Юноша уверенно шёл по лесу, весело насвистывая себе под нос. Со стороны это выглядело бы довольно странно, но сторонних наблюдателей в лесу не было. Что, впрочем, совершенно неудивительно, поскольку ни одно цивилизованное существо в таком лесу если и окажется, то задерживаться точно не станет. Лес был ровесником мира, а мир был ровесником Многомирья, одним из первых миров, зародившихся на границах десяти Основ. Эти деревья были огромны и стары. Они устали столько стоять, пить и тянуться к солнцу, они хотели спать, легко и вечно, без сновидений. Кроны деревьев были столь огромны, пышны и плотны, что под своды леса не проникало ни единого луча солнца, отчего было темно, холодно и сыро, точно в склепе.
Да, именно это слово и просилось на язык Йорэшу с тех пор, как он сошёл с лесной дороги и по еле заметной тропке направился в самую чащу. Лес действительно напоминал склеп и, вероятно, именно поэтому за всю дорогу юноша не повстречал ни единого живого существа. А может, они просто боялись его. Люди и животные, животные и люди. Век и тех, и других столь короток, что они не успевают ничего узнать такого, что следовало бы помнить. А если и узнают, то быстро забывают. С Рождения Многомирья прошло почти десять тысяч лет - это пять жизней нечисти и не менее ста человеческих. За столько поколений что угодно забудешь.
Но всё-таки стоило отдать людям должное - они запомнили, хоть и в виде легенды, что встреча с василиском всегда кончается смертью. Как они это узнали - сложно сказать. Может, сообщил кто-то сердобольный, а, может, нашлись случайные свидетели. Прадеду не чужда любовь к позёрству, наоборот, это очень в его стиле: "Смотрите, какой я страшный и сильный, и больше не суйтесь".
Йорэш и представить себе не мог, каково это - быть ровесником Многомирья. Его собственные полторы-две тысячи лет только начинались, он был ещё слишком молод, чтобы понимать прадеда или хотя бы испытывать к нему должное почтение. В конце концов, именно с Йиги начался род василисков. Он был первым, и он долго был единственным. Мать многочисленного змеиного выводка была слаба (она прожила всего тысячу лет) и никому не интересна. Йорэш не знал ни её имени, ни кем она была. Хотя человеческая легенда о яйце, снесённом петухом и высиженном в навозе жабой, была уж совсем каким-то надругательством.
Йорэш подумал и мысленно поставил галочку в столь же мысленном списке вопросов, которые следовало задать знаменитому предку. А ведь именно Йига неизвестно зачем вызвал одного из своих правнуков в своё логово. На редкость мрачное и недружелюбное. Йорэшу это даже льстило - старый змей умирал, это было очевидно всем, и перед смертью он захотел повидать именно его, Йорэша. Вот теперь и заткнуться все, кто кричал о его беспечности, безалаберности и бесполезности. Его отметил сам Йига, и хоть предок авторитетом для Йорэша никогда не был, для остальных этого достаточно.
Среди деревьев что-то мелькнуло, и Йорэш прибавил шагу. Похоже, он почти пришёл. Почти бегом юноша вылетел на небольшую полянку и резко остановился, даже несколько подавшись назад. Впереди, на том краю поляны, упиравшейся в подножие базальтового утёса, чернело отверстие пещеры, из которого веяло сыростью и холодом ещё большими, чем царившие в лесу. А на поляне, прямо перед входом в пещеру, расположился гигантский змей. Аспидно-чёрный, с белым узором на голове и большими изумрудно-зелёными глазами, он свернулся огромными кольцами и сейчас пристально смотрел на Йорэша, приподняв тупоносую голову.
--
Басоеки.
Йорэш вздрогнул. Хрипящий, свистящий и шипящий одновременно голос, подходящий разве что уж совсем дряхлому старику, раздался изнутри пещеры. Змей чуть вздрогнул, но не отвёл взгляда от Йорэша.
--
Basoeki, lЖnguliruu, - повторил голос.
Змей, очевидно, Басоеки, качнул головой и с некоторым недовольством опустил её и прикрыл глаза, давая Йорэшу понять, что тот может идти. Юноша осторожно двинулся по краю поляны, не сводя глаз с Басоеки. Кто бы ни был этот змей, он, очевидно, был верен Йиге, а раз понимал Истинный язык, то обладал хотя бы зачатками разума, что могло заставить его уничтожить всё, что может угрожать его хозяину, вне зависимости от воли этого самого хозяина.
