятие дарха.

   Совершенный бред, что и говорить. Дичь самая натуральная...

   - Что ж, пожалуй, нам есть чем гордиться, - довольно заметил Лигул, отвлекая мечника от неприятных мыслей, - та неудача с Буслаевым скомпенсирована абсолютно. И если меня не подводит чутьё - а оно никогда меня не подводит! - девчонка далеко пойдет.

   Арей бросил короткий взгляд в центр залы, где, окруженная стражами мрака, стояла Дафна; компания шумела, вперемешку с восхищенными возгласами и поздравлениями раздавался бодрый звон кубков, кое-кто из стражей помоложе уже вовсю расточал комплименты...

   - Впервые вижу, чтобы ты отказался от чести вручить дарх. Помнится, раньше ты никогда не упускал случая устроить шоу и получить свою долю поклонов.

   Глава Канцелярии ухмыльнулся - широко и ехидно, - с нарочитой задумчивостью разглядывая вино, помешал в кубке когтистым пальцем.

   - Мне подумалось, что ты заслуживаешь этой чести, Арей. В конце концов, в её падении и твоя заслуга, не так ли? Хотя, не спорю, и не такая, как Буслаева. Какая ирония, подумать только: он так оберегал её от нас, а в итоге сам же к нам и привёл!

   "Чести", вот как...

   Золото кубка смялось, как бумага, под пальцами, и вино плеснуло на черный мрамор пола.

   Почему так неприятно вспоминать, что желание Даф всё же исполнилось, и дарх ей вручил именно он, Арей? Он, воин, от века не выносящий церемонного морализаторства и ненавидящий саму машину тартарианской Канцелярии с её извечными многоэтажными планами и поражающими своей подлостью комбинациями...

   Сказал бы он, куда этот ублюдок может засунуть такую "честь"!..

   - Ну-ну, не порть праздник! - насмешливо заметил горбун, цепко наблюдая за потемневшим лицом мечника. - А то я могу подумать, что ты и не рад вовсе нашей победе!

   Какой акцент на "нашей", Тартар бы его...

   Но разве он, Арей, не слуга мрака, не барон и не первый его мечник?.. И пускай он ненавидит главу Канцелярии, а Лигул в свою очередь мечтает сплясать на его могиле (что естественно, потому что мрак суть ненависть) - разве не должен он, Арей, сейчас радоваться общей победе?..

   Как будто тут есть чему радоваться, замечает в нём вечный воин и ценитель сражений, а не афер.

   - Ну да я забыл, как тебе неприятны церемонии и формальности... Но за победу, барон, не пьют в одиночестве. Пускай ваша протеже составит вам компанию, - не то официально, не то ехидно закончил Лигул, отходя от стола и направляясь в толпу стражей, где, осыпаемая комплиментами, блистала Дафна.

   Арей отшвырнул прочь бесформенное нечто, бывшее совсем недавно дорогим кубком.

   Почему ему так неприятно слушать давно привычное ехидство? Не потому ли, что в нём есть и доля правды?..

   Действительно, как можно сожалеть о поражении света - ему, слуге мрака!..

   И всё-таки он сожалеет - не о поражении света, само собой, а о том, что светлой, которую он до сих пор помнит, больше нет и никогда не будет.

   Впрочем, её давно уже нет, потому что Дафна, целовавшая его в мансарде, Дафна, раздевавшаяся перед ним с потрясающим бесстыдством, Дафна, царапавшаяся, как кошка, и жарко стонавшая ему в плечо, не имеет с той, прежней Даф ничего общего.

   Абсолютно ничего.

   Та светлая девочка давно в прошлом, и последний раз он видел её два года назад, когда она уходила с Мефодием в мир людей.

   Всего лишь два года...

   "Победа мрака" - звучит справедливо и лестно. Но не потому ли он не рад этой победе, что знает, что это - лишь начало её падения?

   И вот это уже действительно... печально? неприятно?

