Аннотация: Когда-то эльфы и драконы правили миром. Но все меняется...
Сидя с потрепанной книгой, Дия то и дело замирала и прислушивалась, но тишину нарушало только голубиное гукование. Крыша Серебряного замка давно прохудилась, сделав верхние этажи непригодными для жилья, и в многочисленных щелях и закоулках разместились пернатые жильцы. Из людей же в этом некогда величественном родовом гнезде осталась только Дия да ее кузены: Эстен и Урио. Когда-то, несколько поколений назад, их семью окружали многочисленные конюхи, оруженосцы, домашняя челядь, но сейчас им прислуживала только престарелая стряпуха из деревни, что приходила дважды в день, готовила нехитрые блюда и оставляла в теплой золе. Обедали здесь же, на просторной кухне с высоким закопченным потолком и огромной печью, в которую входила целая туша быка на вертеле.
С расшатанной лестницы донеслись шаги -- Эстен проснулся. Отложив книгу, Дия подошла к очагу и выложила на тарелку яичницу с кусочками овощей, несколько вареных картофелин да пару ломтей бекона.
-- Доброе утро, -- раздалось за спиной. Повернувшись, Дия улыбнулась и подставила кузену щеку для поцелуя.
По утрам она не хотела есть, но завтрак Эстена не пропускала никогда. Это были недолгие минуты, когда кузен принадлежал только ей: все свои дни он посвящал прогулкам по Долине. Пододвинув к себе щербатую тарелку, Эстен принялся за еду. У него была привычка низко склоняться над столом, и Диа, сидя напротив, видела его макушку, окруженную жесткими темными волосами. Завтрак проходил в молчании. Подобрав ноги на табуретку и положив голову на колени, Дия скользила взглядом по волосам, плечам, рукам кузена и сердце ее согревалось от утреннего солнца. Какой же он красивый! Фигурой, осанкой, манерой держаться Эстен напоминал старинные портреты в галереях замка, напоминал самого Алатина Драконоборца с потолочной росписи Пресветлого зала.
В эти минуты на душе у нее становилось легко, словно она слушала певчую птицу, словно нашла среди пожелтевших страниц чужое любовное письмо с засушенным цветком.
-- Сегодня я могу задержаться, -- Эстен отодвинул тарелку. -- Хочу сходить на восточную оконечность, осмотреть тамошние крепости.
Дия кивнула, наблюдая, как он наполняет водой походный бурдюк. Но вот хлопнула дверь, и, прошагав по гравиевой дорожке, Эстен исчез за зарослями орешника, заполонившего сад.
Улыбка сбежала с лица Дии. Ее мать была красавицей, как же чарующе она улыбалась! Дия ничего не досталось от нее: ни мраморного оттенка кожи, ни золота волос, ни точеного носа, ни дивной улыбки. В дочери ничто не проявилось, не указывало на древнюю эльфийскую кровь. Лицо бледное до синевы, с никогда не сходящими пепельными веснушками, зыбковатая линия носа, глаза замутненного голубого оттенка без материных золотых искр вокруг зрачка. А что до улыбки, то Дия может улыбаться хоть целую вечность, но Эстен никогда не взглянет на нее. Каждое утро начиналось с надежды. Ах, если бы она была красавицей...
Оседлав дряхлого коня, Эстен не спеша отправился в дорогу. Как всегда, пересек деревню у подножия замка, не деревню даже, а так, горстку белых мазаных хижин. Молодежь покидала насиженные места, оставляя стариков. Но те, кто еще оставался в деревеньке, по-прежнему величали обитателей замка господами, снимали шапки и желали здравия при встрече. Отдавали в замок овощи, дичь и яйца, подпирали кольями железные ворота, что вели на заросшую кустарником подъездную аллею. Арендную плату за землю, правда, не вносили: ни Эстен, ни Дия, ни Урио не знали, как ее собирать, да и деньги их не занимали.
Серебряный замок еще высился над Долиной, но рассыпался на глазах. Эстену он казался остовом древнего животного с изъеденными, торчавшими в небо зубами-башнями. Цветные витражи в окнах давно разбились, и проемы заткнули ветошью -- несмотря на ожерелье гор холодные зимние ветра прорывались и в Долину. В прорехах крыши гнездились голуби и невесть как оказавшиеся здесь городские ласточки.
Вся эта земля была усеяна осколками истории. Эстен, Дия и третий брат, Урио, происходили из рода, идущего от славных рыцарей и королей. В давние, неспокойные времена возводились крепости и сигнальные башни, тянулись цепи оборонительных стен. Эстен чувствовал непонятную, мистическую связь с предками, и его неудержимо звало к этим камням, что помнили их триумф. Целыми днями он бродил по Долине, находя то еле заметный крепостной вал, то фундамент, то сгнившие зубцы стены. Он не рисовал их, не вел записей, не отмечал на карте, но все находки впечатывались ему в память, и еще крепче привязывали его к вотчине.
Уже перевалило за полдень, когда он достиг довольно крутого холма, увенчанного остатками стены. У подножия валялись массивные камни, когда-то правильной формы, но теперь расплывшиеся, утратившие четкость линий. Эстен провел рукой по шероховатому, теплому от солнца боку валуна. Крепость исстари называли Кротовой. Поговаривали, что под ней в свое время вырыли бесчисленное количество туннелей, ведущих к другим крепостям или же просто выходивших где-то на поверхность. Рассказывали про зарытое золото и замурованных пленников, чьи призраки его охраняют. Но уже лет сто как смельчаки не пытали здесь счастья.
Он не спеша поднялся по холму и остановился у стены. С высоты в пару человеческих ростов на него смотрела каменная химера. Зубы в открытой пасти были изъедены временем, но язык хищно извивался, спускаясь по стене и прячась в зарослях дикого винограда. Перепончатые лапы тянулись вниз, а хвост, закручиваясь кольцами, прерывался на середине: выше стена рвано заканчивалась. Отводя в стороны ветки орешника, Эстен обогнул стену и оказался в тени. Здесь было прохладно и пахло сыростью. У ног начиналась лестница из трех ступеней -- всех, что остались. Немного погодя Эстен наткнулся на остаток барельефа: конный рыцарь с древком копья, нацеленным вверх. Остальная часть не уцелела, но домыслить ее было не сложно: с навершием шлема в виде языков пламени изображали только Алатина Драконоборца.