К счастью, до пещеры Йорэш добрался без приключений, но вот лезть в разящую заброшенным склепом дыру не хотелось категорически.
--
Боишься? - Йига усмехнулся. - Мои глаза стары и плохо переносят свет, но хорошо видят в темноте. У тебя тоже должно быть хорошее ночное зрение, так что подойди ближе.
Йорэш сглотнул и, собрав волю в кулак, шагнул в пещеру. Потребовалось несколько шагов и около двух минут, чтобы глаза привыкли к темноте и Йорэш смог разглядеть Йигу. Он был в своей истинной - змеиной - форме и, как и Басоеки, лежал, свернувшись кольцами и положив голову на верхнее из них. В темноте белая чешуя Йиги почти светилась, а вот жёлтые глаза, в которых некогда плескалось золото, потускнели и поблекли, затянувшись старческими то ли бельмами, то ли как там это называется. Йорэш почувствовал себя неловко - Йига был стар, очень стар, и чувствовалось это чересчур остро, особенно в сравнении с пышущим силой Басоеки.
--
Шокирован? - Йига ухмыльнулся. - Да, старость уродлива и жалка, особенно в глазах молодости.
--
Что вы, вовсе нет! - поспешно воскликнул Йорэш. - Пусть вы стары, но вы столько повидали за свою жизнь!
--
Столько повидал? - это заявление Йигу явно рассмешило. - Я видел не так уж много, хотя до моих лет могут дожить лишь единицы. За всю свою жизнь я стал свидетелем лишь одному событию, которым по праву можно восхищаться.
--
Всего лишь одно? - удивился Йорэш.
--
Да, - Йига вздохнул, взгляд его стал задумчивым и устремлённым куда-то вдаль. - Я помню это так чётко, будто это случилось вчера. Или даже происходит в этот самый момент. Я открыл глаза. До этого не было ничего, даже меня самого, но внезапно я открыл глаза. Я не знал, кто я. Я даже не осознавал себя и не задумывался над этим. Я просто открыл глаза и увидел десять звёзд, плывущих в пустоте. И лицо, нежное и ласковое. Я помню слезинки в уголках Её глаз, капельки пота на лбу и над верхней губой, улыбку на Её губах, кровь, стекающую по Её ногам. Я помню, как засверкали звёзды, нестерпимо ярко, до боли в глазах. Но я ещё не знал, что это боль. Я смотрел, я чувствовал, как вокруг меня рождается земля и трава, я слышал, как растут деревья и горы, я чувствовал, как пробивает себе дорогу первый ключ, оборачиваясь ручьём, полным воды ледяной и изумительно вкусной. Я помню, как пестрота междумирья затянулась бесконечной небесной синевой, как в первый раз на небо выкатился слепящий солнечный шар.
--
Это было Рождение Многомирья? - почти шёпотом спросил Йорэш.
--
Верно, - в голосе Йиги послышалась грусть. - Всё было молодым и свободным, ничто не имело смысла и не нуждалось в нём. Ничто и никто не имел имён и не нуждался в них. Постепенно всё обретало имя, форму и смысл. Рождались законы, которые ныне считаются непреложными. Сейчас все привыкли думать, что всё, что нас окружает, вечно и было всегда. Это сладкая ложь. Всё имеет начало и всё имеет конец. Даже Многомирье. Даже Она.
--
Хорошо, что мы его не увидим, - довольно рассмеялся Йорэш. - Конец этот.
--
Хорошо? Ты в самом деле так думаешь?
--
Ну, знаете, конец - это очень неприятно. Особенно если всего сущего.
--
Неужели ты никогда не замечал? Ценность и красоту чего бы то ни было мы познаём лишь тогда, когда его у нас отнимают, когда оно исчезает. Истинное великолепие Многомирья сможет познать лишь тот, кто увидит его конец.
--
А, на мой взгляд, это не самое привлекательное зрелище, - смело заявил Йорэш.
--
Ты просто слишком молод, - сдался Йига. Похоже, собеседник резко перестал быть ему интересен.
--
Йига, - после некоторой паузы позвал Йорэш.
--
Да, Йорэш?
--
Расскажите мне о вашей жене.
--
О ком? - Йига удивился.
--
О той, которая родила вам детей.
--
А, о ней. Зачем тебе?
--
Просто, все вами восхищаются, но о ней вообще не говорят. Но она же была, правильно?
--
Была, - согласился Йига. - Она родилась позже меня. Она была слаба и хотела сильного. Мне стало интересно, и я её взял. Вот и всё, - по интонации было очевидно, что эта тема нисколько его не занимает.
