Аннотация: Рассказ второй из серии "Шесть магических антонимов".
Амари
Шесть магических антонимов
Антоним второй: Мост меж временами.
Вода уходила под мост, шипя и негодуя, что ей приходится скрывать свое змеиное гибкое тело под каменным сводом - так моднице трудно носить траур. Пенистые струи цвета светлого вина лизали камни моста, завивались в маленькие, едва заметные глазу водовороты. От постоянного соприкосновения с водой опоры окрасились темным, на них появились уродливые пятна налета, сине-зеленых водорослей. Мараш стоял на мосту Трех Львов, спиной к океану. За ним по брусчатке шли люди, двигались небольшие повозки с зеленью и рыбой - крестьяне везли их на рынок. Хотя Лаэрра была главной торговой цитаделью, за городом, в засушливых землях степей жили крестьяне, которые пытались как-то орошать землю и выращивать овощи и виноград. Местное слабое вино напоминало сидр, его пили матросы в тавернах Гавани, но господа побогаче предпочитали маагский ром и вина с Востока. Маага, королевство к западу от Лаэрры, прославилось, главным образом, ромом и особой школой фехтования. Издревле у Лаэрры были дела с Маагой, одно время они даже были объединенным государством - до того, как в Лаэрре стала править своя династия.
Вода несла с собой мелкие ветки вишни, лоскутки и тряпки, соломинки, упавшие в нее выше по течению. Ижер тек в городе, что налагало на него свой отпечаток: берега были ограждены светло-коричневым камнем, перекрыты мостами, часть воды отводили по специальным водоводам в сады. Мараш гораздо больше любил Ижер степной - широкую реку с сильным течением, чистую, со сладковатой водой. Когда Ижер разливался, луга в пограничье затопляло, потом на них оставался ил, который питал растения. Вот почему за эти земли всегда идет борьба между Анварной и Лаэррой.
Но здесь, в городе, Ижер сохранил свой непокорный нрав - иногда, во время дождей, он разливался, затоплял дома около Гавани, сады, дороги, и тогда стражникам приходилось спасать жителей, очищать улицы, помогать обездоленным.
На руку, лежащую на перилах моста, упала дождевая капля. Мараш задрал голову и посмотрел на перистое, рваное небо. Тучи хмурились, собираясь, укутываясь в мантию облаков. Кочевники в пограничных степях говорили, что в таких тучах ... что это и не тучи вовсе, а злой дух, а вокруг него - неприкаянные души, превратившиеся в серый туман, эта кавалькада скачет по небу, накликая дождь, грозу, град, мор и другие несчастья. Когда-нибудь, когда дух обретет того, кого он ищет, призраки сойдут на землю, и наступит конец света. "У кочевников всегда оптимистичные легенды", - усмехнулся уголком рта Эдрик Айсент.
*
Путешествуя по Мааге, неизбежно сталкиваешься с обычаями и традициями этой страны. Если ты не соглашаешься со странствующим рыцарем, что его Эзавета прекраснее всех на этом печальном свете, то непременно должен будешь с ним драться - того требует рыцарский кодекс. Если ты будешь при дворе какого-нибудь мелкого герцога, ты обязан прислуживать даме (особенно герцогской жене), совершить в ее честь пару-другую подвигов - того требует рыцарский кодекс. Если ты будешь сидеть на пиру у этого самого герцога де Лони, и повар принесет огромную непрожаренную птицу, ты должен будешь произнести какой-нибудь обет, пусть и самый дурацкий, а потом выполнить его - ибо этого требует тот самый чертов рыцарский кодекс!
Я ехал по степи уже второй день - с тех пор, как миновал последний постоялый двор, не было видно даже малейших признаков человеческого жилья. Про себя я уже клял Маагу, герцога де Лони и всю его семью, а также Люнедд, которая больше всех была виновна в этом.
Герцогский двор поражал меня нравами, отсталостью от жизни и, главное, чудовищной модой. Никогда не придавал значения одежде, но то, что носит сам герцог ужасно, а то, во что одевается его жена, делает эту добродушную толстушку похожей на освежеванного бегемота. Их маленький замок стоит не на горе, как всякий обычный, а сбоку, из-за чего кажется, что он вот-вот свалится вниз и держится буквально последние несколько мгновений.
Я оказался в герцогстве только из-за того, что получил рану в поединке с очередным странствующим рыцарем, пытающимся меня уверить, что маги - деградирующее подобие обычного человека и что в их маагско-рыцарском раю подобных типов отправляют сразу в пекло. Глупо, конечно, единственное, что утешает - ему сейчас гораздо хуже: ему выпало на своей шкуре проверить, берут ли в рай странствующих рыцарей.
