"Ну что сказать, ну что сказать?

Устроены так люди!

Желают знать, желают знать,

Желают знать, что будет..."

Из песни слов не выкинешь...

Очень рано, в совсем еще нежном возрасте, мы уже спрашиваем: "А потом? Что будет дальше?", - очень часто заглядываем на последнюю страницу только начатой книги, спешим услышать окончание новой истории и несемся дальше - за следующими, столь же быстро и незаметно пролетающими событиями... Мы спешим вперед, не понимая, что радость обладания и существования "ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС" нам не смогут заменить даже запретные и таинственные "ТАМ И ПОТОМ". Зачастую, даже на закат жизни мы приходим, так и не научившись ценить ВРЕМЯ. А продолжаем кричать в запале, "Остановись, мгновенье!... ты прекрасно...", вместо того, чтобы проживать его во всей полноте чувств, красок и звуков. Те, кто это умеют, живут долго и счастливо. Не смотря ни на что. *** Молодой и еще пока нежный ветер ласково перебирал листочки только-только распустившейся черемухи, обнимал стройные станы березок, шуршал подсохшей прошлогодней травой и изредка колыхал молодую щетинку новой. Мир благоденствовал с наступлением Весны. Все живое пробуждалось от спячки, возрождалось к жизни, спешило уйти в рост и, обновившись, раскрыться во всем своем великолепии. Мирная нега разлилась над полями, лесами, охватила всю речную долину и, могучей волной докатившись до замковой стены, штурмом взяла каменную цитадель. Так пала даже неприступная Крепость Эвардарри. *** У всего в мире есть свое место, время и предназначение. Руководствуясь именно этим правилом, герцог Эвардарри жил и правил своими землями. Обширны и плодоносны луга и поля земли Эвардарри. Богаты и хорошо укреплены города ее. Честен и справедлив герцог, носящий Алую Ленту. Верен ему и доволен народ, населяющий эти места. Но это лишь сон... *** Огонь в камине давно погас, угли остыли, и маленькую комнатку теперь заливал лишь неверный и трепещущий лунный свет. Обстановка не была убогой, она просто отсутствовала. Холодные каменные стены, высокий, теряющийся во тьме времен потолок, узкое стрельчатое окно, забранное густой решеткой, не узорной и летящей, довоенной, а толстой и тяжелой, плотного плетения. Да и кто бы в мирное время полез на самый верх Южной башни? У камина, на истертых временем плитах пола, лежит ветхий коврик пять на десять ладоней, а на нем в тесном объятии сплелись два детских тельца в тщетной попытке удержать крохи ускользающего тепла. Одеяния их, некогда богато украшенные, теперь полиняли, обносились и вытерлись. То чудо, что они до сих пор не разлезлись на нитки, объясняется исключительно изначально доброй материей, так как следы многочисленных стирок и штопок могут поведать долгую и горькую историю любому. Вот только не интересны никому эти истории. *** Империя ликовала. Молодой Император, едва надев серебряный венец, отправился по стране, дабы узнать - как живется его народу и чем необходимо помочь. Обогнув Подлунные горы и пройдя лихим маршем по всем южным провинциям, озолотив народ и перевешав половину аристократов, Его Императорское Величество вступил на обширные земли Эвардарри. То, что край находится в запустении, было понятно с первого взгляда: брошенные деревни, пустые, в большинстве своем вытоптанные поля, озера, по краям заросшие осокой. Изумлению венценосца не было предела: где же тучные пастбища, на которых резвящийся ветер устраивает шторм не хуже морского? Где широкие мощеные дороги, с постоялыми дворами и заставами для спокойствия путников? Где румяные селянки, радующие взор крутыми боками и доброй улыбкой? Где же все-таки знаменитые Эвардарские аргамаки, быстрые, как мысль, и храбрые, как лучшие из Снежных Барсов Империи? День за днем продвигаясь на север, Император мрачнел все больше. Лучшие и самые светлые воспоминания детства оказались разрушены. Все годы скитаний по чужим землям, годы его тяжкого ученичества он ждал, нет, жаждал возвращения. Он мечтал, как сделает свою страну счастливой и благодатной. Такой, каким было герцогство его отца. И вот все оказалось загубленным. Втоптанным в грязь. Разрушенным и раздавленным. За каких-то десять лет край изменился до неузнаваемости. *** И снова грязные котлы, кастрюли, миски, сковородки. Ворох белья, нуждающегося в срочной починке, дрова для растопки, вода для мытья полов и посуды. И череда дежурных подзатыльников и нотаций. Абсолютно беспросветно. Худая, изможденная девочка вытирает и ставит на полку последнюю вымытую тарелку и с тоской глядит на гору нуждающегося в штопке белья. Испустив жалобный стон и на всякий случай сразу же пригнувшись, она опускается на низенькую скамью и берет в руки иглу. В свете факелов под потолком на серой материи появляются неясные