Когда меня позвали, я находился в переполненной таверне, где воздуха из-за пламени свечей почти не осталось. Вождь моего клана заворчал, но все же отпустил меня и продолжил осыпать ругательствами другого гоблина, который якобы чем-то его оскорбил. Подобные словесные баталии, зачастую сопровождавшиеся вытаскиванием ножей и короткими схватками, после которых пол в таверне становился скользким от крови, в последнее время среди моих сородичей происходили слишком часто. Я был рад уйти.
Но я бы куда больше радовался обретенной свободе, если бы позвавший меня воин не сообщил, что меня хочет видеть Скраланг, шаман нашего народа. При мысли о встрече со старым гоблином желудок у меня завязался узлом. Я не трус, но и не дурак. Посыльный отправился восвояси, а я, обуздав свои страхи, зашагал по длинным и узким тоннелям Нижней Ночи, нашего дома под Пыльными Стенами.
В свои двадцать я был капитаном стражи и помощником предводителя нашего клана, ещё один молодой кулак среди множества рук горных гоблинов. С двенадцати лет я сражался на поверхности с людьми, которые вторгались в наши земли. Однажды я оказался схвачен и провел в плену целый год, пока не сбежал. Это научило меня больше никогда не попадаться. Я неплохо знал людей и не испытывал перед ними страха, но Скраланг не был человеком, да и гоблином, как поговаривали, тоже.
Когда я добрался до конца темного, затянутого паутиной тоннеля, дверь сама собой распахнулась. Не вставая с кровати, Скраланг поприветствовал меня кивком. Небрежно взмахнув рукой, он указал на стул, стоявший у стола, на котором неверным пламенем горела единственная свеча. Попытавшись взять себя в руки, я вошел в его жилище.
Я пересек небольшую, заваленную хламом комнату. Под подошвами моих подбитых железом сапог хрустели обломки костей, корки хлеба и прочий мусор. Скралангу было плевать на грязь. Как говорили, с каждым днем мирские дела волновали его все меньше и меньше. Я не понимал, как он может жить в таких жутких условиях, но сейчас было не время и не место об этом говорить. Кто посмеет нанести оскорбление тому, кто говорит с богами?
Усевшись, я принялся ждать, пока шаман не достанет из коробки, стоявшей у его лоскутного ложа, небольшую бутыль и глиняную чашку. Осторожно спустив ноги со своей полуразвалившейся кровати, он встал, прошаркал к табурету и передвинул его, чтобы сесть рядом со мной. Напрягшись, я приготовился вскочить и отдать честь, но ему, казалось, было все равно. Его фамильярность поразила меня - он вел себя так, словно я являлся его старым и доверенным другом.
Но, когда я смог хорошенько рассмотреть старого шамана в пламени свечи, его облик поразил меня ещё больше. От его одежды исходил запах тления, словно смерть подошла к нему на расстояние взмаха ресниц. Кожа на его лице и кистях туго обтянула кости, а руки и шею покрывали открытые язвы. И все же, несмотря на это, его светлые желтые глаза смотрели ясно и твердо. С осторожностью он наполнил свою чашку другим напитком, но пить не стал. Вместо этого он откинулся и смерил меня холодным и ясным взглядом.
- Ты скучаешь, капитал Кергис, - произнес он голосом, больше похожим на шепот. В тишине он прозвучал, словно крик. - Здешняя жизнь тебе не по душе. Ты жаждешь оказаться где-нибудь ещё.
Я чуть было не принялся все отрицать, но его глаза сказали мне, что лгать не стоит. Я нерешительно кивнул.
- Вы видите все, ваше темнейшество, - произнес я. Я знал, что при помощи своей магии дряхлый гоблин, вероятно, и правда мог увидеть все в Нижней Ночи - даже то, что было скрыто в укромных уголках разума и души.
Старик повертел в руках чашку. Его паучьи пальцы дрожали.
- Безопасное существование в границах нашего дома начало тебя тяготить? Мелочная болтовня вождей кланов скорее навевает на тебя сон, нежели разжигает огонь в твоей крови? Или же ты строишь свои собственные планы, желая занять более высокое положение, и твоя скука служит лишь прикрытием для твоих амбиций?
Обвинения в предательстве не являлись чем-то экстраординарным, но услышать эти слова из уст нашего шамана было равносильно тому, чтобы услышать приказ о своей казни.
- Я верен! - воскликнул я куда громче, чем намеревался.- Вы ошибаетесь во мне, ваше темнейшество!
Я прикусил язык. Скраланг не мог ошибаться. Он был законом, и другого закона мы не имели. Я замер на стуле, почти уверенный в том, что в ответ он вынесет мне смертный приговор. Быстрая смерть была лучше медленной, и я молил о ней богов.
Вместо этого Скраланг сделал глоток из своей чашки и вздохнул.
- Ты верен, да, - произнес он, уставившись на чашку в своих пальцах.- Ты не трус и не предатель. Ты просто кажешься... павшим духом, твой разум утратил чистоту. В последнее время ты не ведешь себя так, как полагается настоящему гоблину, - он замолчал на некоторое время, а затем перевел взгляд на меня. - Впрочем, иногда мне кажется, что это относится и ко всем нам.
Если бы он заявил, что на самом деле является халфлингом, я бы и то не был удивлен сильнее. На несколько мгновений я лишился дара речи.
- Не понимаю, - наконец произнес я. - Мы все настоящие гоблины. Мы не осквернены, как...
Предательский язык! Я был бы рад его отрезать, лишь бы вернуть слова, которые только что слетели с моих уст. Услышав их, Скраланг вздрогнул, а его старое лицо затвердело, как сталь.
- Мы не осквернены, как один из нас, верно? - взгляд глубоко посаженных круглых желтых глаз шамана стал ледяным. Его пальцы обвились вокруг чашки, как паутина вокруг добычи. На миг я почувствовал себя на месте этой чашки.
Но затем без предупреждения выражение лица старого шамана смягчилось, черты разгладились. Отведя взгляд, он поставил чашку на стол.
- Осквернен? Ты прав. С того дня, когда мой внук появился на свет, никто не осмеливался произнести при мне этого слова, но скрывать тут нечего. Мне проще проглотить кинжал, нежели назвать его членом нашего рода. Он осквернен, осквернен человеческой кровью, - древний шаман снова посмотрел на меня, но теперь во взгляде его не было злости - одна печаль. - Должно быть, все об этом говорят. Это бесчестье нельзя искупить. Нельзя ничем, кроме смерти, - глубоко вздохнув, он уставился в темноту комнаты.