Эстен продолжал обходить развалины, то продираясь через заросли, то выходя на открытые поляны. Из-под ног выстреливали кузнечики, вокруг свиристели какие-то птицы: он приметил гнездо в каменных складках капители. Наконец, он вышел к цитадели. Верхушка холма заросла травой. Эстен опустился на землю и ощутил лопатками ласковое тепло камня. Птичье пение, стрекотание насекомых, шелест листвы и тихий свист ветра в дырах стен -- все это сливалось в странную колыбельную. Эстен закрыл глаза и поднял лицо к солнцу. Сквозь веки просвечивало красным, словно он лежал в материнской утробе.
Эстен вздрогнул и открыл глаза: он задремал на солнце. Но теперь небо затягивали тучи, от земли тянуло духотой. Надвигалась гроза. Возвращаться домой бессмысленно, непогода застанет в дороге. Оставалось найти убежище на месте. Эстен поднялся на ноги и снова стал обходить крепость.
На противоположном склоне наткнулся на остатки то ли амбара, то ли другой хозяйственной постройки: на низких стенах, вровень с его макушкой, сохранилась пара каменных балок. Достав нож, Эстен принялся срезать ветки ореха и набрасывать сверху на плиты. Тучи клубились, приближались, и вскоре тяжелые капли забарабанили по листьям. Он юркнул под плиту и сел на охапку веток. Скорее всего, придется провести здесь вечер и ночь. Он достал из заплечного мешка бутерброды и флягу с водой.
Ему не раз приходилось ночевать в развалинах. Впервые он оказался среди руин еще восьмилетним мальчишкой. За что-то провинившись, он сбежал из дому и укрылся в остатках небольшой часовенки неподалеку от деревни. Вздумав там поселиться, он натаскал травы, расстелил прихваченное с собой одеяло и всю ночь завороженно смотрел на полуосыпавшиеся мозаики, что при свете луны стали сизыми и лиловыми. Глаза святых покровителей глядели на него, но от этих взглядов было спокойно. Эстен знал, что он под защитой этих древних стражей, что веками охраняли их род. Ему снился Алатин Драконоборец, преклонявший здесь колени перед очередным победоносным походом.
Наутро Эстена нашли крестьяне и вернули в замок. Все называли его храбрым мальчиком, а он пытался объяснить Урио и Дие, что страха и быть не могло, потому что там его предки оберегали его надежнее, чем в самом замке.
Дождь молотил не переставая, и через время Эстену стало ясно, что в спешке он выбрал плохое укрытие: стекая с холма, водные потоки хлестали по боковой стенке, разбиваясь на два рукава, но через щели в камнях просачивались струи воды, затекая под ложе из листьев. Эти ручейки становились все полноводнее, и Эстен решил, что пора искать другое убежище. Спрятав заплечный мешок под куртку и накинув капюшон, он вышел из-под навеса и принялся оглядываться в лиловых сумерках. Подниматься смысла не было -- там укрытие не найти, а потому Эстен принялся осторожно спускаться, по щиколотку в пенящейся воде. Ботинки тут же промокли насквозь, то и дело под ноги попадались скользкие камни, пару раз он чуть не упал. Но вот в полумраке показались две плиты, стоявшие шалашом, и Эстен начал пробираться к ним. Он уже почти достиг их, когда под ногой повернулся камень, и Эстен упал и поехал вниз. Хватаясь за мокрые ветки, но вдруг почувствовал, что почва под ним пришла в движение. В следующую секунду земля разверзлась и он полетел вниз.
Поджав ноги, Дия сидела на продавленной софе в холле, прислушиваясь к раскатам грома, что гулко отдавались в комнатах. Эстен не вернулся -- значит, непогода застала его в пути и он нашел укрытие в каких-нибудь развалинах по дороге. Дия уже привыкла к таким отлучкам, но легкое волнение все равно не покидало ее -- как бы он не простыл, попав под дождь.
В холле (так они для простоты называли Пресветлый зал) царила темнота, которая скрывала обстановку: сдвинутые вдоль стен длинные столы и кресла, пыльные драпировки, массивные вазы. Витал горьковатый запах полыни -- служанка не только стряпала, но и кое-как убирала, а заодно разбрасывала засушенные листья, чтобы сберечь от моли гобелены и ковры. Дальнюю стену не заставили: на ней во всю высоту красовалось родословное древо с мощными корнями и нерушимым стволом. Венчало его три жалких побега, подписанных "Эстен", "Урио", "Дия".
Свет шел только от канделябра у подножия лестницы. Здесь ютилась софа с парой тощих подушек, да вольготно раскинулось пианино с облезлым лаком. За ним, опираясь локтями о крышку, сидел Урио. Держа в руке бокал, он лениво следил за зеленоватым огоньком абсента, и блаженно улыбался.
Их них троих Урио больше всех походил на эльфийских предков: узкое продолговатое лицо, миндалевидные глаза с золотыми искрами, слегка заостренные кончики ушей -- все в нем было вытянутым, все стремилось вверх, и оттого даже спящий или застывший в забытье он казался подвижным, изменчивым.
Дия держала на коленях книгу и машинально теребила страницы пальцами. Для чтения не хватало света, но запах старой бумаги, приятная тяжесть фолианта успокаивали. Ничего, Эстен переждет грозу в каком-нибудь безопасном месте.
Сочные, глубокие звуки разнеслись по холлу мощной волной. Урио заиграл. Запрокинув голову чуть набок, прикрыв глаза, он ласкал пальцами белые и черные клавиши. Зеленый огонь воспламенял его изнутри.
Музыка нарастала, взмывала к потолку, к Алатину с его драконом, и вновь опадала, теплилась искрой в бокале. Урио все более распалялся, то откидываясь назад, то едва не касаясь клавиш щекой. Губы его подрагивали, веки с синими прожилками покраснели и напухли.
Все, что мог Урио сказать миру, он говорил здесь, за инструментом, с неизменным бокалом перед глазами. Руки его не годились ни для меча, ни поводьев, эти тонкие, длинные, по-женски нежные пальцы. Иногда Дие казалось, что Алатин с горечью смотрит из темноты на своего жалкого потомка. Да, в сущности, на всех них.
Это ее мать научила кузена игре. Но если сама она играла спокойно и сдержанно, как подобает знатной даме, то Урио являл портретам на стенах холла страсть, которую вряд ли можно было у него заподозрить. Тщедушный, узкоплечий, с жидкими волосами, над клавишами он вырастал, руки приобретали крылатый размах и летели, летели отточенными движениями. Его учительницу смущал этот пыл, но сейчас она лежала в семейном склепе, куда не доносились звуки извне.
Огромные, неповоротливые часы пробили полночь. С канделябром в руке Дия поднялась по лестнице. Звуки музыки за спиной становились все сбивчивее и, наконец, умолкли.