тени, и бездонный колодец памяти вновь затягивает ее. А руки продолжают свое дело, стежок за стежком. *** Вот яркий солнечный свет заливает парадную лестницу и толпящиеся у подножья в радостном возбуждении подданные расступаются. Отец, в шитом золотом камзоле, в пурпурном герцогском плаще спускается к ним с матерью. Он улыбается, он действительно рад их видеть - обнимает и целует мать, подхватывает на руки ее. Подбрасывает вверх. Она заливисто хохочет, а ярко алое платье искрится в солнечных лучах. Отец поднимает ее над головой и громко провозглашает: "Вот та, что наденет Алую Ленту!" И на мать больше никто не кидает злобных и настороженных взглядов. Все почтительно склоняются перед Наследницей - Герцог признал ее и ее право. Ей было четыре. *** В сладких грезах время летит незаметно. Резкий окрик вырвал девочку из ее воспоминаний и заставил сжаться в трепещущий комочек. Распорядитель как всегда был не доволен: - Где горячая вода для герцогини, ты, безродная попрошайка? - Ее отправили наверх в большом котле две метки(*) назад, господин Аврес, - девочка забилась в самый дальний угол вместе со штопкой. - Та уже остыла, давай еще! И живее, не то велю тебя выпороть! - он ушел, грязно ругаясь, а малышка, бросив белье на скамью, заспешила к котлам с водой, висящим над очагами. Вскоре за горячей водой спустился слуга герцогини. Схватив большой чан, он обжегся, а затрещина от досады досталась маленькой кухонной замарашке. Она как раз успела закончить штопку к тому времени, когда из пиршественного зала начала поступать грязная посуда. А воспоминания заиграли неверными зайчиками на жирной пленке в корыте. *** Она невзлюбила его с первого взгляда. Ей, росшей в любви и нежности, чувство ненависти было чуждо, но, впервые неожиданно захлестнув, он надолго поселилось в душе. Ей было только пять. Ненависть оказалась взаимной. *** Ларней обладал ясным и цепким умом, хорошей памятью и быстро усваивал новое. Наставники были им довольны - герцогский наследник отлично учился, осознавал грядущую ответственность. Они полагали, что он наверняка успешно продолжит дело отца, когда придет время. Но, люди предполагают, а Высшие Силы располагают. Сначала один, затем и второй наследники Серебряного Императорского Венца ушли в Небесные Чертоги и, по Праву Крови, первым к трону встал сын ныне покойной сестры Императора - Ларней. Богато и могущественно герцогство Эвардарри, но что оно по сравнению с величием Империи? Долг Крови свят, и герцог должен уступить сына стране. Пусть даже его обожаемая герцогиня ушла за Порог. В тринадцать лет Ларней отправился за Море. *** В первый год отсутствия сына герцог признал полуродную дочь наследницей и пообещал ей Алую Ленту. Во второй год он вновь женился, приобретя молодую герцогиню и пасынка шести лет. В третий год у герцога родился второй сын - Десинанд. Четвертый год от отъезда Ларнея был последним сытным годом в Эвардарри. *** Целых три года признанная полуродная дочь герцога, Олмина, и сын новой герцогини, Карвис, вели тайную войну. Все, кто присутствовали в тот день, когда Олмина появилась в Крепости, негласно держали ее сторону, а за Карвиса вступались только люди герцогини, да и то до тех пор, пока она не родила герцогу законного наследника. Пока новорожденный младший герцог был еще мал, а императорский наследник, отправившийся в паломничество за море, пребывал вдали от дома, герцогиня была радушной хозяйкой и заботливой матерью. Она ждала. Ждала, что Герцог пожалует ее старшего сына графским титулом. Ждала, что Олмину выдадут замуж, а Алую Ленту наденет ее младший сын. Ждала, что первый наследник Герцога и Империи, погибнет в скитаниях. Она ждала и молчала. *** Карвис помнил, как в тот момент, когда жизнь показалась ему полным и непрерывным темным кошмаром, и это в десять-то лет, блеснул на горизонте серебряный лучик - в Крепость прибыло посольство от Первого Наследника Империи, его сводного брата. Ларней Эвардарри, как и любой в этом древнем роду, был хорошо воспитан, горд и щедр. Подарки посыпались на обитателей Крепости как из Рога изобилия. Не только семья герцога, но также слуги, воины и батраки, одним словом, все обитатели замка получили приветственные слова и дары от Наследника. Сам Карвис долго не решался открыть темно-синюю бархатную шкатулку с золотой отделкой. За время жизни в Крепости он наслушался россказней и небылиц про старшего сына герцога, по которым тот выходил просто воплощением Высших Сил на этой несовершенной земле. С малых лет познавший горечь предательства и обмана Карвис не верил ни одному слову из этой пустой болтовни. В свитке коротко значилось: "Защитнику Эвардарри. Воину", - а на дне лежал кинжал с рубином в оголовье. Он никогда не видел сводного брата, а после того, как герцог