Я всегда любил праздники. Если и есть в жизни смысл, то только в них. Концентрация чистой радости, объединяющая толпы незнакомых людей. Объединяющая их для счастья и веселья, что может быть лучше? А когда он сопровождается каким-то невинным, ритуальным действием, праздник становится веселей и насыщенней. Именно таким был День Выброшенных Младенцев. Я любил его больше всех праздников, и каждый год с тех пор, как моя жена впервые разродилась от бремени, 21 декабря я выкидывал наше чадо в окно. Маленькое тельце летело вниз и ударялось об асфальт, среди таких же детишек, как оно, выкинутых такими же празднующими родителями, как я. Иногда оно падало на другое тельце, или просто удачно приземлялось, и младенец оставался жив. Некоторые предпочитают оставить его подыхать на улице, но я всегда был внимателен к судьбе своих детей, в конце-концов это мой родительский долг. Поэтому если ребенок подавал признаки жизни, то я выбегал на улицы, бережно брал изломанное всхлипывающие тельце, и нес его домой, успокаивая, как мог, что бы потом, выкинуть вновь. Однажды, кажется в 29 лет, я пять раз выбрасывал из окна собственное дитя, прежде чем младенец оказался мертв.
Каждый год жена приносила мне по ребенку, каждый год я, будучи большим любителем праздников, выбрасывал его в окно. Именно мое жизнелюбие и привело к тому, что сейчас я - всего лишь одинокий старик, идущий, опираясь на клюку, на пронизывающем зимним ветре по городу, под дождем падающих из открытых окон младенцев. Визг летящих детей, стук ударяющихся об асфальт телец и страдальческие стоны еще не умерших малышек, давно не веселят мою душу. Давно. С тех пор как шесть лет назад я, в отчаянье, выкинул за день до праздника, в окно, жену. Она уже три года не приносила мне потомства, я надеялся до последнего, что возможно все изменится, что произойдет чудо, я молил Бога и Сатану. Я ходил к врачам и шарлатанам. Но она была бесплодна Чуда не произошло. Бог никогда не давал мне чуда. Даже тогда, когда я молил отменить праздник. Кажется, это был наш восьмой ребенок. Очаровательная девочка - Лиза, мы так любили ее, но я не мог удержаться от того, что бы принять участие во всеобщем веселье. Я молил Бога, что бы случилась катастрофа, что бы убили президента, что бы самолет упал на город, что бы террористы захватили школу. Не важно. Важно было, что бы был объявлен траур, и праздник отменили. Ничего не случилось. В тот день жена вырывала у меня из рук плачущую Лизу, ползала за хохочущем мной на коленях, моля не делать этого. Но, я, как и каждый год выбросил ее в окно. Она умерла быстро, раскроив свою белокурую головку о бордюр, под серым московским небом декабря.
А теперь мне некого выкидывать. Я осматриваю тротуар под окнами ближайшего дома. Две собаки тянут в разные стороны еще живого ребенка, он орет, выплевывая кровь и слюну, а дворняги теребят его тело. Сегодня и их праздник. Сегодня они получат много свежего мяса. Даже у собак праздник, но не у меня, одинокого старика, всю жизнь мечтавшего о Чуде.
Мой взгляд прыгает с собак дальше по тротуару, и тут я замечаю ЭТО! Не смотря на преклонный возраст, я сумел сохранить отличное зрение. Иначе бы я никогда не увидел Чудо. Простой одуванчик. Одуванчик в конце декабря, в Москве! Среди грязных сугробов покрытых капельками свежей детской крови, пробивался одуванчик. Не веря своим глазам, я опустился перед цветком на колени и начал судорожно расчищать снег вокруг. Да! Он рос прямо из земли! В середине зимы рос одуванчик. Это было Чудо! Я понял, что все было не напрасно. Не зря лишился всех близких мне людей, не зря я сохранил острое зрение. Все это было ради того, что бы в середине зимы, одинокий старик идущий куда то без цели, заметил живой одуванчик. То, о чем я молил всю жизнь, случилось. Я неистово шептал благодарности Богу, слезы катились из моих глаз и капали на цветок, который я бережно обнимал замерзающими руками. Чудо, Чудо! ЧУДО!! Пожалуй, тогда я понял что значит счастье, но счастье, хоть и дается нам, но дается не на долго.
- Не надо, папа! - раздался сверху истеричный девичий крик.
Я поднял глаза. Какой то мужчина выкидывал из окна девочку лет девяти. Конечно, слишком большая для младенца, но видимо, выкинуть отцу, больше было не кого, а участвовать в празднике хотелось. Я вспомнил себя , десятки раз поступавшего так же и с улыбкой посмотрел на очередной акт празднования творящийся на верху. Я легко встал, не пользуясь клюкой, и сквозь слезы счастья, смотрел как отец выкидывает из окна свою дочь. Девочка умоляла, цепляясь за отца, раму, подоконник, но сил ее не хватало для борьбы. Через несколько секунд, она с криком "Мама!", полетела вниз. Что бы упасть мне под ноги. Я слишком поздно осознал, что произошло. Я отпихнул еще живое тело, и увидел раздавленный одуванчик. Я опустился перед ним на колени и убедился что он умер, умер окончательно. Цветок, выживший среди зимы, был раздавлен маленькой засранкой. Странно, но мне не хотелось ни плакать, ни кричать. Я посмотрел на стонущую рядом девочку, лежащую на снегу, со столь неприлично задранным платьем . Я не испытывал к ней ненависти, злости. Ничего. Во мне не было ничего. Только эрекция, которую, я не испытывал уже много лет. На коленях, я подполз к ней, задрал ее платьице еще выше, трясущимися руками разорвал трусики, расстегнул ширинку и лег на нее. Она застонала задыхаясь под моей тяжестью, я попытался войти в ее маленькую и влажную от мочу пизденку. Это было трудно, но я пробился туда, кажется порвав себя уздечку, хотя это было уже не важно, на начал двигаться внутри.
В этот вечер, под падающими из окон детьми, умирающую девочку насиловал старик, потерявший Чудо.