Мне хватило ума промолчать. Все знали о его внуке-полукровке, ребенке его искалеченной дочери и напавшего на неё человека. Уже более десяти лет и она, и он не показывались никому на глаза, но слухи гласили, что они все ещё живы. И этого мы понять не могли. Если бы на её месте оказалась дочь кого-нибудь из нас, мы бы убили и её, и зародыша, чтобы смыть позор с нашего рода. Почему этого не произошло?
Шаман снова посмотрел на меня, словно читая мои мысли.
- Воле богов мы подчиняемся, не задавая вопросов, - усталым голосом процитировал он известное утверждение. - Они заговорили со мной, когда я держал нож над животом своей дочери, желая очистить нашу честь, но их слова заставили меня отвести лезвие в сторону. По их повелению Зет вырос среди нас, в жилище моей дочери, хотя они и не объяснили мне причин. Я держу девчонку и её ублюдка взаперти, ведь этого боги не запрещали, кормлю их раз в день и оставляю им свечу-другую, но не дозволяю скверне приближаться к нашим сородичам. Такова была воля богов, и я подчинился ей, как поступил бы любой из нас, - он потер лицо костлявой рукой.
Я изо всех сил постарался скрыть удивление, вызванное этим откровением. Воля богов? Раз он так заявляет и все ещё жив, значит, это, наверное, правда. Снова отведя свой ясный и чистый взгляд в сторону, старик опять наполнил свою чашку и надолго уставился в неё, задумчиво пожевывая нижнюю губу.
Наконец он сделал глоток и поставил чашку. По его иссохшим губам скользнула тень улыбки, но веселья в ней не было.
- Я старше самого старого из наших сородичей, - тихо произнес он. - Если я снова увижу середину зимы, то мне исполнится сорок шесть лет. Я все время испытываю боль. Каждый раз, ложась спать, я молю богов о смерти, но они хотят, чтобы я протянул ещё немного, - взгляд его холодных глаз устремился на меня через стол.- Капитан, сможешь ли ты угадать, почему?
- Что почему? - поколебавшись, спросил я. Я совершенно потерял нить беседы и теперь с осторожностью взвешивал каждое слово, боясь навлечь на себя гибель.
- Почему боги сохранили мне жизнь, хотя я столь страстно молил их о смерти, - терпеливо произнес он.- Я гнию изнутри, и все же, просыпаясь каждое утро, втягиваю воздух в свои кровоточащие легкие. Как ты думаешь, зачем богам нужно, чтобы я прожил чуть дольше?
- Понятия не имею, ваше темнейшество, - будь я поглупее, то, возможно, и решился бы высказать свои предположения, но это был бесполезный способ рискнуть собственной душой.
Шаман поджал губы, словно сдерживая смех.
- Недавно боги снова говорили со мной, - произнес он, как будто совершенно забыв о том, о чем мы только что говорили. - Они явились ко мне во сне. Они сказали, что настало время выпустить моего внука, поставить его во главе отряда настоящих гоблинов и отослать из пещер, - сверля меня взглядом, старый шаман глубоко втянул носом воздух. - Я считаю, что пора положить конец твоим терзаниям, капитан Кергис. Сегодня вечером вы отправитесь в набег, и я уже отдал приказ троим сержантам собирать отряды. Ты пойдешь с ними, а поведет вас мой внук. Вы направитесь в земли людей, которые лежат далеко от Нижней Ночи, так что возьми с собой все необходимое снаряжение и припасы.
На миг мне показалось, что я оглох, настолько ошеломила меня эта новость. Гоблины-воины под предводительством полукровки-человека?
- И каково же будет наше задание? - наконец выдавил я из себя.
- Зет даст вам знать, - произнес Скраланг. - Слушайся его так же, как слушался бы меня. Словно руководить вами будут сами боги.
Внезапно морщинистое лицо старика придвинулось вплотную к моему, и я почувствовал аромат напитка, который он пил. Это оказался эль, смешанный с болеутоляющим из цветов трупной лилии. Запах был мне знаком - на поле боя многие воины жевали эти цветы, чтобы заглушить боль. Порой тяжелораненые, переборщив с этим средством, впадали в сон, от которого уже не могли очнуться. Мы оставляли их на съедение собакам.
- Боги велели, чтобы Зет вышел во внешний мир, - твердо произнес шаман, и я содрогнулся от запаха его дыхания. - Больше они не сказали ничего. Что же касается меня, то, когда он уйдет, я наконец смогу очистить от скверны имя моей семьи. Я омою мой род кровью дочери, но, боюсь, даже это не подарит мне долгожданную смерть. Боги хотят от меня ещё чего-то, но их планы мне неизвестны, - Скраланг откинулся назад. - Остальные мои сны в последнее время тоже были тревожны. Боюсь, боги недовольны тем, что наша жизнь в последнее время стала скучна и полна бессмысленных стычек. Ты тоскуешь, капитан Кергис, ведь ты тоже это чувствуешь. Мы уже не выходим наружу, чтобы, как в прежние времена, напомнить миру поверхности о нашем существовании. Разумом мы стали старыми, старыми и мелочными, и продолжаем скрываться в пещерах и жаловаться на темноту. Мы недостойны называться детьми своих отцов, мы не стоим даже последних из их рабов, - старый шаман опустил взгляд, и лицо его обмякло. - Полагаю, больше всего боги недовольны мной, их слугой, ведь именно я допустил появление подобного упадка. Вопреки нашему учению я предпочитал искать более легкие пути, а не бороться, и гниль моих речей распространилась среди нас и заразила нас, - он снова посмотрел на меня. - Капитан Кергис, ты когда-нибудь задумывался о том, что эта скверна в наших рядах может являться отражением чего-то большего? Если появление Зета и то, как это произошло, было неслучайно?
Старый гоблин уже давно углубился в территорию, куда бы не осмелился ступить даже последний глупец. Хотелось бы мне сейчас снова оказаться в душной пещере, слушая вопли главы клана о своей никчемной чести.
- Никогда, - сказал я истинную правду.
Улыбка шамана стала шире.
- Будешь, - отпустив меня взмахом руки, он снова отпил из своей чаши с ядом и проглотил этот горький напиток, не дрогнув.
* * *
Но о многом Скраланг умолчал. Он не сказал, что кожа Зета была цвета брюха дохлой жабы, белой и сухой, словно лунный диск. Или что Зет не носил ни доспехов, ни оружия, и не знал, как ими пользоваться.
Или что Зет был слеп.
Когда я впервые увидел внука шамана, которого вывели из зева нашей Нижней Ночи на свежий воздух, то содрогнулся. Он оказался большим, с длинными руками и ногами - наследие его человеческой половины, нет сомнений - но его мускулы были вялыми и слабыми. Если бы я осмелился, то легко бы смог швырнуть его на землю.