отказал его матери в графском титуле для самого Карвиса, дорога в фамильную галерею Эвардарри оказалась закрыта. Да и много ли может вам рассказать портрет десятилетнего мальчишки? *** Свой девятый день рождения Олмина вспоминать не любила. В начале весны заболел отец. Личный лекарь Его Светлости обещал, что к лету от тяжелых последствий мутной лихорадки не останется и следа, но увы - даже ко встрече Благодатной осени и дню рождения Наследницы Алой Ленты герцог так и не встал с постели. Все это время герцогиня не отходила от мужа и в моменты, когда его не мучили приступы, просила позволения подыскать Олмине подходящего жениха. Нужно быть очень взрослой, чтобы понять все помыслы чужой души, но не нужно быть взрослой, чтобы слушать. Слуги шептались, что герцогиня, получив для любимого сына Алую Ленту, изведет герцога с дочерью. От таких разговоров мурашки бежали по спине маленькой девочки, прятавшейся в углу захламленного пыльного чулана. Но герцог упорствовал и говорил, что девять лет - это слишком рано, чтобы покидать отчий кров, а два года - слишком мало, чтобы успеть проявить себя достойным Алой Ленты. Герцогине пришлось отступить на время, но любовь к падчерице сошла на нет. От отца Олмина получила золотое с алым шитьем платье, а от мачехи - пяльцы и шкатулку с иголками да нитками. *** Получив весть о затяжной болезни отца, Ларней отправился к Наставнику Обители Моря, где проходил обучение в тот год. Старец не отпустил юношу, но повелел отправить в Эвардарри посольство с дарами. Да не простыми. Вода хранит множество тайн, а те, кто понимает ее речь, знают обо всех событиях в мире поднебесном, наземном и подземном. Наставник сказал, что отца губит жажда познания и горечь от его тщетных попыток обогнать полотно Времени. Ларней долго думал над тем, как помочь дорогому родителю. *** После обучения в Обителях Света и Горных Пиков, Ларней понял, что узнать предполагаемое Высшими Силами наиболее вероятное будущее можно по снегу на склонах, по корке льда и танцу языков пламени, а сейчас Наставник учил его читать отражение звезд на морской глади. Если собрать воедино все способы и знания, то должно получиться природное зеркало, а с его помощью можно будет попробовать заглянуть и за холст Времени. Ларней принялся за дело. К сожалению, Мать Богиня не обделила его упорством и настойчивостью. *** Олмина, выполнив все приказания дворецкого, поварихи и главного распорядителя, прижимая к груди кружку с водой, медленно поднималась по витой лестнице, ведущей в Южную Башню. Единственной радостью сейчас было то, что стражник при входе в башню не нашел у нее спрятанных тряпок и щепок, а значит хоть не долго, но в камине будет огонь. Как странно складывается жизнь, думала девочка, взбираясь в темноте по крутым ступеням. Как холод, голод и всеобщее презрение быстро гасят взаимное неприятие, глупую детскую ненависть и ревность. Когда они оба, она и Карвис, оказались слугами - изгоями в собственном доме, их война, занимавшая воображение и отнимавшая столько сил, растаяла, как снег на солнцепеке. Вдвоем куда легче противостоять судьбе, чем одному. Это дети усвоили через три месяца после того, как чудесным образом исцелился герцог. *** Свежим теплым ветром в холодный и пасмурный день Середины Зимы в Крепость ворвалось посольство Первого Наследника Империи. Конный отряд появился внезапно на вершине Южного сторожевого холма. Не прошло и трех меток, как всадники и нагруженные тюками аякки(**) полноводной рекой влились во двор через распахнутые настежь ворота замка. Сундуки, тюки, свертки, шкатулки и рулоны диковинных тканей почти мгновенно заполонили Приемный зал. Чего в них только не было: и роскошные перины нежнейшего пуха, и драгоценные ковры ручной работы, и сервизы из тончайшего фарфора, и древние книги, и заморские терпкие вина, и удивительные птицы в клетках, и корзины с диковинными плодами. От всего этого богатства и великолепия слезились глаза, и шла кругом голова. Но самым дорогим и ценным даром был маленький сундучок в форме ореха буршунди(***), предназначавшийся только герцогу. В глубине его, на мягких шелковых подушках с линновым (****) пухом, лежало маленькое зеркальце. Оправа была из резного дуба, а фигурки животных и горные пики, что шли по ободку, казались множеством ручек. - Дары Ларнея Эвардарри, Первого Наследника Императорского Венца, - провозгласил глава посольства, обводя рукой залу и низко кланяясь герцогине, вышедшей встречать гостей. - А что же сам не приехал повидать больного отца? - ледяная улыбка хозяйки не смутила посланника. - Достойнейший из Наставников Обители Моря не отпустил его. Ученичество продлится еще три года, и до тех пор нет ему дороги через море, - посол позволил себе мимолетную улыбку: - Но среди