По городу холодными липкими струйками растекались слухи. Слухи страшные, слухи, в которые очень не хотелось верить. Но ползли они с завидным упорством, когда разговор за чаем (или за чем-то покрепче) переходил на политику и на участившиеся в последнее время провокации со стороны китайцев. И тогда какой-нибудь Вася, по привычке косясь через плечо, авторитетно заявлял:

 

- Слыхали? Будет война...

 

Тяжелое слово словно эхом отражалось от стен домов Хабаровска. Этой тревоге и волнению суждено было обернуться в возмущение и гнев, чего всегда добиваются умелые политики - манипуляторы человеческими жизнями. Вся эта история - классический пример, когда в дела ратные вмешивается политика высокого полета. Дело в том, что когда бой на границе ведут пограничные войска, то это происшествие можно квалифицировать всего лишь как пограничный инцидент. Если же в сражение вступают регулярные армейские части, то это уже... война!

 

Обстановка накалялась наличием в городе неких личностей, изо всех сил старавшихся быть непохожими на гебистов, и участившимися непонятными арестами...

 

 

 

- А что тут непонятного?.. Провокаторов ищут... Китайских шпионов.

 

 

 

- И правильно, и поделом, нечего узкоглазым тут делать...

 

 

 

Хабаровский психоневрологический диспансер раньше был не очень нагружен количеством больных. А как же, люди работают - некогда им сходить с ума. Это ж вам не прогнившее капиталистическое общество, где народ мается дурью от безделья.

 

 

 

Первый день на работе был для Владиславы очень познавательным.  Владислава с радостью уехала в Хабаровск - ведь тут жила ее тетка, единственная родственница.

 

Хоть по окончанию 1-го меда она и прошла ординатуру в Москве, но все равно было непривычно и даже страшно. Да и психиатрия - не самая веселая специальность, конечно... Но ситуация облегчалась тем, что основной контингент ХПНД составляли больные с делириум тременс (в народе ласково прозванной 'белочкой').

 

 

 

Из окна было видно, как ко входу в диспансер шел тучный мужчина с обрюзгшим лицом. Сестра из отделения старческих психозов скривила личико и сказала Владиславе на ухо:

 

- Вон 'Седой' идет. Сейчас устроит очередной разнос... Эх...

 

- 'Седой'?..

 

- Ага, Борис Петрович Седых - наш главврач. Он сегодня ездил куда-то в область и, судя по выражению лица, его и без того скверный характер сегодня усугубился еще и скверным настроением. А тебе сейчас надо к нему зайти...

 

Бросив жалеющий взгляд на Владиславу, сестра побежала куда-то в недра здания.

 

Но все прошло, в общем, успешно. Седых ввел Владиславу в курс дел и дал задание на первый раз.

 

 

 

Придя домой, Владислава с недоумением увидела сидящего на кухне и пьющего чай худощавого мужчину лет тридцати, вокруг которого суетилась тетушка.

 

- Ой, Владушка, ну как там? Все устроилось?..

 

Видя замешательство Владиславы, тетка всплеснула руками:

 

- Ну неужели ты не помнишь - это ж Миша Клячин, сын Марии, той, с которой я на фабрике вместе работала. Вы ж даже маленькие играли вместе! Он поживет с нами пока, все равно квартира трехкомнатная, не на больничных же харчах ему сидеть!

 

Конечно, им пришлось знакомиться заново...

 

Михаил оказался пограничником; он был отправлен с заставы Нижнемихайловка в хабаровский госпиталь со сломанной в двух местах рукой.

 

- Да вот, зараза, все никак не срастется...

 

Зато младший сержант Клячин рассказал (в пределах разумного, конечно) о своем прибытии на заставу и о ситуации на советско-китайской границе.

 

- ...Наши-то парни и повыше, и поздоровее будут. Но и китайцы не лыком шитые, ловкие, увертливые. На кулак не лезут, всячески пытаются увернуться от наших ударов. Пока всех отмолотили, часа полтора прошло. Но без единого выстрела. Только по морде. Я еще тогда подумал: 'Веселая застава'. Там еще остров Даманский от нее километрах в восьми. Да и не остров, а так - недоразумение. Таких отмелей на Уссури пруд пруди. Ил, осока да камыш. От нашего берега метров триста, от китайского - пятьдесят...

 

 

 

В работе и в вечерних беседах с Михаилом время летело незаметно, близилась весна... Как-то Михаил познакомил Владиславу со своими друзьями из расквартированной в Хабаровске части: с подтянутым, с истинно военной выправкой Алексеем Кемкиным и с долговязым худым Александром Полянским.

 

...

 

- Да, учились мы вместе. Одноклассники.

 

...

 

- Ну что, за встречу?..

 

...

 

- А помнишь, как ты Нинель Сергевне жабу на стул положил?...

 

...

 

В комнату зашел щуплый китаец и начал снимать пальто. Видя удивление Владиславы, молодые люди объяснили:

 

- Мать у него китаянка. А отец наш. И вообще на своей исторической родине он ни разу не был, правда, 'Не легко'?

 

Китаец кивнул, улыбнулся  и протянул руку Владиславе.

 

- Ли Кванг. Но они меня называют 'Не легко'.

 

- А почему 'Не легко'?

 

- Да потому что его любимая поговорка: 'А кому сейчас легко?'!

 

- По улицам сейчас осторожно ходи, Ли. Ты ж видишь, какая атмосфера в городе...

 

 

 

Но пришло время Михаилу отправляться назад на заставу... В конце февраля китайцы что-то совсем расшумелись. Не заставило себя ждать и первое сражение той войны - второе марта. На следующий же день к заставе стали подходить войска...

 

 

 

Владислава отстраненно вертела в руках карандаш. 'Из 50 пограничников в живых осталось 18... Какие шансы?.. Нет, об этом думать лучше не надо'.

 

А Клячин остался жив, с тяжелыми ранениями доставлен в тот самый госпиталь в Хабаровске.

 

 

 

События нарастали, как снежный ком...

 

 

 

Из-под ног Александра Полянского ушла земля, и его бросило прямо на острые камни. Удар головой был очень силен, но он все же пришел в себя. Правда, только для того, чтоб перед окончательным небытием осознать, что на нем сидит китайский солдат и, бормоча что-то на своем языке, срезает с него погоны. Наверное, на сувениры...

 

 

 

- Ну что, китайская морда, допрыгался?!

 

Ли Кванг дернулся, но пара головорезов, отвратительно воняя чесноком, держала его крепко. Зря, конечно, он шел по улице так поздно, ведь знал прекрасно о 'китайских погромах'...