И у него не было глаз. Его глазницы, наполовину скрытые обвисшей кожей, из-за чего его лицо казалось печальным, представляли собой лишь темные провалы. На нем была лишь короткая белая роба, подвязанная тонкой веревкой. Такую вещь одел бы лишь раб или пленник, а цвет её совершенно не подходил для боевой ночной операции.
Скраланг подвел его ко мне, пока мои воины разглядывали его с удивлением и любопытством. В угасающем солнечном свете старый шаман казался ещё более дряхлым, чем в момент нашей последней встречи, хотя та и произошла всего несколько часов назад. Его лицо и руки испещряли черные пятна - метки его проклятья. При мысли о том, что он может до меня дотронуться, меня охватил ужас.
- Зет, - произнес старый шаман, коснувшись локтя внука, - вот твои воины. Иди вперед, как приказали боги, и исполни их волю.
Большой получеловек уставился поверх меня, его невидящий взгляд был устремлен на мою макушку. Затем он кивнул, не говоря ни слова. Заметив, что Зет безоружен, я принялся вытаскивать запасной кинжал из поясных ножен, но Скраланг остановил меня, подняв руку.
- В этом нет нужды, - сказал старый шаман. - Зет не нуждается в оружии или доспехах. Всё, что ему надо - это он сам.
Кинув на меня последний взгляд, шаман вернулся в пещеры, прихватив с собой свой эскорт из охранников и слуг. Массивные двери закрылись за ним на засов. Обычно здесь была выставлена стража, но сегодняшний день являлся исключением.
Сглотнув, я уставился в глазницы белокожего получеловека. Он просто смотрел на запад, туда, где недавно скрылось солнце.
- Чего же ты хочешь? - наконец спросил я. Если мне повезет, Зет окажется не только слеп, но и безумен. Мне стало интересно, почему ему не дозволялось носить ни оружия, ни доспехов - уж не затем ли, чтобы его поскорее убили в бою? В этом был резон. Если он погибнет, то мы окажемся свободны от этой миссии и перед возвращением в Нижнюю Ночь сможем немного пограбить окрестные села, прихватив с собой пару свиней и коров.
Большой получеловек медленно повернул голову к югу, словно услышав что-то в тихом шепоте ветра. Там лежало королевство Дурпар, на которое мы некогда устраивали регулярные набеги. Коротко кивнув, Зет направился туда, где лежали те отдаленные земли. Но, сделав два шага, споткнулся о бревно, которое притащили в пещере для того, чтобы на нем сидеть, и чуть не упал, но все же умудрился выровняться и продолжить путь. Никто из нас не засмеялся и не пришел к нему на помощь. Мы просто смотрели.
Я кивнул себе. Если повезет, наша миссия закончится скоро.
- Один огонь, разведчики сзади и впереди, обычный марш, - крикнул я. Мельком взглянув на меня, воины заняли свои места. Мы направились в наступающую ночь.
Под светом звезд мы шли на протяжении примерно десяти часов. У этого Зета была способность чувствовать дорогу, и по мере того, как тьма сгущалась, она проявлялась все более явно. Иногда он ненадолго останавливался, а затем не спеша переходил через ручей или усыпанное камнями поле. Порой же он вел себя, как и полагается слепому - врезался в низкорастущие ветки деревьев и забредал в заросли чертополоха. Возможно, он ориентировался на слух, но я начал думать, что глаза у него были, просто очень маленькие и глубоко посаженные.
Надвигался рассвет, когда я наконец поравнялся со спотыкающимся получеловеком. Заколебавшись, я задумался о том, как к нему лучше обращаться, но затем решил, что это не имело никакого значения.
- Скоро взойдет солнце, - сказал я тихо. - Нам придется разбить лагерь.
Зет продолжал в молчании идти дальше, его невидящий взгляд был устремлен куда-то за горизонт. Внезапно он сбавил шаг и остановился. Мгновение он стоял, тяжело дыша, а затем быстро кивнул.
- Остановимся здесь, - неразборчиво проскрежетал он. Его слова больше походили на звериный стон, чем на речь разумного существа. Был ли Зет слабоумен? Что Скраланг задумал?
И все же я отдал все необходимые приказы, и прежде, чем взошло солнце, все воины уже нашли укрытия в скалах и кустах на склоне ближайшего холма. Тем временем Зет где-то бродил, но, когда еда оказалась готова, вернулся в лагерь. Я подумал, что имеет смысл во время трапезы сесть рядом с ним и посмотреть, не удастся ли выяснить что-нибудь о его планах насчет экспедиции, если они у него, конечно, были. Мои опасения, что он заведет нас прямиком в человеческий город или чего похуже, стремительно крепли.
Зету и мне досталось по тарелке с бобами и сушеным мясом. Пока мы ели, я украдкой разглядывал его и убедился, что глаз у него и вправду не было. Некоторое время слепой получеловек и я в молчании сидели на вершине холма.
- Если тебе нужен совет, - начал я, - то я к твоим услугам.
Несколько мгновений Зет продолжал жевать кусок мяса, легонько раскачиваясь взад и вперед. Внезапно он заговорил:
- Когда я был ребенком, - произнес он тихим сухим голосом, - мой дед ложкой выковырял мне глаза, - пустые глазницы смотрели на меня с пустого белого лица. - Как же он любил меня, раз пошел на это. А тебя кто-нибудь так любил?
Я в ответ уставился на него, наполовину не донеся полную бобов вилку до рта. По моей спине пробежал холодок. Зет был безумнее любого безумца. Съев бобы, я огляделся. Ни один из гоблинов не находился от нас достаточно близко, чтобы услышать наш разговор.
- Это был единственный способ открыть мне глаза, - продолжал получеловек, уставившись в предрассветное небо. - Если бы он этого не сделал, я бы никогда не смог видеть. Сейчас я почти ничего не помню. Мне сказали, что я дрался с ним и остальными, как огр, что мои вопли могли заставить мертвых завопить в ответ. Память моя этого не сохранила,- подняв тонкую руку, получеловек провел ею по подбородку. - Это было необходимо. Тогда я не понимал, почему, но теперь я усвоил урок.
Очевидно, своей ложкой Скраланг выковырял Зету не только глаза. Однако по его словам было ясно, что он умнее, чем казалось с первого взгляда.
Не зная, что ответить, я доел свой холодный паек.
- Скоро рассвет, - произнес Зет. - Мы отдохнем, а с наступлением вечера выступим в путь. Найдем деревню, - сделав паузу, он слегка склонил голову, словно прислушиваясь к каким-то далеким звукам. - Там будут фермеры, халфлинги. Там мы и начнем.