Внезапно в дверь постучали. Дия вздрогнула. Эстен не стучал бы -- значит, кто-то чужой? Первым порывом было задуть свечи и притаиться, но входная дверь без замка, так что чужак все равно сможет войти. Поколебавшись, она решила вернуться вниз.
-- Эй, есть здесь кто? -- крикнул зычный голос.
Стоя на верхних ступенях лестницы, Дия заслонила рукой свечи и в темноте холла с трудом различила высокую мужскую фигуру.
-- Кто вы?
-- Меня застал дождь. Я ведь не разбудил вас? Я видел свет в окнах, пока шел сюда. Можно здесь переночевать? Много места не займу.
Дия стояла в нерешительности. Никогда прежде к ним не приходили чужаки, да еще ночью. И как же некстати, что Эстена нет! Она бросила короткий взгляд в сторону пианино, но оттуда помощи ждать не приходилось: Урио спал, лежа щекой на крышке.
-- Ладно, -- неуверенно ответила она. -- Можете остаться. Мой брат не будет возражать. -- И поспешно добавила: -- Оба брата.
Спустившись, она кивком указала гостю в сторону кухни и, пропуская вперед, предоставила ему идти на ощупь.
-- Печь еще теплая, можно подсушить одежду. И в золе осталось кое-что от ужина... Можете взять.
-- Спасибо, -- улыбнулся гость.
Он снял плащ, встряхнул его так, что свечи едва не погасли, и разложил на печке. Достав из золы ужин, уселся за стол. Дия с канделябром осталась в дверях.
-- Вы не представитесь? -- она подняла брови.
Незнакомец замер над тарелкой, словно удивленный.
-- Меня зовут Влад, -- наконец, ответил он.
Дия никогда не встречала человека с таким именем ни в деревне, ни в своей обширной родословной. Влад был темноволос, мокрые пряди падали на лоб. Желтый свет ложился на лицо, оставляя глубокие тени вокруг глаз и под большим выразительным носом.
-- А вас как зовут, хозяюшка?
-- Дия.
Она уже жалела, что впустила этого бесцеремонного гостя, а теперь сидит и смотрит, как он уничтожает ужин Эстена. Следовало показать ему дорогу к деревне и выпроводить.
-- Вы не очень-то разговорчивы, -- заметил Влад. -- Найдется что-нибудь выпить?
Дия поджала губы. В замке имелся приличный погреб, но туда придется идти, светить ему. Нет уж.
-- Можете согреть себе воды.
-- По правде, это не совсем то, чего я ждал, ну да ладно, -- подойдя к очагу, Влад чиркнул огнивом и поставил на решетку чайник. -- Я, признаться, не хотел вас беспокоить, -- сказал он через плечо.
Дия снова промолчала. Хотелось спать, а ее слова гость может расценить как приглашение к беседе. Чайник вскипел, и Влад, не садясь обратно за стол, принялся отхлебывать кипяток из глиняной кружки. Наконец, оба они в молчании вышли в холл.
-- Поднимитесь по той лестнице и выберите себе комнату, они все свободны, -- Дия указала в темноту холла. Справедливости ради, незанятые спальни были и с этой стороны, но лучше уж разместить незнакомца подальше. -- Только они... не готовы.
-- Не беспокойтесь, меня сейчас все устроит. Вы позволите? --Влад вынул свечу из канделябра. -- Да, кстати, ваш брат все еще спит за пианино.
-- Это ничего, -- отмахнулась Дия.
В спальне она с трудом заперла дверь на ржавую задвижку и только после этого легла.
Спалось отвратительно, то и дело Дия вставала и отряхивала с постели несуществующие крошки. Окончательно проснулась очень рано и не сразу вспомнила, что нарушило привычный порядок вещей:
-- А, этот неизвестный.
Часы с выпавшим стеклом показывали пять утра. Наверное, стряпуха уже пришла и возится на кухне. Надо сказать, чтобы приготовила больше еды, ведь Влада тоже придется кормить, прежде чем он уйдет.
-- Сколько лет служу и не помню, чтобы сюда приглашали гостей, -- удивлялась старая служанка.
-- Нет, это не гость, -- повторяла Дия. -- Он просто поест и уйдет.
В холле на софе лежал Урио. Она заглянула и в комнату Эстена, но там было пусто.
Вернувшись к себе, Дия еще долго ворочалась в постели, но толком заснуть так и не смогла. Едва задремав, услышала звон посуды из кухни и, в надежде, что вернулся Эстен, сбежала вниз.
-- Я разбудил вас, -- с виноватым видом сказал Влад.
-- Нет, -- Дия запыхалась от бега, -- я думала, это брат.
-- Вы промчались мимо него, он спит в большой комнате.
-- Нет, это Урио. Я жду Эстена, он не вернулся ночевать.
-- Вы думаете, что-то случилось? Вам накладывать, кстати?
-- Нет, я не ем так рано. А брат и раньше задерживался.
-- Ваш брат ездит на работу? -- Влад занял место Эстена за столом.
-- Нет, -- Дия по привычке села напротив. -- Он исследует Долину.
-- Он топограф? Геодезист?
-- Что это?
-- Ну, это из тех, кто рисует местность и делает карты.
-- Зачем кому-то карта Долины?
-- Видимо, поэтому ваш брат и не работает топографом, что это никому не нужно, -- улыбнулся Влад и снова занялся завтраком.
Теперь, при свете дня Дия могла получше рассмотреть его. Лицо Влада было грубоватым, он скорее походил на крестьян из деревни, нежели на ее породистых предков. Бугры на лбу, толстоватая переносица, щеки, покрытые неровной щетиной. Еще он неправильно держал вилку: не пальцами, а всей ладонью, приподняв над столом локоть. Дия обратила внимание на его руки: очень крупные, загрубевшие, немного неуклюжие, они постоянно натыкались на предметы вокруг.
-- Может, вам нужно чем-нибудь помочь? -- Влад уже закончил с едой. Починить там что-то. Нет, здесь, конечно, многое не мешало бы починить, но я имею в виду из очень нужного. Я, знаете ли, не люблю оставаться в долгу. И я механик, так что действительно могу помочь. Правда, по моей части у вас тут негусто.
Дия полагала, что после завтрака Влад попрощается и уйдет, но он раздобыл какие-то инструменты, вытащил на середину холла несколько стульев с креслами и принялся их чинить. Стук молотка разносился по галереям замка, тревожа пыльные портреты. Вечером пришла стряпуха и удивленно поцокала языком, глядя на груду мебели.
-- Вы бы сказали, что нужно, я бы давно мужиков пригнала починить, -- с укоризной сказала она.
