В соавторстве с https://yapishu.net/user/happy-gorgulya (автор: http://yapishu.net/user/abigail)

     Восемнадцать лет тому назад в семье Ренненкампф, - одной из самых почетаемых семей города родился третий ребенок. Мальчик был прекрасен – мягкие светлые волосы, очаровательные голубые глаза, звонкий детский смех... Но только сперва он вызывал восхищение, – мать-природа сыграла злую шутку! Он родился с зубами, что уже считалось дурным знаком, да к тому же с акульими зубами!..

     Тем самым я, Ларс Ренненкампф, безумно расстроил своих родителей, – я появился на этот свет уродом.

     До трёх лет я рос как и все дети. Ха, почти как все дети. Всем сообщили, что я умер, но меня держали взаперти. Я почти не общался с родителями. Лишь прислуга подносила мне еду.

     Когда мне было три года, у родителей появилась новая отрада – родилась дочь, а я перебрался в подвал.

     Тогда-то и начались самые лучшие времена в моей жизни. Обычный человек удивится и не поймет, как можно быть счастливым в таких условиях: кирпичные стены, сырость, гора старых тюфяков вместо мягкой перины, еда два раза в день под дверь, вместо одежды – обноски старшего брата... Ах, там было истинное сокровище, которое затмевало все! В подвале стоял старый письменный стол моего прадеда, вместе с ним разная каллиграфическая утварь, которая принадлежала ему же. Но это было не главным.

     Дом был пятиэтажным. На первом этаже были столовая, два просторных зала, где принимали гостей, и комната, куда приходили учителя заниматься с моими братьями и сестрами. Обычно такие комнаты размещали неподалеку от спален, но мне повезло! Эта комната была как раз надо мной.

     Поэтому каждый день я слушал, как они занимаются, учат языки, читают книги... Однажды я смог выбраться наверх, покуда никого небыло дома, и обнаружил, что в той комнате, по мимо письменного стола, стоят стеллажи с книгами. Их было очень много! Бесчисленное множество, как казалось мне тогда. С тех пор я тайком брал от туда книги и читал, после чего так же украдкой возвращал на место.

     Как было прекрасно тайком пробраться в ту комнату, открыть массивную дубовую дверь, и увидеть это чудное хранилище!.. Комната была продолговатой. Под окном стоял письменный стол, а вдоль стен стояли те самые стеллажи.

     Жизнь в заточении лишила меня свободы, но сколько дала взамен!.. Думая об этом, складываются строки:

     

     Стужа безмолвно сочится – я тону в себе лет сто.

     Сколько мостов с внешним миром судьбой соженно;

     Мой голос подражает хрипу перебитой птицы,

     Все надежды и мечты давно разбились на частицы.

     

     Могила – желанное мою место,

     Но как прекрасны те снежинки, танцующие вместе,

     Как восхитительна природа вокруг...

     Я умираю, или это всего лишь грусть?..

     

     Я ненавижу свой тошнотворнный запах, –

     Это зловоние страха, зов падших;

     Меня прокляли за то, какой я есть...

     Не раз я задумывался, что такое месть.

     

     Сырые стены, полчища книг,

     И темнота превращается в миг;

     Но почему так краток сюжет,

     А мои горесть и одиночество – нет?..

     

     Назови мне причину жить, чтобы я смог рассмеяться.

     Я попытаюсь сквозь горечь не разрыдаться,

     Я мог бы умереть как христианин, –

     Видел я много в библиотеке картин...

     

     Каждый день великолепен!

     Для переваривания сплетен

     О своем роде, о исчезнувшим ребенке

     С акульими зубами в пеленке.

     

     Я, Ларс Ренненкампф, жажду пролить свет,

     Раскрыть вековой секрет,

     За что я заживо погребен,

     Почему и по чьей вине оскорблен...

     

     Только все протекало несколько однообразно до определенного момента.