даров, привезенных нами, есть то, что исцелит Герцога Эвардарри. Лишь на мгновение, но лицо герцогини озарила теплая улыбка. В письме сын называл свой дар Слезой Мира. "Капля священной воды, растекшись по поверхности, - гласил свиток, - дарует видение из ближнего будущего. Но помни: лишь когда узнаешь о воплощении увиденного, - только после этого сможешь узнать следующее..." *** В этот злосчастный день Карвису упорно не везло - все силки оказались пустыми. А означало это, что им с Олминой придется довольствоваться лишь теми крохами, что дадут на кухне. Перетаскивая вязанки хвороста с опушки леса к воротам, он время от времени поглядывал на балкон главной башни - ждет ли герцог гостей сегодня? Но кроме алого флага Эвардарри и черного с серебряным венцом Императорского Штандарта ничто не оживляло более серость этих угрюмых стен. Как не к стати вспомнился седьмой день рождения Олмины - замок утопал в цветах, флажках, бантах и праздничных лентах, всюду витал запах свежей сдобы и сладкий аромат ателийского киселя. Принаряженные слуги суетились, носясь туда-сюда с вазами и подносами. А на шпиле Главной башни трепетала на ветру Алая Лента. Но гости к ужину все-таки прибыли. К герцогине. *** Слеза Мира излечила герцога от продолжительной болезни, и уже к исходу зимы правитель Эвардарри впервые за прошедший год выехал со свитой из замка. Но, увы, тщетными оказались надежды на то, что, обнаружив бедственное положение в селениях и на трактах, герцог, как раньше призовет на свой суд управляющих и дорожных смотрителей и уволит нерадивых, которых назначила герцогиня во время его болезни. Нет. Лишь мельком взглянув на нечищеные дороги и кивнув вышедшим встречать его подданным, герцог проследовал по Северной ветви до Благословенного Источника. А в полдень там, впервые за много лет, забил родник. Набрав несколько бочонков священной воды, герцог со свитой удалился в замок. Следующие пять лет он выезжал раз в год и только к Источнику. *** Остатки от ужина были знатными. Целых три миски Карвис тащил вверх по лестнице вспоминая, как когда-то, только поселившись в Крепости, он, осматривая её с верху до низу, обнаружил эту маленькую темную комнатку под самой крышей. Тогда она показалась ему очень холодной, мрачно-пугающей и очень печальной. На самом деле такой она и осталась, но теперь именно она была его домом. Их домом. Его и Олмины. *** Кортеж Императора остановился на первом перепутье в Эвардарри. Не на долго. Молодой правитель вершил справедливость не раздумывая. Поговаривали, что у Мудрых Старцев за морем он научился читать мысли. После того, как стоящие неподалеку от перепутья деревья украсились малоприятными гирляндами из смотрителей тракта, управляющих близ лежащих селений и сборщиков податей, Император попросил пить. Из печального бормотания, рухнувшего на колени старосты, Его Величество понял, что кроме воды несчастные его подданные ничем порадовать своего повелителя не могут. Император согласился. С подношением приблизилась к нему древняя старуха. Низко кланяясь и что-то тихо напевая, она подала Императору деревянную кружку, наполненную ключевой водой. Допив подношение, Ларней обнаружил, что на дне вырезан герб Эвардарри. - Адилла! - воскликнул он, - Свет Семи Звезд! Не может быть! Ты-то как тут оказалась? - изумление Императора вызвало бурю эмоций в его окружении и в толпе местного населения. Почти разом приближенные принялись оживленно перешептываться, а местные начали хором чего-то объяснять в полный голос, как будто это и не Венценосец перед ними, а заезжий торговец. Оставив надежду, что все успокоится само собой, Император громко предложил подданным: сперва - умолкнуть, а затем высказываться внятно и по очереди. Правда выяснилась очень скоро. И очень неприглядная. - Да, вот так-то вот и вышло, сударь Ларни, - на правах старой кормилицы вещала Адилла, - новая госпожа герцогиня была аки тихая мышка, пока герцог не слег. А потом забрала все ключи, разогнала старых слуг, набрала своих - тех, что в рот ей глядят, да всех герцогских детей, кроме малого наследника, загрызть готовы... - Стало быть, у меня кроме Олмины и Десинанда есть еще братишки и сестренки? - Император в спешке перебирал в уме донесения от своих осведомителей из этой части Империи. - Так, да не так, Ларни, - старая няня не обращала ни малейшего внимания на недовольство приближенных при виде столь вопиющей фамильярности, - Батюшка-то ваш за бедным Карвисом титула-то не признал и сыном не назвал. Мне сказал, что у него есть одна очень важная мысль и так будет лучше. Да теперь-то уже всяко поздно - как они там, бедненькие, намучались, с госпожой... да и не знаю - живы ли... - старуха всхлипнула. Ларней приказал сердцу успокоиться и сначала разобраться в происходящем, а