Перед сном они сидели в холле, Урио, как всегда, в зеленом свете абсента, Дия -- подобрав ноги на софу. Влад занял одно из отремонтированных кресел. Наверное, он чувствовал свою неуместность: отодвинулся в тень и явно не знал, куда девать руки. Наконец, что-то пробормотал и поднялся наверх.
На следующий день Дией овладело беспокойство. Эстену и раньше случалось ночевать вне дома, когда его чересчур увлекало исследование Долины, но дольше пары дней он не отсутствовал. Теперь же пошел третий.
Чтобы не пропустить его возвращение, Дия перебралась со своими книгами в холл. Она переворачивала страницы, то и дело обращаясь глазами к двери. Влада в холле не было: этот беспардонный незнакомец, вместо того, чтобы, наконец, удалиться, принялся вырубать кустарник, захвативший лужайку перед замком, и Дия досадовала, что стук топора заглушит шаги Эстена. Они прекрасно обходились узенькой тропкой, петляющей среди зарослей к воротам с выпавшей калиткой. В сумерках Дия не выдержала и вышла встречать кузена. Она долго топталась на дороге к деревне, всматриваясь в даль до боли в глазах, и вернулась в замок, когда уже совсем стемнело.
-- Отчего вы тревожитесь? -- спросил Влад.
-- Брат никогда так не задерживался.
-- Думаете, что-то случилось?
-- Я не знаю. Но мне кажется, что да.
Урио ударил по клавишам, и его длинные пальцы заметались, высекая искры. Грозная, предупреждающая музыка разнеслась по темноте, то взмывая к драконам на потолке, то, опускаясь тяжестью на плечи.
-- Завтра мы поищем вашего брата, -- Влад встал и, как показалось Дие, неловко поклонился: головой и сутулыми плечами.
Дия толкнула рассохшуюся дверь и оказалась в библиотеке. Это было огромное помещение, больше него только холл. Стены скрывались за высокими, в два человеческих роста, стеллажами со множеством книг, старых, пожелтевших. Те, что стояли ближе к окнам, и вовсе разбухли от сырости. Марта берегла дрова и никогда не топила здесь.
Обычно Дия выбирала что-нибудь с ближних полок, но сейчас пробежала к дальней стене, где стояли приземистые шкафы с бумагами, и начала выдвигать ящики один за другим. Сначала она пыталась просто перебирать содержимое, но потом принялась выворачивать его на полуистлевший ковер. Она листала, переворачивала, отбрасывала в сторону бумаги и тянулась к новому ящику. Ей попадались пачки писем в выцветших лентах, тяжелые гроссбухи, из которых выпадали разграфленные страницы, акварельные портреты, ученические тетради с выцветшими чернильными кляксами, плесневелые записные книжки... Наконец, она нашла, что искала:старую карту Долины, ей было лет двести, не меньше. Она протерлась на сгибах, один квадрат оторвался в руках. Но, так или иначе, здесь нанесены крепости Долины, пусть не все, пусть только крупнейшие, но остальные помогут отметить крестьяне.
Сельский староста долго убеждал Влада и Дию, что сейчас, в разгар пахоты, никто не может отправиться на поиски. Наконец, после долгих препирательств, выбрали восьмерых человек. По двое они направились а Слоновой, Синей, Кротовой и Зубчатой крепостям, обязавшись по дороге осматривать все часовни и сигнальные башни.
-- Вы не поедете с ними? -- спросила Дия у Влада.
-- Нет, -- ответил он, -- я все равно не знаю местность, от меня будет мало толку.
Он стоял над пианино, разложив на крышке карту. Красным карандашом поверх старых чернил на ней безжалостно прочертили пунктирные линии маршрутов.
-- Почему вы вообще нам помогаете? -- Дия подняла на него глаза.
Влад помолчал.
-- Потому что сами вы и не представляете, как его искать. А от вашего братца Урио, который сейчас дрыхнет наверху, и вовсе никакого толку.
Дия смешалась.
-- Нет, я имела в виду... Почему вы остались здесь?
-- Хотите, чтобы я ушел?
-- Да нет же! -- Дия замотала головой.
-- Я остался, -- Влад оперся локтями о пианино, -- потому что мне интересно за вами наблюдать. Впервые вижу людей, которые дышат, ходят, едят, но не живут.
-- Я вас не понимаю.
-- На пути в деревню я видел кладбище и ваш семейный склеп. И вы, сидя здесь, в холле, так же мертвы, как и ваша маменька и все остальные, кто лежит там. Еще немного, и крыша над вашими головами рухнет, и тогда сходство станет абсолютным.
-- Что вы такое говорите! -- Дия вскочила и принялась ходить по холлу. -- Вы помогаете с поисками, я благодарна вам, но это не дает вам права... -- она остановилась перед древом на стене и обернулась. -- Почему вы так решили?
-- Да потому что так и есть! -- Влад обошел пианино и сел на стул Урио. -- Цепляетесь за свои развалины, которые вот-вот вас похоронят, и даже не пытаетесь выглянуть наружу, за пределы Долины. А ведь там тоже есть жизнь!
-- Вы не понимаете! -- Дия покачала головой. -- Здесь жили наши предки, -- она дотронулась до ствола на стене. -- Здесь все, что мы есть!
-- Что это -- все? Драные ковры? Пыльные картины? Книги, на которых и букв-то не видать? Здесь все мертво. За что цепляться?
Дия зажала руками уши и пригнула голову, поджав плечи.
-- Посмотрите на Урио, -- Влад поднял с пола бокал и поставил на пианино. -- Как бы вам ни было горько сознавать, он же растение. Самое настоящее растение. Его не волнует даже пропажа Эстена, он только и делает, что пьет и играет. Думаете, он заметит, если вы вдруг покинете замок?
-- Замолчите! -- раздраженно выкрикнула Дия. -- Не смейте так говорить! -- она быстро прошла мимо Влада, поднялась по лестнице и хлопнула дверью своей комнаты. Злость на Влада, беспокойство за Эстена -- все разом навалилось на нее, плечи затряслись от рыданий, и Дия упала на постель, зарывшись лицом в подушки. Она долго плакала, по-детски завернувшись в одеяло с головой, пока, совсем измучившись, не забылась дремотой.
Среди ночи она проснулась и некоторое время прислушивалась к тишине, которую нарушало лишь надтреснутое тиканье часов. Все эмоции разом ушли, и Дия ощущала странное спокойствие.
"Что же я не волнуюсь?" -- спросила себя Дия. Казалось, она выплеснула все вечером, и теперь не осталось ни гнева, ни тревоги.