     

     Это был сочельник. Они уходят в церковь. Я дожидаюсь, покуда они уйдут. Начипурятся, переругаются, посуетятся... А потом хлопнет громко входная дверь, и тишина.

     Они, кажется, думали, что я настолько глуп, что не смогу догадаться открыть замочную скважину подвальной двери. Когда-то я нашел ключ здесь, в пыльных залежах. Этот ключ не от этой двери, но к ней он подходит.

     Мне осталось только подняться вверх по ветхим ступеням, и вуаля... Я наверху!

     И тогда мне пришла в голову идея – толкнуть тяжёлую входную дверь, предварительно отодвинув щеколду.

     О, да! Теперь я впервые в жизни на улице.

     Вечер. Монолитно с неба сыпется снег. Само небо было сизым, заляпанным облаками, в которых отражался нежный свет луны.

     Наш дом стоит в едином ряду с другими домами, построенными в баварском стиле. Они впечатляют своей красотой: белые, визуально разрезанные на несколько частей балками всевозможных оттенков коричневого. Дома эти стояли на центральной площади. И, конечно же, на площади, поскольку она была центральной, возвышалась церковь. Пусть она ничего чарующего из себя не представляла, но она создавала общую картину. Построена эта в стиле кирпичной готики. Она состояла из высокой башни с пикой, а к той будто примощено здание с такими же вытянутыми окнами наверху, как и на башне. Массивные двери, незамысловатые розы¹, лёгкий мрак...

     Церковь с совокупности с домами создавали весь образ площади, которая была вымощена мостовой. На площадь привезли высокую ёлку. Но меня впечатляло куда больше многоцветное небо, которое будто хотела упасть на землю, но лишь раскололось на множество маленьких кусочков, которые падали снежинками...

     Безлюдно. Все собрались в церкви. И родители мои со своими детьми в том числе. Испокон веков люди стремятся к чему-то высокому, но в них этого нет! Они делают это для показушничества. Они просто перестали быть людьми, а для того, чтобы быть чем-то высоким, не нужно ходить в церковь, не нужно молиться перед обедом, не нужно верить во всевышнего! Стоит просто оставаться человеком. Христианство было основано на сострадании, но люди, вроде моих родителей этого недостойны, – они пали на самое дно. Так легко они хоронят заживо, но молятся они несколько раз в день, – все в округе называют их праведной, милосердной семьёй... Да, если суть религии в этом, то я – нехристь, и буду гордиться этим.

     Как-то неожиданно в голове строка цеплялась за строку, и родился стих:

     

     Однажды неведомая сила

     Пришла ко мне в гости:

     Мой инфантильный дух за собою потащила

     Мои молодые кости...

     

     Я побрел, словно предвкушая радость

     И солнце было трепетно со мной.

     Ветер поддувал лишь малость

     Запах деревенской улицы родной.

     

     Я иду, мечтая о светлейшем мире,

     Словно я рожден вчера,

     По крайней мере,

     Он все же жив внутри меня.

     

     Я иду, мечтая, и лишь так мне хочется идти,

     Природа - волна желаемого света,

     Заставляет по-настоящему цвести

     Печального поэта.

     

     А с наступлением весны случилось следующее...

     Я помню, моя "семья" куда-то вновь отбыла, и я по той же схеме выбрался наружу.

     Когда я открыл дверь дома, я был поражен! Все было белым-бело, будто бы стёрли с лица земли площадь с домами и церковью! Это был беспросветный туман. И тогда я зашёл за дом, затем побрел по прямой улице, – она была такой же, как и ряд домов на площади. Мостовая. Баварские дома. Туман. Изредка проезжающие дилижансы с лошадьми. Попутно мне гаснут фонари. Я прохожу, а они гаснут уже за моей спиной. Изредка мелькают люди. Хорошо, что туман такой густой, – иначе бы кто-то заметил меня.

     Я долго шел по улице. Туман рассеивался, а ощущение пустоты не пропадало. Потому что виноват не тот туман, что упал с неба, а тот, что затмил мою жизнь.

