- Слушай, Ерохин, - ефрейтор Хиженков поправил автомат, висящий на плече. - А если бронепоезд атакуют, что тогда?
Ерохин посмотрел на товарища и тяжко вздохнул.
- Бронепоезд? Атакуют?
- Ну, да...
- Объясни: каким придурком надо быть, чтобы "прыгать" на охраняемый состав? Мародеры на такое вряд ли пойдут - силенок не хватит. Сталкеры - тем более.
- Ну, а все-таки, - не унимался Хиженков. - Не зря же нас тут собрали, да еще и в таком количестве.
- Ясен пень, что не зря. Вон, сколько начальства понаехало: и пресса, и секретари, и замы. Вон того видишь? - Ерохин кивнул на человека в однотонном сером костюме, который напряженно всматривался вдаль, стоя у заградительных перил смотровой площадки, - Большая шишка. Цельный зам кого-то там еще более крутого. Так боится, что даже телохранителей с собой притащил. Придурок.
- Где ж тут пресса? - осведомился ефрейтор, внимательно оглядывая гостей на платформе.
- Да вон, пацан с камерой на плече. Рядом с центральным столиком. А репортерша у профессора интервью берет.
- Ага, вижу, - кивнул Хиженков.
- Видишь ты, - съязвил Ерохин. - Вот когда заметишь, что камера объективом к нам повернута, вот тогда улыбаемся и машем. А сейчас нефиг на баб пялиться.
- Я иногда не понимаю, кто из нас старший по званию: ты или я? - обиженно ответил ефрейтор.
- Да ладно, если б я тому козлу-лейтенанту по щам не съездил, давно бы уже в сержантах ходил.
- Злой ты, - прокомментировал Хиженков, и умолк.
Состав неторопливо постукивал колесами на стыках старых рельс. Благодаря высокой железнодорожной насыпи, он словно летел над полем, покрытым желтым травяным ковром с редкими островками деревьев. Вдали, темной размытой линией, закрывающей горизонт, виднелся лес. Осеннее солнце светило ярко, обещая хорошую, - что в Зоне редкость, - погоду.
Разномастная публика, собравшаяся на обзорной площадке вагона, что-то активно обсуждала, но в целом выглядела достаточно праздно. Тем не менее, даже на таком расстоянии хорошо ощущалось общее эмоциональное возбуждение - Зона все-таки вокруг. Настоящая!
- Пошла вон! - заорал кто-то в толпе.
Солдат, машинально хватаясь за цевье автомата , обернулся и увидел, как заместитель "кого-то там" - тот самый, в сером костюме - орет на молодую девушку, видимо, секретаршу. Та в испуге сделала несколько шагов назад, крепко прижимая к груди папку с документами. Из толпы вышли телохранители и встали за спиной 'костюма'.
- И вы пошли вон!! - повернувшись к охране завопил чиновник. Его лицо буквально перекосило от ярости. И тут же Ерохин понял, что с заместителем: он панически боялся Зоны. 'Ничего, бывает. Вот провел бы здесь пару деньков, без еды и воды, с одним лишь автоматом - ничего бы не боялся.' Солдат часто заморгал, отгоняя страшные воспоминания давно минувших дней. А 'костюм' продолжал надрываться. - Толку от вас! Толку! Что вы сможете если... Да ничего!
Окинув всех присутствующих обезумевшим взглядом, "костюм" бросился к лестнице и скрылся в вагоне поезда. Репортерша, бравшая интервью у Ломакина, крикнула вслед что-то язвительное и, улыбнувшись, продолжила беседу с ученым. Оставшиеся на платформе гости вернулись к своим делам, старательно делая вид, что ничего не произошло.
- Ссыкло, - вынес суровый вердикт рядовой, и сплюнул за перила.
- Снова лафу гоняете? - Полковник Кудыкин будто материализовался из воздуха, и солдаты вытянулись по стойке смирно. - Хиженков, дуй вниз, за этим... как его, - полковник сделал неопределенный жест рукой, - Романом Андреевичем, и проследи, чтобы чиновник не утворил чего-нибудь сдуру. А ты, Ерохин, остаешься тут, и смотришь в оба за двоих.
- Есть, - отчеканил ефрейтор, и скрылся в глубине вагона, громко стуча ботинками по металлическим ступенькам.
Ерохин остался один на один со своими мыслями. И черт его дернул напроситься в роту охраны бронепоезда. Ведь сам себе клялся, что в Зону больше ни ногой. Ан нет, одним из первых добровольцем записался. Не отпустила его Зона, даже спустя много месяцев. Да он словно и не выходил из нее.