Я медленно проглотил последний кусок и принялся языком слизывать с зубов остатки еды.
- Что начнем? - спросил я, скрывая свои опасения. Опыт научил меня, что воинов Дурпара нельзя недооценивать. Если Зета и вели боги, то эти боги вполне могли быть не на нашей стороне.
Получеловек поднял взгляд.
- Начнем учиться, - тихо произнес он.
- Учиться, - повторил я.
- Да, учиться, - в голосе Зета звучал неподдельный энтузиазм. К моей величайшей тревоге, после этого он уставился на меня в упор.- Мы их научим.
- Чему? Чему научим?
- Ах, - сказал Зет, его улыбка стала шире. - Научим тому, что мы забыли.
Стрекотали кузнечики. Где-то в полях послышалось чириканье воробья.
Что боги сделают, если я тебя убью? - подумал я, глядя на бледное улыбающееся лицо. Что хотел от меня Скраланг? Подведу ли я его, если не выполню его невысказанное желание и позволю этому ублюдку жить? Нет, старый шаман выразился однозначно - я должен подчиняться его внуку. Но он был безумен и вел нас навстречу гибели.
- Я должен выставить стражу, - произнес я, поднимаясь на ноги. Мне нужно было подумать. Возможно, окажется не очень-то мудро рисковать навлечь на себя гнев богов, действуя прямолинейно. Природа может и так взять своё, если ей совсем немного помочь. От получеловека легко избавиться - достаточно просто позволить ему вести нас, пока мы не наткнемся на какое-нибудь ущелье или приграничный лагерь Дурпара. Несомненно, его деда обрадует известие о его смерти.
Я повернулся, но успел сделать лишь три шага, когда Зет окликнул меня по имени. Я оглянулся.
Слепой получеловек протягивал мне кинжал, держа его за лезвие правой рукой. Ощупав пояс, я обнаружил, что мой клинок исчез. Должно быть, он выскользнул, когда я садился.
- Будь осторожнее, - произнес он. - Сегодня ночью нам ещё многое предстоит сделать.
Он передал мне оружие, направив его рукоять прямо мне в живот. Я взял клинок и пошел прочь, несколько раз оглянувшись.
* * *
Прежде чем солнце скрылось за низкими холмами на западе, мы уже свернули лагерь и выступили в путь. Дорогу нам освещала наполовину полная луна. Зет без труда шагал через высокую траву, росшую параллельно дороге, которая шла на полмили восточнее слева от нас. Я назначил разведчика вперед и ещё по одному - на фланги, но все равно ещё один воин следовал в нескольких шагах позади Зета, а остальные шли за ним.
Как и раньше, большой получеловек с легкостью избегал большинства препятствий на своем пути, обходя их с необычайной аккуратностью. Если же он спотыкался, то без особой грации, но быстро вновь восстанавливал равновесие. Я задался вопросом, сделали ли боги Зета безумным, а его глаза - невидимыми, или же это был какой-то трюк, придуманный Скралангом, чтобы испытать меня. Я думал о том, как пялился на меня Зет этим утром, и желудок у меня завязывался узлом.
Я уже начинал привыкать к абсурду ситуации - группа гоблинов под предводительством слепого безумца - но не забывал и о возможных опасностях. Некоторые воины начали относиться к нашему путешествию как к фарсу. Они шли, не доставая оружие из ножен, смеялись над шутками, толкали и пинали соседей по строю.
Я не позволил этому продолжаться долго. Отступив между рядами, я заметил одного из самых злостных нарушителей порядка, который до этого упал, ободрав колени и руки. Когда он в третий раз пожаловался на боль, я снял с пояса кнут и принялся его хлестать.
Первый удар пришелся ему поперек лица, чуть ниже глаз. Прежде, чем он успел завопить от боли, хлыст вернулся и огрел его по спине, обжигая, словно огонь. От второго удара у него перехватило дыхание, и его крик оборвался. Он упал на колени, пряча лицо в ладонях.
Шедшая за ним колонна остановилась, но, повинуясь моему жесту, продолжила путь, огибая его. Вместе с воином я ждал, пока они не пройдут мимо. Через несколько мгновений он встал на ноги и подобрал свое оружие. Я смотрел, как он, спотыкаясь, поспешил за колонной, и направился следом, чтобы убедиться, что урок усвоен. Так и было. Воцарилась тишина, и оружие все держали наготове.
Мы шли всего три часа, когда Зет вдруг резко замедлил шаг, повернул голову и остановился. Следовавший за ним разведчик вопросительно оглянулся на меня. Я подошел к получеловеку.
- Вот и они, - произнес Зет, указывая вперед. - Пора начинать обучение.
Посмотрев туда, куда он указывал, я заметил слабое свечение. Мы были в двух милях от небольшого поселка, который раскинулся по обе стороны от дороги слева от нас. Я не заметил никаких следов военных, но это мало что значило. Вражеские воины могли скрываться где угодно, и у них было достаточно времени для того, чтобы приготовить нам теплую встречу.
- Нам ничего не угрожает, - беззаботно произнес Зет. Он снова улыбался и дышал не так тяжело, как прошлой ночью. - Они не знают, что мы здесь.
- Откуда тебе это известно? - шепотом спросил я. Взмахнув рукой, я дал отряду знак пригнуться и сохранять тишину. Прежде чем я успел сделать что-либо ещё, Зет повернулся ко мне, схватил за плечо и притянул к себе. От неожиданности я не стал сопротивляться.
Его дыхание было отчетливо видно в прохладном ночном воздухе.
- Собери жителей деревни вместе. Они не станут сопротивляться. Я хочу начать обучение до того, как наступит рассвет. Наши люди должны собраться вокруг пленных и тоже постичь мудрость, - отпустив меня, он с глухим стуком упал на землю там же, где и стоял.
Я уставился на него, а затем перевел взгляд через темное поле. Собрать поселян, чтобы Зет их учил? Его дед приказал мне повиноваться этому психу, словно он был одним из богов. Возможно, если мы попадем в беду, боги и пощадят меня за мое послушание, но я в это больше не верил. Я починился, чувствуя себя не менее безумным, чем Зет.
Оставив с получеловеком разведчика, я вернулся, чтобы собрать отряды. Вскоре мы направились к спящей деревне.
Схватка завершилась, едва успев начаться. Когда мы начали поджигать сараи, многие селяне ещё были в постелях. Полуодетые, они выбегали из домов, сжимая в руках ведра и одеяла, и становились мишенями для наших лучников. Других же мы избили и согнали на дорогу, а в это время наши воины подпаливали дома. Некоторые пытались дать нам отпор, используя садовые инструменты - вилы, лопаты и молотки. Этих мы убивали. Собаки доставили нам больше проблем, чем деревенские жители.