     Минули те дни, когда у меня было вдохновение, когда у меня были силы. Возможно было жить одним мигом!..

     Теперь они кончились. Я вновь боюсь будущего, понимая, что у меня его Нет, покуда я буду

     Гнить

     и

     Разлагаться Заживо.

     Но это будет продолжаться всю мою жизнь, я прекрасно понимаю это... Ибо я не могу перестать творить. А покуда я буду творить, я буду жить. Но когда я не могу ничего делать, когда у меня нет сил, я умираю снова и снова!

     Иногда я задаю сам себе вопрос – долго ли продолжится эта игра?.. Долго, долго! Эта игра – и есть моя жизнь.

     Значит, у меня нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего... Будто бы нет меня самого, и отчасти это верно – меня вычеркнули из мирской жизни. Я сам себя вычеркнул от туда...

     Я медленно и постепенно схожу с ума! Каждый вечер, когда я могу остаться со своими мыслями наедине, ко мне приходит демон – он дышит мне в лицо, смотрит прямо в глаза, он шепчет мне на ухо проклятые стихи, он изводит меня с этого света!

     Снова пустота,

     Снова я не сплю.

     Злая темнота,

     Хлипко я дремлю...

     

     Словно неживой я,

     Но ещё не мёртв.

     Я ненастоящий,

     Я уже так чёрств!..

     

     Кончились мгновенья,

     Пролетело время, –

     Нету вдохновенья,

     Есть лишь мое бремя.

     

     

     Рвется душа моя в клочья –

     Жизни мне нет,

     Смерти нет тоже; впрочем,

     Есть моих мыслей гнёт.

     

     Долго идя, я выхожу к реке. Берега были крутыми, их соединял длинный подвесной мост. На противоположном берегу паслись овцы, – наверное, их только что привели на пастбище. А из-за деревьев проглядывали будто те же самые дома... На обоих берегах росло много цветов, но они ещё не раскрылись: сенполии, ромашки, маки, встречались и сорняки, но даже они выглядели хорошо, контрастируя с остальными цветами. Веет слабый ветер, произвольно играя моими волосами; он же разносит слабый запах цветов. Туман стал рассеиваться.

     И не может быть ничего лучше того, что было задумано природой! Если будет вокруг белое пространство, вполне возможным будет сойти с ума. Только природа способна распределить краски так, чтобы этого не произошло. Только вот на мою жизнь ты неспособна пролить свои цвета, мать-природа! Я совсем заблудился в этом тумане... И все от того, что я вычеркнут из мирской жизни! Все от того, что я якобы создан не природой...

     

     Второй день их нет. Шел дождь в тот день. Наверное, на улице сейчас хорошо. Серое небо, думаю, нависло над городом... Оно дополняет серость однотипных домов.

     Столько лет я жил в неведении, и все из-за них... Я не хочу больше называть себя их фамилией, не хочу иметь ничего общего между ними и собой! Я вычеркнут из жизни, и из их жизни включительно.

     Но за какие грехи, за что?.. Сколько часов своей жизни я проводил сидя на одном месте, когда от накопленной меланхолии нет сил доползти до своего тюфяка с клопами... Нет мотивации, когда нет просвета, и так на протяжении всей моей жизни... А знаю ли я, что такое жизнь?! А за стенами моего подвала кипит жизнь; от этого, во мне бушует черная ненависть к этим ублюдкам! Мне тошно произносить их имена. Я чувствую, что моему терпению приходит конец – порвана нить... Как резко на улице грянул гром!.. Будто погода снова заодно со мной.

     Я подрываюсь, словно ошпаренный кипятком. И только одно желание – разодрать их всех, загрызть этих вальяжных зажравшихся людей! У меня бы вполне получилось это.

