-Что ты хмур, как небо перед грозой, мой новый господин? Хочешь, я расскажу тебе сказку?
-Как хитрая Шахерезада - на тысячу ночей?
-О, моя сказка намного короче, чем даже одна ночь, мой нетерпеливый господин.
-Хорошо. Рассказывай... Твоя сказка о любви?
-Что такое любовь? Об этом же спрашивала себя юная Хафиза - да, да, ее звали так же, как и меня, мой подозрительный господин, - из Шираза, переводя поэму некоего индийского сочинителя, который так заинтересовал шаха, что тот велел объявить по всей стране, что осыплет золотом того, кто переложит любовные томления иноземца на родной язык лучше всех. Ты спросишь, мой любопытный господин, отчего же девушка занималась таким странным делом? Я тебе отвечу...
Если у тебя всей семьи - одна дочь, будешь ли ты растить ее в строгости? Отец Хафизы потерял жену через несколько минут после рождения дочери; счастливая мать успела лишь прошептать имя - Хафиз, ибо она не узнала даже, что родила не сына, - и дух ее отлетел в вечный покой. Когда Хафиза подросла, здесь, в Тайсафуне, где она и родилась, женщины стали замечать, что она обещает стать красавицей, и ее отец придумал хитрый план, потому что говорил он: "Не хочу я разлучаться со светом жизни моей, потому что вот, женщины говорят, что она будет красавицей, и скоро просватают ее, а я человек небогатый". И он продал все, что имел, и купил в Ширазе жестяную лавку, а Хафиза превратилась в своего брата-близнеца и стала зваться его именем - Хафиз. В Ширазе мальчик быстро выучился читать, потому что ученые мужи нашли, что он смышлен не по годам, и скоро он уже зарабатывал чтением и сочинением писем, в иной день даже больше, чем его отец торговлей, и при этом многие замечали, что послания удаются мальчику просто волшебные: закоренелые должники после них раскаивались, заимодавцы смягчались, те, кто был в ссоре долгие годы, - мирились. И было так, что часто он писал для одного и тут же читал для другого то же самое, что сам же и написал. Был у него и другой талант - способность к языкам; всего за один год, проведенный в делах на базарной площади в Ширазе, он выучил их с десяток.
Между тем время шло, и Хафизу пришлось бы как-то повзрослеть. Как раз когда его отец размышлял над тем, что же теперь делать, из Тайсафуна пришло известие о состязании толмачей.
-Знаешь, я тоже объявил о богатой награде за самый великолепный перевод, только я обещал не просто золото, а место придворного толмача...
-Конечно, я слыхала об этом, мой мудрый господин; ведь на состязании ты встретил меня...
-И то верно!
-...Я еще забыла рассказать, что Хафиз любил гулять по базару, рассматривая разные товары и интересуясь теми, что были для него в диковину. Так вот, однажды он набрел на лавку купца, что торговал всякими древними и новыми вещами, и его внимание привлекли медная лампа с красивой чеканкой и плотно заткнутый глиняный кувшин, весь покрытый письменами и запечатанный печатью Сулеймана, сына Дауда. Хафиза заинтересовали письмена, и он купил обе вещи, благо просили за них совсем недорого, и принес домой.
Должна тебя разочаровать, мой любознательный господин, лампа оказалась не той, что как-то досталась Ала Ад-Дину, зато кувшин...
Едва Хафиз разбил печать, а это оказалось непросто, ибо та была, точно каменная, и поставил кувшин на пол, тот зашатался, затычка в нем закачалась и выпала, а из горлышка повалил дым, такой густой и едкий, что заставил закашляться и закрыть глаза. Когда Хафиз почувствовал, что дышать стало легче, он открыл глаза и оказалось, что он стоит среди тумана как бы в большом прозрачном ящике, где не было ничего, кроме еле слышного аромата благовоний, и не было в нем ни дверей, ни окон. Едва он подумал о том, что окна не очень-то были и нужны, раз уж ящик был прозрачным, а вот как отсюда выйти? - за стеной ящика из тумана появился огромный глаз цвета неба; в следующее мгновение глаз немного уменьшился, туман рассеялся, засияло солнце, и Хафиз с ужасом увидел, что его прозрачный ящик покоится на ладони джинна.