   Пугающе.

   Мрак великий, бред, какой же бред!..

  

***

  

   - Это было глупо, - говорит раздраженно Арей - он, конечно, подозревал, что такое возможно, но не думал, что всё же случится.

   Дафна насмешливо фыркает и делает шаг назад, чтобы не испачкать в крови дорогие сапожки, держит на отлёте клинок: с тонкого лезвия ещё падают тяжелые алые капли.

   - Поверить не могу, что слышу это от тебя! Ещё скажи, что убивать - плохо!

   Арей морщится, но дело тут не в подколке, совсем нет. Бросает хмуро:

   - Мне казалось, ты давно всё забыла. Какой вообще был смысл?..

   Дафна дергает плечом и усмехается - неестественно, одним уголком рта. Именно этой диковатой, почти безумной усмешки как огня боятся комиссионеры и суккубы, когда бывшая светлая появляется на Большой Дмитровке.

   - При чём здесь я? Свет лишил их своей защиты, так что всё по правилам! А мне скучно было, так что я заодно и развлеклась!

   И ещё как: юбка её до пояса забрызгана - и совсем не краской, на перчатках алые потеки. А сапожки бережет, значит...

   - Тартар побери, Дафна, - гневно обрывает Арей, - это не дело стража! Они не светлые, они всего лишь люди, и ты не...

   Он так и не договаривает, потому что знает: "не можешь" и "не должна" звучит одинаково глупо, ведь по правилам то, что не защищается светом, принадлежит мраку. Всё так, но пользоваться этим поводом для мести, да ещё такой, - низко, по мнению Арея. Тартар свидетель, он никогда не учил её быть палачом! Он вообще не выносит садизма в духе Лигула или изуверских методик Яраата! Мрак мраком, но опускаться до уровня злобных тварей... Битва должна быть честной, на равных, а какая честь в том, чтобы резать слабейших? Всё равно, что считать себя героем, прихлопнув комара!..

   Дафна вспыхивает мгновенно, словно в политый керосином трут бросили горящую спичку.

   - Плевать мне! Он хотел быть светлым когда-то - ну вот и поплатился! И от мрака не ушел, и до света не дошел! Прямо как колобок, ха-ха!.. Сам виноват!..

   Мечник сумрачно взглядывает на неё:

   - А она?

   Дафна кривит губы в жестокой усмешке.

   - От неё тоже отступились, так что всё справедливо. И не смотри на меня так, ты тоже мечом помахать любишь! А здесь даже эйдосов не было, так что не корысти ради, как видишь! - и с циничным ехидством уточняет: - Не корысти ради, а токмо одно моральное удовлетворение!

   Нельзя сказать, что барон мрака может ощущать дискомфорт - первый мечник Тартара сам убивал десятки и десятки раз, - но он его ощущает. А ещё сожаление, потому что такой цинизм смущает даже его.

   А ещё его беспокоит, что она совершенно не видит грани между добром и злом, не различает полутонов и все понятия в её голове давно перемешались так, что и не разберешь.

   - Я говорил тебе: месть хоть и бывает разной, но в итоге всё равно мало что меняет. И потом, сомневаюсь, что моральное удовлетворение стоит того, чтобы, теряя разум, превращаться в ходячую мясорубку!

   Но Дафну не так-то просто задеть: мрак давно уже даровал ей поразительную способность отвечать на уколы пощёчинами, сдобренными ударной порцией яда, уникального для каждой жертвы.

   - Кто бы говорил! - дерзко парирует она и ехидно скалится. - Я, представь, ещё помню, как ты разделал Яраата!

   Барон наступает с размаху прямо в лужу и алые брызги всё же пачкают сапожки от Manolo Blahnik. До хруста стискивает её запястье.

   - Замолчи!

   - Пусти! - шипит Дафна, дёргает яростно руку. - Тоже мне святоша выискался!