     Нет грусти, нет радости, только черное желание мести. Я в мгновение оказываюсь у подвальной двери. В порыве ярости я открываю дверной замок ключом с третей попытки и распахиваю дверь с размахом. Дитя тьмы покидает бездну пустоты. За дверью меня ждало все величие моей семейки. Множество дорогих вещей, мебели, картин... Опрокинув по дороге этажерку со статуэтками, я взмыл по лестнице. Мгновение – и я оказался в глухом коридоре!

     Передвигаясь быстро, я мог рассмотреть только помутневшие в моих глазах портреты рода Ренненкампфов... Вот я в гостиной. Испытав еще один всплеск эмоций, вся душевная боль, отчаянье приобрели новые краски. Отдавшись во власть злобе, я начал крушить все, что мне попадалось под руку. Антикварный сервант, наверное, безумно дорогой – дороже собственного сына! И полочки с его надлежащим полетели во все стороны. Ненавижу вас, ненавижу вас всех, будь проклят тот день, когда родились все эти твари!

     В расход пошло все, и даже я сам. Порвав свой поношенный сюртук, я обмотал его рукавом кулак и разбил окно. Я все же порезался, а мне все равно. А какие мягкие бархатные шторы, горите синим пламенем! Я оборвал их с карниза и швырнул за окно, – подарок людям. А какие здесь стены, такие гладкие, кажется, что они глаже всего моего бычьего клоповника!

     Вы ограничили мой мир стенами подвала ради моих мук, или чтобы вырастить и полакомиться мною?! Так будет вам кровавое пиршество! Когда я сорвал со стены зеркало в помпезной раме, оно упало на пол и растрескалось, тогда в отчаянии я упал на его растрескавшуюся гладь. Барахтаясь, словно сумасшедший, я истекал кровью...

     Потом я встал и побрел в неком забытии по комнатам, и забрел, как позже догадался, в кабинет отца. Ярость вновь овладела мной, я стал раскидовать содержимое ящиков стола. И что же я увидел?.. Свидетельство о своем рождении и смерти. Мое рождение хуже самой смерти. Свидетельство о рождении я решил сжечь, оно отправилось в горящий камин. А моя смерть, давно я умер для всех; но не для вас, друзья мои! Смочив палец в ране, я оставил кровавые отпечатки на свидетельстве о смерти, и оставил его одиноко лежать на пустом столе.

     Ярость прошла, и я почувствовал усталость и побрел в свою обитель, состоящую из четырех сырых прогнивших стен. Обычно я помню минуты перед сном, но сейчас мгновенно отключился.

     

     Утро не внушало радости, особенно исполосованное тело в запекшейся крови. Я медленно приподнялся и уставился в потолок – мрачный, как ночь даже по-утру. Потолок – это тоже небо, состоящее из множества объектов; на потолке проглядываются очертания некого образа. Но мое внимание привлекло не это, а странные звуки за дверью, очевидно, звуки деятельности "родителей". Прислушиваясь, я понял то, что они до ужаса напуганы и собирают вещи, выносят мебель... Это продолжалось ещё пару дней. Жалкие трусы, вам никогда не хватит смелости спуститься ко мне и взглянуть мне в глаза! Вы должны гордиться мною, ведь я полностью оправдал вашим ожиданиям, не так ли?..

     

     Я снова сижу на берегу реки и смотрю на противоположный. Теперь-то мне ничего и никто не может мешать!.. Эти кретины съехали, а я остался, – теперь в доме открыли общественную библиотеку. Единственное, чего я могу опасаться – того, что кто-нибудь обнаружит меня. Потому я ухожу ранним утром, а вечером возвращаюсь назад.

     Светило солнце, но жары небыло. Сегодня я прихватил с собой бумаги, чтобы попытаться вновь написать стихи. Почему-то не ложится... Чертов упадок, будто погром в доме отобрал все мои силы. Произошло бы что-нибудь, что могло бы вновь вернуть мне вдохновение!