потом уже ехать к отцу. *** - Как ты сегодня, маленькая фея? - Карвис с тревогой всматривался в это не по-детски серьезное и усталое лицо. - Много ли видений посетило тебя? Они уже закончили свой ужин и теперь любовались игрой маленьких язычков пламени в огромном камине. - Я видела, как мы с мамой приехали в Крепость, как встретились с папой. Я бы отдала все, лишь бы он стал прежним! - тихий голосок шелестел в полутьме, рождая сладкие грезы детства, приглашая их к огоньку воспоминаний. Олмина вздохнула и, все же решившись, спросила: - А герцогиня? Ты ее не видел? Что говорит она про Ленту? Карвис помрачнел. И еще долго молчал, прислушиваясь к тихому потрескиванию хвороста в камине, а потом нехотя произнес: - Она ждет. С юга доходят слухи, что Император объезжает страну. Если он приедет в Крепость, то герцогу придется покинуть башню и спуститься к гостям. - Ты думаешь, он приедет? Зачем ему Эвардарри? - Эх, Мина, ты как маленькая, право, - мальчик тяжело вздохнул. - Это же его дом. Он ведь его любил. Неужели Император упустит такую возможность... Олмина удивленно посмотрела на Карвиса: - Так десять лет ведь не был! Как уехал, так и не показывался больше! Он ведь обиделся, что отец мне Ленту обещал! И мать его забыл совсем... Вот как раз по последнему вопросу Карвис очень был с Ларнеем солидарен: не стань его мать герцогиней и не появись у него младший братец - куда как спокойнее и счастливее бы сложилась его жизнь. В старом поместье покойного отца они бы жили до сих пор. Дядя не возражал, говорил, это их право. Он снова вздохнул и сказал: - Как бы там не вышло с Императором, а рано вставать завтра нам с тобой все равно, так что давай-ка лучше попробуем заснуть, пока тепло. Спасительный сон милостиво снизошел на смеженные веки, и вскоре Южную башню объяла обычная ночная тишина. Дрова, как и все хорошее в жизни, быстро закончились. ... и вновь маленькую комнатку заливает лишь неверный лунный свет. *** После приезда в Крепость Посольства герцог быстро пошел на поправку, да вот только дела собственных земель теперь волновали его куда меньше, чем те загадочные видения, коими одаривала его Слеза Мира. Расширив свою и до того времени не маленькую сеть наблюдателей в разных городах Империи и за ее пределами, герцог занят был тем, что изучал их донесения. Увы, не искал он в них, как прежде, того, что ранее с блеском поворачивал на пользу Эвардарри, а замечал лишь подтверждения тем смутным картинам за холстом Времени, которые смог рассмотреть с помощью капель воды из священного Источника у себя в башне, отгородившись от всего остального мира. Как и следовало ожидать - люди нищали, налоги возрастали, герцог все глядел в загадочные и непостижимые глубины Слезы Мира, а его собственная дочь стала служанкой в родном доме. Горю Императора не было предела. Уже не раз казнил он себя за столь коварный подарок, но как иначе можно было спасти отца от мучительного угасания? Никто не рискнул бы ответить на этот вопрос. Так, в глубокой и горькой задумчивости Ларней просидел в доме Адиллы весь вечер и ночь. А утром, сказав няне: "Я эту похлебку заварил, мне и есть...", - вскочил на коня и умчался в Крепость. Императорский кортеж с некоторым опозданием последовал за Венценосцем и скоро скрылся в клубах пыли, оставив по бочке вина на деревню. *** Вот она, знакомая с детства картина - Крепость, залитая первыми лучами восходящего светила, вокруг ни души, кроме маленькой фигурки у ворот, и только шаловливый ветерок играет травинками и шумит в кронах деревьев вдоль дороги, вымощенной булыжниками. Пустив коня рысью, Император принялся гадать, кто же его встречает. Она проснулась с чувством смутной тревоги и, завершив самые важные утренние дела на кухне, побежала искать Карвиса, так как больше ждать неизвестно чего не было сил. И вот, стоя у ворот и вглядываясь в окружавшие Крепость холмы, Олмина гадала - куда сегодня отправили Карвиса по всяким хозяйственным надобностям. Именно поэтому одинокого всадника, мчащегося по дороге, она заметила издалека, и теперь ее очень интересовало - кто это и почему так спешит? Утро выдалось на редкость спокойным, но исходя из уже имеющегося в его распоряжении опыта, это предвещало только одно - бурю. Так что пока есть возможность, Карвис решил набраться сил и прилег отдохнуть под мостом у самых ворот. Олмина не выдержала первой: - Карри! Ты где? - звонко разнеслось над сонной долиной. "Началось", - подумал мальчик, выбираясь из-под моста прямо под ноги искавшей его Олмине. - Я здесь, Мина, что случилось? От неожиданности и удивления девочка на мгновение утратила дар речи и только лишь молча ткнула пальчиком в приближающегося всадника. Ларней с изумлением рассматривал маленькую девочку, стоявшую у ворот и мальчишку, выбравшегося