 

- Я свой, советский!

 

- Посмотрите на него, эта узкоглазая жаба еще и разговаривает по-нашему! Гы-гы-гы!

 

Удар.

 

Ли Кванг, лежа на земле, попытался прикрыть голову от ударов сапогами, но его это не спасло...

 

 

 

Волны Сунгари лениво разбивались об берег, солнце уже почти зашло, расцветив яркими красками небо. Картину можно было б смело назвать пасторальной, если бы не обгорелые стволы деревьев и уродливые воронки от снарядов. Далеко, там, где проходит линия фронта, раздавались приглушенное расстоянием уханье взрывов.

 

- Не дрейфь, солдат, мы тесним этих ху... ну как их... хунвейбинов на всех направлениях! - хохотнув, солдат дружески пихнул в бок своего товарища, Магомедова Генку. - А знаешь, какие китаянки, у-у-у... Пальчики оближешь!

 

 

 

- Алло? Нет Седых, его... срочно вызвали в Москву. Нет. Нет. Не думаю, что Вы сможете с ним переговорить в ближайшее время...

 

 

 

- Да, Владислава Тимофеевна, это, как говорится, наш клиент. Вот, смотрите: острый бредовый синдром. Считает, что СССР должен немедленно пойти на переговоры с подлыми извратителями светлой коммунистической идеи - с китайцами! По-моему, это указывает на прогрессирующую параноидальную шизофрению...

 

Владислава отложила историю болезни Алексея Кемкина в специально отведенную 'мертвую' тумбочку. Жаль, конечно, что его сердце не выдержало интенсивной инсулинотерапии.

 

А вообще, она всегда хотела работать с детьми...

==============================================================================

 

 

 

 

 

 

Полковника Кемкина, вошедшего в конференц-зал, сопровождала пара таинственных незнакомцев. Первым из них была невысокая рыжеволосая девушка. Как и все офицеры, ожидавшие полковника, она была облачена в комбинезон десантника. Разумеется, он (комбинезон) висел на ней (девушке) мешком, поскольку десантники таких габаритов оставались редкостью даже на пятом году войны. Второй незнакомец, голубоглазый блондин с фигурой типа "шкаф", был не менее редким существом, поскольку возвышался над полковником на целых пять сантиметров - это было легко заметить даже  невооруженным взглядом. При этом он кого-то смутно напоминал. Офицеры мысленно закатали гостю рукава и удовлетворенно кивнули. Точно. Классический фашист из "Мосфильма". Плохая примета - увидеть с утра фашиста.

 

- Смирно! Товарищ полковник! За время вашего отсутствия ... и все такое прочее.

 

- Вольно! Прошу всех садиться. Дамы и господа, - начал было полковник и без всякого перехода добавил: - Твою мать.

 

Наступило неловкое молчание.

 

Незадолго до описываемых событий Алексей Кемкин вернулся из далеких и экзотических краев, где к людям обращались именно так. Но с тех пор прошло уже целых пять дней. Пора было отвыкнуть.

 

"Старею", - подумал Кемкин. -"Устаю. Это плохо, очень плохо. Усталость профессионала кончается..." - усилием воли он оборвал мысль на полуслове. Полковник сделал пометку в памяти - после совещания обязательно отойти в сторону и сплюнуть. Лучше поздно, чем никогда. "Как только закончится война, ухожу в запас. Вот только когда..."

 

Кемкин набрал побольше воздуха и сделал вторую попытку начать разговор:

 

- Товарищи офицеры, разрешите представить вам наших новых коллег, - с только ему присущим тактом Кемкин вытолкал гостей на середину зала, где они оказались под перекрестным огнем оценивающих взглядов. - Лейтенант Дракошина, Владислава Тимофеевна, Первое Главное Управление.

 

Теперь все присутствующие смогли обратить внимание не только на рыжие волосы, но и на зеленые глаза.

 

- Смертоносное сочетание, - пробормотал кто-то.

 

- Что это было, капитан Молчанов? - поинтересовался Кемкин.

 

- Прошу прощения, товарищ полковник, мысли вслух.

 

Кемкин вздохнул и продолжил:

 

- Гауптманн Максимилиан Бергер, Die Nationale Volksarmee der DDR.

 

Так и есть, фриц недобитый. Профессиональное чутье в очередной раз не подвело подчиненных Алексея Кемкина.

 

- Доброе утро, товарищи, - сказал "недобитый фриц" на вполне приличном русском языке. Его акцент заметно отличался от акцента мосфильмовских фашистов. ("Я-я, партизанен, курки, млеко, нах Москау").

 

- Прошу любить и жаловать. Они будут нашими переводчиками. Потеснитесь, - чисто для проформы потребовал Кемкин, хотя за огромным овальным столом было еще много свободных мест. В прежние времена здесь проводил совещания первый секретарь местного райкома КПК. У неего было много подчиненных.

 

- Разрешите вопрос, товарищ полковник? - поднял руку один из офицеров.

 

- Слушаю вас, Турковский, - кивнул командир.

 

- Среди нас тоже есть переводчики... - продолжил старший лейтенант, сидевший в дальнем конце стола.

 

Товарищи посмотрели на него, как на идиота. Они уже были готовы принять рыжеволосую лейтенантшу даже в качестве замполита.

 

- Разумеется, - кивнул Кемкин. - "Доброе утро", "Руки вверх", "Где находится главный штаб?". А иероглифы времен династии Цинь вы тоже умеете читать?

 

- Никак нет, товарищ полковник.

 

- Вот и отлично, - машинально ответил Кемкин. Хотя что тут было отличного - непонятно. Не хватало специалистов. Вот и приходилось брать кого попало. В том числе гебешников женского пола и сателлитов.

 

- Раз уж речь зашла о династии Цинь, - продолжил Кемкин, - Владислава Тимофеевна, расскажите товарищам офицерам в двух словах...

 

Товарищи офицеры были в шоке. "В двух словах"?! Столь неуставный стиль общения прежде никогда не наблюдался за полковником Кемкиным.

 

- Две тысячи двести лет назад великий император Цинь Ши Хуанг Ди... - неожиданно громким голосом начала Дракошина.

 

- Простите, Цыньши куда? - поинтересовался один из офицеров. Ответом ему был громкий смех всех присутствующих, за исключением нахмурившегося Кемкина и заморского гостя Бергера, который явно не понял русскую шутку. Лейтенант Дракошина сменила бледный цвет лица на ярко-красный.