Мы заставили выживших, около трех дюжин мужчин, женщин и детей, раздеться. Обнаженные, они стояли под порывами ночного ветра, а окружавшие их воины развлекались, со смехом тыкая в них копьями и споря, кто из маленьких человечков подпрыгнет выше других. Вокруг пылало оранжевое пламя, уничтожая дома и фермы халфлингов.
Я послал к Зету гонца, но он с разведчиком уже шли по направлению к горящей деревне. Наблюдая за его приближением, я задался вопросом, какую же цель преследовал этот жалкий набег, за исключением той чуши про "обучение". Ранее я сражался только с вооруженными противниками - охранниками караванов, доспешными ополченцами, защищающими приграничные укрепленные фермерские хозяйства. Убийство практически безоружных и неумелых халфлингов будет напрасной тратой наших способностей. От расстройства я прикусил губу и почувствовал вкус крови.
Проходя мимо пылающего коттеджа, Зет с улыбкой на лице протянул к нему руки. Согревшись, он замедлил шаг и с осторожностью направился к воинам, которые окружали съежившихся пленников. Глаза халфлингов напоминали глаза запертых в клетке кроликов. Зет обвел их взглядом, и я преисполнился уверенности, что каким-то образом он все же способен видеть. Значит, дело в магии? Я и мысли не допускал о том, что к этому приложили руку боги. Должно быть, работа Скраланга, хотя я представления не имел, как и зачем старый шаман это сделал.
Удовлетворенный осмотром, Зет поднялся на вершину пологого холма и повернулся лицом к войскам. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием угасающего пламени.
- В самом начале, - произнес Зет, голос его становился сильнее, - боги воевали с восставшей землей, и мир был повержен и убит. Тьма покрыла его поверхность; ветры и моря иссекли его труп. Ничто не росло на его голых скалах и не двигалось под холодной луной. И, пока мир лежал мертвым, из крови, пролитой богами во время боя, родились опарыши, и эти опарыши зарылись в плоть мира и принялись ею пировать, празднуя победу богов. Затем явились силы света, и над землей взошло солнце. Свет выжег опарышам глаза, и они завопили. Вопль этот долетел до ушей старых богов, и их охватила ярость. Один из них простер руку и произнес: "Перед нашими детьми, равно как и перед нами, есть долг, и теперь они его взыщут". Он превратил опарышей в гоблинов и дал им завет - никогда не забывать времен тьмы, когда старые боги торжествовали, когда в мире ничего не росло, когда ночь была глубока и вечна. И гоблины всегда будут помнить о долге, который есть у сил света перед ними и их богами, и будут его взыскивать, - Зет обвел рукой горящие здания, находившиеся за спинами собравшихся. - И вот мы собрались здесь этой ночью, потомки тех опарышей, и мы все ещё должны были помнить, что велели нам боги. Но мы это забыли, - его рука упала. - Завтра, когда солнце будет в зените, сюда прискачет группа всадников, и они увидят нашу работу. Они почувствуют на губах вкус пепла сгоревших домов и ощутят жар, исходящий от почерневших полей. Но будут ли они нас бояться? Будет ли уплачен старый долг? - получеловек выжидательно замолчал, но ни один из нас ни произнес ни слова. - Нет. Всадники уже видели сожженные деревни. Видели убитых поселян. С чего бы им бояться нас - нас, перворожденных, потомков опарышей, которые питались плотью мира?
Несколько гоблинов беспокойно заёрзали, на их лицах возникло смущенное выражение. Даже пленники стали хныкать потише и прислушались.
- Ты будешь бояться? - спросил получеловек, указывая на одного из гоблинов в толпе. - Или ты? Мы всего лишь сожгли небольшой город. Кому в мире это не под силу? Маленьким пикси под силу, - на лице Зета возникла слабая улыбка. - Даже людям. - Сделав паузу, он добавил, - Мне нужно знать.
Тишина стала глубже. Я содрогнулся. Когда он произнес слово "люди", и мы посмотрели на него и вспомнили, чем он является, в атмосфере что-то изменилось.
- Даже людям это под силу, - повторил он. - Мы так долго прожили под солнцем, вдали от ночи и истины, что забыли, кто мы есть на самом деле. Мы начали думать, - Зет сощурился, словно хотел рассмеяться, - что мы люди.
Ни один из гоблинов не двинулся. На их напряженных лицах застыло каменное выражение. Эти слова были смертельным оскорблением, самой гнусной клеветой. И все же Зет произнес их, словно это была жалкая истина, над которой потешался весь знающий мир. От мгновенной смерти получеловека спасло лишь то, что воины помнили, кто был его дед.
Тонкие пальцы Зета взметнулись в воздух.
- Сейчас мы - люди? - вскричал он. - Все, что можем сделать мы, могут и они? Помним ли мы хоть что-то из того, чему учили нас наши боги? Неужели солнце выжгло из нас память о том, откуда мы пришли? - теперь он завопил с перекошенным от ярости лицом. - Хотите ли вы, чтобы всадники, которые приедут сюда завтра, посмеялись над нашей ночной работой? Хотите ли вы, чтобы они приехали сюда и сказали: "Похоже, это сделали люди, возможно, бандиты, все те же мерзкие старые людишки, как же хорошо, что это не гоблины"? - получеловек простер руку к черным небесам. - Мой отец был человеком. Он проклял меня своей скверной! Мои глаза не были красными, как у вас, они были голубыми! Голубыми, как у людей! Голубыми, как дневное небо! Где сейчас мои глаза? - внезапно своим бледным пальцем, словно клинком, он указал на одного из гоблинов в толпе. - Ты! Скажи мне! Где сейчас мои глаза?
Губы гоблина задрожали, и он что-то беззвучно прошептал.
Лицо Зета исказилось от ярости.
- Скажи мне, пес, или пусть боги испепелят тебя на месте!
- Твоих глаз нет! - вскричал гоблин, падая на колени. - Их больше нет!
- Да! - тут же воскликнул Зет. - Их нет! Мои глаза были человеческими, и мой дед вернул их! Мой дед вернул мои глаза! Эти дыры на моем лице в тысячу раз лучше, чем скверна моих голубых глаз! То, чем был мой отец, его человеческая порча, было от меня отделено! Теперь я в большей степени гоблин, чем вы, ибо моя душа свободна! Моя душа чиста, а ваши окутаны скверной человечности! Вот они, доказательства этому, здесь, среди вас - эти фермеры, которых вы взяли в плен! Вы обращались с ними, как люди стали бы обращаться со своими пленниками! Они молят вас о пощаде, принимая вас за людей! Как же низко мы пали в их глазах, раз они подумали, что мы, дети опарышей, рожденных в теле мертвой земли, способны на милосердие?