   Арей ничего не говорит, только смотрит на неё какое-то время. Черты Дафны резкие - словно выточены резцом из куска льда, короткие светлые волосы растрепались, глаза постепенно светлеют, возвращая свой обычный сапфировый цвет...

   А были черными.

   - Ты становишься слишком темной даже для мрака, - холодно произносит он наконец и разжимает пальцы. - Не оступись: ты знаешь, что и у нас есть законы.

   - Плевала я! - презрительно бросает Даф, вздёрнув подбородок, призывает выпавший из рук меч и исчезает, телепортируя с места - мгновенно и беззвучно.

   Лишь с её уходом удушающе-тяжелый мрак в комнате начинает понемногу рассеиваться.

  

   Сказать по чести, Арей не помнит, чтобы кто-нибудь из стражей достигал такого уровня силы. Дафна уже почти сравнялась с ним, но развитие её идет полным ходом, и барон уверен, что после сегодняшнего силы её возрастут многократно - тем более что, судя по следу, она отправилась в Тартар. Снова будет бушевать там, среди льда и пламени, а когда выйдет, горе тому, кто ей слово поперек скажет. Ну, разве что кроме него и Лигула - они-то пока достаточно сильны. Пока.

  

   Мечник бросает короткий взгляд на трупы, распростертые в луже крови. Фирменный почерк: буква "Д" на груди - где она только такую моду подцепила?.. Впрочем, нынешняя Дафна с удовольствием перенимает любые мерзости, если они достаточно забавны. Вот только взгляд на забавность у неё несколько своеобразный.

   Арей понимает чувство мести - оно и ему знакомо, и было всё похоже: бесконтрольная агрессия и отрицание любых правил и запретов, вердикт "слишком зол для зла", арест и та ссылка... Но у него-то была Улита и была память, и это не позволяло потерять разум, уйти во мрак - оксюморон, право! - с головой. Он любил тогда, хоть и лишился своих любимых, и только этот свет во тьме держал его на плаву. Да и чувство мести его другим было - болезненным, а не холодным, честным, а не жестоким.

   С Дафной совсем не так: она никого не любит. Свет в ней обратился в самую темную свою противоположность, извратился до крайности, и полет вниз всё не прекращается. И прекратить его, похоже, невозможно - во всяком случае, для него, Арея. Он может только прервать - простым таким способом. Пока что может.

  

   Мечник с сожалением смотрит на тело бывшего ученика, так и не избежавшего мести брошенной подруги, и мертвую девушку рядом, и телепортирует.

   Мрак, думает он, многое же ты можешь сделать с сердцем...

   И вновь в памяти его взлетают невесомые светлые хвосты, раскрываются крылья и улыбаются глаза - васильковые, лучистые.

   Высокое небо, а не холодный сапфир. Жизнь, а не смерть.

   Предательство, думает Арей, ты изменяешь и самое неизменное.

  

***

  

   - Не верю, что ты хочешь её правления, - говорит Арей сухо, глядя, как в черном кристалле мечутся тени: Дафна опять не в духе, а когда она не в духе, ей плевать, кого убивать - своих или чужих. Впрочем, ей всегда на это плевать. - Она тебе не Прасковья, под свою дудку плясать не заставишь.

   Лигул только пожимает плечами.

   - С чего ты взял, что мраку нужна вторая Прасковья? Конец мира не за горами, Арей, а подвести итог должен правитель, подобный первому, не находишь?

   Главу Канцелярии не волнует, что тот, первый, проиграл. Ему пафос подавай - и как можно больше. А ещё ему доставляет огромное удовольствие сам факт того, что существо, коего боятся сейчас даже свои, темные, - бывшая светлая. Сколько там у неё уже золотых крыльев в трофеях?..

   И это поражение света важнее для Лигула, чем пара десятков глупцов, рискнувших забыть, что Дафна не только помнит обиды, но и вообще не выносит косых взглядов.

   Барон мрака молчит какое-то время.

   - Ты должен понимать, - говорит он наконец, - с ней победы не будет.