 

- Капитан Буткевич, я вас в последний раз предупреждаю, - сказал Кемкин и повернулся к Дракошиной. - Не обращайте внимание. Они только прикидываются тупыми солдафонами. Кто такой Цинь Ши и так далее, им прекрасно известно. Переходите сразу к сути дела, Владислава Тимофеевна.

 

- Можно просто Владя, - лейтенант ПГУ снова покраснела.

 

- Какая прелесть, - раздался громкий шепот с другого конца стола. Полковник Кемкин узнал говорившего, но решил расправиться с возмутителем спокойствия после совещания.

 

- Так вот, примерно 2200 лет назад император Цинь вел войну с древним вьетнамским государством Ау Лак, - тем временем продолжила Дракошина. - В то время вьеты владели всеми землями, которые теперь называются южным Китаем, в том числе и островом Хайнань. Война была долгой, жестокой и кровопролитной. Вьеты храбро сражались, но силы были слишком неравны. Китайцы подступили к стенам вьетнамской столицы, которая носила гордое имя Крепость-Улитка, и приготовились к последнему штурму. Как писали об этом китайские хронисты, - Владя прикрыла глаза и прочитала нараспев:

 

- "Бронзовые доспехи гвардии Его Величества Сына Неба блестели на солнце. Позолоченные колесницы неслись подобно облакам над бурным морем... Белоснежные плюмажи развевались над шлемами, и черные знамена Великой Династии вселяли ужас в сердца южных варваров..." Казалось, ничто и никто не может спасти страну Ау Лак. И тогда император Ан Зуонг решил обратиться за помощью к своему дальнему родственнику...

 

* * *

 

 

Родственник, Чжинь Лонг Вуа, Великий Золотой Дракон, проживал в темной и мрачной пещере на берегу океана. Император явился к нему верхом на слоне и приготовился к длинному и тяжелому раговороу. Разговор не получился.

Молча выслушав страшную историю о желтой опасности, Морской Дракон вырвал из лапы острый золотой коготь.

- Держи. Сделай из него спусковой крючок для арбалета. И пользуйся. Но помни - береги его как зеницу ока. Ибо... - и гигантские челюсти с грохотом захлопнулись.

Ан Зуонг понял, что разговор окончен и повернулся, чтобы медленно и постепенно удалиться.

- Слона не забудь оставить, - услышал он зловещий хрип, переходящий в рев.

- А как же... - машинально ответил император.

- Пешком дойдешь, - отрезал родственник.

Дракон выпол из пещеры, полюбовался на флегматичного слона в красной накидке, набрал полные легкие кислорода и поджарил его. Потом съел.

Тем временем злой и голодный император добрался до столицы, где повелел принести из арсенала стандартный арбалет системы "Аулак-47", быстро разобрал его с закрытыми глазами, вставил золотой коготь вместо спускового крючка и собрал обратно.

Теперь оставалось только ждать.
Но ждать недолго.

Утром следующего дня многотысячная армия Империи Цинь подступила к столице. Китайцы были настроены решительно, при этом на лицах их лежала печать показного равнодушия, так как они были уверены в успехе своего дела.

Вьетнамский император вышел на крепостную стену, взвел арбалет, прицелился в сторону китайцев и нажал на спуск.

Знаменитый китайский летописец Дзяо Шье (149-54 гг до н.э.) в своей хронике "Йань Зу Хсин Хань" ("Зима и Лето Великой Империи Хань") пишет:

"...солнце лопнуло в глазах наших победоносных воинов. Темная земля вскипела от невыносимого жара. Черный пар поднялся до самого порога Девятых Врат Бесконечного Неба... Задние ряды напирали на передние и хватали широко распахнутым ртом убегающий воздух... "

Короче говоря, так состоялось первое в истории боевое применение лазерного оружия. Армия Цинь осталась на поле боя целиком и полностью, не успев произвести даже одного выстрела.

Офигевшие вьеты выпустили на поле битвы своих домашних свиней. Больше им ничего не оставалось делать.

Не менее офигевший Император Цинь, узнавший об исчезновении своей армии, решил пойти в обход (как и все прочие настоящие герои, за тысячи лет до него и после).

На это раз границу пересекло мирное посольство с богатыми подарками. Некоторое время спустя два императора встретились на нейтральной территории. Дэванампия, царь Синхаладвапы что на Шри Ланке, согласился принять дорогих гостей в своем дворце на вершине Анурадхапуры.

- Друг мой, - задушевным тоном начал Властелин Поднебесной. - Мы же азиаты, мы всегда найдем общий язык. Забудем старые разногласия. Мир, дружба! (жевательная резинка была известна уже в те древние времена, но еще не являлась третьим компонентом магической формулы). Нам нечего делить. Кроме всего остального мира. Знали бы Вы, как грандиозны мои планы! И как удачен момент для их воплощения! Карфаген и римляне режут друг друга, Птоломеи и Селевкиды заняты тем же, на македонском троне сидит слабовольный и недостойный наследник великого Александра. И тут появляемся мы, все в белом...

Цинь Ши Хуанг Ди все говорил, и говорил, и говорил...

Ан Зуонг, добрейшей души человек, поверил этому коронованному негодяю.

Между двумя великими нациями был заключен Вечный Мир, который по древнему обычаю решили скрепить законным браком. Принц Дай Рен, сын китайского императора взял в жены вьетнамскую принцессу, дочь Ан Зуонга. По условиям договора, он поселился в Ау Лаке.

 

Принц Дайрен в совершенстве владел древним китайским исскуством любви. Неудивительно, что принцесса влюбилась в него без памяти. И очень скоро принялся задавать своей супруге нескромные вопросы.

 

- Расскажи, владычица моего сердца, как твоему отцу удалось уничтожить нашу непобедимую армию?

 

Словом, история Самсона и Далилы с некоторыми вариациями повторилась в юго-восточной Азии. Принц Дайрен, узнавший секрет вьетнамской победы, проник в кабинет Ан Зуонга, где на стене висел Золотой Арбалет. Коготь Дракона был заменен на свою точную копию, выполненную из чистейшего золота. Новый спусковой крючок имел единственный недостаток - он не был наделен волшебной силой.

 

В ту же ночь гонец на быстроногом коне покинул вьетнамскую столицу и устремился на север. Обратно он вернулся с новой китайской армией.

 

Ан Зуонг был возмущен подлым предательством, но к китайскому вторжению отнесся равнодушно. Ведь у него был Золотой Арбалет. Император вышел на стену города, взвел рычаг, прицелился, нажал на спуск... и ничего не произошло.  

