Люди - народ невнимательный. Чтобы далеко не ходить, возьмем что-нибудь совсем уж простое - план "Барбаросса", к примеру. Три армейские группы - "Север", "Центр" и "Юг", так? Так! У каждой из групп своя цель: для г. "Север" это Ленинград (с последующим выходом к Мурманску и Архангельску), для г. "Юг" - Ростов-на-Дону и дальнейшее движение на Кавказ. Верно? Вроде... А теперь, вопрос на засыпку: какая цель (в рамках плана "Барбаросса") ставилась перед группой "Центр"? Не спешите с ответом - вопрос трудный! Помассируйте виски. Выпейте кофе. Не спеша перекурите. Ну, что надумали? Москва? Будь по-вашему! Но, напомните мне (и вам воздастся!), какие цели, в таком случае, преследовала операция "Тайфун"? Вновь взятие Москвы?! Как такое может быть? Никто, насколько мне известно, не брался утверждать, что о. "Тайфун" являлась составной частью о. "Барбаросса", частным, так сказать, случаем более общей задачи. Напротив, историография четко различает обе операции как совершенно самостоятельные! Из чего следует единственный вывод: план "Барбаросса" битву за Москву не предусматривал! Движение на столицу СССР, ее занятие частями Вермахта - возможно, но не кровопролитные сражения с привлечением огромных людских масс и многочисленной техники! Другими словами, изначально занятие Москвы планировалось (если планировалось вообще!) германским командованием не в ходе боевых действий, а по их окончании... Как приз за удачно проведенную кампанию. Как Париж... Что, согласитесь, несколько отличается от того, чем нас небезуспешно потчевали всю нашу сознательную (как мы полагали) жизнь.
Вот и Виктор Суворов, со своей стороны, о том же: "Против моей версии написаны горы статей. Теперь пошли и книги. Я насчитал пока только четыре. Но обещают больше. Первую книгу против меня написал Габриэль Городецкий, профессор Тель-Авивского университета. Его пригласили в Москву, открыли архивы Министерства обороны, ГРУ (это первый случай в истории), Министерства иностранных дел: пиши! Городецкому и на Западе все двери открыты - "Ледокол" не ко двору всему Западу. И вот книга против меня написана. Собрал профессор Городецкий огромное количество документов и опубликовал.
Правда, смысла этих документов Городецкий не понял. Документы в его книге - не просто мимо цели, но наоборот - все они мою версию подкрепляют.
Восьмая глава в книге Городецкого вся о том, как посол Криппс уговаривал, упрашивал, разъяснял, убеждал советских руководителей напасть на Германию: "Англия переживает агонию и надеется на приближающуюся войну на Востоке...", "Намеки Криппса на возможное заключение сепаратного мира в случае, если Россия не изменит свою политику..." (т.е. если будет сохранять нейтралитет. - B.C.), "Криппс старался привлечь русских на сторону Англии, играя на их страхе перед заключением сепаратного мира..." и т.д. и т.д. Ничего не действовало на непонятливого Сталина и тогда Криппс написал личное послание Вышинскому: "Стоит ли ждать и затем встретить неразделенные силы германских армий в одиночестве... не было бы лучше принять немедленные меры... с учетом той помощи, которая осуществляется со стороны Великобритании..." (С. 170). А когда аргументы у британского посла кончились, он начал пугать Вышинского, Молотова и Сталина: "Не исключено в случае растяжения войны на продолжительный период, что Великобритании могла бы улыбнуться идея заключения сделки на предмет окончания войны..." (С. 215). И эта мысль повторяется до самой последней главы, до самых последних страниц книги: "Англия отчаянно пытается вовлечь Россию в войну" (С. 327). Это о встрече Майского с Иденом 13 июня 1941 года.
Вникнем: Советский Союз возник как "прообраз грядущей Мировой Советской Социалистической Республики" (И.Сталин. "Правда". 31 декабря 1922 г.). И вот Британия приглашает товарища Сталина сей план осуществить. А товарищ Сталин ломается, отнекивается, приглашений не принимает. Тогда Британия его начинает упрашивать, уговаривать и даже пугать." ("Последняя республика")
К моему сожалению, искренне или лукавя, Виктор Суворов сам не прочь надеть на себя шоры, от которых несвободны его оппоненты. А ведь, как человек, безусловно, вдумчивый, он не должен бы оставить без внимания странности британской политики: то Британию в войну палкой не загонишь ("политика умиротворения"), то калачом из нее не выманишь! И чем это, скажите на милость, сталинская Германия так уж милее г. Черчиллю гитлеровской? В чем радость для Британской империи, если Советский Союз расползется еще и на пол-Европы? Вполне допускаю, что личность господина Гитлера не вызывала у англичан не только восторгов, но и доверия, и мирные предложения фюрера расценивались ими как ловушка. Замечательно! А личность товарища Сталина рассматривалась, как заслуживающая полного доверия? Судя по характеру предложений, делавшимися в адрес "лучшего друга физкультурников", сами англичане держались не самого высокого мнения о моральных качествах Иосифа Виссарионовича. И не особенно свое мнение скрывали... Виктор Суворов находит этому такое объяснение: "Вот она, сталинская гениальность! Вот он, Величайший Хитрец всех времен и народов. Он так поставил себя, что не просто его агрессии ждут десятки миллионов людей во всей Европе, не просто величайший враг коммунизма Черчилль упрашивает Сталина агрессию совершить, но товарищ Сталин еще и потребовал плату за свою агрессию и немедленно получил радостный ответ: получишь полное содействие!" (Там же)
Да, уж, гениальность... Сам Черчилль просил! Только, судя по началу Великой Отечественной, гитлеровская гениальность оказалась несколько выше сталинской! А выше гитлеровской - черчиллевская! Господин Суворов судит, почему-то, по словам, а, следовало бы - по делам! Может быть, т. Сталин и был "Величайший Хитрец всех времен и народов", но обманул он, в конце концов, одного себя! А простофиля Черчилль, постоянно пробалтывающийся то о появлении у Германии Восточного фронта, на который она не посмеет напасть, то об успехах господина Криппса, склоняющего советское руководство на сторону Англии, оказался в роли "третьего смеющегося"!
Вообще, бесцеремонность английского посла, не может не вызывать недоумения: "Стоит ли ждать и затем встретить неразделенные силы германских армий в одиночестве... не было бы лучше принять немедленные меры... с учетом той помощи, которая осуществляется со стороны Великобритании..." "Не исключено в случае растяжения войны на продолжительный период, что Великобритании могла бы улыбнуться идея заключения сделки на предмет окончания войны..." Британия ведет с Германией войну. Прекрасно! Для Британии война складывается не лучшим образом. Чудесно! Германия предлагает остановить войну и заключить с Британией почетный мир. Британия обращается к Советскому Союзу с предложением вступить в войну на ее стороне, без чего она будет вынуждена принять германские условия. Ситуация довольно дикая... Разве Советский Союз подталкивал Британию (совместно с Францией) начать войну с Германией? Да ничего подобного! СССР самоустранился, заключив с германским правительством пакт о ненападении и явив, тем самым, пример истинного миролюбия. Впоследствии СССР неоднократно заявлял, что не считает Германию виновницей войны и поддерживал ее мирные инициативы. Так какого лешего британский посол лезет к советскому правительству со своими непрошенными советами, полностью противоречащими официально заявленной Москвой позиции? В августе 39-го у британской дипломатии была прекрасная возможность заключить с Советским Союзом договор о взаимопомощи, но Британия ее проигнорировала. Теперь, бездарно растеряв в войне всех своих союзников, Лондон вспомнил о советских интересах! Оказывается, они заключались в том, чтобы РККА, по-существу, один на один столкнулась с лучшей на тот момент армией мира "с учетом той помощи, которая осуществляется со стороны Великобритании..." Какая честь! Но, вот, что странно: " ...посол Британии в СССР сэр Стаффорд Криппс постоянно объясняет заместителю Народного комиссара иностранных дел СССР товарищу А.Я.Вышинскому, что Советский Союз должен напасть на Германию, но получает решительный ответ: нет, нет и нет!
Ответы дает тот самый Андрей Януарьевич Вышинский, в народе - Ягуарьевич, который в свое время чуть не посадил товарища Ленина за решетку, но после победы Ленина Ягуарьевич перекрасился, перековался и перестроился, обратился верным ленинцем и при Сталине вместе с товарищем Ягодой стал главным крутильщиком пролетарской мясорубки, потом отправил Ягоду в эту самую мясорубку, продолжал ее крутить вместе с товарищем Ежовым, потом и Ежов попал в мясорубку, а Вышинский извернулся и за проявленную изворотливость был брошен на дипломатический фронт. Вот этот самый Ягуарьевич Изворотливый принимает британского посла и отвечает, что Советский Союз желает только мира и ни о какой войне слышать не хочет: мир, мир и только мир.
Многих исследователей смущает вот что. Британский посол сэр Криппс разъясняет выгоды вступления Советского Союза в войну, а Ягуарьевич решительно отказывается: Советский Союз - страна миролюбивая, мы ни на кого не нападаем! Смущает, что Ягуарьевич отвечает сразу, не консультируясь ни с Молотовым, ни с самим товарищем Сталиным. Из этого делают вывод: политика Советского Союза была столь миролюбива, что Ягуарьевичу даже не надо было спрашивать разрешения вышестоящих: ясно и так - мы за мир.
А у меня другое объяснение. Представим себе, что мы - просители, мы наскребли по карманам все, что у нас было, и идем к большому начальнику (по слухам - вымогателю и взяточнику) бить челом: подсоби, кормилец, пропадаем. К начальнику большому нас, понятно, не пускают. Принимает нас холуй, какой-нибудь Пантерович или Леопардович. Мы просьбу изложили, мнемся, смотрим в пол, потом эдак осторожно ему наши мятые денежки суем: вот, мол, вашему начальнику на пропитание...
Вы думаете Тигрович-Барсович к начальнику за инструкциями побежит: как, мол, поступить - принимать дары или отказаться?
Да ни в коем случае! Холуй возмутится без начальственных инструкций: да за кого же ты нас, падла, канаешь?!
Следует внимание обратить вот на что. Ягуарьевич решительно отклоняет британские просьбы о вступлении Советского Союза в войну. Но! Если британские предложения неприемлемы товарищам Вышинскому и Молотову и стоящему за их спинами товарищу Сталину, то следует раз и навсегда "дать отлуп", чтобы домогательства не повторялись. Но товарищ Вышинский решительно отвергает предложения Британии, а решительность эта такова, что позволяет послу Криппсу через неделю просьбу повторить. И опять следует категорический ответ: "Да за кого ж ты нас!.."
Цена всех "решительных" отказов Вышинского определяется тем, что в начале июня 1941 года тон советской дипломатии вдруг резко изменился. Если очистить от дипломатической шелухи, то ответ Ягуарьевича на предложение вступить в войну на сей раз прозвучал примерно так: "Ну, хорошо, так и быть, ладно, мы подумаем... Но что мы за это будем иметь?"
На это последовал радостный вопль из Лондона: "Да все, что хотите!"
Если британский ответ втиснуть в рамки приличия, то звучало это так: "Министр иностранных дел Англии А.Иден пригласил к себе 13 июня советского полпреда И.Майского и по поручению премьер-министра заявил, что если в ближайшем будущем начнется война между СССР и Германией, то английское правительство готово оказать полное содействие Советскому Союзу..." (История второй мировой войны. Т. 3. С. 352)." (Там же)
Трудно в данном конкретном случае не согласиться с Виктором Суворовым - будь предложения господина Криппса для товарища Сталина неприемлимы, он нашел бы способ навсегда отвадить назойливого англичанишку от обращений и визитов в НКИД. Но, нет: того принимали, вежливо выслушивали и отказывали так, что британский посол некоторое время спустя вновь канючил и стращал в полной уверенности найти, рано или поздно, понимание! Откуда такая уверенность у господина посла в действенности своих бесплодных, пока, потуг? Чтобы ответить на этот вопрос, следует вернуться в победный для Вермахта июнь 40-го...
22 июня Франция капитулировала. Это был день величайшего триумфа для Адольфа Гитлера, для его армии и народа! Позор поражения в Первой мировой войны с немцев был смыт и мало кто из них думал в тот момент, что блистательная победа германского оружия окажется неполной... Неужели Британия, чья армия, бросив оружие, бежала с континента на рыбачьих шхунах, на прогулочных яхтах и шлюпках, на что-то еще надеется? Разве не безумие со стороны ее политиков и народа продолжать войну, с самого начала которой Британия терпела одни только неудачи? Ведь очевидно... Но, вопреки очевидному, Британия из войны не вышла. Имея вместо армии плохо вооруженную, деморализованную Дюнкерком толпу, имея вытесненный германской авиацией из Ла-Манша военно-морской флот, имея военно-воздушные силы, неспособные защитить не только собственные корабли в проливе, но и Южную Англию, британское командование, тем не менее, уперлось! Как должен был поступить Адольф Гитлер, имея четыре месяца, пригодных для проведения мощной десантной операции и такого противника? Имея перед собой несколько десятков километров спокойной воды и неподготовленные к обороне порты и пляжи Южной Англии? Имея перед собой пример эвакуации черт знает на чем сотен тысяч английских и французских солдат? Совершенно верно! Не теряя драгоценного времени, Адольф Гитлер должен был отдать приказ на подготовку и проведение высадки германских дивизий в Англии. Такой приказ поступил, но лишь... 16 июля! Через три с половиной недели после капитуляции Франции! И спустя полтора месяца после "Дюнкерского чуда"! Учитывая, что все это время английское командование лихорадочно производило реорганизацию и перевооружение частей и соединений своей армии, наращивало производство боеприпасов и военной техники (в первую очередь - авиационной), разворачивало строительство укреплений на побережье - это много! Очень много! Недопустимо много! Гитлер, как ни один другой политический и военный деятель своего времени, умел действовать на опережение! Это был его фирменный стиль. Особо сильное качество. Главный козырь. Эту свою способность Гитлер демонстрировал, как до решения проводить операцию "Зее леве", так и после. И вдруг, один единственный раз проявил несвойственную себе нерасторопность. А ведь то был момент, когда Германия находилась в шаге от победы, а Британия - от поражения! Это был момент, когда в войну на стороне Германии вступила Италия, обладавшая третьим по мощи военно-морским флотом в Европе, а Британия лишилась поддержки Франции и ее второго среди европейских стран ВМФ. Британия вообще осталась без каких-либо союзников, за исключением... Вы готовы?
"И Гитлер, и Сталин отчетливо понимали, что означает выражение "нефть - это кровь войны". Генерал-полковник А. Йодль свидетельствует, что в споре с Гудерианом Гитлер заявил: "Вы хотите наступать без нефти - хорошо, посмотрим, что из этого получится". Сталин серьезно занялся вопросами грядущей Второй мировой войны в 1927 году. Центральным вопросом стратегии для Сталина был вопрос нефти. Вот его заявление 3 декабря 1927 года: "Воевать без нефти нельзя, а кто имеет преимущество в деле нефти, тот имеет шансы на победу в грядущей войне".
Имея в виду эти две точки зрения, давайте постараемся найти виновника возникновения советско-германской войны. В июне 1940 года, когда Советскому Союзу никто не угрожал, десятки советских речных боевых кораблей появились в дельте Дуная. Этот шаг не имел никакого оборонительного значения, но был угрозой для незащищенных румынских нефтепроводов, а, следовательно, и смертельной угрозой для всей Германии. В июле 1940 года Гитлер проводит интенсивные консультации со своими генералами и приходит к неутешительному выводу, что защищать Румынию совсем не просто: пути снабжения растянуты и проходят через горы. Если бросить много войск на защиту Румынии, то Западная Польша и Восточная Германия с Берлином окажутся открытыми для советского удара. Если сосредоточить много войск в Румынии и удерживать ее любой ценой, то и это не поможет: территорию, может быть, удержим, а нефтяные промыслы все равно сгорят от обстрелов и бомбежек.
В июле 1940 года Гитлер впервые высказывает мысль о том, что Советский Союз, может быть, очень опасен, особенно если германские войска уйдут с континента на Британские острова и в Африку." (В. Суворов. "Ледокол")
Вот и все объяснение: в то время, когда Гитлеру следовало бы обсуждать со штабными офицерами основные принципы и детали десантной операции в Англии, он "проводит интенсивные консультации со своими генералами и приходит к неутешительному выводу, что защищать Румынию совсем не просто: пути снабжения растянуты и проходят через горы." И "впервые высказывает мысль о том, что Советский Союз, может быть, очень опасен, особенно если германские войска уйдут с континента на Британские острова".
Наша всеобщая беда - крайняя невнимательность к деталям. Только этим и можно объяснить ставшую общим местом убежденность, что в действиях Сталина по отношению к Румынии летом 40-го не было ничего такого, что могло бы встревожить Гитлера. Разве в секретном дополнительном протоколе к пакту о ненападении между СССР и Германией не был специально оговорен вопрос о правомерности территориальных претензий Советского Союза к Румынии? И разве не положениями этого протокола руководствовалось советское правительство? В том-то все и дело, что нет...
"К сожалению, подавляющая часть документов о подготовке и осуществлении Бессарабской кампании Красной Армии все еще секретна, поэтому невозможно, всесторонне исследовать эти проблемы. Однако доступные материалы позволяют все же рассмотреть эти события более подробно.
Конкретные советские военные приготовления к решению Бессарабского вопроса начались 9 июня 1940г., когда Военные советы КОВО ОдВО получили директивы наркома обороны ОУ/583 и ОУ/584, согласно которым им была поставлена задача привести войска в состояние боевой готовности по штатам мирного времени без подъема приписного состава, сосредоточить их на границе с Румынией и подготовить операцию по возвращению Бессарабии. Для руководства операцией на базе управления КОВО было создано управление Южного фронта (командующий - генерал армии Г.К. Жуков, член Военного совета- корпусной комиссар В.Н. Борисов, начальник штаба - генерал-лейтенант Н.Ф. Ватутин), включавшего 5-ю (командующий на время операции - генерал-лейтенант В.Ф. Герасименко), 12-ю (командующий - генерал-майор Ф.А. Парусинов). армии КОВО и 9-ю армию (командующий- генерал-лейтенант И.В. Болдин), формировавшуюся из войск ОдВО.
13 июня с 13.20 до 14.30 часов в Кремле состоялось совещание высшего военно-политического руководства, на котором присутствовали Сталин, Молотов, нарком обороны маршал С.К.Тимошенко, начальник Генштаба маршал Б.М. Шапошников, его заместитель генерал-лейтенант И.В. Смородинов, начальник Политуправления армейский комиссар 1 ранга Л.З. Мехлис, командующие войсками и члены Военных советов КОВО - генерал армии Г.К. Жуков, корпусной комиссар В.Н. Борисов и ОдВО - генерал-лейтенант И.В. Болдин и корпусной комиссар А.Ф. Колобяков, нарком ВМФ адмирал Н.Г. Кузнецов, начальник Главного морского штаба адмирал Л.М. Галлер и командующий Черноморским флотом контр-адмирал Ф.С. Октябрьский{587}. К сожалению, материалы этого совещания все еще секретны, однако совершенно очевидно, что речь на нем шла о подготовке операции против Румынии. В частности, был решен [219] вопрос о создании оперативного объединения Черноморского флота на реке Дунай - Дунайской флотилии, которое началось четыре дня спустя.
К 17 июня Военный совет Южного фронта разработал план операции, который был 22 июня представлен на утверждение наркому обороны маршалу Советского Союза С.К. Тимошенко. 19 июня в Проскурове были проведены специальные занятия с Военными советами армий и командирами корпусов с целью ознакомить их с характером и планом операции. Были даны указания об особенностях боевой подготовки войск и тылов к предстоящей операции. 22-23 июня Военные советы армий проработали на местности с командирами корпусов и дивизий вопросы занятия исходного положения, организации предстоящего наступления, взаимодействия родов войск, управления, связи, устройства тыла и действий на ближайший этап операции. С остальным комначсоставом эти вопросы были проработаны за день до начала операции.
Для выполнения правительственного задания было разработано два варианта операции. Первоначально оперативный план предусматривал ситуацию, когда Румыния не пойдет на мирное урегулирование территориального вопроса и потребуется ведение полномасштабных военных действий."
" Позднее был разработан второй вариант оперативного плана, предусматривавший мирное разрешение конфликта. В этом случае отход румынских войск на реку Прут должен был сопровождаться быстрым выходом подвижных советских частей на новую границу и контролем за эвакуацией Бессарабии.
Войска были приведены в боевую готовность и 10 июня получили директивы по сосредоточению, которое началось под видом учебного похода с 11 июня и должно было завершиться 24 июня. Однако этот процесс встретил ряд трудностей."
"Все эти трудности привели к тому, что войска не успели сосредоточиться к 24 июня, а завершили развертывание только к 27 июня".
"Военная подготовка решения Бессарабского вопроса сопровождалась соответствующей дипломатической деятельностью Москвы. 21 июня 1940 г. советский полпред в Бухаресте в беседе с румынским министром иностранных дел в ответ на реплику последнего о путях улучшения советско-румынских отношений заметил, что в первую очередь следует урегулировать нерешенные политические вопросы, в частности вопрос о Бессарабии. Однако румынская сторона не стала развивать эту тему. Вступление Италии 10 июня 1940 г. в войну усилило ее заинтересованность в демонстрации сотрудничества с СССР, который тоже был заинтересован в определении позиции Германии и Италии в отношении Балкан и возможности решения Бессарабского вопроса. 20 июня итальянский посол в Москве А. Россо заявил Молотову о стремлении итальянского правительства развивать отношения с СССР в духе договора о дружбе, ненападении и нейтралитете 1933 г. и помочь урегулированию спорных вопросов на Балканах мирным путем. В ответ Молотов заявил, что СССР стоит за урегулирование Бессарабского вопроса "мирным путем, если, конечно, он не будет затягиваться без конца". Эта беседа стала первым намеком для германского посольства в Москве на возможные действия СССР в отношении Румынии.
В беседе с Молотовым 23 июня Шуленбург подтвердил, что, по мнению Германии, "соглашение о консультации" согласно пакту о ненападении "распространяется и на Балканы". Выяснив, что Германия подтверждает прошлогоднее соглашение о Бессарабии, Молотов сообщил Шуленбургу решение советского правительства по Бессарабскому вопросу. "Советский Союз хотел бы разрешить вопрос мирным путем, но Румыния не ответила" на советское заявление от 29 марта 1940 г. Теперь советское правительство "хочет поставить этот вопрос вновь перед Румынией в ближайшее время. Буковина, как область, населенная украинцами, тоже включается в разрешение Бессарабского вопроса. Румыния поступит разумно, если отдаст Бессарабию и Буковину мирным путем... Если же Румыния не пойдет на мирное разрешение Бессарабского вопроса, то Советский Союз разрешит его вооруженной силой. Советский Союз долго и терпеливо ждал разрешения этого вопроса, но теперь дальше ждать нельзя". Шуленбург указал на важность для Германии экономических поставок из Румынии и просил советское правительство не предпринимать никаких решительных шагов, пока не будет обозначена позиция Германии. Молотов еще раз подчеркнул срочность вопроса и заявил, что советское правительство ожидает поддержки со стороны Германии. Со своей стороны СССР обеспечит охрану экономических интересов Германии в Румынии.
23 июня вечером Молотов уведомил Шуленбурга, что "советское правительство будет ожидать ответа германского правительства до 25 июня включительно". 24 июня Риббентроп составил для Гитлера меморандум, в котором указал, что в соответствии с секретным протоколом от 23 августа 1939 г. Германия декларировала свою политическую незаинтересованность в Бессарабии, относительно экономической заинтересованности Германии на Юго-Востоке Европы советское правительство было должным образом уведомлено. В тот же день Риббентропу были переданы соображения статс-секретаря германского МИДа Э. фон Вайцзеккера, который предложил приложить усилия для мирного урегулирования вопроса в смысле удовлетворения претензий СССР, потребовав взамен удовлетворить следующие пожелания: "1. Не переходить в Бессарабии участок р. Прут и нижнего течения Дуная, чтобы не подвергать опасности наши интересы в районах нефтедобычи. 2. Обещать соблюдать права и интересы граждан рейха. 3. Обещать охрану интересов фольксдойче способом, который будет установлен позднее. 4. В случае военного столкновения не бомбить районы нефтедобычи". Румынии же необходимо указать, что Германия поддержит советские требования.
25 июня советская сторона предприняла более конкретный дипломатический зондаж в отношении Италии. В ответ на предыдущий, запрос итальянского посла Молотов заявил ему, что СССР "не имеет никаких претензий к Венгрии" и "считает претензии Венгрии к Румынии имеющими под собой основания". "С Болгарией у СССР хорошие, добрососедские отношения. Они имеют основание стать более близкими. Претензии Болгарии к Румынии, как и к Греции, имеют под собой основания. Основные претензии СССР к Румынии известны. СССР хотел бы получить от Румынии то, что по праву принадлежит ему, без применения силы, но последнее станет неизбежным, если Румыния окажется несговорчивой. Что касается других районов Румынии, то СССР учитывает интересы Италии и Германии и готов договориться с ними по этому вопросу". 26 июня в беседе с советским полпредом в Риме министр иностранных дел Италии Г. Чиано, сославшись на сведения о намерениях СССР "разрешить военным путем вопрос о Бессарабии", информировал Москву, что Италия "целиком признает права СССР на Бессарабию", но заинтересована в мирном решении этого вопроса. При этом итальянская сторона выразила готовность вместе с Германией "посоветовать Румынии принять советские предложения". 27 июня Москва дала согласие на это итальянское предложение.
В 21.00 25 июня Шуленбург сообщил Молотову следующий ответ Берлина: "1. Германское правительство в полной мере признает права Советского Союза на Бессарабию и своевременность постановки этого вопроса перед Румынией. 2. Германия, имея в Румынии большие хозяйственные интересы, чрезвычайно заинтересована в разрешении Бессарабского вопроса мирным путем и готова поддержать Советское правительство на этом пути, оказав со своей стороны воздействие на Румынию. 3. Вопрос о Буковине является новым, и Германия считает, что без постановки этого вопроса сильно облегчилось бы мирное разрешение вопроса о Бессарабии. 4. Германское правительство, будучи заинтересованным в многочисленных немцах, проживающих в Бессарабии и Буковине, надеется, что вопрос об их переселении будет решен Советским правительством в духе соглашения о переселении немцев с Волыни". Германия высказала заинтересованность в недопущении "превращения Румынии в театр военных действий". Молотов выразил признательность германскому правительству за его понимание и поддержку советских требований и заявил, что СССР также желает мирного решения вопроса; пожелания Германии относительно проживающих там немцев будут учтены, так же как и экономические интересы рейха. По вопросу о Буковине Молотов заявил, что она "является последней недостающей частью единой Украины и что по этой причине советское правительство придает важность решению этого вопроса одновременно с бессарабским", но, как отметил Шуленбург, вполне возможно некоторое изменение советских требований.
26 июня Молотов вновь беседовал с Шуленбургом и заявил, что советские требования "ограничиваются северной частью Буковины с городом Черновицы", и добавил, что советское правительство ожидает поддержки Германией этих требований. Когда Шуленбург заметил, что вопрос решился бы легче, если бы СССР возвратил Румынии золотой запас румынского Национального банка, вывезенный в Москву в 1915 г.. Молотов ответил, что об этом не может быть и речи, так как Румыния достаточно долго эксплуатировала Бессарабию. Относительно дальнейших действий Молотов сообщил, что он передаст требования СССР румынскому посланнику в Москве в ближайшее дни и ожидает от Германии поддержки в удовлетворении этих требований, если Румыния не хочет войны.
В Румынии еще не знали, что судьба Бессарабии уже практически решена. 25 июня румынский премьер-министр интересовался у германского посланника в Бухаресте, нет ли ответа на румынское заявление от 20 июня. Получив сведения о сосредоточении Красной Армии к Днестру, Татареску заявил, что "румынское правительство и король полны решимости скорее воевать чем просто уступить", если СССР потребует передачи Бессарабии. Столь же воинственные заявления выслушивали 24-26 июня от румынских коллег американские дипломаты. Правда, в Бухаресте росли опасения в связи с тем, что неоднократные тревожные обращения в Берлин натыкались на стену молчания.
26 июня в 22.00 Молотов вручил румынскому посланнику Г. Давидеску ноту советского правительства. В ней было заявлено, что "в 1918 году Румыния, пользуясь военной слабостью России, насильственно отторгла от Советского Союза (России) часть его территории - Бессарабию... Советский Союз никогда не мирился с фактом насильственного отторжения Бессарабии, о чем правительство СССР неоднократно и открыто заявляло перед всем миром. Теперь, когда военная слабость СССР отошла в область прошлого, а сложившаяся международная обстановка требует быстрейшего разрешения... нерешенных вопросов...", советское правительство предложило Румынии: "1. Возвратить Бессарабию Советскому Союзу. 2. Передать Советскому Союзу северную часть Буковины в границах согласно приложенной карте". Одновременно Москва выразила надежду, что Румыния "примет настоящее предложение СССР и тем даст возможность мирным путем разрешить затянувшийся конфликт". Ответ румынского правительства ожидался в течение 27 июня. Попытка румынского посланника оспорить приведенную в ноте аргументацию ссылками на историю Бессарабии и событий 1918 г., естественно, не нашла отклика у Молотова, который заметил, что они "не соответствуют ни историческому развитию, ни реальной ситуации". Так же не удалась попытка продлить срок для ответа из Бухареста, поскольку советское правительство уже "ждало 22 года" и поэтому "надеется, что ответ будет дан без опозданий, и если он будет положительным, то вопрос будет решен мирным путем".
О предпринятых шагах Молотов 27 июня известил Шуленбурга, который пытался уточнить, "как понимать требование советского правительства, что румынский ответ должен поступить еще сегодня". На это ему разъяснили, что "советские войска завтра утром перейдут румынскую границу, если румынское правительство еще сегодня не даст положительный ответ на советские требования". Получив советскую ноту, румынское правительство обратилось за поддержкой к Италии, Германии и союзникам по Балканской Антанте. Кроме того, от Рима и Берлина требовалось оказать сдерживающее влияние на Венгрию и Болгарию. С утра 27 июня в Румынии была объявлена мобилизация, а в 10.30 Риббентроп передал в Бухарест инструкцию своему послу, в которой предлагал заявить министру иностранных дел Румынии: "советское правительство информировало нас о том, что оно требует от румынского правительства передачи СССР Бессарабии и северной части Буковины. Во избежание войны между Румынией и Советским Союзом мы можем лишь посоветовать румынскому правительству уступить требованиям советского правительства". Схожие ответы были получены от Италии и стран Балканской Антанты. Обсуждая варианты действий в данной ситуации, в Бухаресте решили попытаться затянуть время, вступив в переговоры с СССР.
В 23.00 27 июня в Москве был получен ответ Бухареста, в котором румынское правительство заявляло, "что оно готово приступить немедленно, в самом широком смысле к дружественному обсуждению, с общего согласия, всех предложений, исходящих от Советского правительства". Румыния просила "указать место и дату" будущих переговоров, делегаты на которые с румынской стороны будут назначены после ответа из Москвы. В ноте выражалась надежда, что "переговоры... будут иметь результатом создание прочных отношений, доброго согласия и дружбы между СССР и Румынией". Выслушав столь обтекаемый ответ, Молотов заявил, что "не видит в сделанном заявлении согласия на советские предложения и что он полагает, что завтра же советские войска должны вступить на территорию Бессарабии и Северной Буковины". Давидеску заверил его, что румынское правительство согласно с советскими предложениями, но следует договориться о "процедуре и юридических формах осуществления данных мероприятий". Однако все попытки румынского дипломата договориться о будущих переговорах были безуспешны, поскольку, как заявил Молотов, "сейчас речь идет о вопросах политических, а не технических". Советская сторона предложила немедленно подписать соглашение о том, что 28 июня "советские войска должны занять определенные пункты" и за 3-4 дня всю остальную территорию. Соответственно Румыния должна гарантировать сохранность предприятий, железных дорог, аэродромов, телеграфа и телефона, государственного и частного имущества, а позднее "советско-румынская комиссия сможет договориться о деталях реализации намеченных мероприятий".
Давидеску отказался подписывать соглашение, сославшись на отсутствие у него необходимых полномочий. Тогда несколько позднее ему была передана новая советская нота, в которой отмечалась неопределенность ответа румынского правительства, "ибо в нем не сказано прямо, что оно принимает предложения Советского правительства о немедленной передаче Советскому Союзу Бессарабии и северной части Буковины". Однако, принимая во внимание разъяснения румынского посланника в Москве, советское правительство предложило: "1. В течение 4-х дней, начиная с 2 часов дня по московскому времени 28 июня, очистить румынским войскам территорию Бессарабии и северной части Буковины. 2. Советским войскам за этот же период занять территорию Бессарабии и северной части Буковины. 3. В течение 28 июня советским войскам занять пункты: Черновицы, Кишинев, Аккерман. 4. Королевскому правительству Румынии взять на себя ответственность за сохранность и недопущение порчи железных дорог, паровозного и вагонного парка, мостов, складов, аэродромов, промышленных предприятий, электростанций, телеграфа. 5. Назначить комиссию из представителей" сторон "для урегулирования спорных вопросов по эвакуации румынских войск и учреждений". Ответ Румынии должен был поступить в Москву не позже 12.00 28 июня.
В Бухаресте продолжали обсуждение сложившейся обстановки, не исключая и возможности военного сопротивления СССР. Однако поздно вечером 27 июня, реально оценив военные возможности Румынии и опасаясь социальных потрясений в случае войны с СССР, Коронный совет 27 голосами против 11 решил согласиться на уступку требуемых СССР территорий. Как позднее заявил в парламенте Татареску, "мы решили отступить из Бессарабии и Верхней Буковины, чтобы спасти сегодня румынское государство и уберечь от опасности будущее румынской нации". В 11.00 28 июня румынское правительство заявило, что, стремясь "избежать серьезных последствий, которые повлекли бы применение силы и открытие военных действий в этой части Европы, видит себя обязанным принять условия эвакуации, предусмотренные в советском ответе"." (А. Мельтюхов. "Упущенный шанс Сталина")
Если все похвальное многословие господина Мельтюхова свести к нескольким тезисам, получится следующее: "Конкретные советские военные приготовления к решению Бессарабского вопроса начались 9 июня 1940г.", т.е. тогда, когда у советского руководства не осталось никаких сомнений в том, что Франция терпит в войне с Германией тяжелейшее поражение. Развертывание военной группировки проводилось в максимально сжатые сроки. Планы советского командования не предусматривали изначально никакого иного использования войск, кроме боевого. Нота СССР с требованиями к румынскому правительству была вручена последнему лишь за день до полного развертывания наступательной группировки РККА у границ Румынии. Правительство Германии было поставлено в известность о характере советской ноты румынскому правительству лишь за несколько дней до ее вручения. Недоумение германской стороны по поводу претензий СССР на Северную Буковину и беспрецедентных сроков предполагаемого ответа румынского правительства на советские требования было, по-существу, проигнорировано. Согласие Румынии на удовлетворение советских претензий (оскорбительных по форме и, в случае с Северной Буковиной, ничем не обоснованных) было получено под сильным давлением Германии, обеспокоенной угрозой румынским нефтяным промыслам в случае возникновения конфликта. Вывод: так или иначе, скорее вольно, чем невольно, Советский Союз вмешался в войну между Германией и союзниками, когда она приняла для последних катастрофический характер. Прими советское правительство решение о войне с Румынией (а то, что целью Москвы была именно война, а не территориальные приобретения, по-моему, очевидно) в более ранние сроки, вполне возможно, что не только Британия, но и Франция не пошла бы на капитуляцию перед Германией.
Давайте перестанем морочить себе голову! При каких еще обстоятельствах британский посол, обращаясь к заместителю народного комиссара иностранных дел, мог отозваться о возможном заключении мира между Британией и Германией, как о "сепаратном"? Какого ляда он раз за разом стал бы выслушивать отказы, виться ужом, ходить колесом и закидывать удочки, не будучи уверен, что перед ним союзник? Неуступчивый, себе на уме, но свой? Настолько свой, что можно безо всяких политесов подначивать его на вероломное нарушение договора, ничуть не опасаясь услышать в ответ: "Пошел-ка, малопочтенный, отсюда вон! Сам ты козел! Понял?!"
Можно взглянуть на всю эту картину с кракелюрами и с другой стороны. Ни для кого не секрет, что сэр Уинстон Черчилль писал товарищу Сталину письма. Точного их числа не назову, но явно не одно. И дело было еще до войны, до Великой нашей, Отечественной. И писал сэр Уинстон товарищу Сталину не поздравления с праздником Первомая, а предупреждения об опасности, нависшей над Страной Советов. Из какового факта всегда следует один единственный вывод: вот до чего наивный и близорукий человек был Иосиф Виссарионович, как верил в силу международных договоров и тому подобное... Но, подумаем вот еще о чем: обычный уровень дипломатических отношений ограничивается контактами между послом и министром иностранных дел страны пребывания. Более высокий уровень - это обращение министра иностранных дел к главе правительства другого государства (Бек - Гитлер; Риббентроп - Молотов). Самый высокий - встречи глав государств (Деладье - Чемберлен - Муссолини - Гитлер; Черчилль - Рузвельт - Сталин). Как, исходя из вышеприведенной шкалы, оценить уровень контактов между Черчиллем и Сталиным? Думаю, не будет большой натяжкой, определить его где-то между высоким и самым высоким, причем, ближе к последнему. Это тот же уровень отношений, что существовал на тот момент между Черчиллем и Рузвельтом. И вот, что еще интересно: нам приводят выдержки из писем Уинстона Черчилля, но ничего не сообщают об ответных посланиях Иосифа Сталина. В чем дело? Сталин был настолько невежлив, что не считал нужным отвечать на письма премьер-министра Великобритании? А тот был настолько снисходителен, что допускал для себя и своего положения нормальным слать в Кремль безответные письма? Что-то слабо верится! Больше верится в то, что переписка носила такой характер, что ее обнародование способно вызвать нешуточный скандал. Но и, не видя текстов переписки, можно смело утверждать: накануне Великой Отечественной войны между Британией и Советским Союзом уже сложились отношения союзников. Тайных союзников.
Упорству британских политиков можно только дивиться: вырастив и выпестовав гитлеровский режим, как противовес сталинскому, они твердо и неуклонно шли к своей цели: столкнуть Германию и СССР лбами во взаимоуничтожающей войне. И не Гитлер сделал первый шаг к этой войне - первым был Сталин! Ну не мог наш "вождь и учитель" упустить такой момент! Германия, связанная войной с Британией, Германия, полностью зависящая от румынской нефти, Германия, чья экономика задыхается от нехватки сырья - когда еще выпадет такой случай?! И что будет, если его упустить? Сталин был щукой, рассчитывавшей сожрать живца до того, как тот сорвется с крючка... Но удочку держал Черчилль. "Величайший ненавистник Советской России", по ленинскому определению.