"Неужели он прав? Я ничего не чувствую оттого, что я... -- слово "мертва" не хотелось произносить даже в мыслях. -- Неправда, неправда, что он может знать. Он чужак, он пришел из... -- тут Дия сконфуженно поняла, что за три дня она не задала Владу ни одного вопроса. Она резко села в постели и сжала виски руками. -- Это ни о чем не говорит. Расспрошу его утром, только и всего. Он какой-нибудь крестьянин или что-то вроде этого. Или нет, он говорил какое-то слово..."
Спать не хотелось абсолютно. Чтобы скоротать время до утра, Дия зажгла свечу и свесилась с кровати, выбирая книгу. Невольно вспомнилась вчерашняя груда в библиотеке: разбухшие списки, портреты и... письма. Дия нахмурилась. Среди прочего, ей попалась тоненькая пачка, перевязанная обрывком кружева. Кажется, они были адресованы ее матери. Но кто мог ей писать?
Дия никогда не была в библиотеке ночью. Окна смотрели на север, и луна не освещала огромное помещение. Стеллажи-великаны таяли под потолком, бумаги по-прежнему лежали на полу. Поставив свечу на комод, она принялась шарить в пыльном ворохе. Ей пришлось перевернуть всю груду, пока она не нашла, что искала. Кружево оборвалось в руках и кусочки рассыпались по бумагам. Писем было немного, всего около десятка, на каждом -- размашистая надпись: "Эмия, Серебряный замок".
Вернувшись в спальню, Дия уселась с письмами на кровать. Привычка читать книги с конца взяла свое: Дия достала из нижнего конверта сложенный вдвое листок и увидела портрет матери, сделанный тушью. Не такой мастерский, как гобелены и полотна в коридорах, но это совершенно точно была она: высокий чистый лоб, тонкая линия носа, крупные спокойные губы. Под рисунком всего несколько строк: "Я все еще жду тебя. Ответь мне, а если нет -- я пойму. Алатин". Алатин? Единственный носитель этого имени, которого она знала, боролся с драконом в Пресветлом зале. Родоначальник, заложивший основы Серебряного замка, прославивший свой дом. Вопреки обычаю, больше никого в их семье не называли этим именем, подчеркивая, что Алатин может быть лишь один, что сравниться с ним никому не дано. В роду было множество Эстенов и Урио, была дева-воительница Дия, но имя первопредка оставалось неприкосновенным. А теперь появляется незнакомый мужчина, который писал матери и называл себя в честь их прародителя. Кто этот самозванец?
Дия вздрогнула. О чем она думает? Эстен пропал, кто знает, может, он уже умер, а она сидит и читает старые письма, да ломает голову над тем, что не имеет никакого значения. Скорей бы утро, оно могло бы принести вести. Дия смахнула письма с подушки, задула свечу и легла. Через пару мину ей пришло в голову, что, возможно, вечером, пока она спала, что-то уже стало известно, и надо бы разбудить Влада и спросить... На этой мысли она и уснула.
-- Барышня, барышня! -- это служанка трясла ее за плечо. -- Влад велел разбудить вас, они едут искать господина Эстена! Он провалился в подземелье в Кротовой крепости и пропал!
-- Как, как провалился? -- бестолково повторяла Диа, путаясь в рукавах платья.
Солнце еще не взошло, и в кухне царил полумрак. Обеденный стол выдвинули на середину, и за ним сидели крестьяне. Через окно доносилось нетерпеливое ржание лошадей.
Пока шли сборы, Влад наскоро рассказал новости. Все искавшие вернулись ни с чем, кроме посланных к Кротовой крепости. Поздно вечером наконец прискакал один из двоих, Малый Захария, внук старосты. У крепости они нашли привязанную Эстенову лошадь, а в самих развалинах -- провал в земле. Спустившись по веревке, они долго звали Эстена, но никто так и не ответил. Тогда Малый Захария вытянул жребий и пустился в замок -- оба они не желали оставаться в одиночку среди мрачных камней.
-- Я поеду с вами, -- решительно заявила Диа.
К крепости подъехали около полудня, и Малый Захария подвел их к провалу меж каменных стен. Его товарищ не скрывал своей радости при виде людей. Мужчины разделились на группы и принялись исследовать подземелье, то и дело выкрикивая: "Господин Эстен! Господин Эстен!"
Дия осторожно подошла к краю и заглянула вниз. По дороге подземелье рисовалось ей чудовищной бездной с острыми скалами на дне. Но яма была глубиной около трех человеческих ростов. Она определенно была рукотворной: по краям кое-где торчали бревна, служившие ранее потолочными опорами этой пещере. Верно, они, одряхлевшие, и подломились под ногами Эстена: Дия показалось, что она видит деревянный обломок в полумраке на дне.
-- Вам бы отойти, барышня, -- это был приятель Малого Захарии, ночевавший у земляной ловушки, -- вдруг земля осыпется.
День показался бесконечным. Дия то стояла над провалом, вглядываясь в темноту, то слонялась бесцельно среди развалин, машинально собирая цветы, то сидела в тени на одеяле, временами глядя вопросительно на Влада. Тот молча качал головой -- новостей нет. Мужчины сменялись, перекрикивались между собой в темноте. Куском мела чертили на плоской плите линии переходов. Паутина все разрасталась, казалось, ей не будет конца.
Один раз Влад подошел к ней:
-- Чтобы попасть в замок до темноты, вам нужно выехать сейчас.
-- Нет, -- Дия вяло мотнула головой, -- я буду здесь.
-- Тут не будет никаких удобств. Ночевать придется прямо на земле, -- возразил Влад.
-- Все равно, я останусь, -- упрямо повторила она, и Влад отвернулся к провалу -- настала его очередь спускаться.
На ночь для Дия соорудили что-то вроде палатки из кольев и одеял. Остальные разместились поодаль на охапках веток, нарезанных вечером. Засыпая, Дия слышала неторопливый разговор о посевной и лошадях, пересказы каких-то деревенских новостей. Время от времени рассказчик понижал голос, а потом раздавались взрывы смеха. "Им все равно, -- с горечью подумала Дия, -- им будет все равно, даже если он... не найдется". На глаза ей навернулись слезы, и она тихонько заплакала, спрятав лицо в жесткое одеяло.
Эстен открыл глаза, но вокруг по-прежнему была тьма. Сверху лилась вода, холодные струи хлестали по спине, по горевшей голове. Внизу, под руками, угадывалось месиво из грязи, камней и травы. С трудом встав, Эстен шагнул и снова упал: правая лодыжка стрельнула болью. С минуту он лежал, переводя дух, а потом слепо пополз вперед, словно новорожденный щенок. Вскоре он почувствовал, что дождь уже не бьет его по спине, а еще через время уперся в стену. Опершись о нее, Эстен поднялся на ноги и перевел дух. Из заплечного мешка достал стеклянный керосиновый фонарь и зажег.