--
Всё? - опешил Йорэш. - Так просто?
--
Глупо всюду искать глубокий смысл. В особенности там, где его нет и быть не может.
--
И вы совсем её не любили?
--
Такой вопрос уместен от девушки, но не от юноши. Я не поверю, что ты до сих пор не знал женщины, как и не поверю, что ты любил всех женщин, которых знал.
--
Это я понимаю, - Йорэш почесал затылок. - Просто, если я женюсь, чтобы завести детей, это будет женщина, которую я полюблю.
--
Если ты сумеешь отличить любовь от вожделения, - Йига хмыкнул.
--
Тебе это незачем. И она не стоит того, чтобы хранить память о ней. Нечисть и так помнит слишком много - нет смысла запоминать всё.
--
Но вы же сами говорили, что смысл бывает и не нужен. Мы просто помним, наша память не выбирает.
--
Это так. Ты прав.
--
Расскажите о ней.
--
Она умерла давно, я почти забыл её. Она была змеёй с чешуёй цвета родниковой воды.
--
Это как? - удивился Йорэш. - Вода же бесцветна.
--
Вот и она была бесцветной. Поверь мне, в ней не было ничего, кроме готовности отдаться мне. Она не стоит памяти.
--
Как её звали?
--
Я плохо помню. Мне кажется, Дива, но я могу и ошибаться. Тебе следовало спросить Даяду.
--
Но дед отказывается о ней говорить. Говорит, что это не моё дело.
--
Ему лучше знать. Я рассказал тебе о ней всё, что помню.
--
Простите за нескромный вопрос.
--
Прощаю.
--
А что именно вам стало интересно, что вы сошлись с Дивой? - Йорэш почувствовал, что следующий вопрос прозвучит почти непристойно. - Не процесс же...?
--
В каком-то смысле и он тоже, - вопрос Йигу нисколько не смутил. - Но в большей степени меня интересовало, унаследуют ли потомки мою силу.
--
И как?
--
Я ожидал большего. Даже Даяда со мной не сравнится, а он сильнейший. Впрочем, увидев своих детей в деле, я испугался, что с поколениями род вообще выдохнется, но, кажется, ситуация стабилизировалась. Ваши силы колеблются около некоего уровня, который я лично счёл приемлемым, хотя могло быть и лучше.
--
Разочарование, да? Простите, что мы такие уродились.
--
Ты зря извиняешься за себя и своих братьев. Из моих детей лишь Даяда смог полностью мне наследовать. Прочие мои сыновья и дочери не стоят и упоминания.
--
Их было много? Я думал, дед был единственным ребёнком.
--
Дива хотела детей. Много. Я дал ей, но у многих даже разума почти не было.
--
Я не знал.
--
Разумеется. Ты многого не знаешь.
Йорэш обвёл задумчивым взглядом пещеру. На редкость мрачное и неуютное место. И тут юноша вспомнил.
--
Так зачем вы меня позвали? И почему именно меня?
--
Даяда сказал, что ты самый молодой. И что ты слабейший, а значит, лишён ценности для продолжения рода. Конечно, кровь может проснуться в твоих детях или внуках, но я не могу ждать так долго, - Йига поднял голову и приблизил её к Йорэшу. - Ты знаешь, вы все знаете. Я стар и я умираю.
Йорэш сглотнул. Йига смотрел ему в глаза пристальным, почти гипнотизирующим взглядом.
--
Э-это правда, что за вами явится Жнец?
--
Рождённые с Многомирьем удостоены такой чести, - холодный раздвоенный язык на мгновение мазнул по морде Йиги и скрылся у него во рту. - Ты хочешь увидеть Жнеца?
Йорэш почувствовал, что что-то не так. Несмотря на холод, юноша почему-то вспотел. Ему было страшно. Он хотел бежать, бежать без оглядки, но тело не повиновалось ему. Это всё взгляд Йиги, он подчинил юношу своей воле. Но зачем?
У входа в пещеру раздались шаги. Мерные, тяжёлые. Именно такие шаги называют поступью рока. Подёрнутые белизной жёлтые глаза внезапно полыхнули слепящим золотом. Холодно. Так холодно и темно. Йорэш почувствовал что-то вокруг себя. Оно обволакивало, растворяло в себе, манило покоем и вечным забвением. Где-то там, под луной, не убывающей и не растущей, не полной и не новой, где никто не плачет и никто не смеётся. Там ждут, ждут с Рождения и будут ждать до Смерти.