из-под моста. Кто это? Дети слуг? Так ужасно одеты, а малышка выгляди почти прозрачной - такая худенькая. Чем ближе он подъезжал, тем больше ему казалось, что в развернувшейся перед ним картине что-то не так, и только когда девочка откинула назад голову, чтобы взглянуть в лицо собеседнику, Император понял в чем дело. Ей было никак не меньше пятнадцати лет, хоть ростом и сложением она напоминала совсем маленькую девчушку, возраст скрадывала худоба, а вот благородные черты Эвардарри не могли исказить ни голод, ни поношенное платье. Это была его сводная сестра Олмина. Хоть он сам и пошел в венценосную родню матери, но, глядя на Императора и эту замарашку, никто бы не усомнился в их родстве. Да, вот и первая ложка твоей дивной похлебки, Ларней! *** Карвис внимательно рассматривал молодого человека верхом на прекрасном коне. От его внимательных глаз не ускользнула ни радость, смешанная с болью, во взоре юноши, ни шитый серебром черный плащ, ни дорогая сбруя жеребца салмирских кровей. А увидев серебряные листья винограда, обвивавшие шею незнакомца, понял, что прежней их жизни пришел конец. В Крепость прибыл Император. Олмина дернула Карвиса за рукав: - Ну, чего молчишь! Кто это, ты знаешь? Мальчик лишь покачал головой: - Надо поклониться, Мина, это знатный господин, - и, поприветствовав подъехавшего юношу, принял у него из рук поводья. - Добро пожаловать домой, Ваше Величество. *** Ни разу за всю свою долгую и наполненную разнообразными событиями жизнь Карвис Лер-Эвардарри ни словом не обмолвился о том, что было сказано между тремя детьми герцогства в одно солнечное утро у ворот одной крепости. А герцогиня Олмина, прекраснейшая и мудрейшая из всех носителей Алой Ленты, только загадочно и мягко улыбалась в ответ на все расспросы детей, внуков и прочих родственников. Но в год, когда Император Ларней передал Серебряный Венец своему сыну Гарсфиду, а сводному брату Десинанду пожаловал титул Первого Легата Империи, имело место одно событие. В начале Благодатной осени, незадолго до дня рождения герцогини, под вечер в Крепость прибыл усталый путник в пропыленном плаще. Так случилось, что госпожа Олмина только что вернулась из поездки в Святую Обитель Утешения духа, где раз в год навещала свою свекровь, и ее кортеж столкнулся с прибывшим на старой аллее перед воротами замка. К удивлению приближенных, герцогиня, покинув паланкин, сама приняла поводья у гостя и, величественным взмахом руки, отослав свиту в Крепость, бережно поддерживая незнакомца, повела его к старому мосту. Там, на обломках обвалившихся блоков первого пролета, они сидели в тени кустов ателия и долго негромко о чем-то беседовали. Когда герцогу, вышедшему встречать супругу, доложили о странном госте, он приказал накрыть торжественный ужин в Малом зале, приготовить горячую ванну и лучшие замковые покои, а сам, не спеша, направился за ворота. *** Торжественной встречи Императора в Главном Мраморном зале Эвардарри не получилось. Когда к герцогине прибыл гонец с вестью о том, что кортеж Венценосца появился на Южной ветви и движется по направлению к Крепости, она, отдав необходимые распоряжения прислуге, поднялась в башню к супругу. К огромному изумлению герцогини, дверь в верхние покои была заперта, а верный страж герцога, обычно дежуривший на площадке и принимавший все донесения от осведомителей, куда-то исчез. Из покоев не доносилось ни звука и, отчаявшись достучаться до супруга, герцогиня поспешила в Мраморный зал, дабы самой встретить пасынка и, оказав ему блестящий прием, поговорить о делах. Мраморный зал был пуст, а стоящий в карауле у дверей стражник доложил герцогине: "Высокие гости потребовали проводить их в покои и подать горячей воды. Но с водой возникло недоразумение, потому что мерзавка Олмина куда-то подевалась, и с самого утра ее никто не видел, а котлы над потухшими очагами висят пустые..." Нет нужды объяснять, что радости герцогине эти новости не прибавили. *** Лишь тенью или призраком можно было назвать теперь, некогда одного из самых блистательных дворян Империи, - герцога Эвардарри. У Ларнея при взгляде на отца защемило сердце. "И это сделал ты!" - мрачно сообщил ему Хранитель, поселившийся в уголке его души после обучения в Обители Света. Возразить было нечего. В полутемных покоях главной башни было тихо и пусто. Пол вокруг алтарного возвышения был устлан пергаментами, вдоль стен стояли бочонки, а у занавешенного тяжелыми темными шторами окна стояло глубокое кресло. В нем, откинув голову на высокую спинку, сидел старик, морщинистой рукой перебиравший листы, лежавшие на коленях. Взгляд, устремленный за горизонт, был тусклым и потухшим. Когда вошедшая последней Олмина тихо вскрикнула, герцог, будто бы пробудившись ото сна, обвел глазами комнату, и