Аннотация: Похоже, этой прелестной даме придется потихоньку создавать раздел :) Пока писать мне некогда, но до повести-романа это всенепременно разрастется. Жанр пока... неопределенный. Городская фантастика, антураж - викторианка с уклоном в стимпанк. Альтреальность. Много политики, интересностей, недоразумений и всякого-разного-неопределенного.
- Шарлотта, Шарлотта... Вы меня разочаровываете.
- "Разочаровываю"? - переспросила Шарлотта, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Дверь за молчаливым подчиненным мистера Колриджа, проводившим ее в кабинет, тихо затворилась, сухо щелкнул проворачивающийся в замке ключ. Руки предательски задрожали, и Шарлотта - ужасно, неподобающе поспешно, выдавая этим свое волнение - сложила ладони. Переборов страх, леди нашла в себе силы улыбнуться и непринужденно-светски ответить: - Я думала, что уже окончательно разочаровала Вас, мистер Колридж. Неужели я ошибалась?
Он неторопливо поднялся ей навстречу. Стоять и смотреть, не шевелясь, не делая попыток к бегству, когда он неторопливо приближался, было невыносимо. Улыбка Шарлотты поблекла. От нее осталась только слабая тень.
Мужчина, в руках которого была ее судьба, ее маленькая хрупкая жизнь, остановился, не дойдя нескольких шагов. Рука его отчего-то была убрана в карман брюк, к которому тянулась, поблескивая серебром, цепочка часов. Улыбка, безукоризненно-искренняя, коснулась его губ, а глаза, золотистые, цвета гречишного меда, вопреки его словам озарились теплом.
- Как ни странно, есть. Я испытываю к Вам, моя милая Шарлотт, необъяснимую симпатию, и готов простить даже то, что Вы не последовали моему настоятельному совету держаться подальше от Вашего братца и его приятеля. Отдайте печатку, выкранную ими из дома этого щеголя, герцога Алана Неша, бумаги, которые Вы собирались передать королю - и, видит Бог, Вы будете свободны. После того, разумеется, как скажете, где скрываются эти преступники.
- Бумаг при мне нет, и я могу в этом поклясться, - негромко начала Шарлотта, до боли стискивая пальцы: голова кружилась от того, что она собиралась сказать. - Печатка - вот она, забирайте, она принадлежит не мне. Но Вы не услышите от меня ни слова о моем брате или мистере Эгертоне.
- Поразительная смелость. Поразительная - и граничащая с глупостью. Вы не забыли, кто я? - не сводя с нее взгляда, все еще теплого, но уже внимательно-отчужденного, спросил он, так и не взяв протянутую ему печатку.
- Не забыла. Глава Тайной канцелярии, предавший доверие короля, когда ввязался в заговор против него, - резко сказала Шарлотта.
- "Предавший доверие короля"? Правильно ли я понимаю, Вас, леди: Вы прямо обвинили меня в предательстве? - ожидаемой вспышки злости не последовало. Мистер Колридж только усмехнулся - легко, будто сущей ерунде, - и продолжил с той же мягкостью, нежностью и теплотой. - Вы же рассудительная девушка, Шарлотт, и должны понимать, что благополучие государства важнее благополучия одного из его правителей, и выше собственных амбиций и желаний.
- И выше чести?
- Век благородных рыцарей и флибустьеров давно миновал, моя милая Шарлотт. Если придется поступиться честью и чистой совестью для благополучия государства, я не буду колебаться ни мгновения. Это политика.
- Это - предательство и бесчестие. Можете не стараться, лорд: Вы никогда не убедите меня в обратном.
- Энгюс, моя дорогая. Энгюс, - мягко поправил он.
- Лорд Энгюс, - упрямо повторила Шарли.
Мужчина усмехнулся, позабавленный ее словами, и отвернулся. Неторопливо подошел к низкому столику, легко подхватил с него откупоренную уже бутыль - и безупречным, отработанным до безупречности движением наклонил бутыль. Вино - тягучее, играющее в каминных отблесках переливами красного и бордового - полилось в бокал, омыло пенно-кровавой волной тонкие стенки, закружилось на дне.
- Вина, моя леди?
Шарли оторвала завороженный взгляд от вина и сухо ответила, избегая встречаться с мистером Коллинзом взглядом:
- Нет, спасибо.
Страх постепенно отпускал, и в душе уже затеплилась робкая надежда выбраться отсюда живой.
"Выбраться! Попробуй-ка вырвись из его когтей!" - отчаянно подумала Шарлотта, едва горько не рассмеявшись от собственной самонадеянности.
Бутыль опустилась на стол с тихим стуком. Энгюс прошел к креслу и опустился в него - легко, без обыкновенной для многих грузности и неловкости. Скрестив ноги, он подхватил бокал и продолжил разговор, будто не замолкал:
- Так в чем же, по-вашему, суть моего предательства? Забота о благополучии моего государства? Если так, то не предатель ли наш король, сир Уильям, и его почивший отец, легкомысленно правящие Адарией? Чем легкомыслие не преступление?
- Если король - преступник (хотя я, признаться, не вижу в его действиях и намека на легкомыслие и считаю политику продуманной и последовательной), то почему Вы не устраиваете переворот, а отдаете Адарию Эженской империи? О каком "благополучии" может идти речь?