 

Всего несколько часов ушло у Ан Зуонга на то, чтобы установить истину. Принц Дайрен скрылся в неизвестном направлении. Принцесса во всем призналась. Император не пощадил дочь и приказал казнить ее. Затем повелел оборонять столицу изо всех сил, а сам оседлал ветроподобного жеребца и устремился к логову Золотого Дракона.

 

Ан Зуонга застал своего родича, смотрящего в волшебное зеркало. На экране прото-телевизора разворачивалась увлекательная драма под названием "Падение Крепости-Улитки".

 

- Ты опоздал, - прохрипел Великий Морской Дракон. - Я ничем не могу помочь тебе. Скоро китайцы будут здесь. Пожалуй, ближайшие годы мне придется провести на дне океана. Предлагаю составить компанию.

 

Скрепя сердце, Ан Зуонг принял великодушное предложение.

 

Принц Дай Рен вернулся в Крепость-Улитку как победитель и возложил на свою голову вьетнамскую корону. Но побежденные вьеты ушли в джунгли и продолжили борьбу. Тогда Дайрен перенес столицу на остров Хайнань, где он чувствовал себя в бОльшей безопасности.

 

Однако не прошло и пяти лет, как умер Великий император Цинь, отец Дайрена. Вьеты немедленно восстали и свергли китайское владычество. Мощный вьетнамский флот прибыл к острову. Китайцам удалось отбить несколько нападений, но в одном из сражений император Дайрен был смертельно ранен. Соратники похоронили его в давно приготовленном мавзолее, в горах на востоке острова, вместе с огромным количеством награбленных трофеев. Через некоторое время китайцы окончательно покинули Хайнань и вернулись только спустя много лет. Но ни вьеты, желавшие вернуть свои сокровища, ни вернувшиеся китайцы не смогли отыскать усыпальницу Дайрена. После окончания работ вход в мавзолей был засыпан, а все строители - казнены, дабы никто не мог потревожить покой грозного императора...

 

* * *

 

 

 

- Проклятые маоисты, - прошипел кто-то.

 

- Мишка, ты что, с дуба упал? Какие маоисты двадцать два века назад?

 

- Маоисты, монархисты... Какая теперь разница?

 

- Разговорчики, - оборвал их полковник.

 

- До недавнего дня местонахождения мавзолея было неизвестно. Некоторые ученые до сих пор считают весь этот рассказ легендой. Но буквально несколько дней назад мы получили сообщение от нашего резидента на Хайнане. Местные крестьяне случайно обнаружили вход в подземелье...

 

- Достаточно, - прервал ее полковник. - Вопросы, товарищи офицеры?

 

- Насколько надежны эти сведения? Вы уверены, что это действительно мавзолей императора? - спросил Буткевич, совершенно непохожий на легкомысленного шутника, каким он был несколько минут назад.

 

- У нас нет оснований не доверять нашему резиденту, - ответила Владя. - Кроме того, информацию подтверждают два независимых источника.

 

- Наша задача? - поинтересовался Молчанов.

 

- Прибыть на место. Обеспечить охранение, - на этот раз отозвался Кемкин. -Провести предварительные исследования.

 

- Почему мы?

 

- Странный вопрос, капитан. Вы желаете послать туда археологическую экспедицию? Война еще не окончена. В тех краях регулярно появляются банды недобитых маоистов. У нас есть два специалиста. На первое время - более чем достаточно.

 

- При всем уважении, товарищ полковник, - снова подал голос Буткевич, - какова ценность операции с военной точки зрения?

 

- Вот поэтому ты до сих пор капитан, Женя. Исторические и культурные ценности принадлежат китайскому народу и не имеют никакого отношения к продажному маоистскому режиму, - политически подкованным тоном произнес Кемкин. - Наш долг, как представителей Советского государства, содействовать сохранению и сбережению... - полковник запнулся и замолчал.

 

- Летописи говорят о многочисленных сокровищах, - вклинилась Дракошина. - Сундуки, набитые драгоценными камнями и золотыми монетами. Скульптуры, украшения, трофеи бесчисленных завоевательских походов... - ее глаза загорелись от возбуждения. Трудно было сказать, чего здесь было больше - профессионального интереса или...

 

- "Лишь захочу - воздвигнутся чертоги"... - задумчиво продекламировал Турковский. Владя нахмурилась и замолчала.

 

- Я же говорил - они только прикидываются тупыми солдафонами, - вздохнул Кемкин.

 

- Когда приступаем? - снова Молчанов.

 

- Ждем сигнала от резидента. Сигнал может поступить в любой момент, поэтому, - полковник бросил взгляд на часы, - начиная с 09.50. местного времени подразделение находится в состоянии полной боевой готовности. Проинструктировать людей, приготовить оружие и снаряжение. Всем находиться в расположении части. Возьмите с собой наших гостей, обеспечьте всем необходимым и разместите в казарме.

 

Молчанов выразительно кашлянул. Владя в очередной раз покраснела.

 

- Это ненадолго, - успокоил их Кемкин. - Лейтенант Дракошина не успеет доставить вам неудобства... то есть я не то хотел сказать, - смешался полковник. - Короче, операция начнется задолго до наступления темноты. Ночевать мы будем в другом месте. Еще вопросы есть? Все свободны.

 

* * *

 

 

- Превосходное место, - заметил Ли Кванг, комиссар Народно-Освободительной Армии Китая. - Лучше не придумаешь. Здесь будет наша временная база. Мы восстановим силы и продолжим борьбу. Товарищи, поздравляю вас с началом второго этапа народной войны.

 

- Ваньсуэй! - негромко отозвались окружавшие его бойцы.

 

- Простите, товарищ комиссар, - несколько неуверенно произнес один из них, совсем молодой парень, говоривший с гуандунским акцентом. - Не могли бы вы пояснить... Я совсем недавно примкнул к Народной армии, а до вторжения был простым крестьянином...

 

- Охотно, товарищ Шанг, - улыбнулся комиссар. - Товарищ Мао учит нас, что народная война состоит из трех этапов. Первый этап - стратегическое отступление. Мы умеем смотреть правде в глаза и вынуждены признать, что в первые месяцы войны потерпели поражение от превосходящих сил советских ревизионистов. Поэтому наша армия была разделена на бесчисленное множество маленьких отрядов, которые рассредоточились по всей стране, растворились среди населения и стали малоуязвимы для оккупационных войск. Теперь мы сможем приступить ко второму этапу - возрождение вооруженных сил, повторное строительство Народно-Освободительной Армии. Когда армия будет восстановлена, мы перейдем к третьему этапу - конвенциональная война. Регулярная армия против регулярной армии. И тогда мы вышвырнем захватчиков из страны!