горькая усмешка искривила его тонкие губы. - Вот и сам Император почтил вниманием своего недостойного вассала, - прошелестел голос, некогда равно гремевший и над полями сражений и под сводами Зала Справедливого Суда. - Как видишь, я рад этой встрече. Император бросился вперед и, опустившись на колени у кресла, с тревогой заглянул в глаза герцогу. Олмина тихо всхлипывала, уткнувшись в плечо Карвиса. - Отец, я приехал за Слезой, - тихо, но твердо произнес Ларней, - Ты должен освободиться от ее власти, вернуться к семье, стране и подданным! Ты будешь говорить, что я хочу отнять ее у тебя и наслаждаться ее грезами сам, напрасно, - Император решительным жестом подавил возражения отца. - Я создал ее, в надежде спасти тебя, но сам стал причиной всех несчастий, обрушившихся на нашу семью и страну. Я уничтожу ее. Немедленно! - Ларней встал и направился к покрытому воздушным газом алтарю. - Поздно, сын мой! - герцог повернул голову к стоявшим у дверей детям. - Я виноват перед вами, дети мои. Знаю, что дни мои склонились к закату. Небесные Чертоги уже ждут меня. Ты приехал, и это главное. Выслушай же мою волю... Ларней, сорвав покров с алтаря, схватил лежащее на нем маленькое зеркальце и с силой швырнул об пол. Хотя слой пергаментов и смягчил удар, но все же от соприкосновения с каменными плитами пола зеркало разбилось. Раздался перезвон колокольчиков, и в разные стороны брызнули не осколки стекла, а крохотные бриллианты. Они рассыпались по мятым донесениям и те, что попали под падающие из окна лучи света, заискрились тысячами маленьких солнц. - Это твое право, отец мой, - Ларней прерывисто вздохнул и, оторвав взгляд от изумительного сияния на полу, посмотрел герцогу в глаза: - Я смиренно слушаю твою волю и исполню в точности, как повелевает мне сыновний долг. Тот, что выше любого, кроме священного Долга Крови. Он опустился на колени и поманил к себе Олмину и Карвиса. Они подошли и встали рядом, также склонив головы. - Дети мои, я знаю, жизни осталось мне с полгода. Потому повелеваю я, наследный герцог Эвардарри, властью, данной мне Богиней и Императором Авилилоном, следующее... - тут голос его прервал сухой кашель. - Воды, - прошептал герцог. Не долго думая, Ларней вскочил и бросился к ближайшему бочонку. Заглянул - пусто, соседний, рядом - тоже самое. В последнем бочонке в ряду нашлось немного воды на донышке. Зачерпнув остатки священной воды маленьким серебряным ковшичком, Император поднес его отцу. Смочив горло, герцог продолжил: - Дочери моей, Олмине, выйти замуж и разделить правление герцогством Эвардарри с супругом своим, Карвисом Лер-Тироном. Карвису же после женитьбы взять мое имя. Сыну моему, Императору, завещаю править мудро и справедливо, как делал это я в молодости и назначить младшему своему брату наставников, для подготовки Десинанда к паломничеству по Обителям Святых Старцев за Морем, - тут герцога вновь стал терзать приступ кашля. - Отец, ты болен! Позволь мне облегчить твои страдания - искусство врачевателя Император постигает в Обители Моря, а у меня был величайший Наставник, - Ларней протянул к сидящему в кресле герцогу раскрытые ладони, на которых возник полупрозрачный голубой шар. Олмина и Карвис прикрыли рукой глаза, заслоняясь от яркого света, а когда сияние потухло, они увидели герцога, которому Ларней помогал подняться из кресла. - Да, прав я был, отдав тебя Империи, сын. Ты станешь хорошим правителем для нашей страны. Но от старости нет лекарств. А теперь помоги мне спуститься в зал, ибо хочу я объявить о своей воле всем подданным. Да и супруге своей сказать, что Мудрейшая Мать из Обители Утешения Духа примет ее под свое крыло не позднее, чем ляжет первый снег. Олмина не выдержала и, поднявшись на цыпочки, тихо прошептала на ухо Карвису: - Она ни за что не поедет! Ты же знаешь... Герцог обернулся к дочери, и жесткие складки у губ разгладились в улыбке: - Если я сказал, что ее там ждут, значит так и есть. Ты выделишь мачехе почетный эскорт? - спросил он потрясенного Ларнея. - Если такова ваша воля, отец, - Император пребывал в замешательстве. Обитель Утешения служила местом последнего пристанища для скорбных духом и телом, и отправлять туда здорового человека, тем более жену и мать своего ребенка казалось Императору слишком жестоким. *** Появление герцога в пиршественном зале вместе с Императором, пропавшей Олминой и Карвисом, которого никто еще не успел хватиться, произвело на всех обитателей Крепости странное впечатление - все, кроме младшего герцога, сидящего на высоком стульчике во главе одного из боковых столов, попадали на колени и взмолились о пощаде. Заняв место в кресле под балдахином на главном помосте, герцог усадил слева от себя старшего сына, а справа перепуганную Олмину с Карвисом, который