-Джинна?
-Да, самого настоящего джинна, мой недоверчивый господин... но самое странное было то, что одежда Хафиза стала вдруг меняться, а стены исчезли, и через пару мгновений на ладони джинна была уже сестра-близнец мальчика, то есть сама Хафиза. Джинн осторожно опустил ее на землю и сам уменьшился до обычного человеческого роста, чтобы девушке было удобнее с ним разговаривать. И выглядел он, как человек... почти - разве что остроух и кожа у него темнее и как бы отливает синевой, и глаза у него цвета неба, и ходит он не совсем по земле. Они провели вместе целый день, и за это время побывали в самых разных местах земли и времени, ибо джинны иногда владеют и такой магией... Джинн открыл Хафизе свое имя, чтобы она могла позвать его в любой момент, когда захочет путешествовать или просто соскучится.
Вернувшись домой, девушка застала своего отца в глубокой печали: он с горечью признал, что придется отдать Хафизу замуж, потому что эмир Ширазы обложил все лавки новым непосильным налогом, и торговлю придется закрыть. Вот тогда-то Хафиз-толмач и решил попытать счастья, переведя чужие строки, полные любовного томления, - в надежде на золото, обещанное шахом.
Хафиза между тем продолжала наслаждаться прогулками и беседами с джинном, Хафиз все так же гулял по базару и читал письма, а поэма отзывалась в сердце толмача непонятным восторгом и трепетом, заставляя пульс биться, точно юная голубка в силках, и пробуждая не то мечты, не то воспоминания о том, кто мог бы принести умиротворение разгоряченному рассудку и покой взволнованному сердцу.
Однако настал и день, когда перевод поэмы был готов и отослан в Тайсафун, чтобы шах мог его прочесть и составить свое мнение.
Настал и день, когда Хафиза-толмача пригласили во дворец шаха.
Долго думали отец и дочь, как им теперь быть, пока не нашли выход.
И вот в назначенный день ко входу в Таки-Кисру* прибыла Хафиза в траурных одеждах, со скрытым под густой вуалью лицом, и сообщила распорядителю состязания, что ее брат, Хафиз-толмач, скоропостижно умер, но она надеется, что ей будет позволено прочесть перевод брата, чтобы его труд не пропал впустую. Распорядитель задумался, но она умоляла его и плакала, и он позволил ей пройти в зал и занять место, которое было предназначено для ее брата.
-Я знаю, что было дальше, моя звездноокая Хафиза...
-Да, мой догадливый господин, там я приглянулась тебе, и ты пожелал украсить мною свой гарем... Жаль только, что ты не спросил у бедной Хафизы, чего же хочет ее сердце.
-Чего же оно хочет?..
-Быть рядом с любимым...
Еле слышное, имя любимого сорвалось с ее губ; в тот же миг словно бы вихрь промчался по опочивальне шаха, и перед Хафизой появился ее любимый джинн. Шах в изумлении уставился на молодого человека, что во всем был почти, как обычный человек, и разве что острые уши и синеватая кожа выдавали в нем сына духов. Однако недолго смотрел шах в глаза цвета неба, потому что почувствовал, как дух его покидает тело его и устремляется как бы по узкому проходу между жизнью и небытием; и он оглянулся на этом пути и увидел, что тело его занято.
-...мой мертвый господин...
В следующее же мгновение дух шаха отлетел в вечный покой.
Робкое утро заглянуло в опочивальню дворца и застало шаха и его молодую жену сладко спящими под расшитым золотом балдахином. Лишь раз Хафиза пробормотала, прижимаясь теснее к совсем чуть-чуть голубоватой коже любимого и счастливо улыбаясь во сне:
-Мой господин...
*Таки-Кисра - царский дворец в Тайсафуне (Ктесифоне), столице государства Сасанидов.