 

- И тогда мы победим! - голос комиссара звенел от возбуждения. - Мы непременно победим! Мы изгнали японских агрессоров, мы разгромили продажный Куоминтанг, мы победили европейских колонизаторов, американских империалистов, тибетских сепаратистов, индийских шовинистов, монгольских экспансионистов, самурайских империалистов, - от волнения комиссар не заметил, как начал повторяться. - Народная армия непобедима! Долой советский ревизионизм! Долой американский империализм! Долой реакцию всех стран! Мы непременно освободим Китай! Да здравствует великая Народно-освободительная армия Китая! Да здравствует великая, славная и правильная Коммунистическая партия Китая! Да здравствуют всепобеждающие маоцзэдунъидеи! Да здравствует наш великий полководец Председатель Мао Цзэдун! Ваньсуэй! Ваньсуэй! Ваньваньсуэй!

 

- ВАНЬСУЭЙ! - снова подхватили солдаты.

 

Эхо отражалось от стен и металось под потолком гигантского зала, вырубленного в сердце горы. Солнечный свет лился из многочисленных щелей. Вдоль стен замерли в парадном строю терракотовые воины и бронзовые колесницы. А в центре зала возвышался гигантский саркофаг, где покоился когда-то могущественный повелитель Вьетнамской империи.

 

Усыпальница императора имела гораздо более крупные размеры, чем предполагалось. Партизаны Ли Кванга нашли другой вход. Мавзолей имел несколько входов и выходов.

 

* * *

 

Комиссар Ли Кванг чистил свой любимый "кольт" калибра 7,62, когда его снова потревожил давешний крестьянин.

 

- Извините, что побеспокоил вас, товарищ комиссар...

 

- Ни в коем случае, товарищ Шанг! - Ли Кванг был само радушие и гостеприимство. - Присаживайтесь. Вы хотели что-то спросить?

 

Шанг немного помолчал, а затем нерешительно заговорил:

 

- Нам не стоило заходить сюда и тревожить покой императора... Это может привести к большой беде. У нас в деревне старики говорили...

 

Ли Кванг отложил в сторону затвор "кольта" и наставительно поднял вверх указательный палец. Впечатление было несколько испорчено небрежно откусанным ногтем.

 

- Это средневековые суеверия, товарищ Шанг. Коммунистическая партия учит нас, что в новом Китае не будет места религиозному мракобесию и другим подобным явлениям. Для этого мы и начали революцию! Мы должны отряхнуть с плеч Китая тысячелетний груз бесполезных традиций и вредных обычаев, которые стали причиной нашего отставания от стран Запада и Севера. Древняя конфуцианская отрава стала причиной наших поражений в первые годы войны. Разумеется, мы сделаем ошибку, если откажемся сразу от всего. Кое-что из китайского исторического наследия найдет применение даже в эпоху строительства коммунизма. Например, "Исскуство войны" генерала Сунь-Цзы. И не только. Но мы поговорим об этом как-нибудь в другой раз.

 

* * *

 

В отряде было всего двадцать бойцов, поэтому они со всеми удобствами расположились на трех ярусах мавзолейного комплекса. Далекие предки поработали на совесть. Это была не гробница, а настоящий дворец.

 

Ли Кванг обходил расположение. Большинство солдат занимались тем же, что и сам комиссар несколько минут назад - чистили оружие. Ли Кванг довольно улыбнулся. Дисциплина на высоте. Первое правило, которое он вбил в головы бойцам: оружие - самая важная деталь солдата!

 

Арсенал отряда оставлял желать лучшего. Здесь были и японские винтовки времен последней войны, и американские "томпсоны", и английский "Брен", трофей корейского похода. Было и настоящее сокровище - бельгийский ручной пулемет, бывший когда-то содержимым специального контейнера. Такие контейнеры во множестве разбросали по Равнине западные самолеты в первые месяцы войны. Большая часть попала в руки наступавших советских войск, но кое-что досталось НОАК и ее преемникам-партизанам.

 

Один из солдат, бывший до войны студентом Пекинского университета, что-то писал огрызком карандаша в блокноте.

 

- Что вы пишете, товарищ Танг? - поинтересовался комиссар. Это было не простое любопытство. Бдительность прежде всего!

 

- Это стихи, - смутился студент.

 

- Стихи? Очень хорошо! - воскликнул Ли Кванг. - Даже в эти тяжелые дни мы должны поощрять создание новых шедевров пролетарского исскуства! И о чем они?

 

Студент огляделся по сторонам. Сидевгшие неподалеку товарищи прислушались к разговору. Танг смутился еще больше.

 

- Ну же, смелее, товарищ Танг, - подбодрил его комиссар.

 

Студент откашлялся и перевернул страницу.

 

 

Когда прорвались русские к Пекину

И овладели Городом Запретным -

Кровь потекла на Желтую равнину

Сквозь дым, огонь и грохот пистолетный.

 

И у Стены, что строили манчьжуры,

Рвались артиллерийские снаряды,

Когда на юг, от берегов Амура,

Неслись кавалерийские отряды.

 

На улицах горели наши танки,

Пылали в небе наши самолеты,

Но мы с одной раздолбанной берданкой

Сражались против русских огнеметов!

 

На каждой (в городской стене) бойнице

Позорные висели транспаранты,

Когда по главной площади Столицы

Прошли парадным строем оккупанты...

 

 

- Оно не закончено, - добавил сочинитель.

 

- Это просто чудесно, - прошептал Ли Кванг и потянулся за платком. Но вовремя вспомнил, что платка у него нет и решил не переигрывать. - Продолжайте в том же духе, товарищ Танг. Нам нужны такие песни. Они поднимут на борьбу миллионы новых бойцов!!!

 

* * *

 

- Это здесь, - резидент указал на отверстие в скале. - Вход был засыпан, но во время боев за остров здесь совершенно случайно взорвалась авиабомба. Правда, я не берусь утверждать, кому она принадлежала.

 

Кемкин и его офицеры задумчиво уставились на лежавший у входа обломок каменной плиты, покрытый сеткой иероглифов.

 

- Лейтенант Дракошина, слово за вами.

 

Владя склонилась над камнем и принялась водить по нему пальцем, что-то шепча под нос.

 

- Макс, подойди сюда. Ты помнишь, как читается этот иероглиф?

 

 

- Китайская грамота, - пробурчал наблюдавший за ней Турковский.

 

Бергер, до сих пор скромно стоявший в стороне, приблизился и встал на колени рядом с Дракошиной.