     Который день я пристально наблюдаю за пастушкой, которая пасла овец. Огненно-рыжие вьющиеся крупными зигзагами волосы, большие тёмно-зеленые глаза, безумная улыбка... Родись бы она на несколько веков позже – тот час бы ее истребили инквизиторы. Она, как я понял, жила в деревне на противоположном берегу. Овцы были загнаны на островок в реке, а та сидела на противоположном берегу. Она рисовала своих овец, – оригинальное решение!.. Я даже не могу сказать, сколько ей лет, – я не промахнулся бы, сказав, что она приблизительно моего возраста, в то же время могу быть прав, что она старше двадцати.

     Вскоре я понял, что она поймала на себе мой взгляд и принялась рассматривать меня. Как это пугало!.. Я просто не знал, куда деться: так трепетно, так некомфортно было мне... Впервые я чувствовал на себе чей-то взгляд. А через пару минут мое сердце вовсе остановилось, – она отложила бумагу и уголь, встала, отряхнула подол платья и направилась по подвесному мосту через реку в мою сторону. Мне оставалось лишь убеждать самого себя в том, что она направляется не ко мне. Но нет, все было тщетно, – она присела ко мне и заговорила:

     – Доброе утро. Выглядит странным, когда женщина делает комплимент, – она говорила с чуть ироничной интонацией, как рассказывают сказки детям, – но ты – очень харизматичный тип. Я наблюдала за тобой с интересом. – я несколько секунд смотрел на нее и пытался придумать, что ей сказать, и все же сумел выдавить:

     – Спасибо. Должен сказать, мое мнение о тебе такого же. – предвкушаю ее реакцию на мои зубы, ха... А все оказалось не так:

     – У тебя акульи зубы. Вот так феномен! Любопытно. Это добавляет тебе большего шарма... – а я в ответ улыбался и краснел. Все же я нашел тему для продолжения разговора:

     – Как тебя зовут?

     – Маргарет Шефер. Спешу задать аналогичный вопрос...

     – Ларс.

     – А фамилия?..

     – Неужели это так важно?.. Я не могу больше употреблять эту фамилию относительно к себе.

     – Что же привело тебя к этому, Ларс?

     И я был вынужден пересказать своей собеседнице всю свою жизнь. Это было нечто вроде исповеди, – она внимала все так же, как и бумага впитывает чернила. С каждым словом, которое я говорил ей, мне становилось все легче и легче... В конце я чувствовал себя абсолютно свободным от всего. Маргарет хотела что-то сказать мне, но я решил предупредить ее вперёд:

     – Не стоит выражать мне сочувствие; я избавился от этого груза, лишь рассказав об этом тебе, – спасибо за внимание и понимание. – а потом она ещё читала мои стихи и говорила, до чего я интересная личность... Это было изумительно, – никогда никто не говорил мне того, что говорила она!.. Я был на седьмом небе. А потом, кажись, к рассвету, случилось такое:

     – Маргарет, расскажи о себе. Я прошу, – пожалуйста!..

     – Не проси! Единственное, что я могу сказать – я устала от мирской суеты, – от деревни, от овец, от людей, которые ещё хуже, чем овцы!.. – она с долей истречиности махнула рукой в сторону стада, а потом вздохнула и продолжила:

     – Я устала от лжи, – от своей лжи, которая покрывает мою жизнь сплошным обманом! Позволь мне, позволь – я буду честна с тобой, Ларс. Так честна, как ты честен со мной. Так, как ты честен с самим собой. Ты поразил меня, – каюсь. Я не встречала человека лучше, чем ты. Ты знаешь, у тебя восхительные длинные светлые волосы, – и она вставила свои тонкие пальцы в мою копну волос, – а твои глаза... Они голубые и светлые, но сколько в них боли... Ларс... – и она, закрыв глаза, стала медленно приближаться ко мне, а потом ее губы соприкоснулись с моими, и последовал поцелуй.