   Мечник и так давно уже не верит в победу, но это детали.

   - Я полагаю, ты не забыл, что та, первая битва была проиграна, а подобное всегда повторяет судьбу подобного. В ней слишком много гордыни, но ещё хуже то, что она сама себе госпожа и делает что хочет.

   Лигул только кривится насмешливо - мол, не ко времени ты, барон, начал осторожничать, совсем на тебя не похоже.

   - Я так не думаю. Как ты помнишь, Прасковья была не менее своевольна, и у неё даже был эйдос!

   Вот именно что был. И где он теперь?..

   Нетрудно угадать: дарх из крыльев один на весь Тартар.

   - Без сомнения, она - лучший из вариантов, - резюмирует Лигул. Он, как всегда, всё знает лучше других. - Увидишь, Арей! Время покажет!

   - Возможно.

  

***

  

   Барон мрака возвращается в мир людей и долго стоит в задумчивости на крыше одной из высоток на Ленинских горах, и налетающий резкими порывами ветер треплет темные волосы, рвет с плеч подбитый алым бархатом плащ. Грядет буря, Арей чувствует это, - и дело тут не только в погоде.

   И он не уверен, что выбрал ту сторону.

   После этих последних лет - совсем не уверен.

   Слишком многое пришлось увидеть и слишком многое уже не так, как раньше, - и в нём самом в том числе.

   И не только в нём.

   Именно: из всех примеров разрушительного действия мрака случай с Дафной самый наглядный - самый яркий и самый омерзительный. Corruptio optimi pessima², говорили когда-то. Воистину так.

   И неважно, каким был повод, - причиной падения всегда является мрак. Он подставляет подножку, он же толкает сзади, он же подмораживает под ногами склон, чтобы лучше катилось. Можно сказать, конечно, что каждому своё, но Арей слишком хорошо помнит, какой Даф была и какой стала сейчас - и контраст этот слишком велик, чтобы пребывать в иллюзиях.

   Можно ль утверждать, что ему неприятно смотреть на то, какой она стала?

   Определённо.

   Можно ли сказать, что он хотел бы увидеть ту, прежнюю Даф?

   Иногда желания расходятся с возможностями.

   Можно ль отрицать, что он до сих пор жалеет, что не убил её сразу, позволив это бесконечное фатальное падение?

   Можно, но какой в этом смысл? Он и сам уже не отрицает, и именно поэтому стоит сейчас здесь. Да, это не единственная причина, но определённо одна из.

  

   Мечник оборачивается, когда за его спиной вспыхивает - мягким, золотистым светом, - и после короткой паузы приветствует визитера коротким кивком. Эссиорх отвечает тем же.

   Бывший хранитель Дафны печален - не один год уже. Возможно, до сих пор винит себя, что не уберег, не помог своей подопечной - хоть и делал на самом деле всё, что возможно. Увы: даже хранители не всесильны.

  

   - Я мог бы убить её, - сухо говорит Арей, отстраненно наблюдая, как над городом ползет тяжелая грозовая туча, в сизой толще которой вспыхивают частые молнии, - и, Тартар свидетель, сделал бы это, пока возможно...

   Он обрывает фразу, так и не договорив. "Но тогда она просто станет частью мрака - навеки!" звучит слишком странно: опасение, неуместное для стража мрака. Впрочем, правда вообще часто неуместна, таково уж её свойство.

   Эссиорх быстро взглядывает на барона: в этом "но", знает он, сейчас надежда не только для Даф. Если барон мрака не считает мрак лучшим исходом, это уже чего-то да значит.

   - Учти, светлый, - мечник резко поворачивается к хранителю, смотрит холодно, - я здесь только потому, что не хочу анархии. А она будет - и очень скоро: мрак взрастил нечто, опасное не только для вас, но и для него самого. Если ваш свет так всесилен...