 

- Похоже на "чиинг", "зеркало". Но по смыслу не подходит. Это "предупреждение"!

 

- Тогда все ясно, - Владя поднялась и отряхнула колени. - "Остановись, путник. Здесь лежит Владыка Четырех Сторон Света, Великий Дракон, Сын Неба, Внук Желтого Императора" и так далее. "Склонись перед его могуществом и силой, ибо..." и так далее. Простое перечисление титулов. Ничего конкретного.

 

- "Я - Озимандия, я мощный царь царей", - пробормотал Буткевич. - "Оставь надежду, всяк сюда входящий".

 

- Я же говорил - солдафоны, - добавил Кемкин. - Продолжим?

 

- Здесь не может быть ловушек? - спросил Буткевич. - Как в могилах фараонов?

 

- Я уже прошел по этому коридору до самого конца, - отозвался резидент. - Только не стал заходить внутрь. И вернулся.

 

Туннель был расчитал на свободное прохождение советского спецназовца - два метра в высоту, полтора в ширину. Можно было только восхищаться предусмотрительностью древних строителей.

 

Вспыхнули мощные фонари, автоматы были взяты на изготовку, и отряд осторожно двинулся вглубь горы. Несколько поворотов - и впереди показался свет. Фонари были погашены. Еще несколько десятков метров и советские офицеры с примкнувшими товарищами замерли в восхищении.

 

- Сезам, откройся, - пробормотал кто-то.

 

- Здесь уже 2200 лет не ступала нога человека, - прошептала Владя.

 

- Как бы не так, - отозвался Молчанов, изучая гранитные плиты, покрывавшие пол. В следующее мгновение по этому полу застучали пули.

 

* * *

 

Комиссар Ли Кванг не терпел поблажек, и наравне со своими солдатами заступал на регулярное дежурство. Когда русские захватчики вошли в Зал Саркофага, комиссар находился на посту - на втором ярусе, откуда главный зал отлично просматривался и простреливался. "Лиушисы" комиссара выплюнул длинную очередь. Только теперь Ли Кванг пожалел, что его автомат оснащен глушителем. Бойцы в дальних помещениях могут не услышать... Но сожаление продолжалось недолго, потому что русские открыли ответный огонь.

 

Пули метались по залу, пробивая головы терракотовых воинов, их лошадей, китайских партизан и русских офицеров.

 

* * *

 

 

- И на хрена, на хрена мы сюда приперлись?! - хрипел Буткевич, когда его пытались перевязать. - Пару солдатиков поставят в Эрмитаж, а монетки и брюлики все равно пойдут в кубышку Гали Брежневой!

 

- Прекратите истерику, капитан! - кричал на него Кемкин.

 

- Да пошел ты, - равнодушно отозвался Буткевич и замолчал. Навсегда.

 

Владя забилась в угол, крепко сжимая обеими руками "скорпион" тридцать второго калибра. Перед отправлением в поход "офицерское собрание" единогласно решило, что это будет наиболее подходящий для дамы автомат. Впрочем, она так и не выстрелила из него.

 

Молчанов с остальными бойцами продолжали прочесывать верхние ярусы, где наткнулись на тяжело раненого, но еще живого Ли Кванга. Когда русские появились на пороге его комнаты, комиссар изо всех сил нажал на спусковой крючок. Наученные горьким опытом десантники успели убраться с линии огня.

 

"Надоело", - подумал старый Кольт и через три выстрела и замолчал. Комиссар отбросил заклинивший пистолет и впервые в жизни заплакал.

 

- Ты еще жив, мой желтолицый друг? - поинтересовался Молчанов, снова появляясь на пороге. - Какое счастье, я смогу убить тебя снова.

 

Комиссара потащили вниз.

 

Хладнокровный ариец Бергер, которому все было пофиг, бродил по залу, осматривая уцелевших терракотовых воинов, развешанное по стенам бронзовое оружие и сундуки с сокровищами. Пришедшая в себя Владя следила за ним краем глаза. Она получила на счет этого фрица вполне конкретные инструкции. Правда, сперва нужно как следует осмотреть мавзолей и окрестности.

 

- Наверху чисто, - доложил вернувшийся Молчанов. Шедшие за ним солдаты тащили беспомощного Ли Кванга.

 

- Тогда я поднимусь наверх, - заявил Бергер и двинулся к лестнице.

 

Кемкин вытащил пистолет и шагнул к пленному комиссару.

 

- Ну, узкоглазая крыса... - начал он.

 

С таким простым переводом мог справиться и старший лейтенант Турковский, поэтому Дракошина пошла по стопам Бергера и принялась осматривать сокровища первого зала. Через несколько минут ее взгляд наткнулся на очередной гигантский бронзовый сундук, рядом с которым валялся сбитый замок.

 

"Партизаны постарались", - подумала она и попыталась приподнять крышку. Напрасный труд.

 

- Товарищ сержант, помогите мне, - подозвала она стоявшего неподалеку десантника. Здоровенный кавказец легко справился с поручением.

 

- Какая прелесть... - прошептала Владя. Нет, она не имела в виду алмазы и рубины. - Это же настоящие монеты времен династии Чжоу! И как хорошо сохранились!

 

Комиссар Ли Кванг, уже получивший несколько ударов прикладом по голове, не понял ни слова, но улыбнулся. Народная Армия непобедима!

 

Это была самая дорогая бомба в истории человечества. Еще никому не приходило в голову использовать монеты и драгоценные камни в качестве убойных элементов.

 

... Полуоглушенный Бергер выбрался наружу через один из запасных выходов и осмотрелся. Черт побери, ему опять повезло. До верхнего яруса осколки не долетели. К счастью, его миссия закончена. Бергер посмотрел на часы. К вечеру он успеет добраться до берега. В крайнем случае - отсидится в джунглях и выйдет в условное место через сутки. Субмарина будет ждать его целую неделю.