Оказалось, что он стоял будто под навесом, а дождь шумел, ревел рядом. Огонек разгорелся, но света не хватало, чтобы как следует осмотреться. Но вот сверкнула молния, и на миг показались земляные стены с корнями деревьев, а где-то вверху -- камень. Эстен промок и продрог, нога болела, но он блаженно улыбнулся: значит, слухи не врали, подземные переходы Кротовой крепости -- правда! Он нашел их! Эстен рассмеялся, и шум дождя ненадолго перекрыло эхо. Нашел, нашел!
Однако надо было решать, что делать дальше. В этой темноте ничего не оставалось, кроме как дождаться утра, прежде чем что-то предпринимать, а значит, следовало позаботиться о ночлеге. Ведя рукой по стене, Эстен двинулся кругом, обходя дождь. Он почувствовал, что пол под ногами приподнялся, и, коснувшись его ладонью, убедился, что здесь сухо. Тогда он поставил фонарь на землю, сбросил одежду и принялся растираться.
Когда рассвело, Эстен наконец смог оглядеться. Он находился в просторной четырехугольной камере, в двух стенах которой зияло по черному провалу коридора. Углы подпирались каменными колоннами, а под потолком тянулись деревянные балки. Свет лился из зиявшей в потолке дыры с неровными краями. Видно, одна из балок подломилась, отчего и не выдержал потолок. Дерево? Если верить легендам, Кротовой крепости более двух тысяч лет. Какая древесина выдержит такой срок?
Подойдя к одной из колонн, Эстен коснулся ее рукой: камень зарос мхом, но под ним пальцы угадывали выпуклый узор. Достав нож, он счистил мягкий слой и увидел на камне герб своего рода: отрубленную голову дракона на щите.
Прислонившись к колонне, Эстен задумался. Из замка он ушел вчера утром, а значит, забеспокоятся только завтра. Дия знает лишь примерно, куда он собрался, поэтому помощь вряд ли придет быстро. Попробовать выбраться самому? Высота стен составляла около трех человеческих ростов. Оставалось найти выход их подземелья -- где-то же он должен быть!
Один из коридоров плавно шел вверх, и Эстен выбрал его. Фонарь давал достаточно света, чтобы разглядеть все приближающиеся друг к другу стены, с выпирающими из них корнями. Но вскоре коридор окончился нагромождением камней: давным-давно кто-то пытался скрыть вход и завалил его.
Вновь пересекши зал с колоннами, Эстен остановился перед входом в галерею, ведущую вниз. Буквально через пару шагов все тонуло в непроницаемой тьме. Как долго она тянется и куда выводит? Но другого пути не оставалось, и, подняв фонарь повыше, Эстен шагнул в вязкую грязь. Ночью в этот ход стекали потоки воды, и земля с чавканьем налипала на ботинки. В переходе потолок значительно снизился, и Эстен мог дотянуться до него рукой. Из стен торчали ржавые держатели для факелов.
Ход времени совершенно не чувствовался, Эстен не мог сказать, сколько часов он шел по туннелю. Сильно беспокоила нога, на которой то и дело ослаблялась кое-как наложенная повязка. Ноющая боль не прекращалась ни на минуту, а, если на пути попадался камень или неровность, острая вспышка пронизывала все тело. Поначалу Эстен считал шаги, чтобы хоть примерно знать, как далеко он от зала с гербом, но вскоре сбился и бросил.
Иногда туннель раздваивался или пересекался с другими. На каждой развилке стояло по каменному столбу с выпуклыми рисунками и словами, по-видимому, на одном из мертвых эльфийских языков. Но Эстен не мог их читать и просто решил сворачивать только вправо, чтобы не тратить время на выбор между одинаковыми земляными кишками. Кроме того, случись возвращаться в зал с гербом, будет проще найти дорогу.
Позже он почувствовал голод. С вечера осталась лишь пара бутербродов да яблоко. Бурдюк был почти полным, но воду все равно следовало беречь. Прямо на ходу он откусывл маленькие кусочки яблока и не жевал их, а держал во рту, медленно рассасывая. Иногда делал привалы и, чтобы экономить керосин, гасил фонарь.
На ночлег Эстен расположился в небольшой камере, скорее, расширении коридора. Отчего-то ему показалось, что уже должна быть ночь, и он лег просто на пол, ногами вперед, чтобы не сбиться с направления. Когда размотал повязку, оказалось, что голень распухла. Оставив ногу незабинтованной, он погасил фонарь и закрыл глаза. Хватились ли его в замке или еще спокойны? Что станут делать, заподозрив беду? Эх, зачем он не сказал Дие, куда именно собрался? Она ведь совсем не знает Долины, она не бывала нигде дальше деревни.
Но вскоре мысли потекли по другому руслу. Подземелье... как оно осталось сохранным? Ведь его создали двадцать веков назад, а он встретил только один завал, явно рукотворный. Для чего вырыли эти туннели? Только ли для сообщения между крепостями? Да и если для этого, то почему до пор он не нашел выход? До ближайшей, Слоновой крепости, около трех часов неспешной рысью, до Зубчатой -- не более пяти.
Так он и шел в темноте, хромая, то и дело ослабляя пламя фонаря. Колонны, эти немые стражи, поджидали его на каждой развилке. Он постепенно начал злиться на них, будто они нарочно скрывали направление, заставляя кружить вокруг Кротовой крепости -- да, Эстен был совершенно уверен, что движется по кругу, еще пара-тройка поворотов, и он увидит зал с проваленным потолком. Жалкая еда давно закончилась, пустой бурдюк он выбросил, и к боли в ноге прибавилась несмолкающая резь в желудке, тошнота и невыносимая сухость во рту.
Эстен едва волочил ноги, привалившись к правой стене. Много сил уходило на то, чтобы удержать в пальцах едва-едва горевший фонарь. В какой-то миг он закрыл глаза, а когда открыл, вокруг была непроницаемая, бесконечная тьма. Эстен прислушался. Ничего, кроме сводящей с ума тишины. Ничего. Теперь можно лечь и лежать, лежать... Но нет, он зачем-то продолжил переставлять ноги, здоровую и больную. Иногда он проваливался в забытье и приходил в себя, задев ногой выбоину. Сколько еще он так протянет, пока не выбьется окончательно из сил и не умрет от голода и жажды вод Кротовой крепостью?Да, он снова пришел сюда, наверное, сделал круг подо всей Долиной. Вон, впереди голубеет неясный свет зала с гербом.
