Давно ли, недавно ли это было, того не ведаю, хотя время в сказке не имеет особого значения. Итак, жил себе в одной деревне мужичок Егор, такой учтивый и любезный, грамоте хорошо обученный, до чтения и музыки большой охотник, да и к поэзии неравнодушный человек. Ну, вроде как интеллигент деревенский. А самое главное - Бога мужик почитал, молиться не забывал и даже что-то из Священного Писания разбирать старался (на свой лад, конечно, философский). И за свой дом большой, и за свое хозяйство доброе он не забывал воздавать хвалы Всевышнему. Ну а как же иначе, если считать себя истинным христианином?
И всё было бы на первый взгляд мирно да ладно, но в личной жизни у Егора как-то не заладилось: перевалило уже за тридцать, а семьей всё так и не обзавелся: ни тебе сердобольной наседки-хозяюшки в хате, ни тебе шалопаев чумазых - детушек возле нее. Да и откуда жене взяться - деревенька небольшая, за полчаса обойдешь всю неспешным ходом, да и бабы в ней али замужние, али уже вдовые: нет ничего свежего, чтобы глаза мужику радовало.
Все озорные молодушки по городам давненько разъехались - что им в деревне то, как квашням, киснуть. Вот и стало нашему мужику невмоготу, и повадился он взывать к Богу с особым прошением: так, мол, и так, мочи более нет, смертельно одиноко, любви и ласки хочется, яви милость - сыщи достойную жёнку. И так, долго и упорно, молился он Богу, с большой верой и надеждой. Понравилось его искреннее упование Создателю и решил Он его благословить (как много может усиленная молитва праведника, а вера и надежда любые ворота открыть способны!).
И вот пошел как-то Егор, по своему обыкновению, к пруду, что возле леса, на окраине деревни. Рыбки, знамо, к ужину изловить задумал. И вдруг видит диво дивное: лебедь белая плывет прямо к берегу, ничуть не боится, словно сама в руки просится. "А откуда в этих местах лебеди-то? Сроду их никто здесь не встречал, отродясь здесь никто их не видывал", - рассуждает мужик про себя вслух и диву дается, а сам наглядеться не может - уж больно хороша лебедушка, аж сердце замирает: перышки - чисто снег, белизною слепят, шея длинная, изящная, как у королевской ладьи, а глаза то, глаза!.. Как два огромных черных бриллианта, так и сверкают в лучах полуденного солнца, так и манят, так и зовут.
Обалдел мужик совсем, удочки побросал, про рыбалку забыл и, не раздевшись, сиганул в воду по самое колено - навстречу лебеди расчудесной. А птица вдруг возьми да и нырни под воду, оставив мужика в недоумении, так что тот чуть белугой не завыл от огорчения. Но не успел и рот открыть, как в тот же миг изводы вместо лебеди дикой появилась дева красоты невиданной: кожей, как сахар, бела; станом стройна, как русская березка; с шеей тонкою, лебединою; с волосами золотистыми, как лучи солнца. Не идёт краса, а будто плывет по воде легкою павою. Ни дать ни взять Царевна-Лебедь из сказки Пушкина. А глаза то, глаза!.. Очи черные в пол-лица, ночь бездонная в обрамлении звезд - так и зовут, так и притягивают. В них и потонул наш мужик. Стоит, что пень стоеросовый, по колено в воду врос, от переизбытка чувств дара речи лишился - влюбился, бедолага, по уши. Да и как такою красотою не увлечься? Слепцом нужно быть. А она улыбается улыбкою ангельской и руки к нему протягивает, да так ласково молвит, словно ручеек журчит: "Здравствуй, мой суженый, любимый мой! Принимай-ка свой подарок от Бога. Лебедушкой меня величают".
Что и говорить, счастлив стал мужик безмерно. Привел в дом красу ненаглядную, не нарадуется, не налюбуется: стихи стал писать, песни всякие. А она слушает, не перечит, во всем мужу угодить желает (хотя и песни то песнями не назовешь - так, какое-то томление духа, да и стихи не стихи, а несуразица, нескладуха). И по хозяйству молодая жена сильно проворная и повариха отменная, чистюля да рукодельница, затейница да умелица. Это не просто так, хорошая жена - подарок от Бога.