==========================================================================

 

 
Сын достался Матери очень тяжело.
Муж бросил её на восьмом месяце беременности - ушёл к другой, из богатой семьи. Будущая Мать плакала всю ночь и под утро решила покончить с собой. Едва она высыпала на ладонь горсть таблеток снотворного, ребёнок, словно почувствовав угрозу своей жизни, зашевелился в материнской утробе, задёргался, начал сучить ножками - и победил.
Роды были очень сложные - ребёнок был крупный и он не торопился появляться на свет, но вытаскивать щипцами его она не разрешила, боялась, что врачи поранят его. Так и рожала, мучая врачей, и мучаясь сама. После родов ей наложили восемь швов и продержали полмесяца в больнице.
В детстве Сын два раза был при смерти. Ещё в первый раз, когда годовалым малышом он пролежал в реанимации полтора месяца, Мать поседела и с тех пор была вынуждена постоянно красить свои волосы. Во второй раз её саму еле откачали - схватило сердце.
Из-за Сына она долго не выходила замуж, хотя предложения были.  Когда Сын пошёл в школу, она наконец-то решилась, но опять же выбирала мужчину не для себя, а для Сына. Новый муж был старше её на пятнадцать лет, некрасив и неласков, но он стал для сына хорошим воспитателем.
В десятом классе Сын совершил Ошибку, которую некоторые бдительные граждане расценили её как Проступок. Было возбуждено Дело. Следствие вёл молодой уверенный в себе следователь, знающий, что ему надо от жизни лично для себя. Он дал Матери шанс, но взамен потребовал денег и плотской любви. Мать тайком от мужа насобирала денег и понесла следователю.
Муж сказал: раз виноват, пусть садится в тюрьму. Он так говорил, не потому что не любил пасынка. Нет, он так говорил, потому что был принципиальным человеком.
Следователь оказался не только порядочной сволочью, но и человеком слова. После того, как Мать выполнила всё, что от неё требовалось, он прекратил уголовное дело в виду отсутствия состава преступления.
Когда начались события на Даманском, Мать очень испугалась за Сына. Она очень боялась, что маленький конфликт на далёкой границе перерастёт в большую войну, и её Сына заберут на эту Войну.
Её страхи оправдались. 'Весь советский народ с возмущением воспринял происки китайской военщины... и ведомый Коммунистической Партией и Советским Правительством, решил дать отпор маоистским агрессорам.
Сына призвали на десятый день войны. Сперва Мать получала письма из обычной воинской части с пятизначным номером, расквартированной в небольшом городке Красноярского края. Месяц спустя на конверте солдатского письма стоял новый обратный адрес - Москва-400 и номер полевой почты - Сын попал на фронт.
Письма его были лаконичные и успокаивающие. Сын безбожно врал, что служит поваром в отдельном банно-прачечном отряде. Мать, конечно, ему не верила: к кулинарии у Сына не было никакой наклонности, зато были успехи в спорте - первый разряд по пулевой стрельбе и КМС по самбо.
Вскоре первоначальные успехи советских войск сменились затяжными и нерезультативными боями. Маршал, успевший получить своего Дважды Героя ещё на Той Войне, был снят с должности (в народе шептались: мол, за то, что берёг солдата).
Новый Главнокомандующий Направлением, в которое входили Сибирский, Забайкальский и Дальневосточный фронты - моложавый Генерал, страстно желавший стать Маршалом и Героем, начал новое наступление.
Письма от Сына перестали приходить. Мать почти перестала спать и есть. Она и так боялась писем - боялась, хотя и ждала их. Когда-то она прочитала, что фронтовые письма - это как свет далёкой звезды, бывает, что звезда давно уже погасла, но их свет ещё доходит до человека. Читая письма Сына, она всегда боялась - вдруг в тот момент, когда она читает письмо, её Сына уже нет в живых.
Через месяц молчания пришло долгожданное письмо от Сына - необычно длинное и написанное не его рукой, но его словами. В письме Сын с шутками и прибаутками описывал свою службу, извиняясь за долгое молчание. По его версии: он был переведён на должность старшего повара в большой штаб; за отличное исполнение обязанностей награждён медалью 'За отвагу' и даже представлен к ордену. В поварском искусстве он достиг такого мастерства, что подумывает после войны податься в Москву - работать поваром в 'Арагви' или 'Праге'. Сейчас же он лежит в госпитале на излечении, потому что из-за неисправности котла полевой кухни немножко обварил себе руку паром, но ожог несерьёзный и скоро заживёт. Мать плакала, перечитывая это письмо. Конечно, она не верила детскому вранью Сына.
 
Однажды, подходя к своему дому, она увидела возле калитки двух незнакомых мужчин, один из них был в форме. У Матери оборвалось сердце... Неужели Это случилось?
Еле переставляя свои подгибающиеся ноги, она подошла к ним. Язык никак не поворачивался задать страшный вопрос... Военный поспешил представиться:
- Подполковник Кемкин, Алексей Леонидович, сотрудник областного военного комиссариата...
Слова военного зазвучали медленнее, Матери показалось, что он еле-еле шевелил губами, но слова его звучали очень громко, даже гулко, словно звон большого колокола:
- Вы... Дракошина... Владислава... Тимофеевна?
Мать больше спросила, чем ответила утвердительно:
- Я?
Подполковник радостно закивал головой, причём движения его всё более и более замедлялись. Откуда-то издалека доносился его громовой голос:
- Ваш... сын... сержант... Полянский... Александр... Тимофеевич...
Мать вся замерла, её сердце перестало биться - сейчас прозвучат эти страшные слова: 'ПАЛ СМЕРТЬЮ ХРАБРЫХ'. Её сознание отделилось от тела, и она стала наблюдать за собой как-то со стороны - сильно ссутулившаяся женщина в окружении двух здоровых дородных мужчин.
Сперва Мать не поняла, что произошло. Она снова оказалась в своём теле и недоумевающе смотрела на подполковника, речь которого стала обычной человеческой. Она даже переспросила его:
- Что Вы... что Вы сказали?
Офицер опять повторил:
- Ваш Сын попал в плен к противнику.
- Что, что...?
На помощь военному пришёл его спутник с азиатской внешностью. Он сунул под нос потрясённой женщине удостоверение с красными корочками. Мать едва успела разобрать - майор госбезопасности Кванг Ли Суренович. Немного отстранёно она удивилась, что тунгусы служат в КГБ.
- Владислава Тимофеевна, Ваш сын - сержант Полянский совершил воинское преступление. Выполняя важное задание командования в тылу врага, он со своей разведгруппой  попал в окружение и сдался в плен противнику.
Кванг выждал паузу, внимательно наблюдая за лицом Дракошиной. Но оставалось безучастным.
- Владислава Тимофеевна, мы хотели бы предложить выступить Вам с публичным отказом от сына, как предателя Род...
- Нет! - резко перебила его Мать. Подполковник Кемкин смущённо отвернулся в сторону.  Майор госбезопасности притворно вздохнул:
- В таком случае, Вы не оставляете нам выбора. Вы будете арестованы, как член семьи военного преступника.
Он подал сигнал рукой. Из тени деревьев появились два крепких молодых человека в одинаковых костюмах и с одинаковыми лицами. Один из них достал из кармана наручники. Майор ожидал, что эта угроза окажет нужное воздействие на Дракошину.
Но Мать отрицательно покачала головой...
Кванг раздражённо скомандовал:
- Арестовать её!
Тяжёлая сталь наручников хищно защёлкнулась на тонких руках Матери.
Теперь Мать ожидал скорый, но справедливый советский суд и срок исправительно-трудовых лагерей. Впереди Матери предстояли тяжелые испытания, но душа её пела от счастья - её Сын был жив.
А предать Сына Мать никогда не могла.