Ничего не нарушало тишину, кроме потрескивания пламени. Зет весь дрожал, словно его лихорадило.
Вскинув голову, он устремил взгляд поверх наших голов.
- Я чувствую, как они смотрят на нас. Чувствуете ли это вы? Чувствуете ли вы их взгляды, устремленные на нас сверху? Через мгновение они отвернутся, и мы окажемся потеряны. Наш народ будет потерян. Наша Нижняя Ночь будет потеряна. Все, чем мы когда-то были, исчезнет. Покажете ли вы им, нашим богам, что вы помните о том, что вы не люди? - Опустив глаза, он обвел пленников рукой. - Докажите это сейчас! - сказал он. - Пусть боги увидят то, что не под силу мне.
Никто не двинулся. Затем один из воинов в молчании обнажил длинный нож, подошел к пленным и, ухватив одну из женщин за волосы, вытащил её из рядов селян. Она завопила. Его товарищи обрушили град ударов на двоих халфлингов, которые попытались втащить пленницу обратно.
Гоблин с ножом левой рукой сгреб волосы маленькой женщины-халфлинга, заставив её откинуть голову. Несмотря на её попытки оттолкнуть кинжал, лезвие принялось опускаться раз за разом, снова и снова, пока её руки не упали в дорожную пыль.
Остальные пленники при каждом ударе издавали вопль. Конечности женщины обмякли. Резко вырвав клинок из её тела, воин схватил его, поднял над головой и швырнул в толпу пленников, обдав их брызгами крови.
Халфлинги завопили снова. Никогда раньше я не слышал, чтобы из глотки живого существа исходил подобный звук. Ужас вытеснил из него всё разумное, и он напоминал рев животного на бойне. В этот миг во мне пробудилось что-то древнее, жаждущее крови. Я стал одним из волков в стае, которая видела, что добыча находится в полной её власти, что она не сможет встать и убежать - горячая пища, которая на вкус окажется влажной и соленой. Когда остальные солдаты набросились на воющих пленников, я тоже сделал шаг вперед.
Но только один. Сам не зная почему, я остался стоять в стороне, пока воины, которые раньше были моими, давали волю своему голоду и пытались его удовлетворить.
Обезумевшие от крови гоблины предавали пленников мучительной смерти одного за другим. Зрители потрясали копьями и топали ногами, подбадривая их криками, которые после каждой новой смерти становились все более исступленными. Я наблюдал за этим со стороны, словно меня тут вообще не было. Мне не привыкать к жестокости, но то, что я видел, не было действиями тех воинов, которых я воспитал и обучил. Это были деяния дьяволов из Аида.
Когда последний из пленников перестал вопить и сопротивляться, воины разразились резкими криками восторга. В их руках появились фляги с элем и скверным вином, и многие к ним основательно приложились. Что с ними произошло? Я даже не мог подобрать нужные слова, чтобы заставить их остановиться и снова превратить их в солдат.
- Оставьте тела, - произнес Зет. - Пусть завтра солнце взглянет на них и покажет всем нашу работу. Пусть мир увидит, что делают дети опарышей, чтобы вернуть свой долг. Наша работа только началась, - покачнувшись, он повернулся и снова направился на юг, прочь от тлеющего пепелища.
Воины с готовностью последовали за ним - воины, которые некогда были моими. Проходя мимо, никто из них не удостоил меня и взглядом.
Когда они уже почти скрылись из виду, я уже в достаточной степени оправился, чтобы заставить двигаться свои собственные ноги. Я поспешил вдогонку, хотя мой разум оцепенел от шока. Мы наполовину шли, наполовину бежали таким образом несколько часов, и только тогда воздух наконец очистился от запахов дыма и крови, которые сменил аромат свежей травы. Во время пути воины болтали друг с другом, не заботясь о том, чтобы соблюдать тишину на вражеской территории, и обменивались флягами с алкоголем. Я, тот, кого они некогда уважали и боялись, с тем же успехом мог бы стать для них невидимкой.
Рассвет уже был близок, когда Зет наконец остановился. Когда воины поравнялись с ним, он опустился на землю, чтобы передохнуть.
Я посмотрел вниз на тяжело дышащего полукровку.
- Капитан Кергис, - выдохнул Зет, хотя я приблизился к нему совершенно беззвучно, - ты не понимаешь, верно?
- Нет, - произнес я. У меня и в мыслях не было лгать. - Такова твоя воля.
- Ты говоришь, что такова моя воля, но сам я пуст, - продолжил Зет, все ещё не в силах отдышаться. - Я - чаша, в которую налит напиток, но не сам напиток. Я - рот, а не слово.
- Я этого не понимаю, - произнес я. - Ничего не понимаю. Мы - воины. Мы не... - я запнулся, пытаясь подобрать нужные слова. - Мы сражаемся с воинами, а не с беззащитными фермерами. Это трусость - убивать беспомощное отребье. Мы сражаемся с теми, кто может дать отпор. Войну иначе не выиграть.
Наконец отдышавшись, Зет со вздохом прилег на траву, оперевшись на локти. Откинув голову, он уставился в бесконечную ночь.
- Капитан, - мягко произнес он, - ты ещё более слеп, чем я.
Я опустился на колени в траву в дюжине шагов поодаль. Сила, казалось, утекала из меня в воздух. Вдалеке слышался громкий смех пьянствующих солдат.
- Ты хочешь убить меня, - сказал получеловек. - Я это чувствую. Иногда я обретаю зрение - когда боги пользуются моей головой, пару мгновений я могу видеть их глазами. Но другие вещи я способен слышать, чувствовать и ощущать сам. Ты будешь рад, если я умру, - Зет склонил голову в мою сторону, но на меня не смотрел. - Знаешь, на это меня сподвигло оскорбление, - не дождавшись от меня ответа, он сам себе кивнул. - Значит, ты не видишь, не видишь даже этого. Скверну. Мое рождение. Даже этого не видишь.
- Вижу, - произнес я тихо. Я подумывал о том, чтобы вытащить меч и прикончить его на месте, и будь прокляты все боги. Это будет несложно.
- Ты видишь только мое тело. Видишь, что я отличаюсь от вас. Видишь, что желаешь моей смерти. Я слышу это в твоем голосе. Но оскорбления ты не видишь. Ты неспособен научиться тому, чему я хочу вас научить, - Зет повернул голову в сторону воинов. Через несколько мгновений он встал и ушел.