И заблестела изба мужика, чисто дворец, сад зацвел, в огороде овощи поперли, хозяйство увеличилось да и сам мужик немало расширился: второй подбородок отрастил и животик в придачу, на жениных то вкусных обедах. Да и работы теперь было для него не то, что прежде - жена расторопная, со всем управлялась, а ему оставалось лишь песни петь да на кровати полеживать. Ну, разве что иногда урожай собрать и на рынок свезти - делов то!
И всему этому был народ деревенский свидетель - тому, как мужик в счастье купался и поэтому, говорят, времени не наблюдал. Прожил он так, припеваючи, лет 10, а может, и 20, только уж волосы сединой подернулись, а детишек им так и не довелось народить. Может, потому, что она когда-то птицею была (это так люди судачат). А на самом деле, кто ж это знает, окромя Бога?
Но стал вдруг мужик грустить. Вначале немного, а потом всё чаще и чаще. Ну, прямо тоска зеленая навалилась. Смотрит он на свою Лебедушку и не узнает: уже не та стать девичья, не та походка легкая, да и глаза то, глаза!.. Какие-то потухшие, притихшие, совсем не манят, не зовут, как в былые времена - поизносилась девица от трудов великих, быстро состарилась.
И, как говорят, седина в бороду - бес в ребро. Начал наш мужик подумывать о молоденькой и опять налаживать молитвы к Богу: мол, радости лишился, желаю вновь жену молодую, снова счастья хочу. А почему бы и нет? Ведь в первый раз получил подарок, может, и во второй получу. Бог ведь щедрый и милосердный, что ему стоит лебедь мне в удовольствие послать?" - рассуждал мужик, полеживая на кровати.
И вот как-то раз он молился Создателю о молодухе, а жена и услыхала. Обиделась сильно и, ничего не сказав, ушла от мужика своего неблагодарного. А что делать-то было, когда муж твой о молоденькой грезит. Воротилась она опять к своему пруду и обернулась снова лебедушкой-птицею. А потом, говорят, и вовсе улетела в другие края, от своего мужа нерадивого подальше.
И остался Егор один, как перст: некому постирать, некому приготовить. Погоревал немного и думает: "Может, это и к лучшему. Теперь буду Бога с чистой совестью о новой жене просить, ведь прежняя сама от меня сбежала". И так помолится он поспешно и сразу к пруду бежит, ждёт, значит, нового подарочка. А вера, брат, серьезная штука, по вере Бог многое дать может. Вот и мужик наш дождался. Глядит - глазам не верит: плывет к нему утка большая да жирная, глаза острые, колючие. Не успел Егор моргнуть, как нырнула утка проворно под воду и обернулась в бабу толстую. Да и не в бабу, а в самую настоящую бабищу: бока, что бочка садовая, морда круглая, конопатая, как у подсолнуха, а глаза то, глаза!.. Такие скользкие, холодные, и нос туда же - мерзкий, длинный, утиный. Встала она над ним, как туча грозная, и громко прокрякала: "Шо-о не по нраву? Всё ли тебе дурню старому лебедушек-молодушек ловить? Пора и честь знать. Теперича с тебя и утки старой довольно будет... Утятична я, подарок твой новый".
Не знаю, как мужик до дому доплелся. Пожалуй, и сам, горемыка, не ведает. А дома-то новая женка, не та, что прежняя. Злющая бабенка, жутко сварливая, целый день кряхтит, покоя не дает. И по хозяйству неуклюжая, да и вообще никакая: плюх на кровать и давай мужика погонять.
Запричитал Егор слезно, стал на пруд опять бегать, Бога просить вернуть прежнюю жену. И добегался! Выследила его Утятична, подкараулила и оглоблей промеж глаз так саданула, что тот чуть богу душу не отдал. А она еще нагнулась над ним бездыханным и причитает нешуточно: "Ну что тебе, дураку старому от божьего подарочка-то бегать? Смотри, не гневи Бога, беду накличешь! Сказку про золоту рыбку слыхал? А нынче уж не те времена добрые, ныне все гораздо хужее. Гляди, дурень, чтобы тебе в следующий раз здесь еще и кикимору не пымать".
Вот так и остался мужик со своей Утятичной век доживать. А долго ли прожил, того не ведаю. Это зависело от того, довелось ли ему после этого еще хоть раз помечтать.