 

 Всем привет!
Специально 'убивать'  никого не стал.
В названии сперва хотел указать: (не по Горькому) - имея ввиду роман Алексея Максимовича, но потом передумал, потому что рассказ показался мне чем-то созвучным с его 'Итальянскими сказками'.
С уважением,
Нико Лаич.

======================================================

 

====================================

 

Было мне тогда..., нет, десяти еще не было, десять мне исполнилось в марте. А февраль выдался снежный, и мы, мальчишки, узнав из разговоров взрослых, что началась какая-то война с китайцами на острове Даманском, собрались в подъезде между третьим и четвертым этажом обсудить ТАКОЕ событие. В подъезде - тепло, лампочка над головой - светло, широкий подоконник - удобно...

Мы вообще любили этот подъезд. Лестницы в нем шли вокруг лифтовой шахты, сделанной из металлической сетки, которую потом стали называть рабица. Лифт на втором этаже не останавливался. Зимой мы здесь в жмурки играли - первый и второй этажи и лестница между ними. Правда, железная дверь лифта, открывавшаяся наружу на первом этаже, порой здорово мешала водящему и, однажды, стала причиной здоровущей шишки у меня на лбу...

В общем, удобное место - есть возможности для всяческих игровых хитростей... Да и Ладка жила на четвертом этаже, и мы иногда забегали к ней - попить водички, а если ее бабушка была дома, то и компоту.
Ладу мы называли Ладка-шоколадка. Мама говорила, что когда Лада была маленькая, она была очень похожа на Аленку с шоколадки. Когда Ладка злилась, мы ее дразнили 'Змей Горынычем', фамилия у нее была подходящая - Дракошина.

Так вот, в тот вечер Сашка Полянский рассказал, что его брат - студент, с друзьями был сегодня на демонстрации у китайского посольства, что студенты кидали в китайцев пузырьки с чернилами, и что стены посольства, и асфальт, и снег там - все окрашено  разноцветными пятнами! А коробки с чернилами им привозили на машине. Мы сообща одобрили эти действия и решили назавтра, после школы, принять в них участие, а так как чернил нам, скорее всего, не дадут - нужно запастись своими. Поручили Сашке выяснить у брата: где находится посольство и как туда добраться.

Лада выпросила у старшей сестры 'Атлас по физической географии' для 6-го класса и вынесла его к нам в подъезд. Усевшись на подоконнике, мы стали искать загадочный остров Даманский. Китай нашли сразу, а острова такого не было. Лешка Кемкин сказал, что это, наверное, тот самый остров, где 'чикашисты' захватили советский танкер 'Полтава'. Мы осенью про это кино смотрели в кинотеатре 'Повторного фильма', там еще песню пели: 'Через весь океан, сквозь любой ураган возвратятся домой корабли', а один матрос, которого играл Штирлиц, обманул всех врагов и рассказал правду французскому послу. Тимур вспомнил: 'Корабль захватили в океане, а остров назывался Формоза, и еще там был остров Тайвань'. Тайвань мы нашли, а Формозу и Даманский - нет. Решили, что просто они очень маленькие и на карте не нарисованы... Потом Ладка сказала, что Тимура завтра в посольство лучше не брать, потому что он похож на китайца, и его могут там перепутать!

Тимур был татарином, его отец, Рахман Квангалиев, работал в нашем доме дворником, его очень уважали и взрослые и дети. Мы, пацаны, всегда с ним здоровались по-татарски: 'Салям алейкум, дядя Рахман!' На что он неизменно отвечал: 'Алейкум ассалям!'. Тимур, конечно же, начал возмущаться, что он не китаец, и завтра пойдет со всеми вместе. Тогда Сашка сказал, что он попросит у отца военную шапку со звездой, и, если Тимур её наденет и опустит уши, то все сразу поймут, что никакой он не китаец, а наш - советский! Так мы и решили.

Дома, я достал пузырек с чернилами 'Радуга' и заправил обе свои ручки: одну с открытым пером - только такой разрешали писать в школе на уроках 'русского' - и вторую, с закрытым пером, которой делал домашние задания, радуясь как ловко 'обдуриваю' Надежду Ивановну, нашу учительницу. Пузырек сунул в ранец: завтра он полетит в китайцев.

Отец с дядей Петей, соседом по квартире, сидели на кухне, курили и разговаривали о наших пограничниках, убитых на Даманском, и обсуждали: надо ли бросать на китайцев атомную бомбу...

Дядя Петя уже старый, он еще на фронте воевал, ему может даже 50 лет! Так вот он рассказал, что Мао Цзе Дун приказал послать в наступление солдат: миллион на левом фланге, два миллиона на правом фланге, а в центре - танки! А главный китайский маршал спросил: 'Как!? Сразу оба?'.

Папа и дядя Петя смеялись, а я не понял: ведь три миллиона - это очень много?!...

После уроков пацаны из параллельного третьего 'А' стали дразнить Тимура: 'Китаец, китаец засунул в ж... палец!'. Тимур полез в драку, подбежали и мы с Лешкой и Сашкой. Сашке поставили подножку, и он упал; мне ударили поддых, - так... я сразу даже зареветь не смог... Тимура повалили, и двое уселись на него. Но тут подлетела наша 'Змей Горыныч' и с размаху - ранцем - по голове, грохнула одного из сидящих на Тимуре, потом второго - тот слетел и повалился на пол. У Лады в ранце хрустнуло, и на 'врага' полились красные чернила! Увидев красные пятна на полу и похожую на кровь струйку чернил, вытекающую из ранца, кто-то закричал: убили! Прибежали учителя: нас разняли. Выяснив, что все живы и почти что целы, отправили нас отмываться, потом вызвали родителей в школу.

Ладкины учебники все были испорчены... Но школьная 'общественность' пришла к выводу: третий 'Б' победил!

А к посольству мы конечно не попали...

Когда папа спросил меня: 'За что бились?', я ответил: 'За Даманский!'

 

 

 

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"