     Меня ошеломили ее действия. Я мог только в самой глубине души мечтать об этом, но тут подавлять эти мысли, убеждая себя тем, что это невозможно. Но теперь я мог знать – возможно все!..

     А следом мы придались резкому порыву страсти, будто бы мы были одни на всем белом свете, – единый порыв на двоих, как это прекрасно... Будто это был отрывок из книги о вечной любви, а я был ее героем, и этот момент, как строки не могут исчезнуть из книги, уже никогда не исчезал из моей памяти. Мы потеряли головы от любви друг к другу одновременно, и слов уже нехватало, чтобы выразить эти чувства.

     Мы встречались с Маргарет каждый день, мы проводили вместе тёплые летние дни. Мне было хорошо и легко, пустота внутри меня наконец-то была заполнена. Теперь мне есть, о ком думать, я больше не слонялся из угла в угол в подвале, я больше не сидел у сырой стены, больше не смотрел в одну точку, пытаясь сбежать от самого себя...

     

     

     

     День за днём летел незаметно. Все же у меня было предчувствие, что что-то обязательно случится, – это нечто прервет наши чувства друг к другу, ведь никогда не бывает так, чтобы жизнь была сплошной красивой сказкой о вечной любви без жертв и преград! О, да, – ещё у меня было предчувствие того, что Маргарет что-то скрывает от меня. Зачастую в сумерки Маргарет, загнав стадо в стойло, приходила ко мне и прощалась. Я не понимал – неужели у нее есть какие-то обстоятельства, обременяющие ее?.. Я неоднократно спрашивал ее о том, почему она не остаётся, чтобы провести ночь на берегу реки, спрашивал ее о том, где она живёт, спрашивал ее о том, сколько ей лет, – но знал о ней только ее имя, фамилию, профессию и некоторые увлечения!..

     Конец августа, – скоро наступят холода. Частенько шли дожди, – летние, тёплые. Но сегодня, кажись, ничего не предвещало беды.

     Почему-то когда я пришел ранним утром к берегу реки, небыло ни стада, ни Маргарет. Очень странно! Как правило, уже к пяти часам утра она выводила овец на пастбище. Время шло, – и когда рассвет уже вступил в свои права, ее очертания появились в далеке. Маргарет шла с опущенной головой, как грустная лошадь... Она медленно приближалась.

     Пусть это было тяжело, я побежал по подвесному мосту к ней, – я сразу понял, – что-то произошло! Наконец я подошёл к ней и немедля стал распрашивать ее, что произошло.

     – Ларс... Я говорила тебе, что вокруг меня лишь ложь и обман?.. Это правда! Я вынуждена рассказать тебе все так, как есть. Мне было около восемнадцати лет, когда моя семья разорилась, – я была вынуждена выйти замуж – не по любви. Но обязана была обольщать своего мужа, обязана была наигрывать чувства... Я бы могла сбежать от него, когда он запил, но обстоятельства снова не сложились – я родила ему сына, – ребенка бросить я не могла. Я терпела ради ничего... А вчера... Вчера он узнал о том, что встречалась с тобой. Ларс, я сбегаю. Я не хочу больше жить так... Вот так! Не хочу больше притворяться и хамить самой себе.

     Я был ошеломлён:

     – Маргарет, что же ты собираешься делать?!

     

     – Я собираюсь уйти из города. Я буду странствовать, смотреть на мир, людей!.. Я буду рисовать, освою другие ремесла! Хочу стать свободной, – и в ее глазах зажёгся тот огонек, какой при первой нашей встрече, – я хочу, чтобы ты сбежал со мной. Ты должен быть свободен от самоистязаний, как и я... Мы сбежим... Сегодня вечером!

     

     Я был в шоке, – должен признать. Я никогда не думал об этом, – и тут я понял, – я никогда, никогда не выберусь из своего подвала! Мне нужно вдохновение для счастья, вдохновение приходит ко мне лишь во мраке и одиночестве, я рождён, чтобы жить во тьме!.. А Маргарет... Ей нудно, чтобы вокруг нее были люди, много людей, – ей нужен свет. Она не будет счастлива со мной никогда, – а я желаю для нее только этого. Именно я ограничиваю ее.