Спустя какое-то время я тоже поднялся на ноги. Усталые гоблины бессистемно рассеялись по полю. Судя по небу, до рассвета оставалось не более трех часов. Нам нужно было уйти отсюда и разбить лагерь. Вскоре кто-нибудь непременно наткнется на уничтоженную деревню, и поползут слухи. Посмотрев назад, я увидел, что наш след достаточно отчетлив, и воспылавшему жаждой мщения отряду не составит труда нас выследить. Либо мы покинем это место, либо погибнем.
Зет сидел на земле и негромко говорил о чем-то сам с собой. Когда я к нему приблизился, хрустя ветками, он замолчал и повернул ко мне голову.
- Нужно уходить, - сказал я без выражения. - Нет времени медлить.
Зет снова отвернулся и продолжил беседовать сам с собой или с кем-то, кого я не мог видеть.
- Он не понимает, - прошептал он. - Он не может увидеть их слабости. А ведь это и наша слабость.
Некоторое время он оставался неподвижным, а затем неуверенно поднялся на ноги.
- Веди нас, - произнес слепой полукровка, - на юг. Мы должны поспешить к месту нашего следующего урока.
* * *
На следующую ночь мы напали на уединенную ферму, расположенную в двенадцати милях южнее деревни халфлингов. Двое из нас получили ранения, но остались на ногах. Мы покинули ферму через несколько часов, и Зет снова вещал о личинках, от которых мы произошли, и наблюдающих за нами богах. Дюжина людей, членов жившего там семейства, теперь болтались на потолочных балках в столовой, подвешенные за ноги и выпотрошенные, как олени.
Те, кто некогда были моими воинами, прихватили с собой немного человечины.
- Теперь ты видишь яснее, капитан?
Шагая, я не отводил взгляда от темного горизонта.
- Нет.
Зет немелодично промычал что-то под нос.
- Вот и со мной так было, - наконец произнес он. - Они спрашивали: "Стал ли ты видеть яснее?". А я плакал и говорил: "Нет! Верните мне их!". Но это было невозможно. Они уже выкинули их. Они их вернули.
- Твои глаза, - сказал я после паузы.
- Моя мать сказала, что вставит их обратно, но у неё не было рук. Мой отец отрезал ей руки после того, как напал на неё и заронил в неё свое семя, зачав меня. Он отрезал ей руки и оставил её умирать. Он был человеком, но люди так не поступают. Он был охотником, говорила она, охотником, который избрал её своей добычей. Она вышла за водой, и он её поймал. Он пытался стать гоблином. Теперь-то ты точно видишь.
Я облизал губы. Я уже потерял своих воинов, и мне стало плевать, что со мной будет.
- Нет.
Зет тяжело вздохнул.
- Оскорбление, - сказал он медленно, словно обращаясь к ребенку.
Я не стал утруждать себя ответом.
На следующей день один из разведчиков сбил с лошади всадника, который галопом скакал через наш лагерь. Это был отличный выстрел, учитывая, что солнце стояло в зените и мы едва могли видеть. Всадник попытался уползти, но мы его обнаружили. На этот раз Зету уже не было нужды произносить свои речи. Гоблины и так знали, что делать.
Человек этот был солдатом из Дурпара. Наши деяния обнаружили. Стало быть, кто-то послал за подмогой.
- Мы не можем дальше двигаться на юг, - сказал я Зету. - Опасность слишком велика. Мы должны вернуться назад или, по крайней мере, свернуть к западу, где они не сразу кинутся нас искать.
- Ты не понимаешь, - произнес Зет.
Мы продолжили идти на юг. На пути нам попался фермер с возом сена и двое сельских рабочих, человек и халфлинг. Мы окружили стоявшую на опушке леса ферму, но внутри оказалась лишь одна старая женщина.
- Мы трусы, - произнес я, глядя на тело, качаемое порывами ветра. Я говорил тихо, ведь вокруг было полно гоблинов. Я больше не чувствовал себя одним из них. Они предали меня. Лучше смерть, чем это.
- Мы - гоблины, - сказал Зет. Он стоял, привалившись спиной к дереву, на котором болталось тело старухи. Он посмотрел на вершины кустов.- Мы слишком долго походили на людей. Мы не понимали, что от нас хотят боги. Мы забыли их уроки. Забыли опарышей.
- Я слышал достаточно болтовни об учении, уроках и забытых вещах, и меня уже тошнит от неё, - произнес я. - Скажи мне, что это за урок, или я тебя убью.
Разговоры среди гоблинов стихли. Те, кто некогда были моими воинами, неподвижно застыли, сжима в руках фляги, чашки и кувшины, позаимствованные из дома старухи. Гоблины окружали меня со всех сторон. Их взгляды были устремлены на меня.
- Слишком долго мы походили на людей, - произнес Зет спокойным и умиротворенным голосом. - Мы забыли, что боги создали нас из самой низшей формы жизни, и зажгли в нас внутренний огонь, чтобы мы стремились стать наивысшей. Они наделили нас силой воли, чтобы мы любой ценой пытались стать лучшими. И все же люди везде и всегда бросают нам вызов. Люди думают, что превосходят нас во всем. Все это знают - гоблины, орки, великаны, эльфы, драконы - все знают, что это так. Люди верят только в людей. Никто в мире не имеет для них значения, кроме них самих. Вскоре и мы в это поверили и утратили зрение, которое подарили нам боги, чтобы мы увидели свой путь. Стоит нам утратить волю и тогда с нами будет покончено, - оттолкнувшись от дерева, Зет не спеша подошел к болтающемуся трупу. Протянув руку, он коснулся тела, и оно медленно закружилось вокруг своей оси. - Только тогда, когда мой дед выковырял мне глаза, я в первый раз по-настоящему прозрел, - произнес он. - Боги дали мне зрение. Люди, которые этого не понимают, называют нас злом. Они думают, что мы творим ужасные вещи лишь потому, что хотим этого, потому, что мы эгоистичны. Они называют наши деяния злом, и я назову их так же, ибо люди питают к ним настолько сильную ненависть, - Зет уставился на меня в упор. - Итак, мы творим зло, но творим его ради богов. Люди не понимают, что наше зло похоже на любовь, ибо оно нечто большее, нежели простой эгоизм. Наше зло тянется наружу, чтобы объять мир, уничтожить его, подобно нашим богам, и сделать его нашим. Наше зло теплое и алое, как любовь, и оно проникает в мир так же, как любовь проникает в сердце - через самые незащищенные места, - полукровка раскинул руки ладонями кверху. - Ты не понимаешь, что я имею в виду под "оскорблением", - произнес он. - Это тело осквернено. Боги запретили мне пользоваться оружием и доспехами, чтобы защищать эту скверну, - уголки губ Зета изогнулись в холодной улыбке. - Напав на мою мать и отрезав ей руки, мой отец хотел кое-что доказать. Он хотел доказать, что сильнее гоблина. Возможно, он также хотел продемонстрировать, что является большим злом, чем гоблины. Он совершенно точно знал, как мы относимся к людям и что зовем скверной - касание человечности, доброты и слабости. Да, мы являемся частью этого мира, но нас переполняет ненависть к нему. А мой отец швырнул это нам в лицо. Как мог человек оказаться сильнее, чем те, кто произошел от червей, которые копошились в ранах мира? Как он мог оказаться большим злом? Люди утверждают, что лучше нас, а деяние моего отца говорит о том, что они также претендуют на то, чтобы быть хуже, словно мы - простые ничтожества. Это было оскорблением всего нашего народа. Увидев это, боги разозлились, и я появился на свет, чтобы отплатить за него. Теперь мы учим людей, каково это - быть слабым! Чего сильные боятся больше, чем слабости? Что страшнее всего для воина, гордящегося своею мощью, чем знание, что она ничего не стоит? Мы нападаем на слабых и беспомощных, а они бесятся от того, что со всей своей добродетелью не в силах их защитить! Наши боги и наш народ отмщены! Старый долг заплачен! - внезапно Зет крутнулся и наотмашь ударил вращающийся труп старухи. В лунном свете он закрутился вокруг своей оси. Получеловек оглянулся на меня, его лицо сияло, словно луна. - Теперь ты понимаешь, капитан? Теперь-то ты видишь?