   "Будет честно уравнять силы", - хочет добавить разум - холодный, циничный разум стража и первого мечника мрака, всегда ценившего битву на равных.

   "Будет честно помочь ей", - добавляет внутренний голос - еле слышный, из запрятанного глубоко-глубоко тайника, склада невоплощённых идей и мыслей, так и не ставших действием.

   - Он всесилен, - мягко отзывается Эссиорх; даже сейчас он верит в это. - Вы же знаете и сами.

   Арей недовольно кривится.

   - К Лигулу демагогию, светлый! Я лишь спрашиваю: есть какой-то способ?..

   - Уверен, - тихо, но твердо говорит хранитель. - Уверен, что есть. Так вы...

   "Вы поможете, если таковой найдётся?" - хочет добавить он, но не добавляет, так как знает, что Арею нельзя указывать на его лояльность. Не всегда стоит акцентироваться на том, что не видно пока самому человеку. И неважно, что мечник не человек - главные законы одинаковы для людей и стражей.

   - Просто найди его, - отрывисто бросает Арей. Его раздражает необходимость сотрудничать со светом, но невозможно не признать, что сейчас это проще, чем когда-либо - потому, вероятно, что многое уже не так, как раньше, - и в нём самом в том числе.

  

   Эссиорх кивает согласно, и одновременно прощаясь - хранитель неизменно вежлив даже в ответ на грубость, - и исчезает в легкой золотистой вспышке.

  

   Арей мрачно смотрит на горизонт, подернутый сизой пеленой грозовых туч, и думает, что из всех его дурацких затей эта, конечно, самая дурацкая.

   Но это лучше, чем просто убить её.

   Почему-то мысль, что Дафне уготован вечный мрак, не кажется ему справедливой - потому, вероятно, что в его памяти до сих пор живы и невесомые светлые хвосты, и белые крылья, и васильковые лучистые глаза.

   В конце концов, она действительно не заслужила этого мрака. Уж точно меньше, чем он. Его-то выбор был трезвым, обусловленным тем лишь, что гордыня будущего барона мрака, изначально бывшего также творением света, просто не могла уживаться с теориями о мире, всепрощении и, что хуже всего, смирении. "Свет слишком скучен!" - заявил он и сменил лагерь - лишь затем, чтобы через какое-то время констатировать: "А мрак - слишком подл". Но третьего, как известно, не дано, и вопрос выбора повис в пространстве, потому что мысли о смирении были этой гордой натуре противны не меньше, чем осознание того, что он служит стороне, изначально обреченной на проигрыш. Можно бы и сдвинуться с мертвой точки, но тогда нужно либо изменять себя, принять эти изменения, пожелать их, попросить у света - или уйти во мрак совершенно. Увы: капля масла не может подняться с воды, но и опуститься на дно не способна - в данном случае, к счастью, конечно. Но и положение посередине шатко, непонятно, бессмысленно, потому что есть только две дороги, и рано или поздно, но выбирать придётся.

   Впрочем, Арей всегда гонит от себя эту мысль или бодро говорит себе, что уже выбрал. В самом деле, разве нужен свету - барон мрака? Ждут его там, как же!..

   И потом: смирение? просьбы?..

   Проще льва научить мурлыкать, а не рычать!..

  

   Да, Арей прекрасно знает: невозможно измениться, не пожелав изменений - именно благодаря этому правилу, он, прекрасно осознающий всю подлость и вторичность мрака, всё ещё остаётся в нём. Мало, ой как мало считать, что мрак невыносимо подл - нужно ещё перестать думать, что свет слишком скучен. Впрочем, эту извечную демагогию мечник всегда задвигает как можно дальше - в тот самый глубокий тайник, склад невоплощённых идей и мыслей, так и не ставших действием. Какие могут быть изменения для него, первого мечника Тартара, слуги мрака уже многие сотни лет? Но Дафна другое дело: её выбор изначально был иным. В самом деле, не глупо ли терять вечность из-за слабости? Не жестоко ли расплачиваться собой за предательства других?..