     – Маргарет... Дорогая Маргарет, выслушай и пойми меня. Я не могу сбежать с тобой, не могу жить на белом свете. Я могу жить только взаперти, в подвале. Подвал испортил меня, я не смогу творить вне четырех стен подвала. Я счастлив только наедине с собой, – я ужасен! Тебе не стоит быть со мной, – ты будешь несчастна. Прости и прощай, моя любовь...

     

     

     Мы разошлись в разные стороны без оглядки. Лишь поцеловались на прощание, не сказав больше ни слова. Я – на свой берег, а она – вдоль по своему... Я уходил, и дождь провожал меня. Не тот теплый летний дождь, а совсем другой... Холодный. Осенний...

     Стоило мне вновь вернуться во тьму, как вновь чертов стих:

     

     Лунное сияние заменило мне мать.

     Подвальный мрак уничтожил светлую память

     Здесь, в этом Богом забытом месте

     Где время замирает на грани жизни и смерти,

     

     Являешься ты, подобна божеству.

     С тобою интересно... и по существу...

     Твое молодое тело сковано жизню

     Ты прекрасна... и я это вижу

     

     Влюбленность - слово, которое я знал лишь на письме,

     Вдруг запало в сердце мне.

     И, кажется, годы гробового одиночества позади.

     Единственное, чем я живу, - это ты!

     

     Я никогда не забуду нашу последнюю встречу.

     Маргарет стояла на мосту,- как всегда безупречна.

     Нежно и выразительно смотрела она вдаль,

     Легкий ветерок ласково волосы трепетал.

     

     Ароматный запах на ее одежде

     Оставлял же былые надежды

     Разжечь интимную страсть..

     Прильнуть телом к телу, в обьятия пасть.

     

     Но меня охватило дурное причувствие.

     Выбив меня следом из чувства

     Ты покидаешь страну и зовешь меня с собой,

     В неизведанные края уносящиесся рекой.

     

     Вытащи рыбу из воды, -

     И она тут же загнется без своей среды

     Вытащи меня из склепа,

     И я тут же воспламенюсь на рассвете...

     

     Сначала темнота кажется ужасной,

     Потом привычной и ненастной.

     Следом она единна с тобой

     Превращаясь в волчий вой...

     

      Эта ночь была самой бессонной и бушующей. На смену вчерашнему хмурому дню пришла вечерняя гроза, которая длилась до самого рассвета в сопровождении игры теней под раскаты грома и вспышки молний. Тень, тень, подойди ближе и забери меня с собой туда, где растут костяные цветы, в тот странный край, который находится за пределами пространства и времени. Я предпочитаю лежать в темноте и тишине, будто у меня когда-то был выбор. С тех летних пор я практически не говорю днями, неделями. Иногда я пугаюсь, когда мне кажется, что я забываю, как звуки становятся словами и предложениями. Говорили мне мои друзья, находящиеся на книжных полках, что время лечит, но ничего здесь не меняется, - мир лишь злобно смеется и отворачивается от меня. Мое вдохновение, мой ветхий склеп, который едва устойчив остается со мной, - мой единственный смысл существования. Порой я удивляюсь, что вчера мне не было и семи, а сегодня на моих плечах груз тысячи лет. Мне так не хватает тебя, я изголодался по нашему общению, по твоей плодородной почве... Ты явилась так нежданно, и так бесследно исчезла. Ангел, мой ангел, в тебе заключилось все мое изобилие, все мои уцелевшие чувства! Но я прожил всю жизнь в подвале.