Также, как и здесь, по ту сторону Периметра, опасности мерещились за каждым углом. Однажды Ерохин, в порыве самых благих намерений, накрыл своим телом мальчика, ступившего в грязь, оставшуюся после высохшей лужи. Так и лежал он минуты полторы, ожидая разрядки гравитационной аномалии, пока не получил увесистой сумкой от мамаши, выбежавшей из магазина на помощь своему чаду.
А поезд несся все дальше.
Мимо Ерохина прошмыгнул Иваныч - машинист бронепоезда, - и направился в сторону Кудыкина. Вскоре между полковником и машинистом завязался спор, сопровождаемый активной жестикуляцией. Спустя пару минут машинист, ругаясь на чем свет стоит, направился к лестнице. За ним следовали охранник 'серого костюма', секретарша, Ломакин, и репортерша с оператором.
Вдруг поезд ощутимо качнулся и свернул вправо. Ерохин, во время этого маневра, чуть не вылетел с обзорной площадки, в последний момент ухватившись за перила. Крепко выругавшись, солдат перевел взгляд на машиниста, собираясь высказать ему все что думает о нем и его родственниках вплоть до седьмого колена. Но замер в нерешительности - Иваныч стоял как громом пораженный. По его виду с уверенностью можно было сказать - он не знает, что произошло.
- Куда мы едем? - глупо спросил машинист. Гости растерянно смотрели по сторонам.
Вдруг телохранитель Романа Андреевича тихо засмеялся. Вторил ему смех оператора. Видимо, они приняли фразу машиниста за шутку.
К машинисту подошел Кудыкин. Опять завязался спор. Спустя пару секунд, Иваныч что-то крикнул и со скоростью, которой позавидовал бы и спортсмен, рванул вниз по лестнице. За ним последовали Ломакин, телохранитель с секретаршей, и оператор с репортершей .
- Все в порядке, не волнуйтесь, - громко возвестил полковник, успокаивая начинающую нервничать толпу. - У нас несколько путей и мы решили показать вам, как легко наш состав маневрирует между ними. Прошу не обращать внимания, скоро доедем до станции, и вернемся обратно.
Поезд качнулся и начал набирать ход. Колеса застучали быстрее. Лес незаметно обступил состав. Казалось, коричневые стволы деревьев были повсюду, мелькали там и тут, сливаясь в одну сплошную стену. Стало заметно темнее: свет солнца едва пробивался сквозь густые кроны. И холоднее. Ерохин поежился и передернул плечами.
Вдруг поезд начал замедлять ход - заскрипели тормозные колодки, а тело потянуло вперед и Ерохин покрепче сжал ограждение, чтобы не упасть. Все кто был на платформе замолчали. Резко, как по команде. Безмолвие нависло над поездом невидимым наблюдателем. Гости недоуменно оглядывались по сторонам.
Взрыв на платформе разорвал тишину как тряпку. Град пуль буквально обрушился на поезд. Гости закричали. Мат охранников сопровождался хлопками одиночных выстрелов и автоматными очередями, перекрываемыми грохотом пулеметов. Вдоль железнодорожных путей замелькали силуэты в камуфляжной одежде. Пули рикошетели от брони поезда в разные стороны. Из смотровой щели вагона высунулся ствол автомата и дал длинную очередь по нападавшим.
Рядовой, уперев приклад в плечо, дал неприцельную очередь по врагу.
'А ведь прав был Хиженков, зараза такая', - пронеслось в голове солдата, пока он выискивал очередную мишень.
Тем временем ситуация становилась все хуже и хуже: пулеметы на крыше и в одном из вагонов синхронно смолкли; послышался сдавленный крик. Гости, громко визжа, бросились к лестнице - единственному пути к спасению от пуль и осколков. Образовалась давка. Кто-то покатился вниз по ступенькам. Полковник, бледный как смерть, что-то кричал в рацию.
Поезд замедлил ход, но двигался все дальше, постепенно отдаляясь от нападавших. Ерохин чуть заметно расслабился, как вдруг услышал недалеко от себя характерный хлопок. Хлопок, с которым снаряд для подствольного гранатомета покидает свое 'убежище'. В следующий миг совсем рядом с солдатом взорвалось граната. Взрывная волна подхватила Ерохина и, словно щепку, перенесла через перила ограждения. Удар о землю, казалось, расплющил солдата в лепешку, но сознание он потерял не сразу. Перед тем, как темнота охватила его, он успел увидеть, как бронированный состав медленно скрывается за поворотом, оставляя его один на один с нападавшими.