Повалявшись немного на поле битвы (окраина какой-то деревни, бурьян выше человеческого роста, вечный степной ковыль, обычная человеческая помойка), я вскарабкался на лошадь, и поехал к ближайшему трактиру, где рассчитывал получить необходимое, запереться в комнате и попытаться чуть подлечить магией раненую руку. Так бы и случилось, не окажись в трактире сам герцог де Лони с женой (разумеется, инкогнито) и служанка герцогини. После моего эффектного появления (пыль, кровь, солома, ковыль, аристократическая бледность, заплетающийся язык и меч у пояса) добросердечный герцог решил, что непременно спасет бедного сэра Эдрика и возьмет его в свой замок для исцеления и отдохновения.
Целую неделю я валяюсь в покое герцогского замка. Это действует скверно на мой и без того скверный характер, да и рана из-за этого подживает медленнее. Здесь недолюбливают магов и искренне верят рыцарям, когда я попытался было полечить себя колдовством, испуганная служанка побежала за стражей. А, кроме того, мне чудовищно скучно!
Должно быть от скуки, но я пишу дурные стихи, болтаю со здешним шутом и ухаживаю за служанкой герцогини. Герцог, кажется, в восторге от моих опусов, для него это в порядке вещей - рыцарь не может колдовать, но может писать канцоны. Спорно, ничего не скажешь, но я предпочитаю молчать, тем более, что я напрямую завишу от добрых хозяев.
Шут - существо странное. До сих пор я никогда не встречал шутов - в Лаэрре это не принято, а точнее - просто не модно.
Шута зовут Карниль, он одет в вечный колпак с бубенчиками и, со вкусом, - в камзол и штаны бордовых тонов. Он уже немолод, в герцогской семье живет полтора десятка лет. На его смуглой морщинистой физиономии грустно-смешная гримаса, которая исчезает с него только когда он вспоминает о чем-нибудь древнем, что близко ему и что он, видимо, искренне любит. Карниль часто навещал меня, пока я лежал, и мы подружились. Он рассказывал мне истории о прошлом герцогства, своей страны, пел старинные баллады - протяжные, заунывные, но по-своему красивые. Я расплачивался новостями о Лаэрре, оказалось, шут ухитрился побывать там когда-то, и теперь мы вспоминали знакомые улицы, дома, площади. Карниль умен, помнит и знает очень многое. О прошлом своем он рассказывать не любит. Кажется, он был астрологом, пока не разорился и не отправился странствовать. Свой философский камень он так и не нашел, потом неведомо каким ветром его занесло в герцогство Лони, где он и остался. Мне грустно видеть его здесь - единственного образованного и умного человека в этом замке, гораздо более мудрого и тактичного, чем все остальные.
Служанка герцогини - дело иное. Она то кажется мне похожей на остальных, то неуловимо другой, будто вовсе не принадлежит этому миру. Люнедд черноволоса и насмешлива, в глазах - веселые искорки, а нос - удивительно изысканной формы. Однако по сравнению со здешним каноном красоты - светловолосыми курносыми девицами, она некрасива. "Луна Люнеттою звалась..." - вспоминается фраза из баллады, которую спел мне шут.
Люнедд - еще один человек, который навещал меня во время моего выздоровления. Однако, появлялась она реже, чем шут, но и разговаривать с ней было интересней - настроение девушки менялось каждые полчаса. Она могла быть грустной, задумчивой, унылой, скучной, но потом все равно становилась собой - той Люнедд, которую успел узнать я.
Как оказалось, она была не служанкой, а чем-то вроде компаньонки - очередной игрушкой, которую держала при себе герцогиня Тармера. Она жила в замке, постоянно находилась при госпоже, но происходила из хорошего рода, что не мешало ей, впрочем, выполнять тяжелую и порой грязную работу. Так уж устроена Маага - этот край кажется мне перевернутым с ног на голову: над ученым насмехается толпа глупцов, а дворянка вынуждена служить.
Маага славится не только вином и драками, но и своими развлечениями. Местная знать, которая три четверти года сидит в своих замках на высоких утесах, по праздникам выезжает на турниры и пиры. Они длятся настолько долго, насколько хватает денег у сеньора, который их устраивает. Иногда он разоряется.
В этом году такой турнир устраивал герцог де Лони. Сославшись на недомогание, я благополучно избегнул участия в схватке, но на пир пришлось пойти. К счастью, меня посадили на дальнем конце стола, возле прочих странствующих рыцарей, а также гадалок, поддельных магов, фокусников, пророков и прочего сброда, который за год скапливался в замках и по мере своих возможностей развлекал хозяев.