      Я лежу в темноте несмыкая глаз и вижу тебя - такой настойчивой, такой призывающей. Я поднимаюсь и мы начинаем танцевать под песнь гармоничной жизни. Мы кружимся, и ты смеешься, даруя мне свою улыбку, даруя мне жизнь. А следом мы остановимся в ожидании поцелуя, который обожжет наши губы, даруя незабываемый след в жизни... Каждый день я, словно верная дворняга, дожидаюсь свою хозяйку.Я мечтаю о том, что настанет час и мы обязательно встретимся, живыми или мертвыми - не имеет значения.

      Окончательно обезумев от своей потери, я смотрю на свои руки. В них извиваются опараши, они ныряют в мою плоть, - словно так и должно быть. Я в испуге стряхиваю их со своих ладоней, но это бесполезно, - я нахожу осколок стекла и начинаю выковыривать их мерзкие тельца. Через минуту они исчезают, оставив за собой кровавые следы. "Шизофрения..." - прошептал я в недоумении и ринулся прочь от всего. Портреты кричат что-то в след, но что именно, я не могу разобрать из-за монотонности и эхо в моей голове. Я спотыкаюсь и ударяюсь головой об ступеньку. Последнее, что я слышу - это треск черепа и слабые голоса на фоне...

     Находясь в черном пространстве, я слышу чей-то голос - он мягкий и приятный, однозначно, женский. Он напевает песню, такую родную, словно из детства. Я замечаю вдалеке темноты огонек от лампы. Без размышлений мое бренное тело оказывается у детской люльки. Перед люлькой стоит женщина с младенцем на руках, - она плачет и успокаивает малыша. Сзади меня в этот момент подошел мужчина с каменным лицом, и схватив меня за горло, опрокидывает за люльку. Я упал в бездну вакуума, и непонятно было - лечу я или стою на месте. Я вылетел в открытое ночное небо, - оно было невероятно великим. Я отрываюсь от земли и лечу в объятия спирального млечного пути. Со скоростью света я облетаю чужие планеты населенные жизнью, - это место истинное! Оглядываясь, я словно прозрел, - нет никакого смысла в жизни, одиночестве и любви, счастье, во всем земном! Все это теряется здесь, - в безграничных просторах. Но следом картинка начинает плыть, яркий белый свет затмевает мой кругозор.

      Я открываю глаза и вижу перед собой ковры особняка. Голова болит. Я нащупываю запекшуюся кровь на волосах. И пальцы в крови. Я медленно поднимаюсь и усаживаюсь на ступень. Не засиживаясь долго, я встаю и иду, прихрамывая, в свой подвал. И лишь одно желание - вновь отправится в долину звезд и истины. Кидаю взгляд на горку мусора в углу и нахожу веревку. Теперь отправляюсь за стульчиком.

      Пришла пора преображенья,

      Конец житейского пути.

      Ожидаемого счастья приближенье

      Услышу в ноющей груди.

     

      Мои сны трансформировались в бесов,

      Истезающих меня видениями наилучших моментов.

      Я не выношу солнце и закрываю глаза,

      Ведь им чужда горькая слеза.

     

      Дописывая свой дневник,

      Я в воспоминаниях паник,

      Не различая белого от черного

      А черное от белого.

     

      "Маргарет, прости

      Ты мое единственное, что я искренне любил...

      Нам друг дружку в этом мире не найти

      Ты не виновна, я сам себя убил...

     

     Вот я нахожу ''тот самый" короткий стул и иду к подвалу. Теперь смастерю узел на крюке, - неизвестно, для чего он был предназначен. Поставив первую ногу на стул, в голове блестнула надежда.

     Скорее поторапливайтесь, спускайтесь вниз!.. Вы слышите?! Освещайте комнату, сбивайте меня с ног, - что же вы медлите?! Делайте так, как я говорю, пока мое сердце бьется!

      Я в последний раз вдохнул, прижал к себе свои рукописи, - единственное, на что я был способен. Мир вокруг меня исчез... Словно он растворился во мраке смерти и я увидел его истинный облик - его отсутсвие.

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"