   Мечник даже не замечает, что его рассуждения - по его мнению, абсолютно логичные - строятся по двойному стандарту: говоря о несправедливости, он забывает о свободе выбора, коего Даф никто не лишал. Рассуждая о жестокости света, он даже не вспоминает о том, что падение - естественное последствие неверного выбора, что не свет отступает, а человек отказывается от света - и, наконец, что за всё время своей службы мраку он ни разу ещё не задумывался над вопросом сожаления о падении. Проще говоря, оправдания перевешивают обычную логику и почему - неизвестно. Это даже странно для него - рассуждать в таком ключе - для него, неизменно считавшего, что человек заслуживает всего, что с ним происходит. Для него, по положению обязанного считать падение лучшим исходом.

  

   В любом случае, сама Даф не пожелает изменений: она давно за той гранью, за которой не осознают уже падения. Значит ли это, что точка невозвращения в её судьбе уже пройдена? Если человек тонет и не осознаёт этого, разве нельзя просто вытащить его, не ожидая, когда он пойдет на дно окончательно?..

   Другое дело - попробуй-ка это сделать...

  

   Впрочем, это уже не его забота. Пусть свет сам думает над артефактами, обрядами (экзорцизм, помнится, и по сей день существует), магией (Мефу же вон стерли память без раздумий) или чем-то ещё - его дело! Пусть оправдывает всесилие, о котором так любят вещать светленькие идеалисты! И пускай поторопится, потому что в противном случае новую повелительницу из Тартара просто так не достанешь, будь ты хоть трижды бароном и первым мечником: Дафна не котёнок, в мешок не запихнешь. Если только тушкой.

   Но это уже не его забота: захотят помочь - почешутся. Он, Арей, всего лишь не хочет анархии, которая уже на носу - ну и проигрыша в финальной битве, конечно. Само собой, только это и важно для барона мрака и бывшего бога войны, что ж ещё?.. Одни благие намерения и следование долгу, как видите. Ничего больше.

  

   И пусть всё вернется на круги своя, устало думает он. В конце концов, в смене полюсов действительно ничего хорошего не бывает. Совсем ничего, только хаос и неопределенность. И внутри него, кажется, такой же хаос - второй раз в жизни. Первый, помнится, тоже начинался с мыслей о том, что от одного эйдоса мрак не обеднеет.

  

   Ну да ладно, будем считать, что появился лишний повод проверить их всемогущество. Только это - и ничего больше.

   Абсолютно ничего.

   Правда ведь, Арей?..

  

   Говорят, свет никогда не закрывает глаза даже на самого падшего и помогает в самой безвыходной ситуации, когда все уже уверены, что он давно отступился. Если так, то, иронически думает мечник, теперь самое время. Как там они любят возглашать - "lux in tenebris"³?.. Что ж, пожалуй, можно попытаться поверить - но только на время, конечно, пока всё не вернется на круги своя. У них же вечно без веры и песчинки не сдвинешь!..

  

   Арей смотрит на темный горизонт ещё какое-то время, а затем телепортирует - как всегда с места и беззвучно. И едва он исчезает, на крышу - туда, где мгновенья назад стоял барон мрака - падает слабый солнечный луч.

  

   Даже самые страшные грозы не вечны.

  

  

   __________________________________________________________________

   1. Свет из мрака (лат.) Девиз стражей мрака в мире МБ. [к тексту]

   2. Падение доброго - самое злое падение (лат.) [к тексту]

   3. Свет во тьме (лат.) Девиз света в мире МБ. [к тексту]

  

Иллюстрация к истории:

  

"Инициация Дафны в стражи мрака"

  

  

Барон и первый мечник мрака Арей и тёмная Даф. Сцена вручения дарха.

  

На заднем плане - стилизация известной гравюры Доре "Падение Люцифера", иллюстрации к поэме Мильтона "Потерянный рай".

  

Художница: ManyVel