- Посмотрите, как живем мы, и они. И сравните. Я удивлен, что мне приходится объяснять Вам столь очевидные вещи.
- Сравнить с кем? С Марьессом, городом-сердцем мира, в котором есть все? Или с цветущими Эженскими герцогствами?
- С Аньери, например, - тепло уходило из взгляда мистера Колриджа. Он словно потемнел. - Они - такая же провинция, какой могли бы стать мы. Провинцию, на улицах которой Вы едва ли найдете нищих и обездоленных, лишенных последних грошей и крова - чего нельзя сказать об Адарии.
- И поэтому эти улицы каждые три-четыре года сотрясаются восстаниями и волнениями? - с горечью спросила Шарлотта, в пылу спора даже позабыв о страхе, и продолжила, страстно, убедительно: - Эженская империя живет провинциями. Да, она богата, но только потому, что выпивает их до последней капли. Мы чудом вырвались из-под их лживой опеки, обрели свободу. Да, пока мы бедны: у нас нет золотых копий или залежей руды - только искусство виноделия, плетения тончайших кружев и дух свободы. Но только пока! Мы обрели себя всего каких-то два десятка лет назад, нам еще так много предстоит сделать - хотя сделано уже не мало! - а Вы хотите все разрушить, не дав нам ни единого шанса! На упрочнение нашего, пока еще шаткого, положения нужны годы, и они у нас есть! Есть, если Вы откажетесь от своих планов!
Сухие хлопки прозвучали в скупой тишине комнаты громко, отрывисто. Шарлотта опомнилась, взглянула на мистера Колриджа - и похолодела. Он был спокоен, все так же улыбался уголками губ, но глаза заледенели, и в них было что-то такое, что заставило девушку побледнеть и невольно шагнуть назад.
- Браво, Шарлотта. Браво, - сказал он, глядя не на нее, а на плещущееся в бокале вино. И замолчал.
Секунды тянулись медленно, тягуче, как стекающий с чайной ложки искристо-золотой мед. По спине пробежали мурашки. Шарли вдруг стало так жутко, как не было с того момента, когда лорд Энгюс узнал ее на балу под расцвеченной изумрудами и золотистыми перьями маской.
Когда он, наконец, заговорил, девушка вздрогнула. Сердце замерло и пугливо сжалась маленькой испуганная птичкой.
- Я в вас ошибся. Вы такая же, как Ваш брат.
Голос звучал глухо, пусто... безразлично.
Он, наконец, взглянул на нее. И взгляд этот был так же холодно и безразлично, как и голос, без тени прежней странной нежности и уважения.
Так смотрят на вещь.
Шарлотта попятилась, но почти сразу уперлась в дверь. Нервными, срывающимися движениями зашарила позади, ища ручку, но каждый раз промахивалась. Слезы обиды и страха, больше не сдерживаемого, выступили на глазах.
Тихо скрипнуло кресло, и Шарлотта забилась еще отчаяннее, в глупой надежде, что замок вдруг окажется открытым. Зажмурившись, она не видела, где мистер Колридж и что он делает, но в этом не было необходимости: она и без того знала, что часы, негромко тикающие над камином, отсчитывают ее последние мгновения.
Ручка ткнулась в вспотевшую ладонь. Шарлотта дернула за нее раз, другой - и не продолжила, не способная остановиться и едва понимающая, что делает.
Пытка неизвестностью сводила с ума и пугала куда больше любой, даже самой страшной картины. Девушка не выдержала - и распахнула глаза.
Лорд Энгюс стоял напротив, спокойно смотря на нее. В опущенной руке темнел револьвер.
Пальцы, сжимающие ручку, разжались. Шарлотта обессиленно привалилась к двери - вскрытой лаком, но еще шероховатым, помнящей тепло солнца... Мир, с которым она должна была вот-вот распрощаться, стал ярче, звонче и прекраснее, чем когда-либо.
- Вы обещали... - тихо, слабо прошептала Шарлотта. На глазах заблестели предательские слезы. Как она ненавидит быть слабой! - Вы обещали в нашу первую встречу, что не причините мне вреда... никогда...
- Обещал, - спокойно, безразлично сказал он, поднимая револьвер. Дуло, зияющее темнотой, уставилось на нее. - Но ошибся. Ошибся в Вас. Вы идеалистка, Шарлотта, идеалистка и мечтательница, и никогда не согласитесь остаться со мной - а отпустить я Вас не могу. Если бы не Ваше пустое, бессмысленное донкихотство, которое, в конечном счете, и привело Вас сюда, все было бы совсем иначе... впрочем, это уже не важно. Жаль, что все так сложилось. Улыбнитесь, мне бы не хотелось запомнить Вас сломленной отчаяньем.
Ужас, страх и отчаянье, сжимавшие сердце, сводившие с ума, сгорели в поднявшемся из груди пламени ярости. Леди сжала пальцы в кулачки, до боли впившись ногтями в кожу.
- "Улыбнитесь"?! Да идите Вы к дьяволу, Колридж, с Вашей черной душой!
Его губ коснулась улыбка - призрачная тень прошлого тепла и нежности.
- Вы прелестны, Шарлотта. Даже сейчас. Прощайте.
Сухо, резко щелкнул взведенный курок - и грянул выстрел.