Еще несколько десятков мучительных шагов, и стало ясно, что свет другой природы: не тепло-солнечный, а призрачный, синеватый, и лился он не только сверху, а отовсюду разом. Стены, пол, потолок -- все излучало мерцание в этой странной камере, меньшей, чем та, с гербом. А когда Эстен оказался внутри, он увидел вокруг не землю: помещение было вырублено в камне, испещренном светящимися точками.
Нетвердым шагом Эстен пересек камеру и замер у дверей в дальней стене. За ними царил все тот же голубоватый полумрак, но теперь узкие ступени круто вели вглубь, еще дальше вглубь. Над входом Эстен увидел рельефную драконью голову на щите, а под ней -- короткую надпись на мертвом языке. Здесь он не нуждался в переводе. Без сомнения, это был их фамильный девиз, вместе с гербом унаследованный от Алатина Драконоборца: "Пламя в прах".
Занося ногу над ступенями, Эстен уже знал, что найдет внизу. Величайший герой Алатин прожил долгую жизнь, о его подвигах слагались легенды. Но смерть его была овеяна тайной, тело первопредка не лежало в склепе близ Серебряного замка, и многие потомки искали место его последнего упокоения.
На последней ступеньке больная нога подвернулась, и Эстен оказался на полу. Все тот же призрачный голубой свет, все тот же камень вокруг, но в центре зала на постаменте высотой в локоть возвышался саркофаг. Не вставая, Эстен разглядывал высеченных на стенках всадников и драконов, отороченных орнаментом. Здесь, здесь лежит его предок, он, Эстен, пришел к нему умирать.
Горький смех вырвался из груди. Да, он сделал круг. Все они сделали круг: Урио Громоподобный, дева-воительница Дия, не меньше дюжины Эстенов разных веков. Сейчас их измученный потомок лежит у ног прародителя и лучшей участи, наверное, нельзя и помыслить...
Его нашли на следующий день. Малый Захария и еще двое крестьян с факелами наткнулись на галерею, приведшую их в склеп, где на полу без сознания лежал Эстен. Он весь горел, нога сильно распухла, и его пришлось сначала нести, а потом поднимать на веревках. Когда Диа, разрыдавшись, припала к нему, он открыл глаза и прошептал воспаленными губами:
-- Я нашел Алатина... Слышишь... Нашел Алатина...
Ему соорудили грубые носилки из веток, укрепили между двумя лошадьми и отправились в обратный путь.
Всю ночь Дия просидела у постели Эстена, прислушиваясь к его мирному дыханию и время от времени касаясь пальцами складок одеяла. Лекаря в Долине не было, но служанка перевязала ему ногу и сказала, что он просто наголодался, блуждая по переходам. Утром Дия принесла наверх завтрак, и, как раньше, улыбалась, глядя на макушку Эстена.
-- Тебе было страшно там? -- спросила она.
-- Иногда, -- Эстен склонился над подносом, -- Но потом я нашел Алатина. Чего бояться?
-- Зачем ты ушел вглубь? Искал выход?
-- Да, я ведь не знал, когда вы появитесь: ты, крестьяне и этот нездешний человек. Я уже думал, что умираю, у меня закончилась и еда, и керосин. И тут, прямо как в сказке...
Дия опустила глаза. Да, да, ясно, что он сейчас скажет: он нашел Алатина. Вдруг она почувствовала, как покалывают уголки губ, будто ее улыбка была принужденной. Оставив Эстена, она спустилась вниз. Софа гостеприимно скрипнула пружинами.
-- Вы здесь? -- это Влад показался в дверях. Как в первое свое появление, только тогда лил дождь, а сейчас светило солнце и пылинки-искорки кружили по холлу. -- Я завтра ухожу, ведь я не нужен больше.
-- Вы можете оставаться сколько угодно, вы нам так помогли, -- поспешно ответила Диа. Она вдруг почувствовала, как усталость последних дней навалилась на плечи, и закрыла лицо ладонями. Там, наверху, сидел Эстен, но он был так же далек от нее, как если бы все еще блуждал по Кротовой крепости.
Под ногами Влада заскрипели половицы. "Таммм..." -- это он нажал клавишу на пианино.
-- Я только хотел сказать... на прощание... Я ведь тогда серьезно говорил про замок и про склеп... Скажите, отчего вы не хотите уйти отсюда?
Наступило молчание. Не отнимая рук от лица, Дия смотрела сквозь щель между пальцами, как Влад переминался с ноги на ногу и чертил пальцем узоры на пыльной крышке пианино. Наконец, Дия отвела ладони.
-- Почему вы спрашиваете?
-- Потому что вы нравитесь мне, -- просто ответил Влад.
Гнетущее молчание снова затопило холл. Дия с горечью подумала, как долго она ждала этих слов, но не от неуклюжего незнакомца. Влад словно угадал ее мысли:
-- Я знаю, я видел, как вы смотрите на вашего братца, да только он мальчишка. Этот покойный рыцарь, Алатин, интересует его больше, чем вы. Уйдемте отсюда.
-- Но куда? -- спросила Дия и тут же пожалела: к чему этот разговор, если она никуда не собирается?
-- Да куда угодно. Сразу по выходе из Долины стоит Обург, сейчас это небольшой городок, но скоро к нему проложат железную дорогу. Вы знаете, что это такое?
-- Нет.
-- Это паровозы. Как дилижансы, только с паром, без лошади, -- Влад взмахнул своими большими руками, рисуя в воздухе паровоз, и снова умолк.
-- Но что я буду делать там, снаружи?
-- Я что вы делаете здесь?!
Раздался негромкий стук. Это с потолка оторвался кусочек расписанной штукатурки и рассыпался по полу.
-- Впрочем, это ваше право, -- отрезал Влад и, отвернувшись, снова вышел во двор.
Дия поднялась по лестнице: каждый шаг давался ей с трудом, лицо горело, голова шла кругом. Добредя до своей комнаты, она легла на постель и зарылась лицом в подушки. Что он такое говорит? Как можно покинуть это все? Здесь братья, здесь могила матери... При этой мысли Дие стало стыдно -- она так давно ее не навещала... Почему ее сейчас нет рядом, она бы обязательно сказала нужные слова. При этой мысли Дия подняла голову и уперлась взглядом в письмо, валявшееся на полу и подписанное размашистым почерком. Съехав боком с кровати, она присела на корточки и принялась торопливо собирать письма среди разбросанных книг. Вот они, все десять. Дрожащими руками она разворачивала пожелтевшие листы.