Стол напоминал какой-то фантастичный пейзаж с картины, которая висела в кабинете у моего отца. Там горы и долины были изображены составленными из съестного: цесарок, дроздов, запеченных в огромный слоеный пирог, вепревины, длинных жареных рыб, птиц, напоминающих павлинов, но до такой степени измазанных кремом, что узнать их было невозможно, крошеных фруктов, овощей, кальмаров, всевозможных пирогов. Венчал стол неизвестно как здесь оказавшийся тощий цыпленок, поставленный на одну ногу, обложенный зеленью, картофелем и грибами. Его принесли в последний момент и торжественно поставили на стол. Собравшиеся замолчали. На середину залы вышел герольд в пестрых одеждах и возгласил:
- Сию цаплю изловил для герцогского пира доблестный рыцарь Кретьен, дабы мы могли принести свои обеты. Начинайте же, сэр де Лони.
Ощипанного цыпленка пододвинули моему хозяину, тот ловко откромсал от нее кусочек, воздел нож к небу и сказал:
- Во имя сей цапли приношу обет не открывать своего лица и так скитаться по дорогам моего герцогства, пока не истреблю разбойников Рыжего Тобиса! - Все зааплодировали, герцогиня испуганно раскрыла глаза. Впрочем, я сомневался, что герцог выполнит обет. Шайка Рыжего Тобиса грабила купцов, приехавших поторговаться на деревенских ярмарках, и успевала исчезнуть быстрее, чем ограбленные купцы - позвать стражу. Кроме того, они делились изрядной долей добычи с местными крестьянами, а при такой дружбе с последними можно было и не надеяться когда-нибудь поймать Рыжего Тоби.
Цыпленка передали сенешалю герцогства, старому сэру Кидару. Тот пообещал не пить вина и не играть в кости, пока не поможет герцогу исполнить обет. Все опять зааплодировали. Герцогиня обрадовалась.
- Веселитесь, сэр рыцарь? - услышал я и обернулся на знакомый голос. За мной стояла Люнедд в парадных одеждах синего бархата, золотой сетке на волосах и такой же шнуровке по корсажу платья. Ее широкие рукава, синие - от платья, и белые - рубашки, чуть трепетали, реяли в теплом воздухе.
- Нет, какое же веселье без Вас, благородная Дама! Вы посланы самими богами, чтобы объяснить мне, что делают эти добрые рыцари.
Вот в таком стиле изъяснялись в королевстве Маага.
- Сэр Эдрик, эти добрые рыцари приносят обет - они клянутся цаплей и должны выполнить клятву в течение года, иначе прослывут клятвопреступниками и лжецами. Раз в год все рыцари герцогства приносят какие-нибудь обеты, скажем, очистить лес от гоблинов или поймать разбойников. Герцог де Лони считает, что это очень полезный обычай.
- Но я, как чужеземец, конечно не должен буду приносить обет...
- Да, по этикету это не полагается, но герцог сам решил сделать для Вас исключение. Вы ему понравились.
Что сказать - спасибо, дорогой герцог. За то время, пока я лечил свою проклятую рану, я успел соскучиться по Лаэрре и оставленной там работе. Если я принесу обет, придется опять задержаться в Мааге. Не хотелось, очень не хотелось. С другой стороны, почему бы не отплатить чем-нибудь добродушному хозяину, который приютил у себя, поил и кормил совершенно незнакомого ему человека. Сделаю так: принесу обет, быстренько выполню и отправлюсь домой.
- Скажи мне, государыня, - обратился я к Люнедд, - нет ли в округе дела, которым я могу помочь герцогу? Я приезжий и немногое знаю здесь.
Люнедд как-то странно взглянула на меня, ее глаза блеснули - или мне просто показалось?
- Государь мой, вы можете изгнать троллей из Хордского леса, защитить границы от мародеров или сопровождать герцогиню в столицу. Но куда как почетнее будет помочь моей госпоже, леди Фонтана.
- Но я думал, что твоя госпожа - герцогиня Тармера? - Не успел я задать вопрос, как увидел, что цаплю-цыпленка или то, что от него осталось, придвинули ко мне. Герольд ждал моего обета. Я встал, кашлянул и произнес:
- Во имя сей цапли приношу обет не покидать пределов герцогства Лони покуда не помогу леди Фонтана!
Вам никогда не случалось говорить что-нибудь не то при большой толпе незнакомого народу? Тогда вы понимаете, что почувствовал я. Весь зал как-то странно затих, по щекам герцогини пошли бордовые пятна, у герольда затрясся двойной подбородок. Герцог поднялся, сжав губы, словно я только что объявил свой смертный приговор:
- Тогда, сэр Эдрик, Вам придется остаться здесь навсегда.
*
В дорогу меня снаряжал только Карниль. Он же объяснял, как доехать до Фонтана.
- Едешь по степи до леса Ойгорн, там в центре поляна - до нее доведет тропинка, отмеченная белыми камушками, запомни. По другим лучше не ходи, заведут в глушь или в болото, а то что-нибудь похуже приключится. Чем могу - помогу, я знаю там кое-кого, пошлю весточку, так что тебя пропустят. А так - чародейный это лес, герцог и его свита даже упоминания о Фонтане и Ойгорне боятся.
На поляне Фонтан, а рядом с ним могильная плита. Не смотри на письмена - вчитываться в них не советую. Рядом с могилой в траве - серебряный кубок, зачерпни им воды и вылей на могилу. Дальше - по обстоятельствам, что будет потом, я не знаю.
- Никто не говорит? - я попытался сострить на прощанье.
- Нет, никто не возвращается, - у него это получилось лучше. - Только думаю, что тебе повезет, ведь тут одной рыцарской силы мало, а ты мне рыцарем не показался. Скорее уж колдуном. Ну так удачи тебе!
Он затянул ремень седельной сумки, хлопнул меня по плечу. Я вскочил на коня, которого мне подарил герцог, и отправился в путь. Мой единственный друг в этом герцогстве оставался в замке.
*
Степные пейзажи Южной Мааги совершенно не отличаются друг от друга - по степям можно ехать целыми днями, и кажется, что время остановилось и место заколдовано - ты никуда не движешься. Насколько я помнил историю магии, такие фокусы действительно были возможны, но требовали от мага колоссальных затрат энергии. Езда по степям тоже требовала усилий - больше психологических, потому что однообразие пейзажа влияло не лучшим образом. Однако мне было легче, чем тем беднягам, которые вынуждены были ехать здесь впервые: Корнион, наше родовое поместье находится в почти таких же степях, а там я совершал долгие прогулки верхом. И еще я мог отвлечься, воображая очередную главу исследования магической антонимии - это была моя дипломная работа. Так я задумался и не заметил, как на горизонте появилась темная полоска леса, которая все приближалась и приближалась.
Заночевали мы с конем на опушке - ночью в лес мне входить не хотелось: можете считать это трусостью или желанием обезопасить себя. Да, я не двухметровый рыцарь с двуручным мечом, который покрошит все в салат, а потом уже задумается, что он сделал. Физические данные, увы, не те, да и желания заниматься подобными вещами не возникает. Ибо чем различаются рыцари и маги? Тем, что первые сначала рубят, а потом уж думают, а вторые сначала думают, потом колдуют, а потом опять думают и расколдовывают. Старейший университетский анекдот.
Стреножив коня, я вынул из поясной сумки тряпицу, в которой лежали темный камень и голубоватого цвета палочка, напоминающая обычный мел. По сути, она делала то же самое, что и мел. Только могла писать на любых поверхностях и не стиралась так просто. Техника изготовления этого вещества - оно называлось целетин - очень проста, надо облагать минимумом способностей и терпения. Каждый маг изготовляет целетин для себя, учитывая свои личные потребности - он может заставить его светиться в темноте, распространять неприятный (или приятный) запах, отпугивать комаров (и такое бывает), гореть, разбрасывая искры и другое. Целетин моего товарища по Университету, например, мурлыкал мелодии популярных песенок. Маги очень интересные люди, если познакомиться с ними поближе, не размахивать двуручными мечами у них под носом и закрывать глаза на их маленькие слабости.
Мой голубоватый мелок оставлял светлую линию в воздухе, тонкую, но не гаснущую и не растворяющуюся. Комаров он не отпугивал, а жаль - здесь, в очерченном круге, их были сотни, они роились над костерком, садились на руки и на шею, лезли в уши и нос. Пришлось произнести старинное, но действенное заклинание на изгнание комаров. Кажется, их не осталось в радиусе двух лейр отсюда.
Я сел к костру, подкинул предварительно собранного хвороста. Спать не хотелось - возможно от того, что я целый день клевал носом в седле. И все же через полчаса меня сморило, глаза сами собой закрывались, голова клонилась на руки. Костер расплылся у меня в глазах цветным магическим пламенем, и я заснул.
Снилась почему-то Лаэрра, точнее - Корнион. Моя мать, графиня Атарда сидела спиной ко мне в большом глубоком кресле в библиотеке моего деда. Дед до конца жизни собирал книги, так что там попадались редкостные труды по истории магии, географии, философии Калеха, сборники баллад и легенд. Книга, которую читала моя мать, была настолько большой, что не помещалась у нее на коленях - я мог разглядеть обложку. Я попытался подойти поближе, чтобы прочитать название, но каждый шаг по светлому вощеному полу давался мне с трудом, как будто мне приходилось тянуть на себя сотни маленьких нитей. Внезапно моя мать заговорила, голос ее был громок, он отдавался бесконечно отражаясь от стен и стеллажей с книгами, ото всех шкафов и полок, все возвращаясь ко мне.
- Эдрик, сын мой, почему вы вернулись из Мааги?
- Матушка, я исполнил все, что должен был. Королевские грамоты со мной.
- Неправда, Вы не исполнили самого главного.
- Чего же, матушка?
Я подошел ближе. Казалось, что тонкие нити, которыми я был связан, ослабли, когда моя мать начала говорить. Книга, лежащая у нее на коленях, была оплетена темной кожей, я не помнил такой, хотя перечитал там практически все. Надпись с тиснением, но я все еще не могу разобрать букв - они словно расплываются, все время двигаются, будто живые.
- Вы не исполнили свой обет, сын мой. Вы не вернетесь в Лаэрру, пока не поможете леди Фонтана.
В этот момент меня отвлекло что-то из внешнего мира, но, просыпаясь, я рассмотрел, как буквы на мгновение сложились в заглавие: "Легенды об эльфах и леди Фонтана, составленные для его высочества принца Лаэрры Венедиктом книжником".
*
Я сразу понял, что меня разбудило. Защитная линия круга, нарисованная моим синим мелком, начала ярко светиться и негромко звенеть. У каждого свои причуды: когда я готовил целетин, прочитал над ним одно из старых заклятий моего деда, которое обнаруживало любую нечисть на расстоянии лейры и сообщало об этом магу. Надо мной смеялись в Университете, но однажды таким образом мы обнаружили коррг"хи в доме одного моего приятеля. Коррг"хи - один из духов-предков, который по какой-то причине рассердился и превратился в этакую злобную баньши. Правда, баньши - лишь предсказатель смерти, а коррг"хи делает все, чтобы приблизить несчастье: открытые двери, скользкие полы, падающие на головы людям картины и люстры. Учитывая то, что совсем недавно в этом доме погиб ребенок, нетрудно было догадаться, что явилось причиной. После этого целетин с дедовским заклинанием стал моей визитной карточкой. А что до цвета - у каждого свои вкусы. Мне нравятся синеватые светящиеся линии.
Целетин ярко светился и звенел - значит, это совсем близко и идет сюда. Я приготовился, перебрал в памяти защитные заклинания и успокоил мысли. Нечисть здесь привыкла к людям с большими мечами, а вот маг для нее будет неожиданностью.
Кусты передо мной затрещали, раздвинулись, и на опушку вышла Люнедд, ведя в поводу оседланную лошадь. Увидев круг, она остановилась, словно ударилась о какую-то преграду.
- Та-ак, - сказал я. - Доброй ночи, прекрасная леди Люнедд. И почему же Вы не сказали, что вы не человек?
- Доброй ночи, милорд Эдрик. И почему же Вы не сказали, что Вы колдун? - ответила она. Я хмыкнул. Ответ был вполне приемлем.
Как мне ни была симпатична Люнедд, отворять ей круг я не собирался. По крайней мере, до тех пор, пока не узнаю, кто она такая и что ей нужно.
Она отломала пару сухих веток с кустарника на опушке, собрала их, вытянула над ними руку - по сушняку побежали зеленые язычки пламени. Пламя не магическое, скорее всего, - просто одна из странных и неизученных способностей нечисти. Белая узкая рука, освещенная зеленым пламенем, выглядела необычно.
- Дорогая леди, - я решил начать объясняться первым. - Я посол короля Лаэрры в Маагу, я везу важные грамоты. По пути домой я ввязался в драку, был ранен и повстречался с герцогом. Остальное Вы знаете. Я был вынужден назваться рыцарем только из-за того, что жители королевства не любят магов. По Вашему совету я произнес обет над цаплей и теперь пытаюсь его исполнить. Теперь вы расскажите мне, кто Вы такая и с чем пришли сюда.
Люнедд вздохнула, вытянула белые руки над пламенем, не дающим тепла, и негромко заговорила:
- Лорд, я всего лишь служанка и много не знаю, я только хочу помочь моей госпоже. Но мне кажется, что ожили древние пророчества, и Вы тот, кто сможет построить мост. - Сказав это леди встала и не попрощавшись пошла прочь. Через мгновенье ее синий плащ растворился в темноте.
После получасовых размышлений о том, что бы это могло значить, я решил заснуть. Даже магам иногда нужно утро, как говорят у нас в Лаэрре.
Долго проспать мне не удалось, видимо, нечисть по-своему определила то, что нужно магу, и возжелала общения. Линия моего круга опять зазвенела и стала светиться. Мне с трудом удалось разлепить тяжелые веки и проснуться.
Нечисть, самая настоящая нечисть стояла возле границы магического круга и разглядывала меня наглым образом. Кажется, маги здесь действительно в диковинку.
Маленький - вполовину моего роста - человечек, покрытый коричневатым мехом и одетый в старенькую тунику, стоял и смотрел на меня круглыми желтыми глазами, светившимися в темноте. Прошла минута, мы глядели друг на друга, и ни один не сделал попытки приблизиться или заговорить. Наконец, я не выдержал.
- Приветствую, - осторожно, чтобы это не прозвучало иронией и не оскорбило. Здесь, в Мааге народ странный...
- Привет и тебе, колдун. - С облегчением услышал я слова человечка. Он выговаривал их с едва заметным гортанным призвуком, так, как будто они были непривычны ему, как будто ему гораздо легче было бы воспроизвести птичью трель или крик животного. - Я Пак. Я слышал о тебе от Люнедд, фрейлины Королевы, и от Карниля: он просил присмотреть за тобой. Вот я и смотрю.
Последние слова он произнес с едва заметной улыбкой, которая сделала его диковатое лицо похожим на человеческое.
- Я, Пак, в чужие ссоры не вмешиваюсь, но то, что творится в Ойгорне, касается и меня - ведь это мой дом. Ты здесь чужак, многого не знаешь, но не давай никому одурачить себя. Будь осторожен. - С этими словами человечек махнул мне рукой и скрылся в кустарнике.
*
На рассвете я стер магический круг, оседлал коня и поехал вглубь Ойгорна. Раньше мне не случалось бывать в таких лесах, только в вишневых рощах Лаэрры и перелесках пограничья. Ойгорн поражал. Стволы деревьев казались такими высокими, что с их вершин можно было достать рукой проплывающие мимо облака. Полумрак скрывал лесных обитателей и растения под ногами, многие травы и деревья чахли в тени более крупных, более сильных. Плющи, усеянные мелкими розоватыми цветами, оплетали деревья, с ветвей свешивались космы серого мха. Иногда тропу, помеченную белыми камушками, пересекали ручьи, стремительные и быстрые - я переправлялся через них на коне, пил свежую чистую воду в золотых крапинах случайных солнечных лучей. Нередко я видел другие тропки - побольше или совсем незаметные, но не повернул со своей - она, как я чувствовал, была когда-то крепко зачарована, и заклятие не давало лесной нечисти морочить путников.
Наконец через древесные стволы мелькнуло белое пятно, показался вдалеке просвет - это была поляна. Выехав на нее, я спешился и, ведя коня под уздцы, дошел до ее середины. Там взмывала к небу тонкая струя воды, прозрачная, почти незаметная в солнечном свете. Фонтан каким-то чудом бил из рассеченного надвое черного камня. Чуть дальше, в стороне, я обнаружил могильную плиту, обросшую травами и мхом. Не глядя на надпись, пошарил рукой возле - почти сразу наткнулся на холодный металл: и увидел, что сжимаю в руке старинной работы серебряный кубок. Светлое серебро лучилось и сияло в солнечных лучах, по ободу переливались драгоценные камни. Кубок был очень красив и очень прост - без гравировки, чеканки, почти без украшений, но поражал соразмерностью и выверенностью - чувствовалась работа мастера.
Я высоко поднял его, поднес к Фонтану и набрал воды. В эти несколько минут мне казалось, что я начал припоминать, что это значит, и даже слышались голоса, которые кричали: "Сделай же это, вылей воду!" или "Не надо! Остановись!", однако я вернулся к могиле и выплеснул на плиту воду из кубка.
В тот момент, когда струя воды ударилась о камень и разлетелась, в отдаленье послышался звон. Звон колокола, ясный и чистый - так в сказках звучат магические колокольчики эльфов. Я обернулся. По аллее, которую образовывали расступившиеся вдруг стволы деревьев, прямо на меня несся всадник в синих доспехах. В правой руке он сжимал длинное копье.
*
Мой меч висел у пояса, однако я сомневался, что смогу выстоять пешим против всадника, вооруженного копьем, наверняка - мечом, а не наверняка - целым арсеналом кинжалов. Поэтому я встал в стойку, на всякий случай перевесил поудобнее ножны, резко выбросил вперед руки и ударил его защитным заклинанием.
Ярко-желтый огонь вырвался из моих ладоней, сомкнутых наподобие раскрывающегося цветка. Эффект превзошел все мои ожидания, я приготовился было к еще одному удару, но это напрасно: лошадь скинула всадника и ускакала в лес, а мой огонь расползся по доспехам того, сковывая движения на случай, если он попытается встать и напасть. Впрочем, он не пытался. Я подошел поближе и увидел, что он оглушен падением. Открыл забрало шлема: это был обычный человек, а не нечисть, светловолосый, с бледной кожей, волевым подбородком, пересеченным ссадиной от удара о шлем и разбитым носом. И что же мне делать дальше? Недолго думая, я сел на траву рядом и стал ждать.
Их появления я не заметил. Казалось, совсем недавно здесь были только я да мой противник, Фонтан и деревья, а через долю мгновенья на поляне оказались все эти существа (в том, что они люди, я сомневался): стройные и строгие, печальные и прекрасные, в чем-то отвратительные своей совершенной красотой, пестрые, как букет осенних листьев, серебро и золото, светлый металл доспехов, гладкий шелк, парча, воздушная кисея - словом, весь двор леди Фонтана.
Они говорили, смеялись, плакали, напевали старинные баллады или перебирали струны лютни, арфы, подносили губы к флейте. Я ничего не понимал в этом шуме, разноголосице, но чувствовал одно: что я никогда не смогу бояться или ненавидеть этих существ, что я буду помнить их, и они станут являться ко мне во снах - виденьях или кошмарах, и эльфы тоже чувствовали это. Поэтому какие-то полчаса я мог бродить меж них, говорить с ними, глядеть им в лица - и запоминать, чтобы сохранить все это в своих мечтах.
Вдруг вся поляна застыла, замолчала. Со стороны древесной аллеи появилась процессия траурных одеяниях, черных мантиях, и во главе - сама леди Фонтана, королева Ойгорна.
Сказать, что она была прекрасна - значит назвать весеннее утро тусклым осенним вечером. Она была королевой - прекраснейшей леди и - печальнейшей из всех.
Процессия прошествовала до середины поляны, королева подошла к моему противнику и положила его голову к себе на колени. Прошептала несколько слов, после которых он заворочался и, кажется, очнулся.
- Вот и Вы покидаете меня, рыцарь Тэм Лейн. - произнесла она, мелодично растягивая фразу. Эльфы на поляне замерли, боясь шелохнуться и помешать.
- Да, я покидаю Вас, королева. - неожиданно спокойно ответил рыцарь. - Пророчество исполнилось, и час пробил. Меня ждет мир людей, и бойтесь задержать меня.
- Я не задержу Вас и не помешаю уйти - так предрешено, и так сбудется. - Она поднялась с колен. - Однако знай я вчера то, что узнала сегодня, отдала бы Ваше сердце в дань королю троллей.
Она поднялась с колен, и вся свита в молчании последовала за ней. На краю поляны королева остановилась, пропустив эльфов дальше. Она обернулась, и я увидел слезы на ее глазах.
- Не слушайте меня, сэр рыцарь. Знай я вчера то, что узнала сегодня, втрое больше отдала бы я королю троллей, только бы Вы остались со мной.
Неизвестно откуда взявшийся ветер закружился возле нее, принес с собой сухие кленовые листья, отжившее и отмершее. Это прошлое, подумалось мне...
*
Обратно мы возвращались вдвоем. Сэр Тэм Лейн оказался неплохим малым - веселым, добродушным, честным, смелым. Он рассказал мне, что еще ребенком попал в плен к эльфам леса Ойгорн, что жил там трижды семь лет. Ровно пять лет назад леди Фонтана выбрала его в мужья, и он поклялся защищать Фонтан. Когда кто-нибудь лил воду на могильную плиту, в зачарованном королевстве эльфов шел град, уничтожающий посевы и разрушающий здания. Так, как сказал сэр Тэм, он смог бы спастись из плена. Если бы кто-нибудь победил его в поединке, он смог бы возвратиться к людям. Тэм Лейн был сыном какого-то маагского графа, и ему не терпелось приехать домой и начать править. Мы расстались на опушке, совсем рядом с местом моей ночевки. Я поделился с ним провизией и пожелал удачи. Он крепко пожал мне руку и улыбнулся. Потом зашагал прочь. "Хороший будет правитель," - подумал я, глядя ему вслед.
Солнце клонилось к горизонту, и я разыскал свое вчерашнее кострище, собрал хворосту и начал ждать. На этот раз я спрятал целетин подальше в сумку. Едва стемнело, я разжег костер.
- Доброй ночи, лорд Эдрик! - Пак, Карниль, мой старый знакомый появился на опушке леса и приветствовал меня.
- Подходи, - ответил я. - Я стер круг.
- А зря, очень многие хотели бы убить тебя, если бы королева не запретила. Она приказала проводить вас до опушки. - Он подошел к огню, вытянул над ним руки - обогреться. Я вспомнил Люнедд. - Что тебе сказать, Эдрик... Ты, кажется, сам не понял, во что вмешался. Это не просто размолвка между королевским двором, а грань между временами. Здесь, в Мааге, все дышит прошлым, все хранит прошлое, но новые времена уже слишком близки. Люди изменились - и мы ушли в заповедные леса, чтобы стать сказкой, детской побасенкой из тех, которыми пугают злые няньки. У нас с людьми теперь разные дороги. Не все могут понять это - да и не все хотят это сделать. Они пытаются построить мост между временами - шаткий, ненадежный. Не знаю, кто будет прав в итоге. Но слишком многого будет стоить этот мост.
Я не жесток и мне тоже жаль нашу королеву, - но, видишь же, бесполезно пытаться, наши берега слишком далеки друг от друга. Они никогда не встретятся. Я живу среди людей и вижу, какими они стали. Они злы, коварны, жестоки, но главное - они не щадят жизни других существ, они чужды нам. Великолепная была попытка - выкрасть королевича и воспитать его здесь, в Ойгорне, привязать его к вечному лесу и нашему народу, чтобы потом он стал великим королем людей, и связи между нашими народами упрочились. Однако, волк все глядит в лес, пусть даже он и вырос среди эльфов, он человек.
- И какова же мораль баллады, шут? - он взглянул на меня и вздохнул, сложив в кулак пальцы мохнатой коричневой руки.
- Старое должно жить старым, лелеять воспоминания. Нам немного осталось здесь, и неправильно судорожно пытаться выжить любой ценой. Новое должно жить новым, оставить старое времени. А ты всего лишь провел эту границу между старым и новым.
- Мост. - Сказал я своим мыслям. Он уже исчез - отошел от моего костра и растаял в вечернем синеватом тумане.
*
Он сидел у огня, и, казалось, жег не дрова,
А надежды чужие, да мысли, да имена.
Анарион, Баллада о Гаванях.
Ветер, поднявшийся где-то в степи, принес горсть сухих кленовых листьев к моему огню. Я взял один и рассматривал его на просвет. Он рассыпался в руках.
Я ждал, пока полночная луна не перейдет медленно на другую сторону неба, задевая за вершины деревьев и окрашивая их серебром. Я знал, что она непременно придет.
Тень нырнула в освещенный костром круг, как будто лесной сумрак породил ее из ничего - из перьев ночной птицы, лунного света, степного ветра. Не встретив сопротивления круга, она села к огню и откинула капюшон. Люнедд, служанка глупой толстушки, герцогини Тармеры. Люнедд, фрейлина королевы эльфов.
- Жаль, сэр, что королева не разрешила убить тебя. Впрочем, ты не виновен - тобой просто играли, как мячиком, как золотой пешкой. Все зависело лишь от того, кто сделает последний ход. - Процедила она, избегая глядеть мне в глаза.
- Я знаю, Люнедд. И мне, поверь, не лучше от этого.
- Скажи мне, сэр колдун, если ты такой мудрый и сильный, если сумел победить Тэм Лейна: почему вы, смертные, так не цените дары? Почему вы такие глупые, мелочные, подлые? - Она разрыдалась и спрятала лицо в ладонях. Я перешел на ее сторону костра, сел рядом, обнял.
- Никто не знает, Люнедд. Наши пути действительно разошлись очень давно, за это время мы успели измениться. Мы теперь другие, просто другие. Даже лучшие из нас - а сэр Тэм действительно лучший, - что-то потеряли. Я верю, что можно построить свой собственный мост между временами, но за это надо заплатить такую цену, которая будет чрезмерна для многих. Я уезжаю, Люнедд, и не знаю, чем помочь тебе.
- Я тоже уезжаю, сэр колдун. Мне нечему больше служить в Ойгорне. Не хочу рассыпаться в прах, как эти листья - она пошевелила сапожком пыль у себя под ногами. - Я еду к людям.
- Что же, до Лаэрры наши пути схожи, - рассмеялся я и пошел седлать коней.
*
Провиденье обожгло, как белое пламя, но еще больнее было потом возвращаться к реальности. Мараш обнаружил, что он все еще стоит на мосту Трех Львов, крепко вцепившись в перила. Прошлое - настоящее, старое - новое - вот он, второй антоним. Он не помнил, что случилось потом, удалось ли Люнедд построить свой мост между временами, но отчего-то он был уверен, что все закончится хорошо, пусть и печально. Внизу, под мостом, все так же бурлила и пенилась река. " Река за мной - мое прошлое, забытое, размытое водой. Этот мост - единственное мгновение, грань между временами - настоящее, где сочетается старое и новое, эльфы и люди, сказки и реальность. Вода впереди - будущее..." Он взглянул вперед. Там, дальше, Ижер заворачивал, и видно было лишь бурлящую реку, мокрые камни, ветки ивы, свесившиеся в воду, и поворот, провал в ничего, в то, что пока неизвестно, скрыто от нас, но когда-нибудь произойдет.