очень внимательно наблюдал за парадным входом, надеясь не пропустить момент появления матери. *** Ни разу в жизни Олмина не видела такого чуда, как ожившая статуя, а вот как может живой человек стать каменным, видела. Это удовольствие она наблюдала в день прибытия своего сводного брата и Императора в Крепость. Едва войдя в пиршественный зал, герцогиня была поражена видом валявшихся на полу слуг, но потрясение от созерцания ненавистной падчерицы и никчемного сыночка, нагло восседающих за главным столом рядом с ее супругом и Императором - этого она вынести не могла. Сердце замерло, дыхание прервалось и наводящая ужас на жителей Эвардарри герцогиня окаменела, как герой Элсидис от взгляда чудовища Василиска. По приказу Императора ее отнесли в покои, где ее светлость осмотрел герцогский лекарь, а у дверей предусмотрительный Ларней выставил стражу, как бы чего не вышло. Или не вошло. А после этого по всему герцогству разнеслись радостные вести - герцог спасен от колдовства самим Императором, Наследница Алой Ленты выходит замуж, а герцогиня отправляется в Обитель Утешения духа. Вряд ли кто сможет объяснить отчего, но последняя весть хоть и не была радостной, но вселила в сердца жителей Эвардарри надежду. *** Развеваются флаги на башнях, играет императорский оркестр, весь двор заставлен столами со всяческими яствами и напитками, замок изукрашен цветными лентами и утопает в цветах. Радостное оживление природы наконец-то затронуло и мрачную Крепость. В Эвардарри пришла весна. И она, наконец-то, будет счастливой. В замок собрались почти все жители окрестных селений, прибыли родовитые и именитые соседи. Не каждый день герцог выдает замуж дочь, Наследницу Алой Ленты, венчать которую прибыл сам Император. И торжество было столь же безоблачным, как и небо над головой молодых. Таких юных и прекрасных, что у всех присутствующих захватывало дух. Они уже пережили годы бед, лишений и унижений, но стали от этого только упорнее и мудрее. Ларней сам отдавал судьбу родного герцогства в юные, но надежные руки и он знал, что Черные годы прошли навсегда, а вскоре слава родного Эвардарри вновь разнесется по всему свету, и Наставники за Морем хмыкнут и хитро подмигнут друг другу, когда соберутся в Круге Оборота на исходе лета. *** Начало правления Императора Ларнея было тяжелым. Страна нуждалась в рачительном и мудром хозяине, люди были измучены прошедшими войнами, двор погряз в интригах. Но молодой Император не боялся трудностей. Он преодолевал их с упорством, позволившим ему когда-то создать чудесную и страшную в своем могуществе Слезу Мира. Он много сделал для своей родной страны: упростил судебную систему, снизил налоги, проложил дороги, добился мира с соседями, привел в порядок флот и армию, ввел новые правила возделывания земли. У него учились правители отдельных герцогств и провинций, что, в конечном итоге, привело к тому, что страна стала единым живым организмом, где помыслы каждого о благе своем и Империи. Но самое главное, чему научил Ларней Эвардарри своих подданных, это тому правилу, которым в юности руководствовался его отец: у всего в мире есть свое место, время и предназначение. Да, в годы трудностей время идет медленно, а в дни благоденствия оно пролетает, как табун Эвардаррских аргамаков, но ни печали, ни радости не могут остановить его. Оно идет всегда. Пришли и дни заката для Императора Ларнея. Уже надел Серебряный венок молодой Император Гарсфид и у трона стоит его дядя, надежный как Божественный Колосс, Первый Легат Империи Десинанд Эвардарри, а народ доволен и счастлив, ибо молодой Император не только решителен, прозорлив, воспитан, как подобает, но и истинный сын своего отца. Для Империи начались новые дни, которые в летописях назовут "благословенные годы правления Императора Гарсфида, сына Ларнея из рода Эвардарри", но остались в огромной стране люди, для которых летоисчисление не изменилось. И вот они сидели на обломках старого моста при въезде в Крепость Эвардарри и смотрели на закат. Закат времени правления Императора Ларнея. Это был их закат. Один на троих, как когда-то и то солнечное утро, что им случилось разделить. Закат настал, но они встретили его без сожалений. _____________ (*) Одна метка равна 15 традиционным минутам. (**)Аякк - вьючное безрогое парнокопытное животное, с жесткой черной шерстью, отличается поразительной выносливостью и смирным нравом. (***)Орех буршунди - плод дерева буррух с островов Шунди, по форме напоминает шар с двумя ушками, вытянутыми в противоположные концы, скорлупу имеет очень прочную, используется для изготовления различных емкостей. (****)Линн - редкая птица, живущая среди скал у самой крайней земли за Морем. Ее пух самый теплый, мягкий и легкий. Санкт-Петербург.

Июнь-июль 2006.