Было холодно, холодно и сыро. Он почти забыл эти чувства, так давно его тело потеряло чувствительность. Хоть какую-то. Он лежал на полу пещеры, а где-то капала вода. Темнота кругом человеку показалась бы непроницаемой, но ему достаточно было самой крохи света. С трудом он заставил себя сесть. Тело слушалось плохо, оно ещё не привыкло. Или уже отвыкло?
Перед ним посреди огромной пещеры лежал труп огромного белого змея. Да, это определённо был труп, так неестественно и безвольно лежала на сыром камне большая голова. Перед змеем стоял мужчина в чёрном. Лишь безумец или глупец принял бы его за человека. Мужчина обернулся, в красных глазах плеснул гнев.
--
Я...? У меня... получилось?
Мужчина не ответил. Красные глаза на бледном лице, скрытом завесой чёрных волос, казались раскалёнными углями.
Он заставил себя встать. Он помнил, в углу пещеры была естественная чаша с водой. Там он сможет увидеть. Он подошёл к чаше и взглянул в неё. Оттуда на него взглянуло лицо Йорэша. Получилось? Нет, что с правым глазом? Жёлтая радужка, узкая щель зрачка. Налитый кровью белок, почти красный. Глаз змея, его собственный глаз. В дурацкой опушке пышных белых ресниц. Что за мерзость? Он поднёс руки к лицу. Странно, разве у Йорэша была такая татуировка? Правое предплечье оплетал чёрный змей, от локтя до ладони.
--
Йига нарушил табу, - голос Жнеца был глухим. Правильно, таким и должен быть голос смерти.
--
У меня не было выбора, - он всё никак не мог оторвать взгляд от своего отражения.
--
Йига пожелал стать большим, чем он является.
--
Ты увидишь его! - рявкнул Йига, резко оборачиваясь к Жнецу. - Ты увидишь Конец! Ты увидишь Смерть! Ты познаешь красоту, поэтому тебе не понять!
--
Жнец не обязан понимать Йигу, - голос Жнеца дрожал от гнева. - Йига нарушил табу и понесёт наказание.
--
Убьёшь меня? Прямо сейчас?! Я откупился! Ты забрал Йорэша вместо меня!
--
Йига может переселяться из тела в тело, сколько Йиге будет угодно. Но Йига лишён права на истинный облик. Отныне и впредь Йига будет заперт в захваченном теле. Отныне и впредь у любого тела Йиги будут правый глаз змея и татуировка Басоеки.
--
Басоеки?! - испугался Йига.
Его взгляд метнулся к входу в пещеру. Басоеки был почти полностью лишён разума, но он был верен Йиге. Неужели и его настигла смерть?
--
Басоеки жив, но может принимать свой истинный облик лишь единожды в день на срок, не более половины солнечного пути, - объявил Жнец.
--
Значит, он здесь? - Йига вновь посмотрел на татуировку. Теперь Басоеки всегда будет с ним. - Если я умру, что будет с Басоеки?
--
Басоеки умрёт.
--
Если мне отрубят руку?
--
Басоеки умрёт.
--
Ясно, - Йига ухмыльнулся. - Что ж, могло быть и хуже. Не самая плохая цена за то, чтобы своими глазами увидеть Смерть Многомирья.
Жнец просто исчез, не сказав ничего. Йига остался один. В чашу капала вода.
Так странно было смотреть на собственное тело со стороны. На собственное дряхлое мёртвое тело. Каким же уродом сделала его старость! Неудивительно, что Йорэш испуганно шарахнулся прочь, а ведь он мог сравнивать лишь с тем, что слышал от других.
Мальчишка, он был слаб и глуп. Его жизнь всё равно была никому не нужна. Теперь же его существование обрело смысл. Теперь же он своим жалким телом смог продлить жизнь Великому Йиге, дать ему возможность увидеть Смерть и познать Величие. Но какое блаженство иметь молодое тело! Он и забыл об этом.
Юноша уверенно шёл по лесу, весело насвистывая себе под нос. Со стороны это выглядело бы довольно странно, но сторонних наблюдателей в лесу не было. Что, впрочем, совершенно неудивительно, поскольку ни одно цивилизованное существо в таком лесу если и окажется, то задерживаться точно не станет. В глубине леса лежал труп белого змея. В глубине леса лежала прошлая жизнь.
Йига вышел на лесную дорогу и чуть не ослеп от солнца. Он провёл в лесу двести лет, он почти забыл, как выглядит мир.