Алатин звал Эмию. Звал уехать из замка, покинуть Долину. Письма были датированы, и Дия разложила их по порядку. Сначала он был уверен, что Эмия согласится, описывал ей дом с цветущими вишнями, рисовал на полях розы. Потом пришло нетерпение, тревожные вопросы, просьбы... Алатин был готов приехать в замок и помочь со сборами, но, верно, ответ Эмии останавливал его, и он снова обещал ждать, сколько потребуется. Эти письма приходили каждую неделю, но потом настал месяц молчания, увенчавшийся прощальной запиской: "Я все еще жду тебя. Ответь мне, а если нет -- я пойму. Алатин".
Дия еще раз взглянула на дату. Ей было пять лет, когда пришло это письмо. Отца уже четыре года как не стало. Кто этот загадочный Алатин, который любил ее мать, и которому она так и не ответила? Как могло получиться, что его звали, как их легендарного предка, лежащего под Кротовой крепостью? Сердце Дии забилось чаще. Сжав письмо, она помчалась в библиотеку.
Книг было море, в кожаных, холщовых и даже деревянных переплетах. На многих стерлись золотые надписи, и оттого поиск продвигался медленно. Дия снимала с полок книги об Алатине и складывала на пол рядом с грудой бумаг из комода. Их набралось множество: описания подвигов, хроники военных походов, стихи, сочиненные им. Дия была не уверена, что собрала все, что было, но решила пока начать с этих. Сидя тут же на ковре, она переворачивала пыльные, обтрепанные и кое-где погрызенные мышами страницы. Чернила во многих местах выгорели, и читать было тяжело. Многое Дия уже знала по рассказам матери и служанки. Но Алатин жил более двухсот лет и совершил бесчисленное количество подвигов, за что и получил имя Драконоборец.
Солнце уже перевалило за полдень, а Дия все еще ничего не нашла. Пальцы покрылись налетом от бесконечных пыльных страниц, и она уже начала отчаиваться, когда в толстенной книге с оторванной обложкой нашла сложенный вдвое лист бумаги. Дия знала точно: это оно. Желая продлить миг торжества, она отложила письмо в сторону. Страницу украшала миниатюра с неясными очертаниями. Как ни силилась, она не смогла разобрать нарисованное. Текст тоже сильно выцвел, листы были покрыты бурыми пятнами, но, продираясь через цветистые обороты, она прочла:
"Однажды, возвращаясь из дальнего похода, Алатин заблудился в лесу. Случайно набрел он на незнакомую дорогу, которая вывела его к замку с высокой башней. Из окна глядела красивая, но печальная дева.
-- О, мои молитвы услышаны! -- воскликнула дева. -- Явился доблестный рыцарь и он освободит меня от тягостного заточения! Умоляю, спасите меня от чудовищного змия, что заточил меня в этой башне!
И в тот же миг солнечный свет померк, ибо огромные черные крылья закрыли небо. Страшный скрежет оглушил Алатина, но он схватил копье и ринулся навстречу чудовищу.
Долго длилась битва. Трижды Алатин едва не оказывался повержен, и трижды он уходил от гибели. Копье сломалось о броню, и рыцарь обнажил меч, которым и поразил чудовище. Отрубленная голова дракона рухнула наземь, источая серу и яд.
И воскликнул Алатин:
-- Прекрасная леди! Ваш тюремщик повержен! Вы свободны! Спуститесь же вниз, и я препровожу вас домой!
-- Истинно так, -- отвечала дева . -- Мерзкое чудовище мертво, за что я благодарна вам, о мой отважный спаситель. Теперь же я в безопасности и ни к чему мне покидать башню.
-- Неужели вы не хотите покинуть свою темницу, где провели столько тягостных дней? -- удивился Алатин.
-- Нет, доблестный рыцарь, -- сказала она. -- Мне по нраву моя светелка с окном и тишина в башне не гнетет меня.
Долго еще Алатин увещевал спасенную деву, но она оставалась непреклонна. Тогда Алатин сел на коня и продолжил путь домой".
Дия подняла голову от книги. Слезы, душившие ее, полились по щекам, закапали на страницу, размывая и без того блеклые буквы. Она долго плакала, сидя на полу среди ветхих книг? К чему читать письмо, горький ответ, который она так и не отправила. И все же Дия потянулась за листком и развернула его.
"Дорогой мой Алатин! Ты ждешь меня, мой рыцарь, ты зовешь меня покинуть мрачную башню, и клянусь, больше всего на свете я хотела бы так поступить. Тысячи раз, перечитывая твои письма, я готова была оставить замок, но словно множество нитей удерживает меня. Шепоты и призраки в галереях, неясные тени в башнях -- все здесь дышит мной, все связано со мной через многие сотни предков, с которыми я делю кровь. Я не в силах прервать эту связь, и лишь глядя на мою дочь, что звонким смехом оглашает могильную тишину, я надеюсь, что ей достанет мужества сделать это. Прощай. Эмия".
День обещал быть жарким. Дия шла на пару шагов позади Влада. В руках он нес по сумке, грубоватой и нескладной. Накануне вечером Дия кое-как сшила их из одеяла. Стряпуха все утро причитала, услышав об их отъезде. Беспрестанно коря, что ее не предупредили заранее, она совала им то бутерброды, то курицу, то яблоки, а перед самой разлукой обняла Дию и разрыдалась. С братьями Дия прощаться не стала.
Решено было нанять лошадей в деревне да взять с собой человека, чтобы отогнал их обратно от края Долины. Оттуда, по словам Влада, за пару часов они доберутся пешком до Обурга, где он собирался наняться на работу механиком. Дия не поняла, что это такое, хотя вечером Влад показывал ей какие-то замасленные инструменты. Ее собственное будущее казалось ей туманным, но сквозь этот туман проглядывало солнце.
Она посмотрела на сутуловатую спину Влада. Он шагал широко и размеренно -- видно было, что ему не очень-то нужна лошадь, он и пешком без труда доберется. Позади них, в замке, оставался Эстен -- наверное, ему уже рассказали об уходе Дии. Интересно, опечалится ли он? Впрочем, это не важно, наверное. Мысли снова вернулись к Владу. За недолгие шесть дней этот человек изменил ее жизнь бесповоротно. Дия и предполагать не могла, что появится человек, способный та всколыхнуть ее жизнь и переменить мерное течение, вывести его за пределы Серебряного замка и устремить за пределы Долины. Но, обсуждая отъезд и дальнейшие планы, они ни словом не коснулись сказанного утром в холле.
Влад, ушедший незаметно вперед, теперь остановился, и, обернувшись, ждал ее. Солнце било ему в глаза и он щурился, смешно морща нос. Дия вдруг почувствовала, что улыбается -- не губами, а всем своим существом. "Кто знает, -- подумала она, -- кто знает..."
![[http://virink.com/profile/marsianka]](/img/a/ambrosowa_e_a/postfantasystory/5fkfjxgb7ig.jpg)