Я посмотрел на вращающийся труп. Платье старухи развевалось под легкими порывами ночного ветерка.
И увидел.
Зет знал это. Он на ощупь вернулся к дереву. Боги, которые давали ему возможность видеть, теперь покинули его.
- Направимся на юг, - произнес он. - Наше обучение ещё не завершено.
* * *
Три дня спустя люди нас нашли.
- Сколько их? - спросил Зет. В отличие от нас, ему, стоя на плоской вершине холма, не приходилось прятать лицо от солнечных лучей. Какой бы бог или боги не использовали его, сейчас они ушли.
Это не имело значения. Мы усвоили урок.
- Около сотни, - ответил я. Скорее всего, больше, но из-за всего этого света судить было сложно. Многие люди сидели верхом, и в клубах пыли позади них могли скрываться другие отряды. Их боевые знамена были подняты, и в небесах реяли цвета Дурпара.
Мы закрепились на местности настолько хорошо, насколько смогли. Нам бы не удалось опередить их в открытом поле, где они нас заметили. На вершине холма не было никакого укрытия, но эта позиция давала нам преимущество в высоте, необходимое при сражении с высокорослыми людьми и конными всадниками.
- Сотня - это хорошо, - произнес Зет. - Больше было бы лучше, но сотня тоже пойдет.
Одна из наших человеческих пленниц что-то крикнула приближающимся солдатам. Я не понял смысл её слов. Отвесив ей оплеуху, один из гоблинов принялся её избивать.
- Прекрати, - не оглядываясь, спокойно произнес Зет. - Пусть орет. Так будет лучше. Пусть все пленники орут, сколько им вздумается.
- Они разделяются, - произнес один из воинов. - Некоторые натягивают луки.
- Они не станут стрелять, - с безмятежным лицом ответил Зет. - Они знают, что у нас есть пленные.
- Они нападут на нас, - сказал я, прищуренными глазами разглядывая отдаленные фигуры. Приняв решение, я крикнул, - Первыми пойдут всадники - поэтому вам, лучникам, необходимо убить их как можно больше. Я хочу, чтобы все, у кого есть копья, были готовы их встретить. Сначала атакуйте лошадь, всадника игнорируйте. Когда лошадь падет, забудьте про неё. Вытаскивайте мечи и переключайтесь на других лошадей. Подсекайте им ноги, чтобы они упали. Всадники не смогут подняться сразу; их прикончат наши вторые ряды. Затем готовьтесь встречать пехоту. Воспользуйтесь преимуществом в высоте и, когда они станут подниматься по склону, бейте их по головам и рукам.
- Даже сейчас остался воином, - произнес Зет так тихо, что его услышал только я.
Я открыл рот и закрыл его, не говоря ни слова. Возможно, именно им я и был. Я не знал другой жизни. И все же я говорил дело. В результате ещё больше людей получат урок. Так было лучше.
Я наблюдал за приближающимися воинами, пыль клубилась под копытами их коней. Хоть я такого расстояния я и не мог разглядеть их лица, я ощущал их жажду крови. Я почти чуял его. Это было естественно и правильно.
- Хороший денек, - в итоге произнес я. Я хотел сказать совсем другое, но это было правдой. Наконец-то я чувствовал себя легко и умиротворенно. Это будет хорошей битвой в хороший день. Я посмотрел на приближающихся всадников, их развевающиеся знамена, и меня охватило странное чувство. Это было ощущение чистоты, подобного которому я никогда раньше не испытывал. Сморгнув, я совсем забылся, дыхание у меня перехватило.
- Ты чувствуешь это, - мягко произнес Зет. - Хорошо, не так ли?
Мои губы сложились в слово да, но с них не слетело ни звука. Я медленно улыбнулся приближающимся всадникам, улыбнулся, как ребенок. Добро пожаловать, сказал я беззвучно, переполняемый этим чувством. Добро пожаловать на наш последний урок.
- Они услышат об этом в Пыльных Стенах, - произнес Зет словно в забытии. - Я вижу, как это случится. Боги расскажут об этом моему деду, а он научит наших сородичей, и тогда они наконец позволят ему покинуть свою смертную оболочку. Наконец мы нашли себя. Мы те, кем и должны быть.
- Хороший денек, - повторил я, кивнув. Я чувствовал себя легким, легким и сильным, обновленным и полным желания действовать. Столько времени я противился этим простейшим вещам. Так хорошо было пустить все на самотек.
Всадники-люди мчались на нас, опустив головы и сжимая мечи и топоры, копыта их лошадей мелькали в высокой траве. Мир стал ярче, острее и чище, но я не отвёл взгляда.
Повернувшись, Зет подал знак. Свистнули выпущенные из дюжины луков стрелы. Люди и кони упали на землю. Позади нас воины принялись убивать пленных на глазах у их спасителей. Над полем боя пронесся протяжный женский вопль.
Много, много всадников уцелело. Они приближались быстрее, вырастали в размерах, лица их были словно высечены из камня. Зет раскинул свои бледные руки, приветствуя их.
Это был прекрасный день. Первые всадники добрались до нашего холма, поднялись по склону и прошли через частокол копий. Вместе со своими сородичами я побежал им навстречу, высоко вскинув меч. Это чувство снова охватило меня. Я